Юридическая конструкция как способ практического осмысления позитивного права



Если принять за отправную точку исследования то видение юридической конструкции, которые мы кратко охарактеризовали выше (как процесса построения понятий на материале позитивного права) и перенести его на ход истории европейской юриспруденции, то о возникновение юридического конструирования в юридической практике мы можем отнести уже к XI-ХII векам, то есть ко времени начала освоения и интенсивной рецепции римского права в Западной Европе, в первую очередь, в Италии и Франции, где, по словам дореволюционного историка права П.Г.Виноградова, «снова возродилась научная догма»[29]. Фактически, этот прием появляется в инструментарии европейской юриспруденции в то самое время, к которому принято относить ее истоки[30].

Прием юридической конструкции начал постепенно складываться как фактически практикуемый в школе глоссаторов (XII век), а в развитом виде он сформировался в последующей школе постглоссаторов, или комментаторов (XIV век). Наконец, расцвет юридического конструирования приходится на XIX век, когда в Германии сформировалась целая догматическая школа, за которую некоторые авторы даже именуют «школой конструктивной юриспруденции»[31]. Эта школа и ввела соответствующее теоретическое понятие в ходе проблематизации мыслительных средств юридической деятельности - так называемой юридической техники[32].

В принципе, зачатки юридического конструирования начинают складываться в континентальной правовой традиции еще в XI веке, когда появились первые сочинения, посвященные разъяснению норм римского права: содержащие толкование терминов Институций и Дигест общие обозрения исков и сборники юридических правил (выборка отдельных норм из Дигест). Эти сочинения, фактически, исторически первыми выразили ту интенцию к концептуализации положений Corpus Juris Civilis, которая найдет затем свое широкомасштабное выражение и осмысление в работах последующих догматических школ и которая выступит образующей структурой всей догматической традиции правоведения[33].

Веком позже в Болонье образовалась целая юридическая школа глоссаторов, которая сделала разъяснение положений римского права основной целью своей деятельности[34]. Тем самым, глоссаторы положили начало последовательной, осознанной рецепции римского права, заложив основы юридической догматики как специального юридического метода прикладного осмысления позитивного фактически действующего исторически-конкретного права[35].

Исторически необходимость в осмысления положений римского права была вызвана ничем иным, как изначальными дефектами формы и содержания Corpus Juris Civilis[36]. Несмотря на то, что этот текст был создан в виде единого сборника юридических предписаний, он все же являлся результатом простого механического объединения этих правил, при том, что сами правила оставались прежними – казуальными, какими и были изначально созданы (в основном, как решения (ответы) юристов по конкретным делам). Таким образом, этот сборник изначально (для самих составителей) не являлся цельным, последовательным и систематичным выражением каких-либо общих принципов и понятий, но был результатом богатого юридического опыта, практики[37]. Как отмечается, сама идея систематичности и универсальности правового мышления была чужда римлянам, римское право и римское правовое мышление были исключительно ситуативны и в этом смысле стихийны: право было генетически имплицировано в казуистическую юридическую практику, а правовое мышление актуализировалось исключительно по ходу этой практики и «вслед» за ней[38].

Очевидно, что для глоссаторов Свод Юстиниана, в том виде, в котором он был воспринят, оказался фактически «непонимаемым» и, как следствие, неприменимым на практике[39]. Причина этого, как мы полагаем, заключалась в том, что средневековое правовое мышление сформировалось во многом под влиянием традиции категориальной Аристотелевой логики в ее схоластической интерпретации. Следуя этой мыслительной традиции, средневековые юристы, анализируя тот или иной конкретный правовой казус или правовой текст, стремились увидеть в нем частный случай определенного общего правила, подвести его под имеющиеся общие категории (абстракции), поскольку логические операции могли быть применимы только в отношении категорий. В этом состояло принципиально отличие средневекового правового мышления от римского: если римские юристы избегали обобщений и общих понятий, стремясь к конкретности, создавая самостоятельные правовые предписания всякий раз, когда возникала та или иная конфликтная ситуация, то средневековые правоведы, наоборот, боролись с конкретностью, стремясь преодолеть ее за счет соотнесения конкретной ситуации с системой категорий – единственных сущностей, с которыми могло оперировать мышление того времени.                 

