ОБХОДНЫЕ ПУТИ ЧЕРЕЗ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ ПРОМЕЖУТОЧНЫЕ ЦЕЛИ

В некоторых из вышеописанных случаев примитивного изготовления орудия обходный путь уже достаточно велик. Так, Султан тратит значительное время, обгрызая один конец палки, которую он намеревается вдавить в тростинку; тем не менее, заострение зубами конца палки есть деятельность, которая является совершенно лишенной смысла по отношению к цели, если ее рассматривать изолированно. В действительности подобное расчленение с трудом удается наблюдателю опыта; скорее он наблюдает «обгрызание, опять обгрызание, примеривание к отверстию тростинки, обгрызание, примеривание и т. д. «, как единый, внутреннее связанный процесс. Что покажет исследование, если сделать еще один шаг дальше?

В случае простого изготовления орудия, а следовательно, и в нашем примере, внешняя связь отрезка «изготовление» (обгрызание) с дальнейшим протеканием процесса (всовывание, употребление) является до некоторой степени тесной еще потому, что вспомогательное действие непосредственно направлено на материал, из которого изготовляется орудие. Если попытаться сделать составные части какого-либо действия еще более самостоятельными с внешней стороны, мы приходим к опытам, в которых животное должно поставить перед первоначальной целью (или конечной целью) предварительную промежуточную цельдругого рода. Эта последняя сама требует непрямого пути для ее достижения, чтобы после этого конечная цель стала доступ ной. И сдругой стороны: если рассматривать процесс до момента достижения промежуточной цели, взятый сам по себе, безотносительно к Дальнейшему его течению, то обнаруживается, что этот первый

185

обходный путь имеет еще меньше отношения к конечной цели и внешне выделяется, как совершенно особое действие. Опыт показывает, что мы выносим особенно сильное впечатление разумного поведения тогда, когда используются в замкнутой форме «обходные пути», в отдельных частях столь далеко уводящие от конечной цели, но в целом существенно необходимые. (26. III) Султан сидит у решетки и не может достать при помощи короткой палки, находящейся в его распоряжении, лежащую снаружи цель; между тем снаружи, приблизительно в 2 м в стороне от цели, но ближе к решетке, лежит более длинная палка параллельно плоскости решетки; ее тоже нельзя достать рукой, но можно притянуть при помощи короткой палки (ср. рис. 12).

Султан старается достать цель короткой палкой; когда это не удается, он безуспешно старается вырвать кусок проволоки, который выступает из решетки его помещения. После некоторого осматривания — в подобных опытах почти всегда наступают продолжительные паузы, во время которых животное обводит глазами все окружающее — он внезапно снова схватывает свою палочку, подходит с ней к тому месту решетки, против которого лежит длинная палка, быстро подтаскивает ее к себе при помощи своей палочки, схватывает ее, идет теперь уже назад, к тому месту, против которого лежит цель, и притягивает к себе эту последнюю. Начиная с момента, когда взгляд животного останавливается на палке, лежащей в 2 м в стороне и весь процесс образует единое замкнутое целое без пробелов и, несмотря на то, что подтаскивание длинной палки (промежуточная цель) при помощи короткой является действием, которое могло бы быть самостоятельным и

186

замкнутым в себе, наблюдение все же показывает, что это действие внезапно возникает из состояния беспомощности (поиски глазами), которую, несомненно, следует отнести к конечной цели, и что оно затем переходит без задержек в заключительное действие (притягивание конечной цели).

(12. IV) Нуэва подвергается испытанию втакой же ситуации; маленькая палка лежит перед решеткой с ее стороны, как раз против цели, большая — снаружи, несколько ближе к решетке, чем цель, приблизительно на расстоянии 1 1/2 м в стороне от нее. Так как Нуэва уже тяжело больна и совершенно лишена аппетита, она очень скоро прекращает всякие старания, когда не может достать цель при помощи короткой палки. Когда же мы добавляем несколько особенно привлекательных фруктов, она вновь приближается к решетке и осматривается вокруг себя; вскоре большая палка приковывает ее взгляд, она берет меньшую палку, подтаскивает с ее помощью другую на близкое расстояние и тотчас же при ее помощи подтаскивает также и цель. Протекание опыта не могло бы быть более ясным и единым.

Грандэ подвергается испытанию значительно позже (19. III. 1916). Она безуспешно протягивает короткую палку к цели, затем на короткое время оставляет опыт без внимания, снова возвращается, протягивает палку наружу, как прежде, затем спокойно усаживается на минуту у решетки, все еще против цели. Когда ее взгляд падает в сторону, на большую палку, она застывает на несколько мгновений без движения, фиксируя ее, но затем внезапно вскакивает, подходит к тому месту решетки, против которого лежит большая палка, притягивает последнюю при помощи маленькой палки и тотчас же при помощи этой большой — цель.

Подобное протекание опыта также не является чем-то само собой разумеющимся. Несколько минут спустя опыт повторяется; только теперь большая палка лежит против решетки, на том месте (только ближе), где прежде находилась цель, а эта последняя на прежнем месте длинной палки (только дальше). Грандэ опять безуспешно орудует короткой палкой и вскоре остывает, когда ничего не удается достигнуть; будучи подозвана к решетке, она садится против цели, спокойно осматривается вокруг себя, пока ее взгляд не останавливается на большой палке, и решает затем задачу, как раньше. То, что быстрое повторение опыта не приводит также к быстрому повторению найденного решения,

187

всегда является свидетельством трудности предъявляемых требований.

При испытании Хики в опыте была допущена ошибка. Попытавшисьдостигнуть цели при помощи короткой палки, она замечает большую, бросает первую, устремляется к большой и действительно схватывает ее и тотчас же с ее помощью достигает цели. Во второй раз длинная палкалежит дальше; под влиянием первого опыта животное подтаскивает ее сейчас же, пользуясь короткой.

Трудность этой операции гораздо лучше обнаруживают те животные, которые слабо одарены. Чего (1. IV. 1914) напряженно орудует одеялом, соломинками, пучками соломы, равно как и короткой палкой, которая с самого начала лежит против цели; однако, она не имеет никакого успеха, вследствие большого расстояния до цели. Длинная палка, лежащая на открытом месте, бросающаяся в глаза с такой силой, какая только возможна, и достижимая с помощью короткой палки без всякого труда, ни на мгновение не втягивается в ситуацию и после многочасового ожидания решение все еще не наступает, так что опыт приходится прервать. С совершенно отрицательным результатом протекает и его повторение весной 1916 года.

Если бы относительно Чего можно было еще предположить, что она не «заметила» длинной палки, то опыт с Раной исключает даже и это предположение. (19. III. 1916) Она неловко¹ протягивает короткую палку, затем идет в сторону к тому месту решетки, против которого лежит длинная палка, и пытается схватить ее. Все ее поведение может служить по смыслу эквивалентом двух положений: «С помощью короткой палки я не достигаю цели», «Там, снаружи, лежит длинная палка, которую я не могу достать рукой». Ни на один момент, по-видимому, животное не может рассматривать короткую палку, которая известным образом связана с конечной целью, как орудие для решения вспомогательной задачи. Наконец, животному оказывается помощь: чтобы помочь ему разрушить связь между конечной целью и короткой палкой и поставить эту последнюю в соотношение с длинной палкой, я перекладываю, когда Рана не видит, короткую палку в сторону от конечной цели, ближе кдлинной палке; эта операция продолжается, пока, наконец, маленькая палка не оказывается совсем

■У шимпанзе, по-видимому, существует корреляция между интеллектом и ловкостью.

близко к большой. Несмотря на это, Рана, л ишь тол ько она вновь схватила короткую палку, идет с ней назад вдоль решетки к цели и опять напрасно старается достигнуть ее при помощи негодного орудия: это животное явно не может использовать обходный путь «Короткая палка — Длинная палка — Конечная цель». Рана все снова и снова протягивает короткую палку к цели, хотя после оказанной помощи «обходный путь» может быть использован при минимальной затрате внешних усилий, точно так же, как курица все снова и снова тычется в ограду, по ту сторону которой лежит цель, хотя только маленькая кривая обходного пути уже привелабыеекцели. Создается именно такое впечатление, как-будто короткая палка удерживается невидимой, но интенсивной силой в первичном критическом направлении «цель — решетка» и поэтому не связывается никак со вторичным критическим направлением «длинная палка—решетка».

По ту сторону решетки опять лежит цель; в помещении животного на большом расстоянии от решетки к крыше прикреплена палка, и в стороне стоит ящик. Цель может быть достигнута с помощью палки, а палка — только с помощью ящика. Султан (4. IV. 1914) начинает с глупости, которая нам уже знакома, и тащит ящик к решетке против цели; после того как он путешествует с ним некоторое время, он оставляет его и начинает более осмысленно повсюду искать, очевидно, какое-нибудь орудие и только теперь замечает палку на крыше. Тотчас же он опять хватается за ящик, ставит его под палкой, влезает на него, срывает палку, спешит с ней к решетке и подтаскивает цель. Начиная с того момента, когда его взгляд в поисках падает на палку, весь дальнейший процесс совершенно ясен и замкнут; время, в течение которого он длится, достигает, самое большее, полуминуты, включая сюда употребление палки в собственном смысле.

Хика (23. IV) вначале не приходит к этому решению, хотя палку в ее присутствии прикрепляют к крыше и позже еще раз при ней же прикасаются к палке и двигают ее, так что Хика должна обратить на нее внимание. (2. V) Палку снова помещают на крыше, в то время как Хика смотрит на это. Удивительным образом она вовсе не обращает на нее внимания, пытается достать Цель мягким стеблем растения, затем старается оторвать верхнюю доску ящика и, наконец, берется за солому, чтобы при ее посредстве достигнуть цели. Затем ее интерес к задаче гаснет, она играет с Терцерой, которая составляет ей компанию — палка на

189

крыше как будто и не существует вовсе. Но когда через некоторое время кто-то вблизи от нее громко вскрикивает, и Хика испуганно вскакивает, ее взгляд случайно падает прямо на палку; она сразу же подходит к ней, делает несколько прыжков вверх и, к сожалению, достает ее, так как имеющееся поблизости незначительное возвышение пола облегчает прыжок. Здесь примечательно (как и у Султана) то, что животное рассматривает и достает палку как орудие, несмотря на то, что прошло уже некоторое время с тех пор, какживотное в последний раз старалось завладеть целью, — у Хики это время (заполненное игрой с Терцерой) составляет около 10 минут — и все же она энергично старается завладеть палкой, как только ее взгляд падает на нее совершенно непосредственно, а вовсе не после возобновления основной задачи, вызванного созерцанием или разглядыванием цели. Вслед за этим палка помещается на другом месте крыши, откуда ее уже, наверное, нельзя достать с помощью прыжка; ящик остается посреди помещения — там, где он был — Хика прямо-таки неутомимо прыгает под палкой, не будучи в состоянии схватить ее. В это время ящик, несомненно, не связывается ею с палкой, потому что Хика даже повторно садится на него, когда она изнемогает от усталости и не делает ни малейшей попытки поставить его под палкой. Причина, почему это не происходит, становится ясной тотчас же, как только Терцера, которая, разумеется, совершенно безучастно все время лежит на ящике, по какой-то причине сходите него: Хика сейчас же схватывает ящик, тащит его к палке, взбирается на него и срывает палку. Теперь, когда она уже держит ее в руках, главная цель явно исчезла на мгновение, потому что она стоит несколько секунд после того, как слезла с ящика, спиной к решетке (и к цели) и беспомощно глядит на палку. Но ориентировка возвращается к ней прежде, чем восприятие помогает ей в этом: внезапно Хика быстро поворачивается и устремляется к решетке и к цели — я сказал бы, уже непосредственно во время самого поворота, во всяком случае, так, что оба движения образуют несамостоятельные составные части одного и того же действия. Едва ли следует допустить, что Хика рассматривала ящик как орудие (по отношению к промежуточной цели — палке), пока Терцера еще лежала на нем; судя по прежнему поведению животного, она в этом случае с громкими просьбами и воплями, таща за руки и ноги свою товарку, пыталась бы стащить ее с ящика, по крайней мере, сделала бы

190

попытку, во всяком случае, сдвинуть ящик, несмотря на груз; только оставленный Терцерой ящик рассматривается именно как орудие, а не как сидение, на котором та расположилась. Далее опыт показывает, что упорные усилия, направленные на промежуточную цель, хотя и вызванные стремлением к конечной цели, могут до некоторой степени подавить это последнее, так что теперь по окончании вспомогательного действия наступает заминка. С другой стороны, едва ли можно лучше охарактеризовать ступень развития, на которой стоит шимпанзе, иным способом, чем тот, каким Хика снова подходит к разрешению основной задачи: в течение значительного времени ее внимание сконцентрировано на побочной цели, ни разу за это время Хика не бросает взгляда на главную цель и затем после нескольких секунд затруднения все же снова находит, как бы одним толчком, верную ориентировку, в то время как она стоит спиной к главной цели и ничто внешнее не может произвести этот толчок, кроме разве палки в ее руках; однако, сам по себе вид палки, разумеется, также не может этого сделать.

191

Гораздо более примечательно сложилось отношение между главной и побочной целью при лодобном же опыте, в котором подопытным животным был Коко (31. VII. 1914). Он, как и раньше, привязан с помощью ошейника и веревки и ограничен кругом, имеющим радиус около 4 м; за пределами досягаемости лежит на земле цель, на гладкой стене, выше чем можно достать рукой, находится палка, а в стороне стоит ящик.

Опыт начинас ся, несомненно, с правильной попытки решения; Коко тотчас же схватывает ящик и тащит его прямым путем к стене, на которой находится палка, функция которой достаточно хорошо известна. К несчастью, он должен на этом пути пройти мимо цели и, когда он проходит несколько в стороне мимо нее, он сворачивает внезапно под острым углом прямо к цели со своего прямого пути, не оставляющего никаких сомнений, и использует ящик как своего рода палку, забрасывая его дальний угол на плоды и затем подтаскивая их; он даже достигает успеха этим способом. При повторении опыта происходитточно то же самое: опять Коко двигает ящик прямым путем от его первоначального места к палке и при этом выражает достаточно ясно смысл этого действия также и продолжительным всматриванием в эту промежуточную цель; проходя милю конечной цели, животное сворачивает прямо в ее сторону и поворачивается к конечной цели, не обращая с этого момента никакого внимания на палку, находящуюся на стене.

На следующий день описанное выше поведение превращается в глупость, которую мы уже наблюдали у Султана. Коко опять сначала правильно тащит ящик к палке, но не может пройти мимо конечной цели и, как и прежде, уклоняется по направлению к ней; но вместо того, чтобы употребить его в качестве палки, что еще было вполне осмысленно, он придвигает его на этот раз как можно ближе к цели, взбирается на него и старается, сидя наверху, достигнуть ее, как будто бы дело идет о высоко подвешенной цели, в то время как в данной ситуации ящик служит только помехой, еще более удаляя животное от цели. Между тем, эта крайняя глупость—действительное влезание и попытки схватить цель — занимает только несколько мгновений, и интерес снова обращается к палке, висящей на стене. Однако после того, как ящик уже однажды попал на ложный путь, он продолжает стоять, как бы прикованный к конечной цели; по крайней мере, Коко делает величайшие усилия для того, чтобы достать палку, не прибегая все же к помощи ящика. Особенно по сравнению с началом опыта это поведение производит такое ошеломляющее действие, что нужно исследовать, не утеряло ли животное внезапно, как это уже имело место однажды прежде, понимание назначения ящика. Мы удаляем палку и на ее место помещаем конечную цель: Коко одно мгновение тянется к ней, затем быстро приносит ящик, взбира-

192

ется на него, однако рассчитывает не совсем верно, соскакивает вниз, очень хорошо и верно исправляет его положение. Судя по этому, ящик не мог быть отделен от конечной или главной цели, точно также, как прежде не мог быть пронесен мимо нее, несмотря на то, что он уже находился на пути к побочной цели. Поэтому мы должны целиком и полностью отбросить объяснение, будто Коко знает употребление ящика только по отношению к фруктам, а не к другим целям; уже начало опыта, где ситуация сейчас же действует в смысле «ящик поставить под палку», показывает ясно, что затруднение здесь не носиттакого внешнего характера: дело идет скорее о «ценности» конечной и побочной цели в их отношении друг к другу, так что «более сильная» конечная цель отклоняет побочное действие, на правленное на «более слабую» побочную цель, от этой последней в свою сторону. В то время как правильная, но очень непрямая дорога через промежуточную цель к конечной цели хотя и устанавливается в начале (начало первого опыта), но разрушается как бы посредством короткого замыкания вто мгновение, когда (при прохождении мимо конечной цели) главная цель находится в опасной близости.¹

В описанном выше опыте с Раной короткая, непосредственно доступная палка так абсолютно прикована к конечной цели, что она не может освободиться от нее даже на одно мгновен ие для достижения побочной цели; здесь этому соответствует то, что ящикостается стоять против цели, как запретный, вто время как Коко напрасно тянется к палке на стене. (Рана также тянется к длинной палке, только пустой рукой). (6. VIII) Опыт вначале протекает совершенно аналогичным образом; ящик придвигается как можно ближе к конечной цели и используется как палка, минутами животное бессмысленно взбирается на него, после чего, вследствие неуспеха, оно приходит в ярость. Возбуждение становится постепенно все большим и большим. Коко доходит до того, что изо всех сил бьет и толкает ящик; затем он снова оставляет его и обращается к палке на стене. После того как он много раз безуспешно тянется к ней — ящик прикован к цели или к критической дистанции как прежде — он внезапно совершенно прекращает всякую работу. Так как опыт кажется безнадежным, он прерывается на несколько минут, и Коко в течение этого срока

'Уже в введении я обратил внимание на теоретическое значение ошибок.
⁷ Зак. № 175                                        193

предоставляется сам себе. Когда экспериментатор возвращается, ящик стоит под гвоздем, которым палка была прикреплена к стене, палка лежит на земле — там, где до этого была цель, а эта последняя исчезает во рту Коко.—Тотчас же восстанавливается первоначальная ситуация, и Коко решает задачу, не мешкая и не блуждая, как раньше, ни одной минуты. Это второй опыт, где я после долгого ожидания не видел самого решения. Можно было с уверенностью ожидать, судя по началу опыта, что решение в этом случае раньше или позже удастся; и так как Коко во время моего отсутствия (около 3 минут) был совершенно изолирован, он должен был придти к решению без внешней помощи; кроме того, повторение со всей ясностью показывает, что он теперь уже овладел способом действия.

Днем раньше со счастливой случайностью произошел своего рода обратный опыт: цель висит на стене, палка лежит вблизи, ящикстоит вне пределов досягаемости. Так как руки у Коко очень слабы, ему не удается сбить при помощи палки цель, поэтому через некоторое время он отходит с палкой к ящику, старательно вставляет острие палки в (открытый сверху) ящик, перебрасывает его к себе, так что он теперь достает яшик кончиками пальцев, втаскивает его, ставит его под цель и т. д.

Если постараться затруднить еще больше обходной путь посредством еще большего количества побочных действий, то тенденция свернуть с обходного пути на обходную дорогу, или, по меньшей мере, в более прямых направлениях, становится, естественно, еще сильнее.

Порядок опыта остается тот же, только ящик наполняется камнями. Султан мгновение оглядывается вокруг, обращает внимание на палку, подвешенную к крыше, пристально смотрит на нее, подходит к ящику и изо всех сил тащит его к палке. Так как последний едва двигается с места, Султан нагибается, сбоку заглядывает внутрь ящика, вынимает камень, несет его к тому месту, над которым подвешена палка, ставит глыбу к стене в стоячем положении, взглянув, не залезает на нее. (Здесь камень, который только должен был быть выброшен из цели третьего порядка (ящика), был притянут целью, ближайшей по порядку подчинения; в данном случае сокращение имеет смысл.) Вслед за этим он тащит этот же камень к решетке, напротив цели, и пытается просунуть его через прутья решетки, очевидно, камень должен выполнять функцию палки; однако, если он пригоден по

194

своей форме и длине, то, тем не менее, не проходит через решетку. Дальнейший ход дела ясен и прост: Султан опять обращается к ящику, вынимает следующий камень, с трудом тащит все еще нагруженный (двумя глыбами) ящик к палке, ставит его стоймя, причем последние камни, благодаря случайности, выпадают, снимает палку, тотчас же идет с ней к решетке и достигает цели. т₀ же самое произошло бы с самого начала, если бы более короткие, но менее верные пути не образовывались с такой легкостью и при этом не разрушали, по крайней мере, временно, верный, но слишком непрямой обходной путь.

