ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ или ОСНОВА ОСНОВ 30 страница
- Пустяки. Что-то с нервами.
Да, не все мы прошли.
Но ведь были и мы
В чем-то первыми!
Капли бьют в гамаки...
Лишь удачи легки
Мимолетные.
Разве сможем забыть,
Как дрожали шнуры
Корделеттные?
Мы хотели дойти.
Да, хотели дойти!
Не дошли. Так случается.
Льет по стенам вода...
Мы вернемся сюда,
А пока, лишь пока возвращаемся.
* * *
Что нас гонит вниз? И что потом торопит вернуться? Необычайная ясность мысли на глубине в толще скалы вдалеке от привычной жизни? Простота и четкость цели, чистота отношений? Здесь все конкретно и контрастно - без полутонов, так опостылевших на поверхности. Здесь что-то от давно утраченного юношеского максимализма и бескомпромиссности. Здесь истинно мужской труд и усталость. Выпуклость и отчетливость жизни и смерти, тропка по грани, на самом острие ощущений. И самоуважение от свершенного, и вечная неудовлетворенность поиска. И борьба - не с себе подобными, что неизбежно приводит к унижению одной из сторон, чтобы там ни утверждали апологеты чистого спорта. Борьба с собой и азартная игра с силами Природы. Природы, которую нельзя победить без ущерба для нее и, в конечном счете, для себя. Ее можно только уничтожить, что постепенно и делает человечество.
Потому что, переделывая природу, - ничего не сохранишь. Сохранить можно, только приспосабливаясь. Простите за невольный пафос.
|
|
|
Наш корделетт еще не кончился. Напра нехотя выпускает нас из своего нутра, примериваясь, чем бы еще напакостить напоследок. Свернув лагерь на -430, вот уже 12 часов тащим мешки вверх ко дну 38-метрового колодца. Как бы сказал мой друг Леха Казеннов: "12 часов - и 150 метров как ни бывало!"
Поднимаем последние мешки на колодец со щелью. Пещера бессильно, но болезненно огрызается. Строчки из дневника:
"Поднимаем груз на 20-метровом колодце. Эрик с Раймисом вышли на самый верх, я поднялся на полку, Резван цеплял мешки. Устроился на полке, пристегнулся на самостраховку за проушину в скале, зажег свечу. Периодически раздается остерегающий крик Раймиса и сверху летят камни. Каждый раз вжимаюсь на своей полке, придерживая каску руками, стараясь весь съежиться, сжаться, скрыться под ее полями. Снова слышу крик:
- Камень!
Черт меня дернул не просто придержать каску, а как-то совершенно по-детски прикрыть голову-каску руками. Камень бьет в каску слева и приплющивает к ней мой опрометчиво высунувшийся палец. Звон, грохот, искры из глаз. Ух, и больно же получилось!..
Двойка наших прибалтийских друзей оставляет нас с мешками и поднимается на -280, чтобы приготовить к нашему приходу что-нибудь съедобное. Мы тащим в перекидку мешки и вдруг замечаем, что видимость начинает резко ухудшаться. Знакомо запахло гексой. Ясно, что ток воздуха сносит угарный дым кухни в завал, по которому мы сейчас пробираемся, - а парни, видно, не жалеют сухого спирта, который при неполном сгорании может привести нас к нешуточному отравлению.
|
|
|
Лезем с Вовкой по узостям меж глыб, перекидываем и пересчитываем мешки, дышится пока ничего, но видно не дальше вытянутой руки. Кончается это тем, что мы теряем ориентировку в завале и начинаем на чем свет костерить наших кочегаров, призывая их на помощь. Нехотя и недоумевая, первая двойка приходит к нам на помощь - наши вопли их сильно озадачили. Как оказалось, на площадке перекуса атмосфера самая нормальная и трудно было представить, что буквально в паре десятков метров мы с Резваном ни черта не видим и задыхаемся..."
