Движение за социальную защиту

Социальная защита - охрана общества от преступления. Значительное увеличение числа рецидивов и «Кризис репрессии».

Впервые дал теоретическое обоснование Международный союз криминалистов (1889) и его основатели Лист, Ван-Гамеля и Адольф Принс «(Социальная защита и трансформации уголовного права» - 1910 г.)

Международное общество социальной защиты (1947 г.),

Филиппо Граматика, Марк Ансель («Новая социальная защита» - 1952 г.)

Неоклассицизм	Позитивизм
Юридический догматизм	Экспериментальный метод естественных наук
homo delinquens — здравомыслящий человек, хозяин своих поступков, всегда свободно выбирающий между добром и злом	Включение душевнобольных в сферу уголовного права
доктрина моральной ответственности (вины) ставит недостижимую цель: наказать преступника в точном соответствии с его моральной виной	об объективной или социальной ответственности: критерий опасного состояния преступника
института уменьшенной вменяемости
метафизическая доктрина репрессии	реалистическая доктрина
преступление	преступник
преступление	опасное состояние личности
Неопределенность возмездия	Точные меры социальной защиты
Возмездное наказание	предупреждение преступления и исправительное воздействие на преступника
	Ресоциализация
юридизм	Деюридизация: устранение юридических фикций и уголовная политика
	ограничении «судебной дуэли», то есть состязательности уголовного процесса, лишь стадией решения вопроса о том, виновен или не виновен обвиняемый в инкриминируемом ему преступном деянии, и об устранении состязательности при решении вопроса о конкретной мере наказания
	усилении судебного надзора на всех стадиях осуществления судебного приговора
традиционная теория умысла: простое знание лицом, совершающим преступление, того, что оно нарушает норму права.принципа «нельзя отговариваться незнанием закона»	принципа акцессорности соучастия, выступает за установление связи между умыслом и мотивами поведения обвиняемого

Первой подлинной мерой безопасности, появившейся в законодательстве конца века, была релегация, предусмотренная французским законом 1885 года и несколько позже воспроизведенная португальским законом 1892 года, а затем аргентинским законом 1903 года в слегка отличающейся форме депортации в отдаленные южные районы страны. В 1891 году Бельгия восстановила понятие административного интернирования для организации более эффективной борьбы с бродяжничеством. Новый Южный Уэльс своим Актом о привычных преступлениях 1905 года вводил в Британском содружестве наций институт, который под названием превентивного заключения был воспринят английским Актом о предупреждении преступлений 1908 года. Начиная с массачусетского закона 1878 года, вводили (или развивали) систему испытания (probation) в законодательстве англо- американских стран, в то время как латиноамериканские и континентальные страны постепенно принимали законы об условном осуждении наподобие бельгийского закона 1888 года и закона Беранже, обнародованного во Франции в 1891 году. В США институт неопределенных приговоров получает здесь свое законодательное выражение. Вслед за актом 1926 года (штат Нью-Йорк) в США издается ряд законов, предусматривающих пожизненное интернирование привычных преступников после определенного числа осуждений; позднее, накануне второй мировой войны, новое законодательное движение, имеющее аналогичный характер, приводит к принятию мер по интернированию преступников — сексуальных психопатов (Калифорния, Иллинойс, Мичиган, Миннесота, а затем и ряд других штатов).

6. Критическая криминология Нильса Кристи[5].

Почему то, что считалось законными действиями во время войны, позже было признано страшными преступными деяниями против мира и человечества?

