Сон в красном тереме. Т. 2. Гл. XLI – LXXX. 31 страница



– Разумеется, – улыбнулся Цзя Чжэн. – Но если я отгадаю – наградите меня!

– Конечно, – согласилась матушка Цзя и прочла:

 

Легка мартышка: на верхушке

висит без всякого труда.

Я намекну лишь на отгадку:

названье южного плода.

 

Цзя Чжэн сразу понял, что матушка Цзя имеет в виду плод личжи, но нарочно дал неправильный ответ, за что и был оштрафован. Следующую загадку он отгадал и получил от матушки Цзя подарок. Потом сам загадал загадку матушке Цзя. Вот какая это была загадка:

 

У этого тела – граненые всюду бока,

А в целом фигура на ощупь тверда и жестка.

Без кисти творца – молчалива, конечно, она,

Но словом владеющему постоянно нужна.

 

Он потихоньку шепнул ответ Баоюю, а тот незаметно передал его матушке Цзя.

Матушка Цзя немного подумала – ошибки быть не могло – и сказала:

– Тушечница.

– Верно, матушка, – подтвердил Цзя Чжэн, – вы угадали!

Он повернулся к служанкам и приказал:

– Живее давайте подарки!

Служанки поднесли блюдо, уставленное маленькими коробочками, где было все необходимое для Праздника фонарей. Матушку Цзя подарки обрадовали, и она приказала Баоюю:

– Налей-ка отцу вина!

Баоюй взял чайник, налил в чашку вина, а Инчунь поднесла Цзя Чжэну. Затем матушка Цзя обратилась к сыну:

– Вон там на фонаре наклеены загадки, их сочинили девочки. Попробуй отгадать!

Цзя Чжэн почтительно кивнул, подошел к фонарю. Первая загадка была такая:

 

Заставить демонов способна

и дух от страха испустить,

На вид пучок из нитей шелка,

но в ней внезапный гром таится.

 

Коль загремит да загрохочет,

вас может и ошеломить.

Но поглядите – от нее

одна зола уже дымится!

 

А в целом – подскажу чуть-чуть —

весьма забавная вещица.

 

Придумала эту загадку государыня Юаньчунь.

– Хлопушка? – нерешительно произнес Цзя Чжэн.

– Совершенно верно! – поспешил ответить Баоюй. Следующей была загадка Инчунь:

 

Тела небесные в движенье —

кто все их до конца сочтет?

Всегда увязаны разумно

движенья этих тел и счет.

Так почему же день за днем

столь беспокойно их служенье?

Да потому, что Инь и Ян

неисчислимы превращенья!

А для отгадки подскажу:

предмет всегда в употребленье.

 

– Счеты! – воскликнул Цзя Чжэн.

– Верно! – подтвердила Инчунь.

Таньчунь загадала такую загадку.

 

Внизу стоящий мальчуган

ввысь обращает взгляд:

Прекрасен светлый день Цинмин,

народ веселью рад!

Но невзначай оборвалась

натянутая нить,

Восточный ветер ни к чему

в обрыве том винить…

Я подскажу вам: эта вещь

способна веселить…

 

– Бумажный змей, – произнес Цзя Чжэн.

– Правильно, – ответила Таньчунь.

Затем шла загадка Дайюй:

 

Погас рассвет. Но кто унес

дымок двух рукавов?

Ни в лютне, ни среди одежд

душистых нет следов.

Предмет сей и без петуха

с зарею будит нас,

Подскажет без служанки он,

что пятой стражи час.

 

Он, утром до конца сгорев,

под вечер оживет,

И день за днем, лучась-струясь,

живет за годом год.

Коль темнотою станет свет —

печаль не обойдешь,

Но преходящи свет и тьма

и при ветрах, и в дождь.

Скажу к разгадке: сей предмет

у нас всегда найдешь.

 

– Не иначе как благовонные свечи, которые жгут ночью, чтобы отметить время! – воскликнул Цзя Чжэн.

– Верно! – подтвердил Баоюй, опередив Дайюй.

Цзя Чжэн принялся читать следующую загадку:

 

Вот без движенья он стоит,

а юг, допустим, слева, —

Тогда направо будет юг,

а слева будет север…

Сян

[220]

загрустил – тогда и он

объят его тоской,

Весь день смеется Сян – и он

смеется день-деньской…

Я намекну: повсюду есть

у нас предмет такой.

