Эндогенные преступники. Главные их разновидности. Обитая характеристика. 7 страница



Прослеживая далее историю жизни Ш., мы узнаем, что с паде­нием Колчака он из Омска попал в Ярославль в концентрационный лагерь, с группой арестованных белых офицеров. Здесь он устроил хор из заключенных, который с успехом давал концерты, и одно­временно преподавал пение и музыку в 1-й ярославской пролетар­ской школе. Затем, освободившись из лагеря, он поступает заведовать в Самарканде эвакуационным пунктом, пропускавшим тысячи детей, увозимых из голодных местностей. Здесь умерла от дизентерии его дочь, а он и жена вынесли сыпной тиф. Покинув место, совершенно больной, он жил несколько месяцев продажей вещей, а затем перебрался в Омск к родственникам жены и здесь был капельмейстером в театре. Затем в марте 1923 года, по не совсем ясным причинам он оказывается в Москве, будто бы послан­ный из Омска для участия в организации «Общества помощи рус­ским композиторам». Вскоре после этого он обратился к поискам места и был назначен в детский дом для преподавания музыки и пения.

Д.— человек недалекий и лживый. Любит прихвастнуть своими влиятельными знакомствами и мнимыми музыкальными успехами. Он добр, хотя и не так, как говорит, добродушен и несколько восторжен. Причиняя детям большое зло, он, в силу крайней поверхностности своего мышления, не понимал всех раз­меров этого зла. Он сознается лишь кое в чем из того, что ему вменено судом, и находит, что вел себя непедагогично; он признает свое поведение бестактным для педагога и только. Хотя его нельзя считать малоразвитым для той социальной группы, к которой он принадлежал, однако углубиться в достаточной степени в мораль­ную и социальную стороны своих поступков он не в состоянии; комплексов, из которых могла бы вытекать такая оценка и соответ­ствующие ей импульсы, у него нет. В половом отношении, но только в этом отношении, он человек распущенный, предрасполо­женный добывать себе половые наслаждения всячески, даже путем насилия. Половая потенция его, по-видимому, ослаблена. Пьет он очень мало и редко. Раньше не судился.

В приведенных выше случаях преступники хотя и не могут считаться вполне нормальными людьми, так как у них есть склон­ность к описанным ненормальным поступкам, однако, лишены при­знаков какого-либо определенного нервного или психического рас­стройства. Но, конечно, чаще такие поступки совершаются людьми, нервно-психическая сфера которых более или менее сильно болез­ненно расстроена. Не имея возможности, по размерам настоящей работы, входить в рассмотрение этих случаев, я пополню серию приведенных выше примеров лишь еще одним небольшим примером.