* * *
Наш корделетт еще не кончился. Привал на месте базы "-280" под 38-метровым колодцем. Жуем невообразимое месиво из всех наличных видов концентратов. Кое-кто кимарит под полиэтиленовым колоколом, а мне уже не сидится. Меня разбирает жажда. Жажда солнца. Я уже так хочу наверх! Ни до, ни после этой экспедиции я не испытывал с такой силой этого чувства.
|
|
|
Мне не просто хочется наверх: до жути хочу выйти именно днем. Чтоб было солнце, и бездонно-синее небо, и все великолепие гор и моря под нами, с выступающим далеко-далеко справа контуром мыса Пицунда. Нет - море не под нами. Его горизонт фиолетовой дугой рассекает небо на уровне наших глаз. Этот гигантский сине-фиолетовый шар - выше самых высоких гор...
Пора, пора идти! Жажда солнца будто придает мне сил, и, движимый ею, начинаю тормошить парней. Нам еще предстоит продернуть веревку на самом большом из колодцев, где мы отважились повесить шнурок. Пока остальные собираются, не спеша, но внутренне волнуясь, приступаем с Кесом к этому ответственному делу. От того, удастся ли нам вернуть на колодец веревку, зависит, будем ли мы продолжать подъем или нам суждено сидеть тут под колодцем в тоскливом ожидании помощи вспомогательной группы. Есть от чего волноваться!
И вот - тянем. Осечка! Веревка поднимается метров на 20 и застревает. Опять? Пробуем вернуть ее назад. Сначала и это не получается, но потом что-то там, наверху, проскакивает, и шнур возвращается в исходное положение. Уф-ф! Попробуем еще раз. Резван смотрит на наши с Кесом манипуляции и, похоже, переживает больше нас. Серега мне подмигивает: смотри, мол, начальник волнуется! Я киваю и тоже смеюсь. Но шутки-то плохие. При одной мысли, что здесь придется ставить базу и ждать помощи, становится дурно.
|
|
|
Пробуем еще, потом еще и еще. Веревка не идет. Хорошо, что у нас здесь не 3-миллиметровый крученый шнурок, как на злополучной "двадцатке", а стропочка-тесьма. Ее не так-то просто порвать. Когда мы уже почти теряем надежду выпутаться из этой ситуации, веревка вдруг - ура! - продергивается противоположным концом. Надежно ли она зафиксировалась наверху колодца? Снова начинается моя нервная работа на одинарной веревке. На больших отвесах веревка сильно растягивается и при каждом шаге ощутимо трется о скалу. Как могу осторожно, поднимаюсь, и только когда сажусь верхом в "седло" на вершине стены, перевожу дух. Никогда не думал, что 40 метров - это так много...
Прорвались! И начинается неритмичный дерганый выход на поверхность. Движение нашей группы здорово смахивает на ход червяка-шагомера: мы то стремительно растягиваемся по пещере, то мучительно долго собираемся в кучу. Пока есть свободные веревки, мы с Кесом мчимся вперед семимильными шагами, продергиваем шнурки, вешаем веревки, махом поднимаемся на колодцы. Но вот корделеттные веревки кончаются, и баста! До посинения торчим на уступе под очередным колодцем, ожидая подхода всей группы и подъема всех мешков. Подносят снятые с нижних колодцев веревки, и снова - банзай! - рывок вперед. То, что прошло почти незамеченным на спуске, сейчас выпирает со всей очевидностью: техника шнура - это удел одиночек. Такой "шалман", как у нас, шнурками не продернешь!
Мы идем медленнее, чем могли бы идти при нормальной двухопорной технике. Вот вам и корделетт! Ну, как не вспомнить стихотворный песенку-памфлет на тему техники шнура, родившийся в этой экспедиции? Строчки из дневника:
"25 сентября 1984 года.
Сижу на вершине Напры с видом на кровавый закат и пишу.
Мы только что завершили нашу корделеттную экспедицию, выбравшись из одноименной вершине пещеры, а по пути испытав великолепные по насыщенности и разнообразию ощущения. Суть их коротко - в песне.
Мне подсказал однажды кто-то мысль чудесную:
Зачем веревки, карабины, мол, и лестницы?
Нырнул в колодец, снял веревку и привет.
Буржуи это называют - корделетт!
Эх, знал бы я - за кучу бы монет
Не стал бы пробовать тот самый корделетт!