 

– Замечательная загадка! – похвалил Цзя Чжэн. – Пожалуй, это зеркало.

– Верно, – улыбнулся Баоюй.

– А кто придумал? – спросил Цзя Чжэн. – Под ней нет подписи.

– Должно быть, Баоюй придумал, – произнесла матушка Цзя.

Цзя Чжэн ничего на это не сказал и стал читать последнюю загадку, ее придумала Баочай:

 

Есть на лице глаза, но нет зрачков,

и создан весь живот для пустоты.

Но радость есть при встрече у воды,

когда раскрыты лотоса цветы.

Когда ж с утуна падает листва,

[221]

разлуке наступает свой черед,

Любовь жены и мужа до зимы,

Лишь до зимы – и то не доживет.

 

…Разгадку средь вещей любой найдет!

[222]

 

Цзя Чжэн задумался:

«Предмет загадки самый обычный, ничего особенного в нем нет, но если девушка в столь юном возрасте сочиняет такие загадки, значит, не суждены ей ни счастье, ни долголетие!»

Цзя Чжэн опечалился и стоял, поникнув головой. Матушка Цзя решила, что Цзя Чжэн устал, к тому же при нем молодые боялись веселиться, поэтому она сказала:

– Иди отдыхай! Мы скоро тоже разойдемся.

Цзя Чжэн несколько раз почтительно кивнул, попросил мать выпить чашку вина и пошел к себе. Он сразу лег, но уснуть не мог и ворочался с боку на бок, охваченный глубокой печалью.

Матушка Цзя между тем после его ухода сказала детям:

– Теперь можете веселиться сколько угодно.

Не успела она это произнести, как Баоюй подбежал к фонарю и затараторил, высказывая свои суждения о загадках, какая хороша, какая не совсем удачна, а какая вообще никуда не годится. При этом он так размахивал руками, что был похож на обезьянку, спущенную с привязи.

– Что ты разошелся? – остановила его Дайюй. – Куда пристойней спокойно сидеть, вести разговор и шутить, как это было сначала.

Вернувшаяся в это время из внутренних комнат Фэнцзе сказала:

– Отцу нельзя отходить от тебя ни на шаг. Жаль, надо было намекнуть ему, чтобы заставил тебя сочинять загадки в стихах! Вот тогда бы ты попотел!

Баоюй рассердился, подбежал к Фэнцзе, принялся ее тормошить.

Посидев еще немного, матушка Цзя почувствовала усталость – уже пробили четвертую стражу. Она приказала раздать служанкам оставшееся угощение, поднялась и сказала:

– Пойдемте отдыхать. Завтра встанем пораньше и будем веселиться – праздник еще не кончился.

Постепенно все разошлись.

Какие события произошли на другой день, вы узнаете из следующей главы.

 

Глава двадцать третья

 

Строки из драмы «Западный флигель» трогают душу молодого человека;

 

слова из пьесы «Пионовая беседка» ранят сердце юной девы

 

На следующий день матушка Цзя распорядилась продолжить праздничные развлечения.

Между тем Юаньчунь, вернувшись во дворец, еще раз просмотрела стихотворные надписи, сделанные для сада Роскошных зрелищ, которые она велела Таньчунь переписать, оценила все их достоинства и недостатки, приказала вырезать эти надписи на камне и расставить в саду.

Цзя Чжэн не мешкая пригласил искусных резчиков по камню и поручил наблюдать за работой Цзя Чжэню, Цзя Жуну и Цзя Цяну. Но поскольку Цзя Цяну велено было заботиться о девочках-актрисах во главе с Вэньгуань, он перепоручил свои обязанности Цзя Чану, Цзя Лину и Цзя Пину. Работа шла быстро, но подробно рассказывать об этом мы не будем.

Тем временем из сада Роскошных зрелищ были выселены двенадцать буддийских и двенадцать даосских монашек, которые жили в храмах Яшмового владыки и бодхисаттвы Дамо, и Цзя Чжэн собирался расселить их по другим храмам. Узнала об этом госпожа Ян, мать Цзя Циня, чей дом находился позади дворца Жунго, и подумала, что хорошо бы приставить к этим монахиням ее сына, за это он получал бы кое-какие деньги. Однако явиться прямо к Цзя Чжэну она побоялась и решила переговорить сначала с Фэнцзе. Зная, какой острый язык у госпожи Ян, Фэнцзе пообещала ей все устроить и отправилась к госпоже Ван.