Н. Кристи анализировал «народное восстание» против коллаборационистов – «квислингов»[6]. Н. Кристи говорит, что правильнее было бы применить все возможности объективного разбирательства, объективного правосудия, но в подобных обстоятельствах приходилось уважать «жажду мести». Н. Кристи часто приводит в пример следующую ситуацию. «Недалеко от Кракова находится Освенцим, а рядом с ним – еще один лагерь смерти, Биркенау. После Второй мировой войны в конце железнодорожной ветки, ведущей в Биркенау, была воздвигнута виселица. Здесь вздернули коменданта лагеря. Вот этого я никогда не мог понять. Одна жизнь – и полтора миллиона жизней! Одна сломанная шея – и горы задушенных, умерших от голода или просто убитых в том лагере. Для меня эта казнь на виселице стала знаком унижения полутора миллионов жертв. Ценность жизней каждого из них оказалась лишь полуторамиллионной долей ценности жизни коменданта. Ну а что еще можно было сделать? Может быть, надо было устроить над ним процесс. День за днем выжившие заключенные рассказывали бы о том, что там происходило. Все жертвы смогли бы выразить свое отчаяние, гнев и жажду мщения. И комендант также высказал бы свое видение событий, свои соображения перед лицом жертв и судей. <…> Но пока пережитые злодеяния еще были живы в памяти, люди жаждали не анализа, а отмщения». А этот анализ, возможно, был действительно необходим. «Отправляя на эшафот людей, непосредственным образом причастных к злодеяниям, мы преподаем урок: все виновные в массовых убийствах кончат виселицей. Возможно, мы таким образом отвращаем других от служения силам зла. Так, по крайней мере, утверждает теория универсального средства сдерживания». Но ведь стоит понимать, что исполнители подобных злодеяний рассматривают себя как слуг государства, причем зачастую как слуг народа, находящегося во вражеском окружении, и не осознают своих преступных действий. Поэтому такой способ решения конфликта не сможет предостеречь общество от потенциального предателя в будущем.

Преступник не монстр. В студенческие годы Н. Кристи провел расследование, взяв интервью у охранников, которые пытали и убивали заключенных в лагере «Нахт-унд-Небель» в северной Норвегии. «Расследование обескураживает тех, кто надеется узреть звериный оскал за нацистскими зверствами; по большей части не было там никаких монстров». Почему же эти люди совершали столь ужасные деяния против мирных людей? «СС говорило, что заключенные – это очень опасные элементы, что они нечеловеческие, что с ними так и надо обращаться, как со зверьем. <…> Ни один из «убийц», которых я интервьюировал, не мог увидеть в заключенном «человека»; они никогда не были настолько близки с заключенными, чтобы у них был хотя бы шанс обменяться фотографиями, замечаниями, что-то спросить».

Заключенные в прямом смысле этого слова гибнут в местах лишения свободы от голода, болезней, а также жестокого обращения. Почему мы считаем оправданным причинение невыносимых физических, нравственных страданий заключенным в местах лишения свобод? Условия нахождения в следственных изоляторах, в исправительных колониях и тюрьмах сами по себе носят пыточный характер, что прямо признавал начальник ГУИН МВД РФ, а затем ГУИН МЮ и ФСИН генерал Ю. Калинин: «Условия в наших следственных изоляторах по международным нормам можно квалифицировать как пытки. Это лишение сна, воздуха, пространства». Тот, кто попадает в тюрьму, наказывается не единожды, а многократно. И получается, что государство само является преступником, позволяющим по факту творить беззаконие в сфере уголовного правосудия.

Закон создает преступление. Понятие преступления связано с господствующими на сегодняшний момент социальными идеями в обществе. Как пишет Н. Кристи, «преступление – это не вещь. Это понятие, применяемое в определенных ситуациях, когда это возможно и соответствует интересам одной или нескольких сторон». Центральной идеей в рассуждениях Н. Кристи является следующее: «В процессе присвоения оценок решающую роль играет социальная дистанция. Чем больше эта дистанция, тем чаще тот или иной поступок считают преступлением». Н. Кристи указывает на то, что для сегодняшней России и США стало желательным такое социальное устройство, при котором контроль низших классов осуществляется главным образом с помощью карающего аппарата. «Современное государство пытается переложить ответственность за существование преступности и переложить ее на отдельных лиц, для чего оно разработало и отладило специальный механизм для перевода структурного неравенства в переживание личной несостоятельности и чувство вины». Н. Кристи заключает, что уголовное правосудие есть орудие господства более благополучных групп общества над менее защищенными.

