Б. Соблюдение шестимесячного срока подачи жалобы
99. Власти утверждали, что заявитель пропустил шестимесячный срок, предусмотренный пунктом 1 статьи 35 Конвенции, при подаче своей жалобы на нарушение статьи 3 в связи с непредоставлением ему медицинской помощи в центре временного содержания. Они утверждали, что дед заявителя вкратце излагал жалобы лишь в своем обращении от 30 ноября 2005 года в органы прокуратуры, которые направили ему ответ 16 декабря 2005 года, то есть более чем за шесть месяцев до подачи жалобы 1 ноября 2006 года.
100. По мнению властей, заявитель также пропустил шестимесячный срок в отношении своей жалобы на нарушение статьи 6 в связи с доследственной проверкой, поскольку пересмотренное постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении заявителя было вынесено 6 июля 2005 года, а на последнюю жалобу деда заявителя по данному вопросу органы прокуратуры ответили 16 декабря 2005 года.
101. Заявитель не ответил на возражения властей, лишь заявив, что постановление Палаты было верным.
102. Власти не заявляли о пропуске шестимесячного срока при рассмотрении дела Палатой, поэтому данный вопрос Палатой не рассматривался. Тем не менее, Суд уже отмечал, что шестимесячный срок — это правило публичного порядка, и, соответственно, у него есть право применять его по собственной инициативе (см. постановление Европейского Суда от 29 июня 2012 года по делу «Сабри Гюнеш против Турции» (Sabri Güneş v. Turkey), жалоба № 27396/06, пункт 29; упоминавшееся выше постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Свинаренко и Сляднев против России» (Svinarenko and Slyadnev v. Russia), пункт 85; постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Блечич против Хорватии» (Blečić v. Croatia), жалоба № 59532/00, пункт 68, ECHR 2006-III; решение Европейского Суда по делу «Уокер против Соединенного Королевства» (Walker v. the United Kingdom), жалоба № 34979/97, ECHR 2000‑I). Более того, Суд принял решение, что, несмотря на требования правила 55 Регламента Суда, власти вправе поднимать вопрос о шестимесячном сроке при рассмотрении дела Большой Палатой (см. упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу «Сабри Гюнеш против Турции» (Sabri Güneş v. Turkey), пункт 30).
|
|
|
103. Соответственно, Большая Палата уполномочена рассматривать вопросы соблюдения шестимесячном срока применительно к жалобе заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции, а также на нарушение статьи 6 в связи с проведением доследственной проверки.
1. Соблюдение шестимесячного срока в отношении жалоб заявителя на нарушение статьи 3 Конвенции
(а) Заявления сторон
104. Власти указали, что из пункта 40 постановления Палаты следует, что дед заявителя подал всего одно обращение в органы прокуратуры от 4 октября 2005 года с жалобой на качество медицинского обслуживания в центре временного содержания. Это произошло более чем за год до того, как заявитель подал жалобу в Суд 1 ноября 2006 года. Однако власти утверждали, что обращение от 4 октября 2005 года не содержало никаких жалоб по поводу качества медицинской помощи и что прокуратура Советского района города Новосибирска ответила на обращение 9 ноября 2005 года. Далее они утверждали, что на аналогичное обращение с кратким изложением жалобы, направленное дедом заявителя в органы прокуратуры 30 ноября 2005 года, прокуратура Новосибирской области ответила 16 декабря 2005 года. При этом власти настаивают, что шестимесячный срок в любом случае был нарушен.
|
|
|
105. Заявитель не прокомментировал данный довод в своих заявлениях в Большую Палату.
(б) Оценка Суда
106. Суд напоминает, что как правило, исчисление шести месяцев начинается с момента вынесения окончательного решения в процессе исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты. В тех случаях, когда у заявителя нет доступных эффективных средств правовой защиты, исчисление этого срока начинается с момента совершения действий или мер, о которых идет речь в жалобе, либо со дня, когда заявителю стало известно о таких действиях или о причиненном ему вреде (см. решение Европейского Суда от 2 июля 2002 года по делу «Деннис и другие против Соединенного Королевства» (Dennis and Others v. the United Kingdom), жалоба № 76573/01). Более того, пункт 1 статьи 35 Конвенции не может быть истолкован как обязывающий заявителя забрать жалобу из Суда до того, как будет окончательно определена его позиция в рамках дела на внутригосударственном уровне. Таким образом, в тех случаях, когда заявитель сначала воспользовался несомненно имевшимся в наличии средством правовой защиты и только впоследствии узнал об обстоятельствах, делающих данное средство неэффективным, Суд полагает, что для целей пункта 1 статьи 35 Конвенции может быть целесообразно начать исчисление шестимесячного срока с того момента, когда заявитель впервые узнал или должен был узнать о таких обстоятельствах (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Варнава и другие против Турции» (Varnava and Others v. Turkey), жалобы №№ 16064/90, 16065/90, 16066/90, 16068/90, 16069/90, 16070/90, 16071/90, 16072/90 и 16073/90, пункт 157, ECHR 2009; и решение Европейского Суда от 4 июня 2001 года по делу «Пол и Одри Эдвардс против Соединенного Королевства» (Paul and Audrey Edwards v. the United Kingdom), жалоба № 46477/99).
|
|
|
107. Возвращаясь к настоящему делу, Суд должен убедиться, что в распоряжении заявителя было эффективное средство правовой защиты и что при наличии такового, он использовал его до того, как обратиться в Суд в рамках установленного срока. При этом Суд не будет рассматривать вопрос, должен ли был заявитель обращаться в суд с гражданским иском, поскольку, как было установлено выше (см. выше пункты 96-98), власти лишились права ссылаться на неисчерпание внутренних средств правовой защиты на данном этапе разбирательства.
|
|
|
108. Прежде всего Суд отмечает, что 28 февраля 2005 года дед заявителя лишился статуса опекуна заявителя и был повторно назначен опекуном лишь в начале 2006 года. Таким образом, в течение всего срока, когда дед не являлся опекуном, заявитель находился под опекой государства, а у деда не было законного права представлять заявителя и защищать его интересы. Поскольку заявитель был отпущен из центра временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей 23 марта 2005 года, в этот период защищать его интересы могло только государство. Соответственно, в течение указанного периода власти не были обязаны отвечать на жалобы деда, касающиеся заявителя, поскольку он не был его опекуном.
109. Тем не менее, Суд отмечает, что дед по-прежнему пытался защищать интересы заявителя. Например, из обращения деда от 30 ноября 2005 года заместителю генерального прокурора следует, что он был извещен о том, что его обращение от 4 октября 2005 года в адрес генерального прокурора было направлено в различные прокуратуры. Более того, в своем обращении от 30 ноября 2005 года дед фактически повторно изложил жалобы на обращение с заявителем в центре временного содержания, а также плохое состояние здоровья последнего, которые он уже указывал в предыдущем обращении от 4 октября 2005 года (см. выше пункт 46). Суд отмечает, что ответ прокурора от 9 ноября 2005 года и прокурора области от 16 декабря 2005 года при этом не содержали какой-либо информации в ответ на жалобы деда на состояние здоровья заявителя или отсутствие лечения в период его нахождения в центре временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей.
