Употребление орудий оперирование вещами' (Продолжение) 5 страница



Четыре месяца спустя (16. VI) опыт с ней был повторен; за это время привычка употреблять палки уже значительно возросла. Дерево, состоящее из трех крепких сучьев, не ветвящихся дальше и выходящих из одного толстого ствола, лежит на площадке, совсем сзади, настолько далеко, насколько это возможно, от решетки, а тем самым и от цели (примерно на расстоянии 5 м). Грандэ сначала обращается к железному стержню, прикрепленному к двери в качестве задвижки, и пытается вынуть его из железных колец, которыми он прикреплен. Когда это ей не удается, она оглядывается вокруг себя и при этом ее взгляд на некоторое время приковывается к дереву. Однако она опять отвлекается от него и замечает лоскуток сукна, лежащий у самой решетки; она схватывает его и делает попытки пригнать при его помощи цель. Когда лоскуток был отобран у нее, Грандэ опять сотрясает железный стержень, а когда тот не отходит, опять

125


осматривается вокруг себя, в особенности по направлению к заднему плану, где стоит дерево, замечает камень на земле, приносит его к решетке и тщетно пытается просунуть его между прутьями; по-видимому, он должен заменить палку. После того, как Грандэ опять оглянулась назад, она, наконец, подходит к дереву, прислоняется одной рукой к стене, другой, рукой и ногой упирается в сук, торчащий впереди других, резким движением отламывает его, тотчас же возвращается к решетке и достает цель. — Для пояснения здесь надо отметить следующее: черный железный стержень хоть практически и укреплен сильнее, чем сучья на дереве, оптически непосредственно выделяется на фоне деревянной двери, как самостоятельный предмет, притом иногда один конец его бывает выдвинут из двери в пространство. «Увидеть» сук дерева «отдельно» от последнего, как палку, уже труднее, и почему-то Грандэ дважды рассматривала дерево, не достигнув этим успеха в решении задачи. Напротив, с того момента, когда Грандэ подошла к дереву, процесс является точно таким же замкнутым и «настоящим» как и у Султана.7)

(1. III. 1914). Чего в предыдущие дни и даже утром до описываемого ниже опыта неоднократно применяла палки в качестве орудия. Дерево кладут на расстоянии примерно 2 м от решетки, затем в помещение для опыта впускают Чего. Сначала она не обращает внимания на дерево, но, увидев цель, идет как и ранее к месту, которое служит ей для спанья, достает свое покрывало, просовывает его через прутья решетки, закидывает его на цель и пытается, таким образом, подтащить ее. Покрывало допускает два способа применения, причем оба они могут привести к успеху: можно пригонять цель, ударяя по ней, и подтаскивать ее, накинув предварительно покрывало на цель. После того, как покрывало отнимают у Чего, она тотчас же схватывает дерево и усиленно старается просунуть его так, как оно есть, через решетку. Когда это не удается, она берет в руку пучок соломы, высовывает его «как палку», наружу и пытается при посредстве его подтащить цель. Когда пучок соломы оказывается слишком мягким и при подтаскивании не захватывает с собой цели, Чего схватывает солому посередине зубами, а на конце рукой, и перегибает половину, так что образуется пучок, вполовину меньшей длины, но несравненно более крепкий, действительно вроде настоящей палки; этот пучок она тотчас же применяет и притом, так как по длине он все еще подходит, применят не раз с полным

126


успехом. Процесс от того момента, когда был взят слишком мягкий пучок соломы, до применения уплотненного пучка, является совершенно единым, длится в течение немногих секунд. Таким образом, выявился другой вид изготовления орудий, а не тот, которого мы ждали; Чего ни одной минуты не делала попыток отломать сук от дерева, но вместе с тем отчетливо показала, что само по себе применение палки было у нее «налицо» в течение опыта. Под «деревом» здесь следует понимать, впрочем, лишь очень маленький экземпляр, с которым Чего еще вполне хорошо может справиться. Это объясняет нам ее желание использовать все дерево как палку; однако то, что она непосредственно идет с ним к решетке, как будто бы она могла просунуть его наружу, — это грубый образ действий, разумеется, не оправдывается размерами деревца.

