Гарантии действия принципа правовой определенности в кассационной и надзорной форме пересмотра судебных решений: нормативные условия и диалектические противоречия
Системный анализ практики ЕСПЧ и Конституционного Суда РФ, вкупе с доктриной[41], позволяют нам выделить следующие гарантии действия принципа правовой определенности (res judicata) в уголовно-процессуальном законодательстве:
непосредственный предмет проверки и оценки суда кассационной, надзорной инстанции, к которому следует относить исключительно свойство законности окончательных актов суда, не позволяющее пересматривать фактические обстоятельства дела, дополнительно оценивать доказательства и справедливость вынесенного решения (ст. 401.1; ч. 2 ст. 412.1 УПК);
пресекательные сроки кассационного, надзорного обжалования, служащие гарантом стабильности, вступивших в законную силу приговоров, определений, постановлений суда, неизменности правового статуса лиц и определенности окончательно установленных правоотношений (ст. 401.6 УПК);
уникальная (экстраординарная) процессуальная форма кассационной и надзорной проверки судебных решений, исключительным качеством которой является наличие предварительного изучения кассационных, надзорных жалоб (ст. 401.7-401.11; ст. 412.5-412.8 УПК);
основания кассационных и надзорных жалоб, которые одновременно являются основаниями к отмене (изменению), вступивших в законную силу актов суда, нормативно разделенные на нарушения существенного и фундаментального характера (ст. 401.15; ст. 412.9 УПК);
Именно такая модель гарантирующих res judicata условий, обусловлена практикой ЕСПЧ и Конституционного Суда РФ. Так, в отношении непосредственного предмета исследования экстраординарных судебных производств Европейский Суд, в Постановлении от 24 июля 2003 г. по делу «Рябых против Российской Федерации» выразил позицию, что полномочия вышестоящих судебных инстанций должны осуществлятьсяисключительно в целях исправления судебных ошибок, неправильного отправления правосудия, тем самым, предотвращая повторное рассмотрение дела по существу.
|
|
|
О необходимости наличия ограниченных сроков обжалования вступивших в законную силу судебных решений, обеспечивающих соблюдение принципа правовой определенности (res judicata) в юрисдикциях Высоких Договаривающихся Государств, Европейский Суд изложил в Постановлении от 28 октября 1999 г. по делу «Брумареску против Румынии»[42]. Обращая внимание на полномочия Генерального прокурора Румынии требовать отмены окончательного и уже исполненного судебного решения вне всякой зависимости от процессуальных сроков, Суд подчеркнул, «… что осуществление этого права является неограниченным по времении, таким образом, судебные решения могут подвергаться сомнению бесконечно». Согласно правовой позиции ЕСПЧ, подобная ситуация в аспекте res judicata является недопустимой.
|
|
|
Функциональная связь и взаимообусловленность оснований к отмене вступивших в законную силу судебных решений и принципа правовой определенности (res judicata) подробно раскрыта Конституционным Судом РФ. В Постановлении от 17 июля 2002 г. №13-П Суд обращает внимание, что, исходя из требований Конституции РФ и Конвенции о защите прав человека, законодатель, «…предусматривая возможность отмены вступившего в законную силу приговора и пересмотра уголовного дела,обязан сформулировать точные и четкие критерии и основания подобной отмены, с учетом того, что речь идет о таком решении судебной власти, которое уже вступило в законную силу и которым, следовательно, окончательно решены вопросы о виновности лица и мере наказания»[43].
Интерес вызывает и институт предварительного изучения кассационных и надзорных жалоб (ст. 401.7-401.11; ст. 412.5-412.8 УПК РФ), единолично судьями судов субъектов и Верховного Суда РФ. Правовая природа этой процедуры раскрыта Конституционным Судом РФ в нескольких взаимосвязанных постановлениях. В Постановлении от 5 февраля 2007 № 2-П Суд отмечает, что «…введение данной предварительной процедуры, на которую не распространяются некоторые обязательные для иных судебных процедур процессуальные правила - об извещении и вызове сторон, о проведении судебного заседания и др., обусловлено целью обеспечить баланс публичного и частного интересов, не допустить превращение суда надзорной инстанции в обычную (ординарную) судебную инстанцию и исключить явно необоснованные обращения».
|
|
|
В Постановлении от 25 марта 2014 года № 8-П КС окончательно укоренил свою позицию, пояснив и дополнив, что анализируемая процедура призвана не допустить передачу в суд явно необоснованных обращений и выявить наличие фундаментальных нарушений закона, влекущих пересмотр вступивших в законную силу судебных решений[44].