В этом смысле рецепция римского права как превращение его в реальной действующий источник права представляла собой серьезную проблему, для решения которой требовалось разработка особых средств, в первую очередь, мыслительных, и первый шаг в этой разработке сделали глоссаторы.   

Для понимания особенностей мыслительной работы, которую осуществляли глоссаторы над текстом Corpus Juris Civilis, необходимо отметить, что их отношение к этому юридическому сборнику во многом повторяло отношение средневековых схоластов-теологов к текстам Священного писания[40]. В первую очередь это отношение выразилось в том, что глоссаторы в их работе по осмыслению римского права использовали тот же метод, который использовался теологами, а именно – метод диалектической схоластики. Другими словами, метод, который теологи использовали применительно к текстам Священного писания, был перенесен на тексты позитивного права. Это обстоятельство очень четко фиксирует П.В.Виноградов, который указывает: «Возрождение юридического образования представляет в своей основе приложение к праву того метода, который употреблялся новыми учеными Западной Европы при разработке всех богословских и научных проблем, т.е. так называемого схоластического метода. <…> Великим орудием научного прогресса являлся в это время диалектический метод, посредством которого формальная и универсальная логика анализирует понятия и строит силлогизмы. При помощи подобных приемов недостаточным и отрывочным классическим текстам сообщалась поразительная логическая стройность: это был своего рода шедевр искусства, в создании которого юристы приняли особое значительное участие. В то время как ученики богословских школ оперировали над св. Писанием и канонической традицией, а преподаватели словесности, опираясь на искаженные тексты Аристотеля, трудились над метафизическими, политическими и естественными науками, юристы изощряли свою тонкую диалектику на весьма ценном материале, на Corpus Juris. И так как юридическое мышление в значительной степени сводится к диалектическим различениям и соподчинениям, то уже на этой ранней стадии могли достигнуть замечательных результатов»[41].

Глоссаторы, рассматривая текст Corpus Juris Civilis как юридическую Библию, не допускали и мысли не только о внесении в него изменений, но и о критике его содержания. Их главной задачей было понимание (истолкование) данного правового текста как непротиворечивой системы смыслов – как ratio scripta, в котором нет и не может быть противоречий[42]. Деятельность глоссаторов базировалась на следующем принципе: для того, чтобы понимать Corpus Juris Civilis, его необходимо представить как целостный свод, построенный на принципах логики[43].            

Известно, что объяснение, понимание[44] любого текста является в конечном итоге его приведением, переработкой в такой вид, в котором он адекватен, соразмерен восприятию и мышлению толкователя[45]. Это тем более очевидно в тех случаях, когда содержание текста неопределенно, неупорядоченно, тематически неоднородно и разрозненно, как это имеет место в Corpus Juris Civilis. В своем изначально данном виде тексты, в том числе, правовые, условно говоря, «сопротивляются» пониманию, и само понимание превращается в специальную интеллектуальную работу, которая в конечном счете «отпечатывается» на смысле текста.

Другими словами, для того, чтобы начать понимать текст, его необходимо как бы «приготовить» для понимания. В этой связи понимание текста неразрывно сопряжено с наложением на него такой «размерности», привносимой извне, со стороны понимающего субъекта, которой нет в изначальном тексте. Приведение текста в вид, соразмерный упорядоченному и упорядочивающему мышлению, неразрывно связано с упорядочиванием самого исходного текста. Поэтому оборотной стороной любого толкования, объяснения является внесение в изначальный материал определенных упорядочивающих структур мышления, которые неизбежно искажают этот материал[46]. Можно говорить, что после истолкования рядом с изначальным текстом возникает его «двойник» - понятый, упорядоченный текст, который замещает собой изначальный текст. Отличие текста-двойника от текста-оригинала состоит в том, что смыслы, содержащиеся в «двойнике», далеко не всегда совпадают с теми, которые были изначально закреплены в оригинале, и в этом смысле, понятый текст, текст, трансформированный пониманием, всегда отличается по смысловому содержанию от оригинала.

