Эндогенные преступники. Главные их разновидности. Обитая характеристика. 5 страница



Вот еще один случай, виновник которого принадлежит к дан­ной группе. 12 апреля 1922 года, около 9 часов вечера, в Москве, в районе Мясницкой улицы, между Фуркасовским и Златоустинским переулком, с одной стороны, и Лубянскою площадью, с дру­гой, раздались громкие крики, и прохожие увидели человека, кото­рый бежал наискось через улицу, по направлению Фуркасовского переулка. За ним гнался другой субъект, весь в крови, с криком: «держите... родственник-убийца». На убегавшем была расстег­нутая шуба и одежда военного образца. В вытянутой руке он дер­жал мужские золотые часы. Собравшаяся толпа задержала убе­гавшего, причем гнавшийся за ним человек объяснил, что задер­жанный — двоюродный брат его жены — Владимир Б., который явился к ним на квартиру и, в отсутствие его, ударами топора убил его жену, Людмилу, бывшую на 6-м месяце беременности, после чего пытался ограбить квартиру, но этого сделать не успел, так, как был, застигнут им; что, ничего не подозре­вая, он, вернувшись, домой, долго зво­нил у дверей и лишь после того, как ему не отпирали, обеспокоенный, ре­шил влезть в квартиру, разбив со­седнее с входной дверью окно. Когда он влез, на него кинулся с топором Владимир Б. и нанес ему удар топором по голове, а затем пытался скрыться; так как удар не был столь сокруши­телен, как, быть может, думал убийца, то потерпевший бросился из квартиры за убийцей. При задержании, кроме часов потерпевшего, у преступника были найдены: золотое кольцо с рубином, принадлежавшее также потерпе­вшему, и в боковом кармане френча пачка денег. Владимир Б. — молодой человек 21 года, довольно высокий, крепкого сложения. Волосы — темно-русые, глаза — зеленовато-серые, глубоко сидящие, с довольно хитрым выра­жением. Черты лица — крупные, несколько ассиметричные, лицо кажется старше его юного возраста. Держится спокойно и уве­ренно, говорит любезно, внимательно следя за своими словами; временами вскакивает, сильно жестикулирует, но без признаков особого волнения, а единственно с расчетом придать большую убе­дительность своим словам. Хотя он пойман с поличным, уличен свидетелями и, несомненно, виновен, он развязно, все время смотря в глаза собеседнику, пытается показать чрезвычайно искусствен­ными объяснениями, что произошла печальная ошибка, что Р. смешал его с кем-то и поддался ошибке особенно легко, потому что ненавидит его — Владимира Б.

Родители Владимира Б. занимались торговлей; до Октябрь­ского переворота отец его имел свой склад извести и асбеста. Семья их была большая, 10 человек: отец, мать, четыре сына и четыре дочери. Образование Владимир Б. получил в гимна­зии, но последней не кончил, сдал экзамены лишь за 6 классов. В гимназии учился неважно и сам себя не считает способным; особенно слаб он был в математике. В высшее учебное заведение поступать не собирался; имел в виду, как свое будущее, хозяйни­чанье на принадлежавших родителям хуторах. Развитием Б. не отличается; хотя он говорит витиевато, утверждает, что много читает, но признается, что прочитанного не помнит и читает без разбора, что под руку попадется; он не производит впечатления интеллигентного человека. Умственных, духовных интересов у него нет никаких. Он — типичный прожигатель жизни, кутила, который, кроме болтовни и кутежей в веселой компании, ничем, в сущности, не интересуется. Сам себя он характеризует как человека очень веселого, который никогда не унывает. А так как для кутежей нужны деньги и жалованья не хватало, то он прирабатывал несколько спекуляцией. Незадолго до убийства, напр., он устроил перепродажу партии яиц и, по его словам, хорошо заработал на этом. Еще ему удалось «провести сделку на сахарин», и он предлагал Р. свое участие в сделке по продаже пар­тии мануфактуры и т. д. Словом, тяготение к спекуляции у него сильное. Он желал и с Р. участвовать в спекулятивных сделках, но тот, видя в нем человека не серьезного, кутилу, на которого трудно полагаться, воздерживался от принятия его к участию в своих делах. Чувственный эгоцентрик, — он искал только раз­влечений и денег для них; и на этом пути он ни перед чем не оста­навливался. Когда он увидел у своей двоюродной сестры, с кото­рой рос с детства, драгоценности и деньги, и у него мелькнула мысль о захвате их, он не остановился перед мыслью о убийстве этой женщины и убил ее с полнейшим бессердечием, в то время как она доверчиво и любовно, по-родственному, беседовала с ним. Вла­димир Б. в Москве жил временно; он приехал похлопотать о полу­чении хорошего места по кавалерии. Приехав в Москву, он на другой же день пошел к Р. и был любезно ими принят; еще раньше Люся (так звали убитую), встретившись с ним в вагоне, взяла с него слово, что, когда он приедет в Москву, он сейчас же зайдет к ним: «тетя (т.-е. мать Владимира Б.) никогда мне не простит, если ты за время пребывания в Москве не будешь к нам захо­дить»,— говорила она ему. Таким образом, отношения с Р. и, в частности, с Люсей у него были хорошие родственные й друже­ские. И это не помешало ему иметь черные мысли и привести в исполнение мысль об убийстве заведомо беременной сестры, ради денег и золотых вещей. Он — несомненный моральный дегенерат, моральный имбецилл. Черты нравственной тупости были у него, по-видимому, с детства. Пребывание на фронте с 1918 года и уча­стие в целом ряде боев довершили его нравственное огрубение. В кавалерии он последовательно занимал разные командные долж­ности — эскадронного командира и др. Альтруистические чувства у него отсутствуют; быть может, нужны особенно близкие отно­шения родственные или плотские, чтобы у него слабо зазвучали струны этих чувств,.

