Эпизод четырнадцатый «Купание».
...лицо Веры окружено водой. Её волосы в воде похожи на размытую акварель. Слышится звук падающих капель. Девочка лежит в ванной: на какое-то мгновенье камера показывает её полное, но красивое тело. Лобок прикрыт плавающей игрушечной уточкой.
Стук в дверь заставляет Веру подняться и сесть. Стук повторятся.
- Пап, это ты? - кричит Вера.
- Да. Открой, пожалуйста.
Вера выходит из воды. Нам показывают только её мокрые стопы, которые она ставит на кафель… Обернутая большим белым полотенцем она открывает.
- Мне как-то не по себе, - говорит Павел, он в одних семейных трусах. - Можно я побуду с тобой?
- Хорошо. Я сейчас оденусь…
- Да не… не надо… Я просто посижу на унитазе, поговорю с тобой… Ты можешь продолжить купаться…
- Пап, ты что?
- Я тебя в детстве купал, и часто видел голенькой…
Оператор переводит фокус на трусы Павла (в зрительском зале, на дальнем ряду засмеялись)…
- Не, пап, я… я стесняюсь… выйди, пожалуйста…
Вера закрывает дверь. Мы видим, как Павел утыкается лбом в дверь. Он резко дышит через рот, потом приглушенно стонет. Камера показывает, как у стоп его появляются капли белого цвета…
Эпизод пятнадцатый «Ночник»
- Мама звонила…
- Да? А почему ты меня не позвал?
- Я думал, ты уже спишь…
Комнату Веры освещает только ночник. Она лежит в постели, укрытая одеялом. Отец рядом сидит, он в тех же трусах.
- Я читала журнала «Техника молодежи». Статья занятная. Знаешь, ученые считают, что в сором будущем телефоны люди будут носит с собой, в небольших чемоданчиках…
|
|
|
- А как же провода?
- Не знаю. Наверное, что-нибудь придумают. Может быть, как у троллейбусов будет, накинул штангу на воздушную линию и пошел на работу (в зале засмеялись)… А что мама сказала?
- Сказала, что задержится еще на три недели. Хочет пройти еще какой-то сертифицированный семинар по работе… блин, забыл… А! По работе с подростками…
- Пап, а ты скучаешь по ней?
- Я?… - задумчиво смотрит на прикроватный стул Павел, на нём лежит одежда Веры, в том числе и её трусы, больше похожие на шорты. - Ты спишь голая?
- Да, - немного смущается Вера. - А что?
- Нет… так просто… - Павел берет обоими руками трусы дочери. - Просто я тоже сплю голый. Интересно, да?
- Что интересно? - Полина голосом удачно здесь играет настороженность.
- Интересно то, что мы оба спим голые… - Павел подносит трусы Веры как полотенце к лицу, покрывает им лицо, и начинает вдыхать.
- Папа, ты чего?… Ты что делаешь?
- Твой запах… - Павел смотрит на дочь. - Он такой вкусный… как у взрослой женщины… Ты повзрослела, малышка…
- Это хорошо? - недоверчиво смотрит на отца Вера.
- Это замечательно, - говорит отец. - Слушай, дочурка, а помнишь, как в детстве залезала к нам с мамой в постель? Ты если хочешь… можешь… как в детстве со мной спать…
|
|
|
- Я… я не знаю…
- Надумаешь сегодня, приходи…
Павел наклонился. Поцеловал Веру.
- Спокойной ночи, милая.
- Спокойной ночи, папа.
Павел поднялся. Оператор крупно снял сначала лицо Веры, как у нее округлились глаза. Затем издалека Павла. Трусы у мужчины оттягивались, у него была эрекция...
Павел дошел до двери комнаты Веры, взялся за ручку. Остановился к ней боком. Смотрел на неё. Сквозь трусы немного мял член.
- Пап, ты чего? - не выдержав напряжения, спросила Вера.
Павел не ответил. Вышел и прикрыл дверь.
Эпизод шестнадцатый «Блаженная Татьяна»
...Аксёнов мне рассказывал, что Николая Козлова долго уговаривали сыграть в «Юной Вере». Знаменитый психотерапевт и в прошлом шарлатан, организовавший секту «Синтон», лет пять назад публично покаялся, хотя его секта не была признана деструктивной. Аксёнов видел только Николая Ивановича в роли Юрия Кривоногова (Иона Свами), основателя Великого Белого Братства ЮСМАЛОС. Роль же Марии Цвигун (Марии Деви Христос) сыграла певица Азиза. Выскажу своё мнение, оно, конечно, сугубо субъективное. Они плохо справились с ролями, хотя и простительно, и Козлов и Азиза не профессиональные актёры…
|
|
|
В кинотеатре стало темно. Из динамиков стал слышен шёпот сотни голосов «Избранная… она избранная… матушка Мария её избрала… избранная… избранная… избранная...». Экран светлеет, и появляются фигуры людей в белых балахонах. Они стоят на коленях. Одна из них женщина выделяется из общей толпы. Она также стоит на коленях, но на две метра ближе к нам. Затем камера показывает, что же перед ними. Перед этой толпой трон, на котором восседает Мария Деви (зритель сразу узнает певицу Азизу). Святая во всём белом. На голове чалма с нитками рубинов, на груди ярко-желтый крест, в руке скипетр, похожий на змею. Возле прямо на полу сидит Иона Свами. Он иногда касается пальцами правой руки пальцев ног Марии Деви, потом целует свои пальцы…
- Подойди, дитя моё, ближе, - говорит святая. Женщина подымается, кланяется сначала святой, оборачивается, кланяется пастве, снова оборачивается, подходит к Марии Деви и вновь встаёт на колени. - Назови своё мирское имя?
- Грибникова Татьяна, матушка Мария.
- У тебя есть дети?
- Да, матушка. Дочь Вера.
- Это очень плохо, - покачала головой Мария Деви. - Сколько ей лет?
|
|
|
- Четырнадцать, матушка.
- Четырнадцать? Это хорошо. Значит, твоё чадо не нуждается уже в опеки твоей, и не будет хомутом. Слушайте же истину все. Пришедшие ко мне, к господу богу вашему, воплощённому во мне женщине и избравшему имя себе Мария Деви Христос, должны отринуть от себя всё, что связывает вас с материальным миром. Деньги, дом, семья, дети… оставьте всё это в миру и приходите ко мне, к богу вашему, ибо только я путь в царствие небесное. Вы избранные, дети мои! Остальных заберёт скоро антихрист, и обречёт на муки вечные. Ты, дитя моё Татьяна, отринь от себя дитя своё, опустоши свою жизнь, дабы войти со мною в царствие небесное. Последуй моему примеру, примеру той женщины, которая еще не была господом вашем. Слушай, дитя моё, наставление тебе. До принятия бога в себе, я была обыкновенной женщиной. Шесть раз я принимала в себе зачатие от мужчин и шесть раз я опустошала чрево моё. В миру это зовётся аборт. И на шестой раз опустошив чрево своё, я видела образ господне. Был явлен знак мне в видении прерадостном, что войдёт в меня не муж, а дух святой, и стану я явленным миру богом вселюбящем, но справедливым. И те, кто пойдут со мной, спасутся. Иные падут в ад… Готова ли отречься от чада, дитя моё Татьяна?
- Готова, матушка.
- Принимаешь ли ты меня как господа бога своего?
- Принимаю, Господи.
- Пойдёшь ли ты на любые муки ради меня, господа бога своего?
- Пойду на любые муки за тебя, Господи.
- Предстань же, новоизбранная, пред нами нагая. Сбрось одеяние…
Татьяна встает. Мы видим её со спины. Белый балахон с неё спадает, она стоит голая. Мария Деви кивает Иону Свами. Он подымается и тоже снимает балахон.
- Брали ли мужи тебя, дитя моё, в задницу?
- Нет, матушка, ни разу, - в голосе Татьяны дикий страх.
- Опускайся же на колени. Встань как собаки. Низведи своё эго, и прими низменность плоти во имя возвышения духа. Прими муки первые, не жестокие, но не последние…
Камера издалека (точно зритель стоит за спинами сектантов) показывает, как Иона Свами опускается на колени, кладёт ладони на поясницу женщины… Из динамиков слышен крик Татьяны… экран темнеет…
Эпизод семнадцатый «Храм»
- Жаль, что Алексей отошел от сценария, - наклонился к моему уху Аксёнов.
- А что было в сценарии?
- После анального секса Свами с Татьяной, он её выпорол нагайкой, а Мария Деви помочилась на исполосованную спину… Алексей посчитал это слишком жестоко… Послушай, Слава, - похлопав меня по бедру, отчего я немного вздрогнул, спросил Аксёнов, - как насчет того, чтобы после премьеры поехать ко мне в номер и заняться любовью?
- Ох, Михаил Николаевич, сколько мы с вами знакомы, вы всё мне это предлагаете. Вы же знаете, как мне сложно вам отказывать…
- Знаю, - засмеялся Аксёнов. - Поэтому часто и предлагаю. Надеюсь, когда-нибудь тебе станет настолько сложно отказать мне, что ты возьмёшь и согласишься.
- Вы большой плут, Михаил Николаевич. И всё-таки я вам в очередной раз откажу. Вы же знаете, больше всего я ценю верность. И никогда не изменю своим жёнам…
- Да, Наташа и Ирина очень милые девушки. Я за тебя очень радовался, когда были свадьбы. А я не говорил, что закон о многоженстве был принят в России благодаря мне?
- Нет, не говорили… Неужели?
- Да, я многое могу, - усмехнулся святой Михаил. - Кстати, ты не собираешься взять в жёны третью? У меня на примете классная девочка…
- Нет. Я счастлив…
- Я знаю, мой мальчик, - Аксёнов поцеловал мне щёку и наклонился к противоположной стороне кресла, где сидел режиссер Учитель, стал с ним о чём-то шептаться. Думаю, теперь он режиссера соблазнял…
...эпизод начался излюбленным приёмом Аксёнова. В его книгах он очень часто встречается. И, видимо, и в сценарии он посчитал, хорошо бы его использовать. На экране появился диктор тогда еще общественного телевидения Игорь Кириллов.
- ...сегодня 10 ноября 1993 года был захвачен Софийский собор в городе Киев религиозной группой людей, называющие себя Белое братство. Во главе секты стоит Мария Цвигун, также известная под псевдонимом Матерь Мира Мария Деви Христос…
Голос за кадром самой Веры Грибниковой (Её пригласили читать от своего лица дневник): ...мне было уже двадцать четыре, когда произошел захват собора. Десять лет я не знала, куда пропала мама. Я думала, она погибла или умерла, а оказалось, десять лет она была в секте Белое братство. Я случайно узнала об этом… Вернее, не так, не случайно, из отделения милиции позвонили и пригласили меня. Рассказали, что был подожжен Софийский собор, где находились Мария Цвигун и Юрий Кривоногов, а также еще десять членов секты, среди которых оказалась моя мама… Официально секта сформировалась в 1990 году, когда Мария Цвигун (в девичье Мария Мамонова) перенесла клиническую смерть после шестого аборта. Мама же пропала в 1983 году, когда мне было тринадцать, почти четырнадцать лет. Где была мама семь лет, я не могу узнать до сих пор…
По кинотеатру волнами льются напевы православного канона. На экране церковная служба. Поёт хор. Прихожане крестятся. Затем раздается какой-то грохот. В дверях храма появляются люди в белых балахонах. Мария Деви выступает впереди группы. Она держит в руке жезл, им указывает на распятие над алтарём.
- Кому вы молитесь? - громко кричит она. - Ему? Он вас не слышит. Кончилась эра патриархата. Мужские фаллические религии рухнули. Бог — женщина, матерь мира. Поклонитесь же мне, Господу вашему! Сегодня день последней великой декады покаяния. Покайтесь же перед приближающимся Преображением планеты Земля и войдите в шестую расу человечества, избранную дабы продолжить житие в эру водолея. Ибо я мессия эпохи водолея и матерь мира…
В храме начинается сутолока. Прихожане с криком бегут к выходу. Священнослужители пытаются выгнать сектантов. У тех биты. Они бьют священников. Двое падают без сознания. На камеру брызжет кровь.
- Заприте двери! - командует Мария Деви Христос. - Главного попа на алтарь. Рвите рясу. Разденьте его до нага…
Камера показывает только лицо священника. Позади лица только купол храма с росписью сюжетов евангелия (зритель понимает, что священник лежит на алтаре лицом вниз). Глаза пожилого батюшки широки от ужаса, губы шевелятся. Он что-то шепчет… Камера теперь нам показывает всё издалека. Алтарь почти скрыт от зрителя телами стоящих вокруг адептов. Только между двумя можно разглядеть, как чьи-то ягодицы быстро подымаются и опускаются… И сразу же камера показывает лицо Иона Свами. Позади также купол с росписью сюжетов из библии. Лицо Свами раскачивается. У него открыт рот...
Снова мы слышим голос Грибниковой. Отрывок из дневника: ...участковый мне сказал, что при штурме ОМОНом Софийского собора погибли пятеро адептов Белого братства, и… предположительно… моя мать. Позже я опознала её в морге…
39.
….я поуютнее устроился между мягких шелковистых волос с капельками солоноватого пота на груди друга, чтобы подремать. Ровные удары здорового молодого сердца убаюкивали меня. Наш караван двигался на восток, переход обещал быть долгим. Хадиджа, овдовевшая женщина спасшая моего друга, в доме которой он остался и стал служить приказчиком, продолжала купеческое дело умершего супруга. Мы часто ходили на верблюдах по стране, выполняя её поручения. Теперь мы шли закупать ткани и пряности. Я не расспрашивал Махаммада, отчего он остался у Хадиджи, отчего не отправился обратно в Мекку, или не отправился к отцу, который сейчас был на севере Сирии. Я узнавал причину по учащенному сердцебиению, когда он был рядом с этой женщиной. Хоть она и была на пятнадцать лет старше моего друга, но была сказочной красоты, и становилось понятным всё без лишних вопросов.
- Ох, дружище, - впервые молвил он о том, о чём, я знаю, думал последние пять лет. Мы покачивались на верблюде, я видел яркое белое солнце. - Ты знаешь, я девственник. А мужчине очень важно оставаться девственником, в этом его сила. Как только мужчина теряет девственность и его рассудок одурманивает влечение к женщине, он теряет свободу. Его связывают женские чары, и более он не властен вернутся на путь исканий. Он более не ведом истиной, он ведом возлюбленной. Ты, конечно, понимаешь, как мне важно сохранить и тело и разум свой девственным… Но вот в чём загвоздка, я чувствую, что бессилен перед чарами Хадиджи, я всеми силами заклинаю себя не влюбятся, но... Но очарование её настолько мощнее меня, что мне никак не разорвать нить, которой она меня к себе привязала… Вот послушай:
Дует ли ветер. Касается бархана.
В шорохе песка слышу имя твоё.
Каплет ли дождь. Разбивает зеркало луж.
В звоне воды слышу имя твоё.
Дробится свет лунный
в ветвях оливы.
В узоре я вижу любимой лицо.
Тени бросает витраж
на пол холодный.
В рисунке я вижу любимой лицо.
В каждом оклике,
в звуке далёком
я слышу, зовёт она нежно меня.
В криках орла,
в трепете крыл
ночных насекомых
я слышу, зовёт она нежно меня….
...я знаю, ты мне скажешь, что я стал настолько слабовольным, что превратился в поэта? - спросил Махаммад и стал ждать моего ответа. Мои мысли передавались ему, если он чутко слушал. - Неужто ты и вправду так думаешь? - удивился он спустя пятнадцать минут. - Я никогда не задумывался об этом… Да, возможно… Ты намного старше меня; камни же живут тысячи лет… Ты мне сейчас сказал, что женщина способна разделить духовный путь мужчины, что на это способна, правда, не всякая жена. Одна единственная из тысячи тысяч… Скажи, друг, а если Хадиджа такая женщина? Что если эта такая жена, которая ни только разделит ложе, но и путь к истине?
О! как бы я желал, чтобы Хадиджа была такой! Я бы осмелился на самый большой подвиг мужа — лишится девственности… Ты знаешь… ты знаешь, как бы я любил её. Я часами бы сидел рядом и держал её ладонь… Держал бы так как держат пушинку тополя, тревожась, что чуть ощутимый порыв ветерка способен сдуть её. Держал бы как великую драгоценность, дарованную халифом всего мира. И всякий раз, когда выпускал бы её ладонь, испытывал неимоверные муки страха. Страха о том, что больше её пальцы на коснуться моих. Я бы усилием воли заставлял стихнуть свое дыхание и свое сердце замолкнуть, чтобы слышать все тонкости её голоса, когда она говорит со мной.
Знаешь, мой милый камушек, я бы все свои жилы напрягал, чтобы быть мужчиной для жены своей. Был бы опорой и в труде, и покои, в спокойствии и в тревоги. Я бы предугадывал её мысли, чтобы заранее предотвратить их омрачение. И был мужественный ко всем её женским прихотям…
Пробуждаясь шептал бы молитвы ей в уши, а засыпая, говорил бы, что завтрашней день принесет много радости. Всеми своими порывами старался бы сделать так, чтобы она не нуждалась в слезах…
Мы бы часто бродили по окрестностям города и я рассказывал бы о том, как разговаривают звёзды и травы, птицы и звери. О том, что мне поведала когда-то пиала, когда я смотрел на нее и дивился мыслям своим о том, как доказать, создал ли её бог или её создало моё воображение. О том, как я ищу бога, ищу его символы и знания…
О! как бы мне хотелось, прийти из этого похода, сесть рядом и смотреть на неё. Смотреть открыто, а не украдкой. Смотреть так, как будто важно запомнить каждую чёрточку её лица, точно через миг его уже никогда не увидишь. О! Как бы мне хотелось коснуться её руки. Только слегка коснуться, чтобы только удостоверяется, что она реальна, что это ни видение, ни сказочная пери. Так, как я касаюсь цветка, проверяя реален ли он, ибо красив настолько, что способен быть и плодом воображения…
О, дружище, уверен ли ты, что Хадиджа та женщина, которая разделит мой путь? Я… я боюсь обмануться в этом! Ах, как больно сейчас от тревоги! - и я услышал, как у Махаммада быстро стучит сердце, и меня залило обильно потом. Мне стало очень жалко моего товарища. И я мысленно стал кричать, биться о грудь его и кричать «Да, это такая женщина! Да, это такая женщина! Это твоя женщина!»…
40.
Из дневника В. П. Грибниковой:
30.09.2010.
...весь день думала об этом сне… Мне некогда было сесть и записать его, сегодня много было дел. С самого утра несколько встреч. Нужно было встретится с потенциальным спонсором новой книги, которая вскоре будет издана нашим союзом тверских писателей. Это будет большой сборник стихов разных поэтов. Планируем, что он выйдет уже к новому году, и в него войдут произведении более пятидесяти авторов. Также со мною хотел встретится мой старый знакомый Василий Миронов, торжокский журналист, говорил, что открыл какого-то молодого писателя, хотел передать мне его роман и стихи…
…но этот сон не давал мне спокойно общаться этим днём с людьми. Спонсор, мужчина средних лет, москвич, даже испугался, когда я ни с того ни с сего расплакалась. Решил, что я настолько боюсь отказа в финансировании, и стал уверять, что сделает всё возможное и невозможное. При Васи я тоже разревелась. Он до этого говорил, что молодой человек, тексты которого он привез из тверской глубинки, страдает параличом. Естественно, Вася подумал, что меня настолько это тронуло… Возможно, судьба этого молодого автора, с рождения живущего с диагнозом ДЦП, и тронула бы меня, если бы ни его произведения. В отличии от Васи меня пугает эротика, а роман и поэзия его пронизаны были откровенными повествованиями. Я, конечно, пообещала позвонить этому автору и назначить встречу, но… честно, я не готова встречаться с тем, кто пишет, как он самоудовлетворяется…
...в редакцию забрёл еще журналист Шимин… тот, у которого странная присказка «Если шары блестят, значит, их кто-то натирает». Я никогда не спрашивала о чем эта фразочка, которую он так часто повторяет. Думаю, что-то сексисткое… Он рассказывал, что недавно в Твери создалось новое творческое общество, клуб «Виктория плюс», для инвалидов. Создала клуб его знакомая, некая Бельтюкова. Просил меня как председателя союза писателей оказать помощь… Шимин тоже удивился, почему я плачу…
...и только вечером я поняла, что со мной, когда я записала очередную историю из сновидения. Я всегда чуждалась мужчин, не желая и узнавать, что это за существа. Для меня их просто не существовало. Для меня примером для понимания, кто такие мужчины, бы отец, человек, который причинял боль и унижения. Этот стереотип слегка треснул, когда я познакомилась с Лёшей. Он стал полной противоположностью моего озабоченного отца. И всё же я боялась, тем более подозрения о инцесте Алексея с матерью нет-нет и всплывали в моей ранимой фантазии. Ведь есть же у психологов поверье, что человек обязательно встретит то, что когда-то избежал. Я убежала от инцеста, и боялась с ним встретится вновь… Да, я боюсь встречаться с мужчинами, потому что они будут повторять вновь и вновь моего отца… Но этот сон… этот сон меня как бы вырвал из моих заблуждений. Он показал мне душу влюблённого мужчины, какая она. Какие мысли у мужчины, который любит. Как он способен думать о женщине… Я вдруг поняла, что всё отличие отца от Лёши это то, что в душе Лёши любовь. Отец никого не любил, даже себя. У него душа была мерзкой, некрасивой. Душа, в которой нет и лучика любви, должна быть мерзкой и некрасивой. Лёша не мог быть таким как мой отец, он обладал красивой душой…
А плакала я потому, что осознала, как все годы нуждалась в мужчине. В мужчине, у которого душа красивая… Я плакала жалея себя, насколько оказалась я несчастлива. Жизнь прошла мимо без самого основного… И здесь, в своём дневнике я хочу дать себе обещание, что наберусь смелости, чтобы поехать к Лёше…
...странно, когда я написала это, я отчетливо позади себя услышала его голос. Он сказал, приезжай, я жду. Я сейчас обернулась… естественно, никого, но я чувствую присутствие Лёши. Опять моя левая рука без моего ведома совершает бесконтрольные движения. В это трудно поверить, но она гладит мне бедра. Я сижу за своим письменным столом в халате, а рука ласкает… Честно, мне страшно, но… невообразимо приятно…
41.
