Отношение к органам земского самоуправления разных слоев общества. 3 страница
Такая политика, по мнению Б.Б. Веселовского, стала возможной, во-многом, благодаря игнорированию земством, в течение 40 лет отношения населения, его активно – сознательного участия в земской работе. Не отрицая сильного влияния на распространение в деревне самых невероятных представлений о земстве внешних причин, разобщавших "элементы общества", он основную вину возлагал на само земство, всегда остававшееся "барским" и смотревшее "на народ <...> больше, как на объект культурного и прочего воздействия, чем как на сотрудника в работе"[946]. Это достаточно резкое высказывание историка могло быть отчасти обусловлено его политическими убеждениями, на необходимость учета которых при обращении к его трудам указывает А.А. Ярцев[947]. Но об отчужденности "земских учреждений от народной массы", уже давно замеченной "людьми, близко стоявшими у дела и с беспокойством предвидевшими все последствия такого ненормального положения"[948], говорили, как мы видели выше, и Бакунины, и И.И. Петрункевич. – "Крестьянство оставалось совершенно чуждо земских интересов и земских учреждений, не видело в них своих органов", воспринимая земство, как "одно из многочисленных казенных учреждений, требующих от него деньги на содержание врачей, учителей, инженеров. Механизм самоуправления оставался неясным. Крестьяне постепенно перестали бояться школ, больниц, но они в их представлении не были связаны с платежами, да еще поставками в казенное казначейство. Школа, больница могла быть и разрушена – "не наша, земства, земство и поправит""[949], – вспоминал Петрункевич в 20-х годах ХХ века, имея перед глазами весь опыт существования земства, и по существу подтверждая точку зрения Дементьева, сформулированную им в начале века на основании своей земской работы в 1870-х годах.
|
|
|
Значение количественного фактора в деле народного просвещения. Хотя, несмотря на все приведенные Дементьевым "серьезнейшие препятствия", ему казалось, что и в 1870-х годах "школьное дело уезда находилось в удовлетворительном состоянии"[950]. Главной "бедой" он называл слишком незначительное число грамотных, не достаточное для того, чтобы в свою очередь "служить впоследствии проводниками просвещения в деревенской жизни"[951], на что рассчитывали земские деятели. "Это была капля в море, расплывавшаяся в океане невежества и не производившая на него никакого впечатления"[952]. Ведь на весь уезд тогда было около сорока школ, расположенных обычно в самых больших селениях, ребята из которых ими и пользовались. "Когда цель состоит в том, чтобы надолго улучшить положение народа, тогда незначительные средства <…> вовсе не производят никакого действия", – писал в своей статье "Правовые нужды деревни" В.Д. Кузьмин-Караваев[953].
|
|
|
Возможно, исходя из подобных соображений, Дементьев придавал большое значение в деле народного просвещения количественному фактору. Так, он не раз указывал на равномерность распространения "между всем населением" Америки небольшого запаса знаний[954], являвшуюся там государственной задачей, поскольку "одинаковое знание и одинаковое умственное развитие", усиленное отсуствием "резкой разницы между физическим и умственным трудом"[955], создавало "в умах народа, <...> несмотря на разницу положения и материальных условий, <...> общую интеллектуальнось и <...> единство чувств и стремлений, <...> дух равенства и взаимного уважения", лежавший в основе общественного развития[956].
Надо сказать, что во всех произведениях Дементьева проявлялся интерес к системе американского образования. Так, ей были посвящены несколько корреспонденций, присланных им в "Тверской Вестник" из путешествия по Америке в 1879 году[957], причем одна из них полностью[958], также как и вся мартовская статья его "личных воспоминаний" "Десять лет в Америке", опубликованная в "Вестнике Европы" за 1893 год[959]. Здесь он среди других особенностей называл распространение в Америке значительных частных пожертвований, шедших не только на строительство с учетом всех санитарных норм и требований гигиены школьных зданий, всегда наиболее заметных и крупных в городе, но и на содержание целых универститетов, что свидетельствовало о непоколебимой вере американцев "во всемогущество образования"[960]. Ибо "нигде в мире не обращают такого внимания на отопление, вентиляцию, удобства размещения и в особенности на школьную мебель", самые последние и дорогие образцы которой он встречал "даже в лесах Флориды, в отдаленных прериях Дакоты и в пустынях Аризоны", а подобными увиденным там учебным пособиям он "никогда не имел возможности пользоваться, хотя и учился в одной из петебургских гимназий"[961]. Сам курс американской народной школы по большинству предметов он приравнивал "к русскому гимназическому курсу в несколько сжатом виде"[962].