Помимо проверки самой сути жалобы на предмет её приемлемости, доктрина, также, склонна располагать, что гарантии стабильности судебных актов на стадии предварительной проверки достигаются, в том числе, путем установления законодателем формальных требований к кассационным и надзорным жалобам[45]. К таковым следует относить: обязательное содержание жалобы (ст. 401.4; 412.3 УПК), наличие полномочий жалобщика (ч. 1 ст. 401.2, п. 2 ч. 1 ст. 412.4 УПК), условие инстанционности (ст. 401.3. УПК). В случае если эти требования не соблюдены, то, в зависимости от конкретной стадии применяются последствия ч. 2 ст. 401.5 или ч. 2 ст. 412.4 УПК РФ.
|
|
|
Из приведенного можно заключить, что выделенный перечень гарантий res judicata является не столько итогом доктринальных изысканий судей ЕСПЧ и Конституционного Суда РФ, сколько объективным выражением обусловленных практикой факторов, требующих достижения справедливости судопроизводства, которое, как мы выяснили, невозможно без обеспечения неопровержимости судебных решений и стабильности правоотношений.
Римский афоризм гласит: «errare humanum est», что в переводе с латыни означает, что человеку свойственно ошибаться. Люди в судейских мантиях исключением не являются. Противоречивость человеческой деятельность и несовершенство разума должны учитываться законодателем для построения такой правовой материи, которая бы данные грани учитывала. Безусловно, принцип правовой определенности (res judicata) не является, своего рода, панацеей, безупречно обеспечивающей справедливость судопроизводства. Напротив, абсолютизация данного принципа (особенно, в его исконно-римской трактовке) предполагает полный запрет на обжалование вступивших в законную силу судебных решений, независимо от характера допущенных нарушений. Наличие такого радикализма в процессуальном законодательстве, помимо нивелирования международных стандартов, просто обезличивала бы гарантию обеспечения прав и законных интересов человека (ст. 2; ч. 1 ст. 17 Конституции РФ), в частности, гарантию права на судебную защиту (ч. 1 ст. 46 Конституции РФ). К тому же, абсолютизация res judicata поставила бы под сомнение целесообразность существования таких процессуальных стадий как кассация и надзор, сводя на нет всю их функциональную составляющую. Следует напомнить и то, что именно судам кассационных и надзорной инстанций отводиться главная роль в обеспечении единства, корректировке и обобщении судебной практики (ст. 126 Конституции РФ; п. 1 ч. 7 ст. 2 ФКЗ от 05.02.2014 № 3-ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации»; п. 4 ч. 3 ст. 26 ФКЗ от 07.02.2011 № 1-ФКЗ «О судах общей юрисдикции в Российской Федерации»). Данной функции, имеющей важное социально-политическое значение, просто бы не существовало, если бы правовая система распространяла действие res judicata на институты российского законодательства в его сугубо буквальной форме.
Именно поэтому, отправление правосудия испытывает влияние двух взаимосвязанных, но противоположных по направленности факторов. С одной стороны, судебный процесс должен привести к окончательному разрешению дела с тем, чтобы придать спорным отношениям необходимую стабильность[46]. В то же время, Конституцией РФ (ч. 1 ст. 46) гарантируется судебная защита прав и свобод человека, которая предполагает защиту, в том числе и от судебных ошибок и произвола[47]. В связи с этим, заинтересованным лицам законодательно предоставляется возможность добиваться исправления допущенных судами ошибок. Посему мы согласны с суждением Конституционного Суда РФ, указавшим, что законодатель должен устанавливать такие институциональные и процедурные условия пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений, которые отвечали бы требованиям процессуальной эффективности, экономии в использовании средств правовой защиты и прозрачности осуществления правосудия[48]. Иными словами, проблема состоит в установлении оптимального баланса между двумя диалектически взаимосвязанными идеями: принципа правовой определенности (res judicata) и конституционной гарантии права на судебную защиту (ч. 1 ст. 46 Конституции РФ).