Его спросил тогда - эт все, конечно, здорово,
А как же быть, когда назад подняться в пору бы?
А он сказал - берешь и вешаешь шнурок.
Шнурка навалом, запасайся впрок!
Ох, жрать охота, просто мочи нет,
Вот до чего довел проклятый корделетт!
Ведь я попробовал, я с детства был лихой.
Зачем буржуям заниматься чепухой?
Я взял шнурок, веревку взял одну
И в Напру ринулся ко самому ко дну.
Ну, если вынут, и натру ж тому портрет,
Кто подсказал мне это слово - корделетт!
Я вниз сбежал отлично, нет дилем.
Шнурки, шнурки и никаких проблем!
А вот когда подняться захотел,
Шнурочек бздынькнул и в колодец улетел!
Вот тут и понял - влип я в переплет...
Чтоб провалился этот самый корделетт!
Я рвал шнурок, зубами грыз его,
На стенку лез - не вышло ничего,
И вот теперь я на уступчике сижу,
Сижу, дрожу и очень матерно твержу:
Нет, его, гада, надо точно расстрелять -
Ну, и придумал же едрену корде...лядь!"
* * *
Все это было потом, и горы, и неправдоподобно красный закат над морем. А пока мы в пещере, и я спешу. Я хочу на солнце! Время неумолимо тикает у меня на руке. По закону Всемирной Подлости корделеттные веревки кончаются у нас в тот момент, когда нам с Кесом остается продернуть единственный - последний перед выходом на поверхность, корделеттный 15-метровый колодец! Благо, кажется, наши на этот раз отстали недалеко... Но почему их так долго нет?
Снова задержка. Последняя наша двойка заблудилась в узкой щели на дне предпоследнего 30-метрового колодца. Парни не заметили подъем наверх, пошли низом и воткнулись в такую узость, где и кошке не пройти. Пока выцарапались - потеряли силы и темп. Настроение группы падает. Немудрено - мы снова не спим уже почти 20 часов. В арьергарде кое-кто начинает поговаривать о том, что неплохо бы разбить прямо здесь базу и отдохнуть.
Какой, к черту лагерь? До земли полторы сотни метров... Я так хочу к солнцу!!! Но деваться некуда, приходится идти на компромисс и устроить перекус у колодца: трое наверху, трое внизу. Наскоро жуем шоколад с изюмом и мерзнем. Долго мерзнуть не приходится - пайка, как всегда, слишком мала.
Начинаем выдергивать мешки из колодца, и быстро согреваемся. У нас на шестерых уже 14 мешков, больше, чем на спуске! Иногда у меня закрадывается подозрение, что мешки потихоньку от нас размножаются там, в темноте пещеры. Да и как им не размножаться, если нас одолевает жадность, и мы пытаемся вынести из пещеры всю найденную нами здесь веревку? Что там фраера сгубило? Совершенно верно.
Мешки застревают где-то внизу, и Ткачев бешено рвет их веревкой. А над душой висит последний корделеттный колодец. Вот сейчас проклятый шнурок лопнет и пойдут насмарку все наши старания...
Но Судьба сжалилась над нами. А может, ей наскучило строить нам козни. Так или иначе, но - шнурок послушно втаскивает на колодец последнюю веревку. Путь наверх открыт! Теперь только лазание и никакого корделетта! Так бы и улетел наверх летучей мышкой, к солнцу, которое все еще плывет над Землей...
Но не тут-то было. Наверху этого колодца мы снова вынуждены собраться все вместе. Мы только и делаем, что ждем кого-нибудь или собираемся всей группой. Это наша очередная тактическая ошибка - сбор всей группы вместе всегда приводит к большим потерям времени: сначала первые ждут отставших, а затем последние ждут своей очереди подниматься по отвесам - веревки-то заняты!
Тает моя надежда увидеть сегодня солнце. Еще не поздно, еще есть время. Солнце! Если сейчас все бросить, то часа через два мы будем купаться в его золотых, багряных на закате лучах... А кто будет тащить груз? Мысль о том, чтобы вернуться сюда еще раз за оставленным снаряжением кажется ужасной. Нет, все будем делать сегодня. Снова растягиваемся по уступам. Теперь иду последним, прицепляю мешки к веревкам, и мерзну. От курева уже болит язык. Прячусь от камней, периодически щелкающих из темноты. Но как-то вяло прячусь... Мы все уже давно отупели от усталости.
