ФРОММ (Fromm) Эрих (1900—1980) — немецко-американский философ, психолог, социолог. 11 страница

надлежащих "земле", основе, бытию. Отказ X. от так на­зываемого языка "взгляда" и предпочтение им нового языка "слуха" позволяет избежать практически всех следствий метафизики. Суть языка можно сравнить с высшей точкой напряжения мышления даосского мыслителя у-вэй, которое, с одной стороны, представля­ет собой "недеяние", полное выключение из мира дейст­вительности, активности, игнорирование внешнего, а с другой стороны, является высшим действием, где за внешним спокойствием, недеянием, молчанием скрыва­ется огромная внутренняя концентрация сил и внима­ния. Так и с языком: при всей внешней лаконичности, простоте, бедности, даже молчаливости, "внутри" языка скрывается все его поэтическое богатство, которое наи­более полно сообщается в языке через намеки, "непря­мые сообщения". 4. По X., все характеристики и требо­вания бытийного языка возможно обнаружить в языке поэзии: "Язык не потому — поэзия, что в нем — прапоэзия, но поэзия потому пребывает в языке, что язык хра­нит изначальную сущность поэзии... истина направляет себя вовнутрь творения...", — говорил X. в одном из своих интервью. Именно язык поэзии остается невин­ным и наивным по отношению к современной культуре, неисчислимым рационально; в нем сохраняется образ­ность мышления, метафоричность, где совершенно не­применимо референциальное истолкование языка, где властвует мир метафоры, многозначности слова. Мета­фора, по мнению X., изначально принадлежит поэтиче­ской сфере, первоистоку языка, где слово было откры­тым и многогранным. Действительно, для X. метафора, являясь неотъемлемым свойством языка, показывает его мистическую сущность, изначальную онтологичность языка и человека. Однозначность слова, сужение его приходит с наукой и логикой. Подлинный язык, чтобы не существовать во власти рационально исчислимого и актуализированного, должен быть языком непрямых со­общений, намеков, по возможности невербальной ком­муникацией. "Намек — основная черта слова... Намеки нас приближают к тому, от чего они неожиданно до нас доносятся". Намеки препятствуют образованию одного какого-нибудь понятия, в которое можно будет уложить суть языка, с другой же стороны, намек (метафорич­ность, неоднозначность) как внутренняя характеристика языка говорит об изначальной интерпретируемости, самоинтериретируемости языка. Языку поэзии в филосо­фии позднего X. отводится роль обнаружения смысла бытия: "судьба мира дает о себе знать в поэзии", "вы­свобождение языка из-под грамматики на простор ка­кой-то более исходной сущностной структуры препору­чено мысли и поэзии". Под поэзией X. имеет в виду не поэзию как результат, как застывшее творение поэта или художника, а мысль и поэзию вместе, то есть поэтичес-