...Вера перестала писать. Усилием воли прекратила ласкать свою ногу (перехватила контроль над своей рукой), когда пальцы уже пробовали забраться под тесьму трусиков… «Перехватила контроль», усмехнулась женщина. Всё это какая-то фантастика. В реальности такого не может быть, как не может быть, к примеру эфира, теорию которого опроверг Эйнштейн, вечного двигателя, колдунов, магии… да, много чего ещё. Она просто сходит с ума от одиночества… Женщина встала, посмотрела на раскрытую рукопись. И вдруг в страхе схватила её, и убрала в стол. Сердце бешено билось. Если всё-таки это ни сказки, и Лёша навещает её, входит в неё — а она реально чувствует это! - то он и видит её глазами. Ей вдруг стало страшно и стыдно. Она писала очень откровенно, размышляя о Лёше и его маме, сомневалась в своих чувствах к нему и… Лёшу могло всё это обидеть, все её скрытые мысли, которые доступны ему.
Женщина подвязала халат, покопалась в своей сумочки и достало непочатую пачку Winston. Вышла на балкон. Было тепло. Конец сентября, а не верилось, что лето позади. Берёза, ветви которой касались перил балкона Веры, только начала покрываться золотом осени...
42.
- Алексей, а вы могли видеть окружающий мир из тела Веры?
Вместо ответа Грибникова подернула плечами, встала и подошла к комоду.
- Виктория, вам не холодно? - спросила поэтесса.
- Да, у вас зябко…
- Дом старый. Топят плохо. У Веры есть два пончо. Кажется, ей дарил какой-то коллекционер. Кажется… нет, не помню, как его фамилия. Возьмите одно, и я накину.
Грибникова передала настоящее мексиканское пончо Вики. Та сразу накинула его и улыбнулась как улыбаются дети.
- Вам идет, - произнесла Грибникова, надевая индейскую накидку. - Насчет того, мог ли я смотреть глазами Веры… - продолжила Грибникова, присев. - Нет. Это главное условие было астрального сеанса — как только я открывал глаза, я осознавал себя в своем теле. Мне в сеансе были доступны мысли, чувства Веры. Я мог, если очень напрячься, услышать внешний мир. Я созерцал её душу, все осознанные и… даже не осознанные мысли. Вера… из дневника я знаю, боялась, что я прочту её глазами то, что будет мне обидно. Например, про нас с мамой… Я не мог прочитать, что она пишет. Я просто не видел то, что видит она. Но я знал все её мысли, и узнавал из её памяти все события её жизни. Это знаете… вроде как отсняли кино, но сразу его не посмотреть, нужно сходить в лабораторию, проявить пленку, вставить потом в проектор…
- Вы сказали, чтобы выйти из тела Веры, вам нужно было открыть глаза…
- Да, это так…
- Я, кажется, начинаю понимать, что произошло с вами, почему вы остались здесь…
Грибникова печально вздохнула
- Скажите, Алексей… я назойливая, да? А зачем всё же вы купили страпон?
- Я боюсь, что после ответа, вы подниметесь и уйдете, что я вам стану неприятен…
- Почему вы так полагаете? Хотите я вам открою тайну? - Вика понизила голос.
- Да…
- На мне… ой, хоть и стыдно говорить про такое… на мне сейчас надет страпон…
- Сейчас? На вас? - у Грибниковой округлились глаза. - Зачем?
- Понимаете, Алексей… Я с вами хочу поделится и своей тайной. Я родилась девочкой, но внутри я мальчик. Природа ошиблась, направила душу мужчины в женское тело. Так бывает. Это называется гендерное несоответствие. Я недавно купила страпон, и… и стала носить под брюками. Это… знаете, я так хоть чуть-чуть могу себя чувствовать мужчиной… На операцию у меня денег нет…
- Понимаю… - Грибникова поднялась и подошла к окну, она молча смотрела на улицу.
- Алексей, я вам рассказала о своей тайне, - непонимающе глядела в спину поэтессы Вика. - И вы расскажите…
- Не обижайтесь, Виктория, но после вашего откровения мне еще тревожнее открывать цель, зачем мне эта штука, - Грибникова говорила не оборачиваясь. - Мне вы понравились как человек, я хотел бы с вами подружиться и…
- Мы уже подружились… - по-детски непосредственно сказала Вика.
- ...и рассказав вам про мои… мои ненужные уже устремления, я бы всё разрушил… - договорила Грибникова.
43.
...Вера курила, смотрела на трепет берёзы, медленно втягивая ароматный, вкусный дым. И казалось, этот дым заполнял не лёгкие, а голову, заменяя мысли... Чудо… магию сигарет Вера для себя открыла в пятнадцать лет, когда убежала от отца в Киев к бабушке. Сигареты всегда делали жизнь Веры проще. Они помогали справляться с трудностями, с депрессией, с одиночеством… Став вагоновожатой, она влилась в мужской коллектив транспортников только благодаря им. В книгах Кастанеды — хотя она никогда и не была поклонником этого автора, просто всегда читала всё в подряд — она когда-то читала, что у каждого человека должен быть союзник. У кого-то это друг, у кого-то амулет… Ей бог подарил союзника в виде табачного дыма… Каждый акт курения было для нее как открытие со своими новыми нюансами. Всегда вдыхая аромат она познавала нечто неожиданное. Приходили новые стихи или размышления, как преодолеть черный этап… И сейчас Веру — когда она поднесла фильтр к не крашенным помадой губам — посетило чудесное явление.
...поразительно, но поток думания в голове поэтессы никогда не прерывался, вечно рушил свои ментальные воды шумящим, неиссякаемым ливнем… И вдруг — дождь сознания прекратился, воцарила тишина, впервые остановившая за сорок лет мыслепад. Это был совершенно новый опыт, тончайшее переживание гармонии Дазайн, мига бытия вот-здесь… Всё стало сочным. Вера стояла вперяясь глазами в листвокудрую берёзку, одновременно чувствуя себя и чувствуя… блаженство пустоты в себе… И в этой пустоте неожиданно… окутанный в табачный дым, как в теплый плед, появился голос… Нет, не её голос… голос совершенно иного человека… голос Лёши…
Вера запишет позже в дневнике: «...так это началось, величайшее благословение, чудо, которое никогда до нас не было, и ни один житель земли до нас не удостоен был подарком создателя — чудом диалога! Это неожиданное событие на балконе положила начала нашего с Лёшей космического диалога. Нам больше не нужны были средства связи, ни телефон, ни интернет, ни голубиная почта. Мы общались напрямую через основы бытия, через тончайшие связи между душами. И больше не было расстояния во вселенной. Мы стали как пара квантовых близнецов, когда что бы ни происходило с одной частицей, вторая близнец будь она даже отдалена на миллиарды парсеков — ощутит мгновенно...»
- Я хочу, чтобы тебе было приятно, всегда чтобы было приятно, - говорил Лёша далёким голосом в сознании Веры перед сном. - Я хочу, пока мы с тобой разделены тысячами километром, становится твоими руками, входить в них и ласкать тебя…
- Лёша, милый, - отвечала Вера в постой комнате, лёжа голая в постели и отдаваясь ласкам Лёшиных-своих рук, - я обещаю, я наберусь смелости и приеду к тебе…
- Мы уже вместе…
- Но… я сейчас купаюсь в ласках твоих рук, а ты… Я не могу тебя также ласкать, ты даришь мне нежность, а сам обделен…
- Нет… я не обделен. Всё что мне нужно, прикасаться к тебе, а я прикасаюсь к тебе, я чувствую ладонями твоё тело…
- Я люблю тебя… - говорила Вера.
- Я люблю тебя, - отвечал Лёша, и открывал глаза. Вера чувствовала, когда Лёша покидал её тело. Это чувство, словно исчезало что-то. Отдаленно это сравнимо с тем, как вдруг исчезает звук, и ты остаешься в тишине, или когда исчезает свет, погружая тебя во тьму… А взамен — опустошенность, наполненное только одиночеством… Вера возненавидела эти моменты, когда Лёша уходил из нее, оставляя её тело быть неполноценным. Она уже не представляла себя с одной душою. Даже если они когда-нибудь встретятся, и Лёша будет с ней, рядом, будет ли это таким же полным единством их существа, как сейчас, когда он входит в неё. Вера сравнивала теперь свою жизнь с древней историей, когда юный Гермес настолько был влюблён в юную Афродиту, что боги сжалились над ними и сделали их единым существом. Теперь Вера знала, что это не был миф, это сказание о том, что когда-то произошло. И вот сейчас повторилось...
44.
...это были первые звоночки, и очень жаль, что я их не смогла вовремя распознать, - печально выдохнула Надежда Сергеевна, всматриваясь в лицо Виктории, точно ожидая, что та приехала в Мурманск столько времени спустя не просто так, а чтобы помочь ей. - Да, я сейчас понимаю, то, что происходило с Лёшей тогда было ненормальным, странным. Он стал долго спать, иногда по пятнадцать, по двадцать часов. Пару раз проспал больше суток. И я не могла его добудится. Просыпаясь же, он говорил, что всё хорошо, просто он устаёт, и ему необходим долгий сон.
И наши с ним… забавы прекратились. Мы больше не ласкали друг друга, не целовали… Он просыпался, ел, немного общался со мной, и снова катил в свою спальню. Я шла к нему, и находила его уже спящем. Я толкала его, гремела чем-нибудь, но он спал так крепко, что…. - у Надежду Сергеевны навернулись слёзы. - Я не понимала, что происходит. Мои мысли превратились в мусор, и в нем я не находила нужную, как мне быть...
- Вот, Лев Борисович, сюда, пожалуйста. Здесь спальня Алексея, - сказала Надежда Сергеевна, пропуская вперед рослого мужчину лет сорока в элегантном сером костюме-тройка и бородкой-клинышек.
Лев Борисович и Надя вошли в комнату. Лёша лежал на кровати, укрытый одеялом. Он спал.
- Он ворочается? - спросил мужчина.
- Да, я говорила, это и удивительно. Он ворочается… Я даже его кормлю… (пока Надежда говорила, вошедший присел у ног Алексея)… подношу ложку к губам, он ест… Я ничего не понимаю доктор…
- Как долго это происходит? - просил доктор, приподняв большим пальцем веко Алексея, проверяя реакцию зрачка.
- Сначала он засыпал часом на пятнадцать… потом на сутки. Теперь… теперь он не просыпается… уже десять дней.
- Странный случай, - проговорил доктор, раскрывая Алексея, тот лежал голый и у него была эрекция. - Ого! Я вижу рефлексы в норме. Наверное, ему снятся эротические сны… Это не кома, однозначно. Ни кататония… Он определенно просто спит…
Лев Борисович погладил грудь и живот спящего. Лёша во сне зачавкал, как это делают маленькие дети… Надежда вздрогнула и вдруг покраснела — пенис Леши запульсировал, стал выталкивать струйки спермы на живот, и жидкость залила и ладонь врача.
- Это бывает… бывает… - засуетилась Надя. - Я сейчас… сейчас принесу салфетки…
И выбежала из комнаты. Психиатр, оставшись наедине с пациентом, облизал свою ладонь. Пощелкал языком, точно распробовал неизвестно блюдо…
- Скажите, Надежда, - спрашивал уже Лев Борисович, вытирая руки салфеткой, когда Надя вернулась. - Последнее время ничего между вами… я ведь правильно понимаю, вы живете вдвоем?… между вами не происходило нечто такое, чтобы вызвало сильный шок у Алексея?
- У Лёши последнее время много шоковых ситуаций было, даже не знаю, какая и стала причиной…
- Расскажите обо всех и по порядку…
- Было ужасная история. Его изнасиловал мужчина…
- Мужчина?
- Да, Лёша хотел завести друзей, знакомился через интернет. Когда меня не было дома, пришел один проходимец…
- У них был анальный секс?
- Разве важны подробности? - смутилась Надя.
- Да, очень важны…
- Лёша, мне рассказал, что мужчина этот сначала насиловал тюбиком его, потом засунул член…
- Алексей, настолько вам доверяет, что поделился этим?
- Да, мы говорим обо всем без стеснения. Последнее время, Леша очень мечтал о… о сексе и пытался познакомится с женщиной. Он познакомился с одной женщиной, кажется из Твери. Я думаю, он влюбился… Они полгода душа в душу общались, потом она пропала. Я вот и думаю…
- Надежда, не удивляйтесь и не обижайтесь, но я как врач обязан спросить…
- Хорошо, - насторожено кивнула женщина.
- У вас был секс с сыном?
Надежда Сергеевна покраснела и отвела глаза, потом тихо произнесла:
- Да…
45.
...Надя присела на самый краешек дутого, глубокого кресла в кабинете Манна Льва Борисовича. От волнения её била мелкая дрожь. Еще бы эта самая дорогая клиника в Мурманске. Губернский лекарь на улице Карла Либкнехта — о таком можно было только мечтать. Здесь всё современное, лечебно-диагностический центр оснащен медтехникой последнего поколения, и персонал — все врачи имеют научную степень. Консультация врача-психотерапевта и психиатра высшей категории Манна была платной, три тысячи за выезд. Надя пригласила его. Манн вызвал транспорт и перевез Лёшу сюда, в клинику. Надя говорила, что ей не оплатить… Но Манн сказал, с деньгами разберемся позже, а парня нужно обследовать, возможно «мы столкнулись с уникальным случаем в истории медицины», резко аргументировал он.
Полчаса назад Манн провел в отдельную палату Надежду, куда поместили Алексея. Он пробыл здесь уже пять дней. Никаких изменений не наблюдалось, Лёша по-прежнему спал. И сейчас у Надежды Сергеевны в душе царила буря: что скажет врач, какой вердикт, что нужно делать с Лёшей… сколько нужно заплатить за эти пять дней, если один вызов…
- Понятно лишь одно, - наконец-то произнёс Манн, а Надя напрягла все мускулы спины, сидела как мачта прямая. - Понятно лишь одно, что пока ничего не понятно… МРТ ничего не показало, анализы в норме… Алексея необходимо обследовать очень тщательно. Наша клиника обладает необходимым потенциалом, но… Но скажу вам как специалист, давно работающий в этой области — полгода это минимум… Нужно настраиваться, что обследования продлятся год, полтора…
- Это… это, конечно, платно? - спросила Надя с какой-то детской надеждой, что ей ответят отрицательно.
- Конечно, - кивнул Манн, - стоимость стационара в нашей клинике… а это полное обеспечение… и еще относительно сложности случая с Алексеем… десять тысяч рублей в месяц…
Надя изменилась в лице. Она стала и сказала:
- Простите, Лев Борисович за беспокойство... У нас нет таких денег. Лёша получает соцпособие одиннадцать тысяч, я подрабатываю за семь… Квартплата и еда, и…
- Присядьте, Надежда, - перебил Манн и уже сам поднялся. Он вышел из-за стола и подошел к окну. - Я сам это всё прекрасно понимаю. Если бы эта клиника была только моя… Я только акционер, у меня тридцать процентов пакета акций… Если бы она была моя, я бесплатно бы вел обследование вашего сына. Я ни только врач, я ученый… И честолюбивый ученый, мне интересен этот случай. И вы мне симпатичны… Но… Поймите, названая сумма это оплата всего персонала, обслуживания оборудования, прочие расходы… Я здесь же просто получаю заработанную плату как врач, и кое-какие дивиденды с акций, и всё… Эти пять дней… вы можете не беспокоится. Я оплатил их сам… из своего личного кармана, - уточнил Лев Борисович и замолчал. Он глядел в окно на больничный дворик.
- Оплатили? Зачем? - Надя не решалась, встать ей или продолжать сидеть…
- Ну… считайте это актом милосердия, вкладом в карму или в космический порядок, - говорил он не оборачиваясь. - Во всяком случае, я не бедный человек и могу себе позволить этот жест… И еще, - обернулся он и сделался серьезным. - Скажу вам честно, в том, что я оплатил эти десять тысяч первых за вас, есть большая доля корысти…
- Корысти? - вздрогнула Надя и побледнела.
- Да… видите, я с вами предельно честен, и моя карма чиста… Я внес за вас деньги, чтобы вам труднее было отказаться от предложения, которое мы… я и… скажет так, заинтересованные лица… хотели бы вам сделать…
- Я не понимаю вас…
Манн подошел, взял и пододвинул кресло. Он дотронулся до колена Нади. Она вздрогнула и сжалась…
- Ох, Наденька, вы меня можете не боятся. Я — гей… Так что расслабьтесь, - Манн мило улыбнулся. - Но… давайте о деле. Начну издалека. Как вы знаете, в Мурманске и окрестностях очень неблагоприятная экология. По статистике у нас очень высокая по стране рождаемость детей с различными опорно-двигательными отклонениями. У нас очень много людей с различными параличами. Взрослых людей… Есть человек… да, скажем так, есть человек, крупный меценат, который имеет лобби в государственной думе. Он задумал интересный и… весьма нужный общественный проект… Пока он будет тайным. Всё финансирование он берет на себя. Если проект в Мурманске станет успешным, он будет лоббировать законопроект…
...В Японии, - продолжал Манн, - насколько мне известно, уже официально есть служба услуг для инвалидов. Как мать сына-инвалида, вы согласитесь с тем, что таким людям трудно дается и сам быт, и… скажем прямо, удовлетворять свои первичные потребности. Вы согласны? (Надя кивнула, хотя не понимала, к чему он клонит). Есть среди инвалидов люди, у которых либо нет руку, либо очень неконтролируемая моторика, и им… скажем прямо, не доступно самоудовлетворение. Мастурбация. Так вот в Японии в таких службах есть женщины, да и мужчины, которые посещают таких людей…
- Они, что, им?…
- Да, помогают избавится от напряжения… Говоря, народным языком дрочат…
- Вы… вы хотите, чтобы я стала проституткой? - вдруг дошло до Нади…
Манн поднялся. По всему виду его было видно, ему это замечание сильно не понравилось. Он обошел стол и сел на свое роскошное кресло, и с небольшой язвительной злостью сказал:
- Надя, вам не надо будет раскрывать вашу прекрасную вагину, чтобы какой-нибудь инвалид вставил… и сосать вы не обязаны… если конечно, сами не пожелаете. Всё что нужно, подрочить и сделать этого человека… счастливым… Вот, возьмите, - он толкнул по столу какую-то бумажку, та по гладкой полировки доплыла до Нади.
- Что это?
- Это чек… чек, который вы должны оплатить в кассе нашей клиники за пребывание пациента…
В чеке стаяла сумма: пятнадцать тысяч рублей…
- В сумму входит транспортировка, - пояснил Манн, когда Надя посмотрела на него изумленными глазами…
46.
...3 ноября 2010 года среда, и это новости на Первом. В студии Екатерина Андреева. Здравствуйте.
Сегодня Премьер-министр РФ Дмитрий Медведев посетил Мурманск, где провел совещание о развитии транспортной инфраструктуры севера России.