– Пожалуй, стоит этих монахинь оставить здесь, – сказала Фэнцзе. – Ведь если государыня снова пожалует, придется их обратно переселять, а это – немалые хлопоты. Лучше всего поселить их в кумирне Железного порога, выдавать ежемесячно несколько лянов на пропитание да приставить к ним для присмотра человека. Тогда, в случае надобности, они смогут явиться по первому зову.

Госпожа Ван посоветовалась с мужем, и тот согласился, заметив:

– Хорошо, что вы меня надоумили. Так мы и сделаем, – и тотчас вызвал Цзя Ляня.

Цзя Лянь как раз в это время обедал с женой. Услышав, что его зовут, он отложил палочки и поднялся из-за стола.

– Подожди, послушай, что я тебе скажу, – удержала его Фэнцзе. – Если речь пойдет о монахинях, делай так, как я тебе посоветую. Остальное меня не касается.

И она изложила мужу суть дела. Цзя Лянь покачал головой:

– Я тут ни при чем! Сама затеяла это – сама и говори!

Фэнцзе нахмурилась, бросила палочки для еды и спросила:

– Ты это всерьез или шутишь?

– Ко мне уже несколько раз приходил Цзя Юнь, сын пятой тетушки из западного флигеля, – улыбнулся Цзя Лянь, – он хочет получить какое-нибудь место. Я обещал его устроить и велел ждать. Но едва подыскал ему дело, как опять ты встала у меня на пути.

– Успокойся, – произнесла Фэнцзе. – Государыня распорядилась в северо-восточной части сада посадить побольше сосен и кипарисов, а у подножья башен – высадить цветы и посеять травы. Эти работы я и поручу Цзя Юню.

– Ладно, – согласился Цзя Лянь и вдруг усмехнулся. – Скажи мне, почему вчера вечером, когда я хотел поиграть с Пинъэр, ты рассердилась?

Тут Фэнцзе густо покраснела, обругала мужа и, склонившись над чашкой, продолжала молча есть.

Цзя Лянь, смеясь, вышел из комнаты и отправился к Цзя Чжэну. Оказалось, тот действительно вызвал его по делу о монашках. Помня о том, что ему наказала Фэнцзе, Цзя Лянь сказал:

– Мне кажется, Цзя Цинь – малый смышленый и вполне справится с этим делом. Не все ли равно, кому платить.

Цзя Чжэн не стал вдаваться в подробности и сразу же согласился.

Дома Цзя Лянь рассказал Фэнцзе о своем разговоре с Цзя Чжэном, и Фэнцзе тотчас же приказала передать госпоже Ян, что все улажено. Цзя Цинь не замедлил явиться с выражением благодарности.

Кроме того, Фэнцзе оказала Цзя Циню еще одну милость: выдала под расписку верительную бирку на право получения денег за три месяца на содержание монашек, после чего Цзя Цинь отправился в кладовые и получил все, что полагалось.

Таким образом, были пущены на ветер триста лянов серебра!

Цзя Цинь, получив серебро, взвесил на руке слиток поменьше и отдал приказчикам «на чай». Остальное приказал мальчику-слуге отнести домой, а сам пошел советоваться с матерью. После этого он нанял коляску для себя, несколько колясок для монахинь и отправился к боковым воротам дворца Жунго. Здесь он вызвал из сада всех монахинь, усадил в коляски и повез в кумирню Железного порога. Но об этом мы пока рассказывать не будем.

После того как Юаньчунь прочла все надписи, сделанные для сада Роскошных зрелищ, ей вдруг пришло в голову, что отец из почтения к ней запер сад после ее отъезда и не разрешает никому туда входить. Но разве можно, чтобы такой прекрасный сад пустовал? Почему не разрешить сестрам, которые умеют сочинять стихи, там жить? Это доставило бы им удовольствие, к тому же они по достоинству оценили бы все красоты сада! Пусть и Баоюй там живет, ведь он рос вместе с сестрами, и если разлучить их, матушка Цзя и госпожа Ван будут недовольны.

Она призвала к себе евнуха Ся Чжуна, велела отправиться во дворец Жунго и передать ее волю: отныне Баочай и остальные сестры, а также Баоюй должны жить в саду. Баоюю, по мнению Юаньчунь, там будет удобнее заниматься учебой.