...Что-то долго нет веревки сверху. Жду ее, стоя с ручным фонарем: экономлю налобный свет для вертикальных участков. В чем там дело? Поднимаю голову...
Из темноты на меня несется бесшумный рыжий комок, рассыпается. Удар по лицу хлесток и тяжел. Откачиваюсь, чуть не падаю. Жгучая боль в носу. Постепенно начинаю понимать, что произошло. Сбросили веревку молча! Без команды! Ору вверх что-то яростное и бессвязное. Потом цепляю очередной мешок в мотающийся на уровне глаз проклятый узел. Вира! Отхожу в сторону и плачу. Плачу, как мальчишка, горько всхлипывая, заливаясь слезами. Кажется, что нос растет, как баклажан. И так мне больно, так себя жалко, обидно и... так хорошо, что я плачу. Все это пустяки. Просто выплескивается напряжение штурма: все эти шнуры, гамаки, одинарные веревки...
С трудом успокаиваюсь. Мешки все. Нос, кажется вернулся в исходное состояние. Поднимаюсь на колодец лазанием в обход навески и - здрассте! Вся компания в сборе: мужики опять заблудились. После нокдауна и встряски голова моя работает отлично, и даже будто сил поприбыло. Выхожу вперед и сразу нахожу нужное направление. Теперь мне на ум приходит другое сравнение: наша группа движется, как пелетон велогонщиков. Периодически кто-то лидирует, разгоняя группу, затем откатывается на последнюю позицию, прячется в ветровой тени, отдыхает, прикрытый спинами товарищей.
Снова приходит мой черед лидировать. Пролезаю противное "очко" над 4-метровым уступом, принимаю мешки. Вперед!
* * *
А мы уже не выйдем на солнце...
Все замерзли. До земли еще метров 80, а время... К черту время! Теперь уже неважно. Выползаю из последнего большого 24-метрового колодца. Наконец, можно снять сбрую, все эти опостылевшие железяки, ремни, стремена. Как хорошо!
Тянем мешки. Мы не спим уже 34 часа. Мы уже хороши и двигаемся, как механические манекены.
Тянем мешки... Продолжаю идти первым. Снова завал. Продираемся по узким ходам меж камней. Глыбы качаются, или это мы качаемся от усталости? Нет, глыбы... Одна, по-моему, так и дрожит от нетерпения свалиться кому-нибудь на голову... Не дождется!
Тянем мешки. Все невольно посматривают вперед - где же последние маленькие навесочки? А их все нет.
... Краем глаза вижу слева веревку. Вижу ее и... боюсь поверить. Может быть, я ошибся, и это совсем другая веревка? Нет! Веревка та. Это последняя навеска - последние шесть с половиной метров до поверхности. Наверху ночь, и поэтому заветный выход кажется всего лишь очередным колодцем этого бесконечного каскада.
Пропускаю вперед Раймиса, который без веревки, напрямую, лазанием спешит мимо меня к свободе. Поднимаюсь следом, но не выхожу совсем из воронки, принимаю мешки, потом меня сменяет Резван.
Тепло. Ярчайшие огромные звезды над входной воронкой. Цепляясь за траву, выбираюсь на край. Нет слов, нет сил. 28 часов работы, 38 часов без сна...
Под ногами, вдали, моя мечта, ставшая реальностью: огни черноморского побережья, бесконечность ночи, бездонность неба... Ложусь лицом в траву. Она сухая и пахнет пылью. Мужики тенями появляются из воронки, ложатся рядом. Лежим все шестеро лицами в небо. Вдруг до моего слуха доходит посапывание. Все спят. Только мы с Ткачевым молча курим.
Над Напрой космическая тишина.