Цитата. "В Мурманске Дмитрий Медведев провел совещание о крупных проектах развития транспортной инфраструктуры севера России. В совещании принял участие министр транспорта Максим Соколов, главы регионов, руководители профильных предприятий. Также председатель правительства осмотрел акваторию порта и инфраструктурные объекты Мурманского транспортного узла, морской вокзал Мурманска и ледокол "Новороссийск", — сообщила пресс-служба кабмина РФ. Конец цитаты.
Ранее в Минтрансе РИА Новости сообщали, что министерство ведет большую работу по развитию транспортной инфраструктуры Арктики: идет реконструкция аэропортов и автодорог, развитие Северного морского пути и портовой инфраструктуры, планируется строительство железных дорог и создание единой защищенной информационно-телекоммуникационной системы.
Также в ранках рабочего визита Дмитрий Медведев посетил городские медицинские учреждения Мурманска, где пообщался с врачами и персоналом больниц. Работниками здравоохранения был озвучен вопрос о проблемах экологии…
Лев Манн сидел в своём кабинете один. Ноги он по-свойски закинул на стол, лакированные туфли отражали лампы мягкого дневного света. На столе стоял бокал с коньяком. В руках доктора был фотоальбом. Он небрежно листал его. На фотографиях — обнаженные молодые мужчины. Среди них было и фото Лёши. Психиатр задержался на нём. Поправил член в брюках и потянулся за бокалом. Дверь вдруг отворилась…
- Дмитрий Анатольевич? - удивлённо проговорил Манн, убирая ноги со стола, а фотоальбом в стол.
Психиатр встал и протянул навстречу руку.
- Привет, Лев, - спокойно улыбнулся вошедший, пожимая ладонь врача.
- Очень неожиданно, Дмитрий Анатольевич…
- Нас никто не слышит, Лев, расслабься… (Манн инстинктивно посмотрел на закрытую дверь)… И почему неожиданно? Ты же в курсе здесь у меня рабочий визит…
- Я думал, это действительно, рабочий визит…
Мужчины сели.
- Лев, у меня катастрофически мало времени, - сказал Дмитрий Анатольевич. - Так что к делу…
- Да-да, - заторопился Манн, он поднялся и пошел к сейфу. Оттуда он достал какую-то коробку и медицинский изотермический контейнер. Поставил перед пришедшим, а сам присел на стол возле. - Здесь кинопленка, - пояснил Манн, слегка постучав по коробке. - Дим, я не понимаю, почему нельзя использовать современные цифровики? С кинокамерой одна морока...
- Тигрёнок, на западе платят только за аналоговые носители, цифра не в чести, - улыбнулся Дмитрий и похлопал по бедру врача. - А здесь? - прикоснулся он к контейнеру. - Материал?
- Ага, - кивнул Лев, поднялся и взял упаковку медицинских силиконовых перчаток.
Мужчины надели перчатки. Открыли контейнер. Дмитрий взял в руку небольшой стеклянный флакон, наполненный мутной белой жидкостью.
- Здесь… грамм семьдесят или сто, - задумчиво произнёс Дмитрий.
- Сто пятьдесят, - поправил Лев.
- Мало… катастрофически мало…
- Женщины работают… - в голосе Льва было слышно, что он оправдывается. Он пошел и сел на свое кресло. - Пока мало женщин… и охват инвалидов невелик, и… не всегда удаётся собрать материал, и…
- Лев, ты чего? Оправдываешься? - сделал удивленное лицо Дмитрий, убирая флакон обратно в контейнер. - Ну, полно тебе. Я же не укорил. Я просто прошу поторопиться. Сколько сейчас женщин работает?
- Четыре… то есть пять… Одну только что мы приняли, пока она и не начала… И, Дим, я хотел сказать, многих пугает, что… процесс записывается на камеру. Без этого у нас бы уже намного больше работало женщин…
Дима встал, обошел стол, сел на него так, что коленями стал касаться груди Льва. Он обеими руками взял голову психиатра.
- Нам очень хорошо платят за видео…
Дима наклонился лизнул губы Льва. Тот закрыл глаза и приоткрыл рот.
- Очень жаль… катастрофически нет времени, - отпустив голову Льва, Дима слез со стола. Психиатр разочаровано посмотрел на стоящего рядом мужчину.
Гость обошел снова стол. Взял коробку и контейнер…
- Ты так и уйдёшь? - вырвалось у Льва.
- Да, тигрёнок, пора. Скоро встреча в администрации города с местными депутатами и главой… Потом сразу на самолёт. Увы, жизнь расписана по минутам… А на тебе какие трусы, тигрёнок?
- Белые… как ты любишь…
- Ох, ты сводишь меня с ума… Белые шелковые трусы, у… - Дима мечтательно щелкнул языком и помял пенис сквозь брюки. - Это убийственно…
Гость вышел. Манн тяжко выдохнул. Налил в бокал побольше коньяку и хлопнул.
- К чёрту! - зло оскалился он и сжал кулаки. - Держит меня тут за дешёвую шлюшку, гад…
47.
Олег Никандров стоял на крыльце клиники возле урны (не замечая, он обтирал её коленом) и курил уже третью сигарету. Олег приехал сюда на маршрутке пораньше… зная свою патологическую нерешительность, даже за сорок минут до назначенной консультации. Стоял и думал, а не плюнуть ли и поехать домой к Андрюшке… Нет, - говорил он строго себе, глядя в опустевшую пачку «Примы», - нужно решать эту проблему. Иначе… так просто нельзя, нельзя уже тянуть… Манн назначил Олегу встречу на три дня. Сейчас без четверти. Как время-то торопиться сегодня, полчаса как минуты пролетело…
- Вы так напряжены, - мягко улыбнулся Лев Борисович, вглядываясь в лицо Олега, который сидел нервно сжав колени и втянув голову в плечи напротив психиатра в мягком кресле. - Не хотите ли кофе? (Олег кивнул)…
- Я не знаю, как начать… - пожаловался Олег, когда отпил глоток свежеприготовленного кофе, принесенного медсестрой.
- Просто начните…
- Мы живём с Андрюшкой вдвоём…
- Андрюшкой?… - переспросил Манн.
- Это мой сын. Ему почти двадцать… Он инвалид, нет рук по локоть, обеих…
- Бог мой, что с ним случилось?
- У меня была машина… Да, семёрка, подержанная… Четыре года… да, уже четыре года…
- Может, еще кофе? - спросил Манн, видя как тяжело клиенту говорить.
- Нет, спасибо… Мы поехали на ночь глядя, - собравшись продолжил Олег. - Я, Настя… жена… и Андрей… Я не виноват был, водитель КамАЗа заснул, дальнобой… Насти тогда не стало, а Андрей…
- Вы четыре года живете вдвоем?
- Да… я научился справляться… Было тяжело, особенно, первый год. У Андрюшке нет рук, пришлось приспособится. Мне нужно было и работать, и … стать его руками…
- У вас нет родственников?
- Нет. Настя была детдомовская, мои родители умерли десять лет назад…
- Вы после жены не встречались с женщинами?
- Вот, в этом и проблема, доктор. Кроме Насти, у меня никогда никого не было. Я очень застенчив… Я ненавижу свою застенчивость, но поделать ничего не могу… У меня и друзей никогда не было. Андрюшка единственный у меня. Больше в моей жизни никого…
- Я правильно понимаю, у вашего сына круг общения тоже только вы?
- Да… А можно еще кофе? - смущенно спросил Олег. - Я очень волнуюсь... (психиатр кивнул)… Мы с Андрюшкой всегда вдвоём, - продолжил Олег. - Нам собственно хорошо вдвоём, всегда интересно. Мы никогда друг друга не обижаем… И… знаете, какой он умный, много читает, мне рассказывает. Мы много играем всегда…
- Олег, вашему сыну девятнадцать, да? (Олег кивнул). Я вижу, о чем вы хотите поговорить, но не решаетесь… Вы начали кое-что замечать, да? Иначе вы бы ко мне не обратились…
- Да… - смутился Олег. - Понимаете, доктор, Андрюшка сейчас полностью зависит от меня. Я его переодеваю, мою… дотрагиваюсь до голого тела…
- Вас это стало возбуждать?
Олег удивленно посмотрел на врача, совсем не ожидая этого вопроса. Минуту он обдумывал…
- Дело не в этом, - сказал Олег. - Я стал замечать, что Андрюшка стал возбуждаться… ну, от моих прикосновений…
- Вы испугались?
- Да… очень… сначала… Потом понял, ему же никак самому, ну… ну, вы понимаете?
- А вы сами онанируете, Олег?
Олег вздрогнул и покраснел.
- Да, - отведя глаза ответил Олег. - Почти каждый день… Наверное, плохо так часто, но… реже не выходит…
- Теперь я понимаю, в чем ваша проблема, - резюмировал Манн. - Вам жалко сына, он ведь не может снять напряжение никак…
- Да, доктор, - с жаром подхватил Олег. - Я очень боюсь, что из-за этого начнется у него депрессия. Он со мной не говорит об этом, он всегда старается быть сильным, он этим похож на свою маму. Та все чувства держала в себе, показывала, что сильная. Но я же чувствую, как ему сейчас трудно. Я думал о том, чтобы хорошо найти женщину, которая ему помогала. Но я для себя-то не способен найти, что уж говорить… Нанять проститутку, мне и не по карману, да и это, я думаю, такие женщины… испугают, навредят…
- И… - протянул Манн, - у вас была мысль, чтобы помогать сыну самому?
- Нет! Что вы? - даже испугался такому неожиданному вопросу. - Это… это не хорошо… мы с сыном друзья… Нет… я и представить не могу такое…
- Ну-ну, успокойтесь, - улыбнулся Манн. - Знаете, что я вам скажу. При нашей клинике… пока что неофициально… создана служба, в которую входят и женщины и мужчины, призванная помогать таким людям как ваш сын, с такими вот проблемами… Женщина выезжает на дом, совершает некоторые действия, чтобы помочь снять напряжение…
- Вы про секс? - задохнулся Олег.
- Не совсем… Вот посмотрите…
Манн поднялся, подошел к телевизору, включил.
- Это японское видео, - комментировал Манн. - Учебное. Снятое службой помощи инвалидам. Такую же помощь оказывает сейчас и наша клиника… Но повторюсь, пока неофициально…
На экране лежал обнаженный мужчина, явно страдающий параличом. Рядом сидела одетая в белый халат японка и… играла с пенисом мужчины.
- Услуга, замечу, бесплатная, - продолжил Манн, выключив телевизор. - Проект финансирует один известный меценат… Простите, назвать его не могу по вполне понятным причинам… От вас понадобиться лишь сущая формальность, подписать некоторые бумаги, обеспечивающие нашу безопасность от властей. В сущности, вы ничем не рискуете. И ваш сын будет счастлив.
Ошарашенный Олег молчал, только хлопал глазами…
48.
...маршрутка двигалась медленно из-за плотного снегопада. На Мурманск шла метель. Олег сидел у окна, кутался в куртку «Аляска», купленную шестнадцать лет назад, и размышлял… Кажется, всё складывалось хорошо. Проблема скоро разрешится. Но на душе было неспокойно. Манн на сердце Олега оставил какое-то нехорошее впечатление, чем-то он отталкивал… Хотя, несомненно, он милый и чуткий человек. Даже предложил дружбы Олегу. Сказал, когда Олег уходил: а вы симпатичный мужчина, не хотите познакомится поближе? Мы могли бы как-нибудь поужинать вместе… Олег пожал плечами и согласился. А давайте, я к вам в гости приду как-нибудь, тут же сказал Манн, вот втроем и поужинаем… И ещё: Манн сказал, чтобы Олег поговорил с Андрюшей о том, что к нему будет приходить женщина. Олег вот сейчас и думал, а как о таком… он даже не представлял, как он начнет разговор. Они с Андреем никогда не говорили ни о чем таком: ни о женщинах, ни о сексе, ни об онанизме… Олег надрывно вздохнул. Может быть, зря он это всё затеял? Андрюша и не жаловался, ни намекал… Возможно, сын смотрит намного проще на всё это, чем его отец, устроивший панику… Крутились еще в голове вопросы Манна: «Занимаетесь ли вы онанизмом? Видел ли сын вас голым? Возбуждает ли вас сын, не хотели вы сами ему мастурбировать? Все эти вопросы очень пугали Олега, он сейчас чувствовал стыд, потому что в глубине души на каждый бы ответил «да». Да, сын его возбуждает, но возбуждает ни как сексуальный объект, а потому что он его любит больше всего на свете. И порой у Олега бывает эрекции, когда он с сыном, но не потому что он… Бывает и бывает, зло подул он. А насчет того, чтобы мастурбировать сыну — он с радостью бы делал, чтобы сделать сына счастливым, но никак не до собственного удовольствия.
Нет, всё, хватит этих мыслей… Объявили остановку… Олег вышел. Снег валил стеной. Не видно было даже дорогу. Кое-как добравшись до дома (а жили они с сыном на улице Старостина на четвертом этаже, в двушке), он вошел в подъезд, набрав код на домофоне. Отряхиваясь от снега, который набился всюду, и в капюшон, и в рукава, Олег бросил взгляд на двух мальчиков лет тринадцати. Они целовались в углу… Олег почувствовал, как снова волна возбуждения охватывает его. Всё же плохо, когда в жизни нет женщины. Постоянная неудовлетворенность делает из тебя озабоченного. Отругав в сердцах себя, Олег отвернулся и побежал по лестнице.
...Олег заглянул в комнату сына. Андрюша увлеченно смотрел телевизор. У парня с детства была особенность, если он что-то делал или смотрел, его нельзя было отвлечь — он как бы проваливался в процесс. И Олег не стал отвлекать. Снял в прихожей верхнюю одежду, а у себя в комнате разделся до подштанников. Потом поспешил в ванную. Скинул подштанники и трусы. Эрекция была сильной… Олег открыл воду и встал под душ…
Кафель подхватывал эхом его судорожное дыхание и играл с ним, перебрасывая от стены к стене. Одной рукой Олег упирался в стену, в кулаке другой быстро скользил пенис. Душ бил в спину, стекал по телу. С губ Олега капала слюна. Он старался быстрее, быстрее кончить, но никак не получалось… Потом он испугался — дверь в ванну открылась (он забыл закрыться на щеколду)
Олег резко обернулся задом к двери.
- Пап, ты уже дома? - услышал Олег за спиной голос сына.
- Да, сынок… - заставил себя как можно ровнее ответить, брызгая на кафель белыми струями.
- Я не слышал, как ты пришел…
- Я заглянул к тебе… - уже спокойнее сказал Олег, понимая, что сейчас сын разглядывает его. Оргазм прошел, пенис медленно возвращался к обычному размеру. - … ты смотрел фильм. Я не стал отвлекать. Залез в душ погреться. На улице метель…
- Фильм классный был, - воодушевленно произнес Андрей, заходя вовнутрь ванной комнаты. - Американка называется.
- Про что? - наконец-то обернулся Олег
- Пап, а у тебя член большой…
- Скажешь тоже, - смутился Олег, закрывая воду. Он обернулся большим полотенцем и спрыгнул на пол. - Пошли в комнату, расскажешь, про что фильм…
...Олег, обернутый полотенцем, сел на диван в комнате сына. Андрей рядом, положив голову на грудь отца.
- Так про что фильм, - Олег обнял левой рукой Андрюшу, глядя на экран телевизора. Там шли новости.
- Про детство, про мальчишек… Пап, можно спросить?… это личное…
- Личное? - рассмеялся Олег. - Если личное, то валяй, спрашивай…
- Только ты не обижайся…
- Ого! Что же ты такого хочешь спросить? Мне аж страшно…
- Если страшно, не буду спрашивать…
- Ладно, я шучу…
- Пап, а ты в детстве дрочил?
Олег вздрогнул.
- Ты откуда такие слова знаешь?
- В фильме было. Мальчишки говорили про это. И там они фотографии рассматривали женщин и делали это…
- Уху-ху, - выдохнул Олег. - Ну, и фильмы же сейчас снимают. Ужас!
Олег хотел сначала перевести это в шутку, но подумал, что хороший шанс поговорить о предложении Манна.
- Не хочешь, не говори, - отодвинулся Андрей от отца и улыбнулся. На нём сейчас не было протезов, и он ласково провел по плечу Олега правым обрубком.
- Ладно, сознаюсь… - произнес таинственно Олег, а сам подумал разговор с сыном об этом снова возбудил его. Он голый, на нем только полотенце, эрекция и…. и рядом любимое существо. - Дрочил…
- Ох! - загорелись глаза юноши. - А… а другим мальчишкам дрочил?
- Ты чего? - удивился Олег. - Ты откуда этого нахватался?
- В этом фильме было… Один мальчик дрочил другому…
- Крутой фильм, однако, - прищелкнул языком Олег. - Жаль я не смотрел… Ну, - потом протянул он, - мне стыдно вспоминать такое. В пятом классе было, я подрачил старшекласснику одному… - сознался Олег, прижимая локтем член, чтоб сын ни дай бог не заметил…
- Эх, - произнес печально Андрей, - жаль я не хожу в школу.
- Ты… ты… - решил рискнуть Олег и набрался смелости: - ты хочешь, чтобы кто-нибудь тебе дрочил?
Олег протянул руку и помял гульфик у сына, там было жестко.
- Да, - прошептал Андрей и отвернулся, чтобы скрыть от отца, как по щекам потекли слёзы.
- Подожди… мне надо кое-что тебе сказать… я сейчас приду и скажу…
Олег поднялся, чтобы сходить в ванну (ему нужно было сейчас снять дикое напряжение), но неловко наступил на край полотенца, и оно упало. Он стоял голый, большой твердый член покачивался параллельно полу. Юноша был заворожен, он ошалело глядел на отца… Подобрав свой покров, Олег выбежал… Стоя над ванной и брызгая в нее семенем, он стонал...
- Прости, сынок… Умоляю, прости, - зашел Олег спустя десять минут уже одетый в подштанники и футболку и опустился на колени перед сыном, который всё еще сидел на диване…
...они сидели на кухне. Пили чай. Андрей как обычно тянул чай из трубочки, опущенной в литровую банку; Олег всегда сыну разводил чай в ней. Оба улыбались. На душе мужчина стало легко, что больше нет тайн. Андрей наконец-то сказал папе о заветном желании. А Олег рассказал о том, как ходил на прием к психиатру, о предложении Манна…
- Пап, - прервал молчаливое единство Андрей, - я… наверное, не хочу, чтобы ко мне приходила женщина?
- Почему?
- Честно? Мне… мне немного страшно…
- Понимаю… В первый раз всегда страшно… Всё будет хорошо…
Олег весело подмигнул.
49.
Надежда Сергеевна сидела в спальне сына возле стояка отопления, прислонившись к нему спиной. В квартире было тело, городская ТЭЦ работала в полную силу. Еще бы — сам глава правительства с рабочим визитом в Мурманске. Но Надя мёрзла. Вернее, её морозило. Женщина подозревала, что скоро заболеет. Она последнее время много нервничала. А силы души не бесконечны. Она сейчас сидела с кружкой быстрорастворимого кофе и размышляла… Почему-то Манн запретил ей всё время находится подле сына в клинике, разрешив навещать каждый день, но находится с ним не более часа. Сам он до сих пор не объяснил, что происходит с Алексеем. Один раз только выдал версию, что… возможно, это неизвестный науке вид сомнамбулизма. Почему он так считает? Потому что когда делал обход, увидел, как Лёша ходил (!) по комнате не просыпаясь, пока не ударился о стену. Он еще как-то странно жестикулировал — рассказывал дальше Манн, - точно женщина наводит макияж. Да и в постели он не лежит смирно, всё время двигается, словно во сне живёт другой жизнью. Электроэнцефалограмм всегда показывает ярко выраженные дельта-волны, что свидетельствует, что Лёша постоянно прибывает в REM-фазе. Что в сущности никаким образом не должно быть, так как эта фаза сна самая короткая… Нади эти научные слова ни о чем не говорили, только пугали.
Зазвонил мобильник. Надя вздрогнула и пролила кофе на подол халата.
- Здравствуйте… Вы Надежда Сергеевна?.. - спросил незнакомый мужской голос. - Мне номер вашего телефона дал Лев Борисович Манн… Мне очень хотелось бы с вами поговорить… - слышалось, что мужчина нервничал.
- О чём? - безразлично произнесла Надя.