Для целей настоящего исследования важен тот вариант возможного отличия, при котором текст в процессе и в результате понимания направленно развивается, то есть его содержание дополняется такими смысловыми структурами, которые отсутствуют в оригинальном тексте и привносятся извне, в результате специальной мыслительной работы[47]. Значимость этого отличия состоит в том, что именно таким образом особенности понимания как акта упорядочивания текста в полной мере проявились в деятельности глоссаторов и, затем, постглоссаторов, которые получили в качестве исходного материала беспорядочно составленный сборник конкретных казусов, перемежающихся более или менее общими правилами, пояснениями, историческими фактами, просто пробелами и, наконец, противоречиями. «Поэтому возникла потребность создания метода правового анализа и синтеза, который, с одной стороны, создавал бы отвлеченные и вечные правовые принципы вне контекста юридической практики (в отличие от традиции римской юриспруденции - Д.П.), а с другой – на их основе «примирял» бы противоположные суждения. <…>. Отвлеченные правовые принципы, или юридические максимы, были призваны решить задачу систематизации права»[48].  

Глоссаторы, стремясь привести римское право в вид, «соразмерный» для понимания, занимались, в основном, устранением терминологических неясностей и противоречий в тексте Свода Юстиниана. Обнаруживая, что один и тот же термин в разных частях Свода имел различное содержание, они стремились дать этому объяснение – находя такое общее и единое значение этого термина, по отношению к которому все отдельные значения выглядели бы как непротиворечивые частные выражения этого общего значения[49]. По ходу этой деятельности стала складываться система абстракций, к которым сводились предписания римского права, поскольку только за счет такой системы Свод Юстиниана мог выступать как понятный юридический текст и как применимый на практике источник права.

Именно в этом – в создании целостных абстракций на материале разрозненных юридических предписаний для целей их осмысления – впервые выражается деятельность по созданию юридических конструкций. Юридическое конструирование здесь возникает именно в своем процессуально-генетическом виде - как процедура построения целостных образований (понятий) из разрозненных, отдельных предписаний римского права, а также соединения этих понятий в систему.        

Этот момент четко отмечает и С.А.Муромцев: «Здесь вновь мы встречаемся с систематизирующей тенденцией – с потребностью собрать вместе однородный материал, разбросанный на всем пространстве Дигест. Многие места, говорившие об одном и том же, глоссаторы приводили в определенное соотношение; одно место признавалось за подтверждение другого, или же одно выводилось из другого как его следствие, или же два места, взаимно пополняющие одно другое, объединялись в общем правиле. Противоречивые места толковались так, чтобы устранить самое противоречие. <…> Под пером глоссаторов укрепилось окончательно то отношение к памятникам римского права, которое должно существовать относительно каждого действующего законодательства, но которое помешало вполне верному пониманию этого права. <…> совершенно искренно глоссатор признал идеалом своего времени право, которое было написано шесть веков до него у другого народа и при других условиях; столь же искренно он верил в полную внутреннюю гармонию этого права, не подозревая возможности противоречий в нем, и каждое видимое противоречие пытался устранять путем толкования. <…> По поводу каждого титула, служащего предметом объяснения, автор суммы (наиболее распространенного жанра литературного творчества, в котором выразилась систематизирующая интенция глоссаторов, - Д.П.) старался обыкновенно собрать вместе все определения Юстинианова законодательства, относящиеся к данному предмету, и излагал их в правильном порядке, начиная с объяснения главных понятий и переходя постепенно к частностям; местами выказывалось также желание привести отдельные титулы в связь более крепкую, чем та, которая была сообщена им юристами Юстиниана, и таким образом переступить за тесные пределы отдельного титула. Прогресс анализа и отвлечение составляли оборотную сторону прогресса систематики.»[50].

