Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. 35 страница



Пошли толки и пересуды: одни советовали совершить обряд изгнания нечистой силы

[239]

, другие – позвать кудесника, третьи – пригласить из храма Яшмового владыки даоса Чжана, умевшего изгонять злых духов. Шумели долго, устраивали молебствия, произносили заклинания, перепробовали все лекарства, но ничего не помогало.

На закате уехала жена Ван Цзытэна.

На следующий день явился сам Ван Цзытэн справиться о состоянии больных. Приезжали родственники из семьи Ши хоу, братья госпожи Син и многие другие. Кто привозил наговорную воду, кто рекомендовал буддийских и даосских монахов, кто – опытных врачей.

Фэнцзе и Баоюй лишились рассудка и никого не узнавали. Они лежали, разметавшись в жару, и бредили. К ночи им стало хуже. Служанки боялись к ним приближаться. Поэтому пришлось перенести их наверх, в комнату госпожи Ван, и приставить людей для постоянного дежурства у постели.

Матушка Цзя, госпожа Ван, госпожа Син и тетушка Сюэ не отходили от больных и все время плакали. Цзя Шэ и Цзя Чжэн, опасаясь за здоровье матушки Цзя, тоже бодрствовали по ночам и не давали покоя никому из домашних.

Цзя Шэ созвал откуда только можно буддийских и даосских монахов, но Цзя Чжэн, видя, что от них нет никакого толку, сказал:

– На все воля Неба, бороться с судьбой бесполезно. Мы испробовали все способы, но ни один не помог. Придется, видно, смириться!

Но Цзя Шэ никак не мог успокоиться.

Прошло три дня, Фэнцзе и Баоюй лежали неподвижно, почти бездыханные. Пошли разговоры о том, что надежды на выздоровление нет и надо подумать о похоронах. Матушка Цзя, госпожа Ван, Цзя Лянь, Пинъэр и Сижэнь безутешно рыдали. Только наложница Чжао, притворяясь печальной, в душе ликовала.

На четвертое утро Баоюй широко открыл глаза и, глядя на матушку Цзя, сказал:

– Больше я не буду жить в вашем доме, скорее проводите меня отсюда!

Матушке Цзя показалось, будто у нее вырвали сердце. Наложница Чжао, стоявшая рядом, принялась ее уговаривать:

– Не надо так убиваться, почтенная госпожа! Мальчик не выживет, так не лучше ли как следует обрядить его, и пусть он спокойно уйдет из этого мира. По крайней мере, избавится от страданий. А своими слезами и скорбью вы лишь увеличите его мучения в мире ином.

Матушка Цзя в сердцах плюнула ей в лицо и разразилась бранью:

– Подлая баба! Откуда тебе известно, что он не выживет? Может быть, ты только и мечтаешь о его смерти ради собственной корысти? Лучше не думай об этом! Если только он умрет, всю душу из тебя вытряхну! Это вы подстрекаете господина, чтобы заставлял мальчика целыми днями читать и писать! Запугали так, что сын от родного отца прячется, как мышь от кошки! Кто, как не ваша свора, строит козни? Довели мальчика до беспамятства и радуетесь! Нет, это вам так не пройдет!

Она бранилась, а слезы ручьями катились из глаз. Цзя Чжэн тоже разволновался. Крикнув наложнице Чжао, чтобы убиралась, он ласково принялся утешать матушку Цзя. В этот момент на пороге появился слуга и громким голосом доложил:

– Два гроба готовы!

Матушке Цзя будто вонзили нож в сердце, и она испустила горестный вопль.

– Кто распорядился готовить гробы? – крикнула она. – Хватайте этих людей и бейте палками до смерти!

Матушка Цзя так разбушевалась, что готова была перевернуть все вверх дном.

И вдруг среди этой суматохи откуда-то издалека донеслись еле различимые удары в деревянную рыбу

[240]

и послышался голос:

– Слава избавляющему от возмездия и освобождающему от мирских пут всемогущему Бодхисаттве! Если кого-нибудь постигло несчастье, если нет спокойствия в доме, если кто-то одержим нечистой силой, если кому-то грозит опасность – зовите нас, и мы исцелим его!

Матушка Цзя и госпожа Ван тотчас приказали слугам бежать на улицу и разузнать, кто там. Оказалось, что это буддийский монах с коростой на голове и хромой даос.

Вот как выглядел буддийский монах:

 

Сливовый нос.

