Гг. — открытие Русской духовной миссии в Пекине.

Периоды пребывания русских духовных миссий в Китае:

№	Годы пребывания	Глава миссии	№	Годы пребывания	Глава миссии
1.	1716–1728	Архимандрит Илларион /Лежайский/	11.	1830–1840	Архимандрит Вениамин /Морачевич/
2.	1729–1735	Архимандрит Антоний /Платковский/	12.	1840–1849	Архимандрит Поликарп /Тугаринов/
3.	1736–1745	Архимандрит Илларион /Трусов/	13.	1850–1858	Архимандрит Палладий /Кафаров/
4.	1745–1755	Архимандрит Гервасий /Линцевский/	14.	1858–1864	Архимандрит Гурий /Карпов/
5.	1755–1771	Архимандрит Амвросий /Юматов/	15.	1865–1878	Архимандрит Палладий /Кафаров/
6.	1771–1781	Архимандрит Николай /Цвет/	16.	1879–1883	Архимандрит Флавиан /Городецкий/
7.	1781–1794	Архимандрит Иоаким /Шишковский/	17.	1884–1896	Архимандрит Амфилохий /Лутовинов/
8.	1794–1807	Архимандрит Софроний /Грибовский/	18.	1896–1931	Епископ Иннокентий /Фигуровский/
9.	1807–1821	Архимандрит Иакинф /Бичурин/	19.	1931–1933	Епископ Симон /Виноградов/
10.	1821–1830	Архимандрит Пётр /Каменский/	20.	1933–1956	Епископ Виктор /Святин/

1719–1721 гг. — русская дипломатическая миссия капитана гвaрдии Преображенского полка Льва Васильевича Измайлова.

Посольство Л.В. Измайлова (1685–1738) должно было добиваться возобновления прерванной русской торговли в Пекине; попытаться оставить в столице Китая для защиты российских интересов резидента (консула) и вице-консулов (где только возможно); постараться получить разрешение на постройку русской церкви в Пекине (на территории русского посольства, не там где жили пленные албазинцы). Пётр I приказал даже уступить требованиям цинских дипломатов, предъявленным через миссию (1692–1695) Избранда Идеса (1657–1708/09), и поставить в грамотах имя цинского императора выше своего.

Русская дипломатическая миссия Л.В. Измайлова (свита 90 человек) была отправлена указом царя от 16 июня 1719 г., в сентябре 1719 г. выехала из Москвы, в конце мая 1720 г. прибыла в Иркутск, в середине ноября 1720 г. — в Пекин. Поскольку в грамоте, адресованной Канси (Сюань Е), Пётр I поставил лишь свою подпись, не указав титула, то не было споров о титуловании, а так как Л.В. Измайлов исполнил ритуал коутоу, то и приём ему был оказан весьма любезный. Во время аудиенции у императора Канси просил передать Петру I (помимо официальной грамоты): «…чтобы тот хранил своё здоровье и не доверялся бы морю; и что причин к войне или неудовольствиям у России с Китаем не существует».

Однако переговоры (10 раундов с 28 ноября 1720 г. по 23 февраля 1721 года) в Палате внешних сношений (Лифаньюане) проходили трудно. После долгих споров русский посол всё же добился разрешения на пропуск каравана Ф.С. Истопникова в Пекин и на присутствие секретаря посольства Лоренца Ланга в столице до прибытия купцов, но принять постоянного русского консула маньчжурские власти отказались. В то же время цинская дипломатия выдвинула территориальные притязания на Забайкалье, Урянхайский край и верховья Иртыша. В своей грамоте цинское правительство заявило, что русские построили Нерчинск, Удинск и Селенгинск уже после заключения Нерчинского договора (1689). Одновременно маньчжурские власти предложили перенести основной сухопутный путь сообщения между двумя империями на Иртыш и Алтай, тем самым отдаляя русских от Забайкалья и Приамурья. Л.В. Измайлов высказался категорически против этого предложения. И, конечно, маньчжуры упорно требовали достижения договорённостей о дальнейшем разграничении границы в Забайкалье и выдачи перебежчиков. Когда российскому послу уже почти удалось достичь соглашения о «размене перебежчиков», новая партия монголов (700 человек) перешла на русскую сторону. Не заключив никакого соглашения, Измайлов выехал из Пекина, оставив за себя секретаря посольства Лоренца Ланга.