110. Более того, Суд обращает внимание на тот факт, что повторного назначения опекуном заявителя дед продолжил добиваться проведения проверки законности задержания заявителя и, рамках указанных разбирательств, поднял вопрос о слабом здоровье заявителя и отсутствии медицинской помощи. В частности, в своей жалобе на постановление от 21 февраля 2005 года, которая рассматривалась председателем Новосибирского областного суда 29 мая 2006 года, дед упомянул диагноз заявителя и невозможность его содержания под стражей в отсутствие медицинской помощи. Председатель областного суда в своем в своем решении ответил, что наличие у заявителя ряда заболеваний не может являться основанием для отмены постановления от 21 февраля 2005 года, поскольку оно уже было исполнено в марте 2005 года.
111. В связи с этим Суд считает, что в отсутствие ответа прокуратур различного уровня на обращения деда, направленные в октябре и ноябре 2005 года, дед, повторно назначенный опекуном заявителя, использовал и другие имеющиеся средства для оспаривания вопроса плохого состояния здоровья заявителя и отсутствия медицинской помощи в центре временного содержания. Поскольку единственный конкретный ответ на данную жалобу содержался в решении суда от 29 мая 2006 года, когда ему по сути разъяснили, что смысла продолжать жаловаться не было, поскольку срок содержания заявителя истек, Суд считает, что в конкретных обстоятельствах данного дела шестимесячный срок должен исчисляться с этой даты, поскольку дальнейшие обращения были заведомо бесперспективны. В Суд жалоба была подана 1 ноября 2006 года, таким образом, жалоба заявителя на нарушение статьи 3 была подана в шестимесячный срок.
112. Следовательно, возражение властей должно быть отклонено.
2. Соблюдение шестимесячного срока в отношении жалоб заявителя на нарушение статьи 6 Конвенции в связи с проведением доследственной проверки
(а) Заявления сторон
113. Власти утверждали, что заявитель также пропустил шестимесячный срок при подаче жалобы на нарушение статьи 6 в связи с проведением доследственной проверки, поскольку пересмотренное постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в отношении заявителя было вынесено 6 июля 2005 года, а на последнее соответствующее обращение деда заявителя органы прокуратуры ответили 16 декабря 2005 года.
114. В связи с этим власти подчеркивают, что настоящее дело включает в себя два отдельных производства, а не одно, как указала Палата в своем постановлении. Первое из них — доследственная проверка, проведенная в соответствии с главами 19 и 20 Уголовно-процессуального кодекса, целью которой было проверить информацию о предполагаемом преступлении, установить наличие достаточных доказательств совершения и необходимость возбуждения уголовного дела. Второе производство — это производство, касающееся помещения заявителя в центр временного содержания в соответствии с статьей 3.1. Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних», которое не требовало проведения доследственной проверки и не ограничивалось рассмотрением информации, полученной в ходе такой проверки. Таким образом, исход первого производства сам по себе не являлся решающим основанием для инициирования второго производства, поскольку в деле заявителя только две последние проверки из пяти повлекли за собой второе производство о помещении его в центр временного содержания, и то только потому, что стало очевидно, что иные профилактические меры не достигли результата. Таким образом, власти не видели оснований рассматривать два отдельных производства в рамках одного процесса, как поступила Палата в своем постановлении, и утверждали, что жалобы заявителя на нарушение статьи 6 должны быть рассмотрены по отдельности в отношении каждого рассматриваемого производства.
115. Заявитель не прокомментировал возражение властей и не указал, должны указанные производства рассматриваться отдельно или совместно. Тем не менее, он указал, что постановление Палаты было верным и должно быть исполнено.
(б) Оценка Суда
116. Суд в первую очередь рассмотрит утверждение властей о том, что доследственная проверка и производство, приведшее к помещению заявителя в центр временного содержания, должны рассматриваться по отдельности, поскольку результат рассмотрения данного вопроса определит, следует ли суду рассматривать возражение властей о несоблюдении шестимесячного срока.
117. Суд признает, что доследственная проверка и процедура размещения формально были двумя самостоятельными процедурами, регулируемыми разными правовыми нормами. Однако он отмечает, что в настоящем деле между ними существует тесная связь, как юридическая, так и фактическая. В частности, внутригосударственные суды в качестве основной причины помещения заявителя в центр временного содержания опирались на тот факт, что он совершил преступление, наказуемое в соответствии с Уголовным кодексом. Районный суд подробно ссылался на свидетельские показания, данные С. и его матерью, и опирался на них и на результаты доследственной проверки при вынесении определения (см. выше пункт 27). Более того, и районный суд и областной суд пришли к выводу, что помещение заявителя в центр временного содержания было необходимым для того, чтобы предотвратить совершение им новых правонарушений, что доказывает, что помещение было прямым следствием результатов доследственной проверки.
118. Соответственно, Суд пришел к выводу, что для целей настоящего дела оба производства должны рассматриваться совместно как единое производство и на основании этого вывода продолжит рассмотрение жалоб заявителя на нарушение статьи 6. Таким образом, возражения властей о несоблюдении шестимесячного срока при подаче жалобы на проведение доследственной проверки должны быть отклонены, поскольку окончательное внутреннее решение, касающееся производства в целом, было вынесено 29 мая 2006 года, когда председатель Новосибирского областного суда оставил без изменений первоначальное решение о помещении заявителя в центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей. Данная жалоба была подана в Суд 1 ноября 2006 года, следовательно, она была подана в шестимесячный срок.
119. Следовательно, возражение властей должно быть отклонено.
III. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 3 КОНВЕНЦИИ
120. Заявитель жаловался на непредоставление ему необходимой медицинской помощи во время нахождения в центре временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей, а также на то, что условия его содержания были бесчеловечными в нарушение статьи 3 Конвенции, которая гласит следующее:
«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию».
А. Постановление Палаты
121. Палата пришла к выводу, что непредоставление необходимой медицинской помощи заявителю в центре временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей являлось бесчеловечным и унижающим человеческое достоинство обращением в нарушение статьи 3. Она отметила в частности, что несмотря на требование представить копию медицинской карты, которая велась в отношении заявителя в центре временного содержания, власти ее не представили, заявив, что карта была уничтожена в соответствии с внутригосударственными нормативно-правовыми актами. При этом указанные акты Суду представлены не были, так же как и не были нигде опубликованы. Палата также отметила, что стандартный срок хранения медицинских карт в Российской Федерации составляет десять лет. С учетом того, что дед заявителя неоднократно информировал органы государственной власти о состоянии здоровья заявителя, Палата не находит оснований сомневаться в том, что сотрудники центра временного содержания были осведомлены о состоянии его здоровья. Отсутствуют доказательства осмотра заявителя неврологом или психиатром во время содержания в центре или получения им выписанных ему лекарственных препаратов. Палата считает такое неоказание медицинской помощи, в результате которого заявитель через день после освобождения был госпитализирован, недопустимым.