В общем то получается впечатление, как будто в продолжение этих опытов не было продвижения вперед. Если в приведенных ниже примерах еще можно проследить, что происходит с животными, то дальнейшее усложнение этого рода, вероятно, привело бы к одному заблуждению за другим и, в конце концов, ктому, что можно было бы лишь струдом отличить наблюдаемое у животных поведение от чистых проб. Тот, кто провел значительное количество исследований интеллекта шимпанзе, научился избегать этого, испытывая настоящий страх перед этой пограничной областью. -

7*

СЛУЧАЙНОСТЬ» И «ПОДРАЖАНИЕ»

Опыты, о которых шла речь до сих пор, представляют совершенно простой и однородный по форме процесс. Но, принимая во внимание, что опыты, описываемые в следующей главе, носят несколько иной характер, нам кажется уместным, во избежание обычных возражений, уже заранее привести некоторые соображения, обосновывающие как смысл, так и реальную ценность излагаемого здесь материала. Такая предосторожность была бы излишней, если бы речь шла о фактах высокоразвитой опытной науки, как, например, физики; в таких науках значение отдельных наблюдений не может быть абсолютно спорным в течение длительного времени: там есть прочная и ясная система установленного знания, с которой новое должно так или иначе объединиться. Никто не станет отрицать, что в области высшей психологии мы еще весьма далеки от такого благоприятного положения вещей. Вместо обширных и до известной степени обоснованных научных положений, мы встречаем лишь общно разработанные и по своему значению, по большей части, весьма неточные теории, которые даже самим сторонникам их нелегко удается удовлетворительно применить во всех деталях к каждому данному случаю. Между тем, любая изтаких теорий непременно претендует на то, что именно она содержит объяснительный принцип для наиболее широкого круга явлений; но так как они имеют лишь непрочную связь с конкретным опытом и отличаются неопределенностью своих положений, бывает чрезвычайно трудно разрешить тот или иной спор путем установления определенных фактов, тем более, что самый спор все еще представляет собою почти что борьбу верований. При таком положении вещей часто случается, что фактические наблюдения теряют свою цен-

196

ность: Все они слишком индивидуальны, слишком единичны для того, чтобы внимание с самых общих принципов было перенесено на них на сколько-нибудь длительный срок. В то же самое время, благодаря неопределенности подобных принципов, с одной стороны, и трудности произвести действительно надежные наблюдения, с другой, создается такое положение, при котором почти каждый может объяснить все, что угодно. Если сам по себе интерес к общим положениям преобладает над интересом к фактам, то при подобных обстоятельствах факты, в конце концов, начинают казаться лишенными всякой ценности, так как они допускают всякое объяснение.

В этой книге не предполагается развивать теорию научного поведения. Но так как все же нужно решить вопрос: способны ли шимпанзе вообще к разумному поведению, то сначала следует подвергнуть разбору и обсуждению, по крайней мере, такие толкования, приняв которые, мы тем самым отняли бы у наших наблюдений всякую ценность и значение для данного вопроса. При этом, по крайней мере, предотвращается всякое произвольное толкование излагаемого здесь материала, и непосредственное значение опыта становится, так.сказать, выпуклее и прочнее; со временем уже, пожалуй, можно будет говорить о значении таких опытов, вместо того, чтобы сразу заставить их раствориться в общих и неопределенных принципиальных объяснениях.

Приведенное выше толкование гласит: Если животное разрешает задачу в общей форме «обходного пути», которую оно не унаследовало как прочную реакцию для каждого случая вместе с другими задатками своего рода, само собою разумеется, что оно приобретает этот новый образ действия. Единственная возможность возникновения такой реакции заключается в образовании ее из отдельных элементов и частей процесса, которые, взятые в отдельности, и без того свойственны животному. Такие «естественные» импульсы имеются во множестве; случай производит естественный отбор среди них и объединяет их в общую цепь, которая и представляет наблюдаемый нами в действительности процесс решения. Практический успех и соответствующее ему чувство удовольствия обладают необъяснимой пока способностью влиять в благоприятном смысле на возможность воспроизведения в дальнейших аналогичных случаях тех же самых действий. Таким образом, вместе с разгадкой того, как возникает подобный образ действия, объясняется и возможность его повторения в

197

дальнейшем. Как большинство подобных общих теорий, и это, несомненно, дает нечто для объяснения некоторых случаев в зоопсихологии. В тех случаях, когда возникают сомнения относительно какого-либо опыта, обычно прибегают к двум вспомогательным принципам: Согласно первому, следует просто из соображений научной экономии предпочесть всеобщее применение подобной теории, оправдавшей себя в других случаях, признанию противоречащих ей фактов и выработке соответствующих новых мыслей. Согласно второму, появление подобного рода действия, как целого, прямо возникающего изданной ситуации, было почти чудом; атак как все чудесное противоречит основным началам естественных наук, то его следует a limine исключить. Упомянутые подсобные принципы не подлежат здесь подробному исследованию. Второй принцип утверждает, что научная проблема, разрешить которую еще никто серьезно не пытался, вообще не разрешима: зачем такая робость? Первый является выразителем ( в настоящее время весьма распространенного) неверного толкования правильного гносеологического положения, согласно которому каждая научная система, близкая к завершению (т. е. наполовину идеальная), выкристаллизовывается в наиболее сжатые формы и отличается самым строгим единством. Ни тем, ни другим принципом нельзя пользоваться в качестве контрольного средства по отношению к опыту, и при коллизии результатов опыта и наблюдения оба подсобных принципа должны уступить месту опыту.

Легко видеть, что приведенное выше гносеологическое положение не говорит вовсе о том, что наука, существующая всего лишь несколько десятков лет, должна во что бы то ни стало обходиться тем минимумом точек зрения, который она приобрела за короткий срок; нам никоим образом не удастся быстрее приблизиться к идеалу, бросившись напролом по «кратчайшему» пути для достижения желанного единства; в таких случаях приходится выдавать жалкие начатки знаний за окончательные принципы и оставаться в долгу у фактов, достигая экономии в теории. Задача заключается в том, чтобы изложить содержание данной теории в такой форме, которая позволила бы установить с наибольшей ясностью ее отношение к описанным здесь исследованиям интеллекта. Обозначим отдельные моменты процесса «решения» той или иной задачи, которые животное, согласно теории, производит «естественным образом» и пользуясь случа-

198

_ем а, Ь, с, d, e; кроме этих и между ними (а также и без них) проявляются любые другие F, Y, К, R, D и т. д. , не имеющие никакой последовательной связи между собой.

Первый вопрос: выполняется ли а в расчете на то, что Ь, с, d ё, как и с F, Y, К и т. д. , которые могут также следовать за а в любом порядке; в данном случае последовательность является столь же случайной, как и счастливые номера при игре в рулетку.

То, что имеет силу для а, применимо и ко всем остальным элементам естественного поведения животного: если оспользо-ваться выражением, которое является более чем простой аналогией, и приводит всю связь со вторым признаком термодинамики, можно сказать, что все они совершенно независимы и носят характер «молекулярного беспорядка» в увеличенном масштабе. Если мы изменим это хоть на йоту, весь смысл этой теории будет нарушен.

Второй вопрос: втом случае, когда животное уже привыкло выполнять задачу в порядке а, Ь, с, d, e, то, начав с а, станет ли оно затем производить следующие за ним действия в силу того, что они в данной последовательности соответствуют объективной структуре ситуации? Вне всякого сомнения, нет. Животное переходит от а к b и т. д. в силу того лишь, что к таким последовательным переходам от а кЬ, отЬ к с и т. д. его тол кают условия прежней жизни.

Поэтому единственный способ, которым, согласно этой теории, реальная ситуация и ее структура влияют на возникновение новой формы поведения, есть чисто внешее совпадение объективных обстоятельств и случайных движений животного; ситуация действует, грубо говоря, как решето, которое пропускает только немногое из того, что в него бросают. Если отбросить это действие объективных моментов ситуации, не представляющих особого интереса для нас, то получится следующее: ничто в поведении животного не вытекает здесь из объективного взаимоотношения частей ситуации, структура этой ситуации сама по себе не в состоянии прямо вызывать соответствующий ей образ Действия. Согласно этой теории следует признать одно ограничение «естественных» реакций, непосредственно вызываемое ситуацией: стремление держаться приблизительно в направлении Цели.¹

'У животныхс развитым обонянием — в направлении к центру «обонятельного поля».

199

Этот основной мотив, обычно считающийся проявлением инстинкта, и предопределяет отдельные движения животного, суживая вместе с тем до известной степени их поле действия без того, чтобы в остальном что-либо изменилось в случайном характере всего процесса. Так как прямой путь к цели (в буквальном смысле) при опытах, которые здесь были поставлены, еще не сильно помогает делу, часто даже является инадекватным ситуации, я не имею надобности ближе рассматривать этот пункт, поскольку не идет речь о создании позитивной теории. Сам по себе этот факт достаточно важен уже потому, что он означает добавочный момент, совершенно чуждый принципу случайности, — момент, который скрыт за безобидным именем «инстинктивного импульса»

Я показал уже в самом начале, как в случае опытов с обходным путем процесс, который внешним образом суммируется из случайных составных частей и приводит к успеху, резко отличается для наблюдения от «настоящих решений». Для последних, как правило, в высшей степени характерен направленный, замкнутый в себе процесс, резко отделенный от всего того, что ему предшествует, благодаря внезапному возникновению. Вместе с тем этот процесс как целое соответствует структуре ситуации, объективному отношению ее частей. Например: цель находится на земле за преграждающим путь препятствием. Внезапно возникает безостановочное и плавное движение по соответствующей кривой решения. Создается навязчивое впечатление, что эта кривая возникает как целое, и притом с самого начала как продукт оптического охвата общей структуры ситуации. (Шимпанзе, поведение которых неизмеримо выразительнее, чем поведение, скажем, кур, обнаруживают уже своим взглядом, что они действительно сначала предпринимают своего рода съемку основных частей ситуации; из этого обозрения ситуации внезапно появляется затем «решение»).

Мы умеем и уже у самих себя резко различать между поведением, которое с самого начала возникает из учета свойств ситуации, и другим, лишенным этого признака. Только в первом случае мы говорим о понимании, и только такое поведение животных необходимо кажется нам разумным, которое с самого начала в замкнутом гладком течении отвечает строению ситуации и общей структуре поля. Поэтому этот признак — возникновение всего решения в целом в соответствии со структурой поля —

200

должен быть принят как критерий разумного поведения. Этот⁴
признак является абсолютно противоположным вышеприведен-?*
ной теории: Если там «естественные^части» являются несвязан-^/
ными между собой и со структурой ситуации, то здесь требуется⁵
полнейшая связь¹ «кривой решения» в себе и с оптически данной
обшей ситуацией.                                                                          :

Само собой разумеется, что мысль о том, что структура поля,И в целом, взаимоотношения частей ситуации друг к другу и т. д.' становятся определяющими для решения, вытекает из этой тео>' рии: следует совершенно исключить то, что наблюдаемое поведение животных не может быть объяснено согласно тому мнению, по которому решение должно произойти безотносительно к структуре ситуации и может возникнуть из случайных частей, т. е. неразумно. .

Из описания опытов можно было видеть с достаточной ясностью, что для такого объяснения их не достает самого необходимого, именно составления решений из составных частей. Шимпанзе вообще не имеет обыкновения при вхождении в ситуацию опыта производить любые случайные движения, из которых могло бы образоваться среди других и ненастоящее решение; можно наблюдать только в редких случаях, чтобы он предпринял в опыте что-либо, что само по себе было случайно по отношению к ситуации, в этом случае его интерес должен был быть отклонен от цели и направлен на другие вещи. До тех пор, пока усилия направлены на цель, все непосредственно отделенные друг от друга этапы поведения — как и у человека в подобном положении — скорее образуют замкнутые в себе попытки решения, каждая из которых лишена случайно объединенных друг с другом частей, и это особенно верно по отношению к самому решению, приводящему к цели. Правда, часто это последнее наступает после некоторого периода беспомощности и покоя (нередко осматривания), но в случаях, которые следует рассматривать, как истинные и показательные, оно никогда не происходит из слияния слепых импульсов, но как замкнутое, плавное Действие, части которого могут быть только мысленно изолированы наблюдателем, но в действительности, безусловно, не возникают независимо одна от другой. Однако совершенно нельзя

¹ Физики не имеют слова, которое бы вполне подошло сюда. «Koharenz» (в положительном смысле) неохотно употребляют вне учения о процессах колебания.

201

допустить при таком большом числе описанных случаев «насто_г ящих» решений, что это единое, адекватное ситуации решение может возникнуть совершенно случайно; сделав такое допущение, рассматриваемая нами теория отказывается тем самым рт того, что она сама считает своей заслугой.

Я видел на самом себе и на других, что особенно много разъясняют в поведении шимпанзе упомянутые паузы бездеятельности. Один местный психолог, убежденный, как и большинство, во всеобщей значимости рассматриваемой теории для психологии животных, пришел смотреть на антропоидов. Для демонстрации я избрал Султана в качестве подопытного животного. Он провел один опыт с решением, второй и третий; но ничто не произвело на посетителя такого большого впечатления, как последовавшая затем пауза, во время которой Султан медленно почесывал голову, бездействуя поводил глазами и медленно и тихо поворачивал голову, осматривая самым внимательным образом ситуацию вокруг себя.

На подобные вопросы лучше всего дать ответ, если то, что утверждается здесь в общем, еще сделать предметом особого изучения и таким образом обосновать при помощи фактов свое суждение. Для такого исследования годится поведение животного в рамках опыта, где дело шло о постройке ящиков. Здесь оказалось, что при ясном направлении решения, взятом в целом, — «более высокий ящик наверх», — в остальном имело место совершенно неосмысленное передвигание со случайным решением в конечном результате; это случалось так часто и так согласно у всех исследованных животных, что я могу утверждать, что здесь можно было совершенно точно признать процесс того рода, который в общих чертах установлен первой теорией. Тем настойчивее следует подчеркнуть, что между этим поведением, полностью зависящим от случая, и поведением при ясном решении существует самая резкая противоположность. К. тому же описание этих опытов показали еще, как неохотно вначале шимпанзе втягивается в опыт, настоящее решение которого ясно ему в самых общих чертах, но ближайшее выполнение которого он должен произвести исключительно путем проб, т. е. предоставленный случаю; животные вовсе и не напали бы на эти пробы, если бы в грубых чертах истинная попытка решения не привела их в такое положение, до специальных условий которого они еще недоросли. Таким образом, тот факт, что животные иногда здесь

202

производили движения вслепую, совершенно не противоречит Утверждению,^{что как} правило, такое случайное слияние импульсов не наблюдалось совершенно при доступных их пониманию условиях опыта.'

При описании таких опытов, когда решение задачи было вызвано случайностью или же когда случайность благоприятствовала решению, такая особенность отмечается. При сложных условиях опытов (например, в следующей главе) такие случаи встречаются чаше, но необходимо заранее оговариться, что даже и тогда протекание процесса не вполне соответствует указанному теоретическому толкованию. Во-первых, не всегда удается воспрепятствовать тому, что животное в данной ситуации попробовало подойти к решению задачи таким путем, который хотя бы и не приводил к успеху, но все же имел бы смысл по отношению к решению; пробы состоят из попыток решения, исходящих из понятой лишь наполовину ситуации; из таких попыток можно легко, благодаря случайности, развиться действительное решение, т. е. конечно, не из случайных импульсов, а из действий, которые, благодаря своей разумной основе, сильно помогают случаю. Во-вторых, счастливый случай может произойти и во время таких действий животного, которые к данной цели никакого отношения не имеют. Однако и в подобных случаях не приходится обыкновенно говорить о бессмысленном импульсе — как уже было указано, у шимпанзе подобные импульсы наблюдаются чаще всего в безвыходном положении, — здесь налицо скорее известный род осмысленной, хотя и не по отношению к цели, деятельности. Так было, вероятно, с Султаном, когда он открыл способ действовать двумя палками; лишь филистер способен определить его игру при этом как «бессмысленные импульсы» потому только, что животное при этом не преследовало никакой практической цели.—Самым важным в обоих случаях является не то, что случайность вообще способствовала решению, но дальнейшее течение опыта; мы знаем из наблюдений над человеком, что часто случайный успех влечет за собой уже осмысленную работу в данном направлении в известных случаях (повторение), например, при научных открытиях (сравн. Oerstedt. Strom und Magnetnadel). Таково поведение Султана: стоило ему Раз проделать с обеими трубками обычную игру — «втыкать палку

'Соответственно постановке проблемы условия должны быть, по возможное-. выбраны таким образом, чтобы случайные решения не могли легко возникнуть.

203

в отверстие», как с той минуты он уже вел себя так, как будто этот новый способ был открыт в совершенно правильном по отношению к цели решении; в дальнейшем он уже применяет технику «двойной трубки», без сомнения, осмысленно; а указанная случайность в свое время, по-видимому, оказала очень сильную помощь, которая повлекла за собой тотчас же «понимание».

Приводившиеся неоднократно примеры глупого поведения животного могли бы, в конце концов, служить поверхностному наблюдателю доказательством, что шимпанзе все-таки производит бессмысленные движения, в результате случайного сцепления целого ряда которыхдолжно иногда получиться неправильное решение.

Шимпанзе делает троякого рода ошибки: 1. Хорошие ошибки, о которых речь будет еще впереди; при этом животное производит, скорее, почти благоприятное, чем, собственно, глупое впечатление, если наблюдатель руководствуется исключительно характером наблюдаемого поведения, совершенно отказавшись от установки на сходство с человеком. 2. Ошибки, происходящие вследствие совершенного непонимания условий задачи. Нечто подобное наблюдается в тех случаях, когда животное при установке верхнего ящика перемещает его из статически выгодного в статически худшее положение; некоторая простительная ограниченность — вот впечатление, которое при этом получается. 3. Грубые ошибки, совершаемые по привычке, при обстоятельствах, которые животное, собственно говоря, могло бы учесть (напр. подтаскивание ящика к решетке — Султан). Подобное поведение производит глубоко отрицательное, можно сказать, почти досадное впечатление.

Сейчас идет речь именно об ошибках третьего рода; каждый легко поймет, что указанные ошибки ни в коей мере не пригодны для подтверждения предложенной теории. Животное никогда не ведет себя подобным образом. Если только до этого ему не доводилось часто приходить таким же путем к настоящему правильному решению задачи. Упомянутые глупости не представляют собою случайных «естественных» отдельных частей, в результате которых могли бы первоначально получиться кажущиеся решения, — мне, по крайней мере, не известно ни одного случая, когда подобный взгляд могбы оправдаться наделе, — но они являются последствием прежних настоящих решений, часто повторявшихся и в силу этого приобретших тенденцию при

позднейших опытах выступать вторично, почти вне зависимости (от специальной ситуации. Предпосылками для подобных ошибок являются, по-видимому, и такие состояния, как сонливость, утомление, насморк, а также и возбуждение. Пример: шимпанзе, подвергающемуся вообще впервые испытанию, никогда не придет в голову «случайный импульс» потащить ящик к решетке или взобраться на него для того, чтобы добраться до цели, которая помещается по ту сторону решетки и достать которую без помощи приспособлений ему никак нельзя. С другой стороны, можно доказать, что в действительности длительное повторение когда-то удачно решенного опыта и соответствующая механизация всего процесса благоприятствуют подобным глупостям. Мне часто приходилось проделывать перед заинтересованными посетителями соответствующий эксперимент: удобства ради я выбирал обыкновенно простой опыт с открыванием двери, над петлями которой снаружи подвешивалась цель. Так как (после первоначального удачного опыта) животным приходилось, быть может, раз двадцать добиваться разрешения подобной задачи втом же самом месте и тем же самым способом, то и в данном случае животное проявляло известную тенденцию достать высоко подвешенную приблизительно в том же месте цель также при помощи двери, хотя как раз в данном случае у него имелись под руками другие, более удобные способы и дверь или осложняла, или практически делала невозможным решение задачи. Если же возникали другие попытки решить задачу, то происходило это, в известной мере, под влиянием силы притяжения двери. Так, например, Хика, прекрасно умевшая пользоваться способом шест

—прыжок в его чистой форме, в данном случае прибегала к совершенно ненужной комбинации двух методов: дверь — шест

—прыжок, чем нисколько не улучшала дела. Шимпанзе вообще не обращали никакого внимания на двери, находившиеся прямо перед ними, до тех пор пока в первый раз не пришлось осмысленно использовать их. Первоначально весьма ценные процессы имеют неприятное свойство спускаться на более низкий уровень, благодаря частым повторениям. Повторная вторичная «самодрессировка» считается обычным явлением, имеющим огромное экономическое значение, и она можетбытьу человека также, как ^и У антропоида. Но никогда не следует забывать того ужасающего сходства, какое представляют собой некоторые пустые и слепые повторения моральных, политических и прочих положений с

205

только что описанными глупостями шимпанзе. Они также пред
ставляли собою некогда большее, именно «решение», найденное
в сильно прочувствованной или продуманной ситуации, впослед
ствии же они не соответствуют более ни ситуации, ни ее внутрен
нему смыслу,                                                                            i

Из вышеизложенного ясно следует, что упомянутое бессмысленное воспроизведение некогда правильных и удачных решений не имеет ровно ничего общего со случайными смутными проявлениями «естественных» импульсов, о которых говорится в данной теории.