Преступник – это общественное отношение. Сегодня мы живем в обществе, в котором всегда чувствуем себя в некоторой степени опасности, «мы ощущаем себя так, будто кругом – враги». Каждого прохожего на улице мы можем воспринимать как потенциально опасного, как того, кто может причинить вред своими действиями. Но ведь вред причиняют и дети, когда берут то, что им не принадлежит, или наносят друг другу телесные повреждения. Однако детей редко считают преступниками, считая деяния, совершенные ими, или лишенными той степени общественной опасности, которая необходима, чтобы счесть поступок преступным, или принимая во внимание субъективный фактор поступка – ребенок не осознает, что своими поступками он причиняет вред другому лицу. Но если лицо достигло возраста уголовной ответственности, находится в здравом уме и может осознавать значение своих действий, оно может считаться потенциальным преступником.

Лицо, преступившее черту закона, также включено в сеть социальных нитей. Преступление, затронувшее интересы одного человека, всегда тем самым повлечет за собой некое развитие событий; благодаря этому одному человеку будут затронуты иные многочисленные общественные связи: интересы членов его семьи, друзей, коллег, а также правоохранительных органов (ведь и организация людей есть общественное отношение).

Реально, когда что-то происходит, мы вешаем на это понятие – «преступление». Но что следует сделать – так это посмотреть, что действительно произошло, кто это сделал, почему и как, и является ли единственным выходом запереть человека в тюрьму». Стоит рассматривать преступление в каждом конкретном случае как можно более тщательно, всегда необходимо выявить, что являлось причиной совершения преступления, что было его предпосылкой и следствием. Надо попытаться вскрыть предпосылки уголовного закона, основания уголовно-правового запрета.

Индустрия борьбы с преступностью. Борьба с преступностью стала индустрией, которая имеет очень мало естественных врагов, способных создать конкуренцию. Есть огромные группы людей, заинтересованные в том, чтобы эта индустрия существовала, ведь она решает две главные задачи: она является источником работы и прибыли (и этот источник неиссякаем), а кроме того, обеспечивает контроль над теми, кто мог бы стать источником социальных потрясений (и это представляет интерес как для общества, так и для государства). Государство провоцирует нас и подвигает к тому, чтобы думать о преступности, вместо того чтобы обращаться к реальным человеческим ценностям. И такая неблагополучная ситуация ведет к тому, что все больше и больше поступков, которые неприятны, неудобны обществу, будут расцениваться как преступление.

«Оттого становится неограниченным и набор поступков, которые можно счесть преступлениями, и бесчисленны возможности для борьбы со всякого рода нежелательными поступками». Н. Кристи, учитывая эту неограниченность, заключает, что преступность и преступников можно рассматривать как неисчерпаемый природный ресурс. И это является одной из основополагающих причин, почему сфера борьбы с преступностью занимает одну из самых привилегированных позиций. Здесь нет недостатка сырья, поскольку конца преступности не видно. Не видно также и конца спросу на соответствующие услуги, равно как и готовности платить за то, что понимается как безопасность.

Сегодня в ряде стран наблюдается значительный рост количества заключенных. В одном из своих публичных выступлений Н. Кристи приводит следующие данные: «Стандартная мера числа заключенных – это количество заключенных на 100 тыс. населения. В Скандинавии на 100 тыс. населения – «сидит» 60-70 человек. В Западной Европе – около 100 человек. Это было в Западной Европе, за исключением Великобритании, т.е. Англии и Уэльса, – к их стыду, поскольку они более чем в 2 раза превышают скандинавский показатель, – около 150 человек на 100 тыс. населения. А вы знаете, сколько у вас в России? Эта цифра сильно увеличилась, за последние два года опять выросла до 600 человек (вместо 60!) на каждые 100 тыс. населения. Я считаю, что это моральная катастрофа. Почему у вас должно быть так много заключенных? Может быть, вы знаете, только одна страна обогнала вас в этом – США. У них 730 заключенных на 100 тыс. населения».