На следующий день испытание повторяется; деревцо лежит точно на том же месте, что и днем раньше, в начале. Чего употребляет пучок соломы как замену палки, а когда тот оказывается слишком мягким, складывает его точно также, как в первом опыте, так что он становится толще и более прочным, а когда он на этот раз даже и после сгибания остается слишком гибким, Чего поспешно повторяет этот образ действий, в результате чего пучок, теперь сложенный вчетверо, является в высшей степени прочным. Однако вместе с тем он становится слишком коротким, и вскоре Чего опять старается пропихнуть все дерево через решетку. Когда и это, естественно, не удается, Чего возвращается к употреблению соломы, и, много раз потерпев неудачу, наконец, успокаивается и садится. Однако глаза ее блуждают и вскоре останавливаются на деревце, которое она перед тем оставила лежать несколько позади. Одним разом, совершенно внезапно, она схватывает его, быстрой уверенно отламывает сук и тотчас же подтаскивает цель. К предшествующим попыткам — проп ихнуть дерево через решетку — этот образ действий не имеет никакого отношения. При отламывании сука Чего поворачивается одной стороной к решетке, а деревцо вообще не прикасается к решетке; кроме того, Чего не обращается с ним, как с целым, и вовсе не пододвигает его к решетке; здесь дело идет не о чем Другом, как только об отламывании сука.

Этот опыт опять-таки особенно характерен. В течение весьма продолжительного времени не было видно ни малейшего намека на ожидаемое решение; однако, когда, наконец, совер-

127


шенно внезапно происходит отламывание сука, оно переходит без паузы («Hiatus») в просовывание отломленной палки наружу, причем и то, и другое вместе представляют собой единый замкнутый в себе процесс.

У Коко попытки решения этого рода имели место прежде, чем мы намеревались осуществить над ним подобное испытание. В первый же день опытов с палкой он неловким движением оттолкнул цель еще дальше, так что ее теперь уже больше нельзя былодостать палкой и уж, конечно, нельзя было достать стеблем, лежавшим поблизости. Тогда он отправился к кусту герани у края дорожки (в стороне), схватил один из стеблей, отломил его и пошел с ним к цели; по пути он поспешно оборвал один за другим все листья, так что остался один только длинный стебель; тогда при помощи последнего он пытался (тщетно) подтащить цель. Обрывание листьев в одно и тоже время правильно и неправильно: оно неправильно, так как ветви от этого практически не становятся длиннее, и правильно, так как при этом оптические размеры в длину выступают резче, и, благодаря этому, стебель оптически в большей степени становится «палкой». Мы еще увидим, как много у шимпанзе (вообще при их попытках решения) приходится на долю оптических условий подобного рода, которые иногда как раз берут верх над практическими отношениями. О том, чтобы Коко обрывал листья лишь играя, не может быть и речи; взгляд и движения ясно показывают, что во время этих действий он уже явно стремился к цели: здесь дело идет о подготовке орудия. Игра выглядит совершенно иначе, и я еще никогда не видел шимпанзе, который (как Коко здесь), отчетливо проявляя в своем поведении неустанное стремление к цели, в то же время играл бы.8)

Двумя днями позже, когда прекратилось употребление ящиков, Коко сначала без успеха тянулся рукой к цели, затем он, ища, оглядывается вокруг, внезапно идет к сильно заросшей беседке (на расстоянии 3 м от цели), карабкается вверх по шестам до места, где сильно утолщенный стебель вьющегося растения оптически резко выступает из ветвей, откусывает стебель, концы которого срослись с зарослями, сначала в одном месте, затем перегрызает еще один раз 10-ю см дальше, быстро сползает опять вниз, бежит к цели и, не пуская в ход принесенной палочки, остается угрюмо сидеть здесь и обсасывает конец деревяшки. Палочка слишком коротка. В этом случае процесс от момента,

128


когда обезьяна бросается к беседке, до возвращения к цели представляет собою один замкнутый ряд. Можно снова и снова наблюдать, что шимпанзе, взглянув на расстояние, которое ему нужно преодолеть, не пускает в ход орудия, которое слишком мало по размеру, при том условии, если животное действует не в состоянии сильного аффекта.

