Виды государственного устройства.
Государство же есть общение подобных друг другу людей ради достижения возможно лучшей жизни.
Ввиду того что высшим благом является счастье, а счастье состоит в совершенной деятельности и применении добродетели и так как оказалось, что одни люди причастны к добродетели, другие же—в малой степени или вовсе не причастны, то ясно, что именно это и повело к образованию различных видов государства и нескольких государственных устройств: различным способом и различными средствами люди создают различные виды жизни и государственного строя.
Государственное устройство -- порядок государственного управления, последнее же олицетворяется верховной властью, находящейся в руках либо одного, либо немногих, либо большинства. И когда один ли человек, или немногие, или большинство правят, руководясь общественной пользой, естественно, такие виды государственного устройства являются правильными, а те, при которых имеются в виду выгоды либо одного лица, либо немногих, либо большинства, являются отклонениями. Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царской властью; власть немногих, но более чем одного — аристократией (или потому, что правят лучшие, или потому, что имеется в виду высшее благо государства и тех, кто в него входит); а когда ради общей пользы правит большинство — полития. В политии верховная власть сосредоточивается в руках воинов, которые вооружаются на собственный счет. Отклонения: от царской власти — тирания, от аристократии — олигархия, от политии — демократия. Тирания—монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя; олигархия блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия — выгоды неимущих; общей же пользы ни одна из них в виду не имеет. Царская власть переходит в тираннию, ибо тиранния - это дурное качество единоначалия, и плохой царь становится тираном. Аристократия [переходит] в олигархию из-за порочности начальников (arkhai), которые делят [все] в государстве вопреки достоинству, причем все или большую часть благ [берут] себе, а должности начальников всегда [распределяют] между одними и теми же людьми, выше всего ставя богатство. Тимократия [переходит] в демократию, ибо эти виды государственного устройства имеют общую грань: тимократия тоже желает быть [властью] большого числа людей, и при ней все относящиеся к одному разряду равны. Демократия - наименее плохое [среди извращений], ибо она незначительно извращает идею государственного устройства.
|
|
|
Подвиды государственных устройств. Итак, вот четыре вида царской власти: во-первых, царская власть героических времен, основанная на добровольном подчинении ей граждан, но обладавшая ограниченными полномочиями, а именно: царь был военным предводителем, судьей и ведал религиозным культом; во-вторых, царская власть у варваров, наследственная и деспотическая по закону; в-третьих, так называемая эсимнетия—выборная тирания и, в-четвертых, царская власть в Лакедемоне, представляющая собой в сущности наследственную и пожизненную стратегию.
|
|
|
Наконец, в «Риторике» Аристотель предлагает еще одну классификацию, основанную на способе формирования высших органов власти и целях, которые преследует та или иная форма правления. В соответствии с этим Аристотель выделяет здесь четыре формы правления.
В демократии верховная власть формируется по жребию. Цель демократии — свобода. В олигархии верховная власть формируется сообразно имуществу граждан. Цель олигархии — богатство. Верховная власть в аристократии формируется сообразно воспитанию граждан. Цель этой формы правления — воспитание и законность. Монархия — власть одного, подразделяемая на два вида. Под царствованием понимается единовластие, соответствующее установленному порядку, а под тиранией — неограниченное единовластие. Умалчивая о цели царствования, Аристотель объявляет целью тирании защиту.
|
|
|
Концепция смешанного государства
Платон в «Законах». Мысленный эксперимент: государство после потопа. Афинянин: Тысячи государств возникали одно за другим и не меньшее количество их погибало. Они повсюду проходили через самые различные формы государственного устройства, то становясь большими из меньших, то меньшими из больших или худшими из лучших и лучшими из худших. Все по природе и благодаря случаю.
Материнские государственные устройства -- монархия и демократия. Все остальные – пестрые соединения. Государственное устройство должно придерживаться середины.
Аристотель:
Некоторые утверждают, что наилучшее государственное устройство должно представлять собой смешение всех государственных устройств; по мнению одних, это смешение состоит из олигархии, монархии и демократии, поэтому они восхваляют лакедемонское устройство: ведь царская власть в Лакедемоне олицетворяет собой монархию, власть геронтов—олигархию, демократическое же начало проявляется во власти эфоров, так как последние избираются из народа; по мнению других, эфория представляет собой тиранию, демократическое же начало они усматривают в сисситиях и в остальном повседневном обиходе жизни.
|
|
|
В “Законах” же говорится, что наилучшее государственное устройство должно заключаться в соединении демократии и тирании; но эти последние едва ли кто-либо станет вообще считать видами государственного устройства, а если считать их таковыми, то уж наихудшими из всех. Итак, правильнее суждение тех, кто смешивает несколько видов, потому что тот государственный строй, который состоит в соединении многих видов, действительно является лучшим.
