Концепция творчества в рассказе А. П. Чехова «Чёрный монах»



Споры вокруг «Чёрного монаха»

Центральным произведением чеховской концепции творчества является «Чёрный монах». Он по праву считается одним из самых загадочных в творческом наследии писателя: нет другого произведения, интерпретаторы которого давали бы такие неоднозначные, порой – диаметрально противоположные трактовки.

Среди множества существующих версий довольно широко распространена «медицинская». С. А. Андреевский в рецензии на чеховский сборник «Повести и рассказы» писал: «Чёрный монах» даёт нам глубокий и верный этюд психического недуга. Роковая размолвка между душевно здоровыми и душевнобольным приводит к ужасной, по своей бессмысленности, трагедии». [40] А. М. Скабичевский также увидел в «Чёрном монахе» лишь «интересную психиатрическую демонстрацию»: поскольку Чехов имел медицинское образование и был компетентен в этой области, ему удалось убедительно изобразить процесс помешательства. [41]

Особняком стоит позиция Н. К. Михайловского. Он возражал тем, кто считал «Чёрного монаха» только экскурсом в область психиатрии, но не выработал своей собственной концепции в анализе произведения. Смысл рассказа Михайловский воспринимал двойственно и во главу угла ставил вопрос о том, является ли сумасшествие единственным способом «спастись», «убежать» от действительности, или эту действительность нужно воспринимать как данность, а любая попытка подняться над нею грозит сумасшествием. [42]

Хотя сам А. П. Чехов охарактеризовал свой рассказ как «медицинский» и в письме к Суворину заявлял, что «пришла охота… изобразить манию величия», речь идёт далеко не о медицинских взглядах: как специалист, он не мог идеализировать психическую болезнь. Задача Чехова-писателя заключалась в том, чтобы осветить современную жизнь через призму необычного сознания, чуждого привычным понятиям о «норме», не исказив при этом точных данных медицинской науки. Сюжет «Чёрного монаха» не исчерпывается историей помешательства героя. Кроме того, такая трактовка носит слишком ограниченный характер, без учёта философской, общественно-политической или художественной значимости произведения.

В то же время медицинскую сторону не стоит воспринимать как чистую случайность или условность: она составляет существенную часть рассказа. Сочетание Чеховым мотивированных научных данных и художественных моментов искусства обогащало метод критического реализма и расширяло возможности реалистического искусства.

Начиная с середины 1950-х годов подходы к изучению чеховских произведений становятся более тонкими. В качестве центральной выдвигается проблема «автор и герой». Исследователи пытаются выявить смысл произведения через художественные образы, а затем определить позиции персонажей, отожествить их с позицией самого Чехова, оправдать одних и обвинить других. Таким образом, авторское отношение к персонажам стало главным предметом обсуждения в необъявленной дискуссии о «Чёрном монахе».

В этот период «отправной точкой» большинства известных «прочтений» произведения служит конфликт между «гениальным» Ковриным и «ординарными» Песоцкими. Одни истолкователи рассматривают в позитивном плане изображение Чеховым главного героя (В. Лакшин, В. И. Кулешов, Е. Сахарова, А. Горнфельд, М. И. Френкель, Е. Б. Тагер, В. П. Альбов, И. Н. Сухих, Ф, Батюшков), а противостоящие им интерпретаторы – садовода и его дочь (М. Елизарова, Е. Б. Меве, З. С. Паперный, В. Т. Романенко, М. М. Громов). Сугубо монологичный подход к толкованию сложных, далёких от однозначности героев Чехова дал основание одному из исследователей его творчества – В. И. Камянову – иронически окрестить сторонников той или иной теории «ковринистами» и «песоцкистами».