122. В свете выводов о наличии нарушения в связи с неоказанием медицинской помощи Палата не считает необходимым рассматривать остальные жалобы заявителя на нарушение статьи 3.
Б. Заявления сторон
1. Заявитель
123. Заявитель подчеркивал, что во время нахождения в центре временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей он страдал от невроза, СДВГ, психопатического поведения и энуреза. Несмотря на то, что, по его признанию, указанные заболевания не требовали срочного медицинского вмешательства в период его содержания в центре, он подчеркнул, что давление, оказанное на него во время его нахождения в отделении милиции и проведенного там же допроса, плюс тридцать суток в центре временного содержания, привели к резкому обострению всех имеющихся заболеваний и необходимости незамедлительного лечения. Это подтверждается медицинскими справками, представленными им в ходе рассмотрения дела Палатой. Данные справки свидетельствуют о том, что он был принудительно госпитализирован в психиатрическую лечебницу сразу после освобождения из центра временного содержания. Он утверждал, что иных возможных причин ухудшения его состояния не было.
124. По его мнению, власти Российской Федерации не приняли своевременных мер для недопущения обострения заболеваний. В частности, он утверждал, что, требуя помещения его в центр временного содержания, начальник отдела милиции Советского района обязан был предоставить районному суду заключение соответствующих медицинских учреждений о наличии или отсутствии медицинских противопоказаний для помещения его в центр временного содержания, включая результаты психиатрического освидетельствования. Тем не менее, подобное заключение не было представлено ни суду, ни центру временного содержания.
125. Заявитель в дальнейшем поддержал свои заявления перед Палатой, утверждая, что и он и его дед информировали педагогов и сотрудников центра временного содержания об имеющихся у него заболеваниях и просил предоставить ему неограниченный доступ к туалету. Тем не менее, эту информацию проигнорировали, что причиняло ему нравственные и физические страдания из-за энуреза.
126. С учетом всех обстоятельств дела, заявитель утверждал, что условия в центре временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей в период его содержания в нем были несовместимы с требованиями статьи 3 Конвенции.
2. Власти
127. Власти утверждали, что жалобы заявителя на нарушение статьи 3 не свидетельствовали о наличии нарушения данного положения.
128. Они напомнили, что личное дело заявителя из центра временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей, которое могло содержать медицинскую карточку с описанием состояния здоровья заявителя на момент поступления, было уничтожено в соответствии с действовавшими в тот момент инструкциями (см. выше пункт 73). Более того, все другие медицинские записи и журналы из центра временного содержания за период нахождения заявителя в нем также были уничтожены, как только они стали «не нужны», поскольку срок хранения подобных документов в период рассматриваемых событий установлен не был. Приказ от 12 мая 2006 года № 340, о котором говорится в пункте 34 постановления Палаты, вступил в силу уже после уничтожения указанных документов.
129. Тем не менее, власти отметили, что «учетно-статистическая карточка» заявителя за период его нахождения в центре временного содержания в сентябре 2004 года и в феврале 2004 года сохранились, поскольку срок хранения указанных документов в соответствии с приказом от 2 апреля 2004 года № 215 был неограничен (см. выше пункт 74). По словам властей, Суд по ошибке назвал данные записи «медицинской картой» в пунктах 32 и 90 постановления Палаты и таким образом пришел к неверному выводу в пункте 90.
130. Они далее утверждали, что, поскольку их уведомили о настоящем деле только 1 октября 2010 года, то есть через пять с половиной лет после обсуждаемых событий и после уничтожения основной части соответствующих записей, им пришлось опираться на заключение руководителя центра временного содержания от 28 декабря 2010 года и объяснения воспитателя указанного центра от 23 декабря 2010 года (см. выше пункт 41). Из указанных документов следует, что все дети, содержащиеся в центре временного содержания, включая заявителя, ежедневно осматривались медицинскими работниками. Это также подтверждается «распорядком дня», утвержденным 17 января 2013 года и представленным Суду. Более того, дети могли в любой момент попросить оказать им медицинскую помощь; в центре имелся надлежащим образом оборудованные медицинские кабинеты; доступ в туалеты не был ограничен; а в ночное время принимались особые меры для детей, страдающих энурезом. Заявитель не обращался с соответствующими жалобами во время своего содержания в центре временного содержания. В связи с этим власти указывают, что несовершеннолетних лиц, содержащихся в центре временного содержания, можно было посещать без каких-либо ограничений, им разрешалось без ограничений общаться по телефону с родственниками, при условии, что это не мешало мероприятиям, предусмотренным распорядком дня. Дед заявителя никогда не утверждал, что ему не позволяли посещать заявителя и при этом не жаловался ни устно, ни письменно в ходе таких посещений.
131. В заключение власти заявили, что в соответствии со штатным расписанием центра временного содержания, действовавшим в период с 18 июня 2003 по 3 октября 2005 года, в центре работали психиатр, педиатр, фельдшер и медицинская сестра. Справка также содержала сведения о том, что качество медицинского обслуживания и условия жизни в центре временного содержания не проходили ведомственные или иные проверки в 2004 или 2005 году. С учетом изложенного выше, и поскольку заявитель не представил документов, подтверждающих его заявления, власти утверждают, что какие-либо сведения, подтверждающие неготовность центра временного содержания к содержанию детей, страдающих энурезом и поведенческими расстройствами, сроком на 30 суток, отсутствуют.
132. Что касается состояния здоровья заявителя, власти указали, что данные о его энурезе отсутствовали как в медицинских документах, предоставленных заявителем (выданных после 2003 года), так и в учетно-статистической карточке заявителя в центре временного содержания. Более того, степень тяжести его заболеваний не упоминается ни в одном из доступных документов. Возвращаясь к поведенческим расстройствам, власти отмечают, что в соответствии с выпиской из истории болезни № 3624 (представленной заявителем Суду в октябре 2007 года), заявитель в период рассматриваемых событий страдал от расстройства социального поведения, которое, скорее всего, было вызвано внешними факторами, а не другими имеющимися у него заболеваниями. По их мнению, заявитель не представил медицинские справки, которые бы подтвердили его утверждения, что данное расстройство не позволяло поместить его в центр временного содержания. Он также не представил заключения медицинской экспертизы, подтверждающее, что пребывание в центре временного содержания привело к ухудшению состояния его здоровья.
133. Соответственно, власти считают, что жалобы не свидетельствуют о наличии нарушения статьи 3.
