Как сохраняется род и дух рода



Мужчина нарабатывает духовные ценности, делится ими с женщиной. А она уже вместе с молоком должна передать их своим детям. Так через женщину сохраняются род и дух рода. Берегиня – так называли женщину-мать в древней Руси. Слышите: Бе-ере-еги-иня! А мы ее на подиумы, в модели, в дома терпимости... на продажу. Женщина-мать, берегиня стала товаром.

Так Запад нас преобразует.

На Руси всегда поклонялись матери, роженице: мать сыра земля, матушка, кормилица. К женщине обращались: лада, ладушка, лебедушка, берегиня. Не случайно мать – Богородица стала покровительницей России.

Где еще в мире был такой культ женщины? В Англии женщину называют woman – и все. Во Франции – мадам, мадмуазель. В Испании – сеньора. А у нас – ладушка, матушка, лебедушка, берегиня.

Разбросались мы своими ценностями. И опустили женщину-мать до положения безличного «вумэн».

 

* * *

Сегодня 11 апреля. Тепло. Но снега – по уши. Иногда выглядывает солнышко. И днем и ночью, с небольшими перерывами, проносится шквальный ветер. Тропу топчу каждый день. Видел первого бурундучка. Шустро вынырнул из снежной норки и, увидев меня, шмыгнул на дерево. Значит, настоящая весна не за горами, она уже где-то рядом прихорашивается. Подождем первого цветка, проклюнувшегося из-под снега. Я даже знаю, где он появится. Там их целая семейка притаилась под лесной подстилкой. Пригреет покрепче солнышко, и они выстрелят. Вначале один – на пробу, как разведчик, а за ним и все остальные. И вынырнув из под снега своими белыми венчиками, обрадуются: ура, солнышко!

Карма

Карма – это закон который не наказывает и не награждает. Он просто есть. Именно человек делает свой выбор. И в зависимости от своих действий или наказывает себя страданиями, болезнями и потерями, или живет в радостном самопознании. Так же и Бог никого не наказывает. Мы сами себе выстраиваем ад или рай. И вся наша настоящая жизнь есть следствие наших прошлых жизней. И если уж мы страдаем, болеем, если судьба бьет нас со всех сторон, значит мы заслужили именно такую жизнь. И не надо искать причины всего, что с нами происходит, вовне – они все внутри нас. Мы их когда-то породили, и мы собираем и вкушаем плоды этого порождения. Без понимания этой истины поиски внешних врагов и причин всех наших несчастий обрекают нас на вечную войну друг с другом.

Мы окружены божественным светом любви, мы плаваем в нем. Но он никак не может пробиться к нам внутрь, к нашим сердцам потому, что мы превратили свое тело во внутреннюю тюрьму. Закрыли все окна и двери на железные засовы. И страдаем, и стонем, и показываем всем, как нам плохо. Сорвите засовы, откройте окна и двери, наполнитесь божественным светом любви. И тогда наступит рай на земле. И исполнится истина, принесенная Иисусом Христом 2000 лет тому назад. И каждый из нас тогда сможет возлюбить ближнего своего, как самого себя. И прибудет тогда в каждом человеке божественная истина. И каждый осознает, что в нас пребывает Бог и Бог есть свет. А пока в нас тьма, мы не будем любить друг друга. Тьма не может полюбить тьму.

 

Христово учение любви

Христово учение любви превратили в религию рабов. Каждый христианин изначально грешен, ибо рождается в грехе, живет в грехе и умирает в грехе. Поэтому от такой безысходности он вынужден идти в храм и стоять там на коленях в вечном покаянии. Ну и, естественно, платить служителям церкви – наместникам бога на земле, деньги за отпущение грехов. Ярким показателем духовного невежества христиан явились демонстрация и поклонение поясу святой Богородицы. А если бы нашли метлу, которой Христос подметал свой двор, – и ей бы стали поклоняться? Так внешняя атрибутика заслоняет внутреннюю, скрытую суть учения Иисуса Христа. Она укладывается всего в несколько строчек: «Возлюби бога своего всем сердцем своим, всем умом своим, всею плотью своей». И «возлюби ближнего своего, как самого себя».