1231

кое творчество, которое он называет "поэтическим мы­шлением", Dichten (не Dichtung — нем. "поэзия как ре­зультат, как поэтическое произведение"), а именно Dichten (нем. "поэзия как процесс сочинения, создания стихов и т.п."). Характеризуя в своих поздних работах мышление, мысль, X., прежде всего, имеет в виду имен­но поэтическое мышление и поэтическую мысль: "Мыс­лью осуществляется отношение бытия к человеческому существу. Мысль не создает и не разрабатывает это от­ношение. Она просто относит к бытию то, что дано ей самим бытием. От-ношение это состоит в том, что мысль дает бытию слово. Язык есть дом бытия. В жили­ще языка обитает человек. Мыслители и поэты — хра­нители этого жилища. Их стража — осуществление от­крытости бытия, насколько они дают ей слово в своей речи, тем сохраняя ее в языке... Мысль... допускает бы­тию захватить себя, чтобы с-казать истину бытия". По­этическое мышление не есть ни "чистое" мышление, принадлежащее лишь области теории, ни чисто практи­ческое мышление. Поэзия и поэтическое мышление ока­зываются выше всех метафизических делений на теоре­тическое и практическое, они существуют до подобных разделений и противопоставлений; более того, именно в поэтическом мышлении и преодолеваются подобные оппозиции теоретическое-практическое, субъект-объ­ект, поэт-читатель, молчание-речь и др. Поэтическое мышление не относится ни к теории, ни к практике. Оно имеет место прежде их различения. В понимании X. по­этическая мысль представляет собой память о бытии, она осмысливает бытие. Такая мысль не выдает никако­го результата. Она не вызывает воздействий. Суть ее су­ществования, отмечает X., в том, что "она допускает Бы­тию — быть". 5. Однако главное свойство поэзии и глав­ное свойство языка вообще можно определить как "про­ектирование" будущего. Проектирование как свойство поэзии проявляет себя в набрасывании, загадывании бу­дущего, таким образом не только участвуя в истории, но и непосредственно творя ее. Характеризуя хайдеггеров­ский стиль философствования, необходимо отметить его позитивную двусмысленность. Позитивность этой двусмысленности вытекает как из ее неустранимости, неизбежности, так и из ее диалектичности, ее роли сти­мула к мышлению. Позитивность двусмысленности, не­однозначности у X. обнаруживает свою связь с мышле­нием Ницше и затем продолжается в деконструкции Деррида, который именно X. и Ницше считал в равной степени родоначальниками философии провокации и риска. Амбивалентность терминов, которая постоянно присутствует в философии Деррида, обнаруживается и в терминологии X. Понятия X. двусмысленны в пози­тивном смысле: они амбивалентны, полисемичны. Так, например, совершенно спокойно уживаются борьба с

"техникой" как символом мира производства, где правит механистичность, повторяемость, унифицирумость и одновременная механистичность и техничность языка самого X., которые неизбежно роднят его с этим крити­куемым миром поставляющего производства. Наряду с претензией языка X. на поэтичность (некоторые статьи X. написаны в поэтической форме), в нем присутствует некая квази-поэтичность, которой свойственны искусст­венность и натянутость и которые отличают плохую, ис­кусственную поэзию, не-поэзию, не-искусство от под­линных образцов последнего. Двусмысленность и про­является в том, что претендуя на обнаружение подлин­ного языка (языка бытия, который и обнаруживается в языке "вечной", подлинной поэзии), поэтическое твор­чество самого X. нередко оказывается суррогатом по­эзии. Основной характеристикой хайдеггеровских текс­тов является их строгая сознательная анонимность, ко­торая вытаскивает философствование из антропологи­ческой, этической, эпистемологической и эстетической плоскости (на это и рассчитывает сам X.). Эта аноним­ность представляет собой радикальный ход, направлен­ный против антропологизма. За анонимностью языка у X. можно обнаружить размывание, разрушение субъек­та языка. Автор (философ) больше не является ответст­венным голосом, возвещающим сквозь ткань текста принадлежащие ему истины. X. указывает на то, что ав­тор (мыслитель, поэт) не обладает более собственнос­тью на язык. Язык (слово) становится самовластным, а автор как собственник языка "умирает". Через произве­дение искусства или мысли, по X., говорит сам язык или бытие как нечто лишенное индивидуальных человечес­ких характеристик. Личность, желания самого автора исчезают, автор превращается в "медиума", который не несет ответственности за написанное и не обладает соб­ственностью на интерпретацию. При этом одновремен­но хайдеггеровская анонимность относит нас и к миру техничности, где все (от деталей техники до произведе­ний искусства) поставлено на поток производства и ши­рокого потребления и поэтому не имеет своего "лица", и именно поэтому анонимно. Анонимность и техничность хайдеггеровского языка — это неизбежная заражен­ность этим миром производства, свидетельствующая о том, что несмотря на все ухищрения X. так и не удалось до конца преодолеть метафизичность языка мира das Man. И действительно, проповедуя, с одной стороны, простоту, бедность и поэтичность, как основные свойст­ва языка, сам хайдеггеровский язык, с другой стороны, являет нам свою сложность, тяжеловесность, любовь к словесному декору и квази-поэтичность, которая пыта­ется завуалировать изначальную техничность и механи­стичность хайдеггеровского языка и стиля. Характерной чертой хайдеггеровского языка является также его лю-