"'Впрочем, я считаю наиболее целесообразным просто привести здесь полный список глупостей, проделанных животными.

1. Султан ставит один ящик на другом месте, где прежде находилась цель, а не там, где она находится сейчас; животное совершенно истощило свои силы (8. II. 1914).

2. Султан тащит ящик к решетке, за которой находится цель, и бессмысленно поворачивает последний то одной, то другой плоскостью по направлению к решетке (или же кверху); приносит еще ящики и как будто приступает как бы к постройке. В течение четырех недель животное постоянно проделывало опыты с ящиками; половина вины падает на руководителя опыта (19. II. 1914).

3. При подобном же опыте Султан тащит вперед наблюдателя и взбирается к нему на спину, как будто цель висит высоко; он сейчас же соскакивает снова и приступает к решению.

4. Султан ташит ящик к решетке, против которой снаружи находится цель (20. IV. 1914).

5. Грандэ проделывает ту же глупость (14. V. 1914).

6. Грандэ (цель помещена далеко, по ту сторону решетки) совершенно бессмысленно перетаскивает с места на место в своем помещении камни; последнее происходит в силу известного воздействия неоднократно повторяющихся опытов, во время которых в том же помещении камни; последнее происходит в силу известного воздействия неоднократно повторяющихся опытов, во время которых в том же помещении служили ей вместо скамейки (19. VI. 1914).

 

7. Коко тащит ящик по направлению к находящимся в отдалении фруктам, попутно пользуется последним не как палкой (как несколько дней тому назад), но как скамьей: животное чрезвычайно возбуждено (1. VIII. 1914).

8. Коко повторяет эту глупость в состоянии сильного гнева

206

VIII- 1914). Нечто подобное уже описывалось нами в случае с Султаном, когда цель висела высоко и он направился к ближайший, но все же находящейся вдобрых 3 м от него двери, схватился за «творку последней, но снова отпустил ее после взгляда на цель и ваялся за другие способы. Султан был близок к бессмысленной репродукции, но вглядевшись в структуру ситуации, отказался от этого (13. III. 1916).

Поведение Раны, которая постоянно для прыжков вооружалась несколькими крошечными палочками, едва ли следует относить к подобным случаям; Рана, так сказать, не дает себе труда подумать, и, конечно, было бы хорошо, если бы она могла так прыгать. Это животное делало подобные попытки даже в тех случаях, когда оно ясно видело, что последние ни к чему не приведут. Это — все; перечисленные случаи почти все уже упоминались при описании опытов. Никто не станет утверждать, что они составляют центр тяжести всех наблюдений.

Согласно вышесказанному, первичная причина этих явлений (механизация) обязательно приводит к внешне усвоенным действиям в грубых формах глупости. Всякое решение, которое часто повторялось при одинаковых обстоятельствах и, следовательно, в соответствии с последним, в конце концов несколько видоизменяется, так что даже в условиях первоначальной обстановки не производится уже так осмысленно, хотя и адекватно с объективной стороны. Я должен сказать, что в общем мне меньше нравится поведение шимпанзе при разрешении той или иной задачи в десятый или одиннадцатый раз, чем таковое же в первый или второй раз. Часто и через небольшие промежутки времени повторяющиеся опыты, особенно опыты одного и того же характера, вредно отражаются на шимпанзе. Может быть, в пылу исследовательского опыта я не всегда учитывал это обстоятельство.

Влияние, о котором идет речь, представляет своего рода обратный случай того, что обсуждаемая теория рассматривает как Успех повторения. Согласно этой теории, процесс, возникающий вследствие случайности, становится, благодаря упражнению, более гладким и более похожим на настоящие решения. Это положение применимо к тем случаям, когда эта теория оправдывается: истинные решения шимпанзе от частого повторения, во всяком случае, не становятся более ценными с внутренней ^стороны, хотя они, конечно, происходят скорее и т. п.

207

Для того, кто лично наблюдал за опытами, разъяснени?, подобные приведенными выше, имеют легкий оттенок комического. Для тех, например, кто лично наблюдал, как Чего при первом эксперименте в ее жизни часами не может дойти до то^о, чтобы убрать с дороги мешающий ей ящик и лишь тщетно тянется к цели или же спокойно усаживается, но, в конце концов, боясь упустить пищу, внезапно схватывает препятствие, отодвигает последнее в сторону и, таким образом, мгновенно решает задачу, — тому «подобная защита этого факта от ложных толкований» покажется почти педанством. Но живое впечатление не передаваемо; и после того, как передаешьэто словами, могут возникнуть вопросы, которые были бы невозможны после собственного наблюдения. Все же, несмотря на приведенные выше разъяснения, мы считаем уместным привести описание дальнейшего опыта, который весьма поучителен и отличается как своей несложностью, так и ясной связью с различными теориями. По ту сторону неоднократно упоминавшейся решетки, состоящей из 8 прутьев, устанавливается на известном расстоянии тяжелый ящик; к ящику с какой-нибудь стороны прикрепляется крепкая веревка, которая протягивается наискось к решетке таким образом, что свободный конец ее проходит через решетку. Приблизительно посередине между ящиком и решеткой к веревке привязывается узлом какой-либо плод; достать его непосредственно из-за решетки при данном положении невозможно, однако, это оказывается возможным, если веревку протянуть перпендикулярно к решетке (19. VI. 1914).

Хика сначала тянет в том направлении, в каком протянута веревка, и притом так сильно, что доска, к которой прикреплена веревка, обламывается, веревка освобождается и цель можно просто притянуть. Ящик заменяется тяжелым камнем, вокруг которого обвязывается веревка. Так как простое решение (притягивание) больше невозможно, Хика берет веревку в одну руку, прикладывает ее снаружи решетки в другую, которая протянута через следующее отверстие решетки и т. д. , и продолжает это перехватывание веревки из руки в руку до тех пор, пока веревка протягивается почти под прямым углом к решетке и цель может быть непосредственно схвачена на коротком расстоянии.

Гранде, по-видимому, сначала не замечает веревки, серой и лежащей на серой земле, начинает бессмысленно таскать камни туда и сюда, что является отзвуком прежних опытов, пытается

208

Отделить от стены железный прут, который, по-видимому, наметается употребить вместо палки, и, наконец, замечает веревку; Дтого мгновения разрешение задачи идет совершенно гладко по roViy ж^е способу, как у Хики.

 

Рис.14 Рана сначала тянет веревку дважды в том же направлении, как последняя протянута, затем вдруг совершенно меняет направление и пытается протянуть веревку к пункту, расположенному как раз против того места, где прикреплена веревка; при том сама она стоит против этого пункта, не спускает глаз с цели и тянет веревку за конец параллельно .плоскости решетки. Подобные бесплодные попытки решить задачутоже повторяются в два приема, отделенных друг от друга, а затем опять так же внезапно переходят в правильное решение по тому же точно пути, как у Хики и Грандэ. Из этого опыта видно, что задача состоит из двух частей: одной грубо геометрически-динамической — «Натянуть веревку перпендикулярно к решетке так, чтобы цель приблизилась»,—и второй уже более тонкой специальной проблемы, создаваемой структурой решетки. Хика и Грандэ решили обе части одновременно, Ранаже быстро подошла к решению первой части и лишь затем — ко второй.

Рис.15 209

Султан же так же, как и Рана (см. рис. 15) одно мгновение тянет веревку и вслед за этим сейчас же решает задачу совершенно также, как и остальные. Отсюда совершенно ясно, то решение 8Ьй задачи может произойти безотносительно к специальным условиям выполнения (вторая проблема), на которые животное обращает внимание, по-видимому, лишь в результате неудачи. Подобные же положения наблюдались нами и при опытах с постройками из ящиков.

Терцеру не удается заставить принять участие в опытах; поведение Чего и Консула еще раз подтверждает положение, хотя и не ясное непосредственно, что решение задачи не напрашивается само собою, ибо попытки обоих животных не идут дальше простого дерганья в направлении веревки.

(21. VI). Опыт повторяется с Хикой, причем на этот раз веревка была положена на землю, но обращена в другую сторону. Животное не стало на этот раз вовсе тянуть веревку в том же направлении, как она была протянута, а сразу приступило к решению задачи по способу перехватывания веревки через просветы вдоль решетки, причем теперь, в соответствии с обстановкой, перехватывание происходило уже в обратном направлении, до тех пор пока цель можно было схватить рукой. Поэтому я не счел необходимым повторять опыт в обратном направлении с другими животными.

После высказанных прежде соображений едва ли требуется еще доказательство того, что опыты, подобные только что описанному, гораздо лучше характеризуют шимпанзе, чем обычные испытания животных с применением сложных дверных запоров и т. п., и, равным образом, становится ясно, что такой простой, наглядный эксперимент заключает в себе всю проблему, о которой идет речь.

Тем, кто полагает, что подобные простые решения являются чем-то самим собой разумеющимся и не имеют ничего общего с проблемой разума, я могу только предложить действительно строго и точно объяснить род и способ возникновения этих процессов. Я боюсь, что ни один из психологов в данный момент не в состоянии этого сделать.

Я различаю обе части задачи, которые, как мы видели, являются самостоятельными, и рассматриваю здесь лишь грубо-динамическую задачу и ее решение, которое проще всего может быть уяснено при помощи схемы (см. рис. 16), причем я совер-

210

AieHHO не обращаю внимания на то, как животное в первый момент такого решения реализует в каждом отдельном случае движения, указанные стрелками (т. е. тотчас же обращает внимание на решетку или нет).

Рис.16

Приходят ли животные к решению так, как это описывает данная теория? Согласно теории, следовало бы ожидать проявления во всех случаях значительной массы импульсов, которая у некоторых шимпанзе содержалабы, пожалуй, случайно правильные «части» в правильной последовательности. В действительности же Грандэ — единственное животное, которое вообще совершает бессмысленные поступки, да и то в форме привычных глупостей, до тех пор пока она еще не рассмотрела хорошо возможностей, заключенных в условиях самой задачи; однако, в ее поведении обнаруживается новый этап и тотчас же наступает совершенно ясное решение, как только она замечает веревку. В общем у животных существует лишь два рода действий — «импульсы» наблюдаются у ящериц, но очен ь редко у шимпанзе, — которые действительно связаны с целью (за исключением Грандэ, к которой не относится это ограничительное добавление):¹²'

1. Попытка тянуть веревку в том направлении, в каком она протянута, представляющая собой осмысленный процесс, и Хика в одном случае наделе доказывает возможность его практического осуществления; ведь невозможно же сразу (а в особенности для шимпанзе) определить, до какой степени прочно прикреплена веревка к ящику или камню.

2. Подтягивание веревки или непрерывная, «плавная» передача веревки из руки в руку — в обоих случаях в направлении, ведущем к цели (стрелки на рисунке).

211

Ни разу ни у одного животного не приходилось наблюдать чего-либо, похожего на смену действий в одном направлении действиями в другом направлении, не говоря уже о каком-либо совершенно постороннем, третьем и т. д. направлении. В тех случаях, когда животное сначала принималось действовать в более простом направлении (в смысле длины веревки), перемена направления происходила как бы одним скачком и совершенно внезапно.

По моему мнению, каждый должен признать, что в данном случае мы имеем дело с вполне ясным, хотя и примечательным положением, не имеющим совершенно ничего общего с требованиями указанной теории. Но неужели же мы должны ради так называемого принципа экономии коверкать это положение и втискивать его в рамки этой теории?

В этих случаях у наблюдателя обязательно создается впечатлен ие, что первая и вторая попытки разрешить задачу возникают как целое (но каждая непременно сама по себе) непосредственно из оптического охвата животным структуры ситуации.

Несколько иная научная установка, которую можно было бы, пожалуй, тоже назвать принципом, именно «принципом максимальной научной плодотворности», привела бы к тому, что теоретические построения были бы обусловлены самим характером наблюдений вместо того, чтобы стараться во что бы то ни стало путем теории случайности совершенно свести на нет характерное своеобразие этих опытов. Поэтому бы не было никакой нужды в дальнейшем развитии данной теории, раз нам была бы известна во всех подробностях вся прежняя жизнь животных от рождения до момента исследования. В данном случае, к сожалению, этого нет, но если в силу сказанного мы не допускаем мысли, что животное во время опыта может случайно придти к правильному решению задачи, то все мы не решаемся отрицать и того, что, может быть, эти решения когда-то раньше образовались случайно, как это предполагает теория, что они повторялись, сглаживались и, наконец, в настоящее время они появляются перед нами в форме якобы настоящих решений.

Вообще, трудно бывает оспаривать такие доводы, которые не относятся к области, практически доступной для исследования: при таком положении вещей не удается доказать шаткость аргументов, даже если мы переступим границы опыта, ибо шимпанзе, подвергавшиеся исследованию, жили без всякого

212

контроля в течение ряда лет в лесу на западном берегу и там уже сталкивались со многими вещами, которые похожи на встречавшиеся в некоторых опытах. Поэтому, во всяком случае, следует обсудить, не влияет ли это обстоятельство на значение и фактическую ценность производимых опытов.

При этом следует твердо помнить два положения, иначе самый предмет обсуждения теряет свою ясность:

1. Если животным и до опытов приходилось иметь дело с отдельными предметами или ситуациями, то это еще не имеет никакого непосредственного отношения к нашему вопросу. Прежняя «опытность» животного в том только случае могла бы несколько умолять значение опытов, если бы в этот предшествующий период оно выработало в точном соответствии с теорией, путем случайности и отбора удачного, бессмысленные сами по себе, но практически ценные движения, которые по внешней форме походят на поведение животного, наблюдаемое во время опытов. Я весьма далек от мысли утверждать, что животным, с которым производились опыты, описанные во второй главе, никогда до опытов не попадалась в руки палка или т. п.; наоборот, я считаю само собой разумеющимся, что все это происходило с каждым шимпанзе, начиная с определенного, очень раннего возраста; ему, наверное, не раз приходилось, играя, подхватывать какой-нибудь сучок, царапать им по земле и т. д. Ведьтожесамое мы можем наблюдать и у детей в возрасте до одного года: последние тоже приобретают известную «опытность» в обращении с палкой прежде, чем начинают применять таковую в качестве подсобного инструмента, чтобы достать предметы, до которых они не могут дотянуться. Но так как из этого не следует, что они дошли до применения орудий просто благодаря чистой игре случая, путем совершенно неосмысленной самодрессировки, что два и четыре и двадцать лет продолжают также бессмысленно воспроизводить такие движения, то столь же мало оснований мы имеем для того, чтобы делать подобные выводы по отношению к шимпанзе, исходя из того лишь факта , что палка не впервые попадает ему в руки во время опыта.

2. Целью настоящего труда ни в коем случае не является стремление доказать во что бы то ни стало, что шимпанзе в отношении умственных способностей представляет собой какое-то чудо, наоборот, нами уже неоднократно отмечалась узкая ограниченность (по сравнению с человеком) его действий. (В ,

213

настоящее время приходится оговаривать в серьезных работах, что шимпанзе, например, до сего времени не проявляли ни малейшей склонности или таланта к изучению правил извлечения корня 4-й степени или эллиптических функций).

Мы хотим выяснить только, встречается ли вообще у шимпанзе разумное поведение; разрешение этого принципиального вопроса представляется нам для данного момента гораздо более важным, чем точное определение наличной степени у них интеллекта. С другой стороны, и для сторонников теории случайностей, поскольку таковая рассматривается здесь как общий объяснительный принцип, дело идет тоже не о том, чтобы только снизить количество разумных действий животных в течение опытов: для того, чтобы выиграть спор, эта теория должна истолковывать по своему способу все опыты без исключения; и если при этом оказалось бы, что часть наблюдений укладывается в рамки этой теории, а другие не допускают такого объяснения, ееделобылобы проиграно. Если бы это дело произошло насамом деле, т. е. если бы была поколеблена всеобщая значимость этого принципа, уменьшилось бы стремление рассматривать в качестве случайно образовавшихся навыков такие способы поведения животных, которые, хотя и можно было бы втиснуть в схему этой теории, но некоторые по самой природе своей ни в коем случае не допускают такого неправильного толкования.

Прошлое животных до начала опытов не вполне известно. По крайней мере, с начала 1913 года за ними было установлено точное наблюдение, и мы можем считать исключенным, что еще за полгода до этого животные могли привыкнуть к ситуациям, встречающимся в опытах, так как они содержались в течение этого срока в тесных клетках, где не было никаких «предметов» (в Камеруне, во время путешествия, и на Тенерифе).

Согласно сообщению моего предшественника, Teuber'a, обращение с орудиями в течение года, предшествовавшего описанным опытам, не выходило из рамок простого употребления палок без особых усложнений (удлинение руки и употребление палки для прыжка) у Султана и Раны, случайного перебрасывания камнями, а равно одного случая изготовления орудия в описанном выше смысле (Султан разбирает прибор для вытирания ног).

Во всяком случае, важно следующее обстоятельство: если дело идет только о принципиальном решении вопроса, о котором

214

идет речь, то объяснения, даваемые этой теорией, не должны содержать ни малейшего намека на разум — даже в самом скрытом месте или под самым безобидным покровом. Ведь все, по малейших подробностей, должно было возникнуть из действительно случайных элементов, объединиться путем возможных в каждом данном случае комбинаций и подвергнуться упражнению для того, чтобы могло возникнуть якобы замкнутое в себе и осмысленное течение опыта. Поэтому для того, чтобы иметь право серьезно утверждать, что тот или иной, или, скорее, все наблюдавшиеся здесь процессы возникли и развивались в соответствии с принципами теории,—необходимо вообще допустить, что в прошлом был не один случай подобного поведения при сходной ситуации, а целый ряд повторяющихся случаев.

Выше я указал, что общие принципы высшей психологии во многом имеют тенденцию скорее скрывать, чем разъяснять нам те вещи, о которых идет речь. Пример: если говорят, что объективно целесообразное употреблен ие палки, как орудия для доста-вания иначе недосягаемых предметов, образовалось благодаря игре случая и отбору под влиянием успеха, это звучит достаточно точно и удовлетворительно, однако, при ближайшем рассмотрении наша удовлетворенность этим общим принципом быстро исчезнет, если мы действительно серьезно будем придерживаться условия «ни малейшего следа разума». Допустим, например, что животное случайно схватило палку в то время, когда по соседству лежал плод, которого нельзя было достать иным способом. Так как для животного не существует никакой внутренней связи между целью и палкой, мы, следовательно, и дальше должны приписать исключительно случаю, что оно среди огромного множества других возможностей приближает палку к цели; ибо мы совершенно не должны непосредственно допускать, что это Движение совершается сразу как целое. Когда конец приблизился к цели, палка, которая для животного не имеет никакого отношения к цели, — ведь животное «ничего не знает» о том, что оно объективно несколько приблизилась кдостижению цели,—может быть отброшена назад или протянута по всем радиусам шара, Центром которого является животное, и случаю надо немало потрудиться над тем, чтобы из всех возможностей этого рода осуществилась одна, именно, чтобы конец палки был поставлен позади цели. Это положение палки, однако, опять-таки ничего не говорит животному, лишенного разума; теперь, как и раньше,

215

могут возникнуть различнейшие «импульсы», и случай должен исчерпать почти все свои возможности, пока животное не сделает случайно именно то движение, которое с помощью палки чуть-чуть приблизит цель. Но животное также совершенно не понимает этого как улучшение ситуации; оно ведь вообще ничего не понимает, и исчерпавший свои силы случай, который смог совершить все то, в чем отказывают самому животному, должен и дальше еще оберечь животное от того, что оно теперь бросило палку, оттащило ее назад и т. п. , должен содействовать тому, чтобы животное сохранило верное направление при движении и при дальнейших случайных импульсах. Могут сказать, что существуют весьма разнообразные серии (комбинации), импульсов которые содержат в качестве последних элементов, напр. следующие: «поставить палку позади цели» и после «объективно подходящий импульс». Это — верно, и возможности, и возможности, которые открываются перед нами случаем, когда он должен произвести свою большую работу, становятся, благодаря этому, несколько богаче. И все же мы не доставляем ему этим никакой экономии, потому что огромное число этих комбинаций естествен но должны содержать объективно совершен но бессмысленные части, которые лишь возникают в такой последовательности, что весь ряд, в конце концов, замыкается двумя упомянутыми выше элементами. Поэтому, если первые счастливые комбинации, в конце которых стоят эти элементы, то случай должен выполнить огромную работу при помощи очень большого числа дальнейших удачных опытов, пока под влиянием успеха (вначале, конечно, в высшей степени редкого) не возникнет совершенно гладкий, вполне похожий на разумный, процесс; ибо употребление палки, как оно здесь в первый раз наблюдалось, не содержит ни в одном случае совершенно ложных компонентов даже тогда, когда (как у Коко) слабость рук и неловкость являлись некоторой помехой.