И что, возлюбили? Наши патриархи друг другу руки не подают. А на некоторых патриарших соборах хватают друг друга за горло. Чего делят? Власть. А власть, в их понимании, это почет, поклонение, деньги, безбедная жизнь. Чего еще надо земному человеку? Поэтому до сих пор поклоняемся мы не духу и истине, а телу: мощам, поясу, волосу, гробу, зубу и т.д. И пребываем в темноте и духовном невежестве.

«Вы грешны оттого, что слепы…» – говорил Иисус Христос.

 

Пробки

Лучшего средства для возбуждения ненависти к высоким чиновникам, чем перекрытие дорог, не придумаешь. Это открытая демонстрация отношения их к народу, как к безголосому, бесправному быдлу.

 

Вася

Он сидел на берегу Байкала против длинных удилищ и обреченно смотрел на мертвые поплавки. Сухой, седоволосый, высокий дед. Я подошел.

– Что, отец, не клюет?

– Нет, не клюет, – ответил он, вскинув на меня белесые, словно выцветшие глаза.

И по акценту, и по виду его я понял, что передо мной иностранец.

– Откуда вы? – спросил я, подсаживаясь к нему.

– Я немец, – ответил он.

– О-о-о, там, наверное, рыбалка получше, чем у нас, там клюет, – сказал я.

Немец опять вскинул на меня глаза и усмехнулся.

– Там рыбалка не та, и рыба не такая, - сказал он.

– Отчего же?

– Там слишком много посредников между тобой и рыбой: удочки – пожалуйста, какие хочешь. И червяка могут насадить, и даже рыбу на крючок подвесят, какую хочешь. Там на каждой рыбе бирка: сколько сантиметров, какой вес и сколько стоит. Там ты несвободен. Все регламентировано. Здесь, в России, я могу спокойно поставить палатку на берегу Байкала или в лесу, и никто не придет и не заявит: этой мой берег, мой лес, убирайся! Здесь я чувствую себя свободным. Я напитываюсь этой свободой. Я не чувствую здесь себя кроликом, загнанным нашей хищной системой в угол. У нас там нет выбора. Здесь – пожалуйста. Вы, русские, просто не цените то, что имеете, и потому пытаетесь жить так, как на Западе. Вы просто не знаете, к чему стремитесь. Вы не жили там, и вам не с чем сравнить. Все те ценности и блага, которые пропагандирует Запад, это красивая реклама, обещающая рай, но не обольщайтесь. За этой красивой вывеской скрывается ад.

Здесь вот: я и Байкал, я и рыба. Захочет – клюнет. Если поймаю, то в моей воле отпустить ее или сварить из нее уху. Я свободен в поступках.

Услышать такой от иностранца было для меня полной неожиданностью.

– И часто вы бываете в России? – спросил я.

– Я люблю Россию, – сказал немец.

– Мне приятно слышать это от вас, – сказал я, – но одно непонятно: обычно все ругают Россию, считая ее дикой страной.

– Я много путешествовал, – сказал немец, – объездил большую часть мира, но нигде такого народа, как в России, не встречал. Вы особый народ, у вас другая душа, другая энергетика. У вас другой, особый дух. Я напитываюсь им, когда бываю в России, и мне хватает этой зарядки на год, иногда больше.

– Тогда почему бы вам совсем не переехать в Россию?

– Я немец, я по духу немец, потому что воспитывался в той среде. Я никогда не стану русским, сколько бы здесь ни жил. Это нужно родиться здесь, жить и воспитываться в этой среде.

– Да, убедительно, – сказал я, – вы, наверное, профессор философии?

– Нет, я инженер-механик. Когда-то давным-давно, когда вас еще на свете не было, будучи студентом, я приезжал в Россию. Мы дружили с русскими студентами. Отсюда и русский язык я выучил. Но связывает меня с Россией не это, а война. Я воевал против вас. Был солдатом вермахта. И тогда я впервые узнал, кто такие русские.

Он замолчал и посмотрел на меня выжидающе. Но я промолчал.

Однажды наша резервная часть зашла в русский городок, который был разрушен нашей артиллерией и авиацией полностью, продолжил он. От домов и зданий торчали остовы. Все взрослое население городка или сбежало, или было убито. Городок казался мертвым. Мы стояли здесь неделю, и за это время я не видел ни одного гражданского человека. Как-то при дележе мне не хватило продовольственного пайка, и я пошел на склад, чтобы получить его. Иду мимо развалин и вдруг вижу, на глыбе из-под фундамента сидит парнишка лет 10–11 в телогрейке, в суконных штанах, на ногах кирзовые сапоги. А у меня всегда при себе была шоколадка – на всякий случай.