Государственный строй в его целом является не демократией и не олигархией, но средним между ними — тем, что называется политией; полноправны при ней только те, кто носит тяжелое вооружение.
Полибий ( 210—200 гг. до н.э.) происходил из знатного аристократического рода городской общины Мегалополя, расположенного в Ахайе, в центре Пелопоннеса. Его отец Ликорт занимал в Ахейском союзе должности начальника союзной конницы и стратега, фактически обладавшего всей полнотой исполнительной власти в союзе.
1. «Если бы род человеческий погиб от потопа или чумы... тогда вместе с людьми погибли бы и все учреждения их...» и т.д. (VI,5). В первоначальной стадии длительного процесса становления государства люди, согласно Полибию, находятся в разобщенном, диком состоянии. Со временем, когда число их достигает известного предела, люди, повинуясь естественным закономерностям, собираются вместе в некое первичное стадо, в котором неизбежно выделяется наиболее сильный в физической отношении индивид, становящийся вожаком. Сообщество же покоряется вожаку. С течением времени нравы смягчаются. Воспитывается преданность детей родителям. Кто заботится об обществе в целом, удостаивается «от народа знаков благоволения и участия, равно как поступающий противно этому — презрения и хулы» (VI,6,1—8). «Таково у людей первоначальное естественное образование понятия красоты и правды и обратных понятий, таково начало зарождения настоящего царства» (VI,7,1). «Допустим, что кто-то получил от другого поддержку и помощь в беде и вместо благодарности вздумал бы когда-либо вредить своему благодетелю; подобный человек, понятно, должен возбуждать недовольство и раздражение в свидетелях как потому, что они огорчаются за ближнего, так и потому, что ставят себя в подобное положение» (VI,6,6). Taк возникает в обществе представление о долге. Опыт людей наполняет его смыслом, это понятие приобретает силу и значение в связи с тем, что примеры соответствующего ему поведения получают положительную оценку («знаки благоволения»), а идущие вразрез с ними — «презрение и хулу» (VI,6,8). Отсюда возникают представления о подлом и прекрасном в поведении людей. Совокупность утвердившихся среди людей представлений и формирует правила поведения, в основе которых лежит справедливость.
«Когда лицо, стоящее во главе сообщества и в своих руках держащее верховную власть, всегда в согласии с народным настроением, оказывает деятельную поддержку перечисленным выше людям [т.е. добродетельным] и, по мнению подданных, воздает каждому по заслугам, тогда подданные покоряются уже по велению рассудка, содействуют ему в сохранении власти, как бы стар он ни был, единодушна помогают ему и непрестанно борются с людьми, злоумышляющими против его владычества. Примерно таким-то способом самодержец незаметно превращается в царя с того времени, как царство рассудка сменяет собою господство отваги и силы» (VI, 10—12).
Истолкование исторического процесса у Полибия опирается на представления стоиков о циклическом развитии мира. Он исходит из того, что общественная жизнь существует от природы и направляется судьбой. Подобно живым организмам, всякое общество проходит состояния возрастания, расцвета и, наконец, упадка. Завершаясь, этот процесс повторяется сначала. Развитие общества Полибий трактует как бесконечное движение по кругу, в ходе которого "формы правления меняются, переходят одна в другую и снова возвращаются".
Круговорот политической жизни проявляется в последовательной смене шести форм государства. Первой возникает монархия — единоличное правление вождя или царя, основанное на разуме. Разлагаясь, монархия переходит в противоположную ей форму государства — в тиранию. Недовольство тиранами приводит к тому, что благородные мужи свергают при поддержке народа ненавистного правителя. Так устанавливается аристократия — власть немногих, преследующих интересы общего блага. Аристократия в свою очередь постепенно вырождается в олигархию, где правят немногие, используя власть для стяжательства. Своим поведением они возбуждают недовольство толпы, что неизбежно приводит к очередному перевороту. Народ, не веря больше в правление царей или немногих, возлагает заботы о государстве на самого себя и учреждает демократию. Ее извращением является охлократия (господство черни, толпы) — худшая форма государства. "Тогда водворяется господство силы, а собирающаяся вокруг вождя толпа совершает убийства, изгнания, переделы земли, пока не одичает совершенно и снова не обретет себе властителя и самодержца". Развитие государства возвращается тем самым к своему началу и повторяется, проходя через те же ступени.