|
|
|
С наибольшим восторгом отзываясь о Калифорнии, сконцентирировавшей на его взгляд все положительное, что есть в Америке, он подчеркивал ее материальное, нравственное и умственное превосходство над другими штатами, где он жил (Флоридой и, в особенности, Северной Каролиной), говорил о наличии там лучших "во всем Союзе" школ и университетов и значительнейшего расхода "на народное образование во всем свете"[963]. Цифры бюджета многих американских городов на образование Дементьев считал настолько "изумительными для русского человека, <...> что многие читатели сочли бы их невероятными"[964]. А в повести "Не к полю ягоды" он определял недостатки "нашей российской системы" народного образования в сравнении с американской – "мы все по–рачьи, шаг вперед, два назад!"[965] Об этих "двух назад" он писал и позже, критикуя образовательную политику Николая 11, оставившего "без пересмотра <…> передачу народных школ в руки <…> духовенства" и упразднившего комитеты грамотности[966]. Последнее он называл таким грехом "против бесхитростной грамотности", который "невольно наводит на <…> основательные подозрения" лично императора и "всего <…> режима в грубом лицемерии"[967].
|
|
|
Возвращаясь же к описанию Дементьевым состояния земской школы в 1870-х годах, отметим, что бюджет весьма бедного и недоимочного тогда Весьегонского уезда на народное образование, находившийся под непосредственным наблюдением Дементьева, как председателя уездной земской управы, "был больше, чем в каком-либо другом соседнем уезде", но, мнению Петра Алекссевича, не давал "и двадцатой доли того, что могло бы оказать существенное влияние хотя бы в будущем"[968]. Дело в том, что земская школьная статистика, даже при самых незначительных цифрах, "неизбежно вводила <...> исследователя в серьезнейшие заблуждения"[969], – полагал Дементьев, приводя в "Деревенских очерках…" весьма показательный рассказ земской учительницы о блестящем впечатлении, произведенном на нее в самом начале деятельности докладом по школьному делу в уезде, представленном одним из земцев собранию. Сопоставляя имевшиеся в распоряжении управы статистические данные, докладчик доказывал движение школьного дела вперед настолько "гигантскими шагами", что "через немного лет в уезде не останется ни одного неграмотного"[970]. Мнение другого земца, оказавшегося "единственным членом училищного совета, знающим действительное положение школьного дела в уезде", настойчиво упрекавшего докладчика "в оптимизме, в неправильном пользовании цифрами, в неточности самих данных", и собрание, и учительница восприняли лишь как "зловещее, неуместное карканье"[971]. Но, придя в школу, учительница "немного удивилась", обнаружив вместо "показанных <…> по докладу 30 учеников <...> 10-12", объяснивших ей, что остальные перечисленные в списке "и не бывали в школе", а "только так, для счету, записывались учителем"[972]. Тогда учительница засомневалась и "относительно других данных и выводов доклада", тем более, что сама она очутилась в том же положении, что ее предшественник: "В первые же недели <…> занятий ко мне явилось человек до 40 желавших учиться; конечно, я всех заносила в свой список, который таким образом возрос до 50 слишком человек"[973]. Но вскоре школа по выше перечисленным причинам начала таять, и опять остались 10-12 человек, в то время, как в отправленном учительницей "в ноябре в управу отчете о состоянии школы <…> было показано с чем-то 50 человек"[974]. Таким образом, учительница убедилась, что в докладах управы земскому собранию по народному образованию "более или менее действительное значение имела только цифра получивших льготное свидетельство от воинской повинности"[975].
