Тема в когнитивной психологии 37 страница

Подытоживая представления о приро-де неосознаваемых побудителей деятель­ности, об их сущности, перечислим основ-ные особенности динамических смысловых систем личности:

1) производность от деятельности субъекта и его социальной позиции в сис­теме общественных отношений;

2) интенциональность (ориентирован­ность на предмет деятельности: смысл все­гда кому-то или чему-то адресован, смысл всегда есть смысл чего-то);

3) независимость от осознания (лич­ностный смысл может быть осознан субъек­том, но самого по себе осознания недоста-точно для изменения личностного смысла);

4) невозможность воплощения в значе-ниях (Л.С. Выготский, М.М. Бахтин) и неформализуемость (Ф.В. Бассин).

5) феноменально смысловые образова-ния проявляются в виде кажущихся слу-чайными, немотивированными “отклоне­ний” поведения от нормативного для данной ситуации (например, обмолвки, лишние движения и т.п.).

3. Неосознаваемые регуляторы способов выполнения деятельности (операциональные установки и стереотипы)

В основе регуляции непроизвольных и автоматизированных актуально некон­тролируемых способов выполнения дея­тельности субъекта (операций) лежат

188

такие проявления бессознательного, как неосознаваемые операциональные уста­новки и стереотипы. Они возникают в процессе решения различных задач (пер­цептивных, мнемических, моторных, мыс­лительных) и детерминируются неосоз­нанно предвосхищаемым образом событий и способов действия, опирающимся на про­шлый опыт поведения в подобных си­туациях. Динамика возникновения этих актуально-неосознаваемых форм психи­ческого отражения красочно описывалась в психологии сознания как переход содер­жаний сознания из фокуса сознания на его периферию (В. Вундт). Для обозначения разных стадий этих проявлений бессозна­тельного в регуляции деятельности при­влекались два круга терминов, фиксирую­щих либо неосознаваемую подготовку субъекта к действию с опорой на прошлый опыт — “бессознательные умозаключения" (Г. Гельмгольц), "преперцепция" (В. Джемс), “предсознательное" (3. Фрейд), “гипотеза" (Дж. Брунер), “вероятностное прогнозиро­вание" (И.М. Фейгенберг) и т.п.; либо не­произвольный контроль уже развер­тывающейся активности субъекта — “динамический стереотип” (И.П. Павлов), "схема" (Ф. Бартлетт), "акцептор действия" (П.К. Анохин), и т.п. Функция этих прояв­лений бессознательного состоит в том, что субъект может одновременно пере­рабатывать информацию о действитель­ности на нескольких различных уровнях и сразу совершать целый ряд актов пове­дения (запоминать и отыскивать решения задач, не ставя осознанных целей решать и запоминать; обходить препятствия, не ут­руждая себя отчетом об их существова­нии; "делать семь дел сразу" и т.п.).

Пожалуй, одна из первых попыток вы­вести общий закон, которому подчиняют­ся неосознаваемые явления этого класса, принадлежит Клапареду. Он сформулиро­вал закон осознания, суть которого заклю­чается в следующем: чем больше мы пользуемся тем или иным действием, тем меньше мы его осознаем. Но стоит на пути привычного действия появиться препят­ствию, как возникает потребность в осоз­нании, которая и является причиной того, что действие вновь попадает под контроль со стороны сознания. Однако закон Кла-пареда описывает лишь феноменальную ди­намику этого класса явлений. Объяснить

же возникновение осознания появлением потребности в осознании — это то же са­мое, что объяснить происхождение крыль­ев у птиц появлением потребности летать (Выготский, 1956).

Кардинальный шаг в развитии пред­ставлений о сущности неосознаваемых ре­гуляторов деятельности был сделан в со­ветской психологии. Не излагая здесь всего массива экспериментальных и теоретичес­ких исследований этого пласта бессозна­тельного, укажем только на те два направ­ления, в которых велись эти исследования.