- Лев Борисович сказал, что вы завтра должны будете прийти к Андрею Никандрову… Это мой сын… Я… я волнуюсь, и забыл представится, простите. Меня зовут Олег Евгеньевич Никандров. У меня сына-инвалид…
- Я поняла вас, и понимаю о чем вы хотите поговорить…
- Да-да, - перебил её Олег, - мне важно поговорить с вами. Мой сын, он… он немного боится, и…
- Олег, - теперь Надя перебила мужчину, - я не думаю, что это телефонный разговор…
- Да, вы правы. Мы могли бы с вами встретится сегодня?
- Да, вполне, - спокойно ответила она.
- А где? Может быть, в кафе?…
- Нет. Мне не хочется выходить из дома в метель. Мне сегодня немного нездоровится. Приезжайте ко мне…
- Ох, а удобно ли это? Мне неловко…
- А почему нет? Я живу одна, скомпрометировать меня невозможно. Да и вы… по голосу и как вы говорите со мной, я чувствую, вы порядочный человек… Я живу на улице Капитана Буркова, дом двадцать семь, квартира сорок. Приезжайте, я вас жду…
- Я буду минут через сорок…
Надя отключила мобильник. И стала прибираться в квартире, было бы неудобно встретит гостя в таком раскардаше. Потом пошла в ванную комнату. Время еще есть. Заткнула ванную пробкой и пустила воду. Разделась до нага и глянула в зеркало. Это надо же себя так запустить, удрученно вздохнула она. Вокруг сосков росли волосики. С юности это была её проблема, всегда приходилось выщипывать. Сейчас она просто взяла станок и подбрила их. Затем побрила и подмышки, а то там — непроходимые джунгли… Подумала-подумала и зачем-то побрила еще и лобок…
Ни для этого Никандрова ли я прихорашиваюсь, усмехнулась вдруг она, погружая в горячую воду своё красивое, желанное для любого мужчины, тело. Отнюдь, тут же возразила она себе, просто нужно быть красивой женщиной всегда…
50.
...я до сих пор по ночам вижу эту фару КамАЗа, - выдохнул Олег и взял в руки вторую бутылку вина.
Они с Надеждой сидели на кухни. Олег принес с собой две бутылки красного сухого вина. Было бы не удобно идти в гости, тем более уже десять часов вечера, с пустыми руками. Он по пути купил мандарины и конфеты. Надя надела белую футболку и просторную клетчатую юбку. Завязала хвостик. Немного макияжа… Олег был в сером костюме, который давно не надевал (хорошо, что материал такой, что не нужно утюжить).
- ...я до сих пор не могу понять, Надежда Сергеевна, - продолжал Олег, разливая по бокалам вино.
- Можно просто Надежда, - мягко поправила мужчину Надя.
- ...не могу понять, почему я остался жив, почему меня не покалечило. КамАЗ мотнуло и он пошел на нас. По идеи, удар пришелся туда, где я был… водитель должен был погибнуть… я! Настя сидела рядом, впереди… Андрюшка позади… Надежда, я не понимаю, почему я цел и не вредим остался…
- Так нужно было угодно Богу, - сказала Надя. - Вы очень хороший человек, Олег. Я никогда не встречала таких необычных мужчин как вы…
- Я обычный, - улыбнулся Олег.
- Так, как вы относитесь к сыну, - возразила Надя, - очень для мужчины не обычно. Вашему сыну уже девятнадцать, а я поняла, вы до сих пор относитесь к нему как к маленькому, оберегаете как зеницу ока…
- А разве можно иначе? - удивился Олег.
- Конечно, нельзя! - согласилась Надя. - Но это очень тяжело для мужчины… Я знаю, а мать ребенка-инвалида… Но мне… как ни странно, полегче. Мой сын не ходит, а у вашего нет рук…
- Да, Надежда, нет рук… И самое паскудное, ему нельзя подобрать протезы. Было бы проще, если хотя бы остались локти… Тогда бы он хотя бы сгибал руки вместе с протезами… Ох, Надежда, вот я вам всё и рассказал. Как мы живём…
- Я рада, что вы оказались таким?
- Рады? - не понял Надежду Олег.
- Я очень боялась завтрашнего дня. Я никогда подобным не занималась… - Надя встала и подошла к раковине, взяла чистую тарелку и зачем-то стала мыть её. Олег поймал себя на том, что разглядывает ягодицы… - И не стала бы, если бы… Лев Борисович очень хороший человек, вы ничего не подумайте такого… (Олег слышались в голосе Нади напряженные ноты). Мой сын… я очень виновата, Олег, очень… Лёша сейчас болен странной болезнью... Лев Борисович взял на себя оплату лечения. Лёша лежит в клинике под наблюдением Льва Борисовича…
- Что с ним?
Надя обернулась.
- Это не кома, нет… - продолжила женщина. - Лёша будто просто спит… Почти месяц спит, не просыпаясь… И знаете, Олег, что поразительно? Он ходит..
- А что в этом поразительного? Если это лунатизм…
- Нет! Как вы не понимаете? Лёша никогда не ходил! Он не может! У него отмершие нервные клетки нижнего отдела в позвоночнике! У него нет и нервных центров в нижнем отделе позвоночника! Он не может ходить!
- Вы сказали, что вы виноваты в болезни сына. Чем?
- Мне… мне трудно говорить об этом, - снова отвернулась Надя. - Хотя… я бы хотела с вами поделится. Вы хороший человек, вы бы смогли понять, не осуждая… Но мне стыдно… Лев Борисович утверждает, что это… то, что я сделала… не является причиной… Но… я не знаю, я чувствую вину…
- Скажите, Надежда, пожалуйста…
- Нет, Олег, не просите… Возможно потом расскажу. Сейчас не смогу…
Надя вдруг заплакала. Она стояла спиной к Олегу, всё её тело содрогалось. Олег удивлялся тому, что он делает. Он всегда был робким с женщинами, боялся их, и не смог бы никого поддержать. Но сейчас он встал, подошел и нежно взял Надю за плечи.
- Не переживайте. Всё будет хорошо…
Надя повернулась, обняла его и уткнулась в грудь. Она рыдала…
- Спасибо вам, Олег, - произнесла позже она. Олег выпустил её из объятий. - Мой макияж, наверное, поплыл. Я вас оставлю ненадолго…
Надя пошла в ванную. Пятнадцать минут Олег сидел один на кухни. Мужчина чувствовал, как хочет сейчас эту женщину, как она ему нравится. Думал, заметила ли она, что у него была эрекция, когда они обнимали друг друга. Он налил себе вина и выпил залпом, чтобы снять возбуждение…
Она вернулась. Вместо футболки, на ней уже была сиреневая маячка без рукавом. Женщина села на табурет.
- А знаете, налейте мне полный бокал. Я всё же расскажу вам… (Надя выпила бокал залпом). Мне нужно выговорится… Просто после того, что я вам расскажу, вы будете относится ко мне иначе… (Олег молчал, он понимал, сейчас нужно просто слушать). Лёша последний год стал очень беспокойным. Он грустил, что у меня нет девушки. И я видела, что он на грани депрессии. Я очень люблю своего сына, я не способна просто сидеть сложа руки и ждать, пока он покончить с собой… - Надя говорила и смотрела на газовую плиту. - И… недавно Лёша по интернету подружился с женщиной. Я думала, сейчас всё наладится. Она приедет, и у Лёши будет секс, как у всех. И Лёша будет счастлив. Но… эта штучка, которая еще и старше него на десять лет… ей просто нужно было развлечение. Она, как я понимаю, и не собиралась приезжать. И когда Лёша стал проявлять к ней серьезные намерения, он возьми и пропади… Я испугалась, Олег. Я очень испугалась! Вы меня понимаете. Вы отец, у вас такой же ребёнок… Я не знала, что и делать… Может быть, я не была права, но у меня больше не было вариантов…. Я… - Надя замолчала, она поглядела на Олега глазами, полными слёз, ища в глазах Олега поддержку. - Мы с Лёшей стали жить ни только как мать с сыном…
Женщина отвернулась.
- Я вас понимаю, Надежда, - произнес Олег. - И я вам скажу одно, вы святая… (Надя удивленно взглянула, слёзы катились по щекам)… Знаете, если бы Манн не предложил мне воспользоваться услугами… - Олег немного осёкся, но нашел мужество в себе договорить: - Манн мне сначала посоветовал помогать сыну… И… и я, даю вам слово, если ничего не выйдет с тем, чтобы к моему сыну приходили женщины, я… я отброшу всё, и… Ладно, я скажу это, - Олег встал, теперь он подошел к раковине, автоматически открыл кран и сказал: - Я готов на то, чтобы сам заняться сексом с сыном, чтобы он был счастлив…
Надя не ожидала, что Олег это скажет. Сначала это был шок. Но потом ей стало легко, она увидела в словах Олега, насколько героически как мать поступила она. Насколько оправдан стал её поступок. Она подошла и взяла его за ладонь.
- Олег, - произнесла она, - я помогу вашему сыну. Я смогу. Обещаю… Послушайте, что я вам скажу. Давайте присядем… Условие Манна такое, что… всё происходить должно перед видеокамерой. Это дикость какая-то… (Олег кивнул). Но я могу пораньше завтра к вам приехать, часа на два, и за это время мы друг к друга привыкнем…
- А как же потом, на камеру? - спросил Олег, чувствуя опять, как у него встал…
- Потом и на камеру…. - улыбнулась Надя. - Я думаю, всё получится…
- Вы удивительная женщина! - восхищено посмотрел он.
- Я… я не тороплю, ни в коем… Просто переживаю, - сказала задумчиво Надежда. - Ваш сын сейчас один, а уже начало первого…
- Да?! - воскликнул Олег. - Андрюша не оставался один так поздно… Вы простите, мне нужно идти…
- Да-да… Я тоже переживаю за вашего мальчика…
Мужчина и женщина поднялись. Вдруг…
...вдруг одним движением руки Олег смахнул со стола всё, что на нем стояло. Бутылки, тарелки, бокалы со звоном полетели на пол. Рывком бросил к себе в объятья Надю, и стал мять руками тело, целовать, целовать, целовать… Лицо, шею, плечи, руки…
- Что вы делаете? - зло шептала она, пытаясь с силой оттолкнуть, вырваться. - Не надо… вы… пустите…
Олег не осознавал, что делает. Также рывком повернул Надю к себе спиной. Наклонил и прижал грудью к столу. Задрал подол, спустил трусы. Расстегнул свои брюки...
...Надя вскрикнула, когда член во всю длину вошел в вагину. Мужчина бился о голую попу женщины быстро, но долго… долго… долго… Потом почувствовал, как сжимаются яйца, пульсируя. Он продвинул член в вагине еще глубже и стал кончать… Кончал и стонал. Ему казалось, он так долго кончал, что в Надю отправил не менее литра семени…
...уже два часа ночи, - произнесла голая Надя. Они лежали на кровати в её спальне. - Я всё же волнуюсь за Андрея…
- Да, нужно ехать, - голый Олег приподнялся и сел. - Знаешь, Надя, у меня такое чувство, что… ты всегда была со мной.
- Странно, но у меня тоже такое чувство, - посмотрела она на него. Она уже стояла и надевала трусики, красивые груди качались…
- Я не хочу расставаться с тобой, - произнес он и взял в руки брюки.
- А мы сейчас поедем к вам, вместе, - улыбнулась Надя. А Олег ошарашенно взглянул. - Я же обещала приехать пораньше…
51.
...когда Олег и Надя выходили из подъезда дома двадцать семь на улице Капитана Буркова в лютый снежный буран, поддерживая друг друга, в клинике на улице Карла Либкнехта Манн вошел в палату Лёши. Не зажигая верхний свет, прошел, включил ночник и сел на соседнюю с Лёшиной койку. Психиатр долго глядел на спящего, улыбался каким-то своим мыслям. Потом тяжело вздохнул и начал говорить:
- Эй, парень, давай просыпайся… Что? Думаешь, не остроумно? Да, ты прав… Но я ума не приложу, что с тобой… Как тебя разбудить… Вернее, знаешь, я и не хочу, если честно, тебя будить. Хочу приходить к тебе любоваться. А то… а то ты проснёшься, а… вдруг я тебе не понравлюсь. А ты мне понравился… очень. Ты очень красивый… да, да, не спорь… Хотя, конечно, ты и не спросишь (тихо засмеялся Манн)… Я хотел бы иметь такого мужчину как ты… О! Я бы визжал как кастрированный поросёнок, когда ты бы меня трахал! Ты не поверишь, меня многие мужики ебут, но они мне не нравятся. Они ублюдки. Я живу как шлюха. Без любви. А мне хочется, чтобы меня любили…
Манн достал из халата фляжку с коньяком. Отпил, закашлялся и… и заплакал.
- Мне надоела такая жизнь петуха, шалавы, - продолжил он. - Все высокопоставленные особы, все эти члены госдумы… нет, не члены — хуи государственной думы… Я, Лёш, почти всем им сосал. В моём грёбанном животе сперма всего правительства России… Так что, давай просыпайся! Если… знаешь, если ты мне ответишь взаимностью, я брошу всё к чертям! Все эти тайные махинации… Пошлю всех этих ронновцев к едрени фени! Пусть они сами доставляют свой материал для своих ритуалов… Я ученый… Я неплохой, Лёш, ученый, я доктор наук, профессор… А связался с оккультизмом, магией… Тьфу, сука! Поставляю сперму инвалидов, якобы она обладает большой духовной силой… Что за антинаучная хуйня? Ересь!
Манн еще отхлебнул.
- ...я не думаю, что ты меня слышишь… Но признаюсь тебе, я влюбился… Да, вот впервые в жизни влюбился… В тебя… Я тебя люблю. Вот такие пирожки с катятами… Для меня… знаешь, будет большим ударом… Ну, вот ты проснёшься и скажешь, пошел на хуй пидор, я нормальный мужик… Мне будет больно. Гораздо больнее, чем быть послушной правительственной шлюхой… Правда, зачем загадывать? Что будет, то и будет…
Манн поднялся, наклонился над Лешей и… слегка губами прикоснулся к щеке. Погасил ночник и вышел.
Он пошел к себе. Домой не охота было идти. Решил поспать в кабинете. Когда он зашел, то удивился. Настольная лампа горела. Хотя он помнил, что выключал.
- Не оборачивайся, - кто-то сказал за спиной. Манн застыл. - Приспусти брюки… - приказал голос. Манн подчинился. - Теперь трусики, - Манн спустил трусы до колен. - Теперь ложись животом на стол…
Кто-то подошел… Манн заскрипел зубами, когда этот кто-то проталкивал член в его жопу. «Сука, - думал Манн, - на сухую, больно… сука!».
- Люблю твою жопу, тигрёнок, - сказал ночной насильник. - Она всегда как у целочки, не теряет форму...
52.
...за окном ревел снежный буран. А в маленькой комнате было тепло и уютно. Трое веселых людей сидели прямо на полу, на подушках и разговаривали. Ночник тоже поставили на пол. Создавалась атмосфера мистического единения… Время летело, было уже без четверти четыре. Глубокая ночь. Но спать не хотелось. Андрея сильно смущало, что возле сидит почти незнакомая женщина. Надя ему нравилась, она была красивая. Но юному человеку было неловко, что она касается его, гладит по спине, трогает плечи. Андрей понимал, это… новая девушка отца. Ох, сколько же чувств сейчас было в груди его. Он немного ревновал, горевал, что не у него, а у отца… и в тоже время, очень радовался за отца, желал ему счастья. Олег сидел поодаль от них, скрестив по-татарски ноги. Болтали об всём на свете. Когда Олег и Надя с тревогой спешили к Андрею, юноша спокойно на всю катушку слушал любимую музыку. Он очень обожал рок-оперу Михаила Горшенёва Todd, и когда они зашли звучала песенка «Праздник Крови», и вдруг в прихожей Надя стала пританцовывать и подпевать:
Это праздник, праздник, праздник
Казни, казни, казни…
Олег был изумлён, а Надя потом объяснила, что эту оперу очень любит и её сын Лёша. Так что она наизусть все песни знает из неё. Они потом долго говорили о том, что вот бы здорово попасть на постановку. Об этом мечтал и Лёша, и Андрей. Да и сама Надя бы сходила, она очень любит театр, но была несколько раз только в далекой юности. Решено, резюмировал Олег, через годик обязательно поедем в Москву на постановку оперы. Потом немного попели, включив эту оперу. Олег, правда не пел, он не знал слова. А Андрей с Надей пели в унисон. Смеялись, улыбались...
- Ого, уже четыре утра! - потягиваясь сказал Олег. - Пора бы баиньки…
- Ты иди, милый, - произнесла Надя. - Я немного погодя… задержусь. Хочу еще поболтать с Андреем…
Олег насторожился, но ничего не сказал. Задержался у двери ненадолго, потом вышел и неслышно прикрыл. Женщина пододвинулась к мальчику ближе, и коснулась губами уха. Горячий, взволнованный шепот забился о мочку:
- Ты ничего не бойся… всё будет хорошо.
Женщина целовала мальчика так ласково, так нежно, так деликатно, что Андрей почувствовал необычную волну заботы и любви. Потом она встала. Спиной к нему стала раздеваться. Сняла блузку и джинсы. Потом колготы. Лифчик… И в одних белых трусиках села возле. Она снова целовала. Сняла с него футболку. И целовала. Целовала соски его, целовала плечи, целовала рубцы на обрубках.
- Не думай, ни о чем не думай, малыш, - шептала Надя. - Ложись на спину… так…
Женщина стянула трико и трусы с мальчика.
Олег не мог сидеть в комнате. Он встал и тихо подошел к двери сына. Легонько толкнул. Он вздрогнул, грудь наклонилась воздухом. Он дрожал, он смотрел, как Надя наклонилась над пахом сына. Потом обняла губами головку члена, а пальцами стала быстро-быстро водить по стволу. Олег почувствовал небывалый прилив ревности, и вместе с тем, эта ревность, толкала к его члену кровь. Эрекция была настолько сильная, что он еле держался на ногах… О! Сколько сейчас было эмоций в этом человеке — бесконечная любовь к обоим существам, злость дикая, непонятная, неадекватная, но управляемая, желанная… Он хотел эту злость, но не ради действий, а ради того, чтобы чувствовать всю ценность своей любви… Хотелось войти, припасть к обоим любовникам — наслаждаться ими, брать их, штурмовать своим членом…
Андрей тихо застонал и прогнулся. Олег догадался, сын кончал… Потом Надя помогла Андрею лечь на диван, прошептала что-то и вышла…
- Олег, ты… - удивилась Надя, встретив Олега за дверью.
Ничего не говоря, Олег прижал к стене и стал целовать Надю в губы, просовывая язык в рот и чувствуя солоноватый вкус спермы сына…
...в своей комнате Олег опрокинул Надю на спину и… Такое было с ним впервые — он кончил три раза в подряд, без остановки…
- Знаешь, - обессиленный проговорил Олег, положив голову на ноги Нади. - я впервые кого-то ревновал…
- И как тебе ревность? - спросила Надя, глядя его по волосам.
- Очень жесткое чувство… Но… - он задумался. - Я хочу это чувство...
Надя улыбнулась, закрыла глаза и … сразу уснула.
52.
...когда Олег вошел в спальню сына, Андрей еще спал. В комнате было светло. Парень спал как всегда голым, прикрыв только ноги до живота. Олег прошел сел подле спящего. Он смотрел на сына и улыбался. Он очень его любит… Сейчас даже не понятно, как он мог ревновать к этому святому для него существу, к этому ангелу. Андрей вчера был счастлив, и пусть и дальше всё будет так. Олег гладил нежно грудь сына, как в далеком детстве. Он наклонился и поцеловал сына в щеку. Ему почудилось этого мало, и он стал целовать еще и еще…
- Пап? - проснулся Андрей. - А… а где Надя?
- Она ушла… Ей нужно навестить сына в больнице…
- Надя вчера мне…
- Я знаю, сынок, - перебил Олег, не желая слышать подробности.
- А кто такая Надя, пап?
- Помнишь, мы с тобой говорили о предложении доктора Манна? ( Андрей кивнул). Надя, это женщина…
- Она проститутка, да, пап?
- Не говори так! - Олег встал и подошел к окну. - Надя… она… в общем, это женщина мне очень нравится, Андрюх, и… (Олег отдернул тюль и стал смотреть на заснеженный двор)… И то, чем… чем она занимается, она это делает ради своего сына. Доктор Манн лечит её сына бесплатно, а Надя… это делает…
- Пап, это же не честно… это шантаж…
Олег обернулся.
- Это жизнь, Андрюх… просто жизнь…
- Она не только со мной это делает?
- Надя еще не начала работать, - Олег снова подошел и снова присел. - Сегодня она к тебе придет впервые. То, что было вчера… я… ну, попросил… чтобы ты не… - Олег споткнулся, не зная, что сказать.