Животные сами варьируют этот образ действий и часто неожиданным способом выполняют родственные решения. Так, можно видеть, что шимпанзе, находясь в затруднении из-за отсутствия палки, обращает внимание на кусок проволочной сетки, которая немного надорвана, и торча, благодаря этому, в виде лоскута, представляет отдаленное подобие палки: при этом они затрачивают много труда, чтобы совершенно оторвать лоскут, и проделывают это успешно. Гораздо чаще бывает, что животные в подобном положении подходят к ящику, к доске и т. п. , отдирают руками, ногами и зубами щепку и употребляют ее в качестве палки. Случаи, когда животное, не обращая внимания на цель, лишь для игры возится с ящиком или доской, пока не отдерет щепку и затем, независимо от этого, опять обращаясь к цели, употребляет эту щепку в качестве орудия,—такие случаи, само собой разумеется, исключаются со всей строгостью. В этой работе я рассматриваю каждый момент, внушающий хотя бы малейшее подозрение, как обстоятельство, обесценивающее опыт.

Относительно отламывания частей ящика и т. п. следует сделать одно замечание: не все то, что для человека представляет собою часть, является таковой и для шимпанзе. Если ящик имеет только половину крышки и эта половина состоит из отдельных досок, то шимпанзе не всегда будет вести себя одинаково, хотя бы эти «части» всегда были составлены вместе. Если отдельные доски приколочены друг возле друга к ящику так, что они образуют замкнутую поверхность без бросающихся в глаза пазов, то шимпанзе нелегко увидит здесь «возможные палки», даже когда он испытывает острую нужду в них; однако, если доска, последняя перед открытой половиной ящика, прибита так, что ее отделяет от соседней доски щель, шимпанзе немедленно открывает такую доску (ср. выше). Имеется некоторый род оптической прочности, которая в такой же мере затрудняет отделение, являющееся разумным действием, в какой самые крепкие гвозди практически препятствуют отрыванию. Оптическая прочность, по-видимому, действует не так, как будто бы она говорит шимпанзе: «эта доска


5 Зак. № 175


129


сидит крепко», нотак, что шимпанзе вообще не видит доски, «как части». Мы, правда, в этом не отличаемся принципиально от шимпанзе, однако, мы разобщаем в случае нужды гораздо более прочные оптические соединения, или точнее: при одинаковых объективных условиях взрослый человек разобщает оптические соединения с большей легкостью, чем шимпанзе, в случае нужды он начинает видеть «части» значительно скорее, чем шимпанзе. С некоторой оговоркой я мог бы прибавить к этому замечание, которое идет еще дальше. После личных наблюдений кажется, как будто в основе оптической прочности вовсе не должна лежать практическая укрепленность ( в техническом смысле), и предмет вовсе не должен быть «в действительности» частью другого для того, чтобы он казался шимпанзе прочно прикрепленным к окружающему и вообще не рассматривался им как самостоятельный предмет. Если излюбленное орудие—оконную решетку, плотно сколоченный стол и т. п. — поставить так, чтобы оно в возможно большей степени сливалось с окружающим, например: стол тщательно вдвинуть одним из его углов в прямой угол комнаты, или плоскую решетку прислонить к стене так, чтобы та плотно прилегала к ней, то можно видеть иногда, как шимпанзе, выискивающий орудия, проходит мимо такого предмета, как будто его нет. При этом данный предмет вовсе не спрятан, он лишь образует оптически очень прочное целое с окружающей обстановкой. Я не мог проделать большого количества опытов подобного рода по той простой причине, что я, прежде всего, стремился не ктому, чтобы затруднить попытки решения, но к тому, чтобы при посредстве условий опыта до некоторой степени способствовать им. Наверное, каждый экспериментатор, имея в виду ту же самую цель, без долгих размышлений будет избегать оптически максимально укреплять в углу комнаты ящик, рассматриваемый как орудие. Напротив, если иметь в виду теоретическое выяснение вопроса — после того, как известно, ЧТО выполняет шимпанзе, — каждый опыт, которым удается помешать решению, прежде выполнявшемуся с успехом, имеет огромное значение. Все описываемое явно находится в связи с выводами М. Wertheimer'a1, в которых идет речь о влиянии ярко выраженных и навязчивых структурных образов.