3. Замечания третьих сторон
134. Психиатрический правозащитный центр (Центр MDAC) подчеркнул, что дети с психическими расстройствами испытывают «двойное неудобство»: и как дети, и как лица с психические расстройства. Такие дети особенно уязвимы для нарушений их прав и у них имеются дополнительные потребности, которые должны быть защищены с помощью жестких и эффективных гарантий. Центр MDAC ссылался на Конвенцию ООН о правах инвалидов (далее — КПИ), а именно на ее основную цель обеспечить равенство и отсутствие дискриминации на любой почве (пункт 2 статьи 5). Он также ссылался на положения КПР, которое предусматривает, что первоочередное внимание должно уделяться наилучшему обеспечению интересов ребенка и что государства-участники должны обеспечить ребенку такую защиту и заботу, которые необходимы для его благополучия (статья 3, см. выше пункт 81). Более того, статья 23 КПР касается именно детей-инвалидов, и Центр MDAC указывает, что Комитет по правам детей в своих Замечаниях общего характера № 9 (2006) описал дальнейшие рекомендации, касающиеся обращения с детьми-инвалидами, совершившими правонарушения. Таким образом, Комитет указал, что дети-инвалиды, находящиеся в конфликте с законом, не должны помещаться в обычные центры содержания под стражей для несовершеннолетних ни в рамках досудебного задержания, ни в качестве наказания (см. выше пункт 83). Центр MDAC подчеркнул, что Суд указывал, что Государства несут обязанность принимать конкретные меры, направленные на эффективную защиту уязвимых лиц от жестокого обращения, о котором власти осведомлены или должны быть осведомлены (ссылаясь на постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «З. и другие против Соединенного Королевства» (Z and Others v. the United Kingdom), жалоба № 29392/95, пункт 73, ECHR 2001-V).
В. Оценка Суда
1. Общие принципы
135. Суд напоминает, что статья 3 Конвенции закрепляет одну из основополагающих ценностей демократического общества, которая в абсолютных выражениях запрещает пытки или бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание (см., среди прочего, постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Станев против Болгарии» (Stanev v. Bulgaria), жалоба № 36760/06, пункт 201, ECHR 2012). Тем не менее, для того, чтобы попадать под действие запрета, содержащегося в статье 3, обращение, которому подвергается или которое испытывает жертва, должно достичь минимального уровня жестокости. Оценка минимального уровня жестокости относительна и зависит от всех обстоятельств дела, таких как длительность жестокого обращения, его воздействие на физическое или психическое состояние здоровья потерпевшего, а в некоторых случаях от пола, возраста и состояния здоровья потерпевшего (см. постановление Европейского Суда от 3 мая 2012 года по делу «M.S. против Соединенного Королевства» (M.S. v. the United Kingdom), жалоба № 24527/08, пункт 38; постановление Европейского Суда по делу «Прайс против Соединенного Королевства» (Price v. the United Kingdom), жалоба № 33394/96, пункт 24, ECHR 2001‑VII).
136. Статья 3 дополнительно налагает на государство обязательство по защите физического благополучия лиц, лишенных свободы, путем предоставления им, среди прочего, необходимой медицинской помощи (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Кудла против Польши», жалоба № 30210/96, пункт 94, ECHR 2000‑XI; постановление Европейского Суда по делу «Муизель против Франции» (Mouisel v. France), № 67263/01, пункт 40, ECHR 2002--IX; и постановление Европейского Суда по делу «Худобин против России» (Khudobin v. Russia), жалоба № 59696/00, пункт 93, ECHR 2006-XII). Таким образом, Суд неоднократно устанавливал, что отсутствие необходимой медицинской помощи может составлять обращение, противоречащее статье 3 (см., например, упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу «M.S. против Соединенного Королевства» (M.S. v. the United Kingdom), пункты 44-46; постановление Европейского Суда от 20 января 2009 года по делу «Венерский против Польши» (Wenerski v. Poland), жалоба № 44369/02, пункты 56-65; и постановление Европейского Суда от 13 июля 2006 года по делу «Попов против России» (Popov v. Russia), жалоба № 26853/04, пункты 210-213 и 231-237).
137. Вопрос «достаточности» медицинской помощи остается наиболее сложным элементом для определения. Суд напоминает, что сам факт осмотра задержанного врачом и назначения ему определенного лечения не означает автоматически, что медицинская помощь была достаточной (см. постановление Европейского Суда от 29 ноября 2007 года по делу «Хумматов против Азербайджана» (Hummatov v. Azerbaijan), жалобы №№ 9852/03 и 13413/04, пункт 116). Власти также должны обеспечить ведение подробной истории состояния здоровья задержанного, его лечения во время нахождения под стражей (см. упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу «Худобин против России» (Khudobin v. Russia), пункт 83), своевременное вынесение точного диагноза и обеспечение должного лечения (см. постановление Европейского Суда от 28 марта 2006 года по делу «Мельник против Украины» (Melnik v. Ukraine), жалоба № 72286/01, пункты 104-106; а также упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу «Хумматов против Азербайджана» (Hummatov v. Azerbaijan), пункт 115). Кроме того, они должны обеспечить систематический и регулярный характер медицинского наблюдения, если это необходимо в связи с состоянием здоровья заключенного, что должно включать в себя всестороннюю стратегию лечения, направленную на адекватное излечение заболеваний заключенного или предотвращение их обострения, а не на симптоматическое лечение (см. упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу «Попов против России» (Popov v. Russia), пункт 211; упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу «Хумматов против Азербайджана» (Hummatov v. Azerbaijan), пункты 109 и 114; постановление Европейского Суда от 27 ноября 2014 года по делу «Амиров против России» (Amirov v. Russia), жалоба № 51857/13, пункт 93). Власти должны также доказать, что были созданы все условия для того, чтобы назначенный курс лечения действительно выполнялся (см. постановление Европейского Суда от 7 ноября 2006 года по делу «Холомьов против Молдовы» (Holomiov v. Moldova), жалоба № 30649/05, пункт 117; и упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу «Хумматов против Азербайджана» (Hummatov v. Azerbaijan), пункт 116). Более того, лечение, предоставляемое в местах лишения свободы, должно быть надлежащим, то есть сравнимым с лечением, которое власти государства обязуются предоставлять всему населению страны. Однако это не означает, что каждому заключенному должно быть гарантированно обеспечено лечение на уровне лучших лечебно-профилактических учреждений за пределами мест лишения свободы (см. постановление Европейского Суда от 7 февраля 2012 года по делу «Кара-Дамиани против Италии» (Cara-Damiani v. Italy), жалоба № 2447/05, пункт 66).
138. В целом, Суд придерживается достаточно гибкого подхода при определении обязательного стандарта медицинского обслуживания, решая этот вопрос в каждом случае отдельно. Этот стандарт должен не только быть совместим с «человеческим достоинством» содержащегося под стражей лица, но также должен принимать во внимание «практические требования заключения под стражей» (см. постановление Европейского суда от 22 декабря 2008 года по делу «Алексанян против России» (Aleksanyan v. Russia), жалоба № 46468/06, пункт 140). Если дело касается детей, Суд считает, что в соответствии с положениями международного права, здоровье несовершеннолетних лиц, лишенных свободы, должно быть защищено в соответствии с принятыми медицинскими стандартами, применяемыми в отношении несовершеннолетних лиц в обществе (см. например, выше пункты 79, 81 и 87: Европейские правила в отношении несовершеннолетних правонарушителей, осужденных к наказаниям и мерам уголовно-правового характера от 2008 года, правила 57, 62.2, 62.5, 69.2, и пункт «d» правила 73; КПР, пункт 3 статьи 3; Гаванские правила, правила 49-53). Власти должны на постоянной основе следовать наилучшим интересам ребенка и ребенку должны быть гарантированы надлежащие забота и защита. Более того, если власти рассматривают возможность лишения ребенка свободы, необходимо провести медицинское освидетельствование для того, чтобы определить, может ли ребенок быть помещен в центр лишения свободы несовершеннолетних.