- Пап, давай она больше никому не будет ходить…
- Так нельзя, сынок, - выдохнул печально Олег. - Манн платит большие деньги, их достаточно на лечение Алексея…
Они замолчали. Каждый думал о своем…
- Пап, ты её любишь? - прервал тишину Андрей.
- Да, сынок…
- Больше меня?
- Как ты можешь так говорить? Это… не сопоставимо. Это разное…
- Пап, а можно… можно, чтобы Надя не делала это со мной?
Олег удивленно посмотрел на сына.
- Если ты её любишь, - продолжил Андрей, - тебе будет больно… Давай скажем Манну, что мы отказываемся…
- А как же ты сынок?
- Я потерплю, пап, - улыбнулся Андрей. - Пустяки...
...Надя стояла у стены коридора, ведущего в психоневрологическое отделение, упёршись в неё двумя руками. Она словно толкала эту стену, словно за ней её сын… Кричать? А толку кричать? Что даст её крик?… Женщина не понимала, что происходит… что произошло… Где её сын? Палата, где лежал Алексей под наблюдением Манна, оказалось пустой, когда она пришла. Сначала она подумала, Лёшу куда-то повезли, в какое-то другое отделение или кабинет на процедуры или обследование. Она ждала… сидела в палате и ждала. Прошел час, два… Вдруг зашла медсестра, спросила, кто она такая и что она здесь делает. Ответив, Надя затем услышала такое…
Манн ни с того, ни с сего ночью вынес Алексея на руках. Дежурившая медсестра пыталась остановить его, он ей разбил нос и сильно толкнул… Дежурная вызвала полицию… А что полиция? Дома Манна нет…
- Вам нужно сейчас самой ехать в полицию, если вы мать…
- В полицию? - Надя внимательно посмотрела в лицо медсестры. - Что происходит? Я… я не понимаю… Где он живёт?
- Кто? - переспросила медсестра.
- Этот чёртов Манн?
- На улице Софьи Перовской… Но зачем это вам? - непонимающе смотрела медсестра. - Там была полиция… его же там нет…
...Надя вышла из психоневрологического отделения… Голова вдруг закружилась. Её мотнуло к стене. Расставив широко руки, она удержалась на ногах…
53.
НАБРАННЫЙ ВАМИ НОМЕР НЕ СУЩЕСТВУЕТ… НАБРАННЫЙ ВАМИ НОМЕР НЕ СУЩЕСТВУЕТ… НАБРАННЫЙ ВАМИ НОМЕР НЕ СУЩЕСТВУЕТ…
Олег нажал на красную кнопку на своей черно-белой Nokia и положил на стол. Потрогал рукой электрический чайник. Щелкнул кнопку, тот стал шуметь. Олег сидел на кухне. Он еще не раздевался, недавно пришел домой.
- Как дела? - вошел Андрей. На нём были только серые трусики, похожие на плавки, и короткая маячка.
- Тебе не холодно? - вместо ответа, спросил отец.
- Нет. На градуснике двадцать семь…
- Да, что-то ТЭЦ кочегарит на всю ивановскую, - задумчиво сказал Олег. - А дела никак… Я ездил домой к Нади…
- И? - юноша присел на табурет.
- Спросил соседку… Надя с тех пор не появлялась..
- Где она? Больше месяца же прошло, пап…
- Тридцать пять дней, - уточнил Олег, наливая в кружку кипяток.
- Может быть…
Олег вздрогнул и привстал.
- Не говори так! Она жива! Жива…
- Я не хотел этого сказать, - Андрей встал и подошел к отцу, он любяще потыкал правым обрубком в ухо (он так всегда гладил).
- Прости, сынок… я стал очень нервным, - Олег обнял сына за талию и стал целовать правое плечо.
- Всё хорошо, пап…
Юноша снова сел не прежнее место. Мужчины молча смотрели друг на друга.
- Да, кстати, - нарушил тишину Олег. - Сейчас вместо Льва Борисовича Манна какой-то другой занимается тем проектом… ну, с выездом женщин… Я забыл сказать, мне звонили. Предложили, чтобы к тебе приезжали… Ты как смотришь?
- А где Манн?
- А разве я тебе не говорил? Он тоже пропал. Говорят, он выкрал Алексея, сына Нади, и пропал…
- А когда это было?
- Ну, примерно, когда и Надя исчезла?
- Пап, а ты не думал, что Надя и Манн вместе куда-то уехали?
- Нет, не думал, - удивился такому логичному факту Олег. - Да и зачем?… Зачем им вместе убегать? Ведь, Андрюх, Манн, говорят, избил медсестру и сбежал с Алексеем. И теперь он в розыске у милиции. И Манн гей…
- Гей? - переспросил юноша. - Это такой мужчина, который занимается любовью с мужчинами? (Олег кивнул). И это им нравится?
- Думаю, да… - пожимая плечами, ответил Олег.
- Лев, зачем мы здесь? - устало сказала Надя, присев на тумбочку. Манн снял однокомнатную квартиру в городке Алексин в Тульской области. Дёшево, сердито. Кухня, Ванная комната совмещенная с туалетом. И одна… ну, очень большая кровать. - Мы петляем как зайцы. Неужели нельзя было сразу поехать в этот ваш Геленджик? - она спросила это уже в сотый раз, и не надеялась на ответ. Вернее, она его знала:
- Ну, Надюшенька, я же говорил, - занося на руках в комнату Алексея и кладя на это огромное ложе, кряхтя проговорил Манн, - люди… того человека… они могут быть в крупных городах. Нас не должны найти…
...Надежда всё-таки поехала тогда на улицу Софьи Перовской, на квартиру к Манну, хоть медсестра и отговаривала. Естественно, дома Манна не оказалось. А вот когда она брела назад до автобусной остановки, возле нее остановился Chevrolet. Дверца открылась, и она бездумно села в эту машину. За рулем оказался Манн. Он отвез Надю в Росляково, на окраину Мурманска. Там у какой-то бабульки он укрывал Алексея. Там он и рассказал, что произошло…
...яйца Медведева бились о яйца Манна в ту ночь, когда психотерапевт зашел в свой кабинет и его изнасиловал глава правительства Российской Федерации, особенно яростно. Манн стонал, Медведев трахал его «на сухую». Потом насильник кончил, и стал вынимать член из ануса. Лев Борисович пукнул…
- Ух, прям как целочка! - рассмеялся гость, натягивая штаны.
Манн не надевая брюк, с голым задом подошел к шкафчику. Достал упаковку влажных салфеток и вытер промежность несколькими.
- Ну, надень ты штаны! После секса противно смотреть, - рявкнул Дима, который уже вольготно уселся в кресло и положил ногу на ногу.
Манн выполнил команду. Затем достал фужеры и дорогой коньяк. Разлил, поставил на стеклянный столик возле кресла гостя. И сам сел на другое напротив.
- Я не ради тебя прилетел, тигрёнок. Не обольщайся, - произнес Дима, после того как посмаковал напиток. - Сосок типа тебя мне и в Москве хватает… Меня хозяин послал…
Манн молчал, сейчас он ненавидел напротив сидящего…
-...слушок прошел, - продолжил тот, сперма которого сейчас потихоньку текла из ануса Манна (он это чувствовал или только представлял?), - что у тебя есть интересный пациент… Один спящий принц… (Манну эта шутка показалась скверной). Хозяин очень заинтересован в твоём принце…
- Почему? - насторожился Лев Борисович.
- Случай для медицины уникальный. Ты сам это понимаешь… Анамнез говорит о том, что мы столкнулись с сильным магическим ритуалом… Хозяин говорит, такое было описано в тайном манускрипте еще Фомой Аквинским. Душа покинула тело, но тело здорово и живёт. Оно сейчас как пустой кувшин. И если долго это продлится, он может втянуть любую сущность. Даже из параллельных вселенных… Так что скажешь, тигрёнок?
- То, что мне нужно научится меньше пиздеть… - грустно выдохнул Манн.
- Что? - внимательно посмотрел Дима на психиатра, а потом захохотал и хохотал долго…
- Подготовишь спящего принца для транспортировки, - сказал ночной гость, уже встав. - Послезавтра из Москвы прибудет самолет со всем необходимым оборудованием… И не целуй его, - хихикнул вдруг Дима, - а то вдруг пробудешь…
- Как это? - не понял Манн.
- Ты чего, сказки не читаешь?..
...мне нужно позвонить Олегу Никандрову, предупредить, - сказала Надя и достала мобильник, после того как Манн рассказал ей эту историю (фу, и зачем ей все эти подробности про его половую жизнь!) и бабка, которая оказалась мачехой Манна ушла на кухню. Надя впервые была на самой окраине Мурманска и ей было неуютно.
Однако Манн тут же отобрал телефон. На глазах у Нади вытащил симкарту, сломал её и вместе с мобильником закинул в топку печи.
- Что вы делаете? - в ужасе воскликнула женщина, смотря как уже плавится корпус ее телефона в огне.
- Ронновцы контролируют все телефонные и сотовые компании. Они могут даже слушать нас при выключенных телефонах…
- Не кажется ли вам это паранойей, господин психиатр?..
...Лев, почему ты снял квартиру с одной кроватью, - Надя смотрела, как Манн суетливо разбирает свои вещи, словно здесь, в каком-то Алексине они должны остаться надолго.
- Надюшенька, во-первых снять однокомнатную в два раза дешевле, а во-вторых во всех однокомнатных, которые сдаются посуточно одна кровать. Люди и снимают, чтобы провести время в любви…
- В любви? - хмыкнула Надя. - И что, нам придется спать вместе?
- Ох, Надюшенька, неужели вы боитесь пожилого немца пидараса?
- Пожилого немца? Нет. Да и… Что это у тебя?
- Где?
- Вон, выпало из сумки… - спрыгнула Надя с тумбочки и сама подняла с пола небольшой фаллоимитатор. - Забавная штучка. Зачем она тебе?
- Ну… - сильно смутился Манн, - у меня скоро долгое время не будет… возможностей. А мне надо… стресс снять…
Надя вертела в руках эту штуку.
- Лев, а у тебя вообще стоит? (Манн непонимающе взглянул). Ну, член у тебя стоит?
- Сейчас?
- Нет. Вообще.
- Конечно, Надюшенька, я же не импотент…
- А онанизмом ты занимаешься?
- К чему эти вопросы, Надюшенька?
- Ну, ведь нужно хоть о чем-то говорить! - Надя швырнула его игрушку обратно в сумку. - Так, Лев, я буду спать посередине, между тобой и сыном!
- Ты зря не доверяешь мне. Я не могу причинить Алексею зла, даже не прикоснусь. Я его очень люблю.
Историю о своей «любви, искренней и нежной» Манн сразу рассказал. Но Нади это было дико слушать.
- Лев, можно я пойду на почту и напишу письмо Олегу? Мы говорили об этом…
- Сейчас не надо. Сходишь в последний день, когда мы соберемся убраться отсюда. Пойми, так безопаснее…
54.
...Витя был вне себя. Он ворчал, психовал, чертыхался. Это ему всё очень не нравилось, бесило. Вика закатывалась от смеха, ей это казалось забавным. А Наташа сидела на камне, сжавшись от ужаса. Додик расхаживал в своей форме красноармейца, в будённовке с синей звездой. Они занимались в горном ущелье, залитым полуденным солнцем, над которым кружил орёл и кричал, когда Додик глядел не него, прищурив один глаз. Мальчик был обнажен по пояс; он раздраженно сейчас глядел на свои плечи. У Вити не было рук, даже локтей, одни обрубки с застарелыми рубцами…
...полчаса назад они пришли сюда. Волшебник рукой сделал знак, чтобы дети сели на камни. Они так и сделали. Наташа выбрала местечко в тени. Додик по своему простецкому обыкновению без стеснений стал мочиться. Наташа и Вика снава зачарованно смотрели на его великий пенис, и как моча струёй, толщеной с большой палец на ноге, лилась и пенилась в ямку. Ямка была такая, что в неё можно было бы уместить мешочек с песком (килограмм так двадцать пять, или чуть боле), и моча заполнила её до краёв. Вика потом взглянула, там плавали две рыбки, золотая и голубая…
- Ты с меня однажды взял слово, - произнёс Додик, убирая в галифе член и застёгивая пуговки гульфика, а ребята гадали, к кому именно обращена сейчас речь волшебника, - чтобы я Тебя научил смотреть на Себя, как бы эта научение болезненно ни было…
- Ты это к кому сейчас обращаешься? - спросил Витя, он сидел важно расставив ноги и чесал яички сквозь шорты. Вика не раз говорила ему, что это неприлично, на что Витя отвечал, зато как мачо.
- К Тебе, - простодушно ответил Додик, обводя детей взором. Они не понимали. - Ох, я разве не говорил? - сделал Додик вид, что спохватился.- Вы трое и есть Ты. Вы трое Твоя святая троица… Так кажется называют это люди. Ты, Вика, любовь, ты, Витя, радость, а ты, Наташа, наивность… Три ипостаси Бога, три энергии созидать. Чтобы что-то сделать, нужна либо любовь, либо радость, либо стремление к познанию, она же наивность…
Додик остановился. Поглядел на парящего орла, тот качнул в вышине крыльями и прокричал.
- ...но я об этом позже Тебе расскажу, - улыбнулся Додик. - Я привел Тебя сегодня сюда, дабы рассказать, что у каждого существа есть душа...
- Да иди ты! Это ново! - хихикнул Витя, а Вика погрозила кулачком.
- ...а вот что такое душа люди не знают. А ты должен знать. Каждая душа — это око Бога…
- Прикольно! Око Бога, Бога око… Око-боко, боко-око, локо-поко… - стал напевать Витя, стуча себе по ляжкам, как по барабану.
- Ох, кому-то я сегодня выпишу пиздюлей! - погрозила еще раз Вика.
- … ну, - задумал Додик. - Тогда скажу так, глаз Божий.
- Арамис, я слышу глас Божий!
- Витя, ты достал конкретно! - рявкнула Вика.
- Ну, Вить, в самом деле, - жалобно произнесла Наташа.
- Ладно, молчу, - скрестив руки на груди, сказал Витя.
- … не глас, а глаз, - продолжил терпеливый волшебник. - Каждая душа это глаза вселенной, Бога, Твои глаза, Господи… Ими она смотрит на себя, любуется собой. Вот истинный смысл жизни каждого существа, и человека тоже — быть свидетелем вселенной, смотреть на нее, и этим она утверждает себе, что она есть. Представьте, комнату, где сидит человек. Он видит всё что есть в комнате. В этом месте, в этой комнате, вселенная видит себя и видит потому что на нее здесь смотрит этот человек. А если он уйдет, из внимания Бога пропадет эта комната, она для вселенной исчезнет…
- А как же тараканы? - не вытерпел Витя.
- Они у тебя в голове! - фыркнула Витя.
- И глазами тараканов любуется собой Бог, - кивнул Додик. Затем продолжил: - Ты просил меня, когда Ты снизойдёшь на землю, напомнить, как обретать Свою божественную сущность.
Додик замолчал. Он загадочно улыбался.
- Это очень просто, - наконец сказал он. -Ты человек, но в любой момент сможешь обретать божественную сущность, но для этого Тебе нужно умение смотреть одновременно из всех глаз Твоих, Господи…
- Как это? - не поняла Вика.
- Каждая душа во вселенной это глаза Бога. Для начала научись смотреть глазами любого из существ, переместив внимание Своё из своего тела в его… Хотя, конечно, и нет не Твоего тела во вселенной, Господи, - хохотал волшебник. - Куда ни плюнь, всё в Тебя попадёшь… А когда привыкнешь смотреть душою одного существа, пробуй смотреть двумя душами… Затем пятью и так далее… И однажды все точки сольются в один лист бумаги, и Ты вновь обретёшь Свою божественную сущность…
- А как это сделать? - заинтересовалась Вика.
- Очень просто. Витя, положи-ка ладонь себе на грудь. Подумай о любом существе и скажи, я это он…
Витя попробовал и… Ничего не произошло. Дети непонимающе смотрели на учителя.
- Я недаром упомянул, что Ты троица, - усмехнулся волшебник. - Ты, Витя, должен предвкушать радость от броска в точку наблюдения. Ты, Вика, любить то существо настолько сильно, что твоё сострадание должно быть способно сделать жизнь этого существа твоей. А ты, Наташенька, должна испытывать огромное любопытство взглянуть глазами этого существа...
- Эй! Эй! Что за хрень со мной! - заорал вдруг Витя, глядя на плечи: руки исчезли, вместо них были обрубки без локтей…
- Ой! - прикрыв ладошками рот, воскликнула Вика. - Я сейчас думала о судьбе Олега Никандрова, мне его очень-очень жалко…
- Да, - кивнул Додик, - сострадание это действие любви…
- Ни хера се! А мне чё делать? - кипятился Витя, хаотично жестикулирую своими коротышами. - Насколько я понимаю, мне чтоб вернуть себя, нужно положить ладонь на грудь и сказать, теперь я опять я? (Волшебник кивнул). А… а что я класть-то буду, балин! Подстава!
Вика согнулась от смеха.
- Ну уж дудки! Так не пойдет! - проворчал мальчик и усилием воли — руки появились. Он победно заулыбался. Улыбнулся и Додик и произнес:
- А теперь отогни резинку шортов и трусов…
- Что?! Что опять?! - вскрикнул Витя, заглянув в трусы. - Где мой член и яйца? Балин, даже дырки нет! Как писять-то я буду!
Вика от смеха завалилась на бок и поджала колени. Наташа в ужасе пригнулась. Додик пошел и сел на большой валун. Достал трубку и кисет. Забивая ее табаком, весело заметил:
- Зато у тебя теперь есть руки…
- И что? Вашу маму!
- Ты сейчас Олег. И хоть Ты Бог, - мурлыкал Додик, зажав зубами мундштук и чиркая спичкой по коробку, - ты не имеешь право меняться, не приняв себя как есть
- Как это? - не поняв, тихо переспросил Витя.
- Будь ты сейчас тем Олегом, который живёт с отцом и намекает отцу на секс, я бы сказал ему — приятель, тебя создал таким Бог, и ты обязан быть счастливым вот таким. Ты не должен желать перемен в себе… Пока ты желаешь их, у тебя будут расти руки, но отваливаться член. Или будет отрастать член, но ты ослепнешь. Без радости нет созидания, без смирения нет любви, без покоя в сердце нет изменений… Знаешь, Вить, что ты делаешь сейчас, ты отвергаешь себя-вселенную в душе того существа. Желая изменить себя в том мальчике, ты именуешь вселенную уродством, но никак не красотой…
- Ладно, - выдохнул Витя. - Я понял, мне совсем не хочется, чтобы тот парень был без рук, я хотел его изменить, сделать лучше… Лучше? - задумался Витя. - Значит, я признавал его плохим? Уродливым? Ничтожеством?
Додик кивнул, и выдохнул дым. Дым совсем закрыл его лицо плотным белым облаком.
Витя посмотрел на руки. Они были на месте. В трусах был член и яйца. Но он плакал…
- Что с тобой? - подошла Наташа и обняла Витю.
- Мне стыдно…
- Ты Бог, - донеслось из табачного облака. - Бог ни только любовь, но и стыд…
55.
...вы этого ждёте,
и я этого жду.
Вы мимо меня идёте,
я к вам прямо иду…
Расстёгиваю ширинку
и приоткрываю гульфик…
...вы видите? Смотрите?
Я уже оттягивая трусов резинку!
Облизывайте сухие губки,
ведь я достаю хуй
и начинаю дрочить
у всех на виду;
Мимо идут пары,
мимо идут парни,
девушки мимо идут.
Смеются, ругают матом,
крутят у виска пальцем -
ну и пусть!
Я смелый и в этом дело!
Хочу пролить семя
и душу у ваших ног!
Залупу до предела
оттягиваю умело
и приближаю итог…
Хуй брызжет, заливая платье.
Моя незнакомка, вы вся-вся
попали в спермы поток.
Вы мокрая…
- Слава! Слава, остановись! Стоп! Прости, но я не в силах больше это слушать, - прикрикнула Вера Павловна на молодого поэта, протеже В. В. Миронова.
Василий Васильевич всё же настоял, чтобы Вера прослушала его. Пригласила к себе домой. Она сидела в кресле, одетая в строгий брючный костюм. Вячеслав пришел в джинсах и какой-то несуразной пятнистой ветровке, что Вере сразу не понравилось. В этом она видела неуважение поэта к слушателю. После небольшого чаепития, она попросила поэта выйти на середину комнаты и начать декламировать. И… и вдруг такое! Вера смутилась. Естественно, она читала раньше такие стихи, но чтобы тет-а-тет… Это сверх наглости. Просто ужасная пошлятина, крутилась у нее в голове сейчас.