После этого торговые операции каравана Ф.С. Истопникова в столице Поднебесной империи были крайне неудачны, так как цинские власти чинили различные препятствия русским купцам. Лангу, который попытался отстаивать интересы русских торговцев, было предъявлено требование вернуть бежавших монголов и, прекратив торговлю, выехать из китайской столицы. Цинские чиновники заявили Лангу: «Россия давно уже прельщает [нaс] надеждой урегулировать пограничные дела, установив окончательно границы между двумя государствами, но не проявляет ни малейшего труда исполнить это». После 1,5-годичных безуспешных усилий Ланг в августе 1722 г. выехал из Пекина обратно в Россию.

1725–1728 гг. — русское посольство в КитайС.Л. Рагузинского-Владиславича[36].

В конце августа 1726 г. на границе у речки Буры (приток реки Орхон) состоялась встреча Владиславича с цинскими уполномоченными Лонготу и Сыгэ[37]. Речка (большой ручей) Бура (Боро) к югу от Селенгинска считалась границей Халха-Монголии и России. Посольский караван, сопровождаемый дорги амбанемСыгэ, двинулся к Пекину1 сентября 1726 г., куда прибыл в середине октября 1726 года.

Три этапа переговоров:

Первый (пекинский) этап—15 ноября 1726 г. – 19 апреля 1727 г.

Цинские дипломаты-переговорщики с российским посланником в Пекине также были высокого ранга: во главе их находился президент Министерства чинов(Либу) Чабина, его помощниками были президент Палаты /Департамента/ внешних сношений (Лифаньюаня) Тэгут /кит. Тэгучэн/ и вице-президент Военного министерства(Бинбу) Тулишэнь /кит. Туличэнь/. После их отстранения от переговоров императором Юнчжэном — два новых высших сановника Малое и Фулое.

На этом этапе разрабатывался проект будущего договора (Кяхтинского), который регулировал бы взаимоотношения государств, но цинская сторона настояла, чтобы до его подписания был бы подписан договор о разграничении земель в Забайкалье (Буринский).

Второй (буринский) этап — 16 мая 1727 г. – 20 августа 1727 г. (на берегу р. Бура)

Цинскую империю представляли дипломаты:циньван Цэрэн-ван /Цэлин/, князь 2-й степени, зять императора; Лонготу /Лункэдо/, в июне отозванный императором Юнчжэном обратно в Пекин; нэйдачэнь Сыгэ и шилан Тулишэнь. Русскую сторону представляли С.В.Владиславич-Разузинский, С.А. Колычев, Л. Ланг, И.И.Глазунов.

Третий (кяхтинский) этап — 10 марта 1728 г. – 14 июня 1728 г.

Буринскийпредварительный (прелиминарный) договор, подписанный20 августа 1727 г., наметил в общих чертах прохождение граничной линии от верховьев Аргуни до пределов Джунгарского ханства. В его заключительной части подчеркивалось, что он составит 11-ю статью того договора из десяти статей, который уже был согласован в Пекине (проект русского посла от 21 марта 1721 г., одобренный императором Юнчжэном).Он определил делимитацию[38] пограничной линии к востоку и западу от точки, лежащей посредине между русским караулом на речке Кяхте[39] и маньчжурским военным постом на сопке Орогойту. После его подписания русская сторона настояла на демаркации границы.

Когда цинские представители узнали практические результаты демаркации, позволившие русским вывести границу к верховьям Аргуни, они стали настаивать на пересмотре положений Буринского договора. Но Владиславич-Рагузинский категорически отверг эти попытки. Ввиду договоренности сторон о включении Буринского договора в состав общего трактата, 10 пунктов которого уже были согласованы Владиславичем в Пекине, российский посланник ещё до начала работы демаркационных комиссий отослал в столицу Цинской империи для подписания объединённый проект договора.

14 июня 1728 г. на речке Кяхте, где сооружалась слобода для открытия пограничной торговли, состоялся размен (обмен) подписанных экземпляров нового договора — Кяхтинского трактата.

