Л. С. Выготский (предисловие к изданию 1930 г.)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга представляет собою новое, во всем существенном неизменное издание сочинения «Исследование интеллекта антропоидов 1», которое появилось в 1917 г. в качестве третьего выпуска работ Антропоидной станции на Тенерифе в Трудах Прусской академии наук и через некоторое время было распродано. Многие товарищи по специальности выразили за это время свое мнение о книге, критикуя или толкуя ее содержание. Войти в рассмотрение подобных суждений я смогу только во второй, еще незаконченной части работы.

Зак. № 175

Исследование интеллекта человекоподобных обезьян

ВВЕДЕНИЕ

1. Двоякого рода интересы ведут к исследованию интеллекта (Intelligenzprufungen) человекоподобных обезьян. Мы знаем, что дело идет о существах, которые в некотором отношении стоят ближе к человеку, чем к другим видам обезьян; так, особенно отчетливо выяснилось, что химизм их тела—поскольку об этом свидетельствуют свойства крови — и строение высшего органа, большого мозга, родственнее химизму человеческого мозга, чем химической природе низших обезьян и развитию их мозга. Эти животные обнаруживают при наблюдении такое множество человеческих черт в своем, так сказать, повседневном, что сам собой возникает вопрос: не в состоянии ли эти животные также действовать в какой-либо степени с пониманием и осмысленно, когда обстоятельства требуют разумного поведения. Этот вопрос возбуждает первый, можно сказать, наивный интерес к возможным разумным действиям животных; степень родства антропоидов и человека должна быть установлена в той области, которая кажется нам особенно важной, но в которой мы еще мало знаем антропоидов.

Вторая цель теоретического порядка. Если допустить, что антропоид обнаружит в известных обстоятельствах разумное поведение, подобное тому, которое известно нам у человека, то все же с самого начала не может быть никакого сомнения, что в этом отношении он остается далеко позади человека, т. е. находит трудности и делает ошибки в относительно простых положениях, но как раз поэтому у него может при простейших условиях появиться природа интеллектуальных операций, в то время как человек, по крайней мере, взрослый, будучи объектом самонаблюдения, едва ли совершит простые и потому пригодные для

исследования на самом себе действия, а в качестве субъекта с трудом может удовлетворительно наблюдать более сложные. Следовательно, можно надеяться в предполагаемых интеллектуальных действиях антропоидов снова увидеть пластичными процессы, сделавшиеся для нас слишком привычными, чтобы непосредственно распознавать их первоначальные формы, но которые, однако, в силу их простоты являются естественным исходным пунктом теоретического понимания.

Так как в последующих исследованиях все внимание сначала направлено на первый вопрос, то может быть высказано соображение, что этот вопрос предполагает в своей основе определенное разрешение задач, о которых идет речь при втором. Встречается ли у антропоидов разумное поведение, можно спрашивать лишь после того, как теоретически установлена необходимость различать действия интеллектуальные и действия иного характера. Так как в особенности ассоциативная психология выражает претензию все относящиеся сюда действия, вплоть до самых высших, и даже у человека, вывести в основном из одного и единственного принципа, то отсюда занимаем известную теоретическую позицию, противоречащую ассоциативной психологии.

Но это — недоразумение. Ведь нет ни одного приверженца ассоциативной психологии, который, следуя непредубежденному наблюдению, не видел бы различия между неразумным поведением, с одной стороны, и разумным, с другой, не видел противоположности. Что же иное представляет собою ассоциативная психология, как не теорию, которая сводит к хорошо известным, простым явлениям ассоциативного характера и те процессы, которые при наивном наблюдении не создают впечатления однородности с первым, — прежде всего, так называемые интеллектуальные операции? Короче, такие различения являются как раз исходным пунктом строгой ассоциативной психологии, именно они должны быть теоретически преодолены, следовательно, очень хорошо знакомы ассоцианисту, и вот мы встречаем, например, у одного из радикальных представителей этого направления (Thorndike) следующее положение в качестве вывода из опытов над собаками и кошками. Ничто в их поведении не оказывалось наделе разумным. Кто так формулирует свои выводы, тому поведение иного характера уже должно представляться разумным, тот устанавливает эту противоположность в наблюдениях, например, у человека, несмотря на то, что затем отрицает

ее в теории. Итак, если необходимо исследовать, проявляют ли антропоиды разумное поведение, то вопрос этот может быть поставлен сначала совершенно независимо от теоретических предпосылок: будут ли они за или против ассоциативной психологии. Правда, тем самым вопрос ставится без определенной остроты: не следует искать у антропоидов чего-то вполне определенного, что нужно исследовать, не поднимается ли поведение антропоидов до некоторого, весьма приблизительно известного нам из опыта типа, который предносится нам как «разумный», в противоположность поведению иного рода, особенно в поведении животных. Но при этом мы поступаем только соответственно природе вещей, ибо ясные определения не присущи началу опытных наук; успех их дальнейшего продвижения выражается в создании определений.

Впрочем, тип человеческого и (может быть) животного поведения, к которому относится первый вопрос, и без теории не является все же совсем неопределенным. Опыт показывает, что мы еще не склонны говорить о разумном поведении в том случае, когда человек или животное достигает цели на прямом пути, не представляющем каких-нибудь затруднений для их организации, но обычно впечатление разумности возникает уже тогда, когда обстоятельства преграждают такой, как бы сам собой разумеющийся, путь, оставляя взамен возможность непрямого образа действия, и когда человек или животное избирает этот, по смыслу ситуации, «обходной путь». Поэтому молчаливо признавая это, почти все те, кто до сих пор пытался ответить на этот вопрос о разумном поведении животных, создавали для наблюдния подобные ситуации. Так как для животных, стоящих по своему развитию ниже антропоидов, вывод в общем был отрицательным, то из таких именно опытов и выросло распространенное в настоящее время воззрение; соответствующие опыты над антропоидами произведены были в незначительном количестве и не принесли еще правильного решения вопроса. Все опыты, о которых сообщается в начале последующего изложения, принадлежат к одному и тому же роду. Экспериментатор создает ситуацию, в которой прямой путь к цели непроходим, но которая оставляет открытым непрямой путь. Животное входит в эту вполне обозримую ситуацию и здесь может показать, до какого типа поведения позволяют ему подняться его задатки, в особенности, решает ли оно задачу при помощи возможного обходного пути.

2. Опыты производились вначале только на шимпанзе, затем для сравнения был привлечен небольшой материал иного рода, а именно: люди, одна собака и куры. Семь шимпанзе составляли коренное население Антропоидной станции, которую Прусская академия наук содержала на Тенерифе с 1912 г. по 1920 г. Из этих семерых самая старшая, взрослая самка получила имя Чего, потому что многие ее качества дали нам повод счесть ее—быть может неправильно — за экземпляр подвига Чего. (Мы очень далеки от обладания ясной систематикой различных разновидностей шимпанзе). Самое старшее из младших животных, по имени Грандэ, тоже во многих отношениях сильно отличалось от своих товарищей. Так как эти уклонения касаются, скорее, общего характера, чем интересующего нас интеллектуального поведения, мы не видим надобности входить здесь в более подробное описание этих различий. Остальные пятеро — два самца (Султан и Консул) и три самки (Терцера, Рана, Хика)—соответствуют обычному типу шимпанзе.

Нуэва, самка приблизительно того же возраста, как и другие маленькие животные (от 4 до 7 лет ко времени большинства опытов), отличалась по телосложению от остальных своим замечательно широким, некрасивым лицом и (явно патологической) скудостью волосяного покрова на плохой коже. Тем не менее, ее безобразие прекрасно уравновешивалось ее характером, отличавшимся такой привлекательной мягкостью, наивной доверчивостью и тихой ясностью, каких мы никогда не видели у других шимпанзе. Только до некоторой степени сходную, совершенно детскую привязанность мы встречали у других животных, когда они бывали больны, и, может быть, многие привлекательные черты у Нуэвы объясняются именно тем, что с самого начала на нее влияла ее медленно протекавшая болезнь. Особенно хорошее впечатление производило приятное обыкновение животного часами играть, довольствуясь самыми простыми средствами; другие же, к сожалению, склонны порою к лени, если у них нет особого повода для деятельности, и они не колотят друг друга или н& заняты уходом за телом друг друга. Длительное совместное\ пребывание большого количества сильных детенышей шимпанзе вообще не влияет на возникновение осмысленных занятий, хотя бы имеющих вместе с тем игровой характер; Нуэву в течение многих месяцев держали отдельно. Впрочем, нельзя даже предполагать, что привлекательные качества этого животного могут

быть отнесены за счет предыдущего воспитательного воздействия. К сожалению, кажется невозможным сделать из шимпанзе, по природе пустого и суетливого, путем воспитания приятное существо; но Нуэва была совершенно невоспитана в обычном смысле этого слова; напротив, она показывала, что ничуть не привыкла к тому, чтобы ее поправляли. Она постоянно ела свой помет и была сначала удивлена, потом в высокой мере возмущена, когда мы воспрепятствовали этой привычке. На второй день пребывания на станции сторож погрозил ей палкой при подобной попытке, но она ничего не поняла и даже хотела поиграть с этой палкой. Если у нее отбирали корм, который она без стеснения где-нибудь подбирала, но который ей не подходил, она в гневе моментально начинала кусаться, не обнаруживая никакой сдержанности по отношению к человеку, короче — животное выказывало себя вполне непосредственным и, несомненно, было менее «воспитано», чем животные станции.

Самец Коко, которому на вид можно было дать приблизительно три года, представлял собой экземпляр шимпанзе, какие встречаются нередко: над всегда тугим животом красивое лицо с порядочным теменем, острым подбородком и выпуклыми глазами—лицо, которое постоянно казалось недовольно-вызывающим, что придавало ему сходство с дерзким выражением, присущим молодому буршу. В самом деле, большая часть его существования протекала в каком-то хроническом раздражении: потому ли, что ему не дали достаточно есть, потому ли, что к нему осмеливались приближаться дети, потому ли, что тот, кто только что был с ним, позволил себе опять уйти от него, или, наконец, потому, что сегодня он не знал, как он нашел выход при подобном опыте вчера; он не жаловался — он был возмущен. Это настроение проявлялось обычно в быстром барабанном бое по полу обоими кулаками и в возбужденном скакании на месте, а в случаях сильной ярости — в быстро проходящих горловых спазмах, которые мы наблюдали также и у большинства других обезьян во время припадков ярости и редко _ в состоянии крайней радости; перед такими припадками и при небольшом возбуждении он непрерывно издавал короткое О, напоминающее беспорядочным, но характерным ритмом медленно развертывающуюся стрельбу линии стрелков. Своей упругой требовательностью и резкой раздражительностью, когда его претензии не удовлетворялись немедленно, Коко был похож на другого эгоиста par exellence,

именно — Султана. К счастью, и, вероятно, совсем не случайно, Коко был так же одарен, как и Султан.

Это — только два шимпанзе. Для тех, кто видел Нуэву и Коко живыми, нет никакого сомнения, что оба по своему нраву приблизительно также отличались друг от друга, как два ребенка совершенно различного характера, и можно выдвинуть в качестве общего положения то, что наблюдения только над одним шимпанзе никогда нельзя рассматривать как основание для суждения о данном виде животных вообще. Сообщаемые в дальнейшем опыты показывают, что в интеллектуальной области различие отдельных индивидов было не менее значительным.

Почти все наблюдения относятся к первой половине 1914г.¹

Они часто повторялись позднее, нотолько некоторые дополняющие опыты и повторения (из произведенных весною 1916 года) внесены в сообщение, ибо, как правило, снова повторялось ранее наблюдавшееся поведение и, во всяком случае, ничто существенно в прежних опытах не нуждалось в исправлении.

3. Опыты упомянутого уже рода могут, смотря по складывающейся ситуации, предъявлять к испытуемым животным весьма различные требования. Чтобы совсем приблизительно найти зону трудности, внутри которой испытание шимпанзе вообще имеет смысл, мы с Е. Teuber поставили задачу, которая казалась нам трудной, но все же не неразрешимой для шимпанзе. Для предварительной ориентации сообщим здесь, как вел себя в этом опыте Султан.

К ручке открытой корзиночки, в которой находятся фрукты, прикреплен длинный тонкий шнур, наверху к проволочной решетчатой крыше площадки для игр животных привешено железное кольцо, через которое проходит шнур, так что корзина висит примерно в 2 м над землей, свободный конец шнура в форме очень широко открытой петли наброшен на коротко обрубленный сук дерева, приблизительно в 3 м от корзинки и почти на той же высоте; шнур образует острый угол с вершиной у железного кольца. Султана,который не видел приготовлений, но хорошо знаком с корзинкой по предыдущему кормлению, вводят на площадку, между тем как наблюдатель занимает место вне решетки. Животное рассматривает сначала висящую корзину,

'Они получены, следовательно, до того, как мы привлекли шимпанзе к оптическим исследованиям (ср. это в Abh. d. Kgl. Preuss. Akad. d. Wiss. Jahrg. 1915, phys. -math. KI. N 3).

но скоро, однако, начинает проявлять живое беспокойство (вследствие непривычного одиночества), громко стучит по обыкновению шимпанзе ногами по деревянной стенке и пытается вступить в общение с остальными животными через окна и другие отверстия дома обезьян или же с наблюдателем через решетку; первых не видно,м1 второй держится безразлично. Через некоторое время Султан внезапно направляется к дереву, быстро влезает на него до петли, на мгновение останавливается здесь, потом тянет, глядя на корзину, за шнур, пока корзина не ударятся наверху о кольцо (крышу), отпускает его снова, тянет второй раз сильнее, так как корзина наверху качается и один банан падает из нее. Он спускается, берет плод, снова взбирается, тянет теперь с такой силой, что шнур разрывается и вся корзина падает вниз, слезает вниз, берет корзину и плоды и отходит, чтобы съесть их.