Брови – длинные нити волос.

Свет камней драгоценных в глазах,

Что подобен сиянию звезд.

 

Ряса порвана. Туфли ветхи.

Он идет, а следов – нет как нет!

…Весь в пыли, да и чирей к тому ж…

Вот каков он, монаха портрет!

 

Вот каким был даосский монах:

 

Одна нога его подъемлет,

другая опускает вниз,

Он с головы до ног забрызган,

прилипли к телу грязь и слизь.

Когда бы, встретясь, вы спросили:

«Где дом родной? Где отчий край?»

«От Жо-реки на запад, – скажет, —

там горы высятся – Пэнлай».

 

Цзя Чжэн велел пригласить монахов и первым делом осведомился, в каких горах они занимались самоусовершенствованием.

– Вам это знать ни к чему, почтенный господин, – ответил буддийский монах. – Дошло до нас, что в вашем дворце есть страждущие, и мы пришли им помочь.

– У нас двое нуждаются в помощи, – промолвил Цзя Чжэн. – Не знаю только, каким чудодейственным способом можно их исцелить.

– И вы спрашиваете об этом у нас? – вмешался в разговор даос. – Ведь вы владеете редчайшей драгоценностью, она может излечить любой недуг!

– Да, мой сын родился с яшмой во рту, – подтвердил Цзя Чжэн, взволнованный словами даоса, – на ней написано, что она охраняет от зла и изгоняет нечистую силу. Но мне ни разу еще не довелось испытать ее чудесные свойства!

– Это потому, что в ней кроется нечто неведомое вам, почтенный господин, – пояснил буддийский монах. – Прежде «баоюй» обладала чудесными свойствами, но заключенный в ней дух ныне лишился своей волшебной силы – страсть к музыке и женщинам, жажда славы и богатства, а также прочие мирские страсти, словно сетью, опутали ее обладателя. Дайте мне эту драгоценность, я прочту над ней заклинание, и она вновь обретет свои прежние свойства.

Цзя Чжэн снял с шеи Баоюя яшму и передал монахам. Буддийский монах взвесил яшму на ладони и тяжело вздохнул:

– Вот уже тринадцать лет, как расстались мы с тобой у подножья хребта Цингэн! Хоть и быстротечно время в мире людском, но твои земные узы еще не оборваны! Что поделаешь, что поделаешь! Как счастлив ты был когда-то!

 

Тебя тогда не связывало Небо,

ты не был скован и земной уздой,

Ни радости земные, ни печали

не тяготили мир сердечный твой.

С тех пор, как ты, бездушный прежде камень,

одушевившись, стал на всех похож,

Здесь, в мире бренном, и встречал и встретишь

то, что на правду делят и на ложь.

 

Как жаль, что ныне приходится тебе нести бремя земного существования!

 

Налеты пудры, яркие румяна…

А чистоты лучи затемнены!

В неволе страждут селезень и утка

[241]

,

за окнами, как в клетке, пленены…

Но сколь бы сон глубок ни оказался,

пройдет, и пробужденья час пробьет,

Как сменятся пороки чистотою,

так, значит, справедливость настает!

 

Буддийский монах замолчал, несколько раз погладил яшму рукой, пробормотал что-то и, протягивая ее Цзя Чжэну, сказал:

– Яшма вновь обрела чудодейственную силу, будьте осторожны и не пренебрегайте ею! Повесьте яшму в спальне мальчика, и пусть никто к ней не прикасается, кроме близких родственников. Через тридцать три дня ваш сын поправится!

Цзя Чжэн распорядился подать монахам чаю, но те исчезли, и ему ничего не оставалось, как в точности выполнить все, что они велели.

И в самом деле, к Фэнцзе и Баоюю вернулось сознание, с каждым днем они чувствовали себя все лучше и даже захотели есть. Только теперь матушка Цзя и госпожа Ван немного успокоились.

Узнав, что Баоюй поправляется, Дайюй вознесла благодарение Будде. Глядя на нее, Баочай засмеялась.

– Чему ты смеешься, сестра Баочай? – спросила Сичунь.

– У Будды Татагаты забот больше, чем у любого смертного, – ответила Баочай. – К нему обращаются во всех случаях – когда надо спасти жизнь или защитить от болезней, даже когда надо устроить свадьбу. Представляешь себе, как он занят?

