НЕ ЧИСТЬ НАШИ ОБЪЕКТИВЫ, ГРУАД, — ЗАДЕЛАЙ ТРЕЩИНЫ В СОБСТВЕННОМ. 6 страница
«Сегодня, — думал Дрейк, когда раскаты грома становились все громче и безумнее, — я увижу его, или одного из них. Наверное, я мог бы выбрать самоубийство получше?» Вопрос был бессмысленным; Юнг с его законом противоположностей был во всем прав. Это знал даже Фрейд: любой садист в конце концов становится мазохистом.
Повинуясь порыву, Дрейк поднялся и взял с ночного столика эпохи Тюдоров блокнот и ручку. При свете молний за окном он начал быстро писать:
Чего я боюсь? Разве я не копил силы и не готовился к этому рандеву с раннего детства, когда в полтора года запустил в маму бутылочкой?
И потом, оно в кровном со мной родстве. Мы оба живём на крови, разве нет? Пусть даже я нахожусь в более выгодном положении, поскольку беру не саму кровь, а кровавые деньги?
Всякий раз, когда оно меня находит, происходит сдвиг измерений. Принн был прав, когда в «De Vermis Mysteriis» писал, что они живут в ином пространстве‑времени. Именно это имел в виду Альхазред, когда писал: «Их рука сжимает твоё горло, но ты их не видишь. Они появляются неожиданно и остаются невидимыми, перемещаясь не в тех пространствах, которые мы знаем, а между ними».
— Вытащите меня, — стонет Голландец. — Я наполовину спятил. Они не дадут мне встать. Они покрасили мои туфли. Дайте мне что‑нибудь! Меня тошнит!
Я вижу Кадата и два магнитных полюса. Я должен объединить силы, съев эту сущность.
Какой «я» реален? Неужели в мою душу так легко проникнуть, потому что у меня осталось так мало души? Не это ли пытался рассказать мне Юнг о власти?
|
|
|
Я вижу больницу в Ньюарке и Голландца. Я вижу белый свет, а потом черноту, которая не пульсирует и не движется. Я вижу, как Джордж пытается ехать на «роллс‑ройсе» среди этой проклятой грозы. Я вижу, что белизна белого — это чернота.
— Кто‑нибудь, — умоляет Голландец, — прошу, снимите с меня туфли. Нет, на них наручники. Так велит Барон.
Я вижу Вейсгаупта и Железный Ботинок. Не удивительно, что только пятеро выдерживают тяжкое испытание, чтобы взойти на вершину пирамиды. Барон Ротшильд не даст Родсу выйти сухим из воды. Да и что вообще такое пространство или время? Что есть душа, которую мы якобы судим? Кто реален: мальчик Артур Флегенхеймер, искавший свою мать, гангстер Голландец Шульц, убивавший и грабивший с хладнокровием Медичи или Моргана, или сумасшедший поэт, родившийся на ньюаркской больничной койке, где другие умирают?
А Елизавета была сукой. Они пели балладу «Голден ванити» про капитана Роли, но против меня никто не произнёс ни слова. При этом у него были льготы. «Театр Глобус», новая драма Вилла Шекспира, на той же улице, где они для забавы мучали медведя Сакерсона.
|
|
|
Боже, они вскрыли разлом Сан‑Андреас, лишь бы сокрыть самые важные документы о Нортоне. Тротуары зияют, словно уста, Джон Бэрримор выпадает из постели, Уильям Шекспир в его сознании, моем сознании, сознании сэра Френсиса. Родерик Ашер. Звёздная мудрость, как они это называют.
— Обочина была в опасности, — пытался объяснить Голландец, — и медведи были в опасности, и я это прекратил. Прошу вас, переведите меня в ту комнату. Пожалуйста, удерживайте его под контролем.
Я слышу! Те самые звуки, о которых писали По и Лавкрафт: текели‑ли, текели‑ли! Должно быть, оно уже близко.
Я вовсе не хотел бросать в тебя бутылку, мама. Мне просто нужно было твоё внимание. Мне нужно было внимание.
— О'кей, — вздохнул Голландец. — О'кей, вот я весь, целиком. Ничего другого не могу. Ищи, мама, ищи её. Ты не сможешь Его победить. Полиция. Мама. Хелен. Мама. Пожалуйста, вытащите меня.