В генетическом аспекте изучение “предсознательного" было неразрывно свя­зано с анализом проблемы развития про­извольной регуляции высших форм пове­дения человека. “Произвольность в деятельности какой-либо функции явля­ется всегда оборотной стороной ее осозна­ния”, — писал один из идейных вдох­новителей и родоначальников этого направления Л.С. Выготский. В свете из­ложенного выше понимания бессознатель­ного как формы психического отражения, в которой субъект и мир представляют одно нераздельное целое, особенно очевид­ной становится необходимость столь жес­ткого увязывания Л.С. Выготским между собой произвольности и осознанности дея­тельности человека. Ведь произвольность всегда предполагает контроль со стороны субъекта за своим поведением при нали­чии намерения осуществить желаемый им акт поведения, подчинить то или иное по­ведение, например, запоминание своей вла­сти. Но для такого контроля, как мини­мум, необходимо как бы бросить взгляд на свое собственное поведение со стороны, про­тивопоставить себя окружающей действи­тельности. Там, где нет произвольного кон­троля, там нет противопоставления себя миру, а тем самым нет осознания. Про­блема произвольности — осознанности поведения была подвергнута глубокому анализу в известных работах по произволь­ной и непроизвольной регуляции деятель­ности (А.В.Запорожец, П.И.Зинченко).

В функциональном плане изучение неосознаваемых регуляторов деятельности непосредственно вписывается в проблему автоматизации различных видов внешней и внутренней деятельности. Так, А.Н. Ле­онтьевым проанализирован процесс пре­вращения в ходе обучения действия, на-

189

правляемого осознаваемой предвидимой целью, в операцию, условия осуществления которой только “презентируются” субъек­ту. В основе осознания, таким образом, ле­жит изменение места предметного со­держания в структуре деятельности, являющееся следствием процесса автома­тизации — деавтоматизации деятельно­сти. Это положение радикально отличает­ся от представлений о динамике осознания в интроспективной психологии сознания. Если интроспективный психолог ищет при­чину изменения состояний сознания внут­ри самого сознания, то для представителей деятельного подхода к “физиологии актив­ности” ключ к изменению состояний созна­ния — в самом движении деятельности, ее развитии, ее автоматизации и дезавтомати-зации. В ходе процесса автоматизации про­исходит стирание грани между субъектом и объектом, растворение субъекта в дея­тельности. Н.А. Бернштейн приводит яр­кий пример такого слияния субъекта с миром, происходящего в процессе автома­тизации деятельности, обращаясь к фраг­менту из произведения Л.Н. Толстого "Анна Каренина": “Чем далее Левин косил, тем чаще и чаще чувствовал он минуты забытья, при котором уже не руки махали косой, а сама коса двигала за собой... пол­ное жизни тело, и как бы по волшебству, без мысли о ней, работа, правильная и отчетли­вая, делалась сама собой”.

В основе функционирования автомати­зированных форм поведения лежат опера­циональные установки и стереотипы. Про­веденные с позиции представлений об уровневой природе установки как меха­низма стабилизации деятельности иссле­дования позволили экспериментально вы­явить две существенно отличающиеся неосознаваемые формы регуляции автома­тизированного поведения. Было показано, что традиционно изучавшиеся класси­ческим методом фиксации установки Д.Н. Узнадзе относятся к так называемым установкам на целевой признак, то есть признак сравниваемых установочных объектов, который с самого начала осозна­ется субъектом. Установки на целевой при­знак лежат в основе “сознательных опера­ций” (А.Н. Леонтьев), которые возникли вследствие автоматизации действия. Та­кого рода сознательные операции возни­кают в ходе неоднократных повторений