Приняв от Ся Чжуна повеление государыни, Цзя Чжэн и госпожа Ван сообщили о нем матушке Цзя, и та немедленно распорядилась послать людей в сад, чтобы привели в порядок помещения, расставили кровати, повесили пологи и занавески. Девушки восприняли эту новость спокойно и сдержанно, зато Баоюй, не скрывая своего восторга, побежал к матушке Цзя с советами, как что устроить. В это время появилась служанка и доложила:

– Господин Цзя Чжэн зовет Баоюя.

Баоюй оторопел, радость мгновенно исчезла, он побледнел, сник, уцепился за матушку Цзя и ни за что не хотел идти.

– Не бойся, мое сокровище, – успокаивала его матушка Цзя. – Я в обиду тебя не дам. К тому же ты написал такие прекрасные сочинения! Я думаю, отец хочет предупредить тебя, чтобы не баловался, когда переселишься в сад. Отец будет давать тебе наставления, а ты знай поддакивай, не перечь, что бы он тебе ни говорил, тогда все обойдется.

Успокаивая внука, матушка Цзя позвала двух старых мамок и приказала:

– Проводите Баоюя да хорошенько смотрите, чтобы отец его не обидел.

Мамки пообещали исполнить все в точности, и Баоюй наконец пошел к отцу. Шел он медленно, семеня ногами, каждый шаг не больше трех цуней, и путь до покоев госпожи Ван занял довольно много времени.

Цзя Чжэн как раз беседовал с госпожой Ван о разных делах, а служанки стояли на террасе под навесом. Увидев Баоюя, девушки стали над ним подшучивать.

Цзиньчуань потянула его за рукав и тихонько сказала:

– Я только что подкрасила губы самой сладкой помадой, не хочешь слизнуть?

Цайюнь оттолкнула Цзиньчуань, усмехнулась:

– Он и так расстроен, а ты его дразнишь. Иди, – обратилась она к Баоюю, – пока у отца хорошее настроение.

Цзя Чжэн и госпожа Ван находились во внутренней комнате и сидели на кане друг против друга. Перед ними в ряд стояли на полу стулья, на стульях сидели Инчунь, Таньчунь, Сичунь и Цзя Хуань. При появлении Баоюя Таньчунь, Сичунь и Цзя Хуань встали.

Цзя Чжэн окинул взглядом стройного, красивого Баоюя, затем посмотрел на Цзя Хуаня, щуплого, угловатого, с грубыми манерами, и ему вдруг на память пришел теперь уже покойный старший сын Цзя Чжу. Подумал он также о том, что уже состарился, поседел, что Баоюй – единственный сын госпожи Ван и она буквально обожает его. При этой мысли у Цзя Чжэна почти исчезло презрение, с которым он обычно относился к Баоюю.

Цзя Чжэн долго молчал, потом наконец произнес:

– Государыня считает, что ты забросил учение, только гуляешь и развлекаешься, и потому велела хорошенько присматривать за тобой, когда ты переселишься в сад. Смотри же, учись как следует! Не будешь стараться – пощады не жди!

Баоюй слушал, почтительно поддакивая, потом мать сделала ему знак сесть рядом с собой. Сестры и Цзя Хуань тоже сели на свои места.

Ласково погладив Баоюя по шее, госпожа Ван спросила:

– Ты все пилюли принял?

– Осталась одна, – ответил Баоюй.

– Завтра возьмешь еще десять, – промолвила госпожа Ван, – и пусть Сижэнь дает тебе по одной перед сном.

– Как вы и велели, матушка, она каждый день заставляет меня принимать пилюли, – сказал Баоюй.

– А кто это – Сижэнь? – удивленно спросил Цзя Чжэн.

– Служанка, – ответила госпожа Ван.

– Конечно, служанок можно называть как угодно, – покачал головой Цзя Чжэн, – но кто придумал ей такое странное, необычное имя?

Госпожа Ван, стараясь выгородить Баоюя, сказала:

– Старая госпожа.

– Вряд ли ей такое в голову придет, – недоверчиво произнес Цзя Чжэн. – Это, наверное, Баоюй!

Видя, что провести отца не удастся, Баоюй быстро встал и сказал:

– Я как-то читал древнее стихотворение, и мне запомнились строки:

 

В нос ударяют запахи цветов,

а это значит – будет днем тепло.