Первый закон диалектики (закон единства и борьбы противоположностей) предполагает, что универсальной причиной развития является наличие, обострение и конфликтное разрешение противоречий, которые возникают как взаимоотношение противоположностей некоторого единства[49]. Такой подход, на наш взгляд, хорошо отражает ключевую ипостась диалектики, как одного из важнейших элементов инструментария методологии науки. Кассационная (надзорная) процессуальная форма, предусмотренная законодателем для пересмотра вступивших в законную силу судебных решений, как раз и является той процедурой, нормативные положения которой должны служить средством разрешения объективно-сложившегося противоречия между принципом правовой определенности (res judicata) и конституционным правом на судебную защиту. При этом, поскольку это противоречие носит объективный характер (основываясь на предыдущих суждениях), полагаем, что заранее ошибочен вывод о возможности полного преодоления противоречия рассматриваемых категорий, в рамках экстраординарных процессуальных форм.
Исследуемые категории res judicata и права на судебную защиту, как мы уже выяснили, на определенных процессуальных стадиях взаимоисключают друг друга. Их формальное единство в кассационных и надзорных инстанциях для законодателя является определенным вызовом, разрешение которого должно явить такой нормативный консенсус, который, вобрав положительные свойства каждого, не допуская институциональных искажений, учитывал бы первостепенную важность прав и законных интересов личности (ст. 2 Конституции). При этом следует признать, что при всей противоречивости принципа правовой определенности (res judicata) и права на судебную защиту, они парадоксально обусловливают существование и реализацию друг друга. В этой связи, И.С. Дикарев справедливо подмечает, что «право на судебную защиту обеспечивает заинтересованным лицам возможность добиваться исправления судебных ошибок и восстановления нарушенной справедливости, тогда как принцип правовой определенности придаёт судебной защите реальный характер, гарантируя стабильность окончательных судебных решений, неизменность установленных судом правоотношений»[50]. Принципиальное отличие такого подхода выражается в том, что правовая определенность уже рассматривается не в качестве противопоставления конституционной гарантии права на судебную защиту, а как необходимое условие её реального действия. Именно поэтому целесообразность поиска консенсуса между двумя фундаментальными началами и должна вызывать насущную необходимость у законодателя. Не обеспечив одно, не получится достичь другого.
Казалось бы, законодатель встал на путь приведения процессуальной формы в соответствие с международными стандартами справедливого судопроизводства. Наряду с методологически идентичным Федеральным законом от 9 декабря 2010 г. № 353-ФЗ[51], ФЗ от 29 декабря 2010 № 433-ФЗ ознаменовывал широкомасштабную реформу проверочных производств. В УПК РФ были внесены новые главы 45.1, 47.1 и 48.1, соответственно посвященные пересмотру судебных решений в апелляционном, кассационном и надзорном порядке. Юридическим сообществом предполагалось, что новеллы, вобрав в себя неоднократную критику со стороны ЕСПЧ, кардинально реформируют процессуальную форму пересмотра судебных решений вступивших в законную силу, приведя её в соответствие с Конвенцией о защите прав человека и основных свобод (далее – ЕКПЧ) и актами её официального толкования.
Формально новации коснулись буквально каждого элемента ранее действующей процессуальной формы, включая: 1) предмет кассационного и надзорного разбирательства; 2) сроки обжалования; 3) основания к отмене судебных решений в экстраординарных порядках. В итоге ожидалось эволюционное возвращение к классической континентальной кассации, образцово демонстрирующей уважение к принципу res judicata и, полагаем, оптимально балансирующее с его практически антиномичной идеей гарантии судебной защиты.
К сожалению, действующее на данный момент правовое регулирование продолжает претворять в жизнь тенденции постепенного ухода от баланса этих фундаментальных идей, последовательно материализуя уже анахроничные для российской правовой системы идеи непропорционального преобладания интересов публичных над интересами частными. Более того, с каждым годом принимаются нормативно-правовые акты, которые всё больше отдаляют законодательство от приемлемого для российской правовой системы консенсуса между принципами правовой определенности (res judicata) и гарантией права на судебную защиту. Об этих обстоятельствах можно уже говорить как о пагубной тенденции, способствующей не иначе как деградации нового российского процессуального законодательства в апробированные негативным опытом старые институты советского образца.
Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 259; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!