От «возмездной юстиции» (retributive justice) к юстиции возмещающей, восстанавливающей (restorative justice). Проблема уголовного наказания. Это аболиционисты, которые выступают за упразднение не только тюрем, но и института уголовного права как такового; минималисты, не выступающие за упразднение института уголовного наказания и тюремного заключения, однако призывающие реформировать систему уголовного правосудия и уменьшать количество заключенных в тюрьмах, а также сочетать уголовное правосудие с гражданскими способами решения конфликтов. Третью группу составляют максималисты, утверждающие, что если есть преступление, значит, должно быть наказание как естественное следствие правонарушения, а что это за наказание – не так важно. В этом случае количество заключенных определяется факторами, не зависящими от уголовных властей.

Суть любого наказания сегодня заключается в причинении «боли», страданий (ограничений, лишений). Вопрос о пределах причинения этой боли – о границах, последствиях и целях наказания. Н. Кристи указывает, что современная уголовная система является жестко запрограммированной на механическое применение заранее фиксированных наказаний, в этой системе нет места ни гуманизации, ни милосердию, ни учету свойств личности преступника, условий его жизни. Н. Кристи принадлежит ко второй группе криминологов – к минималистам. Уголовный суд, как отмечает норвежский криминолог, являет блестящий пример мастерства по части причинения боли и страданий преступникам. Но большой ли от него будет прок, если нам требуется восстановить в обществе согласие, а не сводить этот процесс лишь к обузданию чувства мести? И – что еще важнее – способен ли уголовный суд помочь враждующим сторонам добиться взаимного примирения? Суд, скорее, усугубляет пропасть между конфликтующими сторонами. Н. Кристи считает, что его полномочия должны быть ограничены и часть из них передана гражданскому сектору. Он утверждает, что именно гражданский сектор и медиация наряду с уголовным правосудием должны стать основным вариантом решения конфликтов в обществе. Необходимо использовать медиацию, вместо того чтобы навязывать новые боль и страдание. Медиация – это посредничество, когда идет обсуждение конфликта и встреча сторон, пострадавшей стороны и причинившей страдание

Суть стратегии к юстиции возмещающей, восстанавливающей (restorative justice) состоит в том, чтобы с помощью доброжелательного и незаинтересованного посредника (нечто в роде «третейского судьи») урегулировать отношения между жертвой и преступником. Во многих случаях корыстных преступлений потерпевший больше заинтересован в реальном возмещении причиненного ему ущерба, нежели в том, чтобы «посадить» виновного (и, как правило, в течение многих лет дожидаться результатов исполнения обязательств по удовлетворенному в уголовном процессе гражданскому иску). А лицо, совершившее это преступление, скорее будет готово возместить ущерб, чем «идти в тюрьму».

Н. Кристи видит четыре причины, по которым ликвидация института уголовного правосудия невозможна. Во-первых, не все желают участвовать в процессе примирения. Некоторые преступники просто не осмеливаются посмотреть жертве в глаза, а тем более попросить прощения – они выбирают обезличенную судебную процедуру. Пострадавшие тоже не всегда хотят примирения, предпочитая наказать преступника. В обоих случаях начинается уголовный судебный процесс. Во-вторых, существует возможность дегенерации процесса примирения, когда преступник или его близкие родственники в отчаянии могут наобещать слишком много, чтобы повернуть процесс в более благоприятную сторону. Судья должен положить этому конец, начав судебное разбирательство. На преступника также может слишком сильно давить другая сторона. В-третьих, возможна ситуация отсутствия пострадавшего как такового. Н. Кристи приводит в пример факт нанесения оскорбления вере, когда кто-то проклинал Бога в стране, в которой это считается серьезным преступлением. В-четвертых, соблюдение ряда простых правил требует поддержки закона. Когда недостаточным оказывается применение гражданских мер, на крайний случай остается уголовное наказание. Н. Кристи заключает, что уголовные власти должны лишиться монополии на ведение дел, а конфликтующие стороны во всех случаях должны иметь право использовать любую возможность для гражданского примирения.