* * *
Так закончилось еще одно исследование возможностей динамической техники шнура (*131). Закончилось, в общем-то, закономерно. Лавры Пенеса и Курбона, блеск их сольных прохождений Гуффр Берже и Пьер-Сен-Мартен (о которых мы поведали ранее), настолько затмили нам глаза, что мы не приняли во внимание одну маленькую, но существенную деталь: еще раз повторюсь - их достижения были СОЛЬНЫМИ!
Корделетт - это далеко не кордебалет! Но если понимание этого момента пришло еще в ходе напрянской эпопеи, то многое другое открылось значительно позднее. Например, то, что западноевропейские корделеттные штурмы совершались на базе прогрессивной, принципиально отличной от нашей, техники прохождения вертикальных пропастей - техники одинарной веревки. Освоить динамическую технику на основе применяемой у нас в то время псевдоклассической двухопорной трос-веревочной техники, было равносильно попытке построить капитализм в первобытнообщинном обществе. Минуя все промежуточные фазы развития. Что ж, вполне по-советски: бац-бац, и в дамки!
История недвусмысленно показывает, что "большой скачок" всегда заканчивается в большой луже. Так получилось и у нас.
Кто это сказал: "Вошли в пещеру, как три богатыря, а вернулись - как три поросенка"?
Но опыт никогда не бывает бесполезным. Мы вернулись из Напры, обогащенные знанием. А еще остались воспоминания и песни:
Когда уже совсем не в мочь
Тащить мешки через распоры,
Чертить лучом пещеры ночь
И пузом чистить шкуродеры,
Навесив каждому гамак,
И оглядев его сурово,
Собьемся в кучу, как всегда,
Под гамаком у Киселева.
Здесь мы разводим гексогаз,
И, поминая маму-папу,
Мы с котелка не сводим глаз,
Ловя ноздрей волшебный запах.
Дыра куда-то дальше прет,
Срывая с уст дурное слово,
И машет ложками народ
Под гамаком у Киселева.
Спать в гамаках - совсем не мед.
Взбираться в них - еще хреновей:
Взобрался, вроде, Киселев,
Глядь - почему-то лезет снова!
Бьет колотун со всех сторон,
Вода под зад, и сверху холод,
И загибается народ
Под гамаком у Киселева.
Та экспедиция прошла
И затерялась среди многих,
Другие давят нас дела,
Иные нас зовут дороги,
Но лишь учуем гексы дым,
Вдруг померещится нам снова,
Как будто мы опять сидим
Под гамаком у Киселева!
---------------------------------------------------------------
*122 Андрей Бизюкин и Таня Немченко возглавляли штурмовую группу и очень беспокоились о сохранности донных модулей!
*123 В целях сохранности донных модулей на верхнем участке пещеры: примерно до зала Победы на -700 м, возбранялось даже браться за мешочные лямки - не дай бог оборвешь!
*124 МАЗОХИЗМ - вид сексуальных игр, которым присущи элементы самоистязания, описанный австрийским романистом Захер-Мазохом.
*125 Д.А.Усиков, из неопубликованного.
*126 СТАНОК - приспособление для переноски негабаритного груза в виде металлической рамы с лямками и поясничным амортизатором.
*127 Д.Мартинес "По поводу техники "Корделетт", "Sрeluncа" № 2, Франция, 1979г., стр. 77-79.
*128 КОРДЕЛЕТТНАЯ ШАЙБА - небольшая дюралюминиевая шайба, надеваемая на верхний конец корделеттной веревки. Шайба не дает веревке проскочить через закрепленный на верху колодца блочок или карабин, то есть при спуске последнего он всецело зависит от поведения этой весьма скромной с виду штуковины.
*129 Для тех, кто в курсе, мы бродили над системой Первых штанов.
*130 НИТРОН (синтепон) - нетканый иглопробивной синтетический материал, главной особенностью которой является способность быстро освобождаться от влаги: вода стекает по нитрону, оставляя верхнюю часть одежды абсолютно сухой, в то время как в сапогах, конечно, булькает.
*131 Мне кажется, что это была последняя корделеттная экспедиция в СССР, хотя до его развала оставалось еще 6 лет. О более поздних попытках мне не известно.
Дата добавления: 2018-05-12; просмотров: 351; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!