Кяхтинский трактат, определивший условия политических и экономических взаимоотношений России и Китая и зафиксировавший границу в районе Монголии, состоял из 11 статей.

Статья 1 обязывала подданных обоих государства соблюдать мир, соответственно государства должны были отвечать за действия своих подданных.

Статьёй 2 предавались забвению все накопившиеся к 1727 г. дела о перебежчиках, в то же время стороны обязывались впредь производить взаимную выдачу перебежчиков «без промедления».

Статья 3 повторяла содержание Буринского договора, но была написана уже с учётом того, что граница демаркирована (разграничена на местности)

Статьи 4 разрешала торговлю русских в Пекине, но ограничивала её присылкой одного каравана раз в три года, и численностью не более 200 человек. Наряду с этим предусматривалось и открытие пограничной торговли в двух пунктах на границе — в Кяхте и в Цурухайту.

Статья 4 была определённой уступкой цинской стороны, незаинтересованной в расширении политических и экономических отношений с Россией, за столь желаемое ей разграничение территорий в районе Халха-Монголин. Однако эта статья, регламентировавшая торговлю, вводила для русских купцов различные ограничения (даже по сравнению с Нерчинским договором). Примечательно, что квота в 200 чел. была установлена Цинской империей ещё в 1683 г. для караванов, приходивших из Джунгарии, и имела целью нанести экономический ущерб Ойратскому ханству, а многочисленные просьбы Галдан-хана на доступ его подданных в Китай были тогда отвергнуты цинским правительством. Что касается пограничной торговли, то цинские власти отказались в итоге открыть торг на аргуньской границе, близ урочища Цурухайту, сосредоточив тем самым все торговые операции в Кяхте.

Статья 5 юридически оформила пребывание в Пекине Российской Духовной миссии (из 10 членов которой 4 были священнослужителями, а 6 — учениками, направлявшимися для изучения китайского и маньчжурского языков).

Маньчжурские представители специально оговорили в договоре, что члены Российской Духовной миссии и приезжавшие в Пекин купцы должны находиться на иждивении цинского правительства. Цинский императорский двор упорно отказывался рассматривать их иначе как гостей богдыхана, имеющих возможность пребывать в Пекине лишь по его милости.

Статья 6 устанавливала, что переписка между государствами будет осуществляться от имени правительствующего Сената или тобольского губернатора с русской стороны и Лифаньюаняили ургинских пограничных управителей — с китайской.

Принятие статьи 6 стало итогом многих десятилетий становления и развития русско-китайских отношений, и результатом достижения компромиссного решения с целью разрешения многолетнего спора о взаимном титуловании императоров в присылаемых грамотах. Цинское правительство упорно продолжало рассматривать Россию не как равного партнера в международных отношениях, а как порубежное данническое государство, что и было отражено маньчжурскими дипломатами в тексте договора.

У Э.-И. Идеса цинские власти вообще не приняли грамоту, так как титул царя стоял до титула китайского императора. В грамоте, отправленной с посольством Л.В.Измайлова, чтобы обеспечить успех переговоров, Пётр I решил проблему просто и в своём стиле: царский титул был вообще опущен, и под грамотой стояла его личная подпись.

В ходе переговоров С.Л. Владиславича-Рагузинского первоначально стороны условились вести переписку от имени министров цинских к министрам российским без упоминания названий учреждений — Сената и Лифаньюаня. Однако впоследствии русский посол пошёл на значительную уступку другой стороне, приняв ст. 6 Кяхтинского трактата. Дело в том, что Сенат и Лифаньюань имели разный внутригосударственный статус. Цинская дипломатия настояла на том, что в новом порядке переписки к Сенату, верховному законодательному учреждению России, приравняли не аналогичный орган при цинском правительстве — Нэйгэ (Дворцовая канцелярия) или — позднее — Цзюньцзичу (Государственный совет), а Лифаньюань — Палата /Департамент, Трибунал/ внешних сношений.Лифаньюань же, в котором был специальный «русский стол» (элосыгуань), был даже не министерством иностранных дел (Вайубу), а лишь его департаментом, который ведал связями с пограничными странами на севере и западе Цинской империи: Монголией, Тибетом, Цинхаем, Синьцзяном (с 1758 г.), с Россией (до 1880 г.).