Три дня спустя этот опыт был повторен, только петля на конце шнура была заменена железным кольцом, и это кольцо, вместо обрубленного сука, было одето на гвоздь, вбитый в прибор для гимнастических упражнений животных. Султан не проявляет теперь никакой озабоченности, одно мгновение смотрит вверх на корзину, идет затем прямо к гимнастическому прибору, влезает на него, тянет один раз за веревку и опускает ее снова, обратно слезает вниз и подбирает фрукты.

В лучшем случае можно было ожидать такого решения задачи: животное снимает петлю (или железное кольцо) с обрубленного сука (или гвоздя) для того, чтобы корзина просто упала вниз и т. д. По тому поведению, какое имело место в действительности, легко видеть, как животное использует как нечто само собой разумеющееся значение веревки в данной ситуации, но Дальнейшее течение опыта не совсем ясно, а на лучшее решение ни разу не было и намека. В чем причина этого, узнать невозможно. Может быть, Султан не видел легкоразделимого скрепления петля-сук или кольцо-гвоздь? Сумел бы он его устранить, если бы

обратил на него внимание? Мог ли он вообще ожидать, что корзина упадет на землю? Таким образом, мы сделали опыт, который для начала содержит слишком сложные условия для того, чтобы из него можно было многое почерпнуть, и мы увидели себя вынужденными начать последующие исследования с совершенно элементарных задач, в которых поведение животных было бы, по возможности, однозначным.

1. ОБХОДНЫЕ ПУТИ

Воспринятая в каком-либо месте зрительного поля цель (например, пища) достигается, поскольку нет никакихусложне-ний, всеми высшими животными, которые лишь способны оптически ориентироваться по прямой, ведущей к цели; можно даже допустить, что это поведение присуще их организации до всякого опыта, как только их нервы и мышцы достигли необходимой зрелости.

Следовательно, если принцип опыта, очерченный во введении, нужно применить в возможно более простой форме, то слова «прямой путь» и «обходный путь» можно взять буквально и поставить задачу, которая вместо биологически прочного прямого пути требует более сложной геометрии движения к цели: прямой путь перерезался таким образом, что препятствие отчетливо обозримо, цель же оставляется на свободном пространстве, но теперь ее можно достигнуть только по изогнутой дороге; предполагается, что цель и препятствие, равно как и общее пространство возможных обходных путей, первоначально действительно доступны для актуального оптического восприятия; если препятствию придавать различную форму, то последует, вообще говоря, вариация возможных обходных путей, а вместе с этим, возможно, и постепенность в нарастании трудности, которую содержит такая ситуация для испытуемого.

Этот простой опыт при более близком рассмотрении может показаться прямо-таки элементарным, но при известных условиях он является основным опытом для теоретической постановки вопроса. В вышеприведенной форме опыт не дает у шимпанзе в возрасте от 4 до 7 лет ничего такого, чего нельзя было бы наблюдать у них постоянно. Они сейчас же обходят каждое

препятствие, лежащее между ними и целью, если только та часть пространства, через которую проходят кривые возможности обходимых путей, достаточно доступна взору. Путь при этом может идти по ровной земле, или по деревьям и сооружениям, или вдоль по крыше (под ней), если есть возможность за нее ухватиться, как это и бывало при далее описываемых испытаниях, в которых цель свешивалась с проволочной крыши над площадкой игр; при этом первая попытка решения часто заключалась в том, что шимпанзе взбирались в ближайшем удобном месте на крышу и лезли вдоль нее до свешивающейся веревки. Потребовалось строгое запрещение, чтобы исчезли из программы этот и другие обходные пути, на которые порою могли бы пойти только такие гимнасты, как шимпанзе, да и между ними только подлинные акробаты (Хика); ведь не следует думать, что, по крайней мере, по телесной ловкости шимпанзе хотя бы приблизительно похожи друг на друга. Можно видеть, как животные с точностью поворачивают, сгибают и направляют свое тело, как того требует форма узкого входа; никто даже не ожидал бы от шимпанзе, чтобы он, например, остановился беспомощно перед горизонтальной щелью в стене, по ту сторону которой лежит цель, поэтому на нас не производит никакого впечатления то, как он сам, насколько возможно, превращается в подлинную горизонталь и таким образом проскальзывает в щель. Только когда опыты с обходным путем ставят с менее высоко стоящими животными или когда у шимпанзе с помощью ничтожной, как кажется, модификации постановки вопроса удается вызвать неуверенность, даже беспомощность, — только тогда становится ясным, что совершение обходного пути далеко не всегда можно считать само собою разумеющимся поведением. Но так как в той форме опыта, о которой до сих пор шла речь, поведение этого шимпанзе совсем не пробуждает в нас впечатления чего-то особо разумного, но, по крайней мере, кажется само собою разумеющимся, здесь надлежит сделать соответственно нетеоретической постановке вопроса дальнейшее разъяснение.

Наблюдения при простейших опытах с обходным путем настолько легки, что легко допускают сравнение с такими же опытами, поставленными наддругими животными; если имеешь дело с более простым экземпляром, сейчас же обращает на себя внимание один момент, который повторяется во всех более трудных опытах над шимпанзе, и там его легко будет распознать,

если мы уясним его в следующих примерах.

Неподалеку от стены дома импровизируется квадратное, обнесенное забором пространство, так что одна сторона, удаленная от дома на 1 м, стоит параллельно ему, образуя проход длинной в 2 м; один конец прохода закрывают решеткой и теперь вводят в тупик по направлению от А до В взрослую канадскую суку; там, держа голову по направлению к замыкающей решетке, она некоторое время ест свой корм. Когда корм съеден почти до конца, новый кладется на место С по ту сторону решетки; собака смотрит на него, на мгновение кажется озадаченной, но затем моментально поворачивается на 180 градусов и бежит из тупика вокруг забора по плавной кривой, без каких-либо остановок, к новому корму.

Эта же собакаведет себя в другой раз сначала очень похоже. Через забор на проволочной решетки (поставленной, как это изображено на рис. 3), возле которого в В стоит животное, перебрасывается на далекое расстояние кусок корма; собака сейчас же, делая большую дугу, бежит наружу. Чрезвычайно примечательна ее видимая беспомощность, когда тотчас же после этого, при повторении опыта, корм не бросают далеко, а только перекидывают за решетку, совсем близко, так что корм лежит непосредственно перед собакой, будучи отделен от нее только одной решеткой: собака снова и снова тычется мордой в решетку и не двигается с места, как будто сконцентрированность на близкой цели (конечно, при сильном участии обоняния) мешает выполнению далеко облегающей забор кривой.

Маленькая девочка 1 г. и 3 мес, которая всего несколько недель назад научилась ходить, вводится в ad hoc построенный тупик (2 м длины и 11/2 м ширины); по другую сторону загородки на ее глазах кладут заманчивую цель; она спешит сначала прямо

к цели, — следовательно, к загородке,—медленно оглядывается, обегает глазами тупик, внезапно весело смеется и вот уже в один прием пробегает кривую к цели.

Цель Цель

Если подобные опыты делают с курами, сейчас же обнаруживается, что обходной путь не есть нечто само собой разумеющееся, но маленькая операция (Leistung); в ситуациях, требующих гораздо менее значительных обходных путей, чем до сих пор упоминавшиеся, куры уже совсем беспомощны, постоянно налетают, если видят цель перед собой сквозь решетку, на препятствие, беспокойно бегая туда-сюда, и дело не улучшается даже тогда, когда препятствие (являющееся знакомой им решеткой) и главная часть обходного пути (вокруг створки двери их дома и через соответствующее ей отверстие) им хорошо известны. Различные куры ведут себя не совсем одинаково, и если уменьшить обходной путь; в то время как они все теснятся к препятствию, можно очень хорошо наблюдать, как сначала одна, потом еще одна и т. д. перестает набегать на препятствие и внезапно быстро пробегает кривую обходного пути; некоторые особенно малоодаренные экземпляры обычно продолжают еще долгое время набегать на решетку даже и при легчайших задачах. Различие, равным образом, проявляется очень отчетливо, когда наблюдают, в какой мере при более значительных обходных путях случай благоприятствует возникновению решения у отдельных животных. Бегая туда и сюда перед целью, порою они попадают на мгновение в такие положения, исходя из которых можно облегчить обходной путь; но одно и то же облегчение, приносимое случаем, действует весьма различно на различныхживотных: одно животное внезапно бросается по замкнутой кривой наружу, другое беспощадно

маячит снова в «ложном» направлении. Все куры, которых я наблкрдал, были в состоянии дать только очень «плоские» обходные пути (чертеж 4 а и противоположность 4 б); по-видимому, возможный обходной путь не мог начаться с направления, которое сначала вело бы прочь от цели (ср. в противоположность этому поведение ребенка и собаки).

Отсюда следует, что для процессов, лежащих в основе маленьких операций, вариация геометрических условий имеет очень большое значение. Влияние это резко и многообразно будет бросаться в глаза также у антропоидов и при гораздо более трудных задачах.

Так как случай может привести животных в более благоприятное положение, порою будет происходить так, что ряд чистых случайностей приведет их от исходного пункта к самой цели или, по крайней мере, доведет до положения, от которого к цели ведет прямой путь. Но это верно по отношению ко всем испытаниям интеллекта, по крайней мере, в принципе; ибо чем сложнее требуемая операция, тем невероятнее, что ее целиком имитирует случайность, и поэтому вообще необходимо к вопросу, находит ли животное в опыте каждый раз «обходной путь» (в широком смысле слова) присоединить ограничивающее условие, которое исключало бы случайный результат. Если теперь, взяв в качестве примера описанные нами опыты с обходным путем в узком смысле, мы получим в успешных случаях всегда приблизительно один и тот же путь, независимо от того, решается ли задача благодаря ряду случайностей, или это будет настоящее решение задачи, то возникает возражение, что между обеими этими возможностями нельзя провести различия. Для всего последующего, и для психологии высших животных вообще чрезвычайно важно, чтобы кажущееся весьма основательным, но в действительности ошибочное соображение не создало путаницы. Для наблюдения, которое здесь является единственно решающим, существует, как правило, совершенно грубое различие форм между подлинной операцией и случайной имитацией, и никто, проделав некоторое количество подобных опытов на животных (или детях), не может не заметить этого различия: подлинная операция протекает как единственный процесс, совершенно замкнутый в себе как в пространственном, так и во временном отношении, — в нашем примере как непрерывный бег без малейшей остановки до самой цели; случайный результат возни

кает из агломерата единичных движений, которые появляются, прекращаются, снова возникают, остаются при этом по направлению и скорости совершенно независимыми друг от друга и только в целом, сложенные геометрически, начинаются у исходного пункта и кончаются у цели. Опыт с курами показывает нам этот контраст в особенно яркой форме, когда одно и то же животное, сначала под влиянием стремления к цели, мечется неуверенно вокруг (маятникообразными движениями, которые несколько упорядочены на черт. 4а), когда затем один из этих отрезков пути приводит к благоприятному месту, теперь внезапно одним замкнутым движением животное обегает кривую: первая часть возможного обходного пути проходит в беспорядочном бегании туда и сюда, вся остальная пробегается «правильно»; одно поведение непосредственно сменяется другим, но столь резко, что ни один человек не может не признать наглядной разницы в характере движения.

Если опыт производился нечасто, к этому прибавляется то, что момент возникновения подлинного решения обычно резко отмечается в поведении животного или ребенка каким-то толчком: собака как бы впадает в оцепенение, затем внезапно поворачивается на 180 градусов и т. д. , ребенок оглядывается, -внезапно лицо его проясняется и т. д. В таких случаях характерная непрерывность процесса подлинного решения еще более бросается в глаза благодаря перерыву, перемене направления перед началом.

Я решительно предостерегаю от ложного истолкования сказанного в том смысле, что речь идет здесь о каком-то сверхъестественном способе познания: каждый может производить такие наблюдения, если этот род наблюдения будет, подобно всякому другому, введен в употребление. Нечто подобное часто встречают и помимо психологии животных. Нить плохо установленного электрического измерительно прибора, находясь под влиянием блуждающих токов земли и других быстро меняющихся случайных воздействий, движется по шкале беспорядочно то : туда, то сюда; но непрерывное движение, приводящее в определенное положение, всякий физик сейчас же сумеет отличить от прежнего и понять его смысл. При наблюдении Броуновского молекулярного движения сейчас же бросается в глаза ошибка опыта, вносящая нормальное, упорядоченное движение определенной формы и т. д. Относительно этого важного не только в

методическом отношении пункта позднее будет говориться подробнее.

Опыты с обходным путем вышеприведенного рода не следует свешивать с двумя другими видами опытов: 1. «Лягушки, лишенные большого и промежуточного мозга, все еще обходят препятствия». Животные автоматически сворачивают с пути, который привел бы их к столкновению с препятствием. Следует _ли11з этого, что те же лягушки могли бы автоматически проделать обходной путь вокруг препятствия, идя к какой-нибудь цели? Оче видно, нет. То, что в наших опытах является наиболее существенным, совершенно не находит себе места в опытах с лягушками. 2. Американские зоопсихологи очень часто заставляют ркивотных (или людей) отыскивать выход из лабиринтов, которые совершенно нельзя обозреть, находясь внутри них. В сил^ этого, первое нахождение выхода необходимо зависит от случая, и касающиеся этого исследователи заняты в первую оче|?едь выяснением того, как при этих обстоятельствах испыту-емь*й использует предшествовавший опыт при последующих экспериментах. При испытаниях интеллекта, подобных нашим опь*там с обходным путем, все. основано на том, что ситуация даемся испытуемому открытой.

