НАСТУПЛЕНИЕ В РЖЕВСКОМ НАПРАВЛЕНИИ, декабрь 1941 – январь 1942.
Наконец, наступил долгожданный момент: получили приказ подготовиться к выступлению к утру 27 декабря. Мне комбат предложил идти в медсанбат, но я упросил его разрешить мне двигаться вместе со своим батальоном. Погрузился вместе со штабом на автомашину, занял своё место в колонне. Движение в колонне затруднялось мощным слоем снега. Был сильный мороз. В снегу бульдозером проложили траншею, поэтому мы были лишены маневра, двигались по ней, не имея возможности ни обогнать, ни остановиться. Если какая-то из машин останавливалась, то стояли все, что следовали за ней. Мне приходилось очень тяжело, боли в желудке усилились. При каждой остановке бегал за ближайшее дерево, но облегчение это не приносило. Через некоторое время движение ускорилось, наши полки прорвали оборону противника и мы воспользовались расчищенными им дорогами. В это время мне было приказано взять три связиста, два телефонных аппарата, телефонный провод и установить связь с одним из подразделений дивизии Связь мы установили быстро, снега на открытом месте было меньше и идти было не так трудно. Оставив связистов на связи, вышел снова к дороге, около которой у раскаленной бочки в дырявом сарайчике отогревались бойцы. Вдруг заметил в движущейся колонне машину нашего хозвзвода, а на ней помощника комбата по снабжению. Крикнул ему, чтобы дал чего-нибудь поесть. Он на ходу бросил мне большой кусок сливочного масла, пару буханок хлеба и несколько мёрзлых солёных селёдок. Подошли несколько бойцов из нашего батальона, пробились ближе к раскалённой бочке. Отогревали масло, хлеб и рыбу и с аппетитом ели всё подряд. Я подумал, что теперь мне каюк. На полудиете был около месяца – не помогло, а теперь, что же будет?! Но как говорится голод не тётка. Да и аппетит зверский появился. Прошло несколько часов, с желудком, конечно, ещё не совсем наладилось, но было уже лучше. Прошло ещё пару дней. Питался тем, что попадалось под руки, а с желудком всё лучше. Можно подумать, что я не о том пишу: тут боевая сложная обстановка, а я о своём желудке распинаюсь. Но меня можно понять: я ожил, снова вступил в строй, обрёл возможность полноценно выполнять свои обязанности. Вот только чудо с выздоровлением казалось непонятным. Врачи говорят, что никакого чуда не было, а было высшее нервное напряжение, которое и помогло справиться с болезнью.
|
|
|
А теперь об обстановке. Она была сложная. Наши части после прорыва закрепляли успех, но противник отчаянно сопротивлялся. Были его контратаки и временные прорывы. Одним словом, бои были упорные. Нагрузка связистам была огромная. Штабные дела я поручил помощнику, сам по поручению комбата и без такового метался от одного направления связи к другому. Лишь бы обеспечить связь командования дивизии с полками. И только через два-три дня стало легче, сопротивление противника было окончательно сломлено и мы быстро двигались вперёд.
|
|
|
Накануне Нового года обосновались в небольшой деревне. Штаб и хозчасть прибыли туда с утра, я пришёл к вечеру. Был развёрнут батальонный пункт питания. В ход пошли заготовленные заранее пельмени. Новогодний ужин организовали так: связисты резервного взвода заменяли взвод, обслуживающий направление к одному из полков, а те приходили на пункт, выпивали новогоднюю чарку водки, ели пельмени и быстренько возвращались на свою линию.
Так до полуночи накормили всех, кто мог прибыть на пункт. Остальным развозили или разносили еду в термосах. Помню, только я успел поужинать, в избу забежал подросток из местных жителей и сказал, что в одном доме неподалёку немецкие офицеры готовили новогоднюю ёлку. Комбат отправил меня посмотреть. Мы пошли втроём, смотрим: в горнице развёрнут стол, на нём маленькая ёлка и бутылки разных вин с соответствующей закуской. Разноцветные красивые этикетки на бутылках как бы приглашали отведать содержимое, но мы воздержались: вино и еда могли быть отравленными. В комнате вокруг нетронутого стола был беспорядок. Видать наше наступление застало немцев врасплох. Разбросали одеяла, постельное бельё и даже некоторые предметы обмундирования. Отдохнув немного, с рассветом я ушёл на узел связи. Потом мне рассказывали, что утром всё-таки рискнули попробовать немецкие вина (вернее французские) и прочие яства. Говорят, было очень вкусно.