Б. — человек душевно здоровый. Никаких признаков психопа­тии у него никогда не наблюдалось. В роду у него также не наблю­далось случаев душевного расстройства. С 1918 года он почти все время был на фронте и с этого времени стал сильно выпивать. К алкоголю его, собственно, не тянет, но, когда представляется случай выпить в веселой компании, от других не отстанет, пьет довольно много и охотно. В день убийства не пил. Раньше при­влекался к ответственности лишь за дезертирство, в 1921 году, но был оправдан.

Бродячая военная жизнь с вечной сменой сильных ощущений и чувственных наслаждений более всего его к себе привлекала, «затягивала», по его выражению. После того, как познакомился с нею, его прежний идеал сельской жизни на родительских хуторах рухнул окончательно. Он стал желать быть только> кавалеристом, более всего он любит лошадей. «Лошади», — говорит он, — это — жизнь моя». «Лошадь я люблю и к лошади даже приревную». К насильственным действиям и к риску жизнью он привык на воен­ной службе, где ему много раз приходилось участвовать в рукопашных схватках: «идешь, — говорит он, — по течению... неве­роятный подъем... или; может быть, действует чувство, что тебя могут убить, и ты за это бьешь»... Неудовлетворенности своих чувственных потребностей он не выносит; элементарно-животные потребности превалируют в нем над всем другим, даже над само­любием: крупно поссорившись с кем-либо в тюрьме, Б. готов тот­час же обратиться с просьбой к обидчику, если последний может помочь ему, например, в утолении голода. Эту черту свою он склонен принимать за слабость характера. «Я слаб характе­ром», — говорит он, выясняя эту не выносливость к неудовлетво­рению или к задержке в удовлетворении его элементарных чув­ственных потребностей. Что касается половой жизни, то любить он никого не любил; с женщинами у него бывали лишь мимолет­ные связи, длительного сожительства не было. О браке и семей­ной жизни еще не думал. В общем Б. представляет собою тип, у которого прочно господствует в душе склонность к свободному и непрерывному удовлетворению своих чувственных потребностей в формах веселой, беззаботной жизни с кутежами и пирушками, и желание всего того, что лежит в плоскости этого стремления, как средство для его удовлетворения; эта склонность осуще­ствляется без задержек в виду его морального вырождения, жесто­кости, бессердечия и способности быстро решаться на насильствен­ные действия.

Сходный тип, хотя и с несколько иным оттенком, предста­вляет собою молодой человек, учинивший следующее престу­пление.