Павел Л., 30 лет, русский, уроженец Симбирской губер­нии, сын крестьянина, который сам хозяйства не вел, а плотничал в разных местах, постоянно и сильно пил и часто бил и жену, и детей, которых у него было 9 человек, из них 5 осталось в живых. Павел — старший из них. Кончив 14 лет школу, он стал работать вместе с отцом и работал до 1913 года и об этом периоде своей жизни сохранил очень мрачное воспоминание: отец постоянно бывал, пьян и страшно бил его, требуя выдачи денег, которые он от него пьяного припрятывал. С 1913 г., после смерти брата, ведшего хозяйство, отец бросил плотничать, и они поселились в деревне. В 1915 г. Павел был мобилизован, поступил в фельдшерскую школу, кончил ее и с тех пор до последнего времени работал в качестве военного фельдшера. После окончания гражданской войны он был назначен фельдшером в высшую военную химическую школу и полу­чил казенную квартиру в виде проходной комнаты, ведшей в поме­щение гражданки К., служившей в той же школе санитаркой и жив­шей имеете с малолетней дочерью Нюшей лет 7—8. Несмотря на то, что у него по службе было много работы, Д. поступил на рабочий факультет и имел в виду оттуда поступить на медицинский факуль­тет. Учиться он любит и всегда учился хорошо. Собственно его больше влечет к строительной и сельскохозяйственной технике, но, раз уже судьба поставила его на медицинскую дорогу, он пойдет по ней… Он любит почитать научную книжку, особенно по поли­тическим вопросам. Будучи занят буквально с утра до ночи, он часто чувствовал, что у него в голове как-то все путается и что он повышенно нервен. Особенно трудно было ему в таком состоянии овладеть математикой. В 1923 году он женился; в апреле 1924 года — демобилизовался, но остался на прежнем месте. 20 мая 1924 года он совершил преступление, в котором горячо и искренно раскаивается. В этот день произошло следующее. Около 10 часов вечера К., вернувшись в свою комнату, увидела Д., выходившего от нее, а свою дочь Нюшу в постели раздетой. На рас­спросы матери Нюша объяснила, что Д. вошел к ней в комнату, лег с нею на кровать и стал вводить свой половой орган в ее промеж­ность, но она оттолкнула его и стала отговаривать; провозившись с ней минут 5 и заслышав шаги, он поспешил удалиться. Д. при­знался во всем и заявил, что, увидев раздетую девочку в кровати, он почувствовал половое возбуждение и желание иметь с ней сно­шение. Он добавил еще нам, что мать этой девочки постоянно приводила, к себе любовников, что девочка была посвящена в тайны половых отношений, и ему казалось, что и ей не чужды половые стремления. Д. — человек нервный, довольно бестолковый, склон­ный к фразерству и некоторой восторженности. Его мышление носит сильную эмоциональную окраску, но работает медленно, причем у него заметно повышенное преобладание зрительных обра­зов. Лет с 11 —12 и до последнего времени он занимался онаниз­мом; и, живя с женщинами, он не оставлял онанизма, в чем откро­венно признался и жене. Последняя иногда на его откровенность как-то обижается, но это происходит, по его мнению, от ее мало­культурное. Откровенность—необходима, а скрытность и ложь — злейшие враги прогресса человечества. К сожалению, полной откровенности от всех можно будет требовать не так скоро, так лет через 50. В своей жизни он часто влюблялся, но по несчастной случайности он никогда не находился в связи с женщинами, кото­рые ему нравились: предложить им простое сожительство он не решался, а жениться не позволяли внешние обстоятельства. Те же женщины, с которыми он жил, ему, собственно, не нравились: с одной он прожил месяца 2 — 3, с другой — около года. Между этими двумя связями был промежуток в несколько лет; в течение которых он занимался исключительно онанизмом. Женился он по расчету: не вечно же жить одному, это скучно и тяжело. С женой живет ладно и нередко ревнует ее к прошлому, так как она—вдова.

Психиатрическая экспертиза признала у Д. нервное расстрой­ство на почве врожденной психопатии, с извращениями в области половой сферы. Состояние его вменяемости не исключает. Он был приговорен к лишению свободы на 1/2 года, с поражением прав на 3 года.

VI.

Как дальнейшие разновидности импульсивных преступников можно отметить:

1. Искателей легкого избавления от грозящих им опасности или неприятностей. Сюда относятся люди, у которых есть пред­расположение, например, к насилию и т. п., но это предрасполо­жение, так сказать, не созревает окончательно и не проявляется, пока они не очутились перед лицом какой-либо важной в их глазах  опасности или перед угрозой более или менее больших неприятностей. Тогда, чтобы оттолкнуть от себя эту опасность или эти - неприятности, они совершают преступление. Таковы, например, многие воры, которые в своей воровской деятельности более или менее старательно избегают насилия, но отстреливаются от погони, : сопротивляются при аресте и т. д. В этом отношении между ворами наблюдается интересное различие: карманники и типичные домуш­ники «по тихой», проникающие в квартиры без взлома, обыкно­венно не сопротивляются, а застигнутые на месте преступления бегут, просят прощение и т. д. Воры-взломщики нередко отстре­ливаются, вступают в бой с застигшими их лицами и в этом случае могут совершить убийство. По степени их отрицательного отно­шения к насильственным" действиям, воров можно расположить в ряд, на одном конце которого можно поставить карманников и домушников «по тихой», «парадников», т.е. крадущих из перед­них, а на другом — воров, со взломом проникающих в квартиры («домушников — громил»), воров, обкрадывающих кооперативы, склады, магазины и проникающих туда со взломом, иногда со взло­мом полов, стен или потолков («шниферов»). Сравнительно реже встречается способность к насилию у первых и сравнительно чаще и резче она выражена у вторых.