Хотя, как замечал современный тверской историк-краевед Н.А. Архангельский, ссылаясь на данные по Тверской губернии о приеме на службу в 1909 году, когда из 88,6 % отнесенных к грамотным, "почти 1000 человек могли только читать", само "понятие "грамотный" довольно неопределенно"[976].
Земский бюджет на народное образование. То же самое осознавал Дементьев, отмечая, что "кончившего курс в народной школе ученика можно было назвать только грамотным – и то далеко не всегда, – а он обходился нашему нищему земству <...> слишком в сто рублей, то есть значительно больше, чем весь годовой бюджет целой средней крестьянской семьи"[977]. Поняв со временем значение такой суммы в деревенской жизни и учитывая постоянный дефицит уездного бюджета, он пришел к выводу, что всей суммы, ежегодно уходившей из уезда на государственные потребности и составлявшей максимум бюджетных возможностей уезда, "было бы недостаточно, чтобы сделать половину его населения только грамотным <…> Народное образование в таких размерах, чтобы оно могло успешно бороться с царившим в уезде невежеством, было недоступно при <...> низкой производительности земли и мужицкой работы"[978], – утверждал Дементьев.
С другой стороны, в опубликованном в 1889 году Обзоре деятельности русского земства известный деятель народного образования Я.В. Абрамов констатировал лучшее экономическое положение грамотных крестьян, благодаря их более производительной работе, бережливости и расчетливости[979]. Губительное влияние на крестьянское хозяйство сохранявшихся во-многом из-за невежества обычаев, связанных прежде всего с деревенскими праздниками и свадьбами, зачастую полностью разорявшими крестьян, подчеркивал в специально посвященной этому статье В.Д. Кузьмин-Караваев[980]. Считая "расточительность" характерным признаком "низкой культуры и низкой степени благосостояния", он в начале ХХ века предполагал, что "только в результате долгой работы" по просвещению и повышению благосостояния народа, свадебные расходы утратят свой нынешний характер"[981].
Дементьев же во второй половине 1870-х годов, когда земство еще вынуждено было тратить значительную часть средств на обязательные расходы, не видел "решительно никаких оснований к надеждам на значительный подъем производительности"[982] и земли, и ее обработки.
По данным Ф.Ф. Ольденбурга, около 18 % от расходной части бюджета Тверского губернского земства в начале 1870-х годов шло на медицину и образование[983]. Постоянно увеличивая с середины 1870-х годов относящиеся к графе необязательных затраты на народное образование[984], земство, естественно, сталкивалось с необходимостью расширения источников и размеров доходной части бюджета. Уже в первые годы своей деятельности оно возбуждало ходатайства о расширении источников земских доходов, что непосредственно связанно с увеличением расходов на народное образование. Например, в 1868 году в связи с ходатайством губернского собрания "о разрешении облагать налогом <...> лиц и <...> общества", отдававшие "землю и помещения под устройство питейных домов", по предложению гласного Новоторжского уезда П.А. Бакунина принято решение "перевести деньги, полученные с этого сбора, на нужды народного образования"[985]. Вообще тверское земство, столь активно расходовавшее средства на "необязательные" нужды, по числу поданных ходатайств (67) за первые 29 лет своей деятельности занимало второе место после Новгородского (76)[986]. Чаще всего правительство не было склонно удовлетворять земские ходатайства по этим вопросам. В некоторых случаях государственные структуры, по мнению современной исследовательницы Л.Е. Лаптевой, пытались выступить гарантом справедливости для ущемляемых земствами различных групп населения, а также отстоять интересы государства. (Дементьеву, как председателю Весьегонсокой уездной земской управы, пришлось улаживать конфликт Весьегонского земства с казной из–за налогообложения, о чем он пишет в "Воспоминаниях..."[987]). Дело в том, что "земства, состоящие в основном из землевладельцев", зачастую пытались "взвалить основные расходы именно на промышленные и торговые предприятия. Поэтому основные мероприятия 60-х годов по ограничению земского бюджета носили характер защиты буржуазии от растущих аппетитов местного самоуправления"[988]. Отчасти справедливыми считает неоднократные обвинения земств в "неравномерном" налогообложении, выражавшемся в попытках "переложить всю тяжесть налогового бремени на земли государственные и горожан", пользуясь малочисленностью "представителей городских сословий в земских собраниях", и А.А. Ярцев[989].