20 марта 1922 года председатель домового комитета дома № 8 по Грузинскому переулку заявил милиции, что в квартире № 10, занимаемой семьей Швецовых, произошло что-то подозри­тельное, при чем он видел вышедшего из этой квартиры с узлом и с перевязанной рукой, в крови, жившего у Швецовых Александра Б. Прибывшие власти, по вскрытии замка двери, нашли уби­тыми супругов Швецовых и полнейший беспорядок в их ком­нате. 21 марта Б был разыскан и сознался в убийстве Швецовых, но при этом ложно оговорил своего знакомого студента Л., утверждая, что убийство совершил - будто бы тот, а он был лишь его пособником. Впоследствии выяснилось, что Л. в этом убийстве не участвовал и совершил его один Б. Он выбрал утреннее время, когда сам Швецов уходил, а его дочь Маруся бывала в школе. Жизнь семьи Швецовых он знал хорошо, так как месяца за два до убийства он приехал в Москву и поселился у них; Швецовы доводи­лись ему родственниками. Степень родства с ними он, в точности, не знает, звал их дядей и тетей. Жил он у них даром и вместе с дядей спеку­лировал; незадолго до убийства они ездили в деревни с красками и с ману­фактурой, которые обменяли на топленое масло. Спекуляция произво­дилась на деньги Швецова. Утром 20 марта Б. попросил у тетки дядину бритву побриться, затем, улучив мо­мент, выстрелил в тетку из револь­вера, когда она нагнулась к печке, выбежал в коридор посмотрел, не бежит ли кто на выстрел и, убедившись, что все благополучно, вернулся назад и перерезал тетке бритвой горло. Затем стал собирать вещи, вязать их в узлы и вывозить. Вещи он свозил к одной знакомой, которой сказал, что приехал из Самары и что это его вещи. Сделав две поездки с вещами: и вернувшись за третьей порцией, он встретил ждавшего на дворе дядю Швецова, оказал ему, что тетка ушла, а ключ у него, отпер, впустил его, выстрелил в него и дорезал бритвой и его. Первый транспорт вещей он отвез часа в 2 — в 3, а с дядей встретился на дворе часа уже в 4. Захватив последние вещи, он вышел и стал запирать дверь. В этот момент к нему подошел председатель домового комитета и заметил у него следы крови на повязанной руке. Л. в убийстве не участвовал, а только продавал некоторые из переданных ему Б. вещей, не зная, что они получены путем преступления. По его словам, Б. обещал ему сознаться в ложном оговоре его и добавил, что при­путал его к этому делу, чтобы оттянуть время, в расчете, что, может быть, станут мягче относиться к грабителям и бандитам.

Александр Б. — молодой человек, 19 лет, среднего роста, с маленькой головой и толстой шеей, блондин, с большими серо-зеленоватыми глазами, довольно холодно, но хитро посматриваю­щими, с желтоватым, широким, неприятным и некрасивым лицом, с большим ртом и большими ушами, с небольшим толстым носом, с хрипловатым голосом. Происходит из крестьян Пензенской губернии. Отец его умер от малярии. Мать жива, страдает невра­стенией. У него три брата и две сестры. О материальном положе­нии семьи он говорит так:—«в течение последнего времени нужда была в отношении съестной провизии, последние года три». Лошади и коровы нет. Землю сдают в аренду. Однако большой нужды семья не знала, как можно отчасти видеть и из того, что Александр окончил пензенскую гимназию. Учился он средне, читал «слишком мало», «классиков, впрочем, приходилось читать, но больше читал научное». Романы его не интересуют, и он читать их не любит. Особенного интереса ни к чему не питал: «поскольку задавали, постольку и изучал». Сравнительно более всего другого его инте­ресовало «медицинское деда», и он мечтал поступить на медицин­ский факультет; еще в гимназии читал кое-что по анатомии и физиологии. Впрочем, медициной он интересовался по сообра­жениям практическим, как выгодной карьерой, причем по этому поводу он поучительно прибавляет: «каждый человек живет, если нет для него существования, то нет и жизни». Этой неуклюжей фразой он хотел, очевидно, отметить важность материальных средств. Уже из этой фразы видно, что — для окончившего курс гимназии, — он особенным развитием не отличается, от всей его личности веет умственной и нравственной тупостью. Друзей у него никогда не было. Что касается женщин, то он говорит, что «смо­трел на это слишком просто, к сношениям с женщинами прибе­гал редко, «потреблял редко». Романов у него не было, были лишь мимолетные половые связи. Каких-либо развлечений он не любит: ухаживать за женщинами не любит, в карты не играет, пьет редко и «так себе», кокаина не нюхал. Всего больше он, по его словам, любит одежду и чистоту. Досуги свои он наполнял больше без­дельем; так, бродил, на солнце грелся, предавался лени и покою. Его отношение к вопросам и благам жизни—вообще ленивое и пас­сивное. Он, по-видимому, равнодушен ко всему, что выходит за пределы его органических потребностей. Равнодушен он, в част­ности, к науке, искусству и религии. Что касается последней, то говорит: «это — загадочная вещь, не могу оказать, есть бог или