|
|
|
ВЗЯТИЕ ГОРОВАТКИ 2.01.42г., ШТУРМ ДЕШЁВОК с 14.0142г. ПЕРЕДАЧА 220-ОЙ СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ В 30 -УЮ АРМИЮ с 23.01.42 ( КОМАНДАРМ ЛЕЛЮШЕНКО); ПРИСВОЕНИЕ ЗВАНИЯ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ; НАЗНАЧЕНИЕ ЗАМОМ КОМБАТА. 1942, ЯНВАРЬ-ФЕВРАЛЬ,
Здесь мы дня на три задержались, немного доукомплектовались и снова пошли вперёд. Задача для дивизии была поставлена однозначно: развить успех и сходу овладеть городом Ржевом. Наступление сначала проходило успешно, но вскоре дело застопорилось. Немецкое командование, да и сам Гитлер Ржевскому плацдарму придавал большое значение и сильно укрепил подступы к городу. С жестокими боями наша дивизия заняла деревню Гороватку и остановилась перед немецкими укреплениями в районе деревеньки Дешёвки примерно в двадцати километрах от Ржева. Ирония судьбы, как говорится. Эта деревня Дешёвки очень дорого обошлась нам при неоднократных попытках прорвать вражескую оборону.
|
|
|
Штаб дивизии расположился в деревне Гороватке. На её окраине разместился узел связи и штаб нашего батальона. Здесь, как мне помнится, пробыли около двух месяцев. Под жилое помещение оборудовали бывшее овощехранилище, отстоявшее от окраины деревни в двухстах метрах. Деревня стояла на бойком месте у развилки дорог и часто подвергалась воздушным налётам. Нам приходилось тоже туго. Около нашего расположения, обложившись специальными блоками, заняла боевую позицию зенитная батарея, которая часто подвергалась воздушному нападению противника. И нам заодно доставалось. Первые недели было очень тяжело с питанием. Нашу дивизию в это время передали в 30 -ую армию и получилась какая-то неувязка: в одной армии со снабжения сняли, а в другой ещё не поставили. Питались мы почти исключительно конским мясом, подбирая у дороги подбитых лошадей. Старшины рот буквально дежурили у дороги, чтоб заполучить убитую лошадь. Вначале как–то ещё съедали свою порцию, а потом буквально кусок в горло не лез. Убедившись, что такая еда не выход, поискали среди бойцов и командиров хорошего повара. Нашёлся такой, говорят, в каком-то московском ресторане работал. Раздобыли где-то немного жира и он стал готовить отбивные котлеты. Но не так просто их было приготовить из мяса коня - работяги да, может быть, ещё пенсионного возраста. Отбивали твёрдый, как подошва, кусок конины всем миром. Получалось что-то более съедобное и мы немного ожили.
Через некоторое время снабжение наладилось, на ноги стали крепко. В это время в нашем батальоне случилось ЧП. Пошли на линию связи командир третьей телефонно-кабельной роты старший лейтенант Кравченко и комсорг этой роты сержант Беркович. Пошли и не вернулись. Как в воду канули. Тщательные поиски их нашими силами и разведчиками результатов не дали. Нельзя ничего, конечно, утверждать определённого, но у особистов сложилось мнение, что командир роты перебежал к немцам. Командиры нашего батальона тоже склонялись к этому мнению: Кравченко не имел среди нас авторитета. Прямых улик не было, но какие-то двусмысленные неопределённые разговоры он заводил. Если это так, то жалко сержанта Берковича: он- то был евреем и к фашистам добровольно перейти никак не мог.
Гражданское население деревни обитало в землянках, вырытых ими в огородах ещё при немцах. Во время затишья с наступлением темноты некоторые жители выходили на улицу, завязывались беседы. Рассказывали, как обращались с ними фашисты во время недолгого хозяйничанья в деревне. Плохо обращались. При малейшем подозрении стреляли и бросали гранаты в землянки. Раза два к нам приезжали с концертами артисты. Преимущественно поздно вечером. Кому посчастливилось, собирались в самой большой избе, набитой военными и гражданскими, как селёдками в бочке. Однажды даже старшие школьники устроили вечер самодеятельности. Хороший был вечер, весёлый. Но кончился этот день трагически: часть детей задержались в избе, а к утру налетели вражеские самолёты и открыли пулемётныё огонь по побежавшим в землянки детям. Считалось, что в землянках безопаснее. Одна девочка была убита, а двое легко ранены. Жалко их было, ведь только накануне вечером они получили отдушинку, радостно веселились, а сегодня трупик и ранения. И кого? Невинных детей.
С этим периодом фронтовой службы связано ещё два события, имеющих отношение ко мне лично. Первое – это перевод на повышение нашего комбата майора Козея. По этому поводу устроили проводы, собрались за столом свободные от службы командиры. Выпили, закусили, дали напутствие. В ответной речи Козей наказывал блюсти традиции батальона (у нас действительно был сплочённый и дружный коллектив) и лестно отозвался о моей персоне. Затем объявил приказ комдива: командиром батальона назначался капитан Осадчий (он был замом), а заместителем назначили меня. Начальником штаба батальона ст. лейтенанта Кондакова. Но это было официальное объявление приказа, о котором мы знали, а вот следующий приказ был для меня сюрпризом. Мне присваивали очередное воинское звание: старший лейтенант. Для меня это было полной неожиданностью. В мирное время это звание присваивали через четыре года после предыдущего присвоения, а тут прошло всего пять месяцев. Но таков закон войны: воинские звания присваивать в соответствии с занимаемой должностью.
Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 460; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!