Тем самым переписка между Сенатом и Лифаньюанем принижала международно-дипломатический статус Российской империи и символизировала её «даннический» характер отношений с империей Цин. Маньчжурская сторона упорно и неустанно подчёркивала это и в дальнейшей дипломатической переписке. В «листах», присылавшихся к русскому двору из Пекина, титул российской императрицы писался как катунь хань (с точкой). Катунь — «княгиня, принцесса, королева», хaнь — маньчжурская буква, которая, будучи с точкой, вместе со словом катунь означала: «принцесса, под протекцией /покровительством/ находящаяся», «вассал», «данник».

Фактически же Лифаньюань являлся лишь передаточной инстанцией, где выполнялись только переводы присылавшихся из России грамот, а все внешнеполитические решения принимались в Цзюньцзичу. В документах на русском языке, хранящихся в фондах династии Цин Первого исторического архива Китая, имеются многочисленные пометки о передаче из Цзюньцзичурусских грамот для перевода в Лифаньюаньи о возвращении их затем обратно в Цзюньцзичу. Государственный Совет империи Цин занимался не только перепиской с Сенатом, но и корреспонденцией по пограничным и другим вопросам с иркутскими губернаторами.

Статья 7 вновь подтверждала, что земли в районе р. Уды, впадающей в Охотское море, остаются неразграниченными на неопределенный срок.

Эта статья обеспечила русскому правительству возможность вернуться к разграничению в Приамурье в удобный для себя момент.

Статья 8 возлагала урегулирование местных пограничных споров на пограничных администраторов обеих сторон.

Заключительные 9–11 статьи определяли порядок приёма послов, юрисдикцию и наказание нарушителей границы и правила ратификации договора посредством размена его экземпляров.

Статья 10, определявшая жестокие меры наказания нарушителям границы (казнь), была прописана под давлением цинских представителей. Впоследствии цинское правительство требовало неукоснительного соблюдения данной статьи, без учёта того или иного конкретного случая. Правительство России, разумеется, не могло предавать казни перебежчиков-монголов, переход которых в её подданство в середине XVIII в. принял массовый характер. Почему Россия соглашалась на заранее неисполнимое условие? Она во что бы то ни стало стремилась поддерживать мирные торговые сношения с Китаем, при этом оставляла за собой право собственного нравственного понимания и толкования международно-юридических актов.

Таким образом, Кяхтинский договор[40], подписанию которого предшествовало три этапа переговоров (пекинский, буринский и кяхтинский), стремился разрешить три главных вопроса: о границах, о способе дипломатических сношений и о торговле. Заключение трактата было вызвано территориальным сближением как России с Китаем, так и Китая с Россией; а также их экономическим развитием. Продвижение русских на восток, внутрь сибирских пространств, вплотную приблизило российские владения к китайским границам; и напротив; расширение границ Цинской империи до Халхи-Монголии и Северной Маньчжурии вплотную пододвинуло их к пределам Российской империи.

Подписанный Кяхтинский трактат удовлетворил обе стороны, достаточным доказательством чего является тот факт, что он сохранялся почти без изменений до середины XIX в., да и потом был не столько переиначен, сколько дополнен. Статьи Кяхтинского трактата (1727–1728), определявшие связи двух государств в ХVIII – первой половине XIX вв., дважды подтверждались и уточнялись соглашениями в Кяхте — в 1768 и 1792 гг. Заключение договора означало совпадение интересов обеих империй, но мотивы, побудившие их идти на переговоры и заключение договора, сильно отличались.

Нерчинский договор, Буринский и Кяхтинский определялиприграничное положение в Приамурье до середины XIX века.

1757–1758 гг. — дипломатическая миссия в Пекин бывшего русского резидента в Персии, канцелярии советникаВасилия Фёдоровича Братищева.