Таким образом, исходя из аксиоматической посылки о высшей разумности и смысловой завершенности римского права, глоссаторы фактически положили начало процессу создания юридических конструкций как той понятийной надстройки, при рассмотрении сквозь которую Юстинианов свод представлялся как система - сборник понятных и непротиворечивых правил, подчиненный определенной логике строения и содержания[51]. В этой связи, давая общую оценку деятельности глоссаторов, А.Стоянов отмечал: «От объяснения отдельных законов высшие, теоретические требования ума повели юристов к логически связанному изложению целых учений в тех же законных пределах источников. Это элемент догматический. Кроме того, юридическая литература начала XIII столетия представляет попытку излагать учения римского права самостоятельно, не придерживаясь порядка титулов и книг свода. Здесь зародыш элемента систематического. Таким образом, глоссаторы напали на те живые стороны, которые должны быть в методе юриспруденции как науки в истинном смысле слова. Изучение положительного права не может обойтись без экзегезы (толкования – Д.П.), без догматической и систематической обработки. Здесь выражаются основные, неизменные приемы человеческого ума, которые называются анализом и синтезом»[52].                

Но – и это необходимо подчеркнуть – проявляется отмеченное нами трансформирующее воздействие понимания текста на сам текст: глоссаторы, формируя указанную понятийную надстройку, тем самым фактически подвергали римское право преобразованию, поскольку на практике применялось не «чистое» римское право, а исключительно глоссированное. Глоссаторы искажают римское право за счет призмы созданных ими понятий, сквозь которую оно теперь стало пониматься и применяться. Именно в данном моменте, как мы полагаем, и проявляется практическое значение применявшегося ими приема юридического конструирования как создания понятий.

«Самый текст римских памятников все еще был мало доступен для заурядного юриста, и римское право познавалось через посредство глоссы. <…> Глоссаторы составили неприкосновенный авторитет для своих последователей. «Думаешь ли ты, что глосса хуже тебя понимает закон?» - так было бы отвечено каждому, кто вздумал бы тогда сослаться не на глоссу, а на личное понимание закона. Так как текст римских сборников был известен только через посредство глоссы, так как на авторитете глоссаторов покоилось само доверие к римским постановлениям, то само собой установилось, что римские сборники применялись на практике вообще в тех пределах, в которых они были глоссированы…[53]». Другими словами, на практике фактически происходило постепенное замещение и вытеснение римского права его «двойником» - глоссированным римским правом, то есть понимаемым исключительно через систему тех абстракций, посредством которых глоссаторы осмысливали «чистое» римское право.

Таким образом, столкнувшись с проблемой понимания и применения неясных и противоречивых положений римского права, глоссаторы положили начало процессу его категоризации, то есть наложению на него «упорядочивающих структур» - понятий, наличие которых является обязательным условием понимания как такового. Поэтому именно здесь мы можем говорить о начале становления приема юридической конструкции, который заключался в построении на материале норм римского права тех упорядочивающих структур (абстракций), которые позволяли рассматривать римское право как непротиворечивую систему. Другими словами, юридическое конструирование необходимо отождествить с конструированием понятий на материале норм позитивного права. Этот процесс, начало которому было положено в Средние века глоссаторами и схоластами, выступит впоследствии как несущая схема для всего континентального правоведения[54].                                        

Выразившаяся в деятельности глоссаторов тенденция формирование упорядочивающих структур, сквозь призму которых римское право представало как система и соответствующим образом применялось, утвердилась в ходе деятельности постглоссаторов (XIII-XV вв.). При этом следует отметить и некоторые важные особенности целевой ориентации этой деятельности, отразившиеся на ее результатах – юридических конструкциях.   