Здесь может быть сделано возражение, что нами не принято во внимание стремление к цели, более общий «инстинктивный мотив», действующий в этом направлении. На это следует ответить: Во-первых, мы, конечно, допускаем, согласно этой теории, для тела животного, для иннервации его членов, носовсем недля палки, которую оно случайно берет в руки. Поэтому я спрашиваю: почему, когда животное, следуя этому импульсу, протягивает для схватывания руку в направлении к цели (объективно), оно

216

олжно тогда держать в руке чуждую его инстинкту палку, а не наоборот, раскрыть эту руку для схватывания, как оно обычно это пелает, и, следовательно, бросить палку? Ибо палка все время (для животного) не имеет ничего общего с целью. Если все же, вопреки требованиям теории, животное удержит палку в руке, то и это оно может сделать самым различным образом, так как у него отсутствует всякий след разума; оно может держать ее, взявши за середину, так что палка окажется фронтально параллельной телу или направленной в какую-нибудь сторону; оно может схватить ее за конец, так что другой конец будет обращен назад (к животному), вверх, в небо, или вниз, перпендикулярно к земле, при самых обычных способах обхвата и т. д. и т. д. Ибо, если не дано ничего кроме телесного импульса в (объективном) направлении к цели и случайных реакций — успех начинает действовать самое раннее, только после одной счастливой комбинации, —. разум же, напротив, совершенно исключен, тогда всякое положение палки равноценно со всяким другим, границы для возможных положений определены исключительно работой мускулов, и случаю, который уже вопреки теории всунул палку в руку, остается еще много сделать, пока сможет хоть несколько раз придать верное положение палке, затем постепенно в соединении со случайным успехом элиминировать непригодные элементы и создать достаточно полную имитацию разумного образа действия. Наконец, можно бы еше возразить, что нет вовсе надобности в том, чтобы успех совпал с такого рода действием, но вначале могли случайно выработаться различные составные части, а эти последние могли бы затем позже и легче объединиться в сложное действие. Это соображение в действительности, однако, не помогает делу, так как комбинации, соответствующие этим предполагаемым частичным действиям, хотя и не могут замкнуться в прочно соединенные части процесса — единственное, что могло бы помочь делу,—потому что не достает «успеха», от которого, согласно теории, зависит связь отдельных импульсов. Что в том, если животное случайно однажды доведет дело до того, что один конец палки будет помешен позади цели? Это не есть еще успех ^в смысле теории, ибо, поскольку, согласно ей, у животного нет ни малейшего следа разума, случай должен сейчас же продолжить работу и комбинировать до счастливого конца, пока цель и животное не встретятся, или же: случай сворачивает сейчас же

вслед за этим на объективно совершенно неподходящие импуль^

217

сы; тогда — согласно теории — вообще не возникает тенденции повторять возникшую комбинацию, конечным элементом которой является «конец палки позади цели».

Теория случайности, выдвинет много других попыток объяснения, потому что ее считают особенно точной и в высшей степени согласной с требованиями естественно-научной мысли; именно поэтому многие, наверное, были бы удовлетворены, если бы не только употребление палки, но и все наблюдавшиеся в опытах действия были бы объяснены подобным образом. Однако, насколько ничего нельзя возразить против этой теории там, где случай действительно легко приводит к успеху (например, когда животное, запертое в тесном ящике, слепо рвется наружу и в беспорядочных движениях этого рода между прочим задвигает задвижку, которая открывает дверь), настолько же ее возможности при объяснении таких же опытов, какие описаны здесь, несостоятельны именно с естественно-научной точки зрения.

Естественно-научные положения, с которыми мы здесь вступаем в конфликт, суть те же самые, которые привели Боль-цмана (Boltzmann) к самой широкой и до сих пор самой значительной формулировке второго принципа термодинамики. Согласно ему, в физике (и теоретической химии) считается невозможным, чтобы в области ее явлений из большого числа случайных (независимых друг от друга), упорядоченных и одинаково возможных элементов движения в процессе комбинирования случайно возникло единое, направленное общее движение. Например, при броуновских молекулярных движениях не может случиться, чтобы отдельная частичка, которая случайно и беспорядочно смещается туда и сюда, внезапно продвинулась бы на один дециметр в прямом направлении; если это произойдет, то это будет, несомненно, означать наличие «источника ошибки», т. е. вступление влияния, не вытекающего из законов случайности. Нет никакого принципиального различия в том, идет ли дело о броуновскихдвижениях или о выдвигаемых этой теорией случайных импульсов шимпанзе, ибо основные положения второго принципа (по Больцману) отличаются столь общим характером и столь необходимо распространяются за пределы термодинамики на всю область случайных явлений, что они могут быть применены и к нашему (воображаемому) материалу, к «импульсам». Поэтому тот, кто вздумал бы нас упрекать в игре аналогиями, без сомнения, неправильно понимает основные положения

218

Больпмана (и Планка). Напротив, верно то, что между нашим случаем и случаем из термодинамики существует количественное различие: в какой степени невероятно (до совершенной практической невозможности) возникновение специальной комбинации, это зависит от числа или качества независимых элементов, которые участвуют в комбинации. Легко видеть, что в этом отношении то, что «невозможно» в термодинамике, не вполне совпадает с тем, что невозможно в опытах с животными (как это описано в опыте с употреблением палки), так как мы здесь имеем дело с меньшим числом членов (возможных импульсов), которые по сравнению с цельным процессом еще относительно очень многочисленны. Входе наших рассуждений и принципиального обсуждения положений, соответствующих рассматриваемой теории, ничто, конечно, не изменится благодаря этому, если мы только будем держаться того, чтобы исключать влияние неслучайных сил, и потому продумывать каждый отдельный случай в согласии с неумолимыми требованиями теории, как мы это сделали выше по отношению к употреблению палки.

Ни общая целенаправленность «инстинктивного импульса», ни дальнейшее преобразование «при отборе путем успеха» ничего не изменяют в этом неблагоприятном положении вещей; первое—по вышеприведенным основаниям, второе — потому что оно требует сначала в течение длительного периода счастливых случайностей, которые не всегда возможны и без которых «успех» вообще не может действовать.

Так как подобные рассуждения развивались при обсуждении эволюционных проблем Бергсоном, а еще раньше Э. Гартманом и играют большую роль в виталистической литературе, я считаю уместным сделать следующее замечание: Э. Гартман считает невозможным, чтобы птица случайно находила свое гнездо, и заключает, что здесь действует «бессознательное»; Бергсон считает упорядочение элементов одного глаза слишком невероятным и поэтому заставляет «Elan vital» (жизненный прорыв) произвести чудо; неовиталисты и психовиталисты также неудовлетворены Дарвинистской случайностью и считают необходимым допустить вообще в специфически живом «целеустремительные силы», в общем, того же рода, что и человеческое мышление, которые, во всяком случае, не обнаруживают его свойства — быть переживанием. Эта книга имеет к указанным направлениям мысли только то отношение, что здесь, как и там, отвергается теория случайнос-

219

ти. Но переход от отклонения этой теории к признанию одного из вышеуказанных учений считается почти обязательным и поэтому я должен подчеркнуть, что вовсе не существует альтернативы: случайность или агенты, стоящие по ту сторону опыта. В этом противопоставлении заключается фундаментальная ошибка, полагающая, что все процессы в неживой природе должны рассматриваться, как подчиненные законам случайности, в то время как уже в физике многие процессы не имеют ничего общего со случаем. Поскольку, не вся физика заключается в учении о беспорядочных тепловыхдвижениях, поскольку нет совершенно никакой необходимости переходить от соображений, выдвинутых выше против теории случайности, к допущению сверхопытных агентов. С точки зрения физики, как раз и кажется поразительным то, что обычно говорят «или-или» там, где еще существуют совершенно другие возможности.

Мне кажется, я показал, что теория случайности может считаться точной и пригодной далеко не для всех случаев и что при объяснении таких действий, которые здесь описаны, к случайности предъявляются совершенно произвольные требования, в то время как естествознание не допускает подобного доверия за известными пределами. Поэтому следует еще раз бросить взгляд на самые опыты.

Согласно теории мы ни в коем образе не должны видеть в них впервые возникающий процесс, но, —должны рассматривать их как продукт частого повторения. Например, объективно правильное употребление ящика или т. п. в качестве скамьи едвали могло образоваться раньше, чем, скажем, после пятидесяти повторений. По крайней мере, столь же часто, и как раз в то же самое время, что и ящик и т. п., должнабыла встречаться высоко подвешенная цель, которую животное не могло достать более простым способом. Подумайте только, как невероятно уже одно то, что животное в этой ситуации вообще возьмется за орудие и станет им двигать, поскольку у него отсутствует даже всякий след разума. Чем больше мы углубляемся в обдумывание опыта — а это следует сделать—тем больше мы склоняемся к тому, чтобы считать необходимым в поведении гораздо большее число повторений.

Это же более близкое рассмотрение отдельных опытов показывает, однако, что большей частью нет налицо самопростейших предпосылок для такого распространенного толкования случайности. Как часто вообще шимпанзе мог в естественных

220

условиях своей жизни попадать в положение, когда, например, он нуждался бы в скамейке для высоко подвешенной цели, т. е. висящего на дереве плода? Обходный путь в буквальном смысле слова, как способ решения задачи, появляется у шимпанзе легче и раньше всякого употребления орудий; всегда, когда подобный обходный путь кажется нам только отдаленно возможным (и даже за этими человеческими границами), для этих животных не существует вообще никакого замешательства и уже, конечно, никаких особых «импульсов», они сейчас же устанавливают обходный путь. В начале опытов моей главной задачей и было как раз сделать для них невозможным этот легкий образ действия. Если дело идет о деревьях — а где иначе может в камерунском лесу что-либо высоко висеть — я утверждаю, что едва ли существует для шимпанзе нечто такое, чего они не могли бы достичь каким-нибудь обходным путем. Надо хоть раз посмотреть, как даже плохой гимнаст из шимпанзе (например, Султан, которого я иногда свободно выпускал наружу) перепрыгивает с дерева на дерево, как будто падает, спускается и т. д.; как он удерживается на тонком стволе дерева, не имеющем ни одного настоящего сука, а только листву и тончайшие ветки; как сразу падает и все же, примирившись в одну ничтожную долю секунды, ловко задерживается, чтобы опять благополучно качаться, прыгать и падать, пока он не останавливается на прочном месте там, где он хочет. Я должен совершенно отвергнуть предположение (для случая с употреблением ящика), что животным достаточно часто встреча-лисьслучаи, когда они, вследствие исключения естественных для них гимнастических обходных путей, оказывалисьбы вынужденными комбинировать другие «группы импульсов». Они, разумеется, всегда обходятся без скамьи, и только экспериментирующий человек ставит их впервые в такие положения, где подобные обходные пути или объективно невозможны или исключены (благодаря запрету человека). То же самое надо сказать и относительно употребления палки для доставания иначе недосягаемых предметов (на Тенерифе у Чего мы не наблюдаем ничего похожего до опытов, Нуэваи Коко подвергались испытанию, кактолько °ни прибыли), относительно отодвигания ящика, который стоит на пути к решетке (на свободе шимпанзе, конечно, изобретает тотчас же обходные пути вокруг каменных глыб или толстых Древесных стволов), а так как известное число дальнейших °пытов предполагает соответствующее употребление палки и

221

ящика,той им недбстаёт по тем же основаниям той йредыстор&Ш,
которая необходима для выработки удовлетворительной комби
нации импульсов.                                                                  *

Еще раз: различного рода предметы были уже до опытов так или иначе знакомы шимпанзе, но между простым схватыванием палки и ее «как бы осмысленным» применением лежит огромное расстояние. Если же в дальнейшем оставить эту теорию и спросить, не случалось ли, например, Нуэве уже когда-нибудь прежде в осмысленной игре передвигать палкой камень, то, конечно, при измененной таким образом постановке вопроса нельзя дать точного ответа. Потому что, уже при самом малом разуме становится вполне возможным многое такое, что никогда не может произойти по чистой случайности. Я был бы склонен даже ответить на этот вопрос положительно, так как мне приходится ежедневно наблюдать, что подобные вещи нередко происходят в игре животных, в которой они очень хорошо понимают, что делают.

Но если в этом можно сомневаться, то, мне кажется, не может быть никаких сомнений втом положении, что в отдельных случаях животное или вообще в первый раз встречается с данной ситуацией, или же, самое большее, могло пережить лишь единичные случаи подобного рода. Примером может служить опыт, описанный выше в виде образца. Кто решится серьезно утверждать, что хоть одно из животных находилось в сходном положении еще до нашего испытания? Находилось ли животное в помещении, отграниченном от остального пространства плоскостью (решеткой), имело ли оно дело с укрепленной снаружи веревкой, протянутой наискось сквозь решетку, в середине которой был завязан плод, так что только определенный поворот веревки мог привести к достижению цели? Если даже опыт и является очень простым, это не значит еще, что он встречался животному до этого, и все же четверо из них, независимо один от другого, внезапно находят принципиально правильное решение. Никогда до опыта животное не имело дела с целью, подвешенной против дверных петель, и все же дверь тонко и сразу замечается и сейчас же вслед за этим открывается в процессе ясного решениям. Если отвлечься оттого, как Султан вообще доходит до употребления ящиков, то остается все же следующий вопрос: что побуждает его вынимать камни, положенные в виде груза, когда однажды был произведен соответствующий опыт? Где он мог

222

иметь случай для слепого комбинирования в этой ситуации? Далее, несомненно, что только в единичных случаях и далеко не столь часто, как полагалось бы по теории, могло случиться, что Нуэва не могла достать до цели слишком короткой палкой и что совершенно случайно более длинная палка лежалатак близко, что животное могло достать ее с помощью короткой и т. д. — конечно, все это при помощи случайных импульсов.

Только с чрезвычайным усилием можно такдолго аргументировать против объяснения, для которого наблюдения не дают ни малейшего повода. Я еще раз в заключении обращаю внимание на характер этих наблюдений, который говорит больше, чем все подобные аргументы, и на его противоречия с требованиями этой теории.

1. Животные должны были прежде случайно выработать путем дрессировки такое решение; мы наблюдаем, говорят нам, в высшей степени легко протекающий процесс — продукт упражнения, — который имеет, благодаря этой величайшей легкости протекания, совершенно такой же вид, как и осмысленное решение. Но самые лучшие, самые ясные решения, которые я наблюдал, наступали часто совершенно внезапно после того, как животное в начале опыта, а в отдельных случаях часами, пребывало в полной беспомощности. Кто склонен рассматривать первый опыт Чего (ящик на пути к решетке) или первый опыт с ящиком Коко (употребление его в качестве скамейки), как воспроизведение бессмысленного продукта длительной дрессировки, тот вступает в противоречие с непосредственным впечат-г лением, которое производит это поведение на наблюдателя.

2. Животные должны образовать путем отбора удачных «импульсов» известный процесс, укрепить и сгладить его настолько, чтобы быть в состоянии производить его теперь в этой форме совершенно гладко. Этому требованию не соответствует ни один из всех наблюдавшихся опытов, так как почти ни один не протекал два раза одинаковым образом, напротив, отдельные Движения обычно сильно менялись от опыта к опыту: дверь повертывается одинаковым образом, как тогда, когда животное стоит на полу, так и тогда, когда оно сидит на ней сверху; ящик, преграждающий дорогу, отодвигается от решетки под углом или опрокидывается через заднее нижнее ребро. Когда нужно принести ящик под цель, можно видеть, как то же самое животное тянет ^его, поворачивает через ребро, носит, как ему заблагорассудится

223

и т. д. Единственное имеющееся здесь ограничение заключается всмысле этого действия. Поэтому-то наблюдатель при всем своем желании не можетсказать: животное сокращает такой-то итакой-то мускул, производиттот и тот импульс. Это было бы подчеркиванием несущественного, произвольно меняющегося от случая к случаю побочного обстоятельства. Если хотят быть верным фактам, следует, скорее, просто употреблять для описания такие выражения, которые уже включают осмысленную связь действий: например, «животное устранило с дороги стоящий у решетки ящик», совершенно все равно, какие мускулы, какие движения выполнили это.

3. Не столь безразличны дальнейшие вариации, которые также противоречат теории, но которые все же могут быть непосредственно вызваны непредвиденными побочными обстоятельствами и представляют собою ответ на их возникновение: совершенно невозможно, чтобы все они были результатом дрессировки. Животное не продолжает бессмысленно дальше выученную программу, но оно отвечает на случайное затруднение соответствующей вариацией. Подобные вещи можно часто наблюдать, например, при употреблении палки: легко сказать, что животное достает предмет при помощи палки, но вдействитель-ности оно должно всякий раз вести себя иначе, потому что всякое движение приводит цель на неровной земле в новое положение, которое требует всякий раз соответствующего обращения. Когда Султан в первый раз достал одну палку с помощью другой, опыт протекал (на удобном полу) совершенно гладко. Но в следующий раз при доставании палки она, натолкнувшись на кремень, резко повернулась концом наружу и оказалась, таким образом, недоступной, так как она была направлена прямо на Султана: животное тотчас же остановилось, осторожными легкими толчками привело палку снова в поперечное положение и затем притянуло ее к себе. Можно сказать, что в большинстве случаев с употреблением палки решение главной задачи вызывает попутно маленькие непредвиденные добавочные задачи и что шимпанзе, как правило, тотчас же вводит соответствующее изменение в свое поведение. Конечно, и здесь есть свои границы — о них будет идти речь в следующей главе, — но мы вовсе и не утверждаем, что шимпанзе способен к таким же операциям, как и взрослый человек. С другой стороны, было бы бессмысленно утверждать, что животное проделало особые комбинации случайных импуль-

224

сов для всех этих различных случаев и вариаций.

4. Из всех возникавших комбинаций успехдолжен отобрать объективно подходящие и объединить их в единое целое. Но животные обнаруживают внезапно ясные, замкнутые в себе и законченные способы решения, как целые, которые в известном смысле совершенно соответствуют ситуации и вместе с тем все же оказываются невыполнимыми. Никогда животное не могло с их помощью достигнуть успеха, следовательно, эти способы, наверное, не являются результатом предшествующего упражнения, согласно схеме данной теории. Я напомню, как двое животных внезапно подымают ящик, который стоит слишком низко, и прижимают его повыше к стене; как многие из них стараются поставить ящик диагонально, чтоб он был выше; как Рана соединяет две слишком маленьких палки для прыгания в одну, оптически двойную по величине; как Султан на большом расстоянии от цели направляет одной палкой другую и, таким образом, в известном смысле «достигает» до цели; во второй части этого исследования мы опишем особенно замечательный случай, как несколько животных, когда камень мешает им повернуть тяжелую створку двери, внезапно с величайшими усилиями пытаются приподнять тяжелую дверь над камнем. Как могли подобные хорошие ошибки возникнуть из дрессировки посредством отбора удачных случаев?

Соответственно всему этому даже сторонникданной теории должен, насколько я понимаю, придти к тому выводу, что приводимые здесь описания опытов не оставляют никакого места для применения его объяснения. Чем больше он будет стремиться к чему-нибудь более ценному, чем простая схема его теории, а именно действительно продумать и показать, как каждый из этих опытов может быть объяснен и понят по его способу, тем яснее должно ему становиться, что он пытается сделать нечто невозможное. Он должен только все время придерживаться условия, чтобы разум, как понимание отношений в ситуации, не привлекался им даже в самой безобидной форме и даже в самомалейшей Детали опыта.^|3)

Кто с самого начала не уверен — как сторонники экономии научной мысли, — что только эта теория может быть применена к животным, тому я могу только посоветовать еще раз посмотреть описание некоторых опытов. Если он вынесет из этого чтения хотя бы самый отдаленный образ того, что дает непосредственное

Зак. № 175

225

наблюдение действительных процессов в совершенно непередаваемом виде, тогда он, может быть, почувствует, что по самому существу дела к этой действительности не подходят ни сама теория, ни даже столь распространенные выводы из нее; до такой степени раздельно противостоят друг другу наблюдение и толкование. К сожалению мы вынуждены прибегнуть к подобным странным и совершенно не вызываемым существом дела дискуссиям, благодаря тому, что психологические наблюдения расцениваются значительно ниже, чем общие принципы. Я не стану больше возвращаться в дальнейшем к этой теории и буду обсуждать опыты только с тех точек зрения, которые вытекают из них самих.