Выехал из Москвы 27 января 1757 г., 29 августа того же года прибыл в Пекин, из которого отправился в обратный путь 4 октября 1757 г. и прибыл в Петербург 12 июля 1758 года. В сентябре 1757 г. Братищев совершил поездку из Пекина в Жэхэ — летнюю резиденцию императора Цяньлуна, где богдыхан находился с министрами и двором на охоте. Дипломатические цели миссии Братищева не были выполнены: на главные ходатайства российского правительства (об отправке цинского посольства в Россию и разрешении плавания русских судов по Амуру) был получен отказ. Цинские власти согласились только допустить в Пекин студентов для изучения китайского и маньчжурского языков.

1762–1763 и 1767–1768 гг. — посещение Пекина русским правительственным курьеромИваном Ивановичем Кро́потовымс известием о восшествии на российский престол нового монарха и о намерении отправить в Цинскую империю русское посольство, а также с целью передачи содержания и жалованья православной миссии.

Кропотов выехал из Пекина 12 августа 1763 г., так и не получив ответную грамоту Сенату от Лифаньюаня.Ответный лист цинского правительства вызывающего содержания был направлен в Россию в 1764 году.После такого ответа всякая официальная переписка русского и цинского правительств была прекращена, в связи с этим остановилась и русско-китайская торговля в Кяхте. Такое положение дел продолжалось до 1767 г., когда цинская сторона сама изъявила желание возобновить дипломатические отношения. Кропотов второй раз посетил Пекин. Результатом этой поездки стало подписание 18 октября 1768 г. отдельного межправительственного российско-китайского акта, или дополнения к Кяхтинскому трактату (1727–1728), согласно которому была юридически узаконена замена учеников в Русской духовной миссии в Пекине.

1805–1807 гг. — русское посольство в Китай (242 человека) под руководством графа Юрия Александровича Головкина[41]. Цель: добиться для России права торговли в Гуанчжоу, получение права для русских кораблей свободного плавания по Амуру, основание с согласия Пекина нового пункта торговли на западном участке русско-китайской границы в районе реки Бухтармы́.

При этом посольству следовало предварительно уведомить цинское правительство о предстоящем прибытии в Гуанчжоу кораблей первой русской кругосветной экспедиции (1803–1806) под руководством И.Ф. Крузенштерна (1770–1840). Открытие русской торговли в Гуанчжоу обеспечило бы выход на китайский рынок товарам Российско-Американской компании, связало бы в единую систему русскую торговлю в Северной Америке, на Камчатке и Охотском побережье с китайскими и японскими рынками.

Посольство преследовало и научную цель — изучение Китая. В состав русского посольства вошли 242 человека: учёные из Академии наук, художники, лекари, топографы, переводчики, знатоки Востока. Научную часть посольства возглавлял граф Ян /Иван Осипович/ Потоцкий (1761–1815), известный как один из составителей проекта организации в России Азиатской академии и автор сочинения «Рукопись, найденная в Сарагоссе» («Manuscrit trouvé à Saragosse», 1804).

С цинской стороны интерес был престижно-политический, а не торгово-экономический. Выполнение послом России — могущественного соседнего государства — придворного посольского ритуала коутоу, свидетельствовавшего в глазах чиновничества и остального населения империи о верховенстве китайского императора и якобы вассальной зависимости Российской империи, укрепляло политический престиж Цинской империи

Посольство было выдворено из Урги, когда русский посол отказался пройти обряд обучения церемонии коутоу.

Формальным поводом для задержки, а затем и возвращения посольства обратно в Россию в начале февраля 1806 г. был отказ Головкина пройти в Урге (Улан-Баторе)[42]обучение церемонии коутоу — 9-кратного земного поклона перед атрибутами, символизирующими личность китайского императора, как это обычно делали послы вассальных государств перед лицом императора. Фактической причиной неудачи посольства была политика изоляции, проводимая династией Цин, правящей в то время в Китае. Часть вины за неудачу посольства лежит и на самом русском правительстве и Ю.А. Головкине, которые подошли к выполнению данной миссии с позиций европейских стандартов, принятых при межгосударственных отношениях. Эту точку зрения первоначально разделял император Александр I (под влиянием мнения императора НаполеонаI).

Дата добавления: 2018-06-01; просмотров: 1126; Мы поможем в написании вашей работы!
Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 4 5 6 7 8910 11 12 13 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!