Происходит постоянная смена различных вариантов правления, которые повторяются через некоторое время. Полибий олицетворял этот порядок с порядком природы, согласно которому формы правления меняются, переходят одна в другую и снова возвращается.
Преодолеть круговорот политических форм способен только мудрый законодатель. Для этого ему необходимо, уверял Полибий, установить смешанную форму государства, сочетающую начала монархии, аристократии и демократии, чтобы каждая власть служила противодействием другой. Такое государство "неизменно пребывало бы в состоянии равномерного колебания и равновесия". Исторические примеры смешанного строя Полибий нашел в аристократической Спарте, Карфагене, на Крите. При этом он особо выделял политическое устройство Рима, где представлены все три основных элемента: монархический (консулат), аристократический (сенат) и демократический (народное собрание). Правильным сочетанием и равновесием этих властей Полибий и объяснял могущество римской державы, покорившей "почти весь известный мир". «…Каким образом и силой каких государственных учреждений римляне в течение неполных пятидесяти трех лет покорили почти всю обитаемую землю и подчинили ее своему безраздельному владычеству: раньше не было ведь ничего подобного».
В своей истории, Полибий подтверждает примерами из других народов и государств, в том числе из древности «Так, Ликург уразумел, что все, совершается неизбежно и естественно, и убедился, что всякое государственное устройство, раз оно просто и сложилось по одному какому-либо началу, страдает неустойчивостью, ибо быстро вырождается в неправильную форму, ему соответствующую и сопутствующую по самой природе. … Как для железа ржавчина, а для дерева черви и личинки их составляют язву, сросшуюся с ними, от коей эти предметы и погибают сами собою, хотя бы извне и не подвергались никакому повреждению, точно так же каждому государственному устройству присуще от природы и сопутствует то или другое извращение: царству сопутствует так называемое самодержавие, аристократии — олигархия, а демократии — необузданное господство силы».
Государственный организм подвергается неизбежной порче, причем внутренние смуты и междоусобицы представляют для него гораздо большую опасность, нежели угрозы, исходящие извне.
Совершенной государственной формой, по Полибию, «необходимо признать такую, в которой соединяются особенности всех форм, названных выше» (VI,3,7,9). Полибий, разрабатывавший теорию смешанного государственного устройства в изменившихся исторических условиях эпохи эллинизма, находился под несомненным влиянием идей средней (римской) Стой, политическая доктрина которой требовала смешанного государственного строя путем соединения принципов монархии, аристократии, демократии (Диоген Лаэртский, VII,131). Под «смешиванием» он понимал совмещение, соединение основных элементов трех правильных форм государства — царской власти (принцип власти одного), аристократии (принцип власти немногих), демократии (принцип власти большинства). Основная цель такого «смешивания» — в обеспечении должной устойчивости государства. Исторически первым государством смешанной формы правления Полибий считает государство лакедемонян, устроенное в соответствии с законодательством Ликурга, который постиг неустойчивость простой формы правления и поэтому «установил форму правления не простую и не единообразную, но соединил в ней вместе все преимущества наилучших форм правления, дабы ни одна из них не развивалась сверх меры и через то не извращалась в родственную ей обратную форму, дабы все они сдерживались в проявлении свойств взаимным противодействием и ни одна не тянула бы в свою сторону, не перевешивала бы прочих, дабы таким образом государство неизменно пребывало бы в состоянии равновесия, равномерного колебания, наподобие идущего против ветра корабля» (VI, 10,6—8). Различные субъекты власти в смешанной форме взаимосдерживаются в своих притязаниях на автономную реализацию всего объема власти: цари сдерживаются страхом перед народом, народ в свою очередь не посягает на власть царей из страха перед старейшинами. Старейшины занимают центральное место в этой схеме. Высокое общественное положение, вытекающее из выборов «по заслугам», обязывает их стоять на стороне слабейшего, который при поддержке старейшин приобретает необходимое значение. Искомое состояние равновесия достигается, таким образом, верным соотношением трех начал: по существу, аристократический элемент координирует здесь два других — царский и демократический (баланс между властью царей и властью народа постоянно поддерживается авторитетом и властью старейшин).