139. Кроме того, Европейский Суд напоминает, что утверждения о жестоком обращении должны быть подкреплены соответствующими доказательствами. При оценке доказательств Суд придерживается стандарта доказывания «вне разумных сомнений». Однако Суд никогда не стремился заимствовать подход национальных правовых систем, применяющих этот стандарт. Роль Суда состоит не в том, чтобы выносить решение о вине в совершении уголовного преступления или гражданской ответственности, а в том, чтобы определять ответственность Договаривающихся Сторон в соответствии с Конвенцией. В ходе судебного разбирательства Суд не ограничен какими-либо процессуальными барьерами, определяющими допустимость доказательств, или правилами их оценки. Суд делает выводы, которые, по его мнению, подкреплены независимой оценкой всех доказательств, в том числе, предположений, основанных на фактах и заявлениях сторон. В соответствии со сложившейся прецедентной практикой Суда такой критерий доказывания может следовать из совокупности достаточно веских, ясных и согласованных предположений или похожих неопровержимых фактических презумпций. Кроме того, необходимый для достижения определенного заключения уровень убедительности и, соответственно, распределение бремени доказывания по сути связаны со спецификой обстоятельств, характером утверждений и рассматриваемого конвенционного права. Суд также со всей серьезностью относится к решению о том, что Договаривающаяся Сторона нарушила основополагающие права (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Начова и другие против Болгарии» (Nachova and Others v. Bulgaria), жалобы №№ 43577/98 и 43579/98, пункт 147, ECHR 2005‑VII, с дальнейшими ссылками; постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Лабита против Италии» (Labita v. Italy), жалоба № 26772/95, пункт 121, ECHR 2000‑IV;упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу «Амиров против России» (Amirov v. Russia), пункт 80;и постановление Европейского Суда от 10 января 2012 года по делу«Ананьев и другие против России» (Ananyev and Others v. Russia), жалобы №№ 42525/07 и 60800/08, пункт 121).
140. В данной связи необходимо отметить, что разбирательство в рамках Конвенции не всегда предполагает строгое применение принципа affirmanti incumbit probatio(доказывание возлагается на утверждающего). В соответствии с прецедентным правом Суда по вопросу нарушений статей 2 и 3 Конвенции, согласно которой, если рассматриваемые события полностью или в значительной мере относятся к сфере исключительной компетенции властей, как в случае с лицами, находящимися под стражей под контролем властей, возникают обоснованные фактические презумпции в отношении телесных повреждений, ущерба и случаев смерти, имевших место во время содержания под стражей. В таких случаях бремя доказывания может возлагаться на власти, которые должны предоставить соответствующее удовлетворительное и убедительное объяснение (см. постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Чакыджы против Турции» (Çakıcı v. Turkey), жалоба № 23657/94, пункт 85, ECHR 1999-IV; постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу «Салман против Турции» (Salman v. Turkey), жалоба № 21986/93, пункт 100, ECHR 2000-VII; постановление Европейского Суда от 27 сентября 2007 года по делу «Акимов против Азербайджана» (Akimov v. Azerbaijan), жалоба № 19853/03, пункт 92). В отсутствие такого рода объяснений Европейский Суд может сделать выводы, которые могут оказаться неблагоприятными для Властей государства-ответчика (см., например, постановление Европейского Суда от 18 июня 2002 года по делу «Орхан против Турции» (Orhan v. Turkey), жалоба № 25656/94, пункт 274; и постановление Европейского Суда от 5 июня 2012 года по делу «Бунтов против России» (Buntov v. Russia), жалоба № 27026/10, пункт 161).
2. Применение указанных принципов к настоящему делу
141. Суд для начала отмечает, что несовершеннолетний возраст заявителя и его состояние здоровья являются обстоятельствами, имеющими значения для оценки независимо от того, был ли достигнут минимальный уровень жестокости (см. выше пункт 135), и что он обратит особое внимание на принципы, изложенные выше в пункте 138.
142. Суд отмечает применительно к настоящему делу, что власти представили многочисленные документы, подтверждающие их заявления, сделанные перед Большой Палатой, о том, что условия в центре временного содержания были надлежащими, и что заявителю оказывалась медицинская помощь. Тем не менее, абсолютное большинство этих документов датируются периодом с 2008 по 2014 год, то есть через несколько лет после того, как заявитель находился в центре временного содержания и, соответственно, не проливают свет на условия его нахождения там. Более того, что касается заключения начальника центра временного содержания от 28 декабря 2010 года, а также объяснения воспитателя центра от 23 декабря 2010 года, Суд считает маловероятным, что они помнят, жаловался ли ребенок, находившийся в центре временного содержания в течение тридцати суток почти шесть лет назад, на условия и доступ к туалетам, или нет. Кроме того, в ранее вынесенных постановлениях он уже приходил к выводу, что заключения и справки, аналогичные представленным властями Российской Федерации, имели малую доказательственную ценность, поскольку в них отсутствовали ссылки на оригинальную документацию, ведущуюся соответствующей тюрьмой или центром содержания (см. упоминавшееся выше постановление по делу«Ананьев и другие против России» (Ananyev and Others v. Russia), пункт 124 с дальнейшими ссылками).
143. Таким образом, несмотря на то, что Суд не ставит под сомнение заявления о том, что часть документов центра временного содержания, касающихся заявителя, могла быть уничтожена в соответствии с применимыми правилами, действовавшими в тот период, это не освобождает власти от обязательства подтвердить свои замечания о фактах соответствующими доказательствами (там же пункт 125).
144. Стороны представили ряд документов, относящихся к делу, которые позволяют Суду подробно изучить жалобы заявителя. В частности, он считает установленным на основании медицинских справок, поданных заявителем, что он был обследован неврологом и психиатром 27 декабря 2004 года и 19 января 2005 года, то есть немногим более чем за месяц до помещения в центр временного содержания. В указанное время ему были назначены лекарственные препараты, а также регулярное наблюдение у невролога и психиатра, а также регулярные консультации психолога в связи с СДВГ. Он также считает установленным на основании медицинской карточки заявителя, что он был госпитализирован через день после освобождения из центра временного содержания для лечения невроза и СДВГ. Он оставался в больнице, по меньшей мере, до 12 апреля 2005 года, то есть примерно в течение трех недель.