- Слава, ты действительно считает это… поэзией? (парень растерянно кивнул). Странно, - задумчиво произнесла Вера…
Вере вдруг захотелось оскорбить этого молодого человека, хотя она никогда никого ни разу не оскорбляла. Да и повода здесь не было. К ней много раз приходили разные поэты, в том числе и бездарные, но ни разу она не обидела человека. Говорила напротив теплые слова, обещала помочь с публикаций, а через некоторое время извещала о трудностях. То есть очень корректно отфутболивала. А здесь ей хотелось вслух сказать, что он извращенец, проклятый онанист, и прочие мерзости. Словно в её мозг забрался маленький бесёнок, он толкался, понукал Верой. Но она сдерживалась. Пока сдерживалась…
- Скажи, Слава, сколько тебе сейчас лет?
- Двадцать девять…
- Почему ты пишешь такие стихи?
- А что в них не так? - он еще и дерзкий, подумала Вера, а на языке крутилось слово «пошлятина».
- Видишь ли, дорогой Слава, - встав с кресла и подойдя к окну, сказала председатель союза тверской писателей, - возможно, Василь Васильичу они по душе. Я помню, как он мне давал читать стихи Андрея Орлуши. Человек тоже бесстыдный в поэзии. Но он хотя бы не выставляет свои низменные желания, и не оголяет в себе то, что не стоит показывать другим.
- Я вас не понял, - сказал Вячеслав, который всё еще стоял в центре комнаты.
- Ты в стихах же рассказываешь о себе… Я, правда, не представляю, как можно в таком маленьком селе как Сандово этим заниматься… Скажи, тебя там не лупят?
- За что?! - поразился молодой поэт.
- За это… - Вера очень картинно кулачком побила себе о пах, изображая эксгибициониста. Слава задохнулся от неожиданности. - Как ты там говорил… гуляют пары, парни, девицы, а ты стоишь дрочишь…
Вера внутри вся дрожала, зачем она это говорит. Всё сейчас происходит так, точно не она это говорит. Она намеревается сказать одно, а с губ слетает совершенно иное…
- Но… Вера Павловна, это же стихи… Просто стихи, - стал оправдываться он, дергая плечами, жутко волнуясь.
- Просто стихи?… - переспросила Вера. - И ты… никогда не дрочил на глазах незнакомого человека? (Слава замотал головой). Ты хочешь сказать, что ты… ненастоящий поэт?
- Как это? Не понял вас…
- Поэзия, милый мой, это переживания. Поэт пишет о переживаниях. А знаешь, что это значит? Это значит опыт. Поэт переживает или пережил то, о чем пишет. Если он пишет о том, чего он не пережил, грош ему цена. Это не настоящие стихи, это бутафория…
- И… и что делать? - совсем растерялся Слава. Если бы кто видел его сейчас… на него жалко было смотреть, он чуть не плакал: мелко трясся...
- Писать только из своего опыта, - спокойно ответила писательница. - Либо стремиться пережить написанное…
- Не понял… как?
- Ну… - коротко хихикнула она. - Ты в своих виршах пишешь о том, как ты… ой, как же мне не нравится это слово «дрочка»… онанируешь перед незнакомкой. Да? - она театрально развела руки, и сказала: - Вот я к примеру. Почти незнакомая женщина…
- И? - насторожился парень и у него подкосились колени.
- Ну… как у тебя там? В твоих замечательных стихах? Растегнул пуговицу, раздвинул гульфик, вынул… - Зачем она это говорит? Она была в ужасе от самой себя. И не знала, как это себе запретить. - И вынул член… а нет, ты сказал, хуй… Еще одно ужасное слово, но оно мне сейчас почему-то начинает нравится…
- Вы… вы серьёзно?!
- А почему и нет? Если нет опыта, зачем вообще об этом говорить?
- Но… я не могу…
- Почему? У тебя еще и не встает? - Вера в панике, она никогда такое никому бы и не сказала, да и не помыслила…
- Дело не в этом…
- А в чем? - прищурилась она. - Ты это никогда не делал? (Слава замотал головой) Ну, ты же это хотел… Знаешь, я возьму твои рукописи, если… Если ты настоящий поэт…
- Я не могу… не могу поверить, что вы… - дрожью в голосе сказал Вячеслав. Он сгрёб рукописи.
- Ты собираешься уйти?
- Да… я думаю, вы насмехаетесь, и…
- Послушай, парень… Ты просто можешь рискнуть, - Вера даже слышит, как ее голос изменился… - Женщина разрешает то, чего ты хочешь… А ты в стихах говоришь об этом. Надеюсь, хоть в этом нет вранья?… Если бы ты, хотя бы читая, мял у себя там, я бы поверила…
- Зачем… зачем всё это вам? - вдруг осенило Вячеслава.
- Зачем? - Вера сделала вид, что призадумалась. - А за тем… я не люблю трусливых мужчин…
- Трусливых? - вдруг полыхнул взором молодой поэт. Он мог принять любые оскорбления, даже унижения, но… но никогда не смог бы примериться с тем, что его называют трусом. Это было как красная тряпка для быка.
Слава поднёс руку к пряжке ремня и… вынул хлястик…
- Так? - спросил он, пожирая глазами женщину. Она присела на подоконник, расставила широко руки, опираясь о него.
- Да.. дальше. Будь смелее… У тебя уже стоит… - Вера вдруг поняла, что она сейчас чувствует. Это наслаждение от мести всем мужчинам… отцу. За тридцать лет унижения возмещение ущерба. Но почему, именно этот безобидный тайный онанист? Да, потому что у него гадкие стишки. Она понимала, что он уйдет и ее замучает совесть, она накажет себя испепеляющим стыдом, но… но сейчас она жаждала сатисфакции, удовлетворения женской гордости… - Ты можешь ни только раскрыть гульфик… спусти штаны до колен…
Женщина говорила ровно, в голосе и намёка не было на сексуальное возбуждение. Она понимала, сейчас верна Алексею, эмоционально она перед любимым чиста. Напротив, молодой поэт сгибался от напряжении в паху. Ему и самому хотелось высвободить свой большой член.
- Вы будете смотреть, как…
- ...как ты дрочишь, - перехватила Вера. - Спускай трусы…
...Слава хотел уловить по взгляду Веры Грибниковой, какие чувства она сейчас, когда он снял джинсы с трусами, испытывает. Но ее глаза оставались холодными и строгими…
- А ты скорострел, однако, - усмехнулась она, когда белая струя стала ронять нити на ковер на полу. Молодой человек был так возбужден всем неординарным, что сейчас происходило, что достаточно было нескольких фрикций, чтобы он высвободил содержимое яиц. - Изгадил мне ковер, засранец, - выдохнула она.
- Мне… мне можно салфетку?
- Вытрешь хуй об трусы, - кинула Вера, встав с подоконника. - Одевайся...
- И… и что теперь? - Слава не мог прийти в себя от шока, неужели он это сейчас делал?
- А что теперь? - Вера подошла к столу, где лежали его рукописи. - Ты рукоблуд и извращенец. Мне противно, что ты у меня дома. Иди отсюда…
Молодой человек… он просто молча направился к выходу…
- Эй, Камедин! Постой! Забери свои поганые стишки…
...когда он ушел, Вера легла на диван ничком и долго-долго плакала… Она даже, кажется, потеряла сознание, потому что ей приснился странный сон:
- Почему мне хочется сейчас плакать? - спросил Махаммад вдруг, а камень ему ответил:
- Бог ни только любовь, но и стыд…
56.
- Занятно у вас тогда с Веркой вышло, - нежно улыбнулся Аксёнов. Он был голый, только белое вафельное полотенце опоясывало его чресла. Михаил Николаевич вышел из ванны. Его тело было распаренным, розовым. Святой любил купаться в крутом кипятке, для этого он набирал ванну водой и опускал кипятильник. Как только вода закипала, выключал его и ложился в воду… Когда я навещал его, он часто ходил при мне голышом, и я всегда с восхищением смотрел, насколько у этого мужа, которому было уже сто пятьдесят четыре года, молодое и красивое тело. На руках узлы из налитых мускулов, на груди четкая срединная линия, пресс как у атлета на безуглеводной диете… А член… ей-богу, мне казалось, что у него всегда небольшая эрекция…
Когда я пришел в гостиничный номер, дверь была не заперта… Аксёнов никогда не запирался. Прошел. В одной из комнат они с Григорием занимались сексом. Я потихоньку постоял, посмотрел, потом пошел в другую комнату ждать. Михаил Николаевич принял затем свою немыслимо горячую ванну. Сын и брат его уснул (еще бы после Михаила Николаевича не уснуть?!). Когда он вышел, мы поздоровались, разговорились и я рассказал ему историю из моего далекого прошлого…
- Да, занятно, - пристав с кресла, повторил Аксёнов, он снял полотенце и повесил на подлокотник. Снова сел, широко раздвинул ноги. Его могучий член лежал на левом бедре… - Мне, правда, Верка уже её рассказывала. Она долгие годы терзалась совестью, что обидела тебя.
- Я не знал, - сказал я. Я пил фруктовый сок, куда немного влил водки.
- Ты тогда впервые дрочил перед другим человеком?
- Да…
- Это настолько великолепно! - сказал святой. - Я подозреваю, обида у тебя была, но в меньшей степени. В большей — счастье… Слав, ты мне не сделаешь кровавую Мэри?
- Охотно, - сказал я, встал и пошел к бару.
- Знаешь, Верку тоже нужно понять, - говорил он, когда я тряс шейкер. - Этот случай — был первый раз, когда вырвалась великая женская гордость, которую она отвергала двадцать лет. И еще, это случай с тобой произошел до того, как она осознала, что Алексей живёт в ней, до того, как она услышала в себе его голос, и стала говорить со своим возлюбленным. Спасибо, милый друг! - поблагодарил меня Аксёнов, принимая стакан с кровавым напитком. Я кивнул и сел на прежнее место. - Кстати… Верка после тебя начала со многими мужиками чудить. Незлобно ставить всех в неловкое положение, выставляя либо дураками, либо смущая их перед своими супругами. Эдакая несерьезная месть человечеству, - засмеялся Михаил Николаевич. - Хочешь расскажу?
57.
- Кстати, Вячеслав, я ни разу не видел тебя голым, - хихикнул Аксёнов, когда я разводил себе коктейль.
- Михаил Николаевич, зато у меня нет от вас никаких тайн, - не оборачиваясь отвечал я. - Для меня это как быть голым.
- Ах, как бы я хотел увидеть тебя не только душевно нагим, - щелкал языком писатель. - А еще… мне бы хотелось… очень-очень увидеть лицо, когда ты кончаешь, ту величественную маску блаженных эмоций...
- Не дождетесь, - обернулся и рассмеялся я.
- ...ну, или хотя бы твою милую мордашку после минета, - продолжал фантазировать мой друг. - Слава, милый мой малыш, когда же я уговорю отсосать мне? Ты и не представляешь отчего отказываешься. Сделав глоток моей спермы, ты обретешь долголетие, и никогда не будешь болеть двести лет.
- Ох, Михаил Николаевич, - сказал я, пытаясь сохранять на лице серьезное выражение, - знаете, чего я больше всего боюсь?
- Чего же?
- Поверить в ваши сказки…
Мы оба засмеялись. Потом я сел в кресло, и он начал рассказ о Вере…
...Верка открыла в себе… э-э… знаешь, то, что бы я назвал женским величием… Эдакое исключительное чувство… Знают ли о нем женщины? Большинство, наверное, нет… Хотя, думаю, все женщины о нем догадываются, но интуитивно запрещают его в себе. Ибо оно разрушительно, его опасно в себе осознавать. Это чувство внутреннего понимания безграничной власти над мужчиной… Вот маленький пример… Слав, ты задумывался, когда-нибудь, что сексуальные домогательства однонаправлены? Мужчины домогаются к женщинам, а женщины не домогаются к мужчинам. Нет? Всё очень просто. Домогательства не имеют цели. Мужчины не домогаются женщин ради секса. Домогательства это игра раздразнивать эго. Женщина отвергнет, подаст в суд, убьет… Домогательства мужчин не кончаются сексом. Напротив, если бы женщина домогалась… через пять минут они бы лежали голые в постели. Очарование женщины в том, что мужчина никогда не откажет. Он покорен. Любые совершенные действия над мужчиной, любое надругательство, насилие, унижение со стороны женщины, он покорно примет и… более того будет счастлив. Ну, какой мужик не сдастся, подойди к нему девица с предложением по-быстрому потрахаться? Такого не может быть! Но если бы было… Среди женщин нет сексуальных маньяков, эксгибиционисток, нет таких, кто бы катался в общественном транспорте и щупал мужчин… Это всё вотчина мужиков. Мужиков за это ловят, бьют, наказывают, сажают в тюрьма… Всё потому, что женщины жалуются на этих милых извращенцев. А… если бы женщины всем этим занимались? Ну, к примеру, какая-нибудь дамочка каталась в маршрутки, трогала парней… Никто бы из парней не жаловался… В этом и есть женская власть — делать из мужчин покорных, безропотных жертв...
...кстати говоря о маршрутках. Я не помню очередность событий. Мне Верка рассказывала строго хронологически, но я позволю себе вольный пересказ. В маршрутке это произошло, когда в ней еще вели жесточайшую борьбу ангелочек с бесёнком. Она очень после совестилась, пыталась найти оправдания своим поступкам… Но жаждала этой игры, жаждала чувства исключительности кукловода. Мне вообще думается, не будь в ней огня любви к Алексею, этого спасительного круга, то осознания этой беспредельной власти сделало бы из неё величайшую шлюху. Будь я поэтом, я бы сказал, из её бы пизды выскальзывал бы хуй лишь для того, чтобы уступить место другому! Красиво сказал, а, Слав? Ты ж поэт, зацени…
- Вы великолепно сказали, маэстро! - похвалил я учителя, чувствуя легкое возбуждение от предвкушения истории в маршрутке.
- Увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом, и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства её; и на челе её написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых, и видя её, дивился удивлением велики… - процитировал Аксёнов Откровение Иоанна Богослова. - Ох, как я люблю этот стишок! Я был лично знаком в автором, милый, весёлый человек…
Ну, не буду томить… хочу узреть, как ты… хоть через брюки мнёшь, слушая мои байки… Верка спешила на встречу… вроде бы, тверских поэтов… Знаешь, это эдакие петухи с разноцветными перьями и раздутыми до шара земного задроченным нарцисцизмом эго… Я вот не пойму, как они не слепнут… ведь им глаза нужны только при подходе к зеркалу. Была небольшая оттепель (как я сегодня поэтичен!), когда она подошла к остановки. Ей нужно было дождаться маршрутки номер 35, самая дурацкая маршрутка в Твери, которая прежде чем довести, объедет весь город, петляя и петляя…
И вот дождалась. Благополучно втиснулась. Села. Молодой мужчина лет двадцати пяти сидел у окна, а она у прохода. Верка попой и левым бедром ощутила сразу всю теплоту своей жертвы… Да, она знала, что сделает с этим мальчиком, какие ждут его унижения… Оставалось только осведомится, насколько долог будет его путь, то есть сколько времени будет в её он власти... Слава, ты бы хотя бы для приличия поправил член в штанах, я же так эротично рассказываю…
- Молодой человек, - наклонилась Верка к попутчику и коснулась губами мочки уха, - могу ли я вас спросить?
- Да, конечно, - ответил молодой человек с виду очень интеллигентный, должно быть, еврейчик. Одет он был в куртку, которую распахнул. Под ней костюмчик такой, какой носят мальчики-клерки в каких-нибудь трейдинговых офисах. Такие узенькие синие брючки, белые носочки, синий пиджачок, белая рубашка, синий галстучек. Причем, он был целочка… несмотря на лета, двадцать пять, а целка. Откуда я знаю? Ну, не мне ли знать про всех? Да, и Верка об этом сразу поняла. Она открыла в себе чудо женской интуиции, а женщинам сразу видно, целка перед ними или самец…
- Вы скоро будете выходить?
Розовый еврейчик в синем костюмчике поглядел на мобильник…
- Мне еще до прибытия тридцать две минуты, а что?
Вот скажи, Слав, как можно высчитать тридцать две минуты? Ни тридцать пять, а тридцать две… Что хотят такие люди, когда поражают собеседника точностью? Задавить огромным интеллектом?
- Всё хорошо, - мило улыбнулась Верка. - Можно я вам просто поправлю брючки?
- А что не так с моими брючками? - насторожился парень.
- Вот… вот здесь… - обворожительна прошептала на ухо ему Верка. И я полагаю, в ее горячем, дрожащем… вибрирующем дыхании сейчас было столько магии, что он лишался девственности уже от её воздушных струй. - Вот здесь, - прошептала Верка, взявшись пальцами за пояс брюк парня, - так узко, а ехать так долго…
- Что… что вы делаете?! - парнишка от шока потерял аж голос.
Верка же расстегнула пуговку.
- Вот видишь, как хорошо, - пропела Верка и повела молнии вниз.
Парень заметался, закрутил головой как лётчик в боевом вылете, забегал глазами по салону. Но руки его не слушались хозяина, они как лежали вдоль бёдер, так и лежали…
- Пустите меня, - жалобно посмотрел этот малыш, как-то вовсе по-детски пискнув.
- Всё будет хорошо… никто и не замечает… Не волнуйся… - колдовала Верка. - Ах, какие трусики…
А трусы у парня, нужно признать, эротически девственны — белые с сиреневыми цветочками… знаешь, такие или приклеенные, или пришитые, и тесьмой… У меня от таких встает моментально! Вот как сейчас…
Верка запустила туда руку… Парнишка понял, сопротивляется бесполезно. Отвернул мордочку к окну и… приготовился к изнасилованию.
58.
Аксёнов остановился. Встал с кресла и сам пошел к бару. Его член был похож на молот занесённый над наковальней, вырастал из тугих яиц и тянулся к потолку. Его член покачивался от мягкой поступи, как шлагбаум то прикрывая невидимый путь, то открывая проезд… Его член возбуждал меня сейчас не меньше, чем эта безумная история про Веру Павловну, русскую поэтессу, дрочившую незнакомому пареньку в маршрутки, который опорожнил ни только свои яички, но и мочевой, когда кончил…
...озорство стало необходимо для Верки. Необходимо как этап перехода от несчастливой к счастливой жизни. Она должна была отозорничать, чтобы оставить прошлое, покинуть его чистой, омытой возмездием. Верка обязана была завершить выстраданное бравадой, насмешкой, благословляемая даже на маленькое насилие… (Аксёнов набросил халат и подвязал пояс. Вот так плохое отопление отеля скрыло от меня вожделенную красоту…). Верка не знала, зачем она забронировала однокомнатный номер в гостинице и зачем сегодня поехала в район Твери, в котором ни разу не была… Если я не ошибаюсь, район Соминка, студенческий городок…
Кстати, Вячеслав, а ты не хочешь принять ванну? У меня куча банных халатов. Я же чувствую, как томительно слушать такие рассказы в одежде. Я могу позвать горничную. Здесь есть удивительная девушка, с не менее удивительным именем Лиза. Блондинка. Она тебе поможет смыть грязь и усталость…
- Охотно… Вы как всегда очень чутки, Михаил Николаевич…
Я зашел в ванную комнату номера. Открыл воду и стал раздеваться… Обрывки истории крутились в голове осенним суховеем, тайно подчинив себе мой фаллос… Дверь вдруг тихонько отворилась, вошла Лиза, красивая горничная, у которой была татуировка — маленькое сердечко на гладко-выбритом лобке, чуть выше лепестков половых губ…
...Верка бродила по Соминки, ловила маршрутки, снова выходила, - продолжил рассказ Аксёнов, когда я уже в банном халате, расслабленно сидел в кресле напротив него. Лиза ушла, оставив мне светлые нежные воспоминания… - Ходила, ходила, пока до её сознания не дошло, что же на самом деле она сегодня ищет. Она проходила мимо одной скамеечке, где сидели двое молодых людей. Это были студенты первого курса, два наивных пацана из глубинки. Как и все двадцатипятилетии ребята сексуально озабоченные… Не скажу, что спортивные… это тип парней, которые тренируются, а у них сильно развиваются ягодицы. Прелестные попки, знаешь, такие, что промежность кажется всегда чуть раскрытой…
- Михаил Николаевич, хотите сказать эти пацаны геи?