Эту особенность, а также актуальность проблемы, поднятой Дементьевым, подтверждала Н.Т. Кропоткина, описывая решение бюджетных вопросов в 1890-е-1900-е годы в Новоторжском земстве, традиционно самом "левом", занимавшем в это время, наряду со ставшем столь же "левым", Весьегонским, одно из первых мест по развитию народного образования в губернии. Упоминая одного из виднейших новоторжских земцев, много сделавшего для развития в уезде народного образования, Д.Д. Романова, готового "вырвать в пользу школ последний кусок от других отделов земского хозяйства", не интересовавшегося, "откуда берутся деньги и как, <...> были бы снабжены школы", она отмечала незнание большинством гласных экономической основы "земского хозяйства", барское ведение дела, очень похожее на ведение своих собственных хозяйств помещиками, ничего не рассчитывавшими и не взвешивавшими[990]. Полагая "неприличным" облагать высоко крестьянские земли, они облагали большим налогом свои собственные, а особенно промышленные предприятия, иногда буквально их разоряя. "Случалось так, что лидер либеральной партии, на собрании больше всех ратовавший за высокое обложение, возвратясь домой, принужден был закрыть свой же лесопильный завод, так как не мог выдержать обложения. Когда один из молодых либеральных гласных, разбираясь в экономике, стал возражать против несообразных обложений, говоря, что это то же, что зарезать курицу, несущую золотые яйца", Романов обвинил его "в недомыслии. Так верили наши либералы, что все, вложенное в народное образование, сторицей вернется впоследствии"[991], – делала вывод Кропоткина. На втором месте по расходам стоит медицина, "другие же отделы, которые скорее могли быть непосредственно полезными самым главным", оказывались в некотором загоне[992]. Под "самым главным", вероятно, имелось в виду долгосрочное развитие тех отраслей уездного хозяйства, которые могли бы стать прочной основой роста в будущем земского бюджета.
Практически о том же, только более обобщенно, писал Дементьев. С одной стороны, отрицая, как указывалось выше, прямую связь между жизненным уровнем народа и его стремлением к образованию, он, с другой стороны, ставил во главу угла экономический фактор, что подтверждалось его словами о том, что в Америке "умственное развитие масс народа несравненно выше, чем где-либо в Европе" благодаря "вдвое, второе и вчетверо" лучшей оплате труда "всякого рода"[993]. Мы уже упоминали о влиянии американских впечатлений на восприятие Дементьевым российской действительности, проявившемся в "Воспоминаниях...", где выявлялась зависимость земского бюджета на образование от производительности труда. В итоге получался очередной "заколдованный круг", откуда он тогда не мог найти выхода[994]. – "Вот тот Гордиев узел, который нам оставили в наследство наши отцы, и который едва ли скоро дождется своего Александра!"[995]
Вопрос об особенностях крестьянского сознания. В основе же этого узла он, в отличие от большинства либеральных земцев, видел не социальные, экономические или политические противоречия, разрешимые через постепенную просветительскую работу, и даже не столь четко продемонстрированную им крайнюю ограниченность ее возможностей в то время, а особенности веками складывавшегося крестьянского сознания, очень внимательно им изучавшегося, в соответствии с распространявшимися в 70-х годах идеями народничества. Называя себя одной из "первых ласточек" этого острого умственного движения, Дементьев, освоившись в деревне и приобретя значительный жизненный опыт ко времени начала "хождения в народ", мог судить о его "последствиях и результатах, как и о степени его прямого влияния на народ, не с одной чисто теоретической точки зрения, <...> а в связи с действительностью"[996], критически относясь к весьма субъективным с его точки зрения рассуждениям о деревне писателей – народников. Так он говорил в "Воспоминаниях…", очерчивая эволюцию своих взглядов на народ под влиянием конкретных "малых дел". Хотя в написанном, как и "Воспоминания", в эмиграции обращении "К русским либералам", он, по-видимому, намеренно использовал свойственные народнической лексике фразы о тяжелой ответственности "господ либералов" перед русским народом, который их "воспитал, <…> дал <…> образование, вдохнул <…> искру сознания добра и зла, способность отличить пшеницу от плевел"[997]. Но эти слова звучали как обоснование чисто публицистического, политического, отвечающего, как казалось тогда Дементьеву, потребностям времени, призыва к либералам "перестать ждать, <…> перестать надеяться" и "взяться за свой собственный ум, <…> сознательно приступить к великому делу", ибо только они могли помочь народу, понимая и ощущая действительное положение[998]. Не случайно данные высказывания противоречали выводам того же Дементьева об оторванности земцев от народа, сделанные на основе его личного опыта и практических наблюдений.