Исследователь М. Фили говорит «о новой пенологии», идентифицировать неуправляемые группы и найти способ ими управлять (например, молодежь).

ИППУ Германии

Историческая школа права

С критикой рационализма теории естественного права и свойственной Просвещению веры во всесилие закона в начале XIX в. выступил ряд немецких юристов, создавших историческую школу права.

Представители исторической школы доказывали:

- нет естественного права, а есть лишь положительное право, которое имеет свои законы развития, не зависящие от разума;

- право — историческое наследие народа, которое не может и не должно произвольно меняться;

- подлинным бытием, источником права является не закон, произвольно принимаемый, изменяемый, отменяемый государством, а обычай, выражающий дух народа.

Основателем исторической школы права был профессор права в Геттингене Густав Гуго (1764—1844). В книге "Учебник естественного права, или философия положительного права" Гуго оспаривает основные положения теории естественного права. Концепцию общественного договора он отвергает по ряду оснований:

Во-первых, таких договоров никогда не было — все государства и учреждения возникали и изменялись другими путями.

Во-вторых, общественный договор практически невозможен — миллионы незнакомых людей не могут вступить в соглашение и договориться о вечном подчинении учреждениям, о которых они судить еще не могут, а также о повиновении еще не известным людям.

В-третьих, концепция общественного договора вредна — никакая власть не будет прочной, если обязанность повиновения зависит от исследования ее исторического происхождения из договора.

Право, писал Гуго, возникает из потребности решения споров. Юридический порядок — такой порядок, при котором возникающие споры решаются третьим лицом. Независимо от законодательной власти с древних времен существует и развивается обычное право, преторское право.

В статье "Являются ли законы единственными источниками юридических истин" Гуго сравнивает право с языком и нравами, которые развиваются сами по себе, без договоров и предписаний, от случая к случаю. Естественное право уподобляется в этом отношении естественному языку. И право, подобно языку и нравам, развивается само собой, без соглашений или предписаний, просто в силу того, что так складываются обстоятельства, что другие делают так, что к установившимся уже этим путем правилам более подходит это данное, а не какое-либо другое. право — оно складывается из обычаев, возникших и получивших признание в среде народа. Обычаи имеют то преимущество перед законом, что они общеизвестны и привычны. Множество законов и договоров никогда не выполняется. Исторически сложившийся обычай и есть подлинный источник права.

После освобождения Германии от французского владычества встал вопрос о том, что делать с законодательством? В некоторых местах был введен французский кодекс, представлявший большие преимущества сравнительно со старым германским правом. Введение французских законов оскорбило национальное чувство немцев, но в то же время вызывало у них сознание недостаточности немецкого права. Одни высказывались за возврат к старому порядку, другие, напротив, требовали составления общегерманского кодекса. Представителем последнего направления явился главным образом Тибо. В 1814 г. была опубликована брошюра юриста Тибо «О необходимости одного общего гражданского права для Германии», где с позиций естественно-правовой доктрины выступил за полную отмену всей существовавшей в то время в Германии системы гражданского законодательства, видя в ней лишь результат неразумной замкнутости и безрассудного произвола. Необходимость реформы юридического быта Тибо оправдывал несовершенством существующего германского права, заключавшегося в ряде отдельных постановлений германских императоров и князей. Римское право уже недостаточным для удовлетворения потребностей времени. Кроме того, не известен подлинный текст римских законов, известны лишь различные варианты. Тибо призвал созвать съезд юристов для разработки общего для всей Германии гражданского уложения, так как, по его убеждению, улучшение законодательства местного, отдельными государствами, не может достигнуть своей цели, во-первых, потому, что может оказаться недостаток в научных силах для этой работы, и, во-вторых, потому, что развитие партикулярного законодательства повело бы к совершенному раздроблению Германии.