Боязнь ответственности явилась движущей причиной преступле­ния, между прочим, в следующем случае.

В ночь с 19 на 20 ноября 1920 года в товарном вагоне поезда ехала из Нижнего-Новгорода группа кубанских казаков на фронт; в числе их были Иван Б., 19 лет, и Григорий К., того же возраста. Оба — холосты. К ним в вагон попросились две незнакомые им Женщины с мешками. Такие просьбы со стороны проезжих в то время, вследствие крайне затрудненного железнодорожного дви­жения, слышались постоянно. Казаки пустили в свой вагон жен­щин, а когда поезд тронулся, кто-то из них прорезал мешок одной из женщин, оттуда посыпались сухари, которые тут же все и рас­хватали. А затем стали «скидать» женщин, причем одной из жен­щин, протестовавшей против истребления ее сухарей, Григорий К. погрозил ножом. За эту историю оба казака и попали в тюрьму. Б. раньше не судился, а К. раньше сидел в тюрьме за кражу часов и некоторых других вещей во время обыска у одного прапорщика. Оба казака малоразвиты: Б. учился в школе 7 месяцев и очень мало грамотен, К. кончил школу с 3-летним курсом, но также мало­грамотен. Нравственные понятия очень малоразвиты и у того, и у другого; что дурно, а что хорошо, они плохо разбирают. На вопрос, какой поступок он считает хорошим, Григорий К., после долгого размышления, наконец, усвоив себе смысл вопроса, говорит: «хорошо это — когда на мельнице не ждешь, а скоро отпускают». На аналогичный вопрос о дурном поступке он ответил: «плохо бить брата или сестру». Оба они — люди трезвые, из довольно зажиточных семей, заметно любят деревенскую жизнь и крестьян­ские работы. Очень привязаны к родителям. Чувства сострадания и уважения к личности у них заметно недоразвиты. Но и у того, и у другого сильно развито уважение к старшим и подчинение отцовскому авторитету. Иван Б. на вопрос, что он вообще считает хорошим, отвечает: «работать и слушаться родных». Этим, повидимому, в его представлении исчерпывается область добра. Посту­пок своего товарища Григория К. он считает плохим, потому что «он пригласил женщин по-хорошему, а потом, скинув их, поступил «по-свински». Про себя говорит, что его оговорили товарищи.

2. Последнюю разновидность, которую я отмечу в пределах первого типа импульсивных преступников, составляют искатели легкого выхода из материальных затруднений, состоящих в недо­статке денег для удовлетворения более или менее серьезной потребности. Эти материальные затруднения могут быть очень различны: от недостатка денег на сравнительно неважную потреб­ность, удовлетворение которой могло бы быть отсрочено, до дей­ствительно тяжелого материального положения. Нужда, в тесном смысле слова, в смысле недостаточного удовлетворения первых потребностей самого преступника или его семьи, потребностей в пище, одежде, жилище или в лечении, вовсе не часто встречается в числе причин преступления. И в тех случаях, когда ее приходи­лось встречать, она нередко была следствием преступления и отбы­того заключения, после которого человеку трудно бывает найти себе место и устроиться. Встречаясь с случаями такой нужды, осязательно чувствуешь неотложную необходимость патронатской помощи освобожденным из мест заключения. Вот, для иллюстра­ции, небольшая статистическая справка относительно материаль­ного положения обследованных мною 250 бандитов. Из них в дей­ствительной материальной нужде находились 34 человека, 13 — имели значительные средства, а 201 имели необходимое для удо­влетворения своих первых потребностей и в нужде, в тесном смысле слова, не были; в двух случаях выяснить имущественное положе­ние, во время преступления, не удалось. Нередко уже из той попойки, которая устраивалась перед нападением, из факта покупки или наличности дорого стоящих револьверов, из приезда на извозчиках на место преступления и т. п. подробностей дела — ясно, что большой нужды у этих бандитов не было и не от нее исходил главный толчок к преступлению.