145. Более того, Суд отмечает, что дед заявителя представлял медицинскую справку во время судебного заседания по вопросу помещения заявителя в центр, которое состоялось 21 февраля 2005 года, в качестве доказательства, что заявитель страдал от СДВГ. Тем самым он уведомил власти о состоянии заявителя. В связи с этим Суд отмечает, что сотрудник Инспекции по делам несовершеннолетних присутствовал на судебном заседании 21 февраля 2005 года и что в соответствии со статьей 31.2. Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» на судебном заседании должен был присутствовать и представитель центра временного содержания. Поскольку дед заявителя привлекал внимание к состоянию здоровья заявителя в ходе судебного заседания, соответствующие органы государственной власти, ответственные за размещение заявителя в центре временного содержания, были поставлены в известность о его состоянии.
146. Таким образом, даже если личное дело заявителя в центре временного содержания было уничтожено, Суд считает, что имеются достаточные доказательства, что власти были осведомлены о состоянии здоровья заявителя в момент его помещения в центр временного содержания, а также о том, что он нуждался в лечении. Более того, тот факт, что он был госпитализирован на следующий день после освобождения и пробыл в психиатрической больнице почти три недели, свидетельствует о том, что лечение, необходимое при его состоянии, в центре временного содержания не проводилось. Заявитель, таким образом, представил Суду достаточно серьезное доказательство непредоставления ему необходимого лечения. С учетом изложенных выше соображений (см. выше пункты 142-143), касающихся представленных властями документов и отсутствия других убедительных доказательств, Суд считает, что властям не удалось доказать, что заявитель получал необходимое в его состоянии лечение во время нахождения в центре временного содержания, в котором он пребывал в течение тридцати суток без права покинуть его и находясь под полным контролем и ответственностью персонала центра. В указанных обстоятельствах органы власти были обязаны гарантировать достоинство и благополучие заявителя, а также отвечали, в соответствии с Конвенцией, за получаемое им лечение (см. упоминавшееся выше постановление Европейского Суда по делу «M.S. против Соединенного Королевства» (M.S. v. the United Kingdom), пункт 44).
147. Что касается энуреза заявителя, Суд отмечает, что он не упомянут в медицинских справках от 27 декабря 2004 года и 19 января 2005 года, и что госпитализирован он был не в связи с энурезом. Таким образом, по мнению Суда, заявитель не представил prima facie доказательств наличия у него энуреза, степени его тяжести на момент поступления в центр временного содержания, а также не представил доказательство того, что сотрудники центра знали или должны были знать о наличии у него энуреза. Поскольку большая часть медицинских справок и документов центра временного содержания, касающихся заявителя, была уничтожена, прояснить данный вопрос крайне сложно. С другой стороны, Суд уже установил, что заявитель страдал от СДВГ.
148. Вышеизложенные соображения являются достаточными для того, чтобы Суд мог сделать вывод о допущенном нарушении прав заявителя, предусмотренных статьей 3, в связи с отсутствием необходимого лечения в центре временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей с учетом его несовершеннолетнего возраста и особо уязвимого положения, поскольку он страдал от СДВГ.
149. Соответственно, было допущено нарушение статьи 3 Конвенции.
150. В свете указанных выводов о нарушении статьи 3 и аналогично выводам Палаты, содержащимся в ее постановлении, Суд не считает необходимым рассматривать остальные жалобы заявителя на нарушение данной статьи.
IV. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ ПУНКТА 1 СТАТЬИ 5 КОНВЕНЦИИ
151. Заявитель жаловался на то, что его содержание в центре временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей нарушало пункт 1 статьи 5 Конвенции, которая гласит следующее:
«1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:
(a) законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом;
(b) законное задержание или заключение под стражу (арест) лица за неисполнение вынесенного в соответствии с законом решения суда или с целью обеспечения исполнения любого обязательства, предписанного законом;
(c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения, или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения;
(d) заключение под стражу лица на основании законного постановления для осуществления воспитательного надзора или законное заключение лица под стражу, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом;
(e) законное заключение под стражу лиц с целью предотвращения распространения инфекционных заболеваний, а также законное заключение под стражу душевнобольных, алкоголиков, наркоманов или бродяг;
(f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче».
А. Постановление Палаты
152. В своем постановлении Палата пришла к выводу, что помещение заявителя в центр временного содержания приравнивалось к лишению свободы, поскольку центр был закрытым и охранялся, лиц, содержащихся в нем, планово обыскивали при поступлении, личные вещи подлежали конфискации, а к лицам, содержащимся в нем, применялся дисциплинарный режим.
153. Палата далее учитывала, что размещение не было предназначено для осуществления воспитательного надзора в значении подпункта «d» пункта 1 статьи 5, поскольку в соответствии с национальным законодательством центры временного содержания предназначаются для временного содержания несовершеннолетних в течение времени, пока ищется более подходящий вариант размещения, такой как возврат в семью или помещение в образовательное учреждение. Более того, в национальном праве не предусмотрена организация образовательной деятельности в центрах. Таким образом, Палата пришла к выводу, что центры временного содержания не предназначены для осуществления воспитательного надзора, а также что содержание заявителя в центре не осуществлялось с «целью» образовательного надзора над ним, поскольку он был помещен туда «в исправительных целях» и в целях предотвращения совершения им новых правонарушений.
154. Палата далее пришла к выводу, что помещение заявителя в центр не могло «считаться обоснованно необходимым для предотвращения совершения им правонарушений» в значении подпункта «c» пункта 1 статьи 5, поскольку ни внутригосударственные органы власти, ни власти государства-ответчика не упомянули какое-либо конкретное правонарушение, от совершения которого необходимо было удержать заявителя. Более того, подпункт «с» пункта 1 статьи 5 требует, чтобы заключение, имеющее целью предотвратить совершение лицом правонарушения, было «произведено с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом», чего не было сделано в отношении заявителя, который был помещен в центр временного содержания на основании судебного постановления, вынесенного в конце производства по его делу.
155. Палата далее приняла во внимание, что поскольку заявитель не был признан виновным в совершении правонарушения в силу недостижения установленного законом возраста наступления уголовной ответственности, его заключение не может расцениваться как «законное заключение под стражу лица, осужденного компетентным судом» в значении подпункта «а» пункта 1 статьи 5. Более того, она пришла к выводу, что лишение заявителя свободы не подпадало под требования подпункта «b» пункта 1 статьи 5 Конвенции, и что подпункты «e» и «f» явно не имели отношения к настоящему делу. Соответственно, Палата заключила, что содержание заявителя в центре временного содержания не имело законной цели в соответствии с пунктом 1 статьи 5 Конвенции и, соответственно, являлось произвольным.
Б. Заявления сторон
1. Заявитель
156. Заявитель согласился с аргументацией, изложенной в постановлении Палаты касательно пункта 1 статьи 5. Он был помещен в центр временного содержания на срок тридцать суток «в исправительных целях», который не подразумевает воспитательный надзор в значении подпункта «d» пункта 1 статьи 5. По его мнению, центр временного содержания не являлся учреждением, предназначенным для осуществления воспитательного надзора и, в соответствии со статьей 22 Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних», осуществление образовательной работы с несовершеннолетними не входило в перечень его задач. В соответствии с внутригосударственным правом, центры временного содержания фактически не входили в систему образовательных учреждений. Заявитель также подчеркнул, что существовали специальные закрытые учреждения, в задачу которых входило воспитание и образование детей и подростков с девиантным поведением.