– Нехорошие вы! – краснея, воскликнула Дайюй. – У разумных людей вы ничему не учитесь, только и знаете, что злословить, как эта болтушка Фэнцзе!

Она откинула дверную занавеску и выбежала из комнаты.

Если хотите узнать, что произошло потом, дорогой читатель, прочтите следующую главу.

 

Глава двадцать шестая

 

На мостике Осиной талии влюбленные обмениваются взглядами;

 

у хозяйки павильона Реки Сяосян весеннее томление вызывает тоску

 

Через тридцать три дня Баоюй выздоровел, ожог на лице зажил, и он снова поселился в саду Роскошных зрелищ. Но об этом мы подробно рассказывать не будем.

Надобно вам сказать, что Цзя Юнь дни и ночи дежурил у постели Баоюя, когда тот болел. Сяохун тоже ухаживала за больным вместе с другими служанками. Часто встречаясь друг с другом, молодые люди постепенно сблизились. Однажды Сяохун заметила у Цзя Юня платочек, очень похожий на тот, что она потеряла. Но спросить об этом юношу она постеснялась.

Цзя Юнь после выздоровления Баоюя вновь стал присматривать за работами в саду. Сяохун пыталась забыть о платочке и о Цзя Юне, но не могла, а поговорить с юношей не решалась, боясь, как бы ее не заподозрили в чем-то дурном.

Однажды, размышляя, что делать, она, расстроенная, сидела в комнате, как вдруг за окном кто-то ее окликнул:

– Сестрица, ты здесь?

Сяохун посмотрела через небольшой глазок в оконной бумаге и, увидев, что это служанка Цзяхуэй, отозвалась:

– Здесь. Заходи!

Цзяхуэй вбежала в комнату, села на край кровати и с улыбкой промолвила:

– Мне так повезло! Я стирала во дворе, а тут вышла сестра Хуа Сижэнь и велела мне отнести в павильон Реки Сяосян чай, который Баоюй посылал барышне Линь Дайюй. А старая госпожа в это время прислала барышне деньги, и та раздавала их своим служанкам. Когда я собралась уходить, она взяла две пригоршни монет и дала мне. Я даже не знаю, сколько. Может, спрячешь их у себя?

Она развернула платочек и высыпала монеты. Сяохун тщательно пересчитала их и убрала.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Цзяхуэй. – Съездила бы домой на несколько дней, позвала лекаря, чтобы прописал лекарство.

– Глупости! – оборвала ее Сяохун. – Зачем я ни с того ни с сего поеду домой?

– Да, вспомнила! – воскликнула Цзяхуэй. – У барышни Линь Дайюй слабое здоровье, она всегда пьет лекарство, попросила бы у нее.

– Вздор! – ответила Сяохун. – Разве можно пить лекарство без разбору?

– Но и так поступать, как ты, тоже нельзя, – возразила Цзяхуэй. – Не ешь, не пьешь. К чему это приведет?

– Ну и что же? – сказала в ответ Сяохун. – Лучше умереть сразу, и делу конец!

– Зачем ты так говоришь? – взволнованно спросила Цзяхуэй.

– Не знаешь ты, что у меня на душе! – вздохнула Сяохун.

Цзяхуэй кивнула, немного подумала и сказала:

– Конечно, винить тебя не приходится, здесь жить нелегко. Старая госпожа говорила, что вся прислуга устала, пока выхаживали Баоюя, а сейчас велела служить благодарственные молебны и всех, кто ухаживал за больным, наградить, как кому положено. Меня обошли и еще нескольких девочек-служанок, но я не в обиде, а вот тебя почему? Я даже возмутилась. Пусть все награды получила бы Сижэнь, на нее сердиться нельзя – она больше всех заслужила. Кто из служанок может с ней сравниться? Я уж не говорю о том, до чего она усердна и заботлива, да и вообще она самая лучшая. Но с какой стати Цинвэнь, Цися и им подобные получили большие награды, так же как старшие служанки? А все потому, что они – любимицы Баоюя! Как же тут зло не возьмет? Где справедливость?

– Не стоит на них сердиться, – заметила Сяохун. – Правильно говорит пословица: «Даже под навесом в тысячу ли пир кончается!» Не вечно же они будут здесь жить! Ну, три, самое большее – пять лет, и все разлетятся в разные стороны, неизвестно, кто кем тогда будет распоряжаться.