Я вижу его и оно видит меня. В темноте. Есть вещи хуже смерти: вивисекция духа. Я должен бежать. Почему я здесь сижу? 23 сваливай. Внутри пятиугольника холод межзвёздного пространства. Они пришли со звёзд и принесли с собой собственные образы. Мама. Прости.
— Давайте, откройте мыльные билеты, — в отчаянии говорит Голландец. — Трубочисты. Возьмитесь за меч.
|
|
|
Похоже на бесконечную трубу. Все вверх и вверх, все глубже и глубже во тьму, и красный всевидящий глаз.
— Пожалуйста, помогите мне встать. Порция свежей бобовой похлёбки. Я заплачу. Пусть они оставят меня в покое.
Я хочу слиться с ним. Я хочу стать им. У меня больше нет собственной воли. Я принимаю тебя, блудная старуха Смерть, как мою законную супругу. Я безумен. Я полубезумен. Мама. Бутылочка. Линда, затягивает, засасывает.
Слияние.
В трех милях по берегу от особняка Дрейка жила девятилетняя девочка по имени Патти Коэн, которая сошла с ума в тот предрассветный час 25 апреля. Сначала её родители подумали, что она приняла ЛСД, который, как стало известно, просочился в местную среднюю школу, и, страшно расстроившись, напичкали её никотиновой кислотой и лошадиными дозами витамина С, пока она бегала по дому, то смеясь, то строя им гримасы, и кричала, что «он лежит в собственной моче», «он все ещё жив внутри него» и «Родерик Ашер». К утру родители поняли, что дело не просто в ЛСД, и начались печальные месяцы, когда её возили по клиникам и частным психиатрам, и опять по клиникам, и снова по частным психиатрам. Наконец, как раз перед Ханукой в декабре, они отвезли её к импозантному психиатру на Парк‑авеню, в приёмной которого у девочки случился самый настоящий эпилептический припадок. Глядя на статую, стоявшую на приставном столике возле дивана, она визжала: «Не давайте ему меня съесть! Не давайте ему меня съесть!» С того дня, когда она увидела эту миниатюрную копию гигантской статуи Тлалока из Мехико, началось её выздоровление.
|
|
|
А через три часа после смерти Дрейка Джордж Дорн, лёжа на кровати в номере отеля «Тюдор», держал возле уха телефонную трубку и слушал длинные гудки по набранному им номеру. Неожиданно на другом конце провода сняли трубку и молодой женский голос сказал:
— Алло.
— Я бы хотел поговорить с инспектором Гудманом, — сказал Джордж.
Короткая пауза, затем голос произнёс:
— Будьте добры, кто его спрашивает?
— Меня зовут Джордж Дорн, но, скорее всего, моё имя ни о чем инспектору не скажет. И все же будьте любезны пригласить его к телефону и скажите ему, что у меня есть для него информация по делу Джозефа Малика.
Воцарилось напряжённое молчание, словно женщине на другом конце провода хотелось громко кричать, и она перестала дышать. Наконец она сказала:
— Мой муж сейчас на службе, но я с радостью передам ему любое ваше сообщение.
— Забавно, — сказал Джордж. — Мне сказали, что дежурство инспектора Гудмана длится с полудня до девяти вечера.
— Думаю, вас не касается, где находится мой муж, — неожиданно сорвалось с языка женщины.
Джордж был поражён. Ребекка Гудман боялась и не знала, где её муж: он понял это по каким‑то неуловимым интонациям её последних слов. «Я должен быть тактичнее к людям», — подумал он.
— Он хотя бы даёт о себе знать? — осторожно спросил он.
Ему стало жаль миссис Гудман, которая, если задуматься, была женой легавого. Если бы всего несколько лет назад Джордж прочитал в газете, что мужа этой женщины случайно застрелил агрессивно настроенный революционер, он бы, пожалуй, сказал: «Так ему и надо». Любой из тогдашних приятелей Джорджа вполне мог бы убить инспектора Гудмана. Был даже такой момент, когда и сам Джордж мог это сделать. Как‑то в декабре один парень из компании Джорджа позвонил молодой вдове полицейского, только что убитого чернокожими, обозвал её сукой и женой легавого и сказал, что её муж виновен в преступлениях против народа. А убившие его войдут в историю как герои. Джордж тогда одобрил эту вербальную акцию, сочтя её хорошим способом изживания в себе буржуазной сентиментальности. Во всех газетах писали, что у троих детей этого полицейского в этом году не будет Рождества; читая этот вздор, Джордж плевался.