'Experimentelle Studien ubcrdasselien von Bewegungen. Ztschr. f. Psychologie, Bd. 61 S. 161 ff. Срав. с 254, след. В процессе моей работы даже там, где этого совсем нельзя было ожидать, я наталкивался на все новые отношения к этому труду.

130                                                              ;'•


II

По ту сторону решетки опять помещена цель, так что ее нельзя достать; в самом помещении, где производится опыт, поблизости от решетки лежит кусок той проволоки, которая, однако, свернута в виде овала и поэтому слишком коротка для того, чтобы употреблять ее наподобие палки; кроме того, от других опытов еще остался маленький ящик (16. III. 1914). Приводят Султана; он, по-видимому, не видит проволоки, в течение некоторого времени остается беспомощным, а затем отламывает доску от крышки ящика и тотчас же при ее посредстве достигает цели. Так как это решение уже хорошо известно, доску удаляют и кладут другую цель. Султан оглядывается вокруг, однако еще не обращает внимания на проволоку, но направляется к отодранному наполовину куску проволочной сетки у стены, отрывает его и тщетно старается при посредстве его достигнуть цели; он слишком короток. Теперь уже кажется достаточно ясным, что животное вообще не видело свернутой проволоки, которая плохо выделялась на фоне песчаной почвы. Султану оказывают помощь в смысле привлечения его внимания, заключающегося в том, что проволоку поднимают на одно мгновение с земли и тотчас же кладут ее обратно, не делая при этом никаких особенных указаний и, по-видимому, без того, чтобы Султан присматривался к этому. Животное немедленно берет проволоку, рвет ее нетерпеливо и беспорядочно зубами, проволока несколько разгибается; тогда животное хватает руками разогнувшийся кусок, выпрямляет его еще больше и достает цель проволокой, которая еще наполовину представляет собой моток и лишь отчасти разогнута. Походу процесса это решение, без сомнения, настоящее, однако образ действий при развертывании проволоки сильно отличается от образа действий взрослого человека: шимпанзе оперирует мотком проволоки в целом и, таким образом, наугад вытягивает его по продольной оси, не обращая внимания на взаимное расположение колец, когда же вытянутая зубами одна часть мотка (свободный конец) разгибается, шимпанзе совершенно явственно продолжает выпрямлять эту часть как таковую; однако в то время, как человек не успокоился бы без того, чтобы не развернуть—так сказать, ради порядка, — всю проволоку до конца, Султану, очевидно, чужды эти соображения,


5*


131


и он употребляет орудие как только оно пригодно к функционированию в грубом смысле.

