Коммуникация родителя пациента, вызывающая и поддерживающая в пациенте инфантильные качества.

 Анамнез: наследственность психопатологически не отягощена. Является единственным ребенком в семье. Развивался и рос не отставая от сверстников. Рос необщительным, имел друга. В школу пошел в 7 лет, успевал средне, любил технику, из предметов математику, физику, химию, активно занимался радиоконструированием. В 13-14 лет стал более замкнутым, стеснительным, стал предъявлять многочисленные жалобы на здоровье, которые не подтверждались клинически («кадык давит», «нервы на пределе» и др.). Окончил 9 классов школы, затем учился на радиомонтажника. Работу по специальности не нашел и по совету матери переучился на токаря. Работа не нравилась, но работал, т.к. «родители заставляли». Алкоголь не употребляет. Последние 5 лет участились соматические жалобы. Выявлен гипертензионный синдром, хронический гастрит, хронический пиелонефрит. С 1998 года стал еще более замкнутым, запрещает отцу входить в свою комнату. Отец пациента замкнутый, малоэмоциональный. Мать очень тревожная, несмотря на возраст сына, чрезмерно принимает участие в его жизни, вместе с ним посещает врачей, договаривается о различных консультациях. Весной 2000 года пациент многократно болел простудными заболеваниями и «под руководством матери» начал закаляться. Через несколько дней процедур появилась субфебрильная лихорадка, которая держалась до сентября 2000 года. Ухудшение психического состояния с ноября 2000 года, когда стал неопрятен, жаловался матери, что «с головой что-то не то, мысли перепутались», «я то там, то здесь, есть два мира», нарушился сон. Невропатологом был выставлен диагноз: Лейкоэнцефалит. После посещения поликлиники убежал от матери и пришел домой только в 6 часов утра, сказал, что не помнит, где был, смеялся, вел себя неадекватно. Доставлен в ТОКПБ родителями.

При поступлении: был растерян, негативистичен, не полностью ориентирован во времени, месте, утверждал, что на него влияют из «другого мира».

Основное лечение: нейролептики.

В стационаре мать находилась около 3-8 часов ежедневно(!), на свиданиях читала психологическую литературу сыну вслух и объясняла ему «пути выздоровления», навязчиво заботлива. С гордостью сообщила врачу, что придумала «шкалу настроений» и по этой шкале каждое утро, выставляет оценку сыну.

Очевидно созависимое поведение матери пациентки по отношению к дочери.

Пример 2. Больная Г.Р., 21 год. Диагноз: Шизофрения, параноидная форма. Шифр: F 20.0 (МКБ 10). 

Анамнез: психические заболевания в роду отрицает. Родилась от первой нормально протекающей беременности, в срок. Росла, развивалась соответственно возрасту. По характеру с детства уравновешенная, замкнутая. По окончанию школы поступила на платное отделение Сибирского независимого университета, на экономический факультет. Плохие отношения в семье длятся уже 3-4 года (со слов матери), но в связи с заболеванием дочери родители решили вместе заботиться о ней, живя в разных комнатах. Со слов матери, состояние резко изменилось после скандала между родителями. Перестала ходить на занятия, нарушился сон, пропал аппетит. Разговаривала сама с собой, было ощущение «пустоты в голове», «кто-то забирал мысли». Чувствовала себя потерянной, «как будто не здесь».      

При поступлении: была растеряна, напряжена, растеряна, говорила, что «ее мысли кто-то забирает», что слышит в голове какой-то голос.

Лечение: нейролептики, транквилизаторы, корректоры.

Мать много времени проводит с дочерью, буквально «живет ее жизнью», более 3 часов ежедневно проводит в отделении, в выходные до 12 часов (!), помогает персоналу, гуляет с дочерью, требовательна к ней. Говорит, что «дочь – это единственное, что у нее теперь осталось в жизни» и «больница – это ее работа»! Один раз просила санитарку «пустить ее переночевать», т.к. «домой далеко добираться». Объясняет, что «то, что дочь здесь – это ее вина». После выписки планирует «больше заниматься дочерью».