Для шимпанзе я усложнил опыт с обходным путем следую-щигм образом: цель подвешивается в корзине на крыше, с земли ее нзевозможно достать; в корзине имеется несколько тяжелых каменей, так что маятникообразное раскачивание веревки и корзин ы сохраняется после сильного толчка довольно долго; плоскость качания направлена таким образом, что корзина при максимальном отклонении в одну сторону близко подходит к строению; обходной путь может быть, следовательно, легко замечен (и использован) лишь в отдельные моменты (19.1. 1914). После того, как маятник начал качаться, к нему подводят Хику, Гр£»ндэ, Терцеру.'

'В первые дни эти животные был и слишком боязливы для того, чтобы вести опысты с каждым из них отдельно. Это обстоятельство внесло громадные затруднения , ноэкспериментироватьсовсем изолированно, например, соднойХикой, было невсэзможно даже через полгода; для компании я вводил, чаще всего, Терцеру или Коь*сула, ибо пользоваться ими самими по себе было оченьтрудно из-за их лени и роб*эсти, но по этой причине порою для некоторых задач пропадал испытуемый.

Грандэ прыгает с пола за корзиной, но не достает ее; Хика;' спокойно осмотревшись вокруг, бежит сразу к строению, взбирается наверх, ждете вытянутыми руками корзину и ловит ее. Опыт длился около минуты.¹

Повторение опыта с другими животными (Раной, Коко) тоже протекали так быстро и просто, что решение и этой задачи можно считать вполне доступным всем шимпанзе. 'Грандэ, видевшая решение Хики, опередила ее при тотчас же последовавшем повторении опыта; после разъяснений, которые будут сделаны в дальнейшем, не останется никакого сомнения, что хороший пример не был для нее, безусловно, необходим, и что она, всегда более медлительная, некоторое время спустя сама увидела бы обходный путь.

Султан, не присутствовавший при этих опытах, был привлечен (20. I) к испытанию с тем же самым маятником, причем последний, прежде чем он его увидел, был приведен в круговое движение, которое влекло корзину с большой и приблизительно постоянной скоростью мимо близко стоявшей балки; опыт этот вследствие формы качания и равномерной скорости, конечно, несколько более труден. Одно мгновение Султан смотрит вверх и следит глазами за корзиной; как только он видит, что она проходит мимо балки, он сейчас же оказывается наверху и ждет цели.

В таких опытах не имеет никакого значения: остается ли подходящий пункт, к которому приближается в своем движении маятник, тем же самым или меняется от опыта к опыту; совершенно безразлично также, будет ли то стена дома, дерево, сооружение или что-либо другое. Если вводят изменения подобного рода, то одно и то же животное не направляется к тому месту, где оно перед этим достигло успеха, но взбирается как раз

¹ В этой работе я совсем недаюилидаюлишьтам, где это имеет значение для существа дела,только приблизительныеуказания о времени. Какправило, длительность опыта зависит от столь многих случайных и меняющихся обстоятельств (например, от бесплодных попыток решения недостатка интереса, грусти по поводу одиночества или неудачи и т. д. ), что измерения времени создали бы только видимость количественной методики. Как протекаетопыт во времени, всегда можно видеть из описания в той мере, в какой это необходимо для наших целей. Будет л и интервал, втечение которого животное ведет себя безразлично или горюет, какэто часто происходило, длится три минуты, т. е. может быть в десять раз больше, чем, собственно, процесс решения, или подчас может быть в тысячу раз дольше него, — ведь это совершенно безразлично. В большинстве случаев решение как таковое составляетлюбую часть измеренного «времени опыта».

на такое место, которое является верным для данной ситуации. При таких простых опытах я никогда не видел ни одного отклонения от этого правила, что часто встречается при выполнении задач, которые требуют от шимпанзе очень многого; тогда появляются ошибки, имеющие характер глупого повторения.

Нахождение обходного пути представляет значительно большие трудности, когда часть ситуации, по возможности большая, не видима из исходного пункта, но только известна «из опыта».

Одно из помещений для животных имеет очень высоко расположенное, закрывающееся деревянными ставнями окно, которое выходит на площадку для игр. Из помещения животные проходят на площадку для игр через дверь, ведущую в коридор, затем идут немного по коридору и через дверь, ведущую из коридора, — на площадку для игр.

Рис.5

Все упомянутые части хорошо известны шимпанзе, но в то время, как кто-либо из них находится в этом помещении, он видит его только изнутри (6. III). Я беру Султана из другого помещения, где он играл вместе с остальными, иду с ним через коридор в ту комнату, закрываю за ним дверь, иду с ним к окну, немного приоткрываю деревянную ставню, бросаю наружу банан так, что Султан видит его исчезновение через окно, но вследствие того, что окно расположено высоко, не видит его на земле, и снова быстро закрываю ставню (Султан мог видеть вовне небольшой кусок проволочной крыши). Когда я поворачиваюсь, Султан уже в пути, толчками отворяет дверь, исчезает в коридоре, его слышно У второй двери и сейчас же после этого — перед окном; я нахожу его на дворе под окном, причем он усердно занят поисками: банан

случайно упал в темную щель между двумя ящиками. То, что местонахождение цели и большая часть возможного обходного пути невидимы, не представляет существенного препятствия для решения; если только соответствующие части пространства вообще известны, кривая обходного пути с легкостью проходит по ним.

При совершенно сходном опыте с уже упомянутой собакой оказалось, что она может выполнить то же самое. Через дверь Д входят с ровной и свободной площадки, окружающей дом, в комнату с окном О, выходящим на площадку П; собаку, которая знает и площадку перед домом по прежним посещениям — собака не жи вет в этом доме, — вводят в комнату через дверь Д и кормом привлекают к открытому окну; отсюда она может видеть только отдаленные верхушки деревьев, но не площадку. Корм выбрасывается наружу, и сейчас же после этого закрывают окно. Собака бросается один раз к оконной раме, потом одно мгновение стоит, повернув голову к окну, недолго смотрит на наблюдателя; внезапно она взмахивает несколько раз хвостом, одним прыжком поворачивается на 180 градусов и мчится без остановок через дверь наружу и далее вокруг дома до места под окном, где она сейчас же находит корм.¹

Thorndike поставил большое количество опытов над кошками и собаками, чтобы посмотреть, что соответствует действительности из тех чудесных историй, которые рассказываются об этих друзьях дома. Результат оказался очень неблагоприятным для животных, и Thorndike пришел к заключению, что они не только очень далеки оттого, чтобы «думать»,

'Несколько иные опыты с обходным путем ставили Thorndike, (срав. ниже-цитированную работу) и Hobhouse (Mind in Evolution London 1901). Отмечу еще, что собака была приведена к двери не со стороны окна; следовательно, на обратном пути обонятельный след мог вести ее не далее, как до двери; но наблюдение показывает, что запах вообще не мог играть никакой роли.

но не могут даже ассоциировать представлений с восприятиями, как это делает человек, и в существенном не выходят за пределы возникающих в опыте связей простых «импульсов» с восприятиями. Это исследование сделано в отрицательном направлении — то, что для своего времени было наиболее необходимо, однако, пошло так, как это все чаще оказывается (также в Америке) в этом направлении слишком далеко. Испытания стояли не выше анекдотов о животных и были столь трудны, что результат, конечно, должен был получиться жалкий; под впечатлением несостоятельности животных дать что-либо в этих испытаниях, Thordike выдвинул общие отрицательные положения по поводу их способности к выполнению операций, которые не вытекают из специальных и слишком трудных опытов. Собака по сравнению с обезьяной, например, кажется очень глупой, но все же ближайшее исследование таких простых случаев, как только что описанные, было бы очень кстати.

Ради принципа построения эксперимента, я должен сделать еще одно замечание по поводу опытов Thorndike'a. Подобно нашим опытам, они были задуманы как испытание интеллекта (вопрос: разум или нет?); значит, чтобы достигнуть своей цели, они должны ставится в ситуациях, в которых животные, по возможности, обозримы, ибо если существенные части ситуации наделе не могут быть наглядно обозримы испытуемым, как он может разумно справиться с задачей? С некоторым удивлением поэтому видишь, как кошек и собак по многу раз сажают в клетки, внутрь которых входит только конец какого-либо механизма, и сквозь решетку которых можно увидеть изнутри еще и отрезки бечевы или другие части механизма, в то время как вся ситуация в целом, где животное должно найти себе дорогу изнутри, недоступна для ясного обозрения. Задача: животное должно само освободить себя тем, что потянет или надавит доступную часть механизма, ибо благодаря этому, откроется дверь в клетку. Thorndike сообщает далее об опытах, в которых животные лишь тогда освобождались из клетки, когда они сами себя чесали или когда они сами себя лизали. Он противопоставляет эти эксперименты другим (где надлежало приводить в действие механизм), так как здесь не существует никакой связи, никакого соответствия между действием и его результатом, что имеется в тех; в действительности, однако, некоторые из тех экспериментальных установок, к сожалению, приближаются к условиям этих опытов без

связи. Ситуации с механизмом всегда содержат составные части, которые допускают — хотя бы в некоторой степени—разумное к себе отношение, и поэтому является необходимым установить, ведут ли себя животные в этом случае (при ситуациях, допускающих, насколько возможно, разумное отношение к некоторым своим частям) как-либо иначе, чем в другом (в заведомо совершенно бессмысленных установках опыта); ибо здесь дело идет, очевидно, о некоторого рода experimentum cruris. Как и следовало ожидать, результат оказался таков, что правильное поведение в обоих случаях образуется путем более или менее длительного «обучения», так как «осмысленные» опыты слишком трудны, и к тому же отдельные части их обстановки не были наглядно представлены. Но когда животные овладевали задачей, разница уже обнаруживалась: «Во всех этих случаях» — в тех, которые имели совершенно бессмысленный характер, — «проявляется достойная внимания тенденция... редуцировать акт, пока он не сделается всего только следом лизания и чесания», и важнее всего далее: «В тех случаях, когда кошку не выпускают после этой слабой реакции, она не повторяет сейчас же движения, как она сделала бы, ели бы, например, она надавливала на задвижку, причем дверь не открылась бы от этого». В качестве объяснения Thorndike говорит только то, что не может найти причины обоих явлений. Так как дело идет здесь об одном из наиболее интересных результатов, пусть даже таком, которого, согласно его теории, нельзя было ожидать, нужно пожалеть о столь быстром отказе от толкования.

2. УПОТРЕБЛЕНИЕ ОРУДИЙ

Ситуация подвергается дальнейшему усложнению: нет больше пространства для возможных обходных путей, непроходима теперь не только прямая линия, соединяющая с целью, но и все остальные геометрически мыслимые кривые; равным образом, некое приспособление формы собственного тела к пространственным формам окружающей обстановки не приводит животное в соприкосновение с целью. Если такое соприкосновение все же должно быть каким-либо образом установлено, то это может произойти посредством включения промежуточного материального члена. Так осторожно, мы увидим потом почему, следует выразиться сообразно положению вещей; только тогда это непрямое (indirekte) поведение с помощью третьего тела принимает определенные формы, можно сказать, в обычном смысле: обладание объектом, являющимся целью, достигнуто посредством орудия; существует один род преодоления расстояния до цели при помощи третьего тела, к которому это положение применимо.¹

Если поле уже содержит в себе третьи тела, пригодные для преодоления критического расстояния между животными и целью, то возникает вопрос, в какой мере шимпанзе способен, находясь под влиянием стремления к цели, использовать возможности подобного рода.

'Хорошо делают, когда на всем протяжении исследования проблемы заменяют время от времени такие избитые слова, как «употребление орудий», «подражание» и т. п. другими, которые, возможно, точнее соответствуют поведению животного. Такие затасканные слова имеют ту вредную сторону, что за кажущейся знакомостью прячут важнейшие вопросы; кхорошо поставленным вопросам приходят, вероятно, скорее, когда при выборе выражений насколько возможно заставляют себя следовать за поведением животного; порою это весьма затруднительно просто потому, что не всегда имеешь под рукой вполне подходящие слова.

Задача наиболее легка, когда расстояние, фактически, в основном уже преодолено, третье тело уже «вставлено»; если между ним и целью есть связь, то можно или использовать эту связь, или, сочтя третье тело стольже безразличным, как и всякое другое (конечно, помимо цели), остаться беспомощным в данном положении.

Уже во введении было указано, что Султан овладел одним из таких положений, хотя скрепление было непростой формы и приобретало значение лишь в том случае, если он совершал сначала обходной путь, влезая на дерево. Если же опыт ставят просто так, например, к цели прикреплена нить или тому подобное, которую животное может достать, тогда шимпанзе быстро и всегда хорошо решают эту задачу.

С Нуэвой опыт был произведен на шестой день ее пребывания на станции (14. III): на расстоянии немного более 1 м от решетки клетки лежала цель, мягкая соломинка была прикреплена к ней, своим свободным концом пробегая по совершенно пустому пространству до самой решетки; едва Нуэва увидела цель, как схватила соломинку и притянула ею цель.