Вот несколько примеров рассматриваемого типа с выпавшими на долю виновных очень различными по тяжести материальными затруднениями.

Вот, например, два кавалериста, которые в августе 1923 года совершили бандитское нападение, тотчас по возвращении со службы на родину, в Тверскую губернию, из далекого Туркестана. Дорогой они проели свои деньги, один из них, Михаил Григорьевич С, 23 лет, проел все, что у него было, и занял у своего спутника 700 руб. Он надеялся, что у родных достанет денег и отдаст товарищу. Поэтому он предложил последнему заехать к нему в деревню на несколько дней. Тот согласился сделать эту небольшую остановку, тем более, что от этой деревни до - того места, куда он ехал, оставалось лишь несколько станций. У жены Михаила денег не оказалось, у родных также. Он пошел с своим товарищем Григорием Л. в другую деревню, к брату. По дороге встретили молодого крестьянина той же деревни, 18 лет, некоего К., который разговорился с ними об их военной службе, совсем ли они приехали и т. д. Михаил попросил у него взаймы 700 руб., тот отказал, но предложил им ограбление, которое они и согласились учинить. Приехали они с военной службы в Москву 11 августа, 12-го уехали из Москвы в деревню Михаила, в ночь на 13-е августа совершили свое бандитское напа­дение. Сорвав дверь с крючка, они проникли в общежитие детского дома при станции Подсолнечной; угрожая кинжалом и долотом, они связали руки спавшим там двум сестрам и забрали принадле­жавшие им вещи. Подговоривший их крестьянин К. стоял на страже, опасаясь войти внутрь, так как его там знали. Третья спавшая там сестра успела незаметно выскочить в окно и поднять тревогу; Заметив приближение людей, К. дважды подал С. и Л. сигнал об окончании и убежал к себе домой. Услышав его сигналы, С. и Л. бросились с вещами бежать и много вещей побросали; не нашли потом 8.000 руб. денег, золотое кольцо и 17 аршин полотна. Пойманные С. и Л. во всем сознались и сообщили, что они колеба­лись и обсуждали предложение, сделанное им К.,—напасть на обще­житие — в течение часов 3, что К. дал им кинжал, долото и платье, в котором они были в момент нападения, что он же привел их на место преступления, которое отстояло от местожительства род­ных С. верст на шесть, что, не встреться он им, они никогда не совершили бы этого преступления. К. признался в подстрекатель­стве, но указал, что он имел провокационную цель предать С. и Л. в руки правосудия. В результате К. приговорен к 6 годам заклю­чения, а. С. и Л. — на 4 года каждый.

В условиях жизни и в свойствах С. и Л. много общего. Им обоим по 23 года. Оба они — сыновья достаточных родителей. Оба — здоровы, не обременены наследственностью и никаких признаков душевного расстройства не обнаруживают. Оба окончили сельскую школу, но не имеют никаких умственных интересов и умственно малоразвиты. Оба — легкомысленны и являются поклонниками легкой жизни с постоянными развлечениями. Оба — не прочь поживиться тем, что «плохо лежит» и не в состоянии дать мораль­ную и социальную оценку бандитизма. Оба раньше не судились, но на преступный путь, хотя и в первый раз, решились без нравствен­ной борьбы и серьезных колебаний. Оба они женаты и не подумали перед преступлением, как оно отразится на их семьях, к которым они только что вернулись. Оба рассчитывали на безнаказанность и соблазнились перспективой взять на 25 — 30 червонцев добра. Оба — сапожники по профессии и имели в виду часть похищенного истратить на покупку кожи для изготовления обуви по заказам. Наконец, оба они служили в одном и том же кавалерийском полку в Ташкенте, Верном и других городах и оба не раз ходили против басмачей и участвовали в рукопашных схватках. Поводом к пре­ступлению послужило то, что один другому был немного должен. Но кредитор не настаивал на немедленной уплате долга, а должник не очень тяготился отсутствием денег для уплаты. Этот долг послу­жил лишь небольшим толчком в сторону преступления. Подводчик их К. —18 с небольшим лет, крестьянин соседней деревни, сын достаточных родителей, холостой. Он окончил сельскую школу и 2 года с небольшим учился в высшем начальном училище. Читал довольно много классиков — Пушкина, Гоголя, Толстого, читать любит. Ученье ему надоело, высшего начального училища он не кончил; так как начался голод, ушел на службу в продовольствен­ный отряд, в котором пробыл 14 месяцев: отбирал излишки у кре­стьян в Воронежской губернии. В 1921 году к пасхе вернулся со службы домой. В декабре 1921 года и январе 1922 года с месяц снова служил в продовольственном отряде в своем уезде. Рекомен­дует себя как человека «с военными способностями», чего на самом дел; не было, и говорит, что в данном случае действовал как про­вокатор, желая впоследствии С. и Л. предать в руки правосудия. В такой роли ничего предосудительного не видит. В общем, он пред­ставляет собою тип легкомысленного недоучки, с большой пута­ницей в голове, с желанием поживиться на чужой счет, от плодов совершенного другим преступления.

