Barrington Levy. Living Dangerously
Прессинг продолжился. Вжавшись в стенку, я дождался нового удара по лицу – увернуться не было шанса.
- Что, сссука, думаешь, с тобой тут шутят? Я тебя насквозь вижу, наркоман поганый. Отрастил патлы, вшей раскормил... Говори, колешься или нет? Ты колешься или нет?! Ты ж на черняшке торчишь, Лобастый, у тебя на ебале написано, я ж все про тебя знаю. Откуда черняшку берешь? Адрес барыги диктуй, бля, я запоминаю!
Тело трясло. Мозг скрежетал. Ныла подбитая скула. И я произнес роковые слова:
- Что вы, что вы, я не торчу, я только траву пробовал...
Усач прыгнул за стол, выхватил ручку, настропалился:
- Когда пробовал, с кем? Имя, фамилия. Диктуй, Лобастый!
Уже поняв, что натворил, я попытался исправить положение.
- Ну, я этих людей не знал... Возле рынка случайно познакомились... э-э-э... года два назад...
- Хули ты пиздишь? – заорал Усач. – Хочешь, чтобы я твой лживый язык узлом завязал и в жопу затолкал? Пидарас, бля! Наркоман, бля! Где травку берешь, сссука? Говори мне, всё говори! Ты всё мне скажешь, гандон конченый!
Я потерял счет времени. Усач тыкал кулаком в лицо или в грудь, визжал, что я наркоман, преступник и мне конец, называл Лобастым, пихал под нос дурацкий свой фоторобот, потом начинал вещать нарочито спокойным голосом, глядя куда-то в стол или в стенку, требовал сдать барыгу или сказать, где «наша хаза». Его сменял Очкарик, шептал про следака и опера, пугал какими-то параграфами, говорил, что я умный парень и все понимаю. И так по очереди они меня обрабатывали.
|
|
|
Настал момент, когда я почти поломался. Я, Ю-Лов, живой смертный, был готов начать диктовать реальные телефонные номера, сдавая всех и каждого, у кого хотя бы раз видел в пальцах зажатый косяк. Или даже не видел, не важно: я бы сказал, что видел, я бы подписал любой протокол. Казалось, моча сейчас брызнет в штаны. Брюхо вибрировало и сокращалось, перед глазами мутились мультяшки, пот сочился по лицу, и только пальцы все также цепко держали последнее свидетельство, что я не Лобастый – рюкзак с «Догматическим богословием». И раззявил я жалкую щель стукаческого ротика, и дрэды мои были готовы отвалиться с корнями, но рожа Усача приблизилась вплотную, смесь перегара и гниловатой вони от нечищенного языка ударила почище кулаков, и опер процедил:
- Посиди-ка, подумай, что сейчас делать нужно, я снаружи покурю. Докурю – вернусь, мы это дело закончим, понял, нет? Заебал ты меня уже. Не признаешься – в камеру поедешь!
И вышел. Щелкнул замок. Я остался совершенно один, так и не успев совершить предательство. Осторожно ощупал лицо. Усач бил умело, ни носа, ни губ не разбив. Собственно, не столько бил, сколько пугал, ведь если бы захотел, мог и череп расколоть. Помощи ждать неоткуда! В отчаянии сполз я со стула и упал на колени:
|
|
|
- Господи, сделай так, чтобы я вышел отсюда! – взмолился вполголоса. – Прости прегрешения мои! Пожалуйста, помоги рабу твоему. Спаси меня, Господи!
Скрипнула дверь. Я еле успел снова скакнуть на стул. Усач покосился с подозрением, успев учуять остаток движения. Пройдя через комнату, уселся за стол, нахмурился.
- Ну что, Лобастый, говорить будешь?
- Сейчас… сейчас… сейчас. Только с мыслями соберусь...
И В ЭТОТ МИГ ОТСТУПИЛ СТРАХ.
Сердце стало биться ровней. Дыхание успокоилось.
«Главное – выйти отсюда любой ценой, а там уже посмотрим, какие действия предпринять, у них ничего на меня нет и не может быть, они меня видят впервые, все это спектакль, поддаваться нельзя, надо выкручиваться!»
Потупив глаза, теребя ручку рюкзака, я забормотал:
- Слушайте, товарищ лейтенант, понимаю, вы выполняете свой долг по защите населения от преступности, и я на вас ни капельки не обижаюсь за то, что вы меня ударили...
- Так, так, – подобрел Усач.
- Но, послушайте, я же совершенно не Лобастый! Поэтому не знаю, в чем мне признаваться. Как же нам решить возникшую ситуацию?