Цицерон
Марк Туллий Цицерон (лат. Marcus Tullius Cicerō; 3 января 106 до н. э., Арпинум — 7 декабря 43 до н. э., Формия) Плутарх предполагал, что первый в роду получил прозвище «cicero», так как форма его носа (широкого и приплюснутого) напоминала горошину. Когда он искал первой должности, друзья советовали сменить неблагозвучное имя (когномен), но оратор отказался и заявил, что имя Цицерон ещё будет звучать громче, чем какие-то Скавр или Катул. Цицерон вспоминал, что уже в юности книги и наставления многих людей убедили его в необходимости стремиться к славе и почестям и ради этого презирать все опасности. В 81 году Цицерон, обладая уже некоторым опытом, стал впервые браться за гражданские дела и уже несколько раз выступал в суде [63], но участвовать в первом относительно заметном процессе его уговорил его друг Росций. В этом гражданском деле Цицерон защищал Квинкция, шурина Росция, которому грозило бесчестье за неуплату долга. Цицерон рядом убедительных аргументов обосновал позицию своего клиента, хотя его оппонентом выступал известный оратор Гортензий.
В 80 году молодой оратор взял на себя защиту Секста Росция, ложно обвиненного в отцеубийстве, когда другие ораторы, боясь того, что обвинителей поддерживал влиятельный вольноотпущенник Суллы Хрисогон, не решились выступить в суде. Росций был оправдан, а смелое выступление положило начало известности Цицерона.
В 75 году до н. э. Цицерон был избран квестором и получил назначение на Сицилию, где руководил вывозом зерна в период нехватки хлеба в Риме. Более широкую известность Цицерон приобрел после дела Верреса, бывшего наместника Сицилии. В 70 году до н. э., подавая против Верреса иск о вымогательстве, сицилийцы обратились к Цицерону за помощью, помня о его ораторских талантах. Преторы, подкупленные Верресом, так затянули разбирательство, что не оставили Цицерону времени для произнесения обвинительной речи до начала праздников, однако он настолько умело представил судьям доказательства и показания свидетелей, обвинявших наместника во взяточничестве, вымогательствах, прямом грабеже и убийствах сицилийцев и даже римских граждан, что его выступление решило дело, и Веррес был вынужден отправиться в изгнание. В 69 году до н. э. Цицерон избирается курульным эдилом, а в 66 году до н. э. — претором.
В 63 году до н. э. Цицерон был избран на должность консула. Его избранию способствовало то, что его соперник, Катилина, открыто говорил о своей готовности к революционным преобразованиям в случае получения должности консула. Это сильно обеспокоило римлян, и предпочтение было в итоге отдано Цицерону. Цицерон произносит речь против Катилины После поражения на выборах Катилина начал готовить заговор с целью захвата власти, который Цицерону удалось раскрыть. Четырьмя сенатскими речами против Катилины, считающимися образцами ораторского искусства, Цицерон вынудил Катилину бежать из Рима в Этрурию. В последовавшем заседании Сената, которым он руководил, было решено арестовать и казнить без суда тех заговорщиков, которые остались в Риме, так как они представляли собой слишком большую угрозу государству, и обычные в таких случаях меры — домашний арест или ссылка — были бы недостаточно эффективны. Юлий Цезарь, присутствовавший на заседании, выступал против казни, однако Катон своей речью, не только обличавшей вину заговорщиков, но также перечислявшей подозрения, падавшие на самого Цезаря, убедил сенаторов в необходимости смертного приговора.
В этот период слава и влияние Цицерона достигли своего пика; восхваляя его решительные действия, Катон назвал его «отцом отечества». Однако в это же время Плутарх пишет, что многие прониклись к нему неприязнью и даже ненавистью лишь потому, что он без конца восхвалял самого себя. Ни сенату, ни народу, ни судьям не удавалось собраться и разойтись, не выслушав ещё раз старой песни про Катилину … он наводнил похвальбами свои книги и сочинения, а его речи, всегда такие благозвучные и чарующие, сделались мукою для слушателей.
В 60 году до н. э. Юлий Цезарь, Помпей и Красс объединили силы с целью захвата власти, образовав Первый Триумвират. Признавая таланты и популярность Цицерона, они сделали несколько попыток привлечь его на свою сторону. Цицерон, поколебавшись, отказался, предпочтя остаться верным сенату и идеалам Республики. Однако это оставило его открытым для нападок оппонентов, в числе которых был трибун Клодий, невзлюбивший Цицерона с тех пор, как оратор дал против него показания на судебном процессе.
Клодий добивался принятия закона, осуждавшего Цицерона на изгнание, как человека, казнившего римских граждан без суда и следствия. Цицерон после опубликования законопроекта вел себя отнюдь не героически. Он облачился в траур и униженно просил консула Писона и Помпея о защите. Помпею он даже бросился в ноги. Так как все эти попытки не имели успеха, то, по свидетельству Аппиана, Цицерон, одетый в бедную и грязную одежду, не постеснялся прямо на улицах Рима останавливать прохожих, ища у них сочувствия и поддержки. Римские всадники и часть сенаторов также облачились в траур. Была отправлена особая депутация к консулам. Она, однако, подверглась нападению вооруженного отряда Клодия, консулы отказались поддержать Цицерона, а когда, наконец, и сам Катон посоветовал ему добровольно уехать из Рима, то Цицерон понял, что игра проиграна и еще до принятия закона Клодия покинул Рим и в апреле 58 года до н. э. отправился в Грецию. Дом его в Риме был разрушен, усадьбы разграблены, значительная часть имущества конфискована.