Глоссаторы изучали римское право, главным образом, с академической точки зрения и лишь во вторую очередь в целях его практического применения[55].Постглоссаторы же в ходе осмысления глоссированных римских норм видели в них исключительно инструмент юридической практики, ориентируясь на необходимость решения задач своего времени.

Поскольку ко времени существования школы постглоссаторов несоответствие норм Corpus Juris Civilis практическим потребностям средневекового общества проявилось в максимально четком виде, перед постглоссаторами встала задача, которую мы бы сейчас назвали законотворческой. Они должны были создать новые юридические нормы, которые, с одной стороны, внешним образом базировались на непререкаемом авторитете римского права, а с другой – были бы рассчитаны на регулирование совершенно иных отношений и поэтому имели бы иное, новое, неизвестное римскому праву, юридическое содержание. «Они (постглоссаторы – Д.П.) были заняты мыслью подчинить римским нормам отношения современной жизни; отчасти непреднамеренно, отчасти с полным сознанием совершаемого, комментаторы извращали истинный смысл римских норм, желая сделать их вполне пригодными для разрешения споров нового происхождения[56]. Юридический идеал должен был войти в компромисс с действительностью и из компромисса вырабатывалось право, по имени и по теоретической окраске римское, по практическому применению – современное. <…> Извращение римских идей, предпринятое в видах юридической конструкции на римский лад феодальных отношений, извращение, известное уже глоссаторам, представляет лишь один из примеров этого рода…»[57].

В ходе своей деятельности постглоссаторы, как и глоссаторы, применяли прием восхождения от конкретных, фактически наличных норм римского права, к абстракциям, - понятиям, которые были созданы ими на материале римских норм. Создание этих понятий осуществлялось за счет того, что нормы римского права рассматривались ими как отдельные, частные выражения системы понятий, изначально якобы заложенных в Юстинианов сборник. Таким образом, они создавали свои абстракции путем своеобразного «достраивания», дедуцирования понятия как общей посылки из содержания множества частных посылок - фактически данных юридических норм. Но, в отличие от конструкций глоссаторов, конструкции постглоссаторов разрабатывались изначально в расчете на такое истолкование римского права, которое позволяло бы достичь определенного, заранее известного регулятивного результата. Юридическое конструирование отталкивалось от видения этого результата и обращалось к позитивному праву, которое толковалось посредством создаваемой конструкции таким образом, чтобы привести к требуемому результату[58].

Такую деятельность можно уподобить восстановлению целого по его части или, говоря языком логики, восхождению от конкретного к абстрактному. Для средневековых юристов этот процесс рассматривался как следование принципам логики Аристотеля (в трактовке средневековых комментаторов-схоластов) о выведении «максимальных посылок» из «отдельных посылок»[59].  

Созданные конструкции использовались постглоссаторами как источник для дедуцирования из них как раз тех новых норм, которые были им необходимы для разрешения казусов их времени. Таким образом, мыслительная деятельность постглоссаторов может быть разложена на два разнонаправленных процесса: восхождение от конкретных норм к абстрактным понятиям и нисхождение от абстрактных понятий к новым нормам.

Именно эта деятельность составляет принципиальную мыслительную основу юридической догматики и базовую схему юридического конструирования, потому что когда через семьсот лет Рудольф Йеринг, как мы покажем ниже, будет раскрывать понятие юридической конструкции, он фактически будет обсуждать именно эти два процесса: построение понятий на материале норм и выведение новых норм из построенных понятий.

Значение постглоссаторов в процессе становления юридической догматики и – одновременно с этим – всего континентального правоведения, состоит в том, что они, во-первых, жестко зафиксировали обязательный статус тех понятий, которые были выработаны до них глоссаторами[60]. Это еще в большей степени привело к тому, что римское право, его применение и его понятийное осмысление стали практически одним целостным образованием[61]. 