Вступив "в качестве общественного деятеля <...> в официальные отношения с мужиком <...> по всевозможным вопросам", Дементьев "еще резче, еще рельефнее", чем в частной жизни, осознал изумлявшую его "с первого же дня поселения в деревне" двойственность характера мужика, проявлявшуюся в его видимой пассивности, наружном признании превосходства "господина", постоянной готовности согласиться с ним во всем, "что не касается его кармана или мирского, крестьянского дела"[999]. В действительности же "мужик <...> сделает непременно по–своему", несмотря ни на какие доводы и разъяснения, неизменно руководствуясь имевшемся "в крестьянском мире <...> по всякому предмету" своим взглядом и представлением, основанном не на личном убеждении и мировоззрении, а только на предрассудке, предании[1000]. Примечательно, что Н.Н. Златовратский, в противоположность Дементьеву идеализировавший с народнической точки зрения "драгоценные и чистые перлы, <...> великие зачатки общественных идеалов", сохраненные народной жизнью в борьбе с громадной силой "внешних влияний", на примере описания общинного схода ясно показывал полнейшее непонимание "сути" этой жизни "свежим интеллигентным наблюдателем", видевшим абсолютное отличие от него крестьян, чьи речи стояли вне его "постижения; из посылок делаются выводы, <...> противоположные логически" возникавшим в его "собственной голове"[1001]. Это напоминает утвеждения Дементьева о закрытости и обособленности крестьянского мира.
После многочисленных неудачных попыток убедить в чем–либо сельский или волостной сход, отдельно старшин или вообще влиятельных крестьян, Дементьев убедился, что "дельцы старой школы, административного закала", ехидно над ним подсмеивавшиеся, в громадном большинстве случаев добивались "несравненно лучших результатов с <...> единственным привычным для крестьян аргументом "велено, приказано!"", чем он "со всеми своими доводами".[1002] Его наблюдения созвучны указанию Г.И. Успенского на "два положения, <...> повинуйся и повелевай (пользуйся)", прочно "вбитые" природой в сознание крестьян и лежавшие в основе всех сторон их "жизненного обихода", органично связанного с природой[1003]. Она делала "всякие попытки" изменить этот обиход на основании "книжных, бумажных" понятий "бесплодными", ибо в ответ на все "книжные разглагольствования" крестьянин "может ответить только одно: "без этого нельзя", но это "только" имеет за себя вековечность и прочность самой природы"[1004]. Но Дементьев явно не разделял веры Успенского в способность "народной интеллигенции" исправить "жестокие проявления "крестьянской зоологической правды" и внести "нравственные убеждения и научные знания в народную среду"[1005]. В "Деревенских очерках" крестьянский мир сравнивался с бараньем стадом, – "и к тому, и к другому приставьте хоть целый университет в полном составе, он не совладает с ним – а какой–нибудь пастушонко или даже просто пес – загонит его и управляет им как ему нужно и хочется"[1006]. А в "Воспоминаниях..." раскрывались проявления свойственного крестьянам патернализма "везде и всегда": даже многие должностные лица волостного управления принимали ссуду "за даровую помощь", что немудрено, поскольку все в жизни крестьянина, включая "освобождение от крепостной зависимости, приходило к нему сверху, неизвестно откуда, без его ведома или согласия"[1007].