«Песоцкисты», которые считают, что Чехов «разоблачает» магистра психологии Коврина и воспевает садовода Песоцкого, видят смысл рассказа в создании писателем оппозиции «ненастоящая философия» – «настоящая практика». В. Т. Романенко в статье «Чехов и наука» [43] пишет: «Чехов противопоставил в рассказе мнимому учёному, мнимому гению – человека настоящего, большого дела, симпатичного ему естественника-опытника, замечательного садовода и его ближайшую помощницу, родную дочь». Близок этой точке зрения и М. М. Громов, который считает Песоцкого «умелым и опытным работником», вкладывающим всю свою страсть в любимое дело, «созидающим человеком», погруженным в «прекрасную работу». [44]

К вышеперечисленным теориям присоединяется и М. Е. Елизарова: она считает основной мыслью рассказа противопоставление ложных декадентско-романтических построений подлинной красоте действительности. [45]

Советский исследователь Е. Б. Меве трактует «Чёрного монаха» как «развенчание идеи неоправданного величия» «отступника от жизни» Коврина, лжеучёного, обманувшего ожидания окружающих его людей. [46] Его поддерживает З. С. Паперный, который считает, что герой «потерял себя», оторвавшись от реальной жизни: «Уходя в мир видений, где царствует и возвышается над нормальными, «посредственными» людьми он сам, Коврин изменил жизни, изменил Тане, своей молодости, всему тому реальному, здоровому, обыкновенному, что он сам от себя отринул». [47]

«Ковринисты» придерживаются версии, что в образе главного героя Чехов выразил «поиски высоких целей человеческой жизни», а в Песоцких осуждал «делячество» и «мизерность интересов». Они видят основную мысль «Чёрного монаха» в столкновении «великих целей и идеалов» с «миром пошлости и ограниченности». 

А. Г. Горнфельд считает здоровое, нормальное состояние Коврина «параличом творческой мысли», [48] а М. И. Френкель пишет о том, что в этом образе Чехов выразил «поиски высоких целей человеческой жизни». [49] Эту мысль о красоте «ковринской мечты о служении человечеству» продолжали в своих исследованиях Д. М., Волжский (А. С. Глинка), Е. Б. Тагер и В. П. Альбов.

Д. М., автор статьи «Журнальные новости» в «Русских ведомостях», рассуждая о рассказе «Чёрный монах», в заключение делал вывод: «…согласно его (Чехова) изображению сильное стремление и истинная благородная страсть возможны только в погоне за призраками...». [50]

А. С. Глинка рассматривал произведение как типический случай разрешения конфликта идеала и действительности путём прекрасной иллюзии. [51] По мнению Е. Б. Тагера, готовность Коврина «с героической самоотверженностью» служить человечеству, проходит вместе с выздоровлением, и потом он вынужден примириться с окружающей посредственностью, которая «социально опасна и губительна». Именно эта действительность делает Коврина виновником гибели и Песоцких, и сада. [52] В. П. Альбов в статье «Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова» предположил, что «…только мечта и идеал даёт цель и смысл жизни, только она делает жизнь радостною и счастливою. Эта мечта может даже быть бредом сумасшедшего – в любом случае она лучше, чем гнетущая душу действительность». [53] Ф. Батюшков писал, что в «Чёрном монахе» Чехов защищает право исключительной натуры утверждать свою норму, возвышаясь над «средними личностями», над «стадом». [54]

Г. И. Качерец в книге «Чехов. Опыт» опровергал подобную трактовку писательской позиции: по его мнению, Чехов «смотрит на людей, рвущихся к идеалу, переполненных жаждой его и страдающих ради него, как на больных душою». Поэтому искренность и чистые страсти представляются автору «Чёрного монаха» как симптомы душевного расстройства. [55] Л. И. Шестов полемизирует с Качерецом: он уверен, что писатель чего-то ждал от ненормальности и поэтому уделял так много внимания людям, «выбитым из колеи». Исследователь считает, что смерть героя наступает потому, что он не в силах вынести окружающую его обыденность. [56]

В. Г. Бялый отзывается о Коврине как о «мечтателе, опьянённом красотой мира», который только в периоды обострения болезни способен тонко чувствовать и воспринимать мир, испытывать «ту радость, которая должна быть нормальным состоянием человека». [57]

Е. М. Сахарова позиционирует Коврина как тонкую, нервную, изящную натуру, глубокую личность, посвятившую себя служению науке. Смерть героя – это «возвращение» ему автором прежней мечты о «безграничном счастье». Смысл рассказа исследователь сводит к мысли о том, что без стремления к реальному земному идеалу человек духовно опускается и гибнет. [58]