Коко через пять дней после прибытия на станцию (13. VII) был привязан за ошейник к дереву, что позволяло ему господствовать лишь над ограниченным кругом; по ту сторону периферии круга положена цель, нитка же, привязанная к ней, входит в пределы круга; Коко не видел приготовлений. Когда его внимание обратили на цель, он только раз взглянул на нее и снова отвернулся; ему еще раз указали на корм, он схватил нить и потянул к себе, но после короткой попытки снова отбросил ее: это оказалось не той целью, которая была ему нужна.

Еще раньше (14. II) тот опыт дал положительные результаты у Консула и Чего, несмотря на то, что длина веревки была 3 м. Все остальные животные имели случай по одному разу трудиться над привязанной бечевой в более сложных опытах, и ни один не замедлил ее использовать. Всегда наблюдалось притягивание к себе «при взгляде на цель», и это в буквальном смысле: взгляд на цель, и животное начинает тянуть, смотря все время на цель, а не на веревку. Следовательно, не может быть и речи о том, что веревка притягивалась вначале по какой-либо иной причине.

Вариация: цель лежит в корзине, бечевка привязана к ручке и протянута в решетчатое окно помещения, в котором находится шимпанзе: корзина неизменно поднимается на бечевке вверх.

Собака легко могла бы помочь себе в подобном опыте передними ногами или зубами; однако животное, о котором шла речь выше, не в состоянии было выполнить этой простой операции и вообще не обращало никакого внимания на нить, конец которой лежал под самым носом, в то время как поведение свидетельствовало о живейшем интересе к цели. Собаки, также как, например, лошади, — если только им не помогут особенно счастливые случайности в их движениях или какое-либо обучение,—вероятно, могут умереть от голода, находясь в одном из таких положений, где для человека и шимпанзе едва ли может возникнуть какая-нибудь проблема.

Операция шимпанзе заслуживает все же ближайшего рассмотрения. Для этого ситуация немного запутывается (11. VI. 1914): цель, к которой привязана нить, лежит по ту сторону решетки на полу; кроме «правильной» нити бегут, перекрещиваясь с нею и между собою в различных направлениях, еще три нити, начинаясь около места, где лежит цель, и доходя до самой решетки.

При сколько-нибудь внимательном взгляде взрослый человек сейчас же увидит правильную нить. К решетке приведен Султан, мимоходом он бросает взгляд наружу и дергает быстро Друг за другом две ложные и потом правильную нить (последовательность указана на рисунке цифрами).

Поле становится значительно яснее, когда от цели бегут только две нити — правильная и ложная, по возможности, ни разу не перекрещиваясь. Результат в четырех таких случаях от b до е (14. VII) легко понять из рисунков. При этом расстояние животное — цель составляет около 1 м, ложные нити приближаются к цели на 5 см. Из опытов нельзя усмотреть, может ли Султан, будучи в достаточно спокойном состоянии, прийти от рассмотрения поля к ясному заключению, которая из нитей правильная, потому что фактически он не дает себе времени для такого усилия, но просто тянет как попало и, во всяком случае, только два раза схватывает сразу правильную нить. Ошибки, которые он делает, едва ли случайны; в пяти опытах он тянет четыре раза за ту нить, которая пробегает от решетки до цели кратчайшей дорогой.

Может быть, здесь имеется еще одна тенденция — оказывать предпочтение вправо лежащим нитям; это следовало бы объяснить чисто моторно: Султан садится у решетки всегда прямо против цели и пользуется при всяком поводе, который требует только minimum'a ловкости, правой рукой.

Наконец, если только одна нить пробегает близко от цели, оставаясь неприкрепленной к ней, то все зависит от более точного определения «близости». Султан в одном из таких опытов (цель отстоит от решетки на 3 м, конец бечевы удален от цели примерно на 15 см), взглянув по направлению к цели, сначала не потянул бечевку, но несколько секунд спустя все же дернул ее, будучи всецело занят лишь ею одной, не обращая ни малейшего внимания на цель, и начал играть с наполовину втянутой бечевочкой, все время нисколько не заботясь о лежащей снаружи цели; проба показала, что у него был самый хороший аппетит. Напротив, при удалении цели на 1 м и при расстоянии между концом бечевки и целью всего лишь около 2 см он тянул, явно смотря на цель, хотя делал это несколько нерешительно. При увеличении числа таких наблюдений шимпанзе, естественно, становятся недоверчивыми. В целом я мог установить следующее: при очень малом расстоянии между концом бечевы и целью (многое зависит от ясности фона) шимпанзе после беглого взгляда в большинстве случаев будет тянуть бечевку; он будет делать это всегда, когда бечевка и цель оптически соприкасаются друг с другом; является ли «способ скрепления» в нашем практическом смысле привязывания в таких опытах для шимпанзе чем-то большим, нежели оптичес-

ким контактом высшей или низшей степени, кажется сомнительным. При очень большом расстоянии между нитью и целью шимпанзе обычно не будет тянуть, он должен быть заинтересован бечевой как таковой, или нуждаться в ней, чтобы как-нибудь иначе использовать ее в качестве орудия; при средних расстояниях в несколько сантиметров, когда бечева еще достигает некоего рода «окружения» цели, внутри которого она тотчас же (также и людям) представляется «бегущей в область цели», все будет зависеть от внимания животного и его голода. При очень сильном голоде шимпанзе все же будет тянуть бечеву, и именно «при взгляде на цель», даже если он видит и должен видеть, что никакого контакта нет. Он поступает при этом совершенно также, как тонущий человек, который, по обычному выражению, в опасности всегда хватается за соломинку. Движения животного в подобных случаях, которые будут нам еще часто встречаться, вялы и представляют картину полной растерянности.¹

Цель ничем не соединяется с помещением, где находится животное; в качестве единственного вспомогательного средства ситуация содержит палку, с помощью которой цель может быть придвинута.

Из семи шимпанзе, которые принадлежали станции с самого начала, я нашел у Султана уже достаточный опыт в подобном применении палок, такое же действие наблюдалось также у Раны; как возникло оно у некоторых других животных впервые, будет сообщено в следующей части этих исследований. К тому роду опытов, который здесь первоначально рассматривается, относятся три случая — с Чего, Нуэвой и Коко.

Большая самка, о предыдущей жизни которой в Камеруне, разумеется, ничего неизвестно, содержалась ко времени опыта (26.11.1914) почти всегда изолированно от других (втечение 1 1/ 2 лет), ктому же втаких помещениях, которые редко давали повод иметь дело с подвижными предметами помимо соломы и одеяла; напротив, смотреть на занятия маленьких животных она могла, когда ей было угодно. Чего выпускается из своей комнаты в обнесенное решеткой помещение, которое служит ей местом

¹ Опыты с веревками ставил Hobhouse на нескольких видах животных, да и помимо него они проделывались довольно часто.

пребывания в течение дня; снаружи, дальше, чем может достать ее очень длинная рука, лежит цель; внутри, поблизости от решетки и несколько в стороне, находятся несколько палок. Она безуспешно пробует сначала достать фрукты руками, потом ложится на спину, немного спустя делает новую попытку, снова оставляет ее и т. д. в течение более чем получаса; наконец, она остается продолжительное время лежать, не заботясь больше о цели; палки, которые, находясь непосредственно рядом с нею, могли бы привлечь к себе ее внимание, как будто для нее не существуют. Но теперь младшие животные, бегавшие неподалеку снаружи, начинают интересоваться целью и осторожно подходят ближе и ближе; одним прыжком Чего выскакивает, схватывает одну из палок и подталкивает ею довольно ловко бананы к себе, пока они не приблизятся на расстояние длины руки. При этом она сейчас же ставит палку правильно позади цели; она пользуется сначала левой рукой, потом правой и часто меняет их; палку она держит не всегда так, как это сделал бы человек, но часто так, как она любит держать свой корм, именно — зажав ее между третьим и четвертым пальцами, в то время как большой придерживает ее сбоку.

Опыт с Нуэвой был поставлен через три дня по ее прибытии. (11. III. 1914). Она не бывала еще в обществе других животных, но сидела изолировано своей клетке. Ей дают в клетку палочку. Она скребет ей некоторое время по полу, сгребает таким образом в одну кучу кожуру бананов и потом роняет палку без внимания приблизительно в 3/4 м от решетки. 10 минут спустя снаружи на пол, дальше чем может достать рука, кладут фрукты; животное безуспешно старается схватить их и сейчас же начинает горевать с характерной для шимпанзе манерой. Она выпячивает на несколько сантиметров обе губы, особенно нижнюю, издает, глядя на наблюдателя умоляющими глазами и протягивая к нему руку, плачущие звуки¹ и наконец, отчаявшись, бросается на спину — очень выразительное поведение, которое можно наблюдать вообще в случаях большого горя. Так проходит, в просьбах и жалобах, несколько времени, пока примерно через 7 минут после появления цели животное не замолкает при взгляде по направлению к палке, которая здесь, как чаще всего и в дальнейшем, находится в левой руке, тотчас же ставится на землю позади цели. При

'Шимпанзе, как известно, не плачет слезами.

повторении опыта через час проходит гораздо меньше времени до того, как животное схватывает палку; равным образом, теперьона употребляет ее уже с большей ловкостью; ловкость достигает своего тахшшп'ауже после немногих повторений.

Коко на второй день после своего прибытия (10. VII. 1914) привязан, как обычно, цепью за ошейник к дереву, имея возможность свободно двигаться возле него в пределах круга. Сначала он совсем не обращает внимания на легкую палочку, вдвинутую незаметно в круг, немного позднее он грызет ее одно мгновение; час спустя вне круга, вне пределов досягаемости кладется цель. После нескольких напрасных попыток схватить ее все же рукой, Коко берет внезапно палку, которая лежит приблизительно на расстоянии 1 м позади него, смотрит на цель и роняет палку; вытянувшись по направлению к цели, он протягивает ногу, которая, благодаря ошейнику, достает дальше, чем рука, но оставляет также и это; внезапно он опять берет палку и на этот раз, правда, очень неловко, притягивает цель. При повторении опыта неловкость животного бросается в глаза еще резче; нередко он толкает цель (банан) с неправильной стороны так, что она была один раз отброшена далеко прочь; в этом случае, и вообще чаще, Коко берет палку ногой и продолжает таким образом работать дальше; когда он не смог достать банан этим путем, он внезапно приносит зеленый стебель, с которым играл перед опытом, но и этим орудием ничего не достигает, потому что стебель еще короче, чем палка. Коко ведет палку с самого начала правой рукой, и только в те моменты, когда его правая рука явно утомлена, на помощь приходит левая рука, но тогда палка движется совсем неуверено даже если рука не утомлена, и скоро он снова передает палку в правую руку.

Говоря очень обще, можно считать, что шимпанзе, который однажды в подобной ситуации начал применять палку, не останется беспомощным, если налицо не окажется палки или если находящаяся налицо палка скроется от внимания.

Нуэва (13. III.) два дня спустя была лишена перед опытом палки, с которой она в этот промежуток охотно играла. Когда снаружи кладут цель, она пробует тряпками, лежавшими в клетке, соломинками и, наконец, жестяной чашкой для воды, которая стоит перед решеткой, подтащить или пригнать к себе Цель ударами (тряпкой), что ей иногда удается.

На другой день после первого опыта с Чего палки лежат в 1

1/2 метра от решетки в глубине клетки. Когда животное впущено в помещение, оно протягивает сначала, опять безуспешно, сквозь решетку руку; однако как только маленькие животные начинают приближаться к цели, Чего схватывает быстро несколько соломинок и безуспешно удит ими. Лишь спустя много времени, когда маленькие подходят угрожающе близко, совершенно внезапно палки вовлекаются в ситуацию, и с помощью одной из них придвигается цель.

Для следующего опыта (в тот же день несколькими часами позднее) палки кладутся еще дальше от решетки (следовательно, и от лежащей снаружи цели), около противоположной стены клетки (расстояние от решетки 4 м). Они не используются. После напрасных попыток достать цель рукой Чего вскакивает, быстро идет в помещение, где она спит и которое соединяется с опытной клеткой маленькой открытой дверью, и сейчас же возвращается со своим одеялом; она проталкивает материю сквозь решетку, бьет ею по фруктам и гонит их к себе. Когда при этом один банан попадает на угол одеяла, все поведение немедленно меняется, и она с большой осторожностью притягивает к себе одеяло с лежащим на нем плодом. Но применять одеяло довольно трудно; новая цель совсем не поддается этому способу. Чего беспомощно оглядывается, часто смотрит по направлению палок, но не выказывает к ним ни малейшего интереса; но вот всовывают другую палку сквозь прутья решетки наискось от от цели, Чего сейчас же употребляет ее.

Коко, который кроме палки хотел уже применить стебель травы, через три дня (13. VII) в такой же ситуации сначала не обратил внимания на палку, лежавшую несколько в стороне от цели, у самого края упомянутого круга; лишь некоторое время спустя он достает ногою палку, и потом с ее помощью—по-прежнему неуклюже — цель. При повторении опыта он приносит свое одеяло, протягивает его до самой цели, но после небольшого промедления бросает его и снова берется за палку. Днем позже, когда поблизости нет никакой палки, повторяется совершенно точно весь процесс с одеялом, затем он пытается придвинуть цель камнем. Еще несколькими днями позже он использует большой кусок твердого картона, ветку шиповника, поля старой соломенной шляпы, кусок проволоки. Все, что подвижно и имеет хоть в какой-нибудь степени вид вытянутого в длину предмета, становится в ситуации «палкой» в чисто функциональном смысле

«орудия для захватывания». Можно сказать даже, что подвижная часть поля выказывает тенденцию направляться в руках Коко к критическому месту.