– Эй, мальчик, – позвал я, – иди сюда, на шоколадку.

Он посмотрел на меня ненавидящим взглядом и не тронулся с места. «Не возьмет, – понял, – умрет, а не возьмет». Тогда я сам подошел к нему и положил шоколадку возле него на камень.

Через некоторое время возвращаюсь назад с пайком и вижу такую картину: вокруг паренька собрались семеро малышей от трех до пяти лет, не больше. И он делит им эту шоколадку. Увидев меня, малыши насторожились.

– Не бойтесь, – успокоил их паренек, – это добрый немец.

Разделил, а себе, я вижу, не взял ни крошки.

– Что же ты себе-то не отломил? – спросил я.

– Я не хочу, – ответил он.

– Но ты же голоден, я вижу: кожа, глаза да кости остались.

– Я не могу есть, пока они голодные, – сказал он. – Они еще очень маленькие и всегда хотят есть. А я потерплю, пока наши не придут.

Что-то всколыхнулось у меня в груди. Я снял свой ранец и вытряхнул все содержимое перед парнишкой. И увидел, как он побледнел.

– Вас как звать, – спросил он.

– Курт.

– А меня Вася. Спасибо, дядя Курт.

Детишки ошалело смотрели на кучу продуктов, и я думал, что они вот-вот бросятся на них и начнут запихивать себе в голодные рты хлеб, колбасу, шоколад. Но они стояли молча, глядя на продукты, на Васю, на меня. Наконец Вася достал из-за пазухи тряпицу, разостлал ее на камне, вынул из кармана штанов складнишок, взял булку хлеба, разрезал ее на ломтики по количеству детишек. Потом взял кусок колбасы и сделал то же самое. Ребятишки стали подходить к нему и он раздавал им хлеб и колбасу.

– А себе, Вася, почему ты себе кусочек не оставил? – удивился я.

– Я потерплю, – сказал Вася, – я не могу есть, пока они голодные.

– Но ты же умрешь так с голоду.

– Я не умру, я обязательно дождусь своих. И им не дам умереть, – сказал он, кивая на детей.

Я ожидал, что эти изголодавшиеся крохи мигом проглотят свои кусочки. Но то, что я увидел, потрясло меня. Они откусывали по маленькому-маленькому кусочку хлеба с колбасой и долго-долго жевали. Видимо, так учил их Вася. А одна малышка, съев примерно половину своего пайка, подошла к Васе.

– На, Вася, ешь, я наелась, больше не хочу.

Слезы сами собой покатились из моих глаз. Я побежал оттуда, чтобы дети не видели, как я плачу.

Я увидел, как из выцветших глаз старика потекли слезы. Он достал из куртки платок и стал вытирать их, пытаясь улыбнуться мне.

– Вот видите, как глубоко сидит, – показал он на грудь, – не могу вспоминать без слез. Будь проклята любая война, и пусть будут прокляты вовеки те, кто развязывает войны, кто сеет вражду и ненависть между нами. Курт вытер слезы, высморкался в платок и успокоился.

– С тех пор я стал собирать кусочки хлеба, колбасы, любые остатки пищи и носить их Васе. Мои товарищи смеялись надо мной. Они знали, что я очень любил собак. «Русских собак кормишь?» Если бы они знали, каких «собак» кормлю, меня бы, наверное, расстреляли, а их бы отправили в Германию или в концентрационный лагерь.

Когда наша часть стала отступать из города, я забежал к Васе попрощаться. Вместо семи я увидел пятнадцать малышек. Где только он их отыскал? Они сидели в подвале и что-то хлебали жидкое из алюминиевых чашек. Видимо, Вася умудрялся им что-то из чего-то варить. Я отдал ему накопленные продукты и обнял на прощанье. Он не сопротивлялся.

– Вася, как бы я хотел, чтобы у меня был такой сын, – сказал я ему.

– Дядя Курт, а вы приезжайте к нам в гости, когда кончится война и мы победим, – сказал он.

И вдруг я почувствовал, как кто-то тихо дергает меня за штаны. Я увидел у своих ног ту малышку, что предлагала Васе свой кусок хлеба.

– Дядя Курт, возьмите подарок, – пролепетала она.