Эти рассуждения относительно принципа случайности еще не означают занятия той или иной позиции по отношению к общей ассоциационной теории, и мы указывали уже в самом начале, что вопрос, который мы рассматривали в настоящей книге, может быть разрешен в положительном или отрицательном смысле без того, чтобы тем самым было затронуто отношение наших опытов к ассоциационному учению. Мы остаемся при этом и сейчас. Принцип случайности навязывает нам по отношению к животным такое объяснение, которое с несомненностью исключает у них разум и тем самым затрагивает самое ядро нашего исследования. Теоретики ассоциационизма знают и при-знаютто, что у человека называют разумом, и утверждают, чтоони могут объяснить это, исходя из своих принципов, также хорошо, как самую простую ассоциацию по смежности (или репродукцию). В отношении поведения животных отсюда в крайнем случае следует, что они будут рассматривать поведение, имеющее разумный характер, совершенно таким же образом; однако это вовсе не значит, что у животного необходимо должно отсутствовать то, что у человека обычно называют разумом. Поэтому я могу воздержаться от дальнейшего рассмотрения этого вопроса и хочу только отметить, что с первой и непременной предпосылкой удовлетворительного объяснения разумного поведения, сточки зрения принципа ассоциации, является разрешение следующего вопроса при помощи ассоциационной теории: следует строго вывести из ассоциационного принципа, что представляет собою понимание существенного, внутреннего отношения двух вещей друг к другу (более обще: понимание структуры ситуации); при этом под «отношением» подразумевается взаимная связь на

226

основе свойств самих вещей, а не частное «одновременное или последовательное их появление». Эту задачу надо разрешить в первую очередь, потому что подобное отношение представляет элементарнейшую функцию, которая участвует в специфически разумном поведении, и нет никакого сомнения, что, между прочим, эти отношения постоянно определяют поведение шимпанзе. Они, следовательно, не являются чем-то данным помимо «ощущений» и и т. п. и наряду с ними в качестве других ассоциируемых частиц, но можно с совершенной строгостью доказать — и есть средства определить это количественно — что они сильнейшим образом определяют характерными свойствами своего протекания поведение шимпанзе и тем самым его внутреннюю динамику. Или ассоциационная теория в состоянии представить с совершенной ясностью «меньше чем», «дальше чем», «именно в том направлении» и т. д. соответственно их внутреннему смыслу, как ассоциации, возникшие в опыте — и тогда все будет хорошо; или же эту теорию нельзя рассматривать как удовлетворительное объяснение, если она не в состоянии объяснить действенности именно этих первичных моментов для шимпанзе (равно как и для человека):_ в последнем случае можно было бы допустить только соучастие ассоциационного принципа и кроме него следовало бы признать в качестве независимо действующего принципа, по крайней мере, все процессы другого рода, отношения и ее внешние связи.

Гораздо короче, чем теория случайностей, может быть обсуждено другое объяснение, которое нередко приходится слышать от неспециалистов и которое не будет принято всерьез никем, кто много экспериментировал над животными. Не могли ли шимпанзе когда-нибудь видеть до опытов подобные способы решения, выполняемые человеком, и не подражают ли они просто таким человеческим образцам.

Прежде всего, надо точно выяснить: в каком отношении эта мысль стоит к вопросу, обсуждаемому в этой книге: она только тогда может быть высказана в форме упрека, если «простое подражание» должно представлять собою процесс, лишенный всякого следа разумного понимания прежде виденного; ибо в ином случае вместо упрека мы имеем дело с чрезвычайно специальной попыткой объяснения наличного разумного поведения. Я предполагаю, что, благодаря такому толкованию так называемого упрека, до некоторой степени уменьшается склон-

8*

227

ность приводить его в качестве такового. Ибо внезапное, непосредственное выполнение относительно сложных действий, виденных когда-то, без следа разумного понимания и точно так, как если бы они были осмыслены, представляло бы явление, которое, согласно моим знаниям психологии, до сих пор никогда не наблюдалось ни у человека ни у животного и, следовательно, должно было быть введено здесь заново, в качестве гипотезы. И мне кажется, что здесь имеет место ошибка мысли следующего рода: для взрослого человека нет ничего легче, как «просто подражать» тому, что он видит или видел, как делает другой; всякий нормальный взрослый, если только имеется ктому повод, разумеется, «сейчас же повторит» такие действия, которыездесь производились шимпанзе; здесь можно действительно говорить о «простом подражании». Этот факт приводит, правда, при поверхностном мышлении, к уже упомянутому упреку, причем, применяя его к шимпанзе, упускают из виду, что подражающий человек, конечно, сам уже давно сдает большинство тех же самых действий, и уже, во всяком случае — поскольку образец не выходит за известные границы сложности — тотчас понимает, осмысленно схватывает, что означает действие другого, в какой мере оно является «решением» данной ситуации. Еще раз: до сих пор никакой опыт не показал нам, и маловероятно, что он покажет в будущем нечто столь удивительное, как обратная возможность для животного: воспроизводить ни в каком отношении и ни в одной своей части непонятные сложные способы повеления, сразу, как замкнутые в себе, ясные процессы, только потому, что оно раньше однажды или несколько раз сопереживало их оптически, к тому же после длительных промежутков времени, — потому что экспериментатор исключает всякую возможность подражания непосредственно перед подобными опытами (за исключением тех случаев, когда исследуется именно «подражание»).

Впрочем, мы снова возвращаемся ктому, что следует строго последовательно мыслить и не допускать в «подражании» участия ничего такого, что хоть в малейшей степени являлось бы пониманием виденного.

Даже зоопсихологи далеко не всегда достаточно точно принимают во внимание это фундаментальное различие между человеческим подражанием, известным как «простое», и тем, которое легко можно вызвать у животных; таким образом, мало

228

удивления вызвало то, что вначале обнаружилось в опытах, именно, что у животных, в общем, весьма плохо обстоит дело с таким, казалось бы легким, подражанием. Это удивление, вероятно, было бы значительно меньше, если бы заранее подумать о том, что человек сперва должен в какой-нибудь степени или части понять, прежде чем он вообще сможет подражать, ибо решающим здесь является исследование в близком к этому направлении: надо исследовать, должно ли также животное обладать известным минимумом понимания виденного, прежде чем вообще подражание становится возможным. Новые опыты американских исследователей установили с несомненностью — вопреки результатам Торндайка, — что подражание встречается у высших позвоночных, хотя оно отличается бедностью и вызывается с трудом. Сообщаемое ими хорошо согласуется с тем допущением, что животное должно проделать трудную работу для того, чтобы хоть что-нибудь, по меньшей мере, понять из образца, прежде чем может наступить подражание. «Простое подражание!». Всякому, кто еще не ставил опытов над животными, я могу только сказать: если дело происходит в действительности так, что животное, перед которым проделано решение, оказывается в состоянии сразу же выполнить его, хотя бы до того и не подозревало об этом, то в это мгновение мы бесспорно должны испытать истинное уважение к этому животному. К сожалению, нечто подобное случается даже у шимпанзе весьма редко и всегда только в тех случаях, когда данная ситуация, как и само решение, лежат приблизительно внутри тех же самых границ, которые существуют также и для вполне спонтанных действий шимпанзе. Легко видеть, до какой степени этот упрек далек от опыта.

У шимпанзе (и совершенно так же у других высших позвоночных) легко вызывается «простое подражание», поскольку имеются налицо те же условия, что и у человека, т. е. если поведение, которому они подражают, им до того свойственно и понятно, если при этихусловиях возникает какой-нибудь повод обратить внимание на другого (животное или человека) и заинтересоваться его поведением, то сейчас же возникает или «подражание» или «попытка такого же решения» и т. п. Что касается подражания, то у высших животных, по-видимому, существуют совершенно такие же отношения и качественные условия, что и У человека. Легко показать, что и человек не может тотчас «просто подражать», когда он не вполне понимает какой-нибудь процесс

229

или какой-нибудь ряд мыслей; я еще возвращусь к этому, когда речь будет идти о подражании шимпанзе.

Предвосхищая дальнейшее изложение, упомянем кратко, что у шимпанзе наблюдаются, примерно, четыре рода подражания; однако все эти наблюдения не позволяют даже думать, чтобы животные могли «просто подражать» описанным выше действиям в их существе, и притом подражать совершенно неосмысленно. Подобного рода процесса не бывает вообще у шимпанзе.

Помимо сказанного мы должны сделать следующие замечания, чтобы предварительно установить пределы для того, что могло бы быть перенято в какой-нибудь форме подражания:

1. На вопрос: могли ли животные уже однажды видеть, как человек выполняет нечто похожее на их действия, следует ответить в некоторых случаях с уверенностью положительным образом и даже больше: некоторые способы поведения животные должны были наблюдать уже до опытов, хотя и неизвестно, с какой степенью внимания. Почти невозможно, например, держать шимпанзе в неволе без того, чтобы никогда не происходило в его присутствии что-нибудь вроде употребления палки. Уже чисткаего клетки (метлаит. п.) приводит к подобным действиям, если ради этого не ввести какой-нибудь сложной системы и если попытаться запретить сторожу подобные вещи, то, во-первых, это делается слишком поздно (потому что подобная же возможность существовала уже при морском транспорте или раньше), и во-вторых, для непонимающего в чем дело довольно трудно действительно избежать подобных действий, потому что механизированное применение орудий происходит у человека помимо его сознания. Это следует принять в расчет. Не так легко они могли видеть употребление ящиков и т. п. в качестве скамеек, зато, напротив, очень вероятно, что животные до опытов имели случай видеть употребление лестницы. Мы обсудим в другом месте, в какой мере подобные образцы, за которыми не следует тотчас же возможность или повод для подражания, могут повлиять на позднейшее поведение животных; повторяю еще раз, что одно лишь присутствие при отдельных или многих случаях употребления орудий без малейшего следа понимания, по-видимому, имеет влияние равное нулю.

'Намеренного показывания животным, как я могу установить с полной
достоверностью, никогда не было, за исключением тех случаев, когда я сам добивался
всеми силами достигнуть чего-нибудь этим способом          *:, s *~                 > >,

230

2. В известном числе случаев, по-видимому, подражание всевозможного рода является исключенным по самой сути дела:

а) потому что данная задача еще никогда не могла быть
решена человеком в присутствии шимпанзе (стоит вспомнить об
использовании дверной створки, обопоражнении ящика, напол
ненного камнями, об описанном выше опыте с веревкой, протя
нутой наискось к решетке, и т. д.);

б) потому что человек никогда бы не напал на тот способ
решения, к которому прибегают животные (я напомню палку для
прыганья и хорошие ошибки: кто мог предварительно показать
животным, что надо приставить ящик высоко к вертикальной
стене или чисто оптически способом соединить две палки в одну,
более длинную, и т. д. ).

При всем том уже здесь следует отметить: утверждали, что шимпанзе никогда не перенимает новые действия не только от своих сородичей, но также и от человека.

8. Оперирование формами

Во всех исследованиях интеллекта, в которых применяется оптически данная ситуация, испытуемый, если точнее вглядеться,должен, наряду с другими задачами, выполнить также задачу восприятия определенных форм или структур. Эти структурные моменты в большинстве описанных до сих пор опытов были настолько просты, что неопытный едва ли сумеет распознать в них характерные свойства структур: грубые дистанции (очень часто), отношение величин (например, в опыте с двойной палкой, отношение величины обоих отверстий), грубые исправления и всевозможные компоненты направления (опыт, приведенный нами в качестве образца в предыдущей главе, опыт со створками двери и др. ). Однако, там где формальная задача предъявляла несколько большие требования, т. е. там, где обычно только и начинают говорить (не теоретически) о формах и структурах (в узком смысле), там всегда решение становилось для шимпанзе невозможным, и они начинали вести себя, не обращая внимания на тонкие детали в структуре ситуации, так, как будто бы все формы были даны ему en bloc, без всяких ясных внутренних очертаний. Так было со свернутым гимнастическим канатом, с намотанной проволокой, при постройке из ящиков. Между тем, ситуации, применявшиеся обычно до сих пор для исследования интеллекта млекопитающих, начиная с кошки и выше, содержали большей частью формы очень сложного рода, особенно всевозможные дверные запоры и т. д. Само собою разумеется, после всего, сообщенного до сих пор, что животные, стоящие ниже антропоидов, не понимают сразу этих приспособлений да и едва ли вообще когда-нибудь могут понять их. Я не мог применить при переходе к более трудным опытам с шимпанзе

232

материал, случайно выбранный по степени сложности; дальнейшие исследования и имеют своей задачей, по возможности, проследить постепенное усложнение первичных функций, которое обычно остается скрытым от самого экспериментатора, когда он ставит опыты с «отпиранием задвижки», «двойным запором» и т. п. Точки зрения, исходя из которых создается план исследования, должны быть психологического, а не технологического характера; если животное не открывает или открывает каким-нибудь образом сложный запор, для психолога остается совершенно неясным, чего же собственно в психологическом смысле животное не могло сделать, или что оно каким-нибудь образом сделало.

Следующие опыты показывают, в каком направлении нужно идти дальше, чтобы найти высшие, но все еще достаточно ясные для наблюдения и понимания функции, экспериментальные ситуации.

Чего проводит свой первый опыт с палкой и приближает (2. III. 1914)фрукты палкой попрямойлинии к решетке, за которой она находится. Теперь нижняя часть решетки покрыта еще одной густой проволочной сеткой с узкими отверстиями, так что животное не может схватить фрукты, которые оно подтащило к себе, хотя они лежат совсем рядом с ним, ни через узкие отверстия, ни сверху над сеткой, так как последняя слишком высока, чтобы его рука могла при этом достать до полу. Сбоку, примерно, на расстоянии 1 м сетка не так высока. После того, как Чего однажды напрасно работала палкой внизу, она тотчас же снова берет палку рукой, катит цель ясным непрерывным движением в сторону, к более низкому месту сетки (следовательно, прочь от своего теперешнего места), затем быстро подходит сама к тому же месту и теперь может без труда завладеть фруктами.

Совершенно так же ведет себя Султан (17. III). Палка привязана к веревке, а последняя прикреплена к раме решетки. Снаружи лежит цель, но низ железной решетки снова покрыт густой проволочной сеткой, так что животное может через нее просунуть палку, но не может, приблизив цель к самой сетке, Достать ее. Султан берет палку и весьма определенным движением катит цель в сторону к дыре, которая имеется внизу в проволочной сетке и сквозь которую он может прямо с земли схватить ее рукой. Замечательно, особенно для теории случайности, что Султан, после того, как заботливо подкатил цель к

233

отверстию, бросает палку, подходит к отверстию, протягивает руку наружу, пытаясь схватить цель, и так как он не может этого сделать, сейчас же возвращается за палкой и подкатывает цель еще ближе к отверстию, так что он можеттеперь сквозь отверстие достать фрукты.

Если бы животное начинало работать не с этого места у решетки, прямо против которого лежит цель, но с самого начала с того места, где в только что описанных опытах оно просовывало руку, тогда животное в течение всего процесса сидело бы, повернувшись в сторону к цели, и притягивало цель почти прямо к себе, не совершая наблюдавшегося нами обходного пути. Чтобы помешать Султану действовать таким образом, палка была посредством веревки укреплена так, что ее нельзя было применить с того второго места, так как веревка не доходила туда. При нашей постановке опыта оба животных катили цель прочь от себя под углом 90градусов до 180 градусов, если мы 0 градусами обозначим направление цель—животное, в котором естественнее всего было бы действовать палкой. Следовательно, как и в прежних опытах с обходным путем, перед нами случай, когда действие, рассматриваемое само по себе, является бессмысленным, даже вредным, но в соединении с другим («позже подойти к другому месту и там взять цель рукой») и только в этом соединении становится осмысленным: целое дает единственную возможность решения, могущую придти в голову. В одной из предыдущих глав я рассматривал это обстоятельство, как самое характерное для обходных путей, но там нельзя было вывести никаких заключений оживотных. Согласно разъяснениям, сделанным в предыдущей главе, мы могли, во всяком случае, поставить вопрос: первая часть а процесса опыта («откатить к другому месту и прочь от себя») не может осмысленно возникнуть одна, потому что, взятая отдельно, она, скорее, вредна, чем полезна; однако часть b («подойти кдругому месту и схватить цель») еще не принимается в расчет — мыслимо ли, что (а, Ь) возникает у животного (или у человека) как замкнутый в себе план действия из осмысленно рассматриваемой ситуации? Я именно не вижу другого пути объяснения, раз начало действия, будучи изолировано, не имеет ничего общего с решением задачи и даже, видимо, противоречит ему, — следовательно, не может осмысленно возникнуть как изолированная часть. Поэтому реально требуется целое, которое, так сказать, определяет свои «части» для того, чтобы вообще мог

234

осмысленно возникнуть такой процесс, который нами описан. Структурная теория знает целые, которые являются чем-то большим, чем «сумма их частей»; здесь же требуется целое, которое даже в известном смысле противоположно одной из своих частей, и это кажется очень странным выводом. Если попытаться физиологически объяснить возникновение осмысленных решений, это могло бы быть хорошим пробным камнем для всех теоретических построений.

С функциональной стороны только что описанное поведение можно рассматривать с двух относительно простых точек зрения. Можно сказать, что животное умеет находить обходные пути с помощью палки в качестве орудия, как и действительные пути для собственного тела — эта возможность выявилась в самом опыте еще недостаточно ясно — и второе: применение палки совершается в расчете на позднейшее, совершенно иное действие (изменение собственного местоположения), которое может действительно наступить только вслед за ним, как заключительная часть всего процесса. Обратимся к ближайшему исследованию первой возможности.

Легко может показаться, что обсуждение этого первого момента относится не сюда, так как здесь к животным должны быть предъявлены большие требования. При самой легкой форме исследования этого общего типа можно установить обходные пути уже в опытах с собаками и в очень ограниченных размерах—даже с курами. Можно поэтому подумать, что нет большой разницы втом, должен ли быть пройден обходный путь самим животным или рукой, держащей орудие; если только в этом последнем случае само по себе употребление орудия знакомо, тогда прокладывание обходного пути — хорошо знакомое по собственным движениям — должно было бы удаваться само собой. И в действительности, при логизированном понимании сущности разумного поведения, может быть, и можно было бы сделать такой вывод. Но здесь, как и вообще в высшей психологии, даже разумное поведение, интеллектуальная операция, не поддается интеллектуалистическому толкованию». Во всяком случае, шимпанзе очень далек от того, чтобы совершать требуемые ситуацией обходные пути орудиями (вообще вещами) столь же легко, как он это умеет делать при движениях собственного тела. Я опишу исследования, которые были произведены в этом направлении сначала над самым спокойным и кротким живот-

235

ным, над Нуэвой. Она сидит за решеткой, снаружи перед ней (в 45 см) на земле стоит сооружение в форме квадратного выдвижного ящика (сверху открытого), у которого не достает одной боковой стенки; ящик имеет 38 см в длину, три вертикальные стенки — б см в вышину; эта «обходная доска» установлена на голом грунте так, что ящик открытой стороной (см. рис. 17) обращен в противоположную от животного сторону (нормальное положение).

В Ц экспериментатор кладет цель (бананы) и затем дает Нуэве в руки длинную палку (18. III). Она тащит цель, прямо к себе (0 градусов), очень скоро не может тащить ее дальше—потому что передняя стенка преграждает дорогу — и приходит в большое смущение; она жалуется и просит, но не получает никакой помощи. Наконец, она снова схватывает палку и опять старается притащить цель под углом в 0 градусов. Затем поведение сразу меняется: она уже ставит палку не позади цели, а перед ней, и не тянет ее, а толкает ее несколько раз, заботливо пристраивая палку, со всей уверенностью, к открытой стороне (обращенной в противоположную от нее сторону), т. е. , примерно, под углом в 180 граудсов. Это осмотрительное и равномерное движение продолжается почти до края доски, где без всякого скачка, без изменения в общем поведении животного, палка помещается сразу позади цели, и животное оттягивает цель назад на несколько сантиметров (около 5). «Поворот» длится только несколько мгновений, затем снова совершенно ясно животное начинает отгонять цель к отверстию, цель спокойно равномерными движениями скатывается с доски на землю в сторону, и, наконец, животное по кривой (слева от негояя и так всегда) удачно придвигает цель к

236

себе.

При повторении опыта через несколько минут животное сейчас же проводит цель по всему обходному пути, без одной ошибки, ясно начинал его под углом в 180 градусов.

Повторение на следующий день: Нуэва сперва тащит цель к себе, под углом в 0 градусов, затем еще до того, как цель доходит до преграждающей путь вертикальной стены, резко изменяет направление движения на обратное, и равномерно гонит прочь от себя цель на протяжении большей части доски, на мгновение делает, как и накануне, поворот и затем снова возвращается к гладкому и заботливому проведению кривой пути. (Повторение через несколько минут: ясное решение без одной ошибки).

(20. III). Обходная доска имеет площадь в 50 кв. см, требуемый обходный путь, следовательно, становится, соответственно, длиннее. Нуэва начинает действовать под углом в 0 градусов, внезапно поворачивает (опять не доходя еще до стенки) и заботливо и спокойно проводит цель по обходному пути до того места, где она может достать ее. (Повторение через несколько минут: безошибочное решение).

Повторение 28/Ш. Начинает с 0 граудсов, сразу переходит к 180 градусам. Когда цель обходит угол доски — боковая стенка преграждает путь палке, животное решительно, но спокойно отодвигает палкой всю доску в сторону и затем ведет цель без помехи дальше.