В сентябре 57 года до н. э. Помпей занял более жесткую позицию по отношению к Клодию (причиной тому послужили нападки трибуна). Помпей прогнал его с форума и добился возвращения Цицерона из ссылки с помощью народного трибуна Тита Анния Милона.
В 51 году до н. э. он был назначен по жребию наместником Киликии, где успешно правил, пресек мятеж каппадокийцев, не прибегая к оружию, а также нанёс поражение разбойничьим племенам Амана, за что получил титул «императора».
Вернувшись в Рим, Цицерон застал усугубившееся после смерти Красса противостояние между Цезарем и Помпеем. В ходе гражданской войны Цицерон после долгих колебаний принял сторону Помпея, однако понимал, что на данном этапе вопрос уже не в том, будет ли Рим республикой или империей, а в том, кто — Цезарь или Помпей — будет императором, и считал оба варианта плачевными для государства.
После битвы при Фарсале (48 год до н. э.) Цицерон отказался от предложенного ему командования войском Помпея, и после стычки с Помпеем Младшим и другими военачальниками, обвинявшими его в предательстве, перебрался в Брундизий. Там он встретился с Цезарем и был им прощен.
После убийства Цезаря в 44 году до н. э. Цицерон вернулся к политике, решив, что со смертью диктатора республика может быть восстановлена. В борьбе за власть между Марком Антонием и молодым Октавианом, наследником Цезаря, он принял сторону последнего, считая, что сможет манипулировать юношей и с его помощью добиться власти. С целью ослабления позиции Антония он произнёс 14 направленных против него речей, которые он назвал «филиппиками» по аналогии с речами Демосфена, в которых он обличал Филиппа Македонского.
По мнению Цицерона, ради спасения Рима принцепс мог воспользоваться силой, но впоследствии управление страной, основанное на auctoritas, должно было выйти на первый план. Таким образом можно было совместить идеальное государственное устройство с так необходимой Риму властью сильного человека.
Молодой Октавиан, усвоив эти идеи Цицерона, после прихода к власти, хотя бы внешне, старался следовать этим наставлениям "учителя": он подчеркивает легитимность своей власти, основанной на auctopitas и не противоречащей отеческим обычаям (Res gest., 6, 1; cp. Cic. De div., II, 72, 148), а также отмечает у себя наличие таких традиционно римских добродетелей, которые, по мнению того же Цицерона, обязательно должны быть присущи идеальному правителю, как мужество, милосердие, справедливость, благочестие. Все они составляли auctoritas принцепса и позволяли ему быть попечителем всего государства. При этом республиканское устройство, принесшее Риму столько побед и величия, формально осталось почти без изменения. Подобная политика расположила к Августу не только простой народ, но и образованных людей Рима, ранее видевших в Августе, как до этого в Цезаре, только узурпатора царской власти. То, что Октавиан следовал или делал вид, что следует идеям Цицерона, находит отражение в "Res gestae", написанных им самим, а также в произведениях Светония и Плутарха.
Однако когда Октавиан благодаря поддержке, оказанной ему Цицероном, пришёл к власти, он заключил союз с Антонием и Лепидом, образовав Второй Триумвират. Антоний добился того, чтобы имя Цицерона вошло в проскрипционные списки «врагов народа», которые триумвиры обнародовали немедленно после образования союза.
Цицерон был убит при попытке к бегству 7 декабря 43 года до н. э. Когда Цицерон заметил догоняющих его убийц, он приказал рабам, несущим его: «Поставьте тут же паланкин», а потом, высунув голову из-за занавеси, подставил шею под нож убийцы. Его отрубленные голова и правая рука были доставлены Антонию и затем помещены на ораторской трибуне форума.
Ф. Тютчев«Цицерон»
Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
"Я поздно встал - и на дороге
Застигнут ночью Рима был!"
Так!.. Но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый!..
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был -
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
«О государстве» Государство есть достояние народа. Народ – соединение людей, связанных между собою согласием в вопросах права и общностью интересов. Государство -- общий правопорядок. Права граждан одного и того же государства должны быть одинаковы.