- Нет-нет! Нисколько, они сидели на скамейки и мечтали о чиксах…
- Зырь, какая чикса, - развязано сказал один, когда Верка подходила… Что-то случилось с ней как с женщиной, она притягивала мужские взгляды, она будила желание от мало до велика.
- Лол, - сказал другой, - без вариантов…
- Ну почему же без вариантов? - набралась смелости Верка.
- Ты что-то сказала, соска? - нагрубил тут же паренек, явно знающий теорию вероятностей…
- Я присяду, мальчишки? - спросила она, уже сев между ними. Верка сразу положила ладони на ляжки пацанами, тем самым парализовав. - Я ищу двух мальчиков, таких как вы, - Верка была само обольщение. - Вам интересно зачем?
- Ага, - выдохнули потенциальные мачо.
- Я сегодня сняла номер в гостинице и хочу пригласить двух мальчиков, чтобы поиграть с ними в одну увлекательную игру… Мне продолжать? - она спросила и про то, рассказывать ли дальше, и про то, продолжать ли ласкать их ноги…
- Угу, - издали храп будущие самцы.
- Забавная игра. Я буду снимать с себя один какой-нибудь элемент одежды… но до этого вы будете исполнять моё желания…
- Какое желание?
- Весьма не сложное. И всякий раз разное. Например, я могу попросить вас пожать друг другу руки...
И вот. Трое… зрелая, сочная женщина и два юнца, Верка и Данька с Ванькой. Ванька, тот что пополнее и попа покруглее… зашли в номер гостиницы. Работал телевизор, было уютно. Мальчишкам бросилась в глаза большая кровать. Как-то оба одновременно подумали о слове «траходром»
- Мальчики, пока мы не начали играть, мне нужно выйти ненадолго. А вы разденьтесь до гола, хорошо? Чтобы когда я пришла, на вас даже трусиков не было. Договорились?
Мальчишки не ответили, они сильно были взволнованы. Верка вышла из номера. Мальчишки минуты три просто осматривали номер. По телевизору шло порно… Слав, какие у них чувства сейчас были! Изюминка! Они нервничали и стеснялись друг друга. Их писюны пульсировали. Разделись и робко сели на кровати, сжавшись… Друг на друга было стыдно смотреть, стали глядеть фильм, в котором были только мужчины…
- Это было гей-порно? - уточнил я, заметив что у меня немного разошлись полы халата. Я не стал поправлять, надо же И Аксёнова немного подразнить…
- Именно! Как ход, а? Великолепен! Ай-да Верка! Сидят голый, члены как палки, видят прекрасный альтернативный вариант…
Вернулась Верка. На ней было куча мала зимних шмоток. На добрую сотню желаний!
- Заждались, милые малыши, - улыбнулась чародейка, и села в глубокое кресло напротив. - Нет, не вставайте… так хорошо…. Ну, начнем игру… Как я обещала, я что-то сниму из одежды после того, как вы исполните мое желание… И вот моё первое желание, пожмите друг другу руки…
Мальчика пожали друг другу ладони. Как всё просто! Верка сняла с кисти поэтессы кожаную перчатку.
Следующая перчатка ушла на то, чтобы погладить дружески плечо товарища. Тоже плёвое задание. Шапочку она продала, ласку груди Вани ладонью Дани. Полушубок, чтобы Даня погладил полные ляжки… Кажется, игра действенно очень интересная…
- А теперь, мальчика за кофточку цена выше. Вы сейчас поцелуетесь в губы, и будете целоваться, пока я не скажу достаточно…
- Ну, уж нахрен! Я не буду лизаться с парнем! - заявил Данька, он хотел встать, но его палка так торчала, что засмущался и сел.
- Хорошо, - спокойно ответила Верка, - вы можете уйти. Просто в конце вас ожидает большой сюрприз…
Даня очень злился на друга. Он никогда не целовался, и навыка не было, а Ванька зачем-то открывал рот. И чтобы, хоть что-то выходило, Данька стал помогать себе языком, водил по губам Вани, засовывал в рот…
- Не останавливайтесь, мальчики, вы так прекрасны, - говорила Верка, на которой всё еще была кофта. - Ваня ляг на спину, ты ж устал… Даня продолжай целовать...
59.
- Приветствую вас, Вячеслав Владимирович! - произнес Григорий. Он вышел из другой комнаты в таком же халате, как у нас с Аксёновым. Григорий подошел ко мне, встал на колени и поцеловал мне руку. Меня это раньше смущало, тем более Розманн лобызал руку как королю вассал только двоим: Михаилу Николаевичу и мне.
- Здравствуй, Григорий, - сказал я.
Он поднялся, подошел к святому Михаилу и тоже опустился на колени.
- Слава тебе, отец, - произнес торжественно он и тоже облобызал руку.
- Здравствуй, сынок… Как твоя задница?
- Ох, пап, болит, спасу нет, - пожаловался сын, направляясь к бару.
- Мы сегодня попробовали новую насадку, - улыбаясь пояснил мне Аксёнов.
- Какую насадку? - не понял я.
- На член, - спокойно ответил Аксёнов. - Силиконовая насадка, вроде гандона. Увеличивает в толщину член в полтора раза, и еще на ней прикреплены металлический шарики с крупинками алмазной пыли…
- О! Боже! Григорий, как ты на это только согласился? - посмотрел я на беднягу. - Это ужасно!
- Папа большой оригинал, - обернулся Розманн и мило мне улыбнулся. - И считает, добровольные страдание воспитывают душу…
- Но… не таким же образом, Михаил Николаевич? - посмотрел я на святого отца, но тот лишь загадочно улыбнулся.
- Да, пожалейте меня, милый Вячеслав, - Григорий подошел ко мне с коктейлем кремового цвета и сел у ног на палас.
- Бедный котёночек, - шутя потрепал я его шевелюру.
- Мур-мур… А о чем разговаривали мои волшебники, когда я вошел?
- Я рассказывал Славе о Верке Грибниковой, когда она ведьмочкой была, - ответил Аксёнов.
- Вячеслав, вы верите в папкины байки? - взглянул на меня снизу-вверх Розманн и засмеялся. - Не верьте папки, он святой, а святые частенько лгут во имя счастья других… Вы же знаете, что он говорит о своем величайшем романе «Калки…»? (Я улыбаясь помотал головой). Папа говорит о нём, что главная цель его книги, возвеличить любовь настолько, что шелуша ярлыков осыпется с её плеч, и она станет голой как будто только-только родилась, и нет у этого младенца еще знаний ни о том, что мужчина должен любить женщину, а женщина мужчину, нет знаний что отвратительно отходить от этого правила, нет знаний вообще, кроме желания быть счастливым… Что после прочтения этого романа, люди больше не будут видеть друг в друге мужчин или женщин, а только существ наполненных светом любви…
-А разве это не так? - задумчиво я посмотрел на пальцы руки Григория, которой он ласкал мне коленку.
- Наверное… Но роман давно вышел… Я что-то не вижу приход эры водолея…
- Ну, не будь так строг, - сказал я. Я почему-то до сих пор гладил его по голове. Я давно заметил, есть люди-кошки, то есть такие, которых неосознанно хочется гладить. Их очень мало. Григорий был такой. - Роман твоего отца сумели прочесть очень немногие люди. По сему равноденствие и не наступает…
- А вы верите, что если все жители земли прочтут этот роман, под небом воцарит гармония? - спросил меня Григорий и нежно поцеловал мне колено. Было приятно и тепло от этого жеста. Тепло — странно так — я ощутил, как оно передается моему колену от губ его, словно живое насекомое вползает и двигается. Оно двинулось выше, направилось к паху. Оно было даже горячее, настолько горячее, что мои яички покрылись капельками пота… Этот пот затем начал стекать в промежность, к анусу — я так четко это ощущал, что даже сжимал им, точно стараясь ухватить что-то своей дырочкой…
- Ну! Хватит обо мне! - прервал наш милый трёп святой Михаил. - Давайте о Верке…
...когда Даниил подошел к ларьку, - на этот раз рассказ продолжил Григорий, - чтобы купить водки и колу, Иван остался ждать у остановки. Он всё поглядывал на друга, а когда тот оборачивал, отводил виновато глаза, как будто действительно в чем-то… именно он виноват. Сегодня они решили «забыть всё что между ними произошло». Только нужно как-то пронести мимо коменданта общежития бухло. Иван смотрел, как Даниил показывает в окошко ларька паспорт, наверное, продавщица не поверила по его смазливой мордашки, что ему двадцать…
- Ну, как взял? - задал бессмысленный вопрос Иван, когда друг подошел, держа пакет с выпивкой. - Ну, что, поедем в общагу?
Даниил только кивнул. Они не смотрели друг на друга. Стояли и ждали автобуса…
...продолжайте целоваться, засранцы эдакие, - входила в раж Верочка, после того, как заставила лечь худенького Даню на полного Ваню. Даня упирался локтями в кровать… Его острая попа была над пахом лежащего на спине друга…
От дыхания товарища, от взрыва адреналина и тестостерона, от приказов, от необычности у Дани что-то происходило с сознанием. Ему… Надо же! Ему начинало нравиться… Он стал даже забывать, что Верочка должна снимать с себя одежду. Он сейчас лизал губы партнера и просто ждал указаний…
- Теперь пососи ему соски, - приказала она и не думая снимать чертову кофточку. - Смотри и Вани сиськи как у девушки…
Даня покорно немного сполз вниз по товарищу и… стал играть языком с левым соском. Было удивительно, у Ивана сосок стал набухать и торчать, как у девицы. Ваня застонал; его член пролил немного жидкости на живот…
- Даня, слижи это…
...парни сели в автобус. Оба вздрогнули от того, что прикоснулись бедрами. Даниил поставил пакет на сидение между ними. Автобус тронулся.
- Дань, слушай, я хотел попросить, - набрался смелости Иван. - Ну… это… короче, не рассказывай, что ты меня…
- А ты, блядь, что думаешь? - сорвался в истерику Даниил. - Что я побегу всем рассказывать, что тебя в жопу трахал? (Кричал Даня, а Ваня ошарашено оглядывался). Я что, ебанутый, базланить об этом?
- Тихо! Ты чего? - с ужасом толкнул в бок Иван его. - Вокруг люди…
- Ну, и хер с ними! - разошелся Даниил. - Я завтра валю из этого грёбанного города. Хер меня когда кто здесь увидит. Если хотят эти пидоры слушать, пусть греют уши!
- Не… не надо, Дань, - заикаясь тряс он друга. - Я ж не уеду…
Григорий рассказывал лёжа на боку, опершийся на локоть, на паласе с высоким ворсом, в позе римского патриция. Полы халата были откинуты… Я подивился, насколько у него маленький член — словно на яичках нарост из оголённой головки, словно к низу паха прилепили сливу. Он был обрезан как и все евреи… хотя, конечно, он и не был евреем, Розманны были приемными родителями. Сам Аксёнов принадлежал к древней расе атлантом, получалось, и сын его был полубогом… А вот яйца были очень большими и идеально круглыми, и мне казалось… да, это только казалось, они немного излучали мягкое свечения...
Аксёнов неожиданно засмеялся. Мы с Григорием удивленно посмотрели на святого.
- Просто вспомнил, что дальше, - пояснил всё еще хихикая Михаил Николаевич. - У них же отберёт спиртное вахтёр! Еще и пригрозить донести на них воспитателю!
- И что, они пойдут в комнату… Кстати, я правильно угадал, они жили в одной комнате общежития? - спросил я.
- Да, их попойка отменилась. Идти за новыми пузырями смысла нет, вахтёр будет бдеть. Бедные мальчишки. Как их ведьмочка развела, - хохоча, Аксёнов встал и направился к бару.
- Сука этот Палыч! Вот же сука! - злился Даниил, заходя в комнату после Ивана. Он с яростью хлопнул дверью. - Мож, сейчас в кафе, а?
- Он потом нас в общагу не пустит, - мигом разрушил надежду Иван. Он сиротливо стоял посреди комнаты.
- Вот же сука! Пидор старый! - брюзжал слюной Даниил. Он не раздеваясь плюхнулся на койку. - Надо было два пузыря брать, один ему…
- Он бы оба отобрал…
- Что стоишь как столб? Раздражает!
- Дань, я хочу лечь… я устал…
- Ну, ложись, в чем дело?
- Я… я это… хочу раздеться…
Даниил привстал и зло посмотрел:
- Э, слушай, не включай дурку. Ничего не произошло, понял? А? С каких пор ты меня спрашиваешь, раздеваться тебе или нет?
- Прости, - робко ответил Иван. Он отвернулся и стал раздеваться. Разделся до трусов…
- А что, трусы не снимешь? - хихикнул Даниил, а Иван вздрогнул. - Ладно, шучу…
Иван лег, укрылся покрывалом. Даниил чертыхался, ворчал, но потом решил утро вечера мудренее, тоже разделся и лёг.
- Неужели на этом история кончилась? - спросил я.
- Увы, мой милый друг, - сказал Аксёнов. - История с мальчиками кончилась. Даниил проснется, и обнаружит, что Иван исчез. Сначала испугается, но позже узнает, Иван забрал документы из института и уехал… История с мальчиками кончилась. Но не закончилась еще история преображения Верки. Тебя ожидает нечто жаркое, пикантное и членощипательное…
60.
- Ах, Верка, Верочка… святая женщина… - мечтательно промурлыкал Аксёнов.
- Святая? - переспросил я. - Вы же называли её ведьма…
- А разве святая не может быть ведьмой? - хмыкнул Аксёнов. - Как раз напротив, должна быть… Ох, милый Славочка, нежный мой обладатель наивности, скажу тебе так… Святой просто-таки обязан побыть законченным ублюдком, прежде чем станет святым. Он обязан освободится от порока, а от него освободиться можно только изведав до конца. Прожить все свои низменные желания, удовлетворить их, чтобы затем они не мешали ему страдать… И да, - задумчиво добавил он после глотка, - как святой может научится главному, не судить, если нечто ему будет отвратительно? А отвратительное может быть только тогда что-то, что сам не испытывал прежде, не жаждал, не вкушал, не получал от сего наслаждение… И сущность… великая сущность сострадания — это сопереживание тому, кто страдает, мучается совестью от содеянного… Как святой сможет сострадать тому, чьи грехи ему самому неведомы?..
Аксёнов, рассказывая мне простую, но великую истину, распахнул халат и кивнул сыну, приглашая к ласкам. Сын на коленях подполз к раздвинутым широко ногам отца и скрыл своей кудрявой головой от меня пах Михаила Николаевича. Григорий качал главой, точно молился святому отцу. Лоб тихо бился о живот… Мой член стоял! О боже, как мой член был наполнен кровью! Но я не решался рукоблудить, я терпеливо взирал на самый прекрасный минет. На самую нежную и красивую любовь сына к отцу…
- ...не зная горечи страдания, как ты можешь быть способен даже представить, как страдает другой? - продолжал Михаил Николаевич под звуки поцелуев и посасывания. - Судья не убивший никого, судит убийцу. Его приговор никогда не учтет муки совести убийцы. Но если … (Аксёнов наклонился и потянул за халат Григория. Пола халата поползла вверх по спине, оголяя жопу сына. Ах, читатель, как она была прекрасна! Я уверен, Аксёнов дразнил меня)… Но если бы судья учёл все муки совести убийцы, то приговор не был его суров…
...Из соседней комнаты донесся какой-то шум.
- Сходи, Слава, погляди, что там…
Я поднялся…
- Слава, я думаю, там тебе халат не понадобиться. Оставь его здесь, мой милый…
Я задумался… Потом — была ни была… Я, Камедин Вячеслав Владимирович, скинул при учителе халат и предстал голый.
- Ты прекрасен, мой мальчик, - сказал улыбаясь святой Михаил. - Иди, там уже ждут…
В соседней комнате была Лиза.
...для очередной хулиганской выходки, Верка решила подготовиться основательно. Купила себе необычный наряд: короткую просторную юбку с помочами в корейском стиле Harajuku в крупную коричнево- желтую клетку, белые гольфы и белую блузку без рукавов. Трусы она не будет надевать… Она впервые в своей жизни побрила ноги и лобок. Прическа — пара движений, и по бокам задорные косички… Она крутилась у зеркала — сейчас она была пятилетней девчушкой; задирала юбчоку, даже пиписька пятилетней озорницы…
К Верки должен был прийти Евгений Шимин, ну тот, у которого странная присказка Если шары блестят, значит, их кто-то натирает», с супругой, которая считала себя поэтессой и её стихи публиковали в каждом номере альманаха, который выпускала Грибникова…
Одуванчик — желтый мальчик,
К светилу тянется,
Лучики вбирает,
А ночью прячется…
...несколько дней назад Верка с надеждой взглянула в глаза Женьки; тот принес подборку стихов для нового выпуска, среди них был и этот шедевр его жёнушки; мол, «Женечка, а мож, не стоит?..». Шимин печально вздохнул… Женька был удивительный блядун, не пропускал ни одной юбки. Он и к Верки пытался много лет назад клеиться, правда, без успеха — Верка избегала ни только мужчин, но и всякие намеки грубо отрезала. Однажды он потрогал Верку за попу. Верка хотела убить его, но так как была тихоней, очень долго просила не делать так больше. Шимин сдержал обещание, переключился на другую бабёнку. Теперь он вел себя как ни в чем не бывало. Обращался к Верке за панибратски, как закадычный карифан. Верка мерилась, он был один из учредителей альманаха. И включала дрянные стишки его благоверной. Та была «вся в поэзии», и пока была «вся в поэзии», не замечала похождения кобеля своего. А Шимин боялся, что она узнает… так пусть ее мозги будут заняты ожиданием выхода книги с ее виршами, чем подозрениями…
...вчера Шимин никак не мог понять, зачем Верка просит его прийти с Людмилой в гости. Они не часто встречались. Какое-то интервью, Верка сказала, что хочет «так как Людмила завсегдатай на страницах альманах, написать о ней небольшой очерк».
- Посидим за рюмкой чая и тортиком втроем, в домашней обстановки, вы расскажите про вашу семейную жизнь поэтов, - говорила она Шимину.
- Вера, я честно, не пойму твое рвение встретиться с моей женой. Ты профессионал, и знаешь… какие у нее стихи. Скажи, что ты на самом деле задумала?
- Абсолютно ничего, - невинно улыбнулась Верка. - Просто… просто нам с Людмилой хотелось бы побыть с тобой вместе…
- Я сейчас не понял, о чем ты? - присел Шимин.
- Людмила просила не говорить тебе, но мы с ней подружились. И уже давно общаемся, делимся всем…
- А почему просила не говорить? - на лице Шимина была напряженная работа всех мускулов.
- Она просто застенчивая женщина… И я, Жень, прошу не говорить о нашем разговоре. Ты же не скажешь?
- Нет…
- Обещаешь?
- Да, конечно! - закивал журналист. - Но почему вам с Людмилой хотелось бы побыть вместе… со мной? Ты… ты так же сказала?
Верка наиграно встала и отвернулась, показывая, будто стесняется.
- Жень, мы с тобой давно дружим… с института. И я… я думала, ты единственный человек… мужчина (она выделила тоном это слово), которому я бы доверилась… (Шимин напряженно смотрел на попу Верки, пытаясь угадать, то о чем сейчас подозревает, это то…) Ты… ты, наверное, знаешь, что… ох, как трудно это говорить… что у меня не было мужчин…
- Ты хочешь, чтобы я был твоим первым мужчиной? - радостно вскочил он и хотел приблизится.
- Нет, не подходи! Пожалуйста, - остановила Верка его жестом. - Я боюсь мужчин, и тебя боюсь… Я не смогу остаться с тобой наедине…
- И? - застыл в странной позе Евгений, то ли собираясь вновь сесть, то ли пойти к ней, некий полуприсяд… хотя в этой позе и не заметно было, как оттопыривается гульфик.
- Но… я подумала… - Верка снова театрально отвернулась. - Я могла бы… раскрыться при женщине…
- Про женщине? - тупым эхом сделался Шимин.
- Я как-то поделилась с Людмилой…
- И? - мужик стал совсем одно напряжение, и кажется в трусы потекла смазка.
- … а Людмила со мной поделилась, что хочет попробовать… Вернее, она читала, что Маяковский встречался одновременно с Лилий Брик и Осипом, ее мужем… То есть двое мужчин делали счастливой одну женщину…
- Они трахали Лилю оба… - внес ясность Шимин.
- Немножко грубо, - обернулась и улыбнулась Верка, - но верно… А Людмила ведь поэтесса, и она хочет жить как поэт…
- Неужели, - вдруг дошло до Шимина, - Людка хочет секса втроем?… А… а она мне никогда не говорила…
- И не скажет, Жень! Обещай не допытываться. Она боится... Мы об этом говорили. Если ты выдашь даже подозрения в этом секрете, она просто замкнется…
- И?