1232

бовь к этимологии. Стратегия позднего X. состояла в этимологическом разборе (деструкции) слова, которое он разнимает на составные части, пытаясь добраться до истинного, изначального значения; философ пытается показать "историю" наслоения всех социальных смыс­лов и раскопать, восстановить забытый, стершийся ау­тентичный смысл слова. Аутентичный смысл слова по­нимается не как генетически, исторически первичный, а первичный в ином смысле: "искомыми является отнюдь не временная, не историческая, не генетическая, но смысловая "изначальность" слова: такое начало, которо­го, если угодно, никогда не было, но которое всегда есть, есть как "первоначально", как principium ("принцип"). Сам философ явно претендовал на создание и использо­вание им совершенно нового языка, преодолевающего метафизичность обыденного человеческого языка. Об­ращение к поэзии было продиктовано еще и тем, что, по существующему до сих пор мнению, последняя являет­ся наименее ангажированным языком, наименее вклю­ченным в сеть политических, идеологических и других социальных доминаций. Среди мыслителей, на фило­софское становление которых X. оказал влияние, его не­посредственные последователи (Гадамер), его критики (Ясперс, Карнап, Хабермас, Адорно) и отталкивающие­ся от его мышления философы (Сартр, Деррида, Рорти, Ш. Ширмахер, Х.Аренд и др.). [См. также das Man, Со­бытие, "Бытие и время" (Хайдеггер).]

В.Н. Семенова

ХАОС (греч. chaos — зияние; от chasco — разеваю)— в современной культуре понятие, связанное с оформле­нием в неклассической европейской культуре парадиг­мальной матрицы исследования нелинейных процессов.

ХАОС(греч. chaos — зияние; от chasco — разеваю) — в современной культуре понятие, связанное с оформле­нием в неклассической европейской культуре парадиг­мальной матрицы исследования нелинейных процессов. В сфере естествознания это проявляется в рамках си­нергетического подхода, основанного на идее креатив­ной самодостаточности X., заключающейся в способно­сти случайных флуктуации на микроуровне порождать новые организационные порядки на уровне макрострук­тур (X. как фактор самоструктурирования нелинейной среды: "порядок из X.", по определению И.Пригожина и И.Стенгерс). Аналогично, в гуманитарной сфере уста­новка на восприятие X. как креативной среды, актуали­зировавшаяся в свое время в эстетике модернизма (X. как сфера поиска первоначал бытия в раннем экспресси­онизме, например: "Идиллия южных морей" Э.Х.Нольде, "Борьба форм" Марка; саморефлексия П.Клее: "Есть логика в том, что я начинаю с хаоса, и это наиболее ес­тественное начало" и др.), развивается в философии постмодернизма в фундаментальную парадигму отно­шения к тексту (миру), мыслимому как плюральная и подвижная семантическая среда, открытая для беско­нечного числа интерпретаций: текст (мир) как X. семан-