Причина соединения людей – врожденная потребность жить вместе. «Ибо человек не склонен к обособленному существованию и уединенному скитанию, но создан для того, чтобы даже при изобилии всего необходимого не... [удаляться от подобных себе.] Объединения людей выбрали для себя в определенной местности участок земли, чтобы жить на нем. Использовав естественную защиту и оградив его также и искусственно, они назвали такую совокупность жилищ укреплением, или городом, устроили в нем святилища и общественные места.
Государство, чтобы быть долговечным, должно управляться советом. Осуществление х следует поручать либо одному человеку, либо нескольким выборным или же его должно на себя брать множество людей, то есть все граждане. И вот, когда верховная власть находится в руках у одного человека, мы называем этого одного царем, а такое государственное устройство - царской властью. Когда она находится в руках у выборных, то говорят, что эта гражданская община управляется волей оптиматов. Народной же является такая община, в которой все находится в руках народа. И каждый из трех видов государства не совершенен и не наилучший, но он все же терпим, хотя один из них может быть лучше другого. Предпочитаю каждому из них то, что как бы сплавлено из них всех, взятых вместе.
Виды государственного устройства, легко превращаются в свою порочную противоположность, вследствие чего царь оказывается властелином, оптиматы кликой, народ изменчивой толпой, - и так как эти самые виды государственного устройства часто сменяются новыми, тогда как при этом объединенном и разумно смешанном государственном устройстве этого не случается почти никогда.. Такому устройству, прежде всего, свойственно, так сказать, [великое] равенство. Нет причины для перемен там, где положение каждого прочно и ему некуда сорваться и свалиться. Это равновесие и это из трех видов власти составленное государственное устройство.
Его политическим кредо, верность которому он сохранял на протяжении [c.172] всей своей жизни и политической деятельности (но не с самого ее начала!), был лозунг "согласия сословий" (concordia ordinum или consensus bonorum omnium). Во II книге диалога "О государстве" дается сравнение гармонии в области музыки и пения с гармонией сословий: "...так и государство, с чувством меры составленное путем сочетания высших, низших и средних сословий..., стройно звучит благодаря согласованию [самых несходных начал]" ("О государстве", II,42,69).
Рассказывая в диалоге «О государстве» о выборе при основании Рима, Цицерон говорит, что Ромул, собиравшийся создать прочное и долговечное государство, выбрал не приморское положение, поскольку приморским городам угрожают опасности не только многочисленные, но и скрытые.
К недостаткам приморского расположения городов Цицерон относил: а) возможность внезапного нападения врагов; б) порчу и изменение нравов, обусловленные соприкосновением с чужим языком, чужими порядками, товарами, нравами; в) странствия и рассеяние граждан; г) страсть к торговле и мореплаванию и забвение землепашества и военного дела; д) пагубную роскошь. В приморском расположении Цицерон видит причину бедствий и переворотов в городах Греции и ее колониях.
Поскольку с недостатками приморского расположения городов сочетают и явные преимущества, связанные с торговлей, то Ромул, на взгляд Цицерона, успешно разрешил дилемму использования этих преимуществ и предотвращения многочисленных опасностей, заложив город на берегу судоходной реки, впадающей в море. Таким образом, в зародыше Рим дистанцировался от морской культуры, приближаясь к речной цивилизации.
Но если бы я пожелал описать виды права, установлений, нравов и обычаев, различные не только у стольких народов, но и в одном городе и даже в нашем, то я доказал бы вам, что они изменялись тысячу раз
Если бы сама природа] для нас установила права, все люди пользовались бы одними и теми же [законами], а одни и те же люди не пользовались бы в разные времена разными законами. Но я спрашиваю: если долг справедливости человека и честного мужа - повиноваться законам, то каким именно? Всяким ли, какие только ни будут изданы30? Но ведь доблесть не приемлет непостоянства, а природа не терпит изменчивости; законы же поддерживаются карой, а не нашим чувством справедливости. Таким [c.59] образом, право не заключает в себе ничего естественного; из этого следует, что нет даже людей, справедливых от природы.
«О законах»
Закон есть заложенный в природе высший разум, велящий нам совершать то, что совершать следует, и запрещающий противоположное. Этот же разум, когда он укрепился в мыслях человека и усовершенствовался, и есть закон. Полагают, что отсюда и греческое название "номос", так как закон [c.94] "уделяет" каждому то, что каждому положено46, а наше название "lex", по моему мнению, происходит от слова "legere" [выбирать]. Ибо, если греки вкладывают в понятие закона понятие справедливости, то мы вкладываем понятие выбора; но закону все же свойственно и то, и другое.