Прежний опыт с гимнастическим канатом усложняется: хотя цель находится на том же, по отношению к гимнастическому снаряду, месте (примерно на расстоянии 2,50 м от них), однако канат не свешивается свободно, но, начиная от крюка, обмотан в виде трех тугих изгибов вокруг верхней поперечной балки, на которой укреплен крюк. Изгибы выступают ясно и в определенном порядке, не перекрещиваются и представляют для наблюдателя-человека вполне наглядную картину. Теперь свободный конец каната образует часть, наиболее удаленную от цели, и свешивается с поперечной балки лишь на 30 см—(10. IV. 1914). Как только Хика замечает цель, она карабкается на станок, схватывает средний изгиб каната под поперечной балкой и дергает его книзу, потом — во второй раз с большей силой, так что туго натянутый канат, вплоть до изгиба рядом с крюком, перебрасывается через перекладину и свешивается вниз; тогда, не заботясь об этом последнем изгибе, животное немедленно делает попытки раскачаться по направлению к цели, причем два раза подряд не достигает цели, так как канат слишком короток и недостаточно хорошо раскачивается; вместо того, чтобы исправить недостаток, Хика в третий раз еще сильнее отталкивается от гимнастического станка, при наибольшем отклонении каната прыгает с него по воздуху к цели, хватает ее и срывает, падая вниз. Если отвлечься от этого гимнастического трюка, то процесс представляет собой как бы перенесение вышеописанного поведения Султана на другой вид опыта. Решение правильно, и энергичное старание сделать так, чтобы канат свешивался, выявляется как только животное обозрело ситуацию, однако при этом животное не обращает никакого внимания на структуру изгибов, хватает канат просто посередине и дергает книзу. То, что последний изгиб, несмотря на то, что он мешает, совершенно оставляв ется без внимания, делает аналогию полной. Поведение животного вначале имеет беспорядочный и суетливый характер, хотя оно и приводит к решению.

В тот же день был подвергнут испытанию и сам Султан. Он сразу же принимает очень вялый и ленивый вид, мало беспокоится о цели, однако после попытки применения палок в качестве метательного снаряда он все же влезает на станок и ленивым движением отбрасывает канат на один изгиб: по-видимому, он не

132


заинтересован делом, тотчас же после этого он вообще убегает прочь — играть. Когда он некоторое время спустя возвращается, он снова схватывает канат, однако за свободно свешивающийся конец, так что при притягивании книзу изгибы становятся еще крепче, и тянет ужасно вяло. По истечении 20 минут опыт был прерван как неясный. Животное слишком сонливо; благодаря вялости всех движений, остается неясным, насколько они имеют отношение друг к другу, что означают отдельные фазы его поведения1.

Судя по тому способу, которым Султан развертывал моток проволоки, можно предположить, что канат должен был быть стащен, но что во второй раз место, за которое следовало схватиться, было взято слепо и совершенно не сообразуясь со структурой, объективно на этот раз даже в противоречии со структурой.

В отношении усердной Раны подобным сомнениям нет места (23. IV). Канат четыре раза обмотан вокруг поперечной балки (при этом изгибы несколько более туги и теснее прилегают друг к другу), отдельные изгибы не перекрещиваются и не соприкасаются. Рана замечает, цель, тотчас же взбирается на гимнастический снаряд, повисает на руках на поперечной балке там, где свешивается канат и как бы делает совершенно очевидные намеки на движения раскачивания по направлению к цели. Тотчас же вслед за этим она начинает тянуть канат книзу, но хватает его совершенно вслепую, поддевает самый верхний кусок, который в виде петли закинут на крюк и, когда последний не поддается и только петля в крюке немного двигается туда и сюда, Рана явно делает попытки снять петлю. Это не удается, и Рана принимается за свободный конец, правильно перебрасывает его через балку один раз, потом, после некоторой паузы, еще раз и быстро достигает того, что канат свободно свешивается вниз; она тотчас же делает попытки раскачаться по направлению к цели, однако много раз не достигает ее, так как расстояние слишком велико, и снова берется за работу над орудием. Единственное, что еще можно изменить, это прикрепление петли, и действительно, Рана перестает работать не раньше, чем петля снята с крюка: по-видимому, несколько озадаченная, когда канат оказывается со-

'Имея в виду предыдущее изложение, можно вывести заключение, что следует экспериментировать лишь с животными, находящимися в бодром состоянии; однако, это почти само собой разумеется.


Дата добавления: 2021-04-15; просмотров: 41; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!