Отражение революционной эпохи в повести А. Платонова «Котлован». Традиции Ф.М. Достоевского в повести.
Ф. М. Достоевский — великий учитель и предтеча мировой литературы XX века. Бывали десятилетия, когда он был популярнее на Западе, чем в России. Он был изрядно вестернизирован и имел массу подражателей и последователей. От Джойса и Пруста до Сартра. Однако только в лице А. Платонова его эстетика нашла своего истинного и глубокого знатока и ценителя. Платонов вырос из почвы, которая питала Достоевского, из той исповедательной традиции русской литературы, восходящей к «Молению» Даниила Заточника и к «Повести о Горе-Злосчастии». Одновременно язык, которым они говорят о своих героях, часто представляет собой область, лежащую за пределами литературы. Он полон канцеляризмов. И у того и у другого писателя он кажется соткан из грамматических неправильностей, и в паутине его мыкаются персонажи. Однако на уровне композиции, точнее внутренней структуры произведений обоих авторов, гораздо четче прослеживаются черты их различий. Так, у Достоевского литературоведение отмечает, что действие его романов совершается как бы в плоскости двух осей: вертикальной и горизонтальной. На горизонтальной оси расположены пространство и время. Там происходят события и хранится инвентарь романа. Вертикальная ось принадлежит вечности. По ней герои устремляются с земли на небо или с земли в ад. Уже поэтому мир Достоевского неоднороден. В середине персонажи «вертикальные», как, например, Раскольников и Соня. А по краям — фигуры, выхваченные из быта и помогающие придать всему этому характер принятого в XIX веке романа. На своих задворках Лужин и Раки- тин могут существовать с удобствами и даже с известным комфортом. По отношению к фигурам, не втянутым в глубинные связи, восстанавливается положительный смысл мировых законов, в центре поминутно обрываемых.
|
|
|
У Андрея Платонова вертикальные движения отсутствуют. Существует только горизонталь. События и вещи рядоположены и материальны. Время сыпуче, как песок, и заметно только в связи с «общим оскудением организма». Человек словно песочные часы. Силы и жизнь высыпаются из него, некому его перевернуть. У Платонова нет центра. У него все — периферия, все — второстепенное, «все — черненькие, все — прыгают». Отсюда это томление и вялость персонажей. И роман Достоевского, и повесть Платонова имеют определенное сходство с книгой Апокалипсиса. Хотя это сходство нельзя преувеличивать. Скорее, есть тенденция к сходству. У Достоевского апокалипсис — внутреннее свойство его прозы. Он всегда происходит в центре, где опустошение наступает немедленно, и там, в ядре романа, все апокалиптически гибнет, гибнет там, где сильнее всего действуют связи с небом и с адом, там, где зона повышенного жара. А на периферии быдло спокойно щиплет травку. С точки зрения человека, заглянувшего в эпицентр романа, намерение Лужина жениться или стихи Ракитина («Эта ножка, эта ножка, подвернулася немножко») звучат совершенно так же, как вздохи мертвеца на кладбище. На периферии мертвецы еще не чувствуют себя мертвецами и вот, значит, сочиняют стишки, заказывают у портного модное платье, женятся.
|
|
|
У Платонова в «Котловане» Чернобыль уже произошел навсегда. Состояние, в котором мы застаем его героев, намного понятнее и доступнее нам, людям конца XX столетия, чем современникам писателя. Живые мертвецы населяют все пространство повести. Это Лазари, уже умершие и вдруг на короткий миг ожившие. Они сохранили привычку мертвых людей спать в гробах и не пугаться покойников. Котлован, словно братская могила, в которую канули навек хилые, неприспособленные и ненужные миру ростки жизни. Это души слабые и несосредоточенные, неподверженные страстям, но в основе своей добрые. Поэтому если исходить из православного представления о посмертии из категорического деления на ад и рай, то они примыкают к тем, которые могут спастись. Все попытки подражать Достоевскому, которые известны в большом количестве, терпят крах и сплошь и рядом приводят к каким-то вариан-
|
|
|
там подполья. Но подполье — это порог, который Достоевский как- то проходит. Проходит его и Платонов. Но время его — время после апокалипсиса, и там, где у Достоевского совершается какое- то чудо, у Платонова происходит вялый излет бытия человека. Достоевский взорван и искажен, но только для того, чтобы засветились какие-то внутренние пласты.
Платонов уже испил из источников Персефоны и утратил память о мировых катаклизмах. На глинистое дно котлована падает серый свет и освещает тела, которые копошатся на дне его и ничего не просветляет их души. В русской литературе нет более близких друг другу писателей, чем Платонов и Достоевский. И нет более разных по своему взгляду на конечные цели существования человека и мира.
Дата добавления: 2018-02-18; просмотров: 1130; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!