тических центров может быть подвергнут систематиза­ции или означиванию, понимаемым в качестве террори­стического акта по отношению к исходному асеманти­ческому пространству (см. Нарратив).Предметность реализует себя как аструктурная ризома, каждое плато которой может быть прочитано — для того, чтобы в тот же момент рассыпаться, сменившись новым (ср. с айоном античной космологии: он возникает, чтобы реализо­ваться и погибнуть, давая места новым айонам: "свер­шение, отнимающее время жизни каждого, зовется айоном" — у Аристотеля). Аналогичен концепт "тела без органов" в методологии постмодернизма: не структурно дифференцированный организм как стабильная систе­ма, но моделирующая X. целостность как "постоянно созидающая себя среда", оформляющая те или иные ор­ганы в соответствии с ритмами внешних импульсов, — "интенсивная зародышевая плазма" или "яйцо — среда чистой интенсивности" (Делез и Гваттари) — ср. с архаическо-мифологическими или позднеорфическими трактовками X. Таким образом, в современной тради­ции понятие X. обретает значимый общекультурный статус, а при его интерпретации на передний план вы­двигаются такие семантические аспекты, как внутрен­няя активность и креативный потенциал. (См. Хаосмос, Космос.)

М.А. Можейко

ХАОСМОС— понятие постмодернистской фило­софии, фиксирующее особое состояние среды, не иден­тифицируемое однозначно ни в системе отсчета оппози­ции хаос — космос

ХАОСМОС— понятие постмодернистской фило­софии, фиксирующее особое состояние среды, не иден­тифицируемое однозначно ни в системе отсчета оппози­ции хаос — космос (см. Космос, Хаос), ни всистеме от­счета оппозиции смысл — нонсенс, но характеризую­щееся имманентным и бесконечным потенциалом упо­рядочивания (смыслопорождения) — при отсутствии наличного порядка (семантики). Термин "X." был вве­ден Д.Джойсом ("Поминки по Финнегану") как продукт контаминации понятий хаоса, космоса и осмоса. В клас­сическом постмодернизме понятие "X." тесно связано с концептами "нонсенса" и "нестабильности". Соглас­но рефлексивной оценке классиков постмодернизма, сам феномен постмодерна "порожден атмосферой не­стабильности": культура эпохи постмодерна ориенти­рована на осмысление именно нестабильности как та­ковой, — или, по Лиотару, "поиск нестабильностей". Феномен "нестабильности" осмысливается постмодер­нистской рефлексией над основаниями современной культуры в качестве фундаментального предмета инте­реса постмодерна: собственно, по формулировке Лиотара, "постмодернистское знание... совершенствует... на­шу способность существовать в несоразмерности" (ср. с современным синергетическим видением мира, которое рефлексивно обозначается Пригожиным как "Филосо-

1233

фия нестабильности"). И если синергетика рассматри­вает в качестве непосредственного предмета своего ана­лиза неравновесные системы, характеризуемые таким течением процессов самоорганизации, при которых принципиально невозможно любое невероятностное прогнозирование будущих состояний системы, то пост­модернизм демонстрирует практически изоморфную парадигмальную установку, ориентируясь на исследова­ние принципиально непредсказуемых нелинейных ди­намик как способа бытия нестабильных хаотизированных систем (например, трактовка Делезом и Гваттари такого феномена, как "тело без органов": последнее ин­терпретируется как обладающее "лишь интенсивной ре­альностью, определяющей в нем уже не репрезентатив­ные данные, но всевозможные аллотропические вариа­ции" — см. Тело без органов).Именно исходя их пре­зумпции креативного потенциала нестабильных (нерав­новесных) сред трактует постмодернизм и проблему источника самоорганизационных процессов: например, в номадологическом проекте постмодернизма (см. Но­мадология)таковым источником выступает "потенци­альная энергия" системы, которая оценивается в качест­ве "метастабильной" (Делез, Гваттари). Важно при этом отметить то обстоятельство, что хаос в постмодернист­ском контексте трактуется, как и в синергетике, в пер­вую очередь, в аспекте своей креативности: отсутствие наличной организации понимается как открытость раз­личным возможностям конфигурирования, — напри­мер, лишенный изначального смысла текст предстает как принципиально незамкнутое поле актуализации плюрально множащихся потенциальных семантик (см. Означивание, Пустой знак, Хора). —Постмодернист­ский хаос трактуется в аспекте своей креативности: ак­цент делается не на отсутствии наличной упорядочен­ности, но на потенциальной плюральной версифицированной космичности. "Метастабильность" постмодер­нистски понятой предметности заключается в том, что последняя, строго говоря, не может быть интерпретиро­вана ни в качестве просто хаотичной, ни в качестве кос­мически упорядоченной (если понимать эту упорядо­ченность как окончательное обретение структуры и смысла). Согласно постмодернистской версии видения реальности, налично данное бытие представляет собой "имманентное тождество космоса и хаоса", "некий ха­ос-космос", "игрусмысла и нонсенса" (Делез). Очевид­но, что данная семантическая фигура не только семан­тически изоморфна базовому постулату синергетики — "порядок из хаоса", — но и выражает зафиксированный синергетикой осцилляционный механизм осуществле­ния процесса самоорганизации (см.Синергетика).По­добно тому, как в современном естествознании креатив­ность хаоса связывается с пониманием последнего в ка-