157. Более того, подпункт 2 пункта 2 статьи 22 Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» содержал перечень случаев, в которых несовершеннолетнее лицо могло быть помещено в центр временного содержания (см. выше пункт 66), и случай заявителя не подпадал ни под один из них. Он подчеркнул, что его личность была известна, как и его место жительства, а также что его вина в предполагаемом вымогательстве не была установлена приговором суда. Более того, заявитель отмечал, что в соответствии с пунктом 6 статьи 22 Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних», несовершеннолетнее лицо может содержаться в центре временного содержания в течение времени, минимально необходимого для их устройства, но не более тридцати суток. Это означает, что целью центра временного содержания был не воспитательный надзор, а исключительно лишение свободы несовершеннолетних лиц до того, как они будут переданы опекуну или в специальное образовательное учреждение. В любом случае власти не представили соответствующие документы, подтверждающие проведение с заявителем индивидуальных профилактических бесед, либо проведение школьных занятий во время его содержания в центре.
158. В заключение заявитель указал, что его помещение в центр временного содержания не преследовало ни одну из целей, указанных в подпунктах «а», «b» или «c» пункта 1 статьи 5.
159. Он пришел к выводу, что содержание было незаконным, поскольку оно не соответствовало рамкам, установленным пунктом 1 статьи 5 Конвенции.
2. Власти
160. Власти заявили, что содержание заявителя в центре временного содержания осуществлялось в соответствии с подпунктом «d» пункта 1 статьи 5 Конвенции, поскольку решение о нем было принято в целях «воспитательного надзора». Они отметили, что национальные суды одобрили помещение заявителя в центр временного содержания, чтобы предотвратить совершение им правонарушений в дальнейшем путем его исправления с помощью индивидуальной профилактической работы, в соответствии с подпунктом 4 пункта 2 статьи 22 Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних». Они указывали, что иные профилактические меры, принятые ранее, не привели к улучшению поведения заявителя, а также что его семья ранее была неспособна обеспечить надлежащий контроль. В связи с этим власти обратили внимание на проблемное прошлое заявителя с родителями-алкоголиками, неоднократные помещения его в детские дома, антисоциальное и агрессивное поведение и совершение правонарушений, в результате которых он состоял на учете в Инспекции по делам несовершеннолетних в период с 2002 по 2005 года. Они отметили, что материалы дела, касающиеся профилактического надзора за заявителем, были уничтожены в 2011 году.
161. Более того, власти указали, что индивидуальная профилактическая работа, предусмотренная Законом о несовершеннолетних правонарушителях, включает в себя элементы воспитательного надзора и его применение в центре временного содержания было обоснованно необходимым в ситуации заявителя. Поскольку личное дело заявителя в центре было уничтожено в соответствии с внутригосударственными правилами, власти опирались на другие документы, которые косвенно подтверждали, что индивидуальная профилактическая работа, которая проводилась с заявителям во время его нахождения в центре, такие как личная характеристика заявителя без указания даты, выданная центром временного содержания по запросу его представителя (представлена Суду дедом заявителя в 2007 году). Они также опирались на ряд документов, чтобы доказать, что центры временного содержания в целом были предназначены для обеспечения «воспитательного надзора» и среднего школьного образования, например, штатное расписание, утвержденное 18 июня 2003 года; договоры от 1 сентября 2004 года и 1 сентября 2005 года между центром временного содержания и школой № 15 города Новосибирска об оказании образовательных услуг несовершеннолетним, содержащимся в центре; а также лицензию, выданную указанной школе и действовавшую в период с 4 сентября 2002 года по 19 июня 2007 года на работу с консультационными и образовательными центрами временного содержания.
162. Власти также утверждали, что режим в закрытых образовательных учреждениях, предусмотренный пунктом 4 статьи 15 Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних», был схож с режимом в центрах временного содержания, предусмотренным подпунктом 4 пункта 2 статьи 22Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних». Несмотря на то, что формулировки указанных положений делали акцент на различных моментах, сущность, методы и цели работы, проводимой с несовершеннолетними, одинаковы в обоих типах учреждений. Разница заключается лишь в сроках пребывания. Основные задачи закрытых образовательных учреждений, указанные в статье 15 Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних», в полном объеме применимы и к центрам временного содержания.
3. Замечания третьей стороны
163. Психиатрический правозащитный центр указал, что в соответствии с пунктом «b» статьи 37 КПР, арест, задержание или тюремное заключение ребенка осуществляются согласно закону и используются лишь в качестве крайней меры на как можно более короткий период времени (см. выше пункт 82). Он также указал, что Комитет по правам ребенка в своих Замечаниях общего характера № 9 (2006) указал, что «дети-инвалиды, находящиеся в конфликте с законом, не должны помещаться в обычные центры содержания под стражей для несовершеннолетних ни в рамках досудебного задержания, ни в качестве наказания. Лишение свободы должно применяться только в случае необходимости в целях предоставления ребенку надлежащего обращения... а ребенок должен помещаться в учреждение, имеющее специально обученный персонал» (см. выше пункт 83). Более того, правило 28 Гаванских правил (см. выше пункт 87) предусматривает, что несовершеннолетние должны содержаться только в условиях, которые полностью учитывают их особые потребности, статус и специальные требования в соответствии с их возрастом, индивидуальностью, полом и видом правонарушения, а также психическим и физическим состоянием и которые максимально защищают их от вредного влияния и попадания в опасные ситуации.
В. Оценка Суда
164. Прежде всего Суд отмечает, что власти не поддержали свои заявления о том, что помещение заявителя в центр временного содержания не подпадало под действие статьи 5 Конвенции, поскольку такое помещение не являлось лишением свободы. В любом случае, Суд подтверждает, что выводы Палаты, согласно которым помещение заявителя на тридцать суток в центр временного содержания соответствует лишению свободы в значении пункта 1 статьи 5, в частности, отмечая, что центр был закрытым и охраняемым, с круглосуточным надзором за лицами, содержащимися в нем с целью удостовериться, что они не покидают территорию без разрешения, а также с установленным дисциплинарным режимом, поддерживаемым дежурным нарядом милиции (см. выше пункты 71-72).
165. Более того, заявитель указал, что помещение его в центр временного содержания не подпадало под действие подпунктов пункта 1 статьи 5, в то время как власти в своих замечаниях, предоставленных Большой Палате, утверждали, что помещение соответствовало подпункту «d» пункта 1 статьи 5, не утверждая, что оно подпадало под какой-либо из иных подпунктов указанного положения. В данной связи, соглашаясь с выводами Палаты, что помещение заявителя не подпадало под действие подпунктов «a», «b», «c», «e» и «f» пункта 1 статьи 5 Конвенции (см. постановление Палаты, пункты 117-127), суд сконцентрируется на рассмотрении вопроса о том, соответствовало ли помещение заявителя в центр временного содержания положениям подпункта «d» пункта 1 статьи 5.