В. Я. Линков рассматривает образ Коврина в философском аспекте и анализирует его через поступки, которые определяются не характером, а жизнеощущением героя. Финал произведения исследователь определяет как утверждение идеи о том, что «подлинная жизнь человека – в радости». [59]

«Ковринисты» и «песоцкисты» в интерпретации «Чёрного монаха» в основном исходят из намерения отыскать доказательства симпатий писателя либо той, либо другой стороне. Расхождения в интерпретациях можно объяснить не только различиями в способностях и позициях авторов, но и своеобразием образно-смысловой структуры рассказа, наличием в ней взаимоисключающих и вместе с тем – взаимосвязанных правд героев. В чеховском художественном мире нет героя, который был бы носителем истины: все «правды» равновелики для писателя, и ни одна из позиций не принимается и не отвергается им полностью. Только в результате столкновения и диалогического взаимодействия этих позиций происходит сближение с глубинной правдой жизни, которую ищут и герои, и сам автор. Отсюда вытекает и концепция чеховского человека, суть которого определяет сосуществование разнородных начал – естественно-природного и социального, физического и духовного, индивидуально-неповторимого и общечеловеческого, земного и космического.

Есть ещё одна группа исследователей, которые говорят о двойственности чеховских героев и  авторского к ним отношения, указывают не только на противопоставленность, но и на определённую их общность (В. Б. Катаев, И. Н. Сухих, С. А. Трухтин, В. И. Камянов). 

В. Б. Катаев считает рассказ историей жизненного краха Коврина и Песоцких. И хотя в причинах этого краха каждая сторона склонная обвинять другую, сам автор всего лишь анализирует точки зрении героев, не отдавая предпочтения ни одной из них. По мнению исследователя, ошибки, которые совершают герои, связаны с попытками понять действительность и сориентироваться в ней. Взаимоотношения Коврина и Песоцких изначально строятся на взаимных иллюзиях, что не может не привести к роковому исходу. [60]

Для В. И. Камянова и Коврин, и Песоцкий – «два озабоченных эгоцентрика». Причину трагедии он, как и В. Б. Катаев, видит в столкновении двух сторон: «Коврин наматывал свой клубок, заплетая туда сочинённую им идеальную Таню, а она – свой, и туда был впутан образ «гения»… Между двумя клубками – непрочная нить, которую стоит чуть дёрнуть – и обрыв. Она и оборвалась». [61]

Версия С. А. Трухтина отличается от катаевской своей онтологической природой: он видит в рассказе спор писателя с гегелевским учением о слиянии противоположностей. Для него магистр представляет собой поиск внутренней сущности, а Песоцкие – внешней формы. По мнению исследователя, Чехов утверждает, что противоположности должны находиться на некотором почтительном расстоянии друг от друга, а в случае их объединения происходит порождение несчастий, приводящих к окончательному разрыву.  [62]

Согласно точке зрения И. Н. Сухих, в этом произведении ведётся полемика не с героями, а с попытками оценивать человека по «заранее заданной абстрактной нравственной шкале». Он отмечает, что мысли Коврина о гении и толпе, об избранниках божиих разделяет и сама «толпа», то есть Песоцкие. После выздоровления Коврин остаётся в рамках той же системы мышления, но меняет оценку собственной личности на противоположную. Исследователь считает, что Чехов противопоставляет иллюзиям Коврина и Песоцких свой идеал – нормальную, обыденную жизнь.  [63] В другой статье – «Агенты и пациенты доктора А. П. Чехова» – он пишет, что сами Песоцкие взращивают безумие Коврина. [64]

В этих работах нащупывается путь к пониманию внутреннего диалогизма образов героев и авторского к ним отношения, намечаются подходы к уяснению чеховской художественной антропологии.