честве достигнутого , постмодерн также признает до­стижение хаоса" содержательно необходимым этапом процедур смыслопорождения. В частности, для постмо­дернизма характерна идея сознательного создания хао­тичности, понимание хаоса как достигнутого в резуль­тате целенаправленной процедуры по отношению к се­мантическим средам: от предложенного в свое время А.Жарри в контексте "патафизики" принципа "внесения хаоса в порядок" — до сформулированного Д.В.Фокке­ма принципа "нонселекции" как преднамеренного со­здания текстового хаоса. В контексте постмодернист­ской номадологии понятие "X." обретает фундаменталь­ный статус: согласно Делезу и Гваттари, в современной картине мира "хаосмос-корешок /подчеркнуто мною — М.М./ занял место мира корня" (т.е. мира линейно выст­роенных осей и линейно понятых закономерностей — см. Ризома).В постмодернистском контексте понятие "X." интерпретируется уже не просто как контаминация "хаоса", "космоса" и "осмоса", — хаос мыслится как чреватый космосом, и возможность этой космизации (упорядочивания) реализуется в актах переходов его из одного осмотического состояния в другое: бытие ризо­мы как реализующее себя посредством осцилляции между этими состояниями (по формулировке Делеза и Гваттари, "меж-бытие, интермеццо").

М.А. Можейко

ХЕНГСТЕНБЕРГ (Hengstenberg) Ханс-Эдуард (р. в 1904)— немецкий философ, представитель теологи­ческой версии философской антропологии.

ХЕНГСТЕНБЕРГ(Hengstenberg) Ханс-Эдуард (р. в 1904) — немецкий философ, представитель теологи­ческой версии философской антропологии. Свою кон­цепцию X. определял как "синтетическую антрополо­гию". В ней заметно влияние идей феноменологии, нео­томизма и неоавгустинианства. Воспринял круг идей Шелера, но заявил о необходимости "дистанционно-критического отношения к нему там, где этого требуют интересы дела". С 1948 — профессор Педагогической академии в Оберхаузене. Основные работы: "Между Бо­гом и творением" (1948), "Автоматизм и трансценден­тальная философия" (1950), "Тело и предельные вещи" (1955), "Философская антропология" (1957), "Бытие и первоначало" (1958), "Свобода и порядки бытия" (1961), "Эволюция и творение" (1963) и др. Исходным пунктом, главной идеей и целью современного способа философствования X. провозглашает человека ("прин­цип персональности"). "Философская антропология, по X., есть учение о человеке с точки зрения самого бытия человека. Этим она отличается от всех наук, которые хо­тя и имеют дело с человеком, но рассматривают его с ча­стных точек зрения: физиологической, биологической, психологической, лингвистической и т.д.". Человек есть единство "реально-психического" (включая мышление) и "тела", т.е. жизненное начало ("жизнь"), соединенное

---

Дата добавления: 2018-05-01; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!