Возникновение права следует выводить из понятия закона. Ибо закон есть сила природы, он - ум и сознание мудрого человека, он - мерило права и бесправия. Но так как весь наш язык основан на представлениях народа, то нам время от времени придется говорить так, как говорит народ, и называть законом (как это делает чернь) те положения, которые в писаном виде определяют то, что находят нужным, - либо приказывая, либо запрещая.
Будем же при обосновании права исходить из того высшего закона, который, будучи общим для всех веков, возник раньше, чем какой бы то ни было писаный закон, вернее, раньше, чем какое-либо государство вообще было основано.
Природа создала нас для того, чтобы мы разделяли между собой всю совокупность прав и пользовались ими все сообща
Мы рождены для справедливости .. Не на мнении людей, а на природе основано право. …Природа создала нас для того, чтобы мы разделяли между собой всю совокупность прав и пользовались ими все сообща. Закон и не был придуман человеком, и не представляет собой какого-то постановления народов, но он - нечто извечное, правящее всем миром благодаря мудрости своих повелений и запретов. Ведь этот извечный закон был разумом, происшедшим из природы, побуждающим к честным делам и отвращающим от преступления, разумом, который начинает быть законом не только тогда, когда он уже записан, но уже и тогда, когда он возник. А возник он одновременно с божественной мыслью. Поэтому истинный и первый закон, способный приказывать и воспрещать, есть прямой разум всевышнего Юпитера.
Если бы права устанавливались повелениями народов, решениями первенствующих людей, приговорами судей, то существовало бы право разбойничать, право прелюбодействовать, право предъявлять подложные завещания, - если бы права эти могли получать одобрение голосованием или решением толпы. А многие вредные, многие пагубные постановления народов? Ведь они заслуживают названия закона не больше, чем решения, с общего согласия принятые разбойниками. Нельзя же по справедливости назвать предписаниями врачей те смертоносные средства, которые, под видом спасительных, прописывают невежественные и неискушенные люди, а народ не должен называть законом любое, даже пагубное постановление, если народ таковое принял. Мы можем отличить благой закон от дурного только на основании мерила, данного природой. Закон есть решение, отличающее справедливое от несправедливого и выраженное в соответствии с древнейшим началом всего сущего - природой, с которой сообразуются человеческие законы, дурных людей карающие казнью и защищающие и оберегающие честных.
Что же касается преступлений перед людьми и нарушений долга перед богами, то никакого очищения быть не может. Поэтому за них люди несут наказание не по суду (в древности нигде не выносили приговоров, ныне во многих местах их не бывает, а там, где их все же выносят, они весьма часто не справедливы); нет, преступников тревожат и преследуют фурии - и не пылающими факелами, как это бывает в трагедиях, а угрызениями совести и мучительным сознанием зла, содеянного ими. И если удержать человека от беззакония должна была бы кара, а не природа, то какая тревога могла бы терзать нечестивцев, переставших страшиться казни? Ведь ни один из них все же никогда не был столь дерзок, чтобы либо не постараться отрицать совершенное им преступление, либо не придумать какого-нибудь объяснения своего гнева и не искать оправдания для своего преступления в том или ином естественном праве. И если на естественные права осмеливаются ссылаться нечестивцы, то с каким же рвением их будут соблюдать честные люди! Но если от беззаконной и преступной жизни людей отвращает только кара, страх перед казнью, а не сама омерзительность такой жизни, то беззаконников нет и бесчестных людей следует считать скорее неосторожными. А мы, если нас побуждает быть честными мужами не стремление к доблести, а та или иная польза и выгода, хитры, а не честны. Ибо как поступит в потемках человек, который боится только свидетелей и судьи? Как поступит он, встретившись в пустынном месте со слабым и одиноким человеком, у которого он может отнять много золота? Наш справедливый от природы и честный муж даже заговорит с ним, поможет ему, выведет его на дорогу. А тот, кто ничего не делает для ближнего и все измеряет своей собственной выгодой? Вы, думается мне, уже [c.101] знаете, как он поступит71. Если же он станет отрицать, что он намерен лишить путника жизни и отнять у него его золото, то он всегда будет отрицать это не потому, что считает такое деяние позорным с точки зрения закона природы; он будет отрицать его только из опасения, что это станет известным, то есть навлечет на него беду.
нелепее всего: думать, что все, значащееся в установлениях и законах народов, справедливо. И даже если некоторые законы изданы тираннами
«Об обязанностях». Ведь ни одна сторона нашей жизни — ни дела государственные, ни частные, ни судебные, ни домашние, ни случай, когда ты ставишь вопрос перед самим собой, ни случай, когда ты заключаешь соглашение с ближним,— не может быть свободна от обязанности.