Описанное только что поведение Нуэвы гораздо яснее, чем все, чтовдальнейшембудетрассказаноодругихживотных, и оно уже достаточно отчетливо показывает, что единственное возможное вданном случае решение, наступающее действительно после более примитивного поведения вначале, может быть осуществлено, только при преодолении сильного противодействия. Несомненно, что оно возникает у Нуэвы совершенно осмысленно: так ясно новое направление движения (180 градусов) отделяется от прежнего (0 градусов) и так мало здесь может идти речь о Диффузных пробах. Но то, что проходит долгое время, пока это решение вообще находится, то, что после первых примитивных попыток животное остается в течение долгого времени беспомощным, что еще после шести опытов вначале возвращается направление под 0 градусов, раньше чем внезапно возникает Решение, — все это составляет довольно резкий контраст с той естественной легкостью, с какой шимпанзе пробегают или караб-

237                                                                  ,

каются по обходному пути к цели. Замечательный «поворот», который наблюдается еще при третьем опыте (на второй день), показывает далее, что выполнение решения продолжает быть трудным даже после того, как оно уже возникло со всей определенностью и продвинулось на значительное расстояние. Это моментальное и пространственно очень ограниченное обратное движение не имеет ничего общего со случайными вопросами. Я мог бы лучше всего охарактеризовать его при помощи приблизительной аналогии: если человекдолжен сразу выполнить движения, которые вообще не требуют от него никаких усилий, наблюдая их в то же время в зеркале, то, как известно,¹ часто происходит навязчивое изменение направления действия на обратное, потому что нарушено нормальное соотношение между оптикой и моторикой. Когда Нуэва впадает на мгновение в нормальное направление, таща цель к себе, у наблюдателя создается впечатление, что само животное ориентируется в этом измененном направлении только после того, как цель действительно прошла небольшую часть пути под О градусов. В последующих опытах это явление не только повторяется снова, но оно усиливается, доходя до парадокса. Только одно единственное животное, а именно — умный Султан, выполнило решение при нормальной постановке доски. Его поведение при этом замечательно не только тем, что оно невыгодно отличается от поведения Нуэвы (18.11). Ставится доска в 38 кв. см, она лежит на несколько большем расстоянии от решетки (55 см). Султан тянет банан к себе (0 градусов) и старается поднять его через край доски; так как здесь, благодаря вертикальной стене, его совсем нельзя достать концом палки, наблюдатель кладет банан обратно на первоначальное место; теперь Султан двигает его в сторону (примерно 90 градусов) к стене, и, когда цель приблизилась к ней, начинает поднимать ее концом палки, выбрасывает ее действительно наружу, и теперь на свободной земле он легко может притянуть ее к себе. Маленький вертикальный обходный путь (6 см) через край стенки кажется возникает сам собою: кактолько плодлежит у стены, на место толкающих движений отчетливо выступают движения поднимающие.

До сего времени совсем не происходило действий в направ-

ься и я не ошибаюсь, этот опыт исходит от Л пха.

238

пении к открытой стороне. Поводом к их появлению явился случай, который оказал сильную помощь в самой общей форме. (Новая цель). При торопливых движениях, которыми Султан очень невыгодно отличается от Нуэвы в том же опыте, и, благодаря многим напрасным усилиям сделать как можно скорее, эластичный плод подпрыгивает невысоко вверх с доски и, падая вниз, катится немного к открытой стороне: Султан сейчас же изменяет свое поведение, толкает цель дальше наискось наружу и потом притягивает ее по изгибающейся кривой к себе. Совершенно то же самое происходит при последующем повторении, а именно, животное работает сначала, как бы ничему не научившись, в направлениях, лежащих между 0 градусов и 90 градусов, пока случайно, сильным толчком палки банан не откидывается на некоторое расстояние к открытому краю: в то же мгновение Султан опять меняет свое поведение и ясно решает задачу. Она сделалась на этот раз, во всяком случае, легче, и именно потому, что после случайного приближения цели к краю, кривую обходного пути не нужно больше вести под углом в 180 градусов, т. е. в том направлении, которое при опытах с другими животными оказывалось особенно трудным (ср. ниже).

(19. III). Чтобы затруднить возникновение случайной помощи, мы заменяем маленькую доску доской в 50 кв. см, но процесс от этого не меняется: Султан пробует вытащить цель через ребро сбоку, она часто взлетает, и когда однажды она близко прикатывается к открытой стороне, он сразу переходит к правильному движению, беспрепятственно продвигает цель по кривой обходного пути и завладевает ею. Несмотря на это, при повторении он еще раз избирает путь к боковому ребру, банан отпрыгивает на этот раз не близко к открытой стороне, но все же на середину доски, и кажется, что это движение действует прямо-таки суггестивно: внезапно Султан принимается работать под 180 градусов и т. д. , задача решается совершенно четко. В третьем опыте в течение того же дня он уже больше не нуждается в случайной помощи, с самого начала и без ошибок сталкивает с доски цель и потом притягивает ее по изогнутой линии к себе.

После перерыва в два месяца (16. V) в первое мгновение выступает примитивное направление (0 градусов), потом после резкого перелома — правильное решение по безошибочной кривой. Потому, как под конец происходит решение, каждый раз используется случайная помощь, я должен считать операцию в ее

239

конечной стадии разумной, как бы странно ни должно действовать на нас то, что три раза поводом для окончательного решения животному служила случайная помощь и, несмотря на это, оно при последующем повторении опыта не могло само выполнить решения или даже дать намек на него. Это кажется возможным только в том случае, если, так сказать, большая сила противодействует решению или, точнее говоря, никак не позволяет установиться началу решения (направление в 180 градусов). Этот второй способ выражения более уместен потому, что нужно, чтобы только начало движения в этом трудном направлении было дано случаем, потом для Султана уже мгновенно возникает вся кривая обходного пути. (Последнее непосредственно следует из того, что эта кривая в каждом случае пробегает и в пространственном отношении так «гладко», как это только возможно; еще находясь на доске близ открытой стороны, цель частично получает направление в сторону наискось, которое соответствует дальнейшему продолжению кривой на свободном полу, т. е. «притягиванию по кривой линии»). О природе помощи, которую оказывает случай, можно было бы высказать несколько предположений, которые, однако, еще должны выдержать экспериментальную проверку. Возможно, что поводом для возникновения решения является близость цели к открытой стороне и именно после прыжка; возможно, однако, что решающей является сама динамика этого прыжка в трудном направлении, при котором начинается кривая; возможно, наконец, что при этом действует то и другое вместе. Верным я считаю последнее; соответственно всем другим исследованиям над животными и людьми, наиболее вероятно, что само движение вместе с заключенным в нем фактором направленности представляет из себя главную силу.

Можно спросить далее, каким образом в обоих этих случаях может возникнуть полная кривая решения. Здесь возможны опять два ответа: можно предположить наличие ассоциативной связи, которая, существуя у животного уже до этого, пробуждается под влиянием репродуцирующей силы случайного помогающего движения. Но можно предположить также, что животные обладают так сказать возможностью внезапного «автохтонного» образования кривой решения, соответственно новой целостной ситуации, возникающей в данной структуре поля «при указании направления»; возникновению этой кривой в первоначальной статической ситуации ставится препятствие только интенсивно

240

противодействующими силами. Последнее предположение заключало бы в себе гипотезу для всех случаев ясных решений без помощи (следовательно, например, для поведения Нуэвы в том же опыте), которая говорит, что направления, кривые и т. д. этих решений могут возникнуть при наличии ситуаций, находящихся в состоянии покоя автохтонно, (не необходимо «в результате опыта')- Выбор не входит в план этой книги.

Нет необходимости подробно передавать многочисленные опыты с другими животными, так как они отличаются от описанных только тем, что трудность требуемой операции выступает в них еще резче. Это обстоятельство находит свое выражение, и может быть особенно отчетливым в более кратком обзоре.

Хика

(18. III и 20. III).

Нормальное положение

доски

(18. III). Доска повернута,

как это изображено

на рис. 18.

(20. 111). То же положение.

Через два месяца (16. V). Нормальное положение.

Все время удерживается направление действий под углом в 0 градусов.

Хика ведет себя так бурно, что с цели сбивается кожу-. ра и плод отпрыгивает к отверстию; сейчас же наступает ясное решение.

При повторении опыта решение следует лишь после подобной помощи.

Вначале деятельность направлена под углом в 0 градусов; тотчас после отпрыгива-ния банана наступает ясное решение. В двух повторениях — с самого начала ясные решения (все же ср. ниже).

Деятельность направлена под углом О градусов, цель действительно перебрасывается через край.

При повторении удерживается направление 0 градусов,

241

несмотря на сильную случайную помощь; цель придвигается обратно под углом в О градусов даже, когда она находится почти у самого открытого края. Но внезапно, очень резко отличаясь от предыдущего, возникает решение (180 градусов и т. д.).

В двух дальнейших опыты кривая обходного пути прокладывается с самого начала правильно; при этом, однако, часто происходят известные нам по опытам с Нуэвой «повороты» (отнюдь не случайные пробы). В одном из последних повторений отпадает и это нарушение.

Рис.18 В опытах 20. III Хика помогает себе очень характерным образом: она не работает уже больше с полу, как раньше, но садится на поперечную балку решетки, примерно, на высоте 70 см и не прямо против установки, но в точке С (рисунка). Совершенно понятно, как облегчается этим прокладывание обходного пути, и не только в моторном отношении.

242

Грандэ

(18. Ш и 14. V). формальное положение.

(14. V). Повернута на четверть оборота влево.

Еще на четверть оборота влево (отверстие сбоку).

Четверть оборота в обратном направлении.

Нормальное положение.

Через месяц (18. VI). Нормальное положение.

Направление деятельности О градусов; оно удерживается, несмотря на помогающие случайности. Грандэ в ярости бьет доску.

Грандэ продолжает работать в примитивном направлении.

Задача решается тотчас же под углом в 90 градусов.

И эта задача теперь решается вполне ясно (направление 135 градусов).

С самого начала 180 градусов, безошибочное решение.

Ясное решение с первого мгновения.

Грандэ пытается иногда ускорить дело тем, что она притягивает палкой или свободной рукой всю доску к решетке. Направление под углом в 90 градусов в первый раз возникает у этого животного, когда доска повернута в сторону под прямым углом, но в этих условиях оно возникает немедленно. То, что решение после этого переносится на оба более трудные положения, хотя они требуют иного направления движения, чем вызываемое этим изменением, доказывает влияние «структурных отношений». После опыта (14. V) при нормальном положении был проделан ^еЩе один опыт при повороте доски на четверть оборота направо; решение последовало немедленно, кривая обходного пути соответственно положению вещей пошла направо кругом (направо н налево здесь всегда по отношению к животному).

243

Терцера

(18. III. ,20. III. ,18. VI). Нормальное положение.

(20 III и 18. VI). Четверть оборота налево.

(18. VI). Еще четверть оборота влево. (Отверстш сбоку).

(18. VI). Четверть обороте в обратном направлении

Направление деятельности неизменно 0 градусов, несмотря на то, что происходят помогающие случайности.

Неловкие движения под углом в 0 градусов, даже при наличии помогающих моментов; животное имеет крайне глупый и ленивый вид.

Тотчас наступает совершенно ясное решение под углом в 90 градусов.

Терцера начинает при О градусах; после помогающей случайности немедленно приходит к решению (начало при 135 градусах). При двух повторениях с самого начала отчетливо прокладывается кривая обходного пути.

У Терцеры, которая обычно бывает очень живой, но сейчас же погружается в какую-то дремоту, как только она должна проделывать опыты, проявляется очень резкая противоположность между движениями палки до наступления решения и после критического момента (например, после помогающей случайности). Вначале весьма неясное размахивание; движения становятся ясными в то самое мгновение, когда наступает направление, требуемое решением; Терцера всегда работает неловко.

Чего

(20. III). Нормальное положение.

244

Направление деятельности 0 градусов без какого-либо отклонения.

Четверть оборота влево.                       Долгое время удержива-

ется направление 0 градусов, пока, наконец, Чего в величайшей ярости не разламывает палки о доску.

Еще четверть оборота                           Некоторое время Чего

влево (отверстие сбоку).         работает в направлении 0 гра-

дусов, потом совершенно внезапно переходит на ясное и аккуратное решение (начиная с 90 градусов).

При повторении сначала-опять направление 0 градусов, потом резкий поворот в направление, требуемое решением.

В процессе решения у Ч&го наблюдается замечательное моторное явление: когда цель лежит уже почти у отверстия, животное берет палку из правой руки в левую, может быть вследствие утомления, и производит теперь в течение одного мгновения, как будто зто само собою разумеется, левой рукой движения, симметричные происходившим до этого, т. е. направо под углом в 90 градусов, так что банан отталкивается на несколько сантиметров назад в квадрат. Эта ошибка, правда, сейчас же исправляется, но снова на мгновение возникает потом при каждом переходе от правой руки к левой. Это явление не имеет ничего общего с наблюдавшимся у Хики и Нуэвы поворотом от нового направления в биологически первоначальное, но может покоиться на той координации моторных функций обеих рук, которая и у нас часто дает преимущество симметрическому перенесению движения с одной стороны тела на другую перед одинаковым по смыслу.

Рана

(19. VI). Нормальное положение.  Работает неизменно под

углом 0 градусов.
Четверть оборота влево.                        Остается при 0 градусов,

245

Еще четверть оборота влево (отверстие сбоку).

Ни разу не отклоняется от это го направления.

Некоторое время Рана все еще остается при 0 градусов, но потом приходит к решению. При первом повторении происходит тот же процесс, т. е. вначале О градусов и потом переход к 90 градусам; при втором повторении Рана упорно остается при примитивном направлении и не сходит с него, когда цель кладут совсем близко к отверстию!

Эти результаты показывают достаточно ясно, что требуемое здесь действие несравненно труднее обычного обходного пути. Если какого-нибудь шимпанзе привести в помещение квадратной формы, все вертикальные стены которого, за исключением одной, заделаны решеткой, но которое в остальном относилось бы по величине к телу шимпанзе так, как обходная доска — к банану, и если бы животное вначале стояло на месте против Ц, тогда животное, может быть, попыталось бы в течение одного мгновения достать цель через решетку, несовершенно несомненно, что очень скоро оно твердо пошло бы обходным путем под углом в 180 градусов к первоначальному направлению, следовательно, решило бы задачу при «нормальном положении» без того, чтобы мы должны были облегчить задачу хоть одному из этих животных, как только что мы делали для большинства посредством поворачивания клетки на четверть или на полуоборота. Даже порядочная собака сразу выполняет то же самое, как это мы видели в незнакомой для нее, ad hoc созданной ситуации с обходным путем. Основное различие, которое выступает здесь, может быть обусловлено, помимо простоты опыта еще некоторыми другими факторами. Прежде всего, обходное движение при помощи орудия могло бы оказаться гораздо труднее, чем движение собственного тела; далее, трудности могли быть связаны с тем обстоятельством, что обходный путь должен быть проложен не от

246

местонахождения животного к цели, но обратно — от первоначального места цели к животному. Для решения теоретически важного вопроса, какому из этих двух моментов принадлежит большее значение—потому что оба, конечно, действуют совместно, — следовало бы создать обходные пути с орудием (палкой) от животного к цели.

Совершенно ясно то облегчение, которое достигается посредством поворота доски в сторону; уже при 135 градусах кривая обходного пути прокладывается несколько легче (Хика), а с того момента, как требуемое движение должно начаться, примерно, под углом в 90 градусов, все животные раньше или позже сразу находят решение. Следует очень серьезно подумать над тем, какое объяснение дать этой зависимости от «ситуационной геометрии». В этом отношении вышеописанные обходные пути совпадают с обычными (при движениях тела): стоит только взять в качестве подопытных животных вместо шимпанзе кур, как сейчас же обнаружится, что для них как раз невозможны обходные пути, которые начинаются в направлении 180 градусов от цели и протекают как единый процесс и что при приближении к 90 градусам выполнение происходит скорее.¹

Человеку, который наблюдает, с самого начала ясно, что опыт с доской должен удаваться при 135 градусах несколько легче, а при 90 градусах — гораздо легче, чем при 180 градусах к первоначальному направлению; и на этот раз опыт подтверждает это. Однако мы не так легко сумеем сказать, в чем заключается разница; может быть, мы нашли бы, что кривые обходного пути в различной степени «гладки», или «прямы». Но что это означает психологически и в какой мере это определяет различные степени трудности?

Самым поразительным явлением остается и в этих опытах внезапное наступление решения совершенно ясного, замкнутого в себе типа, когда одно единственное случайное движение переместит цель в направлении начала кривой; дело тогда происходит так, как если бы был проложен путь хотя бы временный и только Для данного опыта. Только несколько глуповатые животные и при ^этом никогда не могут найтись.

Я думаю, никто не вздумает сослаться на весьма частое содействие помогающего случая в этих опытах против соображе-

_о ' Даже при 90 градусах длина боковых сторон ящика должна быть незначитель-°и, чтобы курица могла видеть кривую решения.

247

ний, развитых в предыдущей главе. Действительно, это первый случай из всех описываемых наблюдений, где это имеет место, и легко видеть, что физическое движение животного, имеющее значение случайного, должно происходить чрезвычайно часто (в то время, как в других опытах таких односторонне-благоприятных условий нет налицо): отскакивание плода происходит, во-первых, когдаживотное старается поднять его через край; если он падает при этом с палки вниз, как это большей частью случается, естественно, что он падает в направлении от животного, потому что палка лежит в руке животного с наклоном вниз. Во-вторых, отскакивание плода происходит, когда животное, вместо того, чтобы поставить палку на землю позади цели, спеша дотрагивается только сверху, слегка прижимает ее и после этого тянет; доска (в противоположность к поверхности почвы) гладка и при сколько-нибудь неловком, или, вследствие большого возбуждения, слишком сильном нажиме, палка соскальзывает вперед, и плод должен отскочить.

Кто внимательно прочтет описание опыта, согласится с тем, что действия отдельных животных снижаются в той последовательности, которую мы выбрали для описания (Грандэ стоит явно впереди Терцеры по легкости, с которой она выполняет решение при обратном поворачивании доски). В той же самой последовательности — Нуэва, Султан, Хика, Грандэ, Терцера, Чего, Рана — размещаются животные совершенно безотносительно к этим специальным опытам, если определить степень одаренности по их общему поведению и характеру их постоянных действий. Только написав эту главу, я заметил, что экзамен с обходной доской указывает для животных ранговое место, которое я определил им задолго до этого. (Для Терцеры я первоначально выбрал место между Грандэ и Чего с некоторой неуверенностью, так как она столь редко доходила до серьезного старания в опыте; но, по крайней мере, опыт с доской подтвердил это).

Коко не включен в этот ряд, так как слабость его рук сильно мешала ему при направлении палки в опыте с доской и поэтому труднее было оценить его неуверенные движения. Несомненно, однако, что он вначале двигал тоже под углом в 0 градусов, как все остальные; однажды и у него цель подкатилась к открытому краю и он старался, но без должного успеха, продвинуться ее дальше в направлении, которое приводило к решению задачи-Судя по этому, он должен был бы быть поставлен примерно рядом

248

_с Султаном, и в остальном довольно близко подходил к его уровню (как и характеру). Консул не подвергался испытанию. В методическом отношении оказалось, что в некоторых случаях можно экспериментировать над осмысленным поведением в наглядно данных ситуациях таким способом, который означает известное приближение к характеру исследования в области высшей психологии восприятий (восприятие пространственных образов, восприятие движений и т. п.). Настоящая книга содержит лишь слабые начатки этого, так как сами животные своим поведением постепенно обратили наше внимание на эти возможности.'

Для сравнения я приведу опыт, в котором мальчик в возрасте 2 лет 1 месяца подвергся точно такому же исследованию, как и шимпанзе. Ребенок может быть признан среднеодаренным. Он стоит в помещении, огороженном решеткой, какое часто употребляется для маленьких детей; стены так низки, что достигают ему только до груди. Внутри лежит легкая палка, снаружи, вне пределов досягаемости — цель. Вскоре ребенок, как и следовало ожидать, берет палку и с ее помощью достает цель. Ловкость, с которой это проделывается, значительно меньше чем та, которую проявляет вдвое старший Султан, и больше, чем Рана и Терцера, которые очень приблизительно могут быть по возрасту приравнены к Султану. Употребление орудия в действительности произошло так, как оно постоянно происходит.

В тот же день был проделан еще один опыте доской и именно при нормальном положении. Ребенок тотчас же схватывает палку, но обращается с ней так неловко, что орудие еще до применения выпадает у него из рук. Он просовывает через решетку ногу, подтягивает палку ближе, но не втаскивает ее к себе, может быть, потому, что ему не ясно, как следует пронести через решетку палку, лежащую поперек. Вместо этого он бьет своим поясом, который упал, по палке, затем стоит печально несколько минут и постепенно дает понять наблюдателю, что он хочет получить палку. Палку передают ему. Мальчик берет ее, тащите ее помощью цель прямо к себе в направлении 0 градусов ^и возится при этом долгое время, несмотря на то, что цель

¹ В будущем надо будет употреблять при опыте с обходным путем вокруг доски ^олько вертикальной стены без деревянного пола; можстбыть кривая обходного пути ⁰³никает легче на голой земле, чем при наличии и пола, и земли; также резкий ■онтур деревянная доска — земля может быть, действовал затрудняющим образом.