Характеризуя социо-культурный контекст деятельности постглоссаторов, необходимо в первую очередь отметить расширение влияния идей Аристотеля, которое происходило благодаря, в первую очередь, признанию его авторитета церковной схоластикой[62].

Значение этого факта для истории правоведения состояло в том, что правоведы получили свод принципов (общих требований к рассуждению), правил (логических операций) и операторов (категорий), которые оказались исключительно удобными и в связи с этим востребованными для той деятельности по осмыслению и пониманию норм римского права, к которой фактически сводилось в то время все правоведение. С помощью Аристотелевой логики схоласты-теологи обосновывали теологические догматы, разъясняли Священное писание и опровергали многочисленные ереси, приводя их в противоречие со Священным писанием. С помощью этой же логики постглоссаторы приводили римское право в логически непротиворечивую систему, преодолевали многочисленные противоречия, делали выводы из частных посылок, обобщали их и т.д. Можно утверждать, что логическая основа юридической догматики была сформирована в основном за счет логики Аристотеля, примененной в отношении норм римского права, а точнее, в отношении уже имеющихся глосс к положениям римского права[63].  

Так, отмечается, что «комментируя глоссы, они (постглоссаторы – Д.П.) стараются при этом внести в разбираемые ими юридические явления известный логический порядок, стараются свести юридические нормы к известным общим понятиям, из которых затем логически, дедуктивно, могли бы быть выведены понятия частные. Отсюда их – часто утомительные и бесплодные – divisiones и subdivisiones, distinctiones и subdistinctiones, ampliationes и limitationes – приемы, с которыми у нас соединяется представление о пустой схоластике и формализме. Но в то время за этими схоластическими приемами скрывалась глубокая и очень ценная сторона. Подобно тому, как в области средневековой философии схоластика обозначала пробуждение самостоятельного мышления, желание охватить мыслью все бесконечное разнообразие мировых явлений, познать их в виде логического целого, так и в области юриспруденции схоластический метод был первым опытом философского понимания права. Пытаясь представить всю совокупность правовых норм также в виде единого логического целого, дедуктивно выводимого из универсальных принципов, комментаторы этим самым в значительной степени положили основание нашей нынешней юриспруденции как науки»[64].

Итогом деятельности глоссаторов и постглоссаторов можно считать, таким образом, постепенное формирование такой понятийной надстройки над комплексом норм римского права, без которой оно стало не только неприменимо, но и немыслимо. Фактически был основан целый понятийный аппарат, образующий те мыслительные средства, при помощи которых римское право – практически единственное действующее право того времени в Европе – должно было мыслиться и применяться. Центральным принципом их деятельности, как мы показали выше, было подчинение неупорядоченного массива норм права требованиям системы, логики и абстрактного понятия. Можно утверждать, что в итоге была создана уникальная понятийная система, которая была, с одной стороны, дистанцирована от римского права по генезису и структуре, а с другой – еще более жестко подчиняла себе его. Подчинение выражалось за счет проникновения этой понятийной системы в профессиональное мышление юристов, юридическое мировосприятие за счет, в первую очередь, юридического образования[65].

Принципиальные отличия созданной постглоссаторами системы юридических понятий-конструкций от изначального римского права заключались в следующем.   

 Во-первых, с генетической точки зрения: реципированное римское право было порождено ничем иным, как стихийным потоком конкретных конфликтных ситуаций и событий семивековой давности. Напротив, понятия, построенные глоссаторами и постглоссаторами, базировались на упорядочивающем схоластическом Аристотелевом мышлении.

Во-вторых, с морфологической точки зрения: «чистое» римское право, как отмечалось, существовало в неупорядоченном виде, лишь в очень небольшой степени подвергнутом логической обработке. Догма же права, основанная глоссаторами и их последователями, была строго организованным логическим аппаратом, выстроенным в соответствии с заранее известным планом[66].     