нет; верить не мешает; придерживаюсь этой формы, молюсь по привычке». По окончании гимназии он служил в Пензе в централь­ной почтово-телеграфной конторе. Отсюда был командирован губ-профобром для продолжения образования в Самару, хотел посту­пить на медицинский факультет, но это ему не удалось и, чтобы не пропал год, он поступил в промышленно-экономический инсти­тут, где с полгода слушал лекции. Но ему трудно давалась мате­матика. Из Самары он отправился в Москву с намерением найти здесь место и поступить на медицинский факультет. Поселился у Швецовых, жил у них даром! Но в последнее время они стали тяготиться его пребыванием и намекали ему, что ему следует посту­пить на место и им за квартиру и стол платить. На вопрос, как ему пришла мысль об убийстве, он рассказывает, что эта мысль явилась у него во время беседы со студентом Л. о том, что им обоим трудно жить и надо как-нибудь поправить свое материальное положение. Если из этого разговора исключить припутываемого Л., то станет ясно, что дело было так. У Б. денег не было, Шве­цовы намекали, что он должен или платить им, или уехать. Гнать они его не гнали и острой нужды, при которой приходилось бы думать о завтрашнем дне, у него не было, тем более, что у него был револьвер, который он мог бы продать, и они с Л. находили деньги, чтобы иногда выпивать самогонку. Несомненно, что он мог бы, несколько преодолев свою лень, более энергично помогать Швецову в его коммерческих операциях и тогда не был бы им в тягость. Он мог даже уговориться с Швецовым о каком-либо проценте за свою помощь. Не видно, чтобы он с должной энер­гией и место себе искал. В крайнем случае, он мог бы уже украсть что-нибудь у Швецовых, украсть ему не противно. Зачем же было убивать людей, которые как-никак его у себя приютили и про отношения которых к нему он решительно ничего дурного ска­зать не может? У него довольно ясно видны особенно большое значение, которое он придает в жизни материальным средствам, и хищническая склонность поживиться на чужой счет. Он груб и жесток. Раздражительности и вспыльчивости у него не заметно. Сильных порывов гнева в его жизни не видно. Когда он задумался о том, как бы немедленно выйти из затруднительного материаль­ного положения, ему явилась мысль об убийстве Швецовых, и эта мысль соединилась с его склонностью к хищническому обогаще­нию на чужой счет в стремление к убийству, нашедшее себе кро­вавое выражение 20 марта. Что могло удерживать его? Жалость? Но ее у него нет или очень мало. Чувство благодарности? Но его у него также нет, и он к покойным никакой благодарности не чувствовал и не чувствует. Боязнь крови и инстинктивное отвращение к убийству? Но вид крови и трупа, по его словам, никакого впечатления на него не производит. Раны на него впечатления также не производят, и он не раз перевязывал их, добровольно помогая в больнице и с интересом относясь к самому процессу перевязки. Страх ответственности? Он, действительно, трусоват, что и сам признает, но в данном случае думал, что удастся скрыться и концы канут в воду. Моральная оценка убий­ства? Ведь он все-таки кончил гимназию и такую сравнительно простую нравственную проблему, казалось бы, мог решить. Но, несмотря на свой образовательный ценз, он малоразвит и даже говорит не интеллигентским языком, между прочим, употребляя такие выражения, как «грабежов», «судимоетев», а на вопрос, не любит ли он ловить рыбу, отвечал: «рыбную ловлю иногда имел». Правильной моральной оценки убийства у него нет. На вопрос, жаль ли ему убитых родственников, откровенно говорит, что нет. На вопрос же, почему именно их он выбрал своими жертвами, он откровенно отвечает, что знал это семейство хорошо, что и где у них находится, да и они к нему относились с доверием и его не остерегались, так что при таких условиях легче было оперировать. На вопрос о раскаянии он отвечает утвердительно, но добавляет: «лучше побираться, чем здесь на пайке одном сидеть». Убийство свое мотивирует так: «могу сказать, что голод все побеждает». Но, именно, голода-то у него и не было. «Теперь, — говорит он, — я себе отчет отдаю, что можно бы и без убийства сделать, я мог бы взять любую вещь у них, продать и уехать». На вопрос, почему же он так не поступил, он говорит, что не может объяснить. Но объяснение ясно: обокраденные живые дядя и тетка тотчас сооб­щили бы властям целый ряд сведений о нем, а оставшаяся одна Маруся этого сделать не могла. Во всяком случае, так было без­опаснее. Интересно отметить еще, что после убийства он очень боялся, как бы покойные ему не привиделись. И во время нашей беседы он говорил: «при любом воспоминании я не могу нахо­диться один». «Ночью появляется страх». «Боюсь, что появятся видения». Он боится даже один вечером войти в уборную, сознает, что это суеверие, но боится: «суеверия я отчасти всегда стра­шился»,— говорит он. Раньше он не судился.