166. Суд напоминает, что список исключений в отношении права на свободу, перечисленный в пункте 1 статьи 5, является исчерпывающим, и только узкое толкование этих исключений согласуется с целью этого положения, которая состоит в недопущении произвольного лишения свободы (см., среди прочих источников, постановление Европейского Суда от 1 июля 1997 года по делу «Джулия Мандзони против Италии» (Giulia Manzoni v. Italy), пункт 25, Сборник постановлений и решений 1997‑IV). Более того, в контексте заключения несовершеннолетних слова «воспитательный надзор» не должны жестко приравниваться к понятиям школьного обучения: применительно к молодым людям, находящимся под надзором местных органов власти, воспитательный надзор должен включать множество аспектов реализации местными властями родительских прав в интересах и для защиты указанных лиц (см. постановление Европейского Суда от 30 октября 2012 года по делу «П. и С. против Польши» (P. and S. v. Poland), жалоба № 57375/08, пункт 147; постановление Европейского Суда по делу «D.G. против Ирландии» (D.G. v. Ireland), жалоба № 39474/98, пункт 80, ECHR 2002‑III; и решение Европейского Суда от 12 октября 2000 года по делу «Конярска против Соединенного Королевства» (Koniarska v. the United Kingdom)
167. Более того, содержание под стражей для осуществления воспитательного надзора согласно подпункту «d» пункта 1 статьи 5 Конвенции должно проходить в надлежащем учреждении, имеющем ресурсы, соответствующие необходимым образовательно-воспитательным целям и требованиям безопасности. Тем не менее, помещение в подобное учреждение не обязательно должно быть безотлагательным. Подпункт «d» не исключает применения обеспечительной меры в качестве предварительного условия для режима контролируемого образовательно-воспитательного процесса, которая сама по себе не предполагает контролируемый образовательно-воспитательный процесс. Несмотря на это, в подобных обстоятельствах после применения временной обеспечительной меры следует в короткие сроки ввести режим контролируемого образовательно-воспитательного процесса в специально созданных условиях (открытого или закрытого образовательного учреждения) с использованием ресурсов, достаточных для данной цели (см. постановление Европейского Суда от 29 февраля 1988 года по делу «Буамар против Бельгии» (Bouamar v. Belgium), пункты 50 и 52, Series A № 129; и упоминавшееся выше постановление по делу «D.G. против Ирландии» (D.G. v. Ireland), пункт 78).
168. В настоящем деле из соответствующих положений Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних» следует, что помещение в подобный центр должно носить временный характер (что следует из наименования организации) и на наиболее короткий возможный период, не более 30 суток. Таким образом, в частности, несовершеннолетнее лицо может быть помещено в подобный центр пока устанавливается его личность и место проживания, либо на период, необходимый для подготовки его перевода в закрытое образовательное учреждение, либо в случае побега (подпункты 2-4 пункта 2 статьи 22 Закона «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних»). Тем не менее, ни одна из указанных причин не относится к настоящему делу, поскольку помещение заявителя имело «исправительные» цели. В любом случае, различные причины помещения несовершеннолетних лиц в центр временного содержания, предусмотренные Законом о несовершеннолетних правонарушителях, свидетельствуют о том, что целью такого помещения является временное размещение до того, как будет найдено постоянное решение, а не для целей воспитательного надзора.
169. По мнению Суда, несмотря на заявления властей, помещение заявителя в центр временного содержания невозможно сравнить с помещением в закрытое учебное заведение, которое является отдельным видом долгосрочных мер, направленных на то, чтобы помочь несовершеннолетним с серьезными проблемами (см. для сравнения постановление Европейского Суда от 29 ноября 2011 года по делу «А. и другие против Болгарии» (A. and Others v. Bulgaria), жалоба № 51776/08, пункты 66-74). Как было отмечено выше, помещение в центр временного содержания является краткосрочным, временным решением, и Суду не ясно, каким образом какой-либо полноценный воспитательный надзор, имеющий целью изменить поведение несовершеннолетнего и обеспечить ему надлежащее лечение и реабилитацию, может быть осуществлен в течение тридцати суток.
170. Что касается заявлений властей о том, что заявитель получал образование в центре временного содержания, Суд считает, что документы, на которые опирались власти, лишь доказывают, что с местной школой был заключен договор об оказании образовательных услуг несовершеннолетним лицам, находящимся в центре временного содержания, который действовал в период нахождения там заявителя. В данной связи Суд считает, что обучение по стандартной школьной программе должно быть нормальной практикой для всех несовершеннолетних, лишенных свободы, за которых отвечает государство, даже когда они находятся в центре временного содержания в течение ограниченного периода времени, чтобы избежать пробелов в образовании. Это также подтверждается международными документами, касающимися лишения несовершеннолетних свободы (см., например, Европейские правила для несовершеннолетних правонарушителей, по отношению к которым применены санкции или ограничительные меры уголовно-правового характера 2008 года, правила 77, 78.3 и 78.5; Рекомендации Совета Европы по правосудию, дружественному к ребенку, Рекомендации 21 и 28; Пекинские правила, правило 26.2, а также Гаванские правила, правило 38. Все указанные источники были упомянуты выше в пунктах 79, 80, 86 и 87 соответственно). Соответственно, хотя Суд согласен, что какие-то занятия в центре проводились, он считает, что это не доказывает заявление властей о том, что целью помещения в центр заявителя был «воспитательный надзор». Напротив, центр характеризовался, в первую очередь, дисциплинарным режимом, а не обучением, которое там предоставлялось.
171. Суд также считает важным, что ни один из внутригосударственных судов, рассматривавших постановление о помещении в Центр, не указал, что целью такого размещения было образование. Наоборот, они ссылались на «исправительные цели», а также необходимость предотвращения совершения им новых правонарушений. При этом ни то, ни другое не является законным основанием, предусмотренным подпунктом «d» пункта 1 статьи 5 Конвенции. Фактически Суд считает, что «исправительные цели» соотносятся с целями уголовного наказания, содержащимися в части 2 статьи 43 Уголовного кодекса, а также в части 2 статьи 87 того же Кодекса для несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет (см. выше пункты 57-58).
172. В свете вышеизложенного, Суд считает, что помещение заявителя в центр временного содержания не соответствовало положениям подпункта «d» пункта 1 статьи 5 Конвенции. Поскольку Суд уже установил, что содержание не соответствовало ни одному из подпунктов указанной статьи, Суд считает, что было допущено нарушение пункта 1 статьи 5.
V. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ НАРУШЕНИЕ СТАТЬИ 6 КОНВЕНЦИИ
173. Заявитель также жаловался, что разбирательства, касающиеся его помещения в центр временного содержания, были несправедливыми. В частности, он утверждал, что сотрудники милиции допрашивали его в отсутствие опекуна, адвоката или педагога, а также, что у него не было возможности провести перекрестный допрос свидетелей, дающих показания против него в ходе указанного разбирательства. Он опирался на пункты 1 и 3 статьи 6, которые, в соответствующих частях, гласят:
«1. Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. ...
…
3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:
…
(c) защищать себя лично или через выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;
(d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него ...»
Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 208; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!