И протянула мне вот эту куклу. Видимо, самое дорогое, что у нее было. Вот она.

Курт расстегнул куртку и достал из внутреннего кармана против сердца маленькую тряпичную куколку, в какие играли еще наши бабушки и прабабушки. Я протянул руку, чтобы взять ее и рассмотреть поближе. Но Курт горячо запротестовал:

– Нет, нет, нет, я никому ее в руки не даю, никому. К ней прикасались только руки той девочки и мои. Это моя святыня, мой оберег, моя память. Она постоянно со мной. Я даже спать ложусь с этой куклой. Когда я беру ее в руки, то вижу глаза этой девочки: большие, голубые. И я вижу, что это не человек – это ангел во плоти.

– И что, вы приезжали в этот городок, пытались найти Васю? – спросил я.

– Да, пытался, но у кого бы я ни спрашивал – никто не знал ни про Васю, ни про ребятишек. Видно, пришли после нас русские, определили малышей по детдомам. А Васю скорее всего в госпиталь. Я надеюсь, что он все-таки выжил. И куда его увезли, одному Богу известно. А о том, что он спас пятнадцать детей, Вася, видимо, никому не рассказывал. К тому же в вашей стране это, наверное, не такой уж исключительный случай. Если бы Гитлер был знаком хотя бы с одним таким парнишкой, как Вася, он бы никогда не пошел воевать против России. Народ, у которого такие дети, победить нельзя.

– А как вам нравится Россия после перестройки? – спросил я.

– Совсем не нравится, – сказал Курт. – Вы становитесь похожими на нас: такими же расчетливыми, рациональными. Бабушка, которая раньше могла усадить за хлебосольный стол и истопить баньку запросто так, от души, теперь считает каждое полено. И если ты иностранец, то тебя пытаются ободрать как липку. Теперь, чтобы напитаться вашим духом, я еду все дальше и дальше от центра, в глубинку. Здесь еще жив русский дух. Плыву я, например, на катере по Байкалу, дарю матросу значок с видом моего города, а он мне взамен снимает с рук позолоченные часы и дарит на память. Наши, европейцы, так бы никогда не сделали, а русские могут. В трамваях, автобусах, такси мне место уступают молодые люди, и я искренне рад этому. Русский народ – особый народ. Нельзя его подминать под рынок и тем более пытаться уничтожить, как это огласила однажды госпожа Тэтчер. Русский народ – это душа мира, это совесть мира, это дух мира. Уничтожь Россию – и мир рухнет.

Слова немца тронули меня до глубины души. Я встал, он тоже поднялся, и мы крепко обняли друг друга.

– Спасибо тебе, отец, за душевные слова про нас, за детей, за Васю спасибо.

Старик опять прослезился.

– Ну вот, подпитал и ты меня духом своим, – сказал он, вытирая слезы. – Теперь год-два еще протяну. Мне уже скоро девяносто стукнет. Всем говорю, что мне за семьдесят. И люди верят. А я уже дни считаю. Все надеялся Васю встретить. Каким он стал? Как сложилась его судьба? Не довелось. Теперь только там, – он показал на небо. – Я стал часто видеть его во сне. И почему-то таким же мальчишкой, каким я видел его в последний раз.

– Долгих лет жизни тебе, отец. – сказал я.

И, отвернувшись, быстро пошел вдоль байкальского берега. Я не хотел, чтобы этот человек видел мои слезы. Русские не любят, когда их слезы видят другие.

 

Отец и мыодно

Поскольку мы все едины в Боге, разные только формы и степени проявления сознания, поэтому вред, нанесенный другому и даже себе – это вред, нанесенный всем. Мы не отдельны, не часть этого мира, мы и есть этот мир. И это нужно осознавать. А вместе с этим осознавать и ту ответственность, которую каждый из нас несет за сохранение и процветание этого целого. «Я и отец мой одно». И в этом истина.

Но мы, как молекулы в Броуновском движении, тычемся туда-сюда в поисках истины. А она, оказывается, никуда от нас не уходила. Он всегда здесь.

 

Бурундучок

Встретил старого знакомого бурундучка, который осенью воровал у меня кедровые орешки. Он только что выскочил из норки и сел столбиком, ошалело глядя на снег, на солнце, на меня. Видимо, еще окончательно не проснулся.