Попутное самонаблюдение: еще до того, как животному приходит в голову применить палку или что-либо сходное, зритель, конечно, наперед ждет этого; когда смотрят на обезьян, которые усердно, но без успеха стараются преодолеть расстояние до цели, то в результате напряжения происходит смещение зрительного поля; продолговатые и подвижные предметы воспринимаются теперь не какбезразличные и строго неподвижные на своем месте, но как бы снабженные «вектором», как бы находящиеся под давлением в направлении к критическому месту.

Как и следовало ожидать, изменения цели или ее положения, как правило, остаются без влияния, после того как употребление палок однажды произошло. В один жаркий день Коко пытался притянуть ведро, полное воды, которое стояло вблизи его круга, с помощью палок, которые он держал в каждой руке, — конечно, без успеха. Когда цель прикрепили на гладкой стене дома выше, чем достает рука, он берет зеленый стебель, потом камень, палку, соломинку, свою посуду для питья и, наконец, украденный башмак и протягивает их вверх; если же под рукой совсем нет ничего другого, тогда он делает петлю из веревки, которой он привязан, и пытается ею сбить цель.

Когда животные, нашедшие практический способ поведения в определенной ситуации, применяют тот же способ в сходном положении, тогда высказывается (и часто с полным правом) предположение, что в неясном восприятии животного новая ситуация совсем не отличается от старой, и, следовательно, одинаковое поведение в обоих случаях понятно само собою. Было бы совершенно ошибочно привлекать подобное объяснение для тех случаев, когда шимпанзе заменяет палку другим предметом: оптика шимпанзе, как это легко установить в опытах, да и помимо них, слишком высоко развита, чтобы он мог чисто оптически «смешать» ранее примеренную палку с пучком соломы, полями шляпы, камнем, башмаком и т. д. Но если сказать, что палка приобрела в зрительном поле определенное функциональное

3 Зак. № 175

значение для известных ситуаций, и это само собою переносится на все другие предметы, которые в некоторых наиболее общих свойствах формы и консистенции имеют объективное сходство с палкой, хотя бы в остальном имели какой угодно вид, — то это совершенно точно выражает единственное воззрение, которое согласуется с наблюдаемым поведением животных. Поля шляпы и башмак для шимпанзе, конечно, не всегда являются оптическими палками (и едва ли поэтому они смешиваются в опыте), но лишь в определенных ситуациях они выступают как «палки» в функциональном смысле, после того как до известной степени родственная по форме и консистенции вещь, например, прут, однажды выполняла функцию палки. Описание поведения Коко показывает, что у этого малыша едва ли имеется какое-нибудь ограничение в смысле характера вещи, и всякий «подвижный предмет» быстро становится в подходящей ситуации «палкой». Другой момент кажется гораздо более существенным, чем внешнее различие между палкой, полями шляпы и башмаком; в опытах с Чего и Коко (Нуэва по внешним причинам не испыты-валась в этом направлении) это положение предметов, рассматриваемых как орудия, по отношению к животному и цели. У обоих животных палки, которые они перед этим часто употребляли, теряли свой функциональный или инструментальный характер единственно потому, что они удалялись от критического места. Точнее: если позаботиться о том, чтобы при взгляде на критическую область и при блуждании взором внутри этой зоны невозможно было увидеть палку и, наоборот, при взгляде в направлении палки вся область цели исчезала бы из поля зрения, то этим, как правило, применению орудия ставится препятствие, или оно, по меньшей мере, резко замедляется, несмотря на то, что до этого было уже неоднократно использовано. Всеми средствами я обращал внимание Чего належавшие на заднем плане клетки прутья, и она смотрела прямо на них; но она при этом не могла видеть области цели позади себя, и палки оставляются в покое. Даже когда мы однажды утром довели дело до того, что она схватила одну из палок и использовала ее, после обеда, когда палки лежали на том же месте, она уже не могла выйти из положения еще раз, хотя, бродя по клетке, прямо наступила на палки и несколько раз смотрела точно в их направлении. В то же самое время прутья и различные замещающие предметы, которые она видит неподалеку от области цели, используются ею без

малейшего промедления, и животное съедает то, что ему удается добыть, с величайшим аппетитом.¹

Мы часто проделывали тот же опыт с Коко и всегда с одинаковым результатом: он безуспешно тянется, чтобы достать цель, за его спиной тихо кладется палка; животное, если оно повернется, может смотреть прямо на палку, может прыгать через нее — оно не видит в ней орудия; если незаметно приближают палку, то, наконец, когда уже незначительное отклонение взора или поворот головы приводят в область цели к палке, глаза животного внезапно останавливаются на ней, и она пускается в

ход.²

Здесь нельзя объяснить всего одним только расстоянием между палкой и целью; если Коко сидит в середине своего круга—цель положена вне его, а прут лежит близ середины круга между животным и целью, — то животное берет его с собой к цели, и это совершенно понятно: ведь в этом случае палка едва ли может укрыться от взора, когда он обращен к цели, и весьма вероятно, что они будут «увидены вместе», как это, по-видимому, требуется в данном случае.

Конечно, дело идет здесь не об абсолютном законе: порою бывает, что при взгляде, который животное бросает назад, оно замечает и схватывает подходящий предмет, который лежит очень далеко позади него.

Этого следует ждать заранее при наличии большого количества содействующих условий; но, как правило, — и правило, резко бросающееся в глаза, — я наблюдал описанное выше поведение.

Если, соответственно этому, «становление оружием» прута является в известном смысле функцией геометрической констел-

'Одсяло лежит в помещении для сна на таком же расстоянии, как палка, позади животного, однако оно приносится; но здесь следует заметить, что дверь совсем рядом с решеткой на переднем плане сбоку, так что Чего при относительно небольшом отклонении взора, которое оставляет еще решетку (область цели) в зрительном поле, уже видит сквозь дверь одеяло; напротив, если она повернется лицом к палкам, область цели исчезает совершенно. Помимо этого, одеяло, благодаря тому, что оно является предметом ежедневного обихода животного, стоит, таксказать, вне конкуренции сдругими вещами.

² Животное не должно видеть палки во время придвигания,т.е. в движении; этим было бы введено совсем новое условие. Я удалял Коко и закрывал ему глаза, когда производились изменения; в первом случае его снова сажали перед целью так, как он сидел до этого. С таким молодым животным можно обращаться очень просто; Коко, помимо всего, уже привык к подобному обхождению.

3* 67

ляции, то это верно все только для начала; позднее, после того, как животное много раз побывает в такой ситуации, воспрепятствовать решению путем оптического отделения цели от прута уже не так легко. Но что описанная зависимость вначале существует, это «чувствуешь», уже когда делаешь приготовления к опыту: если возникает вопрос, куда следует положить палку, то оказывается, не будучи в состоянии дать этому объяснения в совершенной уверенности, что решение появится особенно легко, когда палка лежит совсем близко у цели и с нею легко может быть «схвачена вместе». Несмотря на то, что такое поведение сделалось для нас обычным, мы еще не можем точно указать, какие условия оказывают при этом свое влияние.

III

Если цель прикреплена высоко, на таком месте, к которому не ведет ни один обходной путь, то расстояние может быть преодолено при помощи возвышения пола, выдвигания ящика или другой подставки, на которую животное затем взбирается. Палки следует заранее удалить, если их применение уже известно; возможность обойтись старыми способами решения по большей части препятствует возникновению новых (24. I. 1914). Шесть молодых животных, коренные обитатели станции, запираются в помещении с гладкими стенами, потолок которого (примерно 2 м высотою) они не могут достать; деревянный ящик (50 х 40 х 30 см) стоит почти на середине помещения плашмя, причем открытая сторона его направлена кверху; цель прибита к крышке в углу (в 2 1/2 м от ящика, если мерить по полу). Все животные безуспешно стараются достать цель прыжком с пола; Султан, однако, скоро оставляет это, беспокойно обходит помещение, внезапно останавливается перед ящиком, хватает его, перевертывает его с ребра на ребро прямо к цели, взбирается на него, когда он находится еще примерно на расстоянии 1/2 м (горизонтально) и сейчас же, прыгнув изо всехсил, срывает цель. С момента прикрепления цели прошло около 5 минут; процесс от остановки перед ящиком до первого откусывания плода длится только несколько секунд; он, в отличие от предыдущего блуждания, представляет собою единый, гладко протекающий процесс. До этого мгновения никто из животных не обращает внимания на ящик, все они слишком заняты целью; никто из них не принял

_ни малейшего участия в перемещении ящика, кроме Султана, который выполнил это один и очень быстро. Наблюдатель при этом опыте смотрел снаружи через решетку.¹

В операции, выполненной животным, имеются черты, свидетельствующие о неловкости. Ящик можно было бы придвинуть совсем под цель; при последнем опрокидывании перед прыжком открытая сторона ящика обращена вверх, Султан не исправляет этого, но становится на ребро ящика и прыгает, разумеется, менее ловко; он не поставил ящик «стоймя» (длинной стороной вертикально), чем, во всяком случае, можно было бы избежать бесполезного напряжения. Без сомнения, все в целом протекало слишком быстро для таких тонкостей.

На следующий день опыт повторяется, но ящик поставлен так далеко от цели, насколько позволяет помещение (5 м). Султан, несмотря на это, схватывает его, как только ситуация оказывается перед его глазами, тащит его под самую цель и прыгает. На этот раз ящик обращен кверху закрытой стороной.

Как возникло пользование ящиками у остальных животных этой группы и у Чего, будет сообщено в другом месте; Нуэва погибла раньше, чем над нею можно было произвести опыт. Коко был подвергнут испытанию и вел себя при этом весьма интересно: на третий день своей жизни на станции (11. VII) он получил для игры маленький деревянный ящик (размером 40 х 30 х 30 см); он толкает его недолго туда и сюда, одно мгновение сидит на нем; когда его оставляют одного, он страшно сердится и при этом с силой толкает ящик в сторону. Через час животное приводят на другую площадку и ставят в следующую ситуацию: веревка, которой он привязан, прикрепляется к стене дома; сбоку примерно на высоте 1 м на стене висит цель; в 3-4 м от цели и в 2 м от стены и перпендикулярно к ней в отсутствие животного поставлен ящик; длина веревки позволяет животному беспрепятственно двигаться по всему пространству вокруг цели и ящика. Наблюдатель на этот раз отходит очень далеко назад (по направлению к ящику и дальше, на 6 м от него) и приближается за все время

'За исключением некоторых случаев, которые будутточно описаны, наблюдатель является для животных тем, кто постоянно запрещает наиболее удобные методы (обходные пути в обычном смысле слова). Его присутствие поэтому Допустимо: как правило, шимпанзе не обращает на него никакого внимания. Само ооою разумеется, что он ведет себя совершенно нейтрально в тех случаях, когда о помощи с его стороны не упоминается.

только один раз, чтобы сделать цель более заманчивой. В течение всего опыта Коко не обращает на него никакого внимания. Сначала он несколько раз прыгает вверх, стоя под целью, потом пробует достать цель петлей из своей веревки, которую берет в руку; это ему не удается, и он после ряда усилий, при которых ящик совершенно не затрагивается, отворачивается от стены. Некоторое время кажется, что он совсем оставил задачу, но, наконец, он все же снова подходит сюда. Немного спустя — он только что опять отошел от стены — он наталкивается на ящик, смотрит по направлению к цели и слегкатолкаетящик, не сдвигая его при этом с места; его движения сделались гораздо медленнее, чем до того; он оставляет ящик стоять, делает несколько шагов от него, но сейчас же возвращается и толкает его еще раз, опять после взгляда на цель, но опять совсем слабо и не так, как если бы он действительно хотел переместить ящик; вновь отходит, тотчас же возвращается и в третий раз толкает его таким же образом и потом вновь медленно обходит кругом; ящик сдвинут теперь на какие-нибудь 10 см, но все же в направлении к цели. Ее делают заманчивее, присоединяя кусок апельсина—нет ничего лучше, — и несколько мгновений спустя Коко опять стоит возле ящика, внезапно схватывает его, притаскивает его в один прием и по прямой линии почти под самую цель (по крайней мере, на 3 м), сейчас же влезает на него и срывает цель со стены. С начала опыта прошло всего четверть часа. Само собой понятно, что также и вто мгновение, когда наблюдатель приукрашивал цель, ящик и животное предоставлены сами себе. Увеличение или улучшение цели во время опыта есть средство, которое применяют всегда с неизменным успехом, когда животное явно очень близко к решению, но существует опасность, что при продолжении опыта утомление может все разрушить. Нельзя, впрочем, думать, что животное перед добавлением апельсина было лишь слишком лениво, чтобы выполнить решение; скорее, Коко уже перед этим проявляет живой интерес к цели, но, напротив, совершенно никакого интереса к ящику, и когда потом он несколько раз толкает его, вид его выражает не лень, а неуверенность; есть только одно (вульгарное) выражение, которое действительно хорошо подходит к его поведению в этом периоде: в голове у него брезжит.

Впрочем, из последующего со всей определенностью обнаруживается, что животное не из простой лености медлит вначале

с применением того способа, который сам по себе является для него обычным.