Исторической реакцией на интенсивное и фактически открытое преобразование римского права постглоссаторами было возникновение так называемой «филологической школы» (XVI век), деятели которой стремились к восстановлению римского права в его изначальном историческом состоянии и к толкованию его именно в «очищенном» от глосс и более поздних наслоений виде[67].

Тем не менее, сложившаяся практика применения римского права в судах, все юридическое мировоззрение того времени были настолько жестко проникнуты итогами многовековой работы глоссаторов и постглоссаторов, что конечная цель филологической школы была достигнута лишь к XIX веку с работами представителей исторической школы юриспруденции[68].

Фактически, деятельность юристов филологической школы воспроизводила деятельность глоссаторов, поскольку и те, и другие рассматривали в качестве исходного материала римское право в его исходном виде, и те, и другие стремились разъяснить римское право, сделать его доступным для понимания. В результате интерпретация римского права филологической школой, как во времена глоссаторов и постглоссаторов, продолжала подвергать римское право внешней, понятийной систематизации, так что «в филологической школе систематизирующая тенденция сделала новые успехи. <…> при этом, разумеется, речь шла о системе с догматическим характером»[69].                     

С учетом изложенного, подытоживая общий ход развития европейского правоведения до XIX века, вполне можно согласиться с выводом С.А. Муромцева: «В юридической литературе непосредственным результатом рецепции была выработка догматического исследования римского права. Систематизирующая тенденция красной нитью проходит через всю историю юридической литературы начиная с XI века»[70].

Помимо этого, из проведенного исследования можно, на наш взгляд, сделать и еще один важный вывод. Мы полагаем, что обращаясь к феномену юридической конструкции, целесообразно выделять в ней две стороны – процессуальную и статическую. С процессуальной точки зрения юридическая конструкция выступает как мыслительный прием (процесс) – конструирование абстракции. Со статической точки зрения юридическая конструкция выступает как продукт этого приема (процесса) – сконструированная абстракция. При этом процессуальное понимание юридической конструкции не является самостоятельным относительно статического, поскольку юридическая конструкция как абстракция в своей «статике» является «овеществлением», которым завершается и в котором выражается юридическая конструкция (конструирование) как мыслительный процесс в его «динамике». Поэтому можно лишь теоретически выделять «статический» (собственно конструкция) и «динамический» (конструирование) аспекты юридической конструкции. Первое в данном случае не существует без второго, являясь его обязательным выражением, а второе не существует без и вне первого как способа выражения.

Значение предлагаемого различения процессуального и статического аспектов анализа видится нам в следующем. Рассмотрение юридической конструкции как статического образования позволяет рассматривать ее как элемент, «впечатанный в ткань позитивного права», как юридико-регулятивный инструмент. Собственно, это является традиционным для нашей науки способом отношения к юридической конструкции. Вместе с тем, рассмотрение юридической конструкции как определенного мыслительного процесса позволяет анализировать данный феномен с новых, ранее не обозначенных точек зрения, например, с точки зрения правил, условий и законов юридического конструирования, с точки зрения его логической формы (как процесса мышления), с точки зрения происхождения, становления и развития; будучи представлен в процессуальном виде, феномен юридической конструкции оказывается в одной плоскости с процессами, образующими юридическое мышление, он также становится соотносимым с проблематикой юридического знания (способов его получения и использования).

Таким образом, вводимый нами процессуальный аспект анализа юридической конструкции представляется достаточно перспективным направлением исследования, которое вполне может существенно развить и дополнить имеющиеся представления о данном феномене. Некоторые из множества вопросов, возникающих в связи с рассмотрением юридической конструкции в процессуальном плане, мы обозначим и затронем в настоящем исследовании.            

 


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 1364; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!