- Слушай, что скажу, Слава, – Усач забубукал проникновенно и мягко. – Ты, бля, ни хуя не Лобастый, кто б сомневался, но ты очень похож на Лобастого, вы просто как две капли воды.
|
|
|
Я вновь оценил фоторобот: тяжелый взгляд, широкие скула, лобище в пол-башки. Ага, похожи, как же.
- Хочешь помочь уголовному розыску в борьбе с организованной преступностью? Родине помочь от нечисти очиститься?
- Конечно, как любой честный гражданин, хочу вам помочь, товарищ лейтенант!
- Ну и чудненько! – Усач удовлетворенно откинулся на спинку стула. – Я ж сразу понял, что ты нормальный парень, Славка! Потому что у тебя взгляд честный, понял, нет? Я вижу, ты не наркоман какой-нибудь. Короче, слушай. Мы тебя внедрим в банду!
Такого поворота я никак не ожидал.
- Что?!
- Дело такое: у бандитов намечается сходка. И вместо Лобастого на нее пойдешь ты! Мы тебя научим, что говорить надо. С тобой поработают наши специалисты-психологи. Подстрижем тебя. В спортзале подкачаем! Гы-гы-гы! – глумился Усач. – Не ссы, Славка, ты будешь под нашим полным прикрытием! Ты будешь как Шарапов в «Месте встрече изменить нельзя», понял, нет? Хочешь быть как Шарапов?
- Конечно, как любой честный гражданин, хочу быть как Шарапов! – кивнул я со всей возможной рьяностью. – Только боюсь, что не справлюсь, ведь это ответственность какая!
|
|
|
- Справишься, не ссы, ты же умный парень, понял, нет?
Усач вытащил еще один лист бумаги, сунул ручку.
- Пиши, Славка! Курить хочешь? – он протянул пачку «Соборянина Лайтс».
- Спасибо, не хочу. А что писать?
- Пиши: заявление.
Я чуть помедлил и размашисто вывел поперек девственной белизны крупными насильственными буквами:
ЗАЯВЛЕНИЕ.
- Начальнику тосковского уголовного розыска, – диктовал Усач.
«Надо писать с ошибками, коряво, изменяя почерк, если что, потом скажу – видите, ну разве я бы стал писать с ошибками, если бы меня не принудили?»
...НАЧАЛЬНЕКУ УГАЛОВНАГО РОЗЫСКУ.
– Прошу зачислить меня...
... ПРАШУ ЗАЧИСЛИТТЬ МИНЯ В ШТАТ СИКРЕТНЫМ САТРУДНИКОМ ДЛЯ БАРЬБЫ С АРГАНИЗОВАНОЙ ПРИСТУПНАСТЬЮ ПАД ПСИВДАНИМАМ ЛЕВАНОВ...
- Ливанов или Леванов? – переспросил я.
- Леванов, – уточнил Усач.
...ПРАШУ МАИ ДАННЫЕ И ДАННЫЕ МАИХ РОСТВЕНИКОВ ЗАСИКРЕТИТЬ.
Расписался. Пододвинул лист оперу. Тот пробежал текст глазами, я задержал дыхание. Но ничто не напрягло Кучерявого Усача.
- Так, побудь-ка здесь, – и он вышел, прихватив филькину грамотку.
«Очкарику показывать!»
Вернулись оба, довольные, словно трахнули друг друга. За их спинами маячил давешний милиционер, программа «искреннее недоумение» так и не сошла с его интерфейса.
- Молодец, Слава, правильное решение! – похвалил Высохший Очкарик и протянул руку. Я страстно потряс потную ладонь следака. Захотелось вытереться. Усач оторвал кусок от пачки «Соборянина», начеркал что-то, протянул.
ТЕЛЕФОННЫЙ НОМЕР.
- Завтра в десять ноль ноль ты позвонишь мне, – сказал он. – Скажу, куда подъехать. А не позвонишь, учти: из-под земли достану и опять живым зарою, понял, нет?
Я кивнул. И мы покинули пыточную. На улице было свежо, недавно прошел дождь. Электронный хронометр над входом в наземный вестибюль станции мерцал: 2:45. Экзекуция продолжалась около полутора часов. Не так уж и долго.
- Сам до дома доберешься или проводить? – заботливо поинтересовался Очкарик.
- Сам!
- Смотри, позвони завтра!
Усач протянул руку на прощание.
«Любят они рукопожатия!»
Расстались, как добрые коллеги по любимой работе. Ныла челюсть, свербило под глазом, когда я шагал по пустой улице. Через пятнадцать минут ткнул ключом в замочную скважину, открыл дверь. Из кухни в коридор лился уютный свет. Чья-то тень заслонила его. Навстречу выплыла моя Королева. Я скинул башмаки и уже хотел было приступить к изложению кошмара, только что пережитого, как вдруг она подошла...
И с размаху залепила пощечину!
Дата добавления: 2015-12-17; просмотров: 17; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!