 

А поскольку фамилия служанки Хуа – «Цветок», я и дал ей имя Сижэнь – «Привлекающая людей».

– Сейчас же перемени ей имя, – поспешила сказать госпожа Ван. – А вам, господин, не стоит сердиться из-за таких пустяков.

– Я совсем не против этого имени и не говорю, что его нужно менять, – возразил Цзя Чжэн. – Но Баоюй, вместо того чтобы заниматься делом, тратит время на легкомысленные стишки. Тьфу! Паршивая скотина! – закричал он на Баоюя. – Ты все еще здесь?

– Иди, иди, – сказала Баоюю мать. – Бабушка тебя заждалась.

Баоюй степенно вышел из комнаты, на террасе улыбнулся Цзиньчуань, показал ей язык и, сопровождаемый двумя мамками, быстро пошел прочь. У дверей проходного зала он увидел Сижэнь.

Глядя на Баоюя, спокойного, не расстроенного, она с улыбкой спросила:

– Зачем тебя звали?

– Да так, ничего особенного, – ответил Баоюй, – боятся, как бы я не баловался, живя в саду, и хотели наставить. – Баоюй пошел к матушке Цзя, рассказал о своем разговоре с отцом и спросил у Дайюй, которая как раз в это время была у матушки Цзя:

– В каком месте тебе хотелось бы жить в саду?

Дайюй и сама об этом думала и потому сразу ответила:

– Больше всего мне нравится павильон Реки Сяосян. Там все так красиво, особенно бамбук, за которым прячется кривая изгородь, к тому же спокойнее, чем в других местах.

Баоюй, смеясь, захлопал в ладоши:

– Я как раз хотел предложить тебе там поселиться! А я буду жить во дворе Наслаждения пурпуром. Там и спокойно, и от тебя недалеко!

Пока они беседовали, от Цзя Чжэна пришел слуга и сообщил, что в благоприятный день, двадцать второго числа второго месяца, все братья и сестры могут переселиться в сад.

За несколько дней, оставшихся до переезда, слуги и служанки привели в порядок все помещения. Баочай поселилась во дворе Душистых трав, Дайюй – в павильоне Реки Сяосян, Инчунь – в покоях Узорчатой парчи, Таньчунь – в кабинете Осеннее убежище, Сичунь – на террасе Ветра в зарослях осоки, Ли Вань – в деревушке Благоухающего риса, а Баоюй – во дворе Наслаждения пурпуром. Каждому из них дали еще по четыре служанки и по две старых мамки. Кроме личных служанок, были еще люди, ведавшие уборкой помещений и дворов. Итак, двадцать второго числа все переехали в сад, и сразу же среди цветов замелькали вышитые пояса, среди плакучих ив заструились благовония. Звонкие голоса нарушили тишину.

Но не будем вдаваться во все эти подробности, а расскажем лучше о Баоюе. Поселившись в саду, он чувствовал себя вполне счастливым – о чем еще можно было мечтать? Вместе с сестрами и служанками он читал книги, писал, занимался музыкой, играл в шахматы, рисовал, декламировал стихи, собирал цветы, пел, гадал на иероглифах, разгадывал загадки и даже вышивал по шелку луаней и фениксов. Он написал четыре стихотворения, посвященные временам года, которые, несмотря на свое несовершенство, прекрасно отражали настроения обитательниц женских покоев.

О том, чем ночь весенняя приметна

 

Шатрам подобны, облака рядами

плывут, плывут, приветствуя рассвет,

Все тише за домами гром трещоток

[223]

,

а сон прошел и сновидений нет.

Холодная не радует подушка,

а за окошком дождик моросит,

В глазах весна – полна очарованья,

а в мыслях тот, о ком мечта томит…

И, внемля мне, свеча роняет слезы…

Из-за кого? Из-за беды какой?

Цветы печаль по капле изливают, —

неужто я нарушил их покой?

…Однако, – о, проказницы-красотки,

лениво засыпайте, не спеша,

Не принимайте шутки близко к сердцу,

подушки на постели вороша!

 

О том, чем летняя приметна ночь

 

Красавицы свернули рукоделья

и отдались протяжной ночи чарам.


Дата добавления: 2018-02-28; просмотров: 212; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!