– Ну что, старина, пережили мы с тобой зиму? – спросил я.

Он встрепенулся на мой голос и нервно подергал хвостиком.

– А где лето-то? – удивился он.

И правда, кругом снежище. Только бугорки на солнцепеке да камни оголились.

– Чего же тогда вылез так рано? – спросил я.

– Так ведь пора. У меня свой будильник.

– Есть-то что будешь? Орешки то поди все съел?

– Ничего, прокормимся.

Он взял в рот сухой лист иван-чая и начал жевать.

– Что, вкусно? – спросил я.

– Годится.

Покопался в подстилке, еще что-то пожевал. Потом умыл лапками свою мордочку, предварительно облизывая их, причесал свою шубку и замер, греясь на солнышке. Я не стал бурундучку мешать и пошел под свой кедр медитировать. Я медитирую, а он пристроился возле моих ног, роется носом в подстилке, что-то находит, ест. Посмотрит на меня одним глазом, и снова за свое.

Вдвоем уютнее и безопаснее. Сова не налетит, и соболь не подкрадется.

В это время просыпаются и медведи. Попробуй-ка прокорми его утробу. Поэтому весной они ходят голодные, оттого злые и очень опасные.

 

Мошка учит

На блокнот села мошка. Я попытался инстинктивно ее прихлопнуть. Но остановил уже поднятую руку и подумал: а ты можешь создать что-либо подобное? Лучше присмотрись к ней внимательнее, может быть, она тебя чему-нибудь научит. Я присмотрелся, и меня опять поразило: как это маленькое живое ничем не защищенное существо выживает в таком холоде, среди снега? Зачем-то ее мать природа создала? Ведь занимает же она какую-то свою нишу в бесконечной живой цепи матери природы?

Мошка вспорхнула и улетела.

– А ты так можешь? – спросил я себя.

 

Халява

Мыши съели все продукты, которые я оставил в палатке для случайного бедолаги: и хлеб, и орехи, и роллтон. Все это я подвешивал к самому верху палатки, к самому недоступному месту. Все равно достали. Сгрызли даже доску, на которую я случайно опрокинул роллтон. Казалось бы, для мышей-то пищи кругом навалом: и мох, и трава, и коренья. Нет. Здесь, в палатке, пищи много, искать не надо – халява.

Но животные – ладно, они как дети. Для них много пищи сразу в одном месте – подарок. Но почему более всех животных к халяве склонен человек?

 

* * *

Серое мглистое небо. И удивительная тишина. В ней чувствуется какая-то безысходность. Замолкли даже птицы. Мой знакомый бурундучок не вылез из своей норки, все живое попряталось. Природа словно затаилась в ожидании чего-то. Чего? Часа через два началось столпотворение. Задул шквальный ветер с мелкой ледяной крупой. Она больно хлестала по лицу. Пришлось лезть в палатку и тоже затаиться. В палатке сумрачно: ни читать, ни писать невозможно. Зато можно затопить печечку: станет тепло и уютно.

 

Медитация

Принял позу. Расслабился. Постепенно как бы вливаешься в состояние: бесконечное время, абсолютная гармония, вечное существование. Расширяешься до тех пор, пока духовным взором не охватишь всю Россию. Медленно, дыханием втягиваешь через нижнюю чакру грязную энергию России. И по позвоночнику через шишковидную железу отправляешь ее в огненно-белую сердцевину своего Божественного Я. Так делаешь три вдоха и три выдоха. На вдохе – тянешь, на выдохе отправляешь. Там весь негатив пережигается. Теперь делаешь наоборот. На вдохе тянешь энергию из огненно-белой сердцевины, из абсолюта, и на выдохе омываешь ею всю Россию. Делаешь три вдоха и три выдоха. Затем представляешь себе, как из огненно-белой сердцевины тянешь фиолетовую энергию и очищаешь ею всю Россию. Можешь при этом повторять аффирмацию: Россия есть фиолетовый огонь, что пылает, Россия есть чистота, что Бог желает. И так – сколько можете.

С помощью этой медитации вы можете участвовать в очистке России от астральной и ментальной грязи. Точно так же вы можете очищать и нашу матушку-землю, Солнечную систему, галактику и т.д. Точно так же вы можете чистить себя, квартиру, дом, поселок, город. Но прежде чем это делать, хорошо очистите себя. Пробуйте.

 


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 535; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!