Опыт повторяется всего лишь несколькими минутами позднее; новая цель при этом прикрепляется на той же стене дома, по другую сторону оттого места, где у каменной стены кончается веревка Коко, и более чем в 3 м от места старой цели; ящик продолжаетстоятьнатомжеместе,т. е. как раз под старым местом цели, куда Коко приволок его в первом опыте. Коко бесполезно прыгает, находясь под новой целью, точно также, как раньше под первой, но, по-видимому, интерес его уже не так велик; ящик оставляется вначале без внимания. Немного спустя, совершенно внезапно, Коко направляется к нему, схватывает его, тащит большую часть пути к новой цели, но на расстоянии 1/4 м от нее, взглянув в ее направлении, задерживается и как бы беспомощно стоит несколько секунд. С этого момента начинается настоящая история страданий Коко и ящика. Коко снова начинает двигаться, но только с тем, чтобы выказать свой величайший гнев: с яростными жестами он толкает ящик и туда, и сюда; при этом он не приближает его к цели. После бесплодного ожидания опыт прекращается, чтобы ящик при перебрасывании туда и сюда не попал нечаянно под цель и не возникло случайное решение.

День спустя в сходной ситуации ящик остается почти без внимания, хотя Коко много трудится над достижением цели и пробует самые разные средства, среди них уже упомянутый башмак в качестве палки. Случайно он берется за ящик; однако неясно, имеет ли это какое-нибудь отношение к цели. Двумя днями позднее обстановка была изменена, цель привешена к другой стене, а ящик поставлен в 4-х м от нее. Животное использует все возможное, что могло бы заменить палку, но ничего не достигает. Однажды после такой бесполезной попытки Коко поворачивается, взор его падает на ящик, он пристально смотрит на него, так что зрителю кажется, что он сейчас же принесет его, но животное снова отворачивается и делает новую попытку решения, которая будет описана позднее. Когда Коко и при этом терпит неудачу, он, выбившись из сил, садится на ящик и немного спустя начинает играючи прыгать на нем. То, что решение совсем утеряно, сказывается еще яснее при следующем опыте, опять двумя днями позднее (16. VII): приблизительно в 5 м от цели стоят два ящика; Коко время от времени подозрительно смотрит на них, но не приносит их, а принимается за другие

методы. Наконец, в то время как глаза животного держатся закрытыми, мы ставим один из ящиков так близко к стене, что — и это сейчас же подтвердилось наделе, — стоя наящике можно прикоснуться рукой к стене под самой целью; нужно, следовательно, только немного подтолкнуть яшик, и цель достигнута. Стоя на нем, Коко вытягивается, как только он может, но не предпринимает этого маленького передвижения. На следующее утро ему позволяется некоторое время поиграть с ящиком; он опрокидывает ящик, прыгает на нем, сидит в открытом с одной стороны ящике. Пять дней спустя (21. VII) при последующем опыте животное употребляет для замещения палки все, что только можно сдвинуть с места, в промежутках часто и совершенно явно фиксирует ящик; наконец, Коко направляется к нему и начинает очень грубо колотить его; вне себя от гнева, он кидает его туда и сюда и при этом обрабатывает его еще и ногами; такие вспышки, выражающие дурное расположение духа, более редкие в предыдущие дни опытов, концентрируются теперь целиком и исключительно наящике: снова и снова взор Коко задерживается на нем; когда он отворачивается от цели, он пристально смотрит на ящик и тотчас же после этого яростно набрасывается на него.

После паузы в 9 дней опыт был предпринят опять (30. VII); в промежутке Коко не мог видеть ящика. Цель, как и раньше, висит на стене, ящик удален на 2 м и стоит наискось от нее. Животное некоторое время безуспешно тянется к цели, но не достигает ее; оно поворачивается, глаза его падают на ящик, фиксируют его один момент; Коко подходит к ящику, схватывает его, одну секунду кажется, что он сейчас же опять примется колотить его; вместо этого он поспешно волочит его под цель. Опыт происходит не в том месте, где произошла первая удача; между тем и новым решением прошло 19 дней, впервой половине которых о решении можно сказать не больше того, что явилось бы по смыслу эквивалентом следующего положения: «В этом как-то замешан ящик».

После этого решение не было полностью утеряно; правда, в двух повторениях опыта, сейчас же вслед за описанным процессом оно наступило оба раза после бесполезных вытягиваний и прыжков под целью; однако, потом ящик все же был скоро принесен. Второй раз Коко второпях поставил его недостаточно близко и ничего не достиг, когда взобрался на него; тотчас же он сошел вниз и придвинул его. Влияние расстояния между целью

и ящиком не проявилось, ящик перемещался при 6 м так, как при 2 м. Несколько дальнейших повторений на следующий день побудили Коко обращаться к ящику и схватывать его, лишь только кто-нибудь появлялся с кормом; нередко при этом он быстро поднимал еще палку и забирал ее с собою; потом при влезании на ящик он или бросал ее, или, стоя наверху, сдирал цель с гвоздя. Такое соединение методов, порою в форме хороших и единственно ведущих к цели решений, встречается часто и у других шимпанзе.

Мне казалось полезным привести очень подробное описание этого опыта потому, что поведение животного, может быть, вследствие его молодости, обнаруживает столь замечательные черты и теоретически значительнее интереснее, чем гладко протекающие процессы: об объяснении операции можно думать вообще лишь после того, как будет хорошо изучена каждая из них в отдельности. Да и для понимания психологии шимпанзе как такового столь же важно знать, как он приходит к решению, как и то, что он вообще «использует ящик как орудие».

Вариации опыта: на другой день после того, как Султан применил ящик во второй раз, цель прикрепляется к гораздо более высокой крыше другого помещения; два ящика стоят на полу на расстоянии 5 м в сторону от цели близко друг от друга. Султан, который на этот раз совсем один, сначала не обращает внимания на ящики, а пробует сперва коротким, потом длинным шестом сбить цель; так как тяжелые палки неуверено качаются в его руке, он скоро становится нетерпеливым, сердится, стучит ногами по стене и кидает палки прочь. Затем, усталый, садится на стол, который стоит вблизи ящиков, и отдохнув, начинает спокойно осматриваться, медленно почесывая себе голову; взор его падает на ящики и один момент покоится на них, вот он уже слезает со стола, хватает ближайший ящик, волочит его под цель, но влезает на него лишь после того, как берет с собой свою палку, и теперь без усилия сбивает цель. Ящик поставлен не вертикально; вследствие этого для Султана, который плохо прыгает, палка совершенно необходима.

Еще одним днем позднее палки удалены, цель и ящики находятся на старом месте; легкий стол, который не был замечен ^в прошлом опыте, тоже стоит на том же месте, приблизительно

в 3 м от цели. Производится много бесплодных усилий; Султан тянет один ящик под цель, но после взгляда, которым он явно измеряет¹ расстояние, не влезает на ящик — все равно он не достал бы цели, — но неуверено двигает его под целью туда и сюда; при этом ящик одним углом попадает на толстое бревно, лежащее несколько в стороне; сейчас же Султан бросает вверх испытующий взгляд; расстояние все же слишком велико, и он со злобой колотит ящик. Вскоре после этого он направляет свое внимание на другой ящик, приносит его, но вместо того, чтобы просто поставить его наверх, как следовало ожидать, двигает страшно путанным и изумительным для зрителя образом вокруг первого, поднимает его в воздух косо над первым и т. п. Из этой путаницы возникает вскоре неизбежный припадок ярости: он схватывает ящик, который никак не водворяется на место, и принимается бегать, все время волоча его за собой по всему помещению, причем ящик с силой ударяется обо все. После того, как Султан перестал свирепствовать, он, осмотрев ситуацию, производит существенное облегчение для решения тем, что сильным и верным движением поднимает и ставит вертикально первый ящик, все еще стоящий под целью; к сожалению, следующий взгляд показывает ему, что даже и так он все же не может достать цели, и он не влезает наверх. Вместо этого он обращается теперь к бревну, на которое перед тем попал ящик, и приподнимает его с крайним напряжением за конец, который подходит близко к цели; однако, у него не хватает сил поднять бревно настолько, чтобы оно коснулось цели. Потерпев неудачу второй раз на этом пути, он снова осматривается вокруг себя и, наконец, обращает внимание на стол² он берет его за одну ножку, но опрокидывает на полдороге из-за слишком поспешной работы. Если бы он благополучно дошел со столом, он достал бы цель. Так как стол похож на ящик только тем, что сделан из неокрашенного дерева, дело идет или о совсем новом решении, или о случае

'Это совсем не «антропоморфизм»: каждый день можно увидеть, что шимпанзе, который на большой высоте приготовляется к прыжку на значительное расстояние, перед этим совершенно также, как и здесь, несколько раз проводит взором от одного конца до другого; как животное, живущее на дереве, которое прыгает порою очень далеко, он должен уметь так оценивать расстояние; было бы, следовательно, неуместной боязнью, если бы мы не воспользовались этим способом выражения.

² Это не тот стол, на котором он накануне отдыхал и который слишком крепко и грузно стоит в углу, чтобы мог сделаться орудием.

замещения ящика, к которому столь же непосредственно относится замечание о замещении палки; совершенно невозможно, чтобы Султан просто оптически «смешивал» ящик и стол.

Непосредственно за только что описанным был произведен следующий опыт: стол удален, и надругом месте этого помещения, но опять приблизительно в 3 м от цели, положена маленькая лестница (1,30 м длиною, 5 перекладин)¹; Султан берет ее через несколько секунд, тащит ее под цель и прилагает большие усилия, чтобы установить ее; вследствие одного весьма удивительного происшествия, о котором речь будет идти позднее, проходит много времени, прежде чем ему удается, стоя налестнице, сорвать цель.

После того, как и другие животные усвоили применение ящика, их поведение в таких случаях совсем не отличалось от поведения Султана; поэтому можно при рассмотрении всего того, что развилось впоследствии из этой первоначальной операции, привлекать также наблюдения над ними: если первое применение этого способа в значительной степени определялось внешними влияниями, то в дальнейшем животные изменяли его уже совершенно самостоятельно и точно.также, как Султан.

Мы видим, как все они постепенно заменяют ящик, лестницу, стол самыми разнообразными предметами: камни, решетчатые рамы от окон клеток, жестяные барабаны, деревянные чурбаны, мотки проволоки притаскивались и с успехом применялись в качестве скамеек и лестниц — одно постоянно переходит в другое в практике шимпанзе. Но самой замечательной вариацией остается все же та, которую ввел Султан непосредственно после первого опыта с лестницей, когда ему решительно не удавалась установка этого орудия под новой целью. Чтобы еще раз побудить к работе весьма изнуренную обезьяну, наблюдатель выходит вперед и, указывая на цель, приближается к ней приблизительно на расстояние длины руки, как вдруг Султан вскакивает, схватывает его за руку и изо всех сил старается притянуть его к цели. Так как возникает впечатление, что Султан хочет, чтобы ему дали цель, его отталкивают; однако он с величайшим упорством снова и снова схватывает за руку или за ногу и тянет так, что, наконец, его резко отстраняют. Следствием этого являются вспышки ярости со спазмами голосовой щели и эрекцией. Когда вскоре

'Цель — под крышей, неподалеку от одной из стен.

после этого под целью наискось проходит сторож, Султан быстро идет к нему, хватает его за руку, энергично тянет его по направлению к цели, мимо которой тот уже прошел, и в то же время делает несомненные попытки взобраться ему на спину. Сторож избавляется от него и отходит назад, насколько позволяет помещение, но Султан следует за ним, и так как сторож, согласно полученному приказанию, только делает вид, что сопротивляется, Султан притягивает его к самой цели; взобраться к нему на плечи и сорвать цель после этого—дело одного мгновения. С этих пор животное совсем помешалось на этом удобном решении, и, пока его не отучили от него (в интересах опыта), происходило немало бурных сцен, при которых Султан порою, казалось, совершенно задыхался.

Дальнейшая модификация, когда одно животное пользуется другим как скамейкой, была однажды введена маленьким Консулом спонтанно — его с трудом можно было побудить принять участие в опыте — в то время как он (также как и другие) еще ни разу не видел, как Султан употреблял нас в качестве лестниц. Во всяком случае, обстоятельства были очень благоприятны: Консул имел обыкновение ходить позади другого животного, положив обе руки на плечи идущего впереди и шагая при этом в ногу с ним; животное обычно не препятствовало этому, напротив, часто бывало так, что кто-нибудь клал руки Консула на собственные плечи, чтобы тот сопровождал его так¹.

Во время одного опыта с целью, находившейся под крышей, он гуляет по помещению, где производится опыт, на этот раз опершись на плечи Грандэ; ему это удается, но в это время Грандэ, которая явно не понимает, что он намеревается делать, уже прошла мимо цели. Та же история повторяется при новом приближении гуляющей пары к цели; под влиянием этого Султан сейчас же пытается притянуть к цели наблюдателя и сторожа, одного за другим; отстраненный ими, он тянет сначала Терцеру,

■Чего в течение нескольких месяцев питала сильную склонность к этому маленькому животному; если она выходила из своего помещения к другим, тогда, как правило, Консул или начинал путешествовать, опершись на нее описанным образом, или (позднее) прыгал на спину большому животному и, сидя на нем верхом, как на лошади, позволял носить себя. Я незнаю, носятли обезьяны-матери таким образом своих детенышей, тогда «хождение одного позади другого» явилось бы чем-то вроде пережитка этого. (Теперь мы знаем, что своего грудного младенца шимпанзе носят перед животом). Кроме Консула только Хику я видел (редко) шагающей так позади другого.