249

упирается в вертикальную стену и сдвигается, наконец, к направлению (от него налево в угол) около 45 градусов; экспериментатор, между тем, снова положил ее на прежнее место. После долгих безуспешных стараний ребенок прекращает работу; он берет палку, бросает ее в цель, затем вылетает наружу пояс; если бы под рукой были еще какие-нибудь предметы, они, наверное, последовали за этими—точно также, как и у шимпанзе. Сейчас же после этого удалось установить, что ребенок без труда находит обходные пути при движениях собственного тела; еще раньше исследованиям втом же направлении с успехом подвергся еще один ребенок, гораздо моложе.

Требование отклонится при оперировании с вещами от прямого направления и этим приспособит направление (или кривую) действия к данным пространственным формам, может быть исследовано посредством многих, внешнеразличныхзадач. Я приведу еще один пример, где пространственные формы, которыми должно руководиться животное, имеют другой характер.

В введении был описан опыт, в котором животное должно было только снять кольцо (петлю) с обрубленного сука (гвоздя); этим самым цель была бы сброшена на землю и здесь была бы легкодоступна. В действительности кольцо (петля) не замечалось вовсе, может быть, потому, что связь прикрепления кольца и прочей ситуации не была уловлена; животное вовсе не зашло так далеко, чтобы заинтересоваться этим прикреплением. Теперь была создана ситуация, в которой от животного преднамеренно требуется такое же усилие разрешить подобное соединение.

По ту сторону решетки вне пределов досягаемости, лежит цель. К палке, при помощи которой животное могло бы достать цель, привязан крепкий шнур; к свободному концу привязано металлическое кольцо около 6 см в диаметре, и это кольцо надето на гвоздь, который вбит на тяжелый ящик и возвышается над ним в вертикальном направлении на 10 см. Когда шнур вытянут, палка не достигает решетки, следовательно, она должна быть непременно снята для того, чтобы ее можно было применить, и притом — движением, которое отклоняется на 90 градусов от примитивного направления действия: «палку прямо к решетке». Это движение только тогда может произойти «по-настоящему», когда животное сумеет овладеть структурой «кольцо, надетое на гвоздь». Кто еще не видал, как шимпанзе оперируют с чуть-чуть сложными про-

250

странственными формами, может подумать, что более легких требований нельзя и придумать.

(20. II. 1914). Султан рвет палку по направлению к решетке и цели, кусает и грызет веревку в том месте, где она прикреплена к палке, и вообще замечает соединение кольцо-гвоздь только по прошествии долгого времени и теперь не приподымает широкого_; кольца на несколько сантиметров вверх, но пытаете^ вырвать или отломать гвоздь. Решение, наконец, заключается в тЦ1, что сама палка с большим напряжением разламывается им несколько выше середины, и он с помощью освободившегося конца палки достигает цели!

При повторении опыта с новой палкой Султан обращает внимание на движение кольца на гвозде (когда он тащит палку к, решетке); он схватывает, как бы испытывая, кольцо, и затем спокойным, ясным движением поднимает его вверх. В следующем опыте он, однако, снова начинает тащить палку к решетке, прежде чем он обращается к кольцу, но затем снимает его вполне уверенным движением.

Грандэ, Хика, Рана и Терцера несут сперва палку, а затем долго стараются разрешить соединение веревка-палка; при их нетерпеливых/движениях кольцо сдвигается на гвозде, и случается даже, что оно соскальзывает, но животные не замечают этого вовсе, усердно стремясь освободить палку от веревки, и можно снова и снова тайком от них вешать кольцо на гвоздь. При этом дело доходит до таких крайностей: Рана стягивает случайно кольцо с гвоздя и теперь сидит, все еще размышляя над соединением веревки с палкой, у самой решетки и совершенно не замечает, что теперь палка годна для употребления; экспериментатор снова надевает тайком кольцо на гвоздь, и вслед за этим Рана снова тянет палку к решетке. Когда снова повторяется подобный случай и веревка с кольцом свободно виснет в воздухе, животное только после некоторого времени уясняет себе, что палка теперь свободно двигается и что связь между нею и веревкой теперь уже не является помехой. Названные животные первоначально не доходят до настоящего решения этой задачи.

Так как шимпанзе стремятся получить только палку, и так как веревка, тонкая и гибкая, сейчас же наводит их на попытки разорвать или перегрызть ее зубами, то на ней и сосредоточивается в огромной мере внимание животных; попытки оказать им помощь в этом направлении остались безуспешными. Поэтому в

251

последующих опытах веревка была исключена, кольцо прибито к концу палки, но так, что большая часть отверстия свободно выступала над палкой; чтобы затруднить случайное решение, я заменил гвоздь, применявшийся в прежних опытах, железным прутом, который выступал вертикально над тяжелым ящиком примерно на 35 см.

(10. V). Рана тянет палку по направлению к цели и даже теперь все еще не обращает внимания на кольцо; так как палка не отделяется, она, наконец, с величайшим трудом опрокидывает ящик по направлению к решетке; палка при этом падает. У наблюдателя создается впечатление, что вместо кольца могли бы находиться вокруг железного прута почти любые другие формы равной величины; это для Раны не имело бы особого значения, настолько мало она догадывается хоть однажды взглянуть на него.

(14. V). Рана на этот раз тянет так сильно по направлению к цели, что железный прут, вставленный в ящик, наклоняется и кольцо соскальзывает; животное едва ли могло узнать, почему сразу в его руке очутилась свободная палка. В следующий раз, когда Рана тянет, железо не поддается; она всматривается в критические места, действительно сдвигает кольцо чуточку вверх, но тотчас же вслед за этим начинает тянуть в горизонтальном направлении как прежде; этот грубый образ действия применяется такдолго и с такой силой, что, наконец, гвозди, прикрепляющие кольцо к палке, изгибаются, и таким образом высвобождают палку! (Если вести себя глупо в подобных ситуациях, приходится за это расплачиваться несколькими килограммометрами работы: применяемые нами гвозди были очень крепки. Напротив, снятие кольца вместе с палкой требовало минимальной затраты труда, и можно видеть уже на этом маленьком примере, какое важное значение для изучения организма с точки зрения техники имеет то обстоятельство, в какой степени оперирование вещами осмысленно определяется ясно воспринятыми пространственными структурами. Совершенно независимо от психологии, всякий техник в высшей степени заинтересован в том, чтобы выяснить, какие аппараты и процессы в организме обусловливают такое глубокое различие в физическом отношении.)

В следующем опыте Рана, как это ни удивительно, вовсе не тянет палку с поразительным усердием, но сразу приподнимает кольцо кверху, так что можно подумать, что здесь дело идет об осмысленном образе действия; опыт тотчас повторяется, и Рана

252

снова тянет самым примитивным способом в сторону. В двух следующих опытах вслед за попыткой потянуть в горизонтальном направлении вначале следует всякий раз быстрое и уверенное снимание кольца.

(11. V). Грандэ исследуется в такой же ситуации. Она тянет палку по направлению к цели, не удостаивая взглядом место прикрепления, и затем некоторое время не обращает внимания на задачу. Когда другие животные получают корм снаружи, она снова берется за дело, но на этот раз взглядывает в первую же минуту, как начинает тянуть (правда, случайно), на кольцо, так как от нее не ускользает маленькое движение его вперед (может быть, на 5 см); оно тотчас же действует, как помогающий случай в опыте с доской: Грандэ подходит и снимает единым гладким движением колыю и палку.

(12. V). Хика в двух последовательных опытах сразу выполняет решение.

Поэтому можно было бы думать, что животные сохраняют на будущее этот простой образ действия как прочное достояние, и если бы кольцо, надетое на железный прут (гвоздь), представляло оптически такую же простую грубую структуру, как «ящик вблизи дистанции, идущей по вертикали, которую надо преодолеть», тогда животные действительно должны были бы с этого времени ясно разрешать прикрепление кольца. Однако дело далеко не всегда обстоит имено так. Султан хочет (19. V) разрешить подобное соединение (кольцо-гвоздь), но беспорядочно возится вокруг него и, наконец, очень сильным движением срывает кольцо, не обращая внимания на характер прикрепления, и достигает успеха только благодаря своей грубой силе. В следующих опытах я видел, как то же самое животное порою снимало кольцо (или веревочную петлю) с гвоздей, сучьев, прутьев со всей возможной ясностью, но, по крайней мере, столь же часто я наблюдал и совершенно слепое разрывание подобных соединений. Грандэ однажды впоследствии, прежде чем прибегнуть к уже знакомому и, кажется, такому легкому решению, как снятие кольца, пытается со всей силой вырвать железный прут, на который повешено кольцо. Железный прут тогда употребляется вместе с деревянной палкой; однако вдругой раз, когда она снова выламывает железный прут, она делает это явно только для того, чтобы освободить Деревянную палку, при этом кольцо случайно сдвинулось с прута ^на самый край и здесь каким-то образом задержалось, так что

253

достаточно было чуть-чуть приподнять его, чтобы решить задачу (19. V).

Мы не получили бы лучшего ответа на занимающий нас вопрос, если бы мы попытались все в новых и новых опытах достигнуть того, чтобы эта маленькая операция, наконец, постоянно выполнялась совершен но ясным образом. Весьма вероятно, что посредством упражнения можно было бы достичь желательной закономерности; и для характеристики животных как раз и является показательным, какони при одних и техже объективных условиях действуют то слепо, то совершен но ясно. Ибо ближайшее объяснение их изменчивого поведения должно заключаться в том, что они тогда ясно выполняют решения, когда они схватывают структуру соединения, и наоборот, очень грубо разрывают ее, когда они именно не могут достигнуть этой ясности. Кольцо на гвозде (на пруте), по-видимому, представляет для шимпанзе оптический комплекс, с которым они хотя и могут вполне «справиться», если этому благоприятствуют условия внимания в данный момент, но который имеет сильную тенденцию представляться их глазу менее ясным образом, особенно, если животному не достает соответствующего напряжения. Мы подходим, следовательно, близко к более трудным структурам, как «намотанный канат», «отношение формы ящиков» и т. д. , которые редко сразу ясно подсказывают животному, какие движения оно должно выполнить. Всякий, кто ставит подобные исследования, скоро заметит, что животные не с одинаковым спокойствием и вниманием ежедневно рассматривают создаваемые в опыте ситуации. Малые размеры пространственных форм, о которых здесь идет речь, легко могли повлиять затрудняющим образом на «уяснение» животными ситуации; недаром все описанные до сих пор опыты ставились большей частью в таких ситуациях, части которых предлагались не только в простых, но также и в больших формах.

Так как, по-видимому, данный комплекс легко остается неясным, то не может скоро наступить и механизация, которая связала бы с одним взглядом на этот комплекс соответствующую кривую движения; это было бы возможно только тогда, если бы прежде структура кольцо-гвоздь сама сделалась «прочной» раз и навсегда, благодаря основательному упражнению, и таким образом создались бы необходимые условия для репродукции механического процесса. По моим наблюдениям, подобное структурное

254

_уПражнение должно быть доступным шимпанзе; но нас здесь совершенно не интересуют процессы подобного рода.

Данные наблюдения показывают, что мы уже оставили область, в которой опыты давали простые и решающие ответы на наши вопросы. Причины того, что результаты становятся постепенно все менее ясными, лежат не в экспериментировании ', но в природе животных; менее «ясно» должен протекать процесс также в зрительных долях коры животных и в других участвующих областях большого мозга, как только условия опыта достигают известной степени сложности. Если бы мы уже не изучили до некоторой степени шимпанзе в оптически более простых ситуациях, нам было бы трудно решить, как мы вообще должны относиться к их поведению. А между тем, многие прежние опыты над млекопитающими животными начинались с подобных ситуаций, как с относительно простых; поэтому должны были получиться многозначные результаты или, при дальнейшем усложнении, односторонне отрицательные, без того, однако, чтобы действительно можно было решить принципиальный вопрос о наличии разума.

Вариация опыта. На высоте человеческого роста к стене дома прикреплена длинная штанга 2 м длиною, так что она выступает в свободное пространство под прямым углом к стене; корзинка, в которой находится плод, надета своей полукруглой ручкой на штангу так далеко, что она висит примерно в 1,2 м от свободного конца. Несколько сбоку на земле лежит длинная палка (11. VIII). Вводят Султана; он смотрит вверх на корзинку, хочет подняться наверх по балке дома, ему мешают сделать это, и он остается сидеть на земле поблизости, медленно оглядываясь кругом. Только через несколько секунд после того, как его взгляд упал на лежащую возле него палку, он схватывает ее и протягивает к корзине вверх. Дважды он ударяет слепо вверх в поперечном направлении, как позволяет ему место, затем он изменяет внезапно направление на 90 градусов в правильную сторону и толкает осторожным движением корзинку к свободному концу, шесть раз заботливо принимаясь за это, пока она не падает.

Грандэ в такой же ситуации тащит издалека ящик, ставит его под корзинкой, взбирается на него, но не может достать; она берет

'Во всяком случае, я уверен, что всякий, кто теперь возьмется за подобные . задачи, сумеет избежать ошибок, которые я делал.

255

палку, но тотчас же она снова бросает ее без всякой видимой причины и спешит ко второму ящику на расстоянии около 15 метров. Пока она занята тем, чтобы протащить ящик через весь длинный путь, и не смотрит в нашу сторону; мыубираем и прячем первый ящик. Вслед затем животное приходит со вторым, ставит его, взбирается на него и снова не может достать корзинки; оно оглядывается во все стороны с выражением удивления и, наконец, жалобно обращается к наблюдателю. Оставшись без помощи, оно снова хватает палку и толкает ею корзинку через свободный конец книзу, с самого начала правильно и не делая ни одного ложного движения. При повторении опыта, напротив, корзинка продвигается на несколько сантиметров к стене; затем совершенно внезапно движение поворачивается на 180 градусов, и Грандэ единым приемом продвигает корзинку вдоль штанги, пока она не падает вниз.

Жалобы в середине опыта происходят не просто потому, что животное не достигает цели; мысудим потому, что осматривание до этого, несомненно, сопровождается удивлением, и жалобы имеют несколько рассерженный тон. Оно не вспоминает о первом ящике, кактолько чувствует потребность во втором элементе для постройки.

Опыты, упомянутые в начале этой главы, содержат еще другой принцип, помимо обходных путей при оперировании вещами: цель посредством применения орудия приводится в такое положение, в котором ею можно овладеть только через перемещение собственного тела. В описанном выше случае, однако, этот образ действия очень облегчен для животного тем, что им после приходится сделать всего один или два шага в сторону и притом оставаясь у той же самой решетки, возле которой они вначале действовали с палкой; эта решетка еще вдобавок так хорошо им известна, что для животных «близко к решетке» (все равно, к какому месту) и «достижимо», «доступно» должны быть весьма тесно связанными моментами. Можно существенно заострить условия опыта, требуя о животных, чтобы они «приняли в расчет» при применении орудия более значительное перемещение собственного тела в будущем, т. е. чтобы животное действовало при одной определенной пространственной ориентировке, исходя из расчета на совершенно другую, которая должна наступить позже. Общая «кривая поведения» в

256

таком случае образовывалась бы из двух идущих в противоположных направлении частей, в то время как только что обсуждавшиеся опыты (например, с доской) ту же самую общую кривую воспроизводят в одном, едином по направлению движении.

Большая деревянная клетка с одной стороны замкнута вертикальной решеткой, между прутьями которой животные извне могут просунуть руку; однако, клетка так велика, что рука стоящего снаружи молодого шимпанзе не доходит от решетки др конца клетки, но достигает примерно только середины. ВертиД кальная стенка противоположной решетки состоит из горизонтально сбитых досок; одна из них оторвана, и притом на такой высоте, что молодые животные, хотя и могут заглядывать/И просовывать руку в эту щель, но не могут рукой достать до пола клетки. С остальных сторон клетка закрыта; если плод лежит на полу вблизи той стены, в которой недостает одной доски, то шимпанзе, стоя у решетки (напротив), может дотянуться до него только с помощью палки, так как ящик (отягченный камнями) нельзя опрокинуть. Если позаботиться о том, чтобы палка могла быть применена только со стороны щели, тогда остается единственное решение—продвинуть, цель от щели к решетке так, чтобы можно было оттуда взять ее рукой. Итак, от клетки убираются все палки кроме одной, которая привязывается веревкой недалеко от щели и допускает вполне удобное применение возле щели, но не может быть перенесена на противоположную сторону к решетке, так как веревка привязывает ее к дереву (рис. 19 представляет только схему: дерево с веревкой и привязанной к нему палкой; прерывистая линия означает стену со щелью, напротив намечена решетка. Линии W и R обозначают две противоположные друг другу части общей кривой, из которых одна прокладывается орудием, а другая затем — собственным телом. Как легко видеть, животное должно было действовать, рассчитывая на свое более позднее местонахождение, которое до известной степени противоположно его местоположению при применении орудия).

(27. III. 1914) Султан берет палку, просовывает ее в щель и пытается подтащить цель к себе и поднять ее вверх сколько возможно по вертикальной стене, чтобы схватит руками. Он отбегает и прибегает, выискивает соломинку или что-нибудь похожее и протягивает ее к цели со стороны решетки. Через некоторое время — животное снова действует палкой через щель

Зак. № 175

257

— направление движения внезапно меняется; цель продвигается от щели не к решетке, но к месту, где в боковой стене, снизу, примерно на полдороге между щелью и решеткой, виднеется маленькая дырочка.

Султан очень заботливо относится к делу, проталкивает палкой цель к самому отверстию, затем бросает орудие, переходит снаружи к тому же месту и очень старается вытянуть плод пальцами, но отверстие слишком узко. Вскоре он снова подходит к щели, снова берет палку и толкает цель не вполне понятным для меня образом, но, вероятно, все еще к той маленькой дыре и, во всяком случае, поблизости от нее. При этом цель переходит за середину пола ближе к решетке; Султан сразу бросает палку, обходит кругом клетку, подходит к решетке, просовывает руку, насколько может, и действительно достает цель. Впечатление, которое производит это поведение на наблюдателя, не такое, что Султан непосредственно перед этим пододвигал цель к решетке и теперь обходит клетку, чтобы завершить успех, подготовленный вначале; это скорее похоже на то, как будто он еще раз отказывается от применения палки, чтобы попытать счастья со стороны решетки, как он уже это делал много раз. Так как попытка решения через отверстие в боковой стене содержит уже в основе требуемый метод, хотя и в несколько облегченной модификации, и человек воспринимает описанный выше, вероятно, случайный успех, как сильно помогающий животному, то теперь все зависит от того, что животное станет делать при повторении опыта.

Новую цель кладут на место предыдущей. Султан берет

258

палку и толкает плод тотчас же прямо к решетке, не обращая больше внимания на боковое отверстие; попутно несколько раз происходят намеки на поворот в направлении 0 градусов (биологически, очевидно, очень сильном)¹, наблюдавшийся у Хики и Нуэвы, но никогдадо сих пор не наблюдавшийся у Султана: палка повременно ставится неверно позади цели и на мгновение производится движение к себе; если бы сейчас же за этим не следовала поправка, цель снова вернулась бы к Султану; в действительности суммирование следующих друг за другом маленьких толчков, направленных назад, составляет несколько сантиметров, потому что животное само сейчас же спохватывается. Общий путь Султан прокладывает гораздо длиннее, чем требуется, потому что Султан совершенно не «принимает в расчет» длину своей руки (позже при схватывании); он с величайшим напряжением толкает цель до самой решетки, т. е. примерно на 1 м, и напоследок дает еще слишком короткой для этого палкой толчок, так чтобы плод упал на землю, пройдя между прутьями решетки. В ту же минуту он обегает вокруг ящика и поднимает цель с земли. Именно отклонение от поведения при случайном успехе (когда он глубоко засунул-палку в ящик) хорошо показывает, что лишь благодаря этой помощи возникло истинное решение задачи.

При повторении опыта Султан снова протягивает еще раз солому со стороны решетки к цели раньше, чем он подходит к щели и выполняет решение; он протекает без «поворотов», но длина руки снова не учитывается, и животное напрягается без нужды, чтобы подвинуть цель с помощью короткой палки до самого конца. В третий раз течение опыта совершенно ясно; Султан прекращает теперь толкать, когда плод находился еще на значительном расстоянии от решетки, бросает палку и обегает вокруг клетки.