Слова Сяохун до слез тронули Цзяхуэй, глаза покраснели, но она взяла себя в руки и сказала с улыбкой:

– Ты права! Однако вчера, когда Баоюй объяснял, как нужно убирать комнаты и шить одежду, мне показалось, что придется промучиться здесь по крайней мере несколько сот лет!

Сяохун усмехнулась. Она хотела что-то сказать, но вошла девочка-служанка, еще не начавшая отпускать волосы; в руках у нее были какие-то рисунки и два листа бумаги.

– Эти рисунки тебе велено перерисовать, – сказала она Сяохун, бросила бумагу и хотела уйти.

– А что за рисунки? – крикнула Сяохун. – Объяснила бы толком. А то так спешишь, будто остынут пампушки, которые для тебя наготовили!

– Это рисунки сестры Цися! – крикнула девочка, направляясь к дверям.

Сяохун в сердцах отшвырнула рисунки и принялась искать в ящике кисть. Долго рылась, но не нашла подходящей – из одних вылезли волосы, другие были до основания стерты.

– Куда же я девала новую кисть? – произнесла она. – Никак не припомню!..

Она с минуту подумала и вдруг радостно засмеялась, вскричав:

– Ах да! Ведь третьего дня ее взяла Инъэр!

И она обратилась к Цзяхуэй:

– Может, сходишь за ней?

– Сходи сама, – ответила девочка. – Я должна отнести коробку сестре Сижэнь, она меня ждет.

– Раз тебя ждут, зачем ты здесь лясы точишь? – упрекнула ее Сяохун. – Скверная девчонка, от работы отлыниваешь! Не пошли я тебя за кистью, Сижэнь так и не увидела бы тебя!

С этими словами Сяохун покинула комнату, затем двор Наслаждения пурпуром и пошла к дому Баочай. Проходя мимо беседки, она встретила кормилицу Баоюя. Сяохун остановилась и с улыбкой спросила:

– Куда это вы ходили, тетушка Ли? Как здесь очутились?

– Ты только подумай! – всплеснула руками мамка Ли. – Понравился ему какой-то братец, не то Юнь, не то Юй, и он велел мне его пригласить. Требует, чтобы тот непременно пришел к нему завтра. А узнает про это госпожа, опять будут неприятности.

– Но вы все же выполнили просьбу Баоюя! – снова улыбнулась Сяохун.

– А что мне было делать? – возразила кормилица.

– Если этот Юнь что-нибудь смыслит, он не придет, – заявила Сяохун.

– Напротив, обязательно придет, потому что умен.

– В таком случае вам не следует его сопровождать, – сказала Сяохун. – Пусть приходит один и поблуждает здесь, посмотрим, что из этого выйдет!

– Да разве есть у меня время ходить за ним по пятам! – воскликнула старуха. – Я только передала ему приглашение. Велю кому-нибудь из служанок его проводить.

Мамка ушла, а Сяохун все не двигалась с места. Она так задумалась, что позабыла о кисти.

В это время прибежала маленькая служанка и окликнула Сяохун:

– Сестрица, ты что здесь делаешь?

Сяохун подняла голову, увидела Чжуйэр и в свою очередь спросила:

– А ты куда бежишь?

– Мне велели привести второго господина Цзя Юня, – ответила девочка и умчалась.

Сяохун побрела дальше. Дойдя до мостика Осиной талии, она снова увидела Чжуйэр, которая шла ей навстречу вместе с Цзя Юнем. Цзя Юнь бросил на Сяохун взгляд. Девушка тоже на него посмотрела, нарочно остановившись с Чжуйэр. Глаза их встретились. Сяохун покраснела, быстро повернулась и зашагала в сторону двора Душистых трав. Но об этом мы рассказывать не будем.

Цзя Юнь и Чжуйэр по извилистой тропинке добрались до двора Наслаждения пурпуром. Чжуйэр вошла первая, доложила о приходе Цзя Юня, после чего ввела во двор его самого.

Цзя Юнь огляделся и увидел несколько искусственных горок, возле которых росли бананы. Под большим деревом два аиста чистили перья. На террасе были развешаны клетки с редкостными птицами. Чуть дальше виднелся пятикомнатный домик с пристройками, над входом красовалась доска с горизонтальной надписью: «Радостный пурпур и пышная зелень».

«Так вот, оказывается, откуда взялось название двор Наслаждения пурпуром», – подумал про себя Цзя Юнь. Вдруг из окна, затянутого тонким шелком, послышался голос:

– Скорее входи! И как это я за целых три месяца ни разу о тебе не вспомнил!