Материальные затруднения и необходимость достать денег для содержания семьи в достаточном довольстве дали толчок к престу­плению двум цыганам барышникам лошадьми, троюродным братьям, впервые осужденным за бандитское нападение, сопровождавшееся покушением на убийство. Дело было так. 4 апреля 1921 года, в одиннадцать часов ночи, один из них — Иван Павлович Г., 36 лет, выстрелил, с умыслом убить, в спину извозчика, на котором они ехали за Спасскую заставу. Другой — Иван Никитич Г., 25 лет, — когда брат сообщил ему о намерении убить извозчика, взять у него деньги, костюм, экипаж и лошадь, — отговаривал от совершения 1 такого преступления, но потом помогал брату в похищении вещей' этого извозчика. Оба они происходят из зажиточных цыганских семей, которые имели в г. Клину свои дома и вели довольно широ­кую торговлю лошадьми; последняя им, как их отцам и дедам, давала хороший доход. После революции их имущественное поло­жение ухудшилось, но все-таки они нужды, в собственном смысле слова, не знали и продолжали торговать лошадьми. Кроме этого занятия, они знают еще: Иван Павлович — кузнечное дело, а Иван Никитич — шорное. Умственный уровень того и другого невысок: Иван Никитич — совсем безграмотный, а Иван Павло­вич — учился немного в начальной школе, но ее не кончил; ученье давалось ему трудно, особенно трудна ему была арифметика. Сей­час он подучивается в школе исправдома, учит дроби. Ни тот, ни другой не читали никаких книг и вообще умственных интересов никаких не имели. Память у обоих слабая, у Ивана Никитича — несколько лучше, чем у брата. Все их интересы — в торговле лошадьми и в семейной жизни. Оба они — на вид добродушны, хитры и плутоваты. У обоих есть прочно сложившийся комплекс хищнического приобретения денег. В их конской торговле не все обстояло благополучно, — было много плутовства: они как-то и зубы поджигали лошадям, и разными другими приемами надували покупателей. В этих обманах при продаже лошадей оба не видят ничего дурного и даже удивляются, когда их спрашивают, не счи­тают ли они это — плохим делом: ведь так все делают, так делали их деды и отцы, а они были не хуже их, почему же им этого не делать. В справке о судимости Ивана Павловича есть указание на то, что в 1920 году он был приговорен к концентрационному лагерю на 3 года, а в 1921 году — на 2 года, в виду амнистии — условно; в первый раз — за конокрадство, а во второй — за спекуляцию лошадьми и дезертирство. Иван Никитич также судился за коно­крадство. Оба они совершили ряд побегов из концентрационных лагерей. Оба были на военной службе: Иван Павлович был при­зван в 1915 году, участвовал в бою под Барановичами, где и был контужен воздухом во время разведки, после чего стал плохо слы­шать. Осенью 1917 года был демобилизован. Иван Никитич на фронте не был, служил в тылу год, — с 1916 по 1917, — после чего его уволили, так как его ударила лошадь в бок и последний у него разболелся.


Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 156; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!