Но сейчас ему передалась душевная боль этой женщины. Он ощущал её даже по телефону — боль неопределённости, которую она испытывала, зная, что муж пропал, но не ведая, жив он или мёртв. Хотя, скорее всего, он не мёртв; иначе зачем тогда Хагбард велел Джорджу войти с ним в контакт?
— Я… я не знаю, что вы имеете в виду, — сказала она.
Джордж понял, что её сейчас прорвёт. Через минуту она выплеснет на него все свои страхи. Но, господи, ведь он действительно не знал, где находится Гудман.
— Послушайте, — резко сказал он, пытаясь противостоять захлестнувшему его потоку эмоций, — если вдруг вам удастся связаться с инспектором Гудманом, скажите ему: если он хочет больше узнать о баварских иллюминатах, пусть позвонит Джорджу Дорну в отель «Тюдор». Говорю по буквам: Д‑О‑Р‑Н, отель «Тюдор». Вы все поняли?
— Иллюминаты! Погодите, э… мистер Дорн, все, что вы хотите сказать, вы можете сказать мне. Я ему передам.
— Не могу, миссис Гудман. Ладно, спасибо. И до свидания.
— Подождите. Не вешайте трубку!
— Я не смогу вам помочь, миссис Гудман. И к тому же я не знаю, где он.
Джордж со вздохом опустил трубку на рычаг. У него были холодные и влажные руки. Что ж, придётся сказать Хагбарду, что с инспектором Гудманом связаться не удалось. Зато он кое‑что узнал: Сол Гудман, который вёл расследование по факту исчезновения Малика, сам исчез, а слова «баварские иллюминаты» что‑то значат для его жены. Джордж пересёк маленькую комнату гостиничного номера и включил телевизор. Шли дневные новости. Он вернулся к кровати, лёг и закурил. Он по‑прежнему ощущал себя вымотанным после ночной сексуальной схватки с Тарантеллой Серпентайн.
Диктор программы новостей говорил: «Генеральный прокурор заявил, что сегодня в шесть часов вечера он выскажет своё мнение о странной серии убийств в гангстерском стиле, которые утром произошли в очень отдалённых друг от друга уголках Америки. Потери убитыми составляют двадцать семь человек, хотя чиновники на местах отказываются говорить, существует ли между всеми этими, или хотя бы некоторыми, смертями какая‑то связь. Застрелены сенатор Эдвард Коук Бейкон; два высокопоставленных офицера полиции из Лос‑Анджелеса; мэр городка под названием Мэд‑Дог (штат Техас); организатор боксёрских боев из Нью‑Йорка; бостонский фармацевт; детройтский гончар; чикагский коммунист; три лидера хиппи из штата Нью‑Мексико; владелец ресторана в Нью‑Орлеане; парикмахер из Йорба‑Линды (штат Калифорния); производитель колбасных изделий из Шебойгана (штат Висконсин). В пятнадцати разных точках страны прогремели взрывы, убившие ещё тринадцать человек. Шесть человек из разных городов исчезли, причём есть свидетели того, как четверых из них ночью заталкивали в машины. Сегодня генеральный прокурор назвал это „разгулом террора, устроенного лидерами организованной преступности“ и подчеркнул, что, хотя мотивы этих разрозненных убийств неясны, в них явно просматривается гангстерский почерк. Однако новый директор ФБР Джордж Уоллес, отдавший приказ своим агентам по всей стране взяться за это дело, распространил письменное заявление, в котором, в частности, говорится — я цитирую: „И вновь Генеральный прокурор загоняет не того зверя, лишний раз доказывая, что обеспечением правопорядка должны заниматься опытные профессионалы. У нас есть основания считать, что эти убийства совершены негро‑коммунистами, которыми руководят из Пекина“, конец цитаты. Тем временем канцелярия Вице‑президента распространила официальный документ, в котором приносит извинение Антидиффамационной лиге итало‑американцев за оговорку Вице‑президента о „мафиозных подтирках“, а Лига отозвала своих пикетчиков от Белого дома. Напоминаю, Генеральный прокурор выступит с телевизионным обращением к нации сегодня в шесть часов вечера».