«Но первая задача справедливости — в том, чтобы никому не наносить вреда, если только тебя на это не вызвали противозаконием; затем — в том, чтобы пользоваться общественной [собственностью] как общественной, а частной—как своей. Ведь частной собственности не бывает от природы. Она возникает либо на основании давнишней оккупации, например, если люди некогда пришли на свободные земли, либо в силу победы, например, если землей завладели посредством войны, либо на основании закона, соглашения, условия, жребия. … Ввиду этого,— так как частная собственность каждого из нас образуется из того, что от природы было общим,— пусть каждый владеет тем, что ему досталось; если кто-нибудь другой посягнет на что-нибудь из этого, он нарушит права человеческого общества».
Основание для справедливости — верность, то есть стойкость и правдивость в словах и принятых на себя обязательствах.
Но несправедливость бывает двух видов: один — со стороны тех, кто совершает ее; другой — со стороны тех, кто, хотя и может, не отводит противозакония от тех, по отношению к кому его совершают. Противозаконие совершается двумя способами, то есть либо насилием, либо обманом. Противозакония часто совершаются в связи, так сказать, с извращением права и в связи с его не в меру тонким, но злостным толкованием. («Высший закон — высшее противозаконно» — избитая поговорка). Много таких проступков совершается и в делах государственных; так поступил тот, кто, заключив перемирие с врагом на тридцать дней, по ночам опустошал его земли, так как заключенное перемирие будто бы относилось к дневному, но не к ночному времени.
Но некоторые обязанности надо исполнять даже по отношению к тем, кто нам причинил вред. Существует ведь мера в возмездии и наказании, и, пожалуй, будет достаточно, чтобы причинивший зло раскаялся в своем противозаконии – с тем, чтобы и сам он впредь не совершал ничего подобного, и чтобы другие были менее склонны к противозакониям.
Даже те, кто существует злодеяниями и преступлениями, не могут жить без крупицы справедливости. Ибо тот из них, кто украдет или отнимет что-нибудь у человека, вместе с которым разбойничает, не оставит для себя места даже среди разбойников, а так называемого архипирата, если он не станет делить добычу поровну, его товарищи могут убить или покинуть. Более того, у разбойников, говорят, существуют даже законы, которым они повинуются и подчиняются.
Даже если отдельные лица, вынужденные обстоятельствами, в чем-нибудь обязались перед врагом, то и в этом надо держать слово.
У наших предков царской властью некогда, в интересах справедливости, облекали людей высокой нравственности. Ибо народ, когда он во времена мира терпел притеснения от более могущественных людей, прибегал к защите со стороны какого-нибудь одного человека выдающейся доблести, который, не допуская противозаконий по отношению к бедным людям, установлением справедливости обеспечивал равноправие между людьми, занимавшими высшее положение, и людьми, занимавшими низшее. Для издания законов основание было такое же, что и для избрания царей. Права люди ведь всегда искали равного; ибо иначе вообще не существовало бы права. Если люди добивались такого права от одного справедливого и честного мужа, они были довольным им; но так как этоим не удавалось, то были придуманы законы, дабы они со всеми людьми всегда говорили одним и тем же языком. Итак, повелителями своими народ, очевидно, обыкновенно избирал людей, о чьей справедливости он был высокого мнения.
Итак, отнять что-нибудь у ближнего и, будучи человеком, увеличить свое достояние, нанеся ущерб другому человеку, более противно природе, чем смерть, бедность, боль, другие беды, которые могут поразить либо наше тело, либо наши внешние блага; ибо это прежде всего уничтожает совместную жизнь людей и человеческое общество. Ведь если все мы будем охвачены стремлением грабить ближнего ради своей выгоды и нарушать его интересы, то это неминуемо приведет к распаду того, что в высшей степени сообразно с природой,— человеческого общества. Ибо каждому предоставлена возможность добывать все необходимое для жизни именно для себя, не для другого, не встречая противодействия со стороны природы; но природа не терпит одного: чтобы мы ограблением других людей увеличивали свои средства, богатства, могущество. И не только природой, то есть правом народов, но и законами народов, на каковых в отдельных гражданских общинах держится государственный строй, таким же образом установлено, что ради своей выгоды не дозволено причинять вред ближнему. Вот каково назначение, вот какова воля законов: узы между гражданами неприкосновенны; тем, кто разрывает их, законы грозят смертью, казнью, изгнанием, заточением в тюрьму, денежной пеней. и в гораздо большей мере нас к этому приводит сам разум природы, который есть закон божеский и человеческий
Дата добавления: 2018-05-31; просмотров: 496; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!