потом Рану, однако те со всеми признаками смущения убегают от него; они не понимают, по-видимому, зачем он беспрестанно бегает за ними с вытянутыми руками, и боятся, чтобы он не причинил им зла. В конце концов, ему все же удается удержать под целью Рану и взобраться ей на спину; но так как в страхе она низко прижалась к земле, он должен несколько раз подпрыгнуть, чтобы наконец схватить цель, и каждый раз он падает всей своей тяжестью ей на спину. Подобные вещи происходят с этих пор все чаще, и уже на другой день в той же ситуации Консул хочет взобраться на Грандэ, Султан пытается взобраться последовательно на Рану, Грандэ и Терцеру, наконец, Рана, кажется, на всех сразу, потому что под целью образуется, в конце концов, клубок из шимпанзе; каждый из них сбрасывает другого и поднимает уже ногу, чтобы взобраться на него, но никто из них не хочет быть скамьей. Несколько позднее в течение того же опыта я прикрепляю цель в присутствии животных: когда я ухожу, меня схватывают сзади и крепко держат: это Грандэ, которая быстро влезает по мне наверх и таким образом достигает цель. Я приношу новую цель и как можно скорее ухожу обратно, но Грандэ идет за мною на задних ногах с протянутой рукой, вытянутыми губами издавая жалобные звуки, и тянет меня под цель и т. д. В это время она уже знала употребление ящиков, и может быть, потому особенно легко поняла сходное функциональное значение человека. Совершенно также, как она и Султан, позднее Хика и Рана пользовались как орудием мною, сторожем и каждым, кого им удавалось захватить.

Употребление ящиков непосредственно переносится на несколько отличную ситуацию. Султан преследует другое животное, которое спасается бегством вдоль под самой проволочной крышей; плохой гимнаст. Султан не лезет вслед за ним, но приносит ящик, ставит его под преследуемым животным и прыгает с него; ящик слишком низок, тогда он старается притащить Грандэ и т. д. В последнее время все животные уже давно умеют обходиться с ящиками и т. д.; к сожалению, они приучились приносить подобные вещи в те места, где решетчатая крыша низко провисает и ее можно достать при незначительном повышении пола¹.

'Так как решетка была плоха, можно было в то время, когда писалось Ышеупомянутое, часто наблюдать шимпанзе, пользующихся полной свободой.

Влезание друг на друга появилось как interme—о также при опыте, в котором основной предмет, орудие, не было оптически актуально, но могло быть введено в ситуацию благодаря той или иной форме воспоминания (15. II). Помещение, к крыше которого подвешена цель, соединено дверью с коридором; он идет по прямой линии на расстоянии 8 м, а потом загибается под прямым углом за поворотом, так что из помещения, где находится цель, этого нельзя видеть, лежит лестница. Когда животные играют перед опытом в коридоре, они могут видеть только одну лестницу, но не место цели, ибо та дверь еще заперта. То, что, по крайней мере, Султан действительно заметил ее в этом периоде до опыта, видно из того, что он упорно обгрызает конец одной перекладины. Цель после того, как дверь открывается, обнаруживает такую притягательную силу, что ни одно животное не остается в коридоре и не возвращается туда; одна попытка решения следует за другой, в том числе уже описанная нами, но даже Султан не вспоминает о лестнице. Наконец, его берут за руку, ведут к лестнице, мимо нее и снова назад, но при этом не обращают на нее его внимания. Никакого действия; Султан, как и раньше, старается притащитьдругихживотных под цель. Сейчас же вслед за этим под нею возникает ожесточенная драка, так что наблюдатель принужден вмешиваться; когда он восстанавливает спокойствие, обнаруживается, что Султан исчез, но сейчас же в коридоре слышно шарканье, и пропавший возвращается назад, волоча за собой лестницу. Так как в этом случае наблюдение было нарушено — в частности, от меня совсем ускользнуло наиболее важное мгновение — то на следующий день я поставил ящик на место, где былалестница, снова позаботился о том, чтобы Султан увидел его перед опытом, и прикрепил цель совсем так, как накануне. Одна попытка решения следует за другой, Султан вынимает, например, железную штангу из того места, где она была прикреплена в комнате Чего¹, прислоняет ее как лестницу к стене под целью и лезет по ней вверх, — но никто не может достать цели, и кажется, что Султан совсем не помнит о ящике. После долгого ожидания я беру Султана за руку, веду его к ящику, мимо него (не указывая на ящик) и снова назад, но единственным результатом является сначала то, что на обратном пути он крепче стискивает мою руку и пытается притянуть меня под цель.

'Это — первая комната по коридору, расположенная, следовательно, сейчас же перед открытой дверью.

Отстраненный, он с величайшими усилиями старается сделать пригодным в качестве орудия еще что-либо из непосредственно окружающей его обстановки и застревает при этом у длинного засова, который закреплен на внешней стороне наполовину отворенной двери помещения; он виснет на двери снаружи и дергает со всей силой за железо. На этот раз наблюдение удается: Султан прекращает внезапно и без внешнего повода работу над засовом, висит мгновение без движений, затем прыгает на пол, несется во всю прыть вдоль по коридору, огибает угол и уже идет обратно с ящиком. В то мгновение, когда наступает резкая перемена в направлении поведения, цель скрыта от него дверью, но это не препятствует ему стараться оторвать засов, чтобы использовать его как орудие, ящик же стоит уже совсем далеко, за углом коридора и за спиной Султана. Снова и снова отчетливо проявляется, как сильно задерживается решение, когда орудие может войти в ситуацию только благодаря действию воспоминания: Султан днем ранее уже проделывал подобный опыт; несмотря на это, теперь, когда его во время опыта и, конечно, при сильной установке на цель, проводят мимо орудия, решение не наступает тотчас же; однако, при этой прогулке (длившейся всего несколько секунд) животное, разумеется, совсем не выходило из «области цели». В начале коридора даже дверной засов показался ему орудием, хотя уже здесь он не мог видеть цель, но район двери еще стоит в непосредственном контакте с помещением для опытов. Трудность, очевидно, того же рода, только гораздо значительнее, чем та, на которую натолкнулись Чего и Коко при известном положении палок: лучшее орудие легко теряет свое значение для ситуации, если его нельзя увидеть симультанно или guasi-симультанно с областью цели.

В следующем опыте задача и решение отличны от предшествующих случаев только внешне, в принципе же, родственны им. Употребление ящиков сделалось за это время для всех привычным.

Д1 до Д4 — четыре одинаковых и симметрично расположенных двери дома обезьян ДВ, отворяющиеся по направлению к площадке для игр П; цель свешивается с решетчатой крыши, но висит так высоко, что с земли ее нельзя достать; место, с которого она свешивается, выбрано так, что петли двери Дв2 находятся как

'Думаю, что нет надобности особо пояснять это выражение.

раз против него, на расстоянии, несколько превышающем ширину дверной створки; высота цели над поверхностью земли приблизительно равна высоте верхнего края двери. За последнее время до некоторой степени удалось отучить животных лазать вдоль по проволочной крыше; по крайней мере, во время опыта они не решаются на это.

(12. IV. ) Двери 1, 3 и 4 заперты, 2 — вдвинута в раму настолько, что задвижка еще не заскакивает, но уже необходимо очень внимательно присмотреться, чтобы заметить разницу в положении между этой и другими дверями; на площадку выпущен Султан. Заметив цель, он поднимает случайно лежавшую здесь маленькую палочку, но отбрасывает ее, не попробовав употребить (она слишком коротка). Сейчас же после этого взор его падает на дверь 2, которую он фиксирует в течение нескольких секунд, не двигаясь с места; наконец, он идет к ней, открывает ее, все еще стоя на земле, и взбирается потом наверх; так как он не довел дверь до прямого угла, он еще не достает до цели; тогда он снова слезает, повертывает дверь дальше, стоя на земле, и теперь уже достал бы цель, если бы при влезании створка двери не повернулась под его тяжестью назад; он прерывает влезание, еще раз становится на пол, вновь до конца повертывает дверь и после этого уже без дальнейших затруднений достает цель. Исправление в начале и компенсация нарушения происходят здесь с ясностью, превзойти которую не мог бы и человек,—в противоположность поведению в некоторых других ситуациях, где, как будет показано позднее, это проявляется с несравненно меньшей отчетливостью.

Так как решение в этом случае далось очень быстро, тот же опыт повторяется с Раной, без сомнения, наименее одаренным

животным станции (14. IV). Она подходит, смотрит одно мгновение вверх на цель и сейчас же после этого останавливается на двери и осматривает ее; потом лезет по выступающим балкам домаи по двери вверх и отодвигает наверху створку двери от стены до такого положения, при котором можно схватить цель; при этом, как только створка двери выходит из рамы, Рана садится на широкий край створки и, подталкивая дверь, придвигается вместе с нею.

Дверь, которую оба животные правильно употребляют, принадлежит комнате, в которой проводит ночи Султан; Рана спит в помещении за дверью 1. Оба довольно часто сидели на верхнем крае двери; Султан одно время имел обыкновение сидеть во время еды на Д2, которая была повернута до конца и прикреплена снаружи к стене. Без сомнения, оба имели случай повертывать дверь, сидя наверху; напротив, ситуация, в которой цель свешивается с крыши против дверных петель, нова. Предшествующий опыт мог сильно облегчить задачу.

(6. V.) Все четыре двери одинаковым образом вдавлены в их рамы, но задвижки не защелкнуты; цель висит перед ДЗ вместо Д2. Рана, которая, как и в предыдущем опыте, подвергается испытанию совсем одна, схватывает палку, лезет с нею вверх по стене дома почти напротив цели, но, подняв один раз палку, она оставляет этот метод, выдвигает ДЗ из рамы и таким образом достигает цели.

Впрочем, при подобных вариациях случается порой, что животное открывает не наиболее подходящую дверь, но ближайшую последнюю, именно, дверь Б вместо двери а. Ее движение тоже частично направляется вначале в сторону к цели, и действительно ее отворяют только до той точки, начиная с которой дальнейшее повертывание снова удаляет от цели ее внешний край. Может быть, шимпанзе обманывает то, что столь незначительный поворот от Б направляет эту дверь как раз к цели. Позднее (во второй части этих исследований) мы увидим, что вращение дверной плоскости и очерчиваемое ею при этом пространство менее понятно для Животных, чем движение более простой формы и описываемое им пространство.

Поведение Чего в сходной ситуации было очень ясным. Это большое животное вообще слишком лениво и неповоротливо, чтобы его можно было подвергать всем испытаниям, которые выполняли маленькие; оно могло поэтому спокойно присутствовать при многих испытаниях, как неиспользуемое, и не имело обыкновения при этом обращать внимание на происходящее; она часто смотрела на метод применения двери и, как казалось, равнодушно сидела неподалеку при только что описанном опыте над Раной. Подвешена новая цель, все двери прислонены к их рамам, но не заперты. Через некоторое время животное, которое как-будто и не проявляло к цели никакого интереса, медленно поднимается, подходит к нужной двери, открывает ее до прямого угла так, что теперь она обращена прямо к цел и, и с напряжен ием взбирается вверх по внешнему краю, — это первый случай, когда Чего влезает на какую-либо дверь, она совсем не гимнаст. Под солидной тяжестью дверь снова повертывается к раме; Чего сейчас же слезает, еще раз, стоя на земле, открывает ее до прямого угла и опять лезет вверх; дверь закрывается. Чего снова спускается, стремительно открывает дверь и лезет на этот раз с большими усилиями по краю дверной створки; несмотря на это, дверь все же получает слабый толчок по направлению к раме и начинает отдаляться от цели. Компенсировав еще раз это повертывание, животное с необычайной поспешностью взбирается по внутренней стороне дверной створки, дверь остается открытой и цель достигается. То, что поведение маленьких обезьян в подобной ситуации целиком определило поведение Чего, является только предположением; напротив, преодоление трудностей полностью принадлежит ей; ибо дверь до этого закрывалась лишь в одном первом опыте с Султаном, и тогда животное влезало только по одной стороне двери.

На выступающем конце поперечной балки гимнастического станка 2 1/2 м высотою висит крепкий канат, на котором часто упражняются животные; в 2 м от каната (измеряя в направлении, перпендикулярном плоскости станка) и приблизительно в 2 м над полом висит прикрепленная к крыше цель.

(27. II) Султан пробует поднять или хотя бы подтащить тяжелую лестницу, с помощью которой была подвешена цель и

которая еще лежит поблизости, а вскоре после того, как он еще раз возвратился к лестнице, он влезает на гимнастический станок и замечает сверху разломанную метлу, сходит вниз, берет с собой наверх метлу и делает попытку сбить ею цель; так как он ничего не добивается этим, он спускается с метлою вниз, ставит жалкое орудие на пол под целью — он хочет использовать ее как «палку для прыжка», это будет описано в следующей главе, — но тотчас же бросает это безнадежное предприятие. Еще раз он принимается затяжелуюдоску и за лестницу; потом старается употребить вместо лестницы наблюдателя и, когда его отстраняют, идет опять к гимнастическому станку. Он обхватывает канат, подпрыгивает с ним к цели, но ведет себя при этом так нетвердо, как будто это предприятие безнадежно с самого начала; после этого он влезает на перекладину и сидит там с устремленным на цель взором, в позе и с миной, которые у человека никто не может назвать иначе, как «задумчивость». Так как его поступок с канатом возбуждает сомнение в том, что он осмелился столь храбро прыгнуть, как того требует положение цели, ее вешают теперь несколько ниже и ближе: Султан не только посредственный гимнаст, но еще с детства он был, мягко выражаясь; очень осторожен. Несколько секунд спустя Султан схватывает канат, раскачивается у станка, прыгает на этот раз с достаточной решимостью и срывает цель. Ни в первой части опыта, ни при перевешивании цели, ни после этого, конечно, ни в малейшей степени не указывалось на канат.