Очевидно созависимое поведение матери пациентки по отношению к дочери.

Коммуникация родителя пациента, вызывающая и поддерживающая в пациенте инфантильные качества.

Внешне высказываемое родителями ожидание взрос­ления детей приходило в резкое противоречие с внутрен­ним ожиданием того, что дети должны оставаться беспо­мощными и зависимыми. Отсюда — стремление к повышенному контролю над ребенком (чаще со стороны матери) для компенсации собственной неуверенности в себе, социальной незрелости и тенденция добиваться ригидного выполнения предъявляемых к ребенку ожи­даний, в том числе ценой отказа от удовлетворения зна­чимых его (ребенка) потребностей. Ребенок в свою очередь мог воспользоваться этой потребностью матери для удов­летворения собственной потребности повышенной соци­альной защиты, освобождения от ответственности за само­стоятельное принятие решений и т.д. В этом случае взаимно подкрепляемые потребности образовывали порочный круг, блокирующий социальное созревание ребенка, делали его повышенно зависимым от близкого окружения, — феномен, часто наблюдаемый в семьях с больным шизофренией ребенком [Вид, 2001].

Вторичная выгода извлекалась и матерью, и ребен­ком, но выгода, извлекаемая ребенком, в конечном счете, обо­рачивалась для него большим вредом — невозможностью сформировать зрелое поведение.

Иногда болезнь ребенка выполняла важные для семьи функции, предохраняя распадающуюся семью от окончательного разрыва и, способствовала возникновению такого отношения к ребенку, которое фиксировало его в роли больного.

Данные по кластеру формализовались с помощью шкалы «Маленький неудачник» (МН) из теста-опросника родительского отношения (ОРО), разработанныеВарга и Столиным. Эта шкала отражала особенности восприятия и понимания ребенка родителем. При высоких значениях по этой шкале в родительском отношении имелось стрем­ление инфантилизировать ребенка, приписать ему личную и соци­альную несостоятельность. Родитель видел ребенка младшим по сравнению с реальным возрастом. Интересы, увлечения, мысли и чувства ребенка казались родителю инфантильными, несерьезными. Ребе­нок представлялся неприспособленным, неуспешным, открытым для дурных влияний. Родитель не доверял своему ребенку, досадовал на его неуспешность и неумелость. В связи с этим родитель старался оградить ребенка от трудностей жизни и строго контролировал его действия.

       Также данный кластер исследовался с помощью шкалы «Предпочтение в ребенке инфантильных качеств» (ПДК) из теста «Анализ семейных взаимоотношений» Юстицкого и Эйдемиллера. «Предпочтение в ребенке инфантильных качеств» исследовалочрезмерную выраженность роли «ребенка» в семье. В этом случае наблюдалось стремление игнорировать взросление детей, стимулировать сохранение у них таких инфантильных качеств, как наивность, неспособность, некомпетентность. Для таких родителей ребенок был, прежде всего, ребенком. Они признавали, что маленькие дети им во­обще нравятся больше, что с «большими уже не интересно». Страх или нежелание взросления детей могли быть вызваны неблагоприятными взаимоотношениями супругов между собой, т.к. столкновение с пустотой супружеских отношений (когда «уже ничего не связывает») могло бы быть довольно тяжелым.

Рассматривая ребенка как «неспособного», родители снижали уровень требований к нему, стимулируя тем самым развитие психического инфантилизма, снижая его адаптационные возможности в социуме.

Пример 1. Больной Г.Ю., 22 года. Диагноз: шизофрения, параноидная форма. Шифр: F 20.0 (МКБ 10).

Анамнез: родился от нормально протекавшей беременности, рос и развивался соответственно возрасту. С 4-х лет нервный тик (частое моргание). До 8 лет испытывал страх темноты и одиночества. Родители находятся в разводе много лет, но живут вместе, т.к. «не могут разменять квартиру», хотя объективно такие возможности имеются. В воспитании гиперопека со стороны отца. Учеба в школе давалась легко, конфликтовал с учителями, но взаимоотношения со сверстниками складывались хорошо, имел много друзей, был активным в общении. После окончания средней школы Г.Ю. поступил в мединститут. Первое время учился хорошо, в последующем потерял интерес к учебе, связался с сомнительной компанией, стал алкоголизироваться, неоднократно оформлялся академотпуск, в последующем был отчислен за академическую неуспеваемость. В последние 3 года нигде не работает, не учится, увлекся религией (кришнаитсвом).