Цзя Юнь узнал голос Баоюя и вошел в дом. Ослепленный сиянием золота, бирюзы и всевозможных украшений, он не сразу увидел Баоюя.

Слева, из-за высокого зеркала, перед которым обычно одеваются, вышли две служанки лет пятнадцати – шестнадцати.

– Господин, – сказала одна из них, – пройдите, пожалуйста, сюда!

Не осмеливаясь взглянуть на девочек, Цзя Юнь лишь кивнул и прошел во внутреннюю комнату. Под большим голубым пологом, защищающим от москитов, стояла крытая лаком кровать с шелковой занавеской, по ярко-красному полю которой разбросаны были золотые цветы.

Баоюй в простом домашнем халате и туфлях сидел, прислонившись к спинке кровати, и читал. Увидев Цзя Юня, он отбросил в сторону книгу и с улыбкой поднялся ему навстречу. Цзя Юнь поспешил подойти и справиться о здоровье. Баоюй предложил ему сесть и, когда юноша опустился на стул, сказал:

– После того как я пригласил тебя, столько прошло самых неожиданных событий, что я совершенно забыл о приглашении.

– Я искал случая, но не мог с вами встретиться, – улыбнулся Цзя Юнь, – а потом вы заболели. Сейчас, надеюсь, здоровы?

– Вполне, – отвечал Баоюй. – Я слышал, ты усердно трудишься. Устал, наверное?

– Стоит ли говорить о такой чепухе, – произнес Цзя Юнь. – Главное, вы поправились. Ведь это счастье и радость для всей семьи!

Вошла служанка и подала чай Цзя Юню. Беседуя с Баоюем, он не сводил глаз с девушки, любуясь ее стройной фигуркой и миловидным лицом. На ней была розовая с серебристым отливом шелковая кофточка, черная атласная безрукавка и тонкая белая юбка в мелких оборках.

Когда Баоюй болел, Цзя Юнь несколько дней дежурил у его постели и запомнил многих служанок, поэтому он сразу узнал Сижэнь. Он также слышал, что эта служанка занимает в покоях Баоюя особое положение, и, когда она поднесла ему чай, быстро поднялся и с улыбкой промолвил:

– Зачем утруждать себя, сестрица? Я и сам мог налить. Я ведь не гость, просто пришел навестить дядю.

– Сиди, – остановил его Баоюй. – Она и служанок угощает чаем, когда они приходят ко мне.

– Разумеется, – согласился Цзя Юнь. – Но стоит ли из-за меня хлопотать?

Он снова сел и принялся за чай.

Поболтав с Цзя Юнем о разных пустяках, Баоюй пустился в рассуждение о том, у кого самая лучшая театральная труппа, самый красивый сад, самые хорошенькие служанки, самые роскошные пиры и самые редкостные вещи. Цзя Юню оставалось лишь слушать и восхищаться.

Они поговорили еще немного, и Цзя Юнь, заметив, что Баоюй утомился, поднялся и стал прощаться. Баоюй его не удерживал, лишь сказал:

– Если выберешь завтра свободное время, заходи, – и велел Чжуйэр проводить гостя.

Выйдя со двора Наслаждения пурпуром, Цзя Юнь огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, принялся болтать с Чжуйэр и забросал ее вопросами:

– Сколько тебе лет? Как тебя зовут? Кто твои родители? Давно ли прислуживаешь моему дяде Баоюю? Какое у тебя жалованье? Сколько служанок в покоях Баоюя?

Когда Чжуйэр ответила на все вопросы, Цзя Юнь поинтересовался:

– Ту девушку Сяохун зовут? С которой ты разговаривала, когда мы шли сюда?

– Да, – ответила Чжуйэр. – А зачем вам?

– Она говорила тебе, что потеряла платочек? – продолжал Цзя Юнь. – Я его нашел.

– Да, говорила, и не раз, – промолвила Чжуйэр, – спрашивала, не подобрал ли его кто-нибудь из нас. Но у меня нет времени на подобные пустяки. Как раз сегодня она снова просила меня поискать ее платок и обещала награду. Да вы же сами слышали, когда мы встретились неподалеку от ворот дворца Душистых трав. Если платок у вас, господин, отдайте его мне! Посмотрим, как она меня отблагодарит.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 205; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!