Хика также использует (30. II) случай, помогающий решению. Она вначале тянет цель к себе под углом 0 градусов, однако, когда она хочет поднять ее вверх по стене, плод соскальзывает и откатывается от нее за середину клетки. В то же мгновение животное обегает ящик, просовывает через решетку руку и Достает цель.

'Мне кажется совершенно невозможным, чтобы здесьдело шло о повороте ⁸ направлении «привычного» способа применения палки. При 90 градусах животные толкают цель без малейшей задержки.

259

Как и у Султана, дальней шее течение процесса в ближайшем же опыте с самого начала явно принимает направление на решетку, лежащую напротив: нет сомнения, что это есть начало решения. Но теперь один из самых замечательных процессов, которые я когда-либо наблюдал у животных. Уже в опыте с доской Хика часто уклонялась от правильного пути (180 градусов) и попадала на мгновение в примитивное направление (0 градусов).

Когда она теперь совершенно верно и совершенно ясно действует в направлении к решетке, она вдруг пугается шума на ближней улице, смотрит одно мгновение по направлению шума и сейчас же после этого продолжает свою работу, но теперь уже тянет под углом в 0 градусов; на этот раз поворот не коррегируется. Хика тянет дальше, пока цель не придвигается вплотную к стене, в которой проделана щель, и в эту минуту она бросается бежать вокруг ящика к решетке, как будто ей осталось только завершить успех своих усилий: нельзя иметь более смущенного вида, чем Хика, когда она теперь смотрит в клетку и замечает, что цель максимально удалена к противоположной стене.

Возникает впечатление, как-будто животное внезапноочну-лось ото сна; судя по поведению шимпанзе в других случаях, этому процессу можно дать только единственное объяснение, именно, что помеха еще долго действовала впоследствии и не позволила заметить и исправить, как всегда, поворот, которому особенно благоприятствуют подобные обстоятельства; так Хика довела цель до естественного конца своего пути и взялась тогда, все еще «наполовину отсутствуя», за вторую часть программы, которая теперь, во всяком случае, не подходила и, таким образом, должна была привести к «пробуждению». Ошеломленное животное возвращается к щели, снова берет палку и с особенным старанием проталкивает цель к решетке; но даже и теперь оно все еще не может совершенно избежать поворота, хотя оно сейчас же и вносит исправление. Длину собственной руки Хика учитывает также мало, как и Султан вначале, и старается протолкнуть цель наружу на свободу, хотя она уже давно могла бы легко достать ее.

В следующий раз решение снова с самого начала протекает ясно, хотя Хика не раз попадает в примитивное направление и подходит к решетке, еще когда цель не вполне придвинута к ней; во всяком случае, здесь обнаруживается, что она исходила «из слишком благоприятного расчета»; она еще раз подходит к щели, делает еще несколько толчков и затем заканчивает решение.

260

Два следующих повторения на другой день обнаруживают ясное решение, кроме коротких попыток к повороту, которые тотчас же исправляются.

Я пытался исследовать таким же путем Рану, но скоро должен был отказаться от такого смелого предприятия, потому что она, по-видимому, считала вопросом чести не уклоняться от О граДУ^{сов и} никакой помощью, даже продолжительным показыванием, ее нельзя было отклонить от этого направления.

(Так как описанный выше опыт имеет кое-что общее с опытом с доской, то следует указать на то, что он впервые был введен примерно через неделю после того опыта. Султан уже делал обходные пути под углом в 180 градусов (18 и 19. Ш);Хика при нормальном положении доски не справилась с задачей: следующие затем опыты с доской происходили полтора месяца спустя после только что описанного исследования).

Упомянутый во введении опыт с корзинкой, веревкой, кольцом и суком или гвоздем отчасти относится сюда потому, что там также животное должно найти в одном месте решение, которое могло бы пригодиться как таковое только в другом месте (после позднейшего окольного пути).

Опыт с доской и испытания, описанные после него, хотя и требуют приспособления направления движения к данным формам, но ни вещи, с помощью которых должны быть проложены соответствующие обходные пути, ни структура поля, которая при этом должна быть учтена, не должны быть вовсе схвачены со всей остротой как структура для того, чтобы решение удалось. Это решение выполняется в весьма широком свободном пространстве.

Если хотеть перейти к еще более высоким требованиям, само собою напрашивается в качестве мотива опыта точное приспособление одной формы, с помощью которой животное совершает обходное движение, кдругой, покоящейся. Исследования вэтом направлении, которые для теории интеллекта могли бы иметь величайшее значение, в общем дают у шимпанзе не очень-то Удовлетворительные результаты, и неудачи или неясный образ Действия — вот единственное, чего мы можем ожидать в более трудных случаях этого рода, судя по предыдущим опытам.

(25. III. 1914). Султан пытается достать с помощью палки, °дин конец которой загнут в виде круглого крючка, цель, лежа-

261

щую за решеткой, состоящей из вертикальных прутьев. Он берет свое орудие за этот крюк, хочет быстро просунуть его между прутьями, но крюк застревает и повисает на одном из прутьев решетки. Эта неудача приводит к быстрой попытке вырвать мешающий прут; формы, с которыми Султан имеет дело, не принимаются во внимание, и когда, наконец, палка освобождается, кажется, что эта удача произошла чисто случайно. Сходным образом протекают и некоторые повторения этого опыта.

Два года спустя (в мае 1916) ставится опыт с той же самой палкой, чтобы испытать: способно ли животное теперь к более ясному восприятию. На самом деле Султан, большей частью, интересным приемом направляет плоскости крючка перпендикулярно структуре решетки, когда сам крючок отстоит еще далеко от прутьев, и, таким образом, без труда выводит его наружу; в некоторых случаях, когда он действует менее осторожно, и крюк задевает за какой-нибудь прут, он быстро всматривается в место задержки и сейчас же всякий раз следует короткое оттягивание назад и поворачивание палки, соответствующее форме решетки, так что палку теперь можно сразу просунуть наружу. Животное ведет себя в течение опыта гораздо спокойнее, чем раньше.

Султан, по-видимому, не замечает (или не использует) преимуществ, которые представляет крючок при втаскивании банана; уже после того, как он взял палку за прямой конец, он ставит крючок позади цели или пользуется концом его, как при всякой другой палке. Нуэва, которая с самого начала без большого труда проводила палку через решетку, кажется, поняла преимущества крючка.

К палке в 80 см длиною на самом конце прибита другая палка длиною в 30 см перпендикулярно к ней и симметрично, так что образуется форма Т. В остальном задача остается та же, что и в предыдущем опыте.

(2 и 3. IV. 1914). Султан старается отломить поперечную палку; когда это ему не удается, он просовывает длинную часть палки между прутьями решетки; поперечная застревает, но животное толкает сильно, слепо и долго через решетку, пока, наконец, и совершенно, очевидно, случайно, поперечная палка попадает в такое положение, при котором она свободно проходит. В течение около 20 повторных опытов не наступает никакого заметного улучшения; но, кажется, животное не обращает внимания на критические формы.

262

Хика ведет себя несколько спокойнее, но в остальном не лучше; после ряда наблюдений я должен был установить, что она ни разу не пытается ясно воспринять эту ситуацию.

Султан подвергается испытанию с той же самой палкой в 1916 г. Как и в опыте с крючком, у него произошло существенное улучшение, поскольку большей частью он ставит поперечную палку с самого начала, задолго до приближения к решетке, в вертикальное, соответствующее решетке положение. Создается впечатление, что видимые формы показывают Султану, что надо делать, когда палка и решетка противостоят друг другу, но между ними еще нет оптического контакта. Если, благодаря неосторожности и поспешности, вначале возникает тесный оптический контакт палки и решетки (без предварительного решения, т. е. вертикального поворачивания), тогда дальнейшее поведение Султана зависит от специальной конфигурации в каждом отдельном случае: если длинная палка направлена перпендикулярно к плоскости решетки, в то время как поперечная задерживается жердью решетки, он, большею частью, поворачивает эту последнюю уверенным движением в вертикальное направление и таким образом проводит ее; это относится в особенности к тем случаям, где требуемый поворот образует небольшой угол (как и следовало ожидать после предыдущих опытов). Если, напротив, длинная палка сама наклонена и вся область соединения палок с прутьями решетки образует при этом относительно путаную комбинацию линий, тогда Султан совершенно вслепую тянет и ворочает свое орудие. Точно также он беспомощен, когда хочет обе палки снаружи втащить к себе, и они диагонально застревают между прутьями решетки; он тогда просто рвет, не обращая внимания на формы. Не всякий комплекс обладает свойствами хорошей и точной структуры, и даже для смотрящего человека случаи, неясные для Султана, представляют «худшие формы» и поэтому менее непосредственно указывают на требуемые движения.

Формы, с которыми нужно оперировать в соответствии с Другим формами, являются оптически еще более трудными: ранее упоминавшаяся лестница лежит снаружи перед решеткой поперечно к ней, и должна быть втащена для того, чтобы с ее помощью Достать высоко подвешенную цель.

(12. V. 1914). Грандэ и Хика, по-видимому, относятся к задаче, как к неразрешимой; они всего только один раз несмело берутся за лестницу.

263

С Султаном вначале дело идет так же. Долгое время спустя, впрочем, он схватывает ее, тащит конец лестницы диагонально между прутьями и дико рвет и тянет внутрь, хотя решение при этом совершенно невозможно. При неясных попытках тащить и поворачивать, лестница, наконец, проходит между прутьями. После нескольких повторений этого опыта различия становятся заметными для наблюдателя. Не всякое взаимоотношение лестницы и решетки ведет к одинаково неосмысленным действиям; скорее происходит нечто подобное тому, что упоминалось уже относительно предыдущего опыта. Султан остается совершенно беспомощным при диагональном положении лестницы, в которое он уже больше не позволял попасть Т-палке; напротив, он делает ясные и правильные повороты, когда лестница только незначительно отклоняется от правильного положения, и вообще, движения животного и в этих случаях тем яснее, чем проще комбинация линий лестницы и решетки вследствие предшеству-ющихдвижений.

Этот опыт повторяется еще раз позже (в мае 1916). Общее впечатление от поведения Султана столь же неблагоприятно, как и раньше; нельзя не признать, что осмысленный образ действий чередуется с совершенно бессмысленными попытками рвать и тащить в зависимости от мгновенного соотношения форм лестницы и решетки. Ведь и для взрослого человека в некоторых случаях возникает на мгновение оптическая «путаница», хотя наблюдатель при небольшом напряжении всегда сумеет установить требующуюся ясность.

Во время опыта с лестницей возникает представление, что опыт мог бы быть сильно облегчен, если бы ввести замкнутую устойчивую форму вместо применявшегося до сих пор сочетания линий (лестницы и Т-палки). Поэтому мы вводим следующую ситуацию: в большом ящике лежит цель, ее можно достать только через отверстие, которое вырезано в одной из стен в форме прямоугольника (примерно 10 см х 3 см). Цель, однако, так удалена от этого отверстия, что нельзя обойтись без помощи крепкой деревянной доски — единственной наличной палки. Ее поперечный разрез воспроизводит в несколько уменьшенном масштабе прямоугольную форму отверстия, и при правильном повороте она без труда вводится через щель внутрь ящика. (Животные могут смотреть в ящик через другие щели в стенах, и поперечный разрез доски настолько меньше отверстия, что

264

орудие может быть практически вполне применимо).

(6. IV. 1914) Султан и Хика ведут себя в это^ случае весьма «беспорядочно»; оба обнаруживают, что они ни в каком случае не безразличны к наличным формам, потому что они уже тогда, когда только придвигают доску, приводят ее в положение, приблизительно соответствующее отверстию, но все же только приблизительно, и если сейчас возникает задержка из-за отклонения на небольшой угол, то этот неуспех влияет не в том смысле, чтобы они в дальнейшем действовали точнее и осторожнее, но, наоборот, так, что они начинают проталкивать более слепо и грубо, пока, наконец, нельзя больше признать никакого следа понимания форм. (Есть взрослые люди, которые в подобных ситуациях (борьба с запонками и т. п.) ведут себя очень похоже; недостаток, может быть, лежит скорее в эмоциональной области, в области характера или воспитания, чем в интеллектуальной; но практически получается, что процессы, соответствующие разумному поведению, действительно не имеют больше места в той мере, в какой они возможны при других обстоятельствах, как только организмом овладевает сильное возбуждение).

Я не сообщаю здесь о дальнейших вариациях принципа этого опыта, так как результаты оставались постоянно теми же самыми: ясное применение к формам у наиболее умных животных, пока сами требования ясны и просты, и напротив, совершенно бессмысленное толкание и дергание даже у самых одаренных индивидов, начиная с форм известной степени сложности. После многих опытов в этом направлении становится все яснее, что в этом повинны отнюдь не только нетерпение и поспешность: тоже самое различие имеет место, когда у животных хорошее настроение, и когда они подходят к делу весьма спокойно. Более одаренные шимпанзе обнаруживают в возрасте примерно от 5 до 7 лет известное улучшение, но Чего и Грандэ, которые несколько старше других, не стоят соответственно своему возрасту впереди Султана, не говоря уже о Нуэве.

Если менее одаренные животные редко упоминаются в этой главе, то причина этого заключается только в том, что не стоит Долго описывать совершенно неосмысленное поведение даже по отношению к простым формам; опыт с доской может служить для выделения этих индивидов.

265

Заключение

Мы находим у шимпанзе разумное поведение того же самого рода, что и у человека. Разумные действия шимпанзе не всегда имеют внешнее сходство с действиями человека, но самый тип разумного поведения может быть у них установлен с достоверностью при соответственно выбранныхдля исследования условиях. Несмотря на очень значительное различие между отдельными животными, это может быть отнесено даже к наименее одаренным из обезьян этого вида, которых нам пришлось наблюдать, и, следовательно, может быть подтверждено на любом экземпляре данного вида, поскольку он не является явно слабоумным в патологическом смысле этого слова. За исключением подобного, по-видимому, редкого случая, удачный исход испытаний интеллекта в общем подвергается большей опасности со стороны экспериментатора, чем со стороны животного: надо заранее знать, а если нужно, установить предварительными наблюдениями, в какой зоне трудности и при каких функциях для шимпанзе вообще становится возможным обнаружить разумное поведение; очевидно, что отрицательные и путанные результаты, полученные на случайно выбранном материале испытаний произвольной сложности, не имеют никакого значения для решения принципиального вопроса, и вообще, исследователь должен иметь в виду, что всякое испытание интеллекта необходимо является испытанием не только для испытуемого, но и для самого экспериментатора. Я это говорил самому себе достаточно часто и все-таки остался вне уверенности, являются ли в этом отношении «удовлетворительными» поставленные мною опыты; без теоретических основ и в неисследованной области возникают гораздо чаще методические ошибки, которых легче избежать всякому, кто

266

продолжает уже начатую работу. Во всяком случае, дело обстоит так: данный антропоид выделяется из всего прочего животного царства и приближается к человеку не только благодаря своим морфологическим и физиологическим — в узком смысле слова — чертам, но он обнаруживает также ту форму поведения, которая является специфически человеческой. Мы знаем его соседей, стоящих ниже на эволюционной лестнице, до сих пор очень мало, но то немногое, что нам известно, и данные этой книги не исключают возможности, что в области нашего исследования антропоид также по разуму стоит ближе к человеку, чем ко многим низшим видам обезьян.¹

В этих пределах наблюдения хорошо согласуются с данными теории развития, особенно подтверждается корреляция между интеллектом и развитием большого мозга.

Положительные результаты нашего исследования потребуют в дальнейшем более точного определения границ, даже если они будут полностью подтверждены опытами несколько другого рода, о которых будет сообщено позднее; но даже когда они прибавятся, нужно будет создать более полную картину и, следовательно, останется еще большое поле для исследования шимпанзе. Гораздо важнее то обстоятельство, что эксперименты, при помощи которых мы испытывали животных, ставили последних перед вполне актуальной данной ситуацией, в которой также и решение могло быть тотчас же актуально выполнено. Эти опыты столь же пригодны для решения принципиального вопроса о разумном поведении, как и всякие другие, при которых возможно только положительное или отрицательное решение: в настоящее время это, может быть, даже лучший из всех возможных методов, так как он дает ясные и богатые результаты. Но мы не должны забывать, что и в условиях этих опытов не проявляются вовсе, или проявляются в самой незначительной мере те моменты, которым справедливо приписывается величайшее значение в интеллектуальной жизни человека. Мы не исследуем здесь, или разве только однажды и вскользь, в какой мере поведение шимпанзе может определяться неналичными стимулами, может ли его занимать вообще в сколько-нибудь заметной мере «только мыслимое». И ^в теснейшей связи с этим: мы не могли проследить на том пути,

'Конечно, не по объему интеллекта. В этом отношении шимпанзе, благодаря °бщей несомненной слабости организации, стоит ближе к низшим обезьянам, чем ^к Человеку.

267

которым мы шли до сих пор, как далеко простирается прошлое время в будущее, «в котором шимпанзе живет», потому что всевозможные проявления узнавания и репродукции в ответ на наглядную ситуацию, устанавливаемые через длинные промежутки времени, как они действительно наблюдались у антропоидов, конечно, не могут быть непосредственно приравнены к «жизни» в больших временных отрезках. Длительное общение с шимпанзе заставляет меня предположить, что помимо отсутствия языка, именно чрезвычайно узкие границы в этом отношении создают огромную разницу, которая все же всегда может быть обнаружена между антропоидами и самым примитивным человеком. Отсутствие бесконечно ценного технического вспомогательного средства и принципиальная ограниченность важнейшего интеллектуального материала, так называемых «представлений», явились бы в этом случае причинами того, почему у шимпанзе не могут быть обнаружены даже малейшие начатки культурного развития. Что касается в особенности второго момента, то шимпанзе, для которого уже простейшие, оптически наличные комплексы легко становятся неясными, должен тем более быть беден «жизнью представлений», в сфере которой даже человек беспрестанно должен с трудом бороться против слияния и исчезновения известных процессов.

В области наших исследований интеллектуальное поведение шимпанзе преимущественно ориентируется на оптическую структуру ситуации; иногда даже решение их слишком односторонне направляется оптическими моментами, а во многих случаях, когда шимпанзе не дает разумного решения, просто структура зрительного поля требует слишком многого от уменья оптически схватывать (относительная «слабость структуры»). Поэтому трудно дать пригодное объяснение его действий до тех пор, пока в основу их не может быть положена развитая теория пространственных структур. Потребность в такой теории будет ощущаться еще живее, если принять во внимание, что разумное решение в этой интеллектуальной сфере необходимо зависит от характера структуры данного оптического поля постольку, поскольку оно должно протекать в форме динамических, направленных процессов сообразно данной структуре.

Не столько для установления границ только что описанных интеллектуальных действий, сколько для масштаба стоило бы сравнить с ними соответствующие действия (больного и здорово-

268

,о) человека и особенно человеческого ребенка различных возрастов. Так как результаты нашей работы относятся к определенному способу исследования и к специальному материалу оптически актуальных ситуаций, естественно, что для сравнения с ними следовало бы употребить психологические данные, которые были бы получены на человеке (особенно на ребенке) при таких же условиях. Это сравнение нельзя сейчас же произвести, так как к большому вреду для психологии до сих пор не были предприняты даже самые необходимые из подобных исследований. Предварительные и случайные опыты, из которых некоторые были упомянуты выше, дали мне общее впечатление, что мы в этом отношении склонны переоценивать способности к подо-бнымдействиям ребенка до самой зрелости, и даже взрослого без специального (технического) упражнения. Впрочем, здесь речь идет о совершенной terra incognita. Педагогическая психология, занимающаяся с недавнего времени так называемыми тестами, не могла еще установить, в какой мере нормальные и слабоумные дети умеют справляться с наглядно данными ситуациями. Так как подобные опыты можно применить вплоть до самых первых лет, и так как они не уступают в смысле собственнонаучной ценности обычиым испытаниям интеллекта, можно было бы пренебречь тем, что они не могли бы быть немедленно применены к школе и к практике вообще.Вертгеймер защищал этот взгляд в течение многих лет в академических лекциях; я хотел бы здесь, где этот недостаток особенно дает себя чувствовать, настойчиво указать на необходимость и — если только антропоиды не обманывают нас -- на плодотворность исследования в этом направлении.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

По окончании этой книги я получил от г.Иеркса (R. М. Yerkes, Harvard University) работу: «The Mental Life of Monkeys And Apes. A Study of Ideational Behaviour (Behav. Monogr. Ill, I. 1916).

В этой программе богато обставленной американской антропоидной станции описаны, между прочим, некоторые предварительные опыты подобного же рода, что и мои. Антропоид, подвергшийся исследованию — не шимпанзе, а оранг; однако, поскольку опубликованное позволяет сделать выводы, результаты хорошо согласуются с тем и, которые сообщены в этой книге. Во всяком случае, и сам г Иеркс полагает, что у исследованного им животного следует признать наличие разума.

Нуэва за 5 дней до смерти

 

 

 

 

 

---

Дата добавления: 2021-04-15; просмотров: 83; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!