действия, например, при обучении вожде­нию автомобиля, косьбе или письму. Со­держание цели действия, вначале осозна­ваемое субъектом, занимает в строении другого, более сложного действия место условия его выполнения. Вследствие из­менения места цели в структуре деятель­ности, сдвига цели на условие, происшед­шего при автоматизации действия, данное действие превращается в сознательную операцию. По своему происхождению со­знательные операции появляются вслед­ствие автоматизации действий; по спосо­бу регуляции сознательные операции — потенциально произвольно контролируе­мые; по уровню отражения — вторично неосознаваемые (при появлении затрудне­ний в ходе их осуществления могут осоз­наваться); по динамике протекания — гиб­ки, лабильны. Таковы черты сознательных операций. Установки на целевой признак, регулирующие протекания сознательных операций, если говорить в терминологии Д.Н. Узнадзе, исходно принадлежат плану объективации. Иными словами, основной массив экспериментальных исследований школы Д.Н. Узнадзе посвящен изучению особенностей именно этих лишь вторично неосознаваемых установок, установок на целевой признак. От вторично неосозна­ваемых установок на целевой признак принципиально отличаются операциональ­ные установки на неосознаваемый при­знак (иногда говорят “иррелевантный при­знак”). Эти установки регулируют приспособительные операции. Приспосо­бительные операции относятся к реактив­ному иерархически самому низкому уров­ню реагирования в структуре деятельности субъекта. Они возникают в процессе не­произвольного подражания или прилажи­вания, подгонки к предметным условиям ситуации, например, приспособления ребен­ка к языковым условиям, в результате которого усваиваются различные грамма­тические формы, используемые в речевом общении. Приспособительные операции ха­рактеризуются тремя следующими свой­ствами: по способу регуляции приспосо­бительные операции — непроизвольны; по уровню отражения — изначально неосоз­наваемы; по динамике протекания — кос­ны, ригидны. В экспериментальном иссле­довании М.Б. Михалевской было выявлено, что установки, выработанные на побочный

190

неосознаваемый признак, существенно от­личаются от установок на целевой при­знак по выраженности иллюзии фикси­рованной установки. Оказалось, что установочный эффект, обусловленный ус­тановкой на неосознаваемый признак, го­раздо сильнее и потому дольше сохраняет­ся, чем эффект установки на целевой признак. Полученные данные представля­ют троякий интерес. Во-первых, четко выявлена зависимость основных свойств установки от места установочного призна­ка в структуре деятельности. Во-вторых, показано, что за установками на целевой признак, изучаемыми в школе Д.Н. Узнад­зе, стоит иная психологическая реальность, чем за установками на операциональный иррелевантный признак. Эти факты, тем самым, подтверждают положение о суще­ствовании разных установок по парамет­ру степени осознанности того признака, на который они фиксируются, и, тем самым, переводят в плоскость экспериментальных исследований старую дискуссию о нео­сознаваемых и осознаваемых установках. В-третьих, в будущем выделенные устано­вочные эффекты могут быть использова­ны в качестве лакмусовой бумажки того, с каким уровнем деятельности в экспери­ментах мы имеем дело — с действием, ав­томатизировавшимся в сознательную опе­рацию, то есть с пластом активной регуляции в деятельности, или же с при­способительной операцией, выражающей пласт реактивной адаптации субъекта к действительности.

4. Неосознаваемые резервы органов чувств

При анализе проблемы определения порогов ощущения, диапазона чувстви­тельности человека к разным внешним раздражителям были обнаружены факты воздействия на поведение таких раздра­жителей, о которых он не мог дать отчета (И.М.Сеченов, Г.Т.Фехнер). Для обозначе­ния разных аспектов этих субъективно неосознаваемых подпороговых раздражи­телей предложены понятия “предвнима-ние" (У.Найссер) и "субсенсорная область" (Г.В.Гершуни). Процессы “предвнимания” связаны с переработкой информации за пределами произвольно контролируемой деятельности, которая, непосредственно не