Структурно-семантическая теория представлена двумя и исследованиями. И. В. и С. А. Тузковы делят рассказ на четыре основных части, учитывая при этом место и время действия, а также этапы развития болезни Коврина. Каждая часть включает в себя один из элементов сюжета. Определяя суть художественного конфликта противопоставления «реального» и «идеального», интерпретаторы прослеживают изменения внутреннего психологического состояния героя. [65]

Н. Деревянко, опираясь на мнение Д. Д. Шостаковича о «музыкальности» чеховских произведений, соотносит построение рассказа с композицией сонатного произведения, которое основывается на противопоставлении двух тем. При первом изложении они контрастируют – и тонально, и тематически, а после разработки сближаются. Исследователь полагает, что драматизм повести заключается в борьбе двух противоположных начал – прекрасного, светлого и тёмного, стихийного. [66]                                                   

Сама попытка провести параллель между литературном произведением, аналогичным по своей организации сонатному, изначально возникла лишь как гипотеза, довольно нестандартная для классификации и терминологии, принятых в литературоведении. Бесспорно, верным является утверждение о существовании всеобщих эстетических законов, которые лежат в основе каждого подлинного произведения искусства, к какой бы области оно не принадлежало. Но подобная трактовка далека от первоэлемента литературы, от языка и словесности – то есть от того, что как раз различает рассказ и сонату. К тому же подобная версия на поверку оказывается слишком простой и прямолинейной.

В среде истолкователей, уделявших внимание анализу образа чёрного монаха, нет единого взгляда на концепцию произведения. Л. А. Звонникова, в исследовании которой образ чёрного монаха приобретает широкомасштабное значение и трактуется как провидение безумия XX века, является сторонником социологической точки зрения. Это «предупреждение» об опасности глобального паралича воли под влиянием псевдомессианской мифологии. [67] Т. В. Грудкинатакже послеживает взаимосвязь «Чёрного монаха» с современным Чехову обществом, в котором «наступил кризис духовности. Но основой её теории, в отличие от Л. А. Звонниковой, является исследование«феномена двойничества» как главного стержня поэтики и смысла произведения. Автор статьи и показывает ряд двойнических оппозиций как в поведенческом плане (двойственность призрака, который одновременно разрушает психику Коврина и наполняет его жизнь смыслом), так и философском (здесь противопоставляются норма и болезнь, любовь и ненависть бытовое и высокое). [68]

По мнению С. В. Тихомирова, образ монаха не является статичным, а постоянно трансформируется и меняется в противоположную сторону. Поэтому носитель идеи «вечной правды», «символическим выражение таких её ориентиров, как искусство и прекрасная природа», собеседник и покровитель Коврина, призывающий к высокому служению, оказывается обычной галлюцинацией. [69]

Довольно крупная группа исследователей (З. С. Паперный, В. В. Ермилов, В. Т. Романенко, В. Б. Катаев, М. М. Громов, отчасти – В. И. Камянов) считает рассказ «ответом» писателя на популярные в то время теории Шопенгауэра и Ницше о «сверхчеловеке», на теорию «вырождения» М. Нордау, избраннические идеи Мережковского и Минского, на учение Ломброзо о родстве гениальности и безумия.

З. С. Паперный проводил параллель между речами «Чёрного монаха» и мыслями декадентствующих философов, которые проповедовали «уход в мечту», выступали с идеалистической концепцией героев, стоящих «над толпой». В. В. Ермилов видел в произведении типичные модные интеллигентские идеи, распространённые в 1870-1890-х годах. [70] В. Т. Романенко связывал появление рассказа и происходившую в те годы ожесточённой борьбу материализма с идеализмом. В. И. Камянов подчёркивал, что Коврин держится за доктрину ницшеанского толка, но не является её идеологом, поскольку ни с кем не полемизирует. [71]

В «Чёрном монахе» Чехов показывает те чисто социальные по своему характеру ошибки: это – ложные учения, в том числе декадентские, которые получили распространение в обществе и сыграли определяющую роль в мировоззрении отдельных людей в состоянии нормы и характер их галлюцинаций во время заболевания. Поэтому изучение философских «истоков» таинственного чеховского произведения может «подтолкнуть» к его разгадке.

Довольно большой резонанс получила религиозная трактовка, представленная трудами А. Чадаевой, А. М. Ранчина и Е. Фридмана.