Неожиданно в бесстрастных глазах диктора появился ура‑патриотический блеск, а в голосе — сварливость: «Некоторые диссидентствующие элементы продолжают жаловаться, что у народа нет возможности участвовать в принятии правительственных решений. При этом в такие, как сейчас, времена, когда всей нации предоставляется возможность услышать слова Генерального прокурора, рейтинги телепрограмм падают. Так давайте же сделаем все от нас зависящее, чтобы сегодня вечером поднять рейтинги, и пусть весь мир знает, что мы по‑прежнему живём в демократическом обществе!»
— Да пошёл ты! — заорал Джордж перед экраном. Он ещё не видел таких отвратных дикторов в теленовостях. Должно быть, это совсем новое веяние, последнее, так сказать, усовершенствование, введённое уже после того, как он отправился в Мэд‑Дог. Возможно, отголосок кризиса вокруг Фернандо‑По. Джордж помнил, что сразу после кровопролитных демонстраций у здания ООН по поводу Фернандо‑По в этом самом отеле Джо Малик впервые заговорил с ним о Мэд‑Доге. Сейчас Джо исчез, точно так же, как те люди, которых, как понял Джордж, прикончил Синдикат в знак доброй воли, приняв в подарок от Хагбарда статуи. Так же, как инспектор Сол Гудман, который, возможно, упал в ту же кроличью нору, что и Джо.
Раздался стук в дверь. Джордж пошёл к двери, выключив на ходу телевизор. За дверью стояла Стелла Марис.
— Рад тебя видеть, крошка. Стаскивай платье и полезай ко мне в кровать, пора закрепить ритуал моей инициации.
Стелла положила руки ему на плечи.
— Сейчас не до этого, Джордж. У нас проблемы. Роберт Патни Дрейк и Банановый Нос Малдонадо мертвы. Собирайся. Надо немедленно возвращаться к Хагбарду.
Путешествуя сначала на вертолёте, потом на роскошном самолёте и, наконец, на моторной лодке к подводной базе Хагбарда в Чесапикском заливе, вконец измученный Джордж был потрясён ужасными известиями. Но когда он снова увидел Хагбарда, к нему вернулись силы.
— Ах ты ублюдок! Послал меня на верную смерть!
— В результате чего ты настолько осмелел, что смеешь мне грубить, — ответил Хагбард со снисходительной усмешкой. — Странная штука страх, верно, Джордж? Если бы мы не боялись умереть от болезней, то не появилась бы такая наука, как микробиология. Эта наука, в свою очередь, даёт возможность развязать бактериологическую войну. И каждая сверхдержава настолько боится, что другая сверхдержава начнёт против неё бактериологическую войну, что выращивает собственные культуры чумы, способные стереть с лица земли весь род людской.
— Послушай, глупый старый пердун, ты можешь не отвлекаться? — оборвала его Стелла. — Джордж не шутит, его и вправду чуть не убили.
— Страх смерти есть начало рабства, — невозмутимо ответил Хагбард.
Несмотря на раннее время, Джордж находился в полуобморочном состоянии и был готов проспать целые сутки или больше. С трудом пробираясь в свою каюту, он почувствовал под ногами вибрацию двигателей подводной лодки, но даже не поинтересовался, куда они направляются. Он лёг на кровать и снял с полки над изголовьем книгу, выполняя ритуал подготовки ко сну. Переплёт сообщил, что книга называлась «Сексуальность, магия и извращение». Что ж, пикантно и многообещающе. Имя автора ни о чем не говорило: Фрэнсис Кинг. 1972 год. Издана всего несколько лет назад. Ладно, посмотрим. Джордж наугад открыл книгу:
Через несколько лет брат Парагран стал главой швейцарского отделения ОТО, завязал дружеские отношения с учениками Алистера Кроули — особенно с Карлом Джемером — и основал журнал. Впоследствии брат Парагран унаследовал руководящий пост в Древнем Розенкрейцерском Братстве Крумма — Хеллера и патриаршество в Гностической католической церкви. Последний титул перешёл к нему от Шевийона, убитого гестаповцами в 1944 году, который, в свою очередь, был преемником Жана Брико. Кроме того, брат Пара‑гран возглавляет одну из нескольких групп, которые называют себя истинными наследниками иллюминатов Вейсгаупта, якобы возрождённых (около 1895 года) Леопольдом Энджелом.