затрагивая цели и задачи субъекта, снаб­жает его полным неизбирательным ото­бражением действительности, обеспечивая приспособительную реакцию на те или иные еще не распознанные изменения си­туации (например, так называемый фено­мен “шестого чувства" — что-то остано­вило, что-то заставило вздрогнуть и т.п.). Психофизиологической основой процессов предвнимания являются субсенсорные раздражители. Субсенсорной областью на­звана зона раздражителей (неслышимых звуков, невидимых световых сигналов и т.п.), вызывающих непроизвольную объек­тивно регистрируемую реакцию и способ­ных осознаваться при придании им сиг­нального значения. Изучение процессов предвнимания и субсенсорных раздражи­телей позволяет выявить резервные воз­можности органов чувств человека, зави­сящие от целей и смысла решаемых им задач. На примере анализа проявлений этого класса неосознаваемых психических процессов явно выступает адаптивная функция бессознательного в целенаправ­ленной деятельности человека.

Развитие представлений о природе бес­сознательного, специфике его проявлений, и функциях в регуляции поведения чело­века является необходимым условием со­здания целостной объективной картины психической жизни личности.

*  *  *

Самое важное и вместе с тем очевид­ное, к чему мы приходим при анализе сфе­ры бессознательного с позиций деятельно-стного подхода, заключается в том, что три пути к изучению психики человека вовсе не представляют собой трех параллельных прямых, которым не суждено пересечься в пространстве научного мышления совре­менной психологической науки. Сегодня совершенно ясно, что благодаря взаимопро­никновению подходов, связанных с иссле­дованием бессознательного, деятельности и установки, каждый из них в букваль­ном смысле слова обретает свое второе дыхание. Деятельностный подход, если он и дальше будет настороженно относиться к богатейшей феноменологии бессознатель­ного, окажется не в состоянии объяснить многие факты, касающиеся закономернос­тей развития и функционирования моти-вационно-смысловой сферы личности, по-

191

знавательных процессов, различных авто­матизированных видов поведения. Ведь старый образ, олицетворяющий сознание с верхушкой айсберга в процессе психичес­кой регуляции деятельности, — это не толь­ко красивая метафора. Он наглядно отра­жает реальное соотношение осознаваемого и неосознаваемого уровней психики в ре­гуляции деятельности, в жизни человека. Вот поэтому исследования познания, лич­ности, динамики межличностных отноше­ний, оставляющие за бортом неосознавае­мый уровень регуляции деятельности, являются по меньшей мере однобокими. В свою очередь, только выявив функциональ­ное значение бессознательного и установ­ки в процессе регуляции деятельности, мы сможем глубже проникнуть в природу этих проявлений психической реальнос­ти. Именно анализируя бессознательное и его функцию в деятельности человека, мы приходим к позитивной характеристике бессознательного как уровня психическо­го отражения, в котором субъект и мир представлены как одно неразделимое це­лое. Установка же выступает как форма выражения в деятельности человека того или иного содержания — личностного смысла или значения, которое может быть как осознанным, так и неосознанным. Фун­кция установки в регуляции деятельнос­ти — это обеспечение целенаправленного и устойчивого характера протекания дея­тельности личности.

Анализ бессознательного с позиций те­ории деятельности позволяет, во-первых, наметить те проблемы и направления, в

русле которых изучались явления выде­ленных нами классов (проблема передачи и усвоения опыта; проблема детерминации деятельности; проблемы произвольной ре­гуляции высших форм поведения и авто­матизации различных видов внешней и внутренней деятельности; проблема поис­ка диапазона чувствительности), во-вторых, вычленить в пестром потоке этих явле­ний четыре качественно различных клас­са (надындивидуальные надсознательные явления, неосознаваемые мотивы и смыс­ловые установки личности, неосознаваемые механизмы регуляции способов деятель­ности, неосознаваемые резервы органов чувств) и обозначить генезис и функцию явлений разных классов в деятельности субъекта. Необходимость содержательной характеристики бессознательного как фор­мы психического отражения, в которой субъект и мир представляют одно нераз­рывное целое, а также подобной классифи­кации неосознаваемых явлений состоит в том, что нередко встречающееся противо­поставление всех трех разнородных явле­ний уживается с полной утратой их спе­цифики, что существенно затрудняет продвижение на нелегком пути их изуче­ния. Между тем лишь выявление общих черт и специфики этих “утаенных” пла­нов сознания (Л.С. Выготский) позволит найти адекватные методы их исследова­ния, раскрыть их функцию в регуляции деятельности и тем самым не только до­полнить, но и изменить существующую картину представлений о деятельности, сознании и личности.