Полтора года назад находился на лечении в НИИ ПЗ с диагнозом органическое поражение ЦНС с психопатизацией. С января по февраль сего года находился на военной экспертизе в дневном стационаре ТОПКБ. Выписан с диагнозом шизоидная психопатия. Освобожден от службы в армии по ст. 7Б. После выписки из дневного стационара нарушился сон, по ночам уходил из дома «прогуливаться», перестал ходить на работу, нарастала неопрятность, беспричинный смех. По инициативе матери по скорой помощи был стационирован в ТОПКБ.

При поступлении: был напряжен, временами беспричинно смееялся, утверждал, что слышит «голос Кришны», был агрессивен по отношению к родственникам (особенно по отношению к матери).

Лечение: нейролептики.

Родители все делали за Г.Ю., спокойно относились к тому, что он выпрашивал деньги, тратил их на приобретение книг по кришнаитству, не имел реальных планов на будущее, не работал, не учился. Отец объяснял такое поведение сына тем, что «он еще наработается, в армию ему не идти», «пусть отдыхает пока можно». Г.Ю. лишь обещал устроиться на работу, однако обещания свои не выполнял в течение 3-х лет (за указанный период не сходил ни по одному объявлению, нигде не работал, не учился) и родители (особенно отец) Г.Ю. не заставляли сына, т.к. с их слов «финансы позволяют».

Очевидна коммуникация родителей (особенно Г.Ю.) пациента, вызывающая и поддерживающая в пациенте инфантильные качества.

Пример 2. Больная Ч.Т. 29 лет. Диагноз: Шизофрения, параноидная форма. Шифр: F 20.0 (МКБ 10).

Анамнез: наличие психически больных в роду отрицает. Ранее развитие без особенностей. В школе училась хорошо, с программой справлялась успешно, была стеснительной, имела одну подругу. Любила гуманитарные предметы, музыку. Закончила музыкальную школу по классу фортепиано. Окончила школу и поступила в пединститут, который закончила, получив специальность педагога начальных классов. Переучилась на логопеда. Работа давалась очень тяжело, сильно переживала из-за того, что приходится работать с детьми, а своя личная жизнь не складывается. Периодически в ответ на любые внешнее отрицательное воздействие отмечались перепады настроения: не спала ночами, плакала. В это время (за 3-4 месяца до госпитализации) стала особенно конфликтной на работе, затем уволилась. Сменила 3 работы, где не могла ужиться ни с одним начальником. По совету матери решила не работать, помогала дома по хозяйству. За 2 недели до госпитализации перестала спать, ночами пела песни, играла на фортепиано, громко смеялась, периодически становилась агрессивной, разбила всю посуду в доме. По настоянию матери обратилась в диспансерное отделение ТОПКБ и была направлена в стационар.

При поступлении: была отгорожена, подозрительна, жаловалась на «психическую усталость», считала, что «все ее неудачи подстроены», что «вся жизнь запрограммирована». Больная гримасничала, иногда застывала, глядя в одну точку, была напряжена.

Лечение: нейролептики, антидепрессанты, корректоры, общеукрепляющая терапия.

Мать говорила дочери и в ее присутствии, что та «слабый человек», что «ее все обижают». После стабилизации состояния, когда Ч.Т. уже находилась на диспансерном наблюдении, социальный работник предложила матери трудоустроить дочь. Им было предложено на выбор несколько мест, но мать пациентки сообщила, что «дочь еще не готова», что на любой работе она (дочь) «обязательно что-нибудь перепутает» и т.д.

Очевидна коммуникация матери пациентки, вызывающая и поддерживающая в пациенте инфантильные качества.

Мы поможем в написании ваших работ!