Султан удаляется, новая цель привешивается совершенно так, как в конце висела старая, и на площадку выпускается Хика (в сопровождении Терцеры). Преодолев страх от пребывания в одиночестве, они начинают интересоваться целью; Хика, взглянув на нее, взбирается на гимнастический станок и тащитза собой канат; поднявшись наверх, она много раз замахивается на цель, как будто хочет сбить ее, но расстояние для этого слишком велико. Скоро она прекращает свои усилия, слезает с концом каната в руке несколько ниже и делает сильный прыжок, взлетает вверх и срывает цель.

(7. III. ) Грандэ и Рана, введенные в эту ситуацию, обе одновременно идут к гимнастическому станку, сейчас же и в одно и то же время схватывают канат и пытаются обе одновременно качнуться к цели; это не удается по чисто физическим причинам, и Рана отступает прежде, чем вообще более трусливая Грандэ. Но Грандэ, еще худший гимнаст, чем Султан, делает лишь един-

ственный прыжок, хотя теперь ей уже не мешает тяжелая соседка; снова приближается Рана и делает попытки целесообразно использовать канат, чему мешает присутствие Грандэ. Но как только Грандэ удаляется, Рана немедленно импозантным взлетом решает задачу. Она гораздо лучший гимнаст, чем Грандэ, которая, как и Чего, лишь редко и неохотно расстается с твердой почвой.

V ч

Обратное, в известном смысле, употреблению орудия проис"^!ходит в том случае, когда какой-либо подвижный предмет преграждает путь к цели, и решение состоит в его устранении, так как здесь тоже обходной путь в обычном смысле слова невозможен. В противоположность ранее описанным случаям применения орудия, подобное устранение препятствия представляется взрослому человеку чрезвычайно простой операцией, и уже до опыта мы были склонны предположить, что эта задача будет решена шимпанзе немедленно. Я с удивлением увидел, что мы были неправы.

Препятствием во всех случаях служил один и тот же ящик, довольно тяжелая дорожная клетка Консула, хорошо знакомая животным, которую Султан, Грандэ и Рана уже употребили в качестве орудия.

(19. II. ) В обнесенном решеткой пространстве, непосредственно у самых прутьев решетки стоит ящик; меньшей своей стороной он обращен вниз, так что животные без труда могут его опрокинуть; снаружи, как раз против середины ящика, на полу лежит цель; ее можно сейчас уже достать палкой, стоит только отставить или повалить ящик. Султан ведет себя очень неясно; он садится на ящик и безуспешно пытается отсюда достать цель палкой, время от времени он немного трясет ящик. Наконец, его палка падает наружу, другой в помещении нет; тогда он по-настоящему берется за ящик с одной стороны и отодвигает его немного от решетки, так что теперь цель можно было бы достать без труда; однако, не заботясь больше о ней, животное отходит в сторону. Опыт обрывается, так как поведение Султана с самого начала производит впечатление недовольства и равнодушия к цели. Несколько позднее, после того, как ящик снова придвинут к решетке, в помещение вводят сразу всех маленьких животных. Только Рана немного трясет ящик, однако, не оттаскивает его.

вскоре после этого Султан, явно возбужденный конкуренцией, крепко схватывает его, отодвигает препятствие прочь, подходит к решетке с палкой и достает цель. До этого он не имел интереса к решению, т. е. , прежде всего, не испытывал голода. Едва ли этим можно оправдать остальных.

(20. II.) Таже обстановка, только цель лежит снаружи около самой решетки, так что применения палки не требуется. Маленькие животные, кроме Султана, впускаются в помещение, все они пробуют с обеих сторон сверху достать цель и ясно показывают, что испытывают к ней живой интерес; когда им уже совсем ничего не удается, они принимаются мало-помалу за гимнастические упражнения или сидят вокруг ящика, а чаще на нем самом. Так как даже Рана не делает и вида, что собирается сдвинуть ящик, возможно, что ее удары по ящику накануне следует понимать не как намек на решение, но как «первое ощущение» (часто также, особенно у Раны, «обнюхивание»), что очень обычно по отношению к новым предметам или к предметам в новом положении. Если животные не научились большему из поведения Султана днем ранее, то это только совпадает с часто повторяющимся наблюдением, что перениманиерешения от других дается шимпанзе с большим трудом (об этом речь будет идти во второй части этих исследований). Наконец, когда после долгого ожидания следовало бы отказаться от продолжения опыта, Хика внезапно нападает на решение: она упирается спиною в решетку рядом с ящиком, а всеми четырьмя ногами — в ящиксбоку, отодвигает его наискось назад и схватывает цель. Это требует большого напряжения, потому что Терцера сидит на ящике и продолжает сидеть там в течение всего опыта с неподвижным лицом, как будто она слишком глупа, чтобы понять, что намерена делать Хика, или слишком ленива, а может быть то и другое вместе, про нее можно сказать то, что мы говорим про некоторых людей, называя их «ленивыми на мысли». В подобных ситуациях Терцера всегда сидит на ящике. Если Хика решила задачу под влиянием того, что она видела у Султана, в таком случае она подражает самому ядру его операции; ибо ее движения при отодвигании ящика во всем так отличны от имевших место у Султана, за исключением самого «отодвигания препятствия».

(22. II.) Грандэ, Терцера, Рана, Консул — в той же обстановке; не замечается ни одного намека на решение, все безуспешно стараются схватить цель, все попеременно сидят на ящике. Так

невероятно по сравнению с другими действиями животных, что, несмотря на наличие многих примеров, они все же не могут найти столь простого решения. Наконец, сюда впускают Хику, она смотрит на цель, немедленно берется за ящик и опрокидывает его, на это раз через нижнее ребро, вовнутрь помещения. Во время опрокидывания к ней на мгновение присоединяется Рана; Хика схватывает цель¹.

При следующем опыте снова нет ни Султана, ни Хики; клетка случайно попала в несколько неустойчивое положение и слегка покачивается; Рана немедленно опрокидывает ящик вовнутрь, как перед тем сделала Хика (отчасти вместе с Раной), и достает цель. Очень вероятно, что дело здесь идет о заимствовании решения; не случайно Рана в предыдущем опыте тоже хотела опрокинуть ящик немедленно в то самое время, когда Хика уже делала это. Может быть, действовало облегчающе то, что ящик при прикосновении шатался (16. III. было сделано наблюдение, что Терцера в подобной ситуации сдвинула ящик с дороги).

(23. II.) Та же установка создается для Чего; однако, когда кладут цель, имеют в виду очень длинные руки этого животного. Для Чего этот опыт является вообще первым. Долгое время она лишь бесплодно тянется руками, сидя на мешающей клетке. Наконец, несколько в стороне против ящика снаружи кладут вторую цель, Чего может достать ее, но при этом ящик должен уже ясно ощущать как препятствие; она подбирает эту цель, но оказанная ей помощь ничем не сказывается в ее поведении, и она продолжает сидеть рядом с ящиком у решетки; снова некоторое время ничего не происходит. Между тем, некоторые из маленьких животных, находящихся снаружи, начинают мало-помалу приближаться — их присутствие при опытах с Чего используется в качестве экспериментального вспомогательно средства — и несколько раз пробуют завладеть целью. Каждый раз она отпугивает их угрожающими движениями, вскидыванием и опусканием головы, размахиванием длинными руками и топаньем ногами; очевидно, Чего рассматривает цель как свою вещь, хотя и не может достать ее (она не угрожала бы маленьким животным без

■Способ, которым она удаляет ящик, опять совершенно отличен от того, который она применяла в первом случае; я отмечаю это, чтобы заранее отвести возражения, которые могли бы быть сделаны при незнании шимпанзе, например, то, что Хика делает при этом опыте, есть: «Убрать ящик с дороги к цели!» но не: «Такая-то и такая-то серия движений!».

особого повода; с ними она в большей дружбе). Наконец, маленькие все же собрались все вместе около цели, но когда опасность сделалась особенно большой, Чего сразу обхватывает ящик, который в ее руках похож на игрушку, одним толчком поворачивает его назад, подходит к решетке и схватывает цель. В этом случае одна отметка времени не лишена интереса: Около 11 часов до полудня Чего сначала трудится над целью, решение последовало в 1 час. Если бы молодые животные не приблизились, опыт бы длился гораздо дольше¹, — и это при задаче, которая представляется нам столь легкой, которая, во всяком случае, едва ли намного трудней, чем притягивание цели за привязанную к ней бечеву, т. е. чем задача, при которой шимпанзе не медлит ни одного мгновения!

Еще одно следует заметить в этом процессе. Решение у Чего (и у маленьких животных) происходит не так, что ящик постепенно и ненамеренно сдвигается в сторону при ее попытке достать цель; напротив, в течение двух часов Чего не сдвигает с места ящика даже на один миллиметр, не отодвигает его даже при решении сколько-нибудь случайно своим телом, но схватывает его внезапно обеими руками и одним толчком отбрасывает назад; дело идет здесь о настоящем решении.

Опыт повторяется и на следующий день; ящик стоит на том же самом месте. Чего видит цель, садится около ящика там, где она видела вчера в конце опыта, один раз безуспешно пытается схватить цель, непосредственно после этого берется за ящик, с силой опрокидывает его через нижний край назад в помещение и достает цель. Вместо двух часов опыт длился на этот раз едва л и более минуты; подстегивания при помощи маленьких животных больше не требуется. Движение, которым удаляется ящик, совершенно отлично от произведенного накануне, Чего не копирует со вчерашнего « иннервацию», но «снова удаляет стоящий на пути ящик».

Еще за месяц до этого опыта с ящиком на дороге весьма достопримечательно вела себя Рана в одном опыте, который при беглом рассмотрении кажется почти идентичным только что

'Из этого можно видеть, что подобные испытания вообще могут иметь лишь тогда надежные результаты, когда наблюдатель имеет в своем распоряжении больше, чем достаточное количество времени и терпения; не один раз мне приходилось быть свидетелем того, что решение все же наступало в счастливую минуту после нескольких часов напрасных ожиданий.

описанным (25. I. ). Большая клетка для животных, более тяжелая, чем применявшаяся здесь, стоит на свободной площадке, одна сторона которой представляет собой решетку (другие — деревянные стены), так что можно видеть ее внутренность и, что особенно важно, можно заметить, что клетка прислонена к стене незакрытым дверным отверстием; несколько экземпляров таких ящиков стоят вблизи, и животные часто входят в них, если только открытая дверь не лежит на земле. На полу клетки лежит цел ь так, что ее нельзя достать через решетку, и животные напрасно стараются схватить ее, протягивая руки между прутьями. После нескольких невероятно неловких попыток придвинуть цель к решетке палкой, Рана прибегает к способу, который не может быть ложно понят, пытается опрокинуть ящик через край; если бы ей это удалось, она могла бы без затруднения влезть в ящик через дверь; но клетка слишком тяжела. В стороне, приблизительно в 5 м, стоит совершенно такая же клетка с дверным отверстием, обращенным в ту сторону, где Рана так неутомимо трудится; животное прекращает внезапно свои усилия, идет кдругой клетке входит медленно через дверное отверстие вовнутрь, повертывается, выходит снова наружу с редким выражением глупости и задумчивости в одно и то же время, возвращается к первой клетке и снова старается ее опрокинуть, однако без успеха. Я думаю, что у всякого, кто мог видеть происшедшее, должно возникать такое впечатление: замечательный экскурс кдругой клетке проистекает непосредственно из усилий глуповатого животного повернуть применяемую в опыте клетку, чтобы можно было подойти к двери. Позднее будет описано поведение Раны при другом опыте, который кажется родственным и совершенно однозначным с только что описанным.

Если отвлечься от этого побочного обстоятельства, все же остается факт, что Рана уже до вышеназванного опыта хотела опрокинуть один ящик, чтобы сделать доступной дверь; кажется, что это то же самое действие, что и вышеупомянутое, только, конечно, труднее; следует рассматривать оба вида опыта таким образом, чтобы исчезало кажущееся противоречие.

Результат этих испытаний хорошо подтвердился позже, когда опять критическую составную часть ситуации составляли препятствия, которые надлежало удалить с пути; решение таких задач дается шимпанзе с очень большим трудом; часто бывает, что он вносит в ситуацию далеко отстоящие (во всех отношениях)

инструменты и приходит к весьма причудливым методам скорее, чем устраняет из ситуации простое препятствие, удаление которого требует значительного усилия¹.

Но так как взрослому человеку простой опыт с препятствием дается легче, чем, например, применение в качестве орудия палки или ящика, между тем как обезьяны и то, и другое, по-видимому, одинаково, трудно, отсюда следует, что надлежит остерегаться наперед конструировать операции (способностей) путем простой реакции последних, потому что в таком случае просто стирают то, что считают высоко ценным, и оставляют то, что признают элементарным. Это недопустимо здесь уже потому, что примитивные операции, которые мы исследуем, перешли у взрослого человека во вторичные, механизированные формы. При этом отношение по трудности друг к другу отдельных операций могло не только изменить свой порядок, но стать даже обратным в зависимости от того, исчезли существенные черты первоначальной картины, в результате той или иной степени механизации. Никто сейчас не может сказать: всегда ли наиболее легко возникают те операции, которые для нас в настоящее время особенно легки и механизированны; то, что было легко и что трудно вначале, мы можем узнать только из опыта над антропоидами, может быть, также и над другими обезьянами, над детьми и примитивами (при несколько более сложных вопросах), а также и над слабоумными.

'Только в тех случаях, где препятствие случайно двигается, решение дается шимпанзе, по-видимому, легче.

Дата добавления: 2021-04-15; просмотров: 61; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!