192

Дж.Б.Уотсон

БИХЕВИОРИЗМ¹

Бихевиоризм (behaviorism,от англ. behavior — поведение) — особое направле­ние в психологии человека и животных, буквально — наука о поведении. В своей современной форме бихевиоризм представ­ляет продукт исключительно американ­ской науки, зачатки же его можно найти в Англии, а затем и в России. В Англии в 90-х годах Ллойд Морган начал произво­дить эксперименты над поведением жи­вотных, порвав, таким образом, со старым антропоморфическим направлением в зоо­психологии. Антропоморфическая школа устанавливала у животных такие слож­ные действия, которые не могли быть на­званы “инстинктивными”. Не подвергая этой проблемы экспериментальному иссле­дованию, она утверждала, что животные “разумно" относятся к вещам и что пове­дение их, в общем, подобно человеческому. Ллойд Морган ставил наблюдаемых жи­вотных в такие условия, при которых они должны были разрешить определенную задачу, например, поднять щеколду, чтобы выйти из огороженного места. Во всех слу­чаях он установил, что разрешение задачи начиналось с беспорядочной деятельности, с проб и ошибок, которые случайно приво­дили к верному решению. Если же живот­ным снова и снова ставилась та же задача, то в конце концов они научались разре­шать ее без ошибок: у животных развива­лась более или менее совершенная привыч­ка. Другими словами, метод Моргана был подлинно генетическим. Эксперименты Моргана побудили Торндайка в Америке к его работе (1898). В течение следующего

десятилетия примеру Торндайка последо­вало множество других ученых-зоологов. Однако никто из них ни в коей мере не приблизился к бихевиористической точ­ке зрения. Почти в каждом исследовании этого десятилетия поднимался вопрос о "со­знании” у животных. Уошборн дает в сво­ей книге “The animal Mind” (1-е издание, 1908) общие психологические предпосыл­ки, лежащие в основе работ того времени о психологии животных. Уотпсон в своей статье “Psychology as the Behaviorist Views It” (“Psychological Review”, XX, 1913) пер­вый указал на возможность новой психо­логии человека и животных, способной вы­теснить все прежние концепции о сознании и его подразделениях. В этой статье впер­вые появились термины бихевиоризм, би-хевиорисш, бихевиористический. В своей первоначальной форме бихевиоризм осно­вывался на недостаточно строгой теории образования привычек. Но вскоре на нем сказалось влияние работ Павлова и Бехте­рева об условных секреторных и двигатель­ных рефлексах, и эти работы, в сущности, и дали научное основание бихевиоризму. В тот же период возникла школа так назы­ваемой объективной психологии, представ­ленная Икскюлем, Беером и Бете в Герма­нии, Нюэлем и Боном во Франции и Лебом в Америке. Но хотя эти исследователи и способствовали в большой мере накопле­нию фактов о поведении животных, тем не менее их психологические интерпрета­ции имели мало значения в развитии той системы психологии, которая впоследствии получила название “бихевиоризм”. Объек­тивная школа в том виде, как она была развита биологами, была, по существу, дуа­листической и вполне совместимой с пси­хофизическим параллелизмом. Она была скорее реакцией на антропоморфизм, а не на психологию как науку о сознании.

---

Дата добавления: 2018-04-04; просмотров: 198; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!