Джордж прищурился. Несколько групп иллюминатов? Нужно расспросить об этом Хагбарда. Но тут окружающее пространство начало расплываться и он погрузился в сон.
* * *
Не прошло и получаса, как Джо раздал девяносто два бумажных стаканчика с томатным соком, к которому был подмешан АУМ — наркотик, обещавший превратить неофобов в неофилов. Он стоял на площади Пайонир‑корт с северной стороны моста Мичиган‑авеню за столиком с плакатом: БЕСПЛАТНЫЙ ТОМАТНЫЙ СОК. Каждого человека, взявшего стаканчик, он просил заполнить короткую анкету и оставить её в коробке на столе. Правда, Джо тут же пояснял, что заполнение анкеты — дело исключительно добровольное: кто хочет, может просто выпить сок и уйти.
АУМ прекрасно работал в любом случае, но анкета давала ЭФО возможность отследить характер его воздействия на испытуемых.
Неожиданно перед столиком остановился высокий чернокожий полицейский.
— У вас есть на это разрешение?
— А как же, — сказал Джо с быстрой усмешкой. — Я представляю корпорацию «Дженерал сервис», и мы проводим рекламную кампанию новой марки томатного сока. Хотите попробовать, офицер?
— Нет, благодарю, — ответил полицейский без тени улыбки. — Пару лет назад йиппи грозились вылить в городской водопровод ЛСД. Так что давайте посмотрим на ваши документы.
Джо заметил в глазах этого полицейского нечто холодное, колючее и смертоносное. Весьма необычный взгляд. Ясно, что этот парень особенный и АУМ подействует на него особенным образом. Джо опустил взгляд на бляху полицейского: УОТЕРХАУС. За полицейским Уотерхаусом уже выстроилась небольшая очередь.
Джо нашёл бумагу, выданную ему Малаклипсом. Уотерхаус взглянул на неё и сказал:
— Этого не достаточно. У вас должно быть разрешение на размещение киоска на Пайонир‑корт. Вы затрудняете движение пешеходов. Это очень оживлённое место. Вам придётся уйти.
Джо оглядел улицу, по которой взад и вперёд сновали толпы людей, мост, перекинутый через зеленую грязную реку Чикаго, и здания, окружавшие Пайонир‑корт. На огромной городской площади явно хватало места для всех. Джо улыбнулся Уотерхаусу. Он находился в Чикаго и знал, что делать. Джо вытащил из кармана десятидолларовую купюру, дважды перегнул её по длине и обернул ею стаканчик, в который ловко налил из пластикового кувшина томатный сок. Уотерхаус без комментариев выпил томатный сок, а когда он бросил стаканчик в мусорную корзину, десятидолларовой обёртки на нем не было.
Перед столиком столпилась кучка оживлённо болтавших лысеющих мужчин, похожих на бизнесменов из провинции. У каждого был нагрудный значок с изображением красного креста крестоносцев, буквами РХОВ и словами: «Dominus Vobiscum![12] Меня зовут…». Джо с улыбкой вручил им всем по стаканчику сока, обратив внимание, что на груди у некоторых был ещё один значок — белый равноконечный пластмассовый крестик с буквами БМ. Джо не сомневался, что любой из этих мужчин с радостью упрятал бы его за решётку на всю оставшуюся жизнь, если бы узнал, что Джо издаёт радикальный журнал, в котором время от времени публикуются откровенные высказывания насчёт секса и прекрасные образцы тонкой эротики. Ходили слухи, что за взрывами двух театров на Среднем Западе и линчеванием торговца газетами в Алабаме стояли «Рыцари христианства, объединённые верой». И, естественно, у них были самые тесные узы с партией «Божьей молнии» Атланты Хоуп.
Джо подумал, что АУМ может оказаться сильным лекарством для этой банды. Ему было любопытно, перестанут ли они получать кайф от любимой ими цензуры или же, напротив, станут ещё более грозными. В любом случае они хотя бы на время выйдут из‑под контроля иллюминатов. Эх, вот бы им с Саймоном найти способ попасть на их конференцию и дать АУМ остальным делегатам…
За представителями РХОВ стоял маленький человек, похожий на петуха с серым гребешком. Читая впоследствии анкету, Джо выяснил, что дал АУМ судье Калигуле Бушману, красе и гордости чикагского правосудия.
Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 221; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!