Театральный критик А. Чадаева считает, что «Чёрный монах» – рассказ о вере в бессмертие души, о грехопадении Адама и Евы, о потерянном рае, воплощённом в образе прекрасного сада – кальки райского сада из книги Бытия. По мнению истолкователя, основным в рассказе является мотив искушения героя. В роли искусителя выступает Песоцкий, заразивший своего бывшего воспитанника червоточиной безбожной самодостаточности, ницшеанской идеей «избранности». [72]

Два других исследователя в своих трактовках отталкиваются от раскрытия образа чёрного монаха. А. М. Ранчин предпринимает попытку выяснить отношение А. П. Чехова к роли священнослужителей в жизни обычных людей. Согласно его точке зрения, чёрный монах лишён традиционной функции посредника между небесным и земным мирами: он не является носителем религиозной истины, а выступает в роли наставника и «идеолога». Ранчин соотносит повесть с такими эпизодами житий святых, как явление герою ангела, Христа или Богоматери. Вслед за А. Чадаевой исследователь прослеживает библейский мотив «искушения» героя – но уже не Песоцким, а самим монахом, который разжигает гордыню Коврина и заставляет его поверить в собственную исключительность. [73]

Е. Фридман также считает мотив искушения основным в рассказе «Чёрный монах» – это соблазнение мыслью об «избранности», «отъединённостью» от стада и особом предназначении. «Отрицательная идея» находит воплощение в мистическом образе. Интерпретация Фридмана скорее мистическая, нежели религиозная: он выделяет рассказ, который «стоит особняком и искушает своим «нечеховским» обличьем, а именно – присутствием мистического», среди остальных произведений писателя. Чистой мистификацией считал «Чёрного монаха» Ю. Николаев (Говоруха-Отрок). [74]

В определённой мере можно увидеть пересечение сюжета «Чёрного монаха» с библейским. Первое появление призрака, которое чётко указывается в произведении – тысяча лет назад – является временем заключения дьявола. Возможно, что ковринский призрак – некое необычное сочетание лжепророка и дьявола, который в течение тысячи лет бродит за пределами Земли, после чего «будет освобожден из темницы своей» и продолжит «обольщать народы». Налицо – мотив искушения, замеченный сторонниками «религиозной трактовки». О близости произведения к библейским стихам также говорят следующие факты: лжепророк обольщает народы тем, что «производит чудеса перед ними». Коврина чёрный монах впечатляет своими неожиданными и эффектными появлениями и невидимостью для других. К тому же люди, обольщённые лжепророком, «поклоняются его изображению», а не материальному облику.

Интересной является в этом отношении статья И. С. Шмелёва «Творчество А. П. Чехова». Критик ценил в писателе вовсе не умение изображать народный быт. Он считал, что Чехов, наряду с Пушкиным и Гоголем, Достоевским и Толстым, стоит в русле духовного русского потока, первоисточник которого – русская душа. Именно Шмелёв открыл религиозную сторону в творчестве писателя: «Как народ, он всегда мыслитель, всегда искатель, творит сердцем и потому творчески  религиозен. Он закрепляет истину, что подлинное, национальное искусство – «Веленью Божьему послушно», по вдохновенному завету Пушкина». Поиск героями жизненной правды – это, по сути, поиск «общей идеи», или того, что называется «Богом живого человека»; не находя этого, они обретают пустоту. [75]

Г. Ю. Филановский рассматривал Коврина как творческую личность, а само произведение – как эволюцию такой личности. Деятельность магистра исследователь считает «некой отдушиной», которая смягчает нежелание и невозможность приспособиться к вынужденным обстоятельствам. [76]

Несмотря на разнообразие всех существующих трактовок, они вряд ли способны дать исчерпывающее объяснение смысла рассказа, поскольку не учитывают специфику художественного мира чеховских произведений, то особое видение жизни, которое было свойственно писателю. Мы считаем целесообразным рассмотреть «Чёрного монаха» с точки зрения концепции творчества: глубокое понимание этого феномена, свойственное А. П. Чехову, поможет расширить границы и в восприятии самого рассказа.


Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 901; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!