Профессор Берлинского университета Фридрих Карл Савинъи (1779— 1861)[7] ответил Тибо брошюрой "О призвании нашего времени к законодательству и правоведению"(1814 г.)

Замечания Савиньи:

- предложение Тибо есть отголосок господствовавшего в XVIII столетии игнорирования прошлого и преувеличения значения настоящего времени, от которого ожидали не меньше, как осуществления абсолютного совершенства.

- это требование новых кодексов, которые бы своей полнотой сообщили делу правосудия механическую определенность;

- предполагается, что эти кодексы должны были быть свободны от всяких исторических особенностей и представлять в чистой абстракции одинаково применимое во все времена и у всех народов право;

- право считается возникающим путем издания законов, причем содержание законов представляется как нечто совершенно случайное и могущее быть изменяемо по произволу законодателя.

По мнению Савиньи, право не создается законодателем. История застает у всех народов право уже сложившимся, имеющим определенный характер и представляющим своеобразный национальный отпечаток, точно так же, как и язык народа, его нравы и политическое устройство. Научная обработка права юристами — обязательная и необходимая предпосылка законодательной деятельности. Но в Германии, заключал Савиньи, время для законодательных работ не пришло — в юриспруденции царит хаос разноречивых мнений, а не органическая наука, способная выработать стройное уложение.

В 1815 г. Савиньи начал издавать ежегодник «Журнал исторического правоведения». Написал многотомные сочинения: "История римского права в средние века" и "Система современного римского права".

Последователем Савиньи был его ученик Георг Фридрих Пухта (1798—1846), автор труда «Обычное право» (1828 – 1837)

По мысли Пухты, право основано не на разуме, а на свободе. Только вследствие наличия свободы у человека он становится субъектом права. Из свободы вытекают все юридические отношения. Следовательно, философы, «выводящие право из разума, находятся вне своего предмета; они или вовсе не доходят до понятия права или доходят, делая скачки»

Пухта писал о естественном саморазвитии права, которое растет из народного духа, как растение из зерна. Начало права лежит вне государства. Сознание права возникает еще в семьях, но сознание смутное; с образованием народа оно выступает на первый план, ибо люди связаны взаимным признанием прав, в силу чего в народе господствует юридическое сознание. Его рост в его наиболее существенных чертах является бессознательным и органическим процессом. Возникнув из народного духа, право, по мысли Пухты, не сводится только к законам, а выражается в трех формах: во-первых, как обычное право, т.е. как непосредственное убеждение членов народа, проявляющееся в их действиях; во-вторых, как законное, или промульгированное, право, т.е. как осуществляемое верховной властью воплощение общей воли посредством законов; в-третьих, как право науки или право юристов. Задача юриста состоит не в том, чтобы создавать законы, а в том, чтобы облекать в юридическую форму то, что уже существует в духе народа. В этом процессе законодательная деятельность является лишь просто финальной стадией. Для охраны права от нарушений народ образовал государство.

Право одних народов по необходимости отличается от права других народов: «... особенность юридических воззрений так же, как и язык, принадлежит к характеристическим признакам различной национальности. Как общность права есть одна из духовных связей, поддерживающих народ, так и своеобразное развитие юридического сознания образует один из элементов, отличающих один народ от других» Эта индивидуальность составляет то, что мы называем характером народа, поэтому права народов различны; особенность народа проявляется в его праве точно так же, как в его языке и нравах.

Поскольку право является проявлением особенностей национального характера того или иного народа, оно не обладает универсальным действием. Как и язык народа, оно неприменимо к другим народам. Юридические институты поэтому должны изучаться в контексте их конкретного времени и места, а не с точки зрения всеобщих или абстрактных принципов.

Право отдельного какого-либо народа в преемстве же народов оно одинаково принадлежит всему человечеству. Этот процесс развития права передается от одного члена к другому, от одного народа к другому, следующему за ним, отчасти инстинктивно, отчасти сознательно

Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 254; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 11 12 13 14 151617 18 19 20 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!