В приведенных выше случаях преступники хотели схватить некоторый куш денег, чтобы покутить, хотя бы недолго пожить в достатке, повеселиться, весело провести масленицу и т. п.1 К этому же типу искателей развлечений, гуляк и кутил при­надлежат два молодых человека — Иван М., 22 лет, русский, из крестьян Калужской губ., и Лев Д., 26 лет, еврей, родом из Черниговской губ., раньше не судившийся. 3 августа 1923 года, вечером, у полотна железной дороги, они убили секретаря краснопресненского народного суда Яковлева. Они уговорили последнего поехать с ними на пикник на 20-ю версту, причем Д., служивший делопроизводителем в том же суде, увел Яковлева прямо со службы, не дав ему зайти, домой и оказать, куда он отправляется. Расположившись в 2-х верстах от станции, они стали выпивать и закусывать. Когда захмелевший Яковлев наклонился в сторону, Д. шепнул М: «бей», а М., чтобы не возбудить у своей жертвы подозрения, запел: «бывали дни веселые» и с этими сло­вами нанес Яковлеву удар ножом, которым резали колбасу, и пере­резал ему сонную артерию. Забрав у покойного портфель, печать, ключ от несгораемого шкафа, где хранились вещественные дока­зательства, и браунинг, они покрыли труп шинелью, выпили еще на станции пива и часов в 12 ночи уехали в Москву. На следую­щий день М., по указаниям Т. сходил в шкаф, где хранились цен­ные вещественные доказательства, пользуясь тем, что шкаф этот оставался в старом помещении суда, где теперь была нотариаль­ная контора и где М. никто не знал, взял оттуда золотые часы, браслет, несколько колец с брильянтами и 36 золотых 5 и 10 руб­левого достоинства, вещи эти продали, а вырученные деньги раз­делили пополам и истратили на кутежи и проституток. Убийство было совершено именно с целью похищения ключа от шкафа. Того же Яковлева они хотели увить несколько раньше, заманив его также на пикник в Покровское-Стрешнево, но там им сде­лать этого почему-то не удалось. Кроме Яковлева, ими были намечены и другие жертвы с целью получения денег на кутежи путем убийств. Весь план убийства был разработан Д., М. был только исполнителем, причем Д. предварительно даже побудил Яковлева упаковать означенные вещественные доказательства, сказав, что их надо отправить в комиссариат финансов на хране­ние. Деньги этим молодым людям нужны были на кутежи. Оба они состояли на службе, оба холосты и нужды, в собственном смысле слова, не знали. Но оба — кутилы. Д. постоянно проводил время с проститутками, из которых с одной сожительствовал довольно продолжительное время. Жалованье он получал в суде небольшое и ему не хватало. Это—человек очень хитрый, осто­рожный, неглупый, но с слабой памятью, с отсутствием умствен­ных интересов, несмотря на сравнительно высокий образователь­ный ценз — 6 классов гимназии, — лживый и трусоватый. Сам он не мог бы совершить акт убийства, по недостатку смелости, ему нужен был физический исполнитель, каковым он избрал М., жившего в одном с ним доме, любителя, выпить, которому выпивка, как он заявляет, дороже всякого свидания и которому жалованья также на прожиток не хватало. Сам Д. почти не пьет и во время этого преступления не пил. Привезенные 3 бутылки портвейна рас­пили М. и Яковлев. Д. погряз в половом разврате, — к гульбе с про­ститутками сводились все его интересы. Надо добавить еще, что он раздражителен, зол, злопамятен и покойного Яковлева очень не любил, хотя на вид старался быть с ним в недурных отноше­ниях. От семьи своей он давно отбился, равнодушен к ее интере­сам и о ней даже почти никогда не вспоминает. Из родителей у него жив отец, которого он характеризует как человека трез­вого, но очень раздражительного, с тяжелым характером. М.—человек более простой, смелый, открытый, пьяница — кутила, сын сильного алкоголика, не окончивший начальной школы по лености и баловству, а также и по мало способности. Особенно «не укла­дывалась у него в голове» арифметика. Память у него плохая. Вспыльчив, но отходчив. Легкомыслен. Легко поддается чужому влиянию. Полагает, что кражу совершить можно, если у самого нет чего-либо, а у другого — много. Интересно отметить, что оба убийцы признаются, что с детства, лет с 9 —10, занимались она­низмом и занимаются им в тюрьме; на свободе будто бы занима­лись им с большими перерывами в несколько лет; Ж. — лишь до 1919 года.


Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 168; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!