Сам Петр Алексеевич работал в русле такого, как он оценил позже, абсолютно неправильного, но общепринятого отношения, наиболее заметного в его стремлении, вместо занятий своим имением, вывести из примитивного состояния сельское хозяйство уезда, руководствуясь лишь теориями, зная "гораздо меньше того самого мужика, которого собирался учить и поднимать"[1008]. Желая помочь мужику, защитить его, он не пытался "сделать его самостоятельным, а навязывал ему"[1009] свои представления о его благе, то есть действовал методами, приведшими мужика в то состояние, откуда он его стремился вывести, и в итоге пришел к осознанию очередного замкнутого круга.
Отчасти в результате этого же патернализма, весьма четко выявленного Дементьевым при рассмотрении "школьного вопроса", о чем мы говорили выше, "здоровой самодеятельности в изолированной крестьянской среде или вовсе не оказывалось, или развивалась она только в хищническом направлении. Организаторских же способностей, ни индивидуальных, ни в массе, в ней совсем не было"[1010], – делал вывод Дементьев на основе личного знакомства со всеми волостными старшинами и писарями уезда, многими сельскими старостами, весьма богатыми и влиятельными, из среды которых, как он замечал, "недаром <...> очень редко выбирались попечители народных школ"[1011].
Вопрос о крестьянской общине. В связи с характеристикой крестьянства, как инертной, неподвижной массы, привыкшей "беспрекословно повиноваться, с одной стороны, начальству, с другой – миру", и возникла у Дементьева одна из ключевых в его размышлениях тема общины, целиком пропитанной "всем <...> наследием крепостного права, поголовной безграмотности и темноты" и представлявшей "собой крайний предел коллективизма в общественных человеческих отношениях"[1012]. Незадолго до "Деревенских очерков" вышли письма "Из деревни" писателя-народника А.Н. Энгельгардта. Он предрекал основание "разбогатевшими общинами" школ грамотности, агрономических и ремесленных училищ, консерваторий, гимназий, университетов и видел в перспективе союз крестьянских общин с образовавшимися на общественных землях "общинами интеллигентных земледельцев", доказывавшими пользу знания и науки в хозяйстве[1013]. В противовес ему Дементьев называл общину лабиринтом, выход из которого удавался "не многим счастливцам"[1014], попавшим на военную службу, в торговлю или на земскую стипендию в средние и высшие учебные заведения. Но поскольку "их индивидуализм не мог ужиться ни с деспотизмом мира-общины и его требованиями, ни с деревенскими жизненными условиями", они "пропадали для деревни, с приобретенными ими знаниями, бесследно и бесповоротно, и не поднимали ее своими личностями"[1015]. Данный вывод, сделанный в "Воспоминаниях..." Дементьева на основе его работы 1870–х годов, подтвердил в 1909 году учитель – выходец из крестьян. Вернувшись по окончании семинарии в деревню, где он, естественно, мог бы лучше прижиться, чем приходившие туда работать горожане, он тем не менее вскоре ушел именно из-за ощущения одиночества в ставшей ему чуждой крестьянской среде[1016].
Итак, взгляды Дементьева на коренной вопрос о возможности постепенного изменения сознания народа путем просвещенного влияния на него, стоявший в основе всей земской деятельности, принципиально отличались от взглядов других рассматриваемых нами земцев, стремившихся "поднять" далекий от них народ "настолько, чтоб быть ему понятным". "Постепенного прогресса в деревне не было"[1017], – со всей определенностью утверждал Дементьев, выводя "крестьянский мир" вообще из сферы какого бы то ни было рационального воздействия, и, естественно, приходя к убеждению, что "нужно что-то другое"[1018].
Необходимость этого "другого" осознавал и один из лидеров либеральных земцев, игравший, по мнению В.Н. Линда, "наиболее видную роль в тверских земских делах"[1019], Павел Александрович Бакунин. Он содействовал "выходу из общины местных крестьян путем применения 165 ст. Положения о крестьянах <…>, подавая советы и указания. В итоге в Новоторжском уезде во время действия этой статьи было несколько сот случаев ее применения, тогда как в других уездах такие случаи считались единицами"[1020]. У него было неосуществившееся "предложение об устройстве отдельных хуторов на прямухинской земле"[1021].
Пока существующие в деревне "общественно-экономические условия <...> не только не противодействуют разложению крестьянства", но обрекают "наименее устойчивые группы сельского населения <...> на продолжительную экономическую бедность и умственное недомогание <…>, нельзя рассчитывать, что одна просветительская работа <…> приведет к желаемой цели"[1022]. Это заключение К.Я. Воробьева, как считает Н.М. Пирумова, противоречило надеждам либеральных земцев "в отношении земской школы"[1023].
Дементьев же под существовавшими в деревне "общественно–экономическими условиями" прежде всего понимал крайнюю неудачность специальных учреждений крестьянского самоуправления – волостных правлений, обусловленную их исключительно крестьянским составом, устранением "наиболее интеллигентных элементов" от участия в делах[1024]. А принятие Положения 19 февраля 1871 года, предоставившего уездной полиции право "штрафовать и сажать в кутузку волостное и сельское начальство", привело к самоустранению лучших – порядочных и дельных мужиков – от выборов даже в волостные старшины. Туда пошли "сплошь "негодяи""[1025], как именовали в деревне безнадежных недоимщиков и крестьянских неудачников, отделывавшихся таким образом от рекрутчины. Недаром, "привычное обвинение мужика в пьянстве", с точки зрения Дементьева, "безусловно неверное", обосновывалось, помимо продолжавшихся по 2-3 дня деревенских праздников, именно "господствовавшей нравственной атмосферой волостного правления (в большинстве случаев пили волостные писаря) <...> Сами крестьяне относились к своему "начальству" соответственно: "Старшина и писарь – в кутузке? Так им, прохвостам, и надо. Затем они, "негодяи", и посажены в волостное правление, чтобы "отсиживать" за мир"[1026]. Все дело крестьянского самоуправления на практике оказалось сведено, с одной стороны, к слепому исполнению "предписаний и предложений всевозможного начальства", а с другой, к утеснению "того же мужика", для которого волостной писарь – "полубожок", а волостное правление – "его альфа и омега"[1027].
О том же говорил и В.Д. Кузьмин-Караваев, называющий границу "самодеятельности <...> для крестьян", с трудом уловимой линией, обозначенной "разорванными, еле заметными штрихами", намеченной "на уровне, неизмеримо низшем"[1028]. (Сравнительно с другими слоями населения, взгляд на самодеятельность которых и Кузьмина-Караваева, и Дементьева, мы рассматривали выше). Интересно, что восприятие крестьянами связанных с волостным управлением обязанностей лишь как тяжелой повинности предсказывал весьма далекий по взглядам и от Дементьева, и от Кузьмина-Караваева Ю.Ф. Самарин, идеализировавший дореформенную общину со славянофильских позиций[1029]. А Кузьмин-Караваев, кроме абсолютного бесправия деревни, ведшего к "вакханалии произвола"[1030], подчеркивал ее беспросветную темноту. Он опирался на заключения уездных и губернских комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности, представленные в рамках проведенного в 1902 году анкетного исследования, выяснявшего нужды деревни[1031]. Почти все комитеты уделяли внимание "современному печальному положению дела народного образования", необходимого "для развития нашего крестьянского хозяйства"[1032], – констатировал Кузьмин-Караваев, в то же время считая "успешный и производительный труд" посредственным, а не непосредственным результатом просвещения[1033].
Дата добавления: 2016-01-05; просмотров: 22; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!