- Мы условились, что попробуем… раскрыться, когда соберемся вместе…
- А если… завтра… что-то не так?…
- Людмила сказала, сама не сможет начать… даже заговорить об этом. Она надеяться, на нашу инициативу… Хотя, будет думать, что ты не знаешь. Я не должна была сегодня говорить с тобой. Я обещала. Люда будет думать, что ты ничего не знаешь… (Шимин слушал не перебивая ошарашено). Люда просила, пусть всё выглядит, как соблазнения. Подыграй нам, пожалуйста...
61.
...бедолага загрузился не на шутку, - засмеялся Аксёнов. - Верить или нет Верки? А почему нет? Она ему никогда не врала… да и смысла у нее врать нет. Неужто его жена… вот странно он ехал в автобусе сейчас, машину он оставил у редакции, и при мысли о Людмиле у него подымался. Хотя они давно не занимались сексом, у него на нее… уже давно никак. А сейчас он хотел, жгуче хотел Людмилу. И Верку хотел, его всегда манила её неприступность и статус девственницы…
Если Верка солгала… ну, просто предположим… Страшно представить, что будет, если Людмила уличит его в неверности. Она отрежет ему яйца! Это будет скандал. Всё полетит к чертям. Ему сейчас пятьдесят, и он достиг необычайных высот как писатель и журналист. Он заслуженный работник культуры Российской Федерации, лауреат премии Союза журналистов СССР, член-корреспондент… короче и т.д и т.д… Но всего этого он добился, благодаря удачной женитьбы. Отец Людмилы, будь он неладен, долгих лет ему, еще жив старый пердун. Но именно отец её и сделал Женьку таким «орденоносцем». Не будь его, Женька до сих пор писал бы заметки в Кимрах…
...и Людмила способна сделать, чтобы он «вернулся к истокам», просто шепни восьмидесятилетними козлу.
Но зачем Верки это? Они друзья, он к ней души ни чает, очень хорошо относился всегда, уделял внимание… Конечно же, ни зачем. Выходит, это правда? Людка хочет групповуху… И да, зная Людмилу, она никогда бы ему такое не предложила! Воспитанница самых честных правил, как говорили во времена Пушкина… И она хочет, чтобы он трахал Верку у нее на глазах, - Шимин согнулся, пережидая, когда отпустит эрекция.
...а он думал, что она фригидная… Нет, прав был… какой-то психолог, вот забыл как его… Импотент или фригидная женщина это просто несчастные, которые не сумели понять, какой им секс необходим вместо стандартного…
Нет! Домой сейчас не нужно идти, - рассудил он, когда вышел на своей остановки. Иначе он - во-первых, может выдать себя волнением, а во-вторых, сейчас одни эмоции, анализировать он не способен здраво, и может видеть всё в ложном свете, принимать иллюзию за реальность. Нужно остудить голову, отпустить эмоции и выискать рациональное во всей этой фантасмагории. Он отправился в сквер. Снега было немного, и погода радовало — хоть и пасмурно, но нет ветра.
Он сел на скамеечка… Мысли были только о сексе. Только фантазии, как всё завтра будет, как начнется, что он скажет, что Верка… Внутри всё клокотало. Логика ни то, чтобы спала, она взяла бессрочный отпуск или вообще уволилась к черту! Он не мог освободиться от эмоций, он тонул в них, думая ни о том, правда или ложь, то что он услышал сегодня, а о своём хуе, который столбом подпирал ширинку сейчас…
...Слав, вот я сказал, что его логика укатила от него. Но вот, что совсем маразматично, так то, что произошло дальше. По сути, чтобы расслабиться, он мог бы помчать к любой из своих любовниц, спустить пары. Нет же, клюнул на нечто отвратительное, от чего бы блевал в иных обстоятельствах. Он после и не верил в произошедшее… Да и мне бы не поверилось, чтобы такой чистоплюй интеллигент пал так низко… Но что было, то было. Ладно рассказываю дальше…
- Молодой человек, - вырвал из эротического токсикоза мозга его женский голос, - не угостите даму сигаретой?
Рядом с ним сидела полная немолодая особа, неопрятная, непричесанная с бланшем под левым глазом, и явно, подшофе…
...её звали. Да не имеет значения, как её звали. Они зашли в подъезд пятиэтажки. Она сказала, что лифт не работает, и нужно подыматься по лестнице. Она взбиралась, шатаясь, держалась двумя руками за перила. Он шел позади. Она была в пальто. Юбки не было, были коричневые плотные чулки, как на старухах, и полусапожки, змейка на которых рвалась от крутых икр, похожих на бидончики. Он шел позади. Руками шарил под подолом, ощупывал мощные ляжки, здоровую задницу, пробовал стянуть трусы…
- Не здесь, - командовал его проводник на верх к сексуальному блаженству. - Дойдем, тогда… Тока у меня муж там, дома (она это уже говорила), но ты не бойся. Он алкоголик, дрыхнет… Он и не очухается. А ты, слышь, правда влюбился… (она громко пьяно икнула)… в меня?
...дома у нее был срач. Вонючий бомжатник. Валялись пустые бутылки, пачки из-под «ролтона». Воняло блевотиной… Это было однокомнатная хата… Её мужик спал в одних трусах на старой разбитой софе, застеленной какими-то тряпками. Жрица любви бесцеремонно спихнула его на пол. Тот и там продолжил храпеть…
Дама сняла пальто.. Приспустила чулки с трусами, и влезла на софу не снимая полусапожки на коленях. Но… прежде чем встать раком, обернулась и серьезно произнесла:
- Мужчина, только вот предупреждаю, я еще в репродуктивном возрасте…
Аксёнов остановился, он не мог рассказывать, он смеялся…
62.
...Людмила чувствовала какую-то необычную нервозность мужа. Вчера он пришел откуда-то грязный и вонючий, стащил всю одежду, бросил у стиральной машины и часа полтора отмокал в пенной ванне. А сегодня сказал, что к четырем дня их ждет в гости Грибникова. А Людмила недолюбливала её, как и всех этих литераторов, которые задирают нос и считаю её, Людмилу профаном. Впору ей самой нервничать.
...эта Грибникова Людмиле показалась странной (а чего ждать от литератора?), одета как героиня аниме. Коротенькая юбочка, гольфы...
- Как же хорошо, что вы пришли! Какие вы, ребята, молодцы! Я и не надеялась… вернее, надеялась… Вы и не представляете, как я рада вашему визиту! - распиналась хозяйка, ведя Евгения и Людмилу в комнату. - Вот… присаживайтесь… Смотрите, я сдвинула кресла полукругом, чтобы нам удобно было… Будем сидеть как за круглым столом и обсуждать новую книгу… Ах, ребята, как мне хочется столько вам задать вопросов! Вы садитесь, садитесь. Я сейчас принесу чай и угощения…
Верка убежала на кухню, а Людмила наклонилась к уху мужа:
- Она… какая-то странная…
- О да, - загадочно выдохнул Евгений, и она удивилась, что значит «О да...»?
Верка вернулась скоро, принесла чай, печенье, сласти. Людмиле опять показалось странным, то что, разлив горячий напиток, и прежде чем сев на свое кресло, Грибникова похлопала Евгения на бедру. Это фамильярно и непристойно, но… Но она хозяйка, хоть и чокнутая. Женя пытался показать свою спонтанность, положил руку на ногу Людмилы, она же спихнула ее, она не терпит вульгарщины.
Шимин удивленно посмотрел на Верку, та подмигнула, мол, это часть игры.
- Мне очень нравятся ваши стихи, Людмила, - сказала Верка, положив ногу на ногу (в такой короткой юбке угадывалось, что он без трусов). - Я сейчас работаю над тем, чтобы издать ваши стихи отдельно. Вы выросли уже, переросли альманахи… Давайте издадим трёхтомник?
- Трехтомник? - загорелись глаза «начинающей» поэтессы.
- Да! Материал есть…
- Да-да! Я много пишу! - зачастила Людмила. - А если нужно я могу больше… Скажите, я напишу…
- Вы умница! - ласково улыбнулась Грибникова. - Я рассчитываю… и так оно и будет… что ваша книга ни только найдет тверского читателя, а… да-да, по всей России. Я советовалась с маркетологами издательства «Триада», как вы знаете, они имеют выход на московские издательства, типа «Эксмо»… Так что рекламную компанию организовать на очень высоком уровне не состоит труда…
Людмила слушала затаив дыхание. Грибникова во время речи, сменила ногу. Теперь опорная была левая — а Людмила с Евгением как раз сидели по левую руку от нее. Подол сбился к животу… Чита теперь могла (если хотела, конечно!) удостоверится в своей догадки насчет трусов. Людмилу это смущало ужасно. Она молила богов, чтобы муж не видел веркин бритый лобок.
-… это действительно уникальная возможность, Людмила, - продолжала охмурять Верка. - Издать книгу всероссийского масштаба, причем книгу стихов, это… для нашего времени почти невероятно! Можно я приведу вам нескромный пример?
- Да-да! - возбужденная и натянутая струной, закивала Люда.
- Не в нашем писательском союзе, и даже не в нашей области… но это действительный факт, я знаю это наверняка из очень надежного и проверенного источника (Людмилу витиеватость речи Верки вводила в транс..), что один начинающий, но… весьма и весьма талантливый писатель… я вам как профессионал говорю, пишущий очень достойные тексты, ради того, чтобы его издавали на таком уровне… Вам налить еще чаю?
- А? - у Людмилы глаза были в кучки.
- Вам чаю, говорю, добавить? Ах, я ж забыла! У меня есть отличное варение. Ежевичное. Я непременно сейчас поставлю на стол. Оно у меня как раз в комоде…
Верка встала и подошла к комоду. Минуту стояла просто гостям спиной, зная, что с нее не сводят две пары глаз.
- Ах, да! Оно в нижнем ящике, - Верка наклонилась, коснувшись руками пола, но при этом не сгибала колени. Подол полез к копчику, открыл и персик из половых губ и розовую дырочку ануса.
Людмила была в шоке, ее парализовало.
Верка вернулась к столу с банкой варения.
- Так вот, - как ни в чем не бывало, продолжила она. - Этот молодой человек… тот, о котором я вам говорила и с которым я лично имела дело… кстати я очень хотела бы посоветовать почитать вам его книги, но так как не могу огласить его имя, я всё-таки хочу рассказать нечто, что способно скомпрометировать его и как человека, и как писателя… И вообще знаете, как сложно жить в этой стране, - говоря это, Верка положила ладонь на колено Евгения. Людмила ожидала, что он снимет руку женщины с себя… но нет. Но вполне вероятно, это всего лишь дружеский жест. - Я думаю, вы, Людмила, ради поэзии, ради того, чтобы стать всенародной любимой поэтессой, пошли бы на многое, в том числе на то, на что отважился и тот молодой писатель, о котором я вам рассказала? Не так ли?
- Да-да! Ради поэзии… всенародная… тот парень, - пробубнила Людмила, не сводя глаз с колена мужа, которое нагло лапают.
- Мы с Евгением говорили, вы, Людмила, впишете свое имя в историю. И ваше имя будет среди таких величайших женщин-поэтов как Ахматова, Цветаева, Ахмадулина...
- Ну что вы…
- Вы сомневаетесь? - наигранно удивилась Грибникова. - Даже не вздумайте. Вы очень сильный поэт… Мы с Евгением часто шепчемся об этом. Вот так, - Верка привстала, чтобы показать физически как они шепчутся. Коснулась губами уха Шимина и прошептала ему: - Немножко смелей. Касайся моих ног…
Верка снова села.
- Людмила, вы не против того, чтобы для иллюстрации позвать Никоса Сафронова? Это сейчас самый лучший художник в России..
- А разве он согласиться? - Людмила не понимала, почему ее… ее муж пальцами трогает ноги этой девицы.
- Ой, ребята, я вам же главное не сказала, - оставила Верка без ответа вопрос Людмилы, расстегнув две верхние пуговицы на своей блузке. - Сегодня ТЭЦ так топит. Вам не жарко? Нет? Я вас позвала, сказать, что мне дали добро написать о вас, Людмила, книгу…
- Книгу?
- Да! Настоящую биографическую книгу! Я знаете, женщина довольно честолюбивая, мне хочется хоть немного побыть в тени вашей славы. Я хочу написать большую книгу о вас. Хочу очень неплохо заработать, потому что книгу о вас несомненно будут покупать, как только выйдет трехтомник… Евгений, Людмила, а вы не хотите немного раздеться, очень уж сегодня жарко?
Хитрая Верка не надеялась на ТЭЦ, тем более зимой у нее квартира всегда была холодная. Она замаскировала два электрообогревателя мощностью по два киловатт, и врубила их на максимум. На комнатном термометре уже было тридцать шесть. Евгений то и дело промакивал лоб носовым платочком. Одет он был классически в темно-синий костюм, брюки и пиджак, под которым голубая рубашка. Людмила была в розовой водолазки и темно-серых брюках.
- Охотно, - произнес Шимин, встал и снял пиджак.
- Евгений, а вы… - Верка нарочно обратилась на «вы», чтобы Людмила пока еще ощущала дистанцию, хотя они с Женькой всегда были на «ты». - А вы не носите подштанники?
- Ношу, а что?
- Ох! Как же вам, милый друг, сейчас нелегко! Полагаю, у вас яйца аж всопрели. Людмила, а вы не хотите переодеться? - резко поменяла направление Верка, чтобы супруги не заострили внимание на ее грубом высказывании о яйцах Шимина. - Я могу вам дать легкую тунику. Знаете, мне однажды из Италии привез в подарок Борис Акунин несколько прекрасных туник. Пойдемте-ка, я вам хочу подарить (Верка встала и сграбастала руку ошарашенной Люды). Только не отказывайтесь от подарка. Я очень-очень обижусь на вас за отказ. Это будет настолько сильная обида, прямо-таки кровная как на Кавказе, вендетта в духе итальянской Коза-Ностро… - тараторила Верка и тянула Людмилу в соседнюю комнату. - А вы, Евгений, пока мы уединилась, снимите брюки, я все же обеспокоена за ваши яички… Ой, Людмила, ничего что я так по-свойски? Ведь что естественно, то прилично, не так ли? А туника эксклюзив, - не давала она вставить и слово Верка, - это работа самого Ив Сен-Лорана, очень и очень дорогая вещь. Боря говорил, что великий модельер сделал всего пять таких туник…
Людмила шла за Веркой как зомби. В комнате, где ожидали Людмилу шедевры якобы самого Сен-Лорана, Верка сама начала стаскивать с нее водолазку и брюки. И очень скоро Люда, обычная взрослая женщина с угловатой фигурой, высокая, с отвисшим маленьким животиком и целлюлитом на бедрах, стояла уже в белом нижнем белье…
- Ой, Людмила, у вас на трусиках мокрое пятно, - весело сказала Верка и бесцеремонно провела ладошкой по лобку Люды. - Вы кончили? Вы прямо как я, кончаете просто так? Я думала, я одна такая, ни с того ни с сего кончаю… Удивительный у нас организм, да?
Людмила густо покраснела, её это очень смущало. Верка вторгалась вероломно в её личность, рушила границы, убивала стражников, насиловала население… Ей очень захотелось соврать сейчас:
- Я… не кончала, - отвернувшись сказала она. - Это… ну, это бывает со мной… недержание…
- А вы описялись? Ну-ну, не стесняйтесь. Я иногда тоже писяюсь. Недавно у губернатора столько в кресле набуздыкала, потом юбку сушила феном в туалете. А вот судьбу кресла не знаю… Представляю, кто-нибудь после меня плюхнулся… - Верка засмеялась, а Людмила словно подымая гирю, напрягла мускулы щек, чтобы растянуть губы в подобие улыбки. - А вы, Людмила, снимите трусики, под туникой вашу голую жопу всё равно будет не видно. Да и мы обе женщины, а ваш супруг вас видел, да и наверное в разных позах. Знаете же древнее индийское искусство Камасутра? Ох, и выдумщике же они! Мне целочке и не снилось такое! Ну, снимайте, снимайте это, не правда ли звучит как телепередача на СТС?
- Я не буду снимать трусы, - по-детски выдала Люда, у которой от такого большого количества слов шла кругом голова.
- Ну, не нужно комплексовать! - Верка сама кинулась спускать с нее трусы. - Кстати сказать, слово комплекс ввел ни Фрейд как все думают, а его друг и соратник Карл Юнг, и сначала оно не несло негатива, а означало просто систему психических защит личности… Перешагните, милая, - это Верка уже довела трусы до щиколоток, сама же Верка стояла уже на коленях перед своей жертвой. - Вот вы какая умница! - она похлопала по попе Люду. - Теперь туника…
...В соседней комнате Шимин снимал брюки… Снял и задумался, под рубашкой у него ничего, просто волосатое с проседью тело. Но рубашка с подштанниками, заправленными в носки, как-то не гармонирует. Снять или не снять? Он засунул руку в трусы, помял член, проверяя, встанет ли… хотя он ни разу не жаловался на работоспособность основного своего органа, но всегда проверял, как солдат автомат перед боем. Член отзывчиво выгнулся… А была ни была — стащил и рубашку...
...А в этой комнате, Верка умудрилась еще и лифчик снять с Людмилы, попутно обсудить её сиськи с крупными коричневыми сосками. Когда они вышли к Шимину, Людмила грубо сказала:
- А я не поняла, ты чего это голый?
- Я… я не голый, - испугано привстал Шимин. - Я просто… как-то рубашка и трико это…
- А зачем ты снял брюки?
- Людмила, ну что вы? - Верка похлопала гостью по заднице, отвлекая внимание. - Если вы беспокоитесь, что вид супруга меня смущает… успокойтесь, прошу вас. Нисколечко не смущает. Евгений часто голый бывает, когда у меня…
- Как это?
- Ребята, а у меня есть вино! Очень хорошее вино! - снова оставила без ответа Грибникова. - И закуски. Нужно сходить на кухню…. Ох, Евгений, я прошу вас помочь мне всё принести. А вы, Людмила, пожалуйста, подумайте, как лучше структурировать трёхтомник… (Шимин поднялся, чтобы пойти с Веркой на кухню)… Вы несомненно, выделяете же свои стихи так, какие бы читатель прочитал первыми, какие бы позже… Ведь так? А еще… мы когда с Евгением вернемся, то я жду обстоятельный рассказ… У вас ведь двое детей? Мальчик и девочка? Сколько им сейчас?
- Игорю двадцать пять, Насти девятнадцать…
- Ох, какие они у вас большие… А расскажите о их детстве. Игорь наверное шалун был? - Люда хотела ответить, но Верка не дала: - Евгений, ну что мы с вами стоим, скорее на кухню…
...всё хорошо? - озираясь и с какой-то невозможной тревогой спросил Шимин, когда они уже были на кухне.
- Всё замечательно! - бойко ответила Верка. - Расслабься, Женька, всё идет идеально…
Верка подошла к нему и… мысленно попросив прощение у Лёши, левой рукой оттянула резинки подштанников и трусов, а правую запустила туда, взяв пенис в кулачок. Стала дрочить. Член быстро стал как камень… Женька растеряно пожирал глазами Верку, он пытался обнять, но она отстранилась. Выпустила член.
- Вот закуски, - сказала она, открыв холодильник. - А я вино возьму…
- А… а это? - кивнул он вниз, намекая что у него эрекция мощная.
- Ты что, жену стесняешься? - хихикнула Грибникова, и пошла в комнату. - За мной! Живо!
...ох, и жара же! - уже в комнате сказала Верка, расставляя на стол бутылки. - От такой духоты у Евгения аж хуй колом! (Людмила затряслась и уже открыла рот, чтобы гаркнуть возмущено, увидав оттопыренный гульфик мужа). Людмила, - вдруг воскликнула Верка, - мне Евгений рассказывал, что вы ревновали его к сыну раньше…
Муж с женой переглянулись. Откуда она знает, а ведь так и было, но… Женя никому это не рассказывал! Когда Игорю было двенадцать, Женя охладел к Людмиле (переключился на любовниц), а она подозревала, что он питает нездоровую страсть с сыну. Женя любил с ним проводить много времени. Тогда ничего и не было, но терзания и думы женщины были…
- Ох, мы, женщины, женщин! Как только перестают нас трахать, мы такое способны навыдумывать! - не давала передохнуть Верка им. - Даже подозревать в таком… Кстати, Людмила, очень-очень прошу, поделитесь своими теми фантазиями. Это не для книги, для меня. Мы тут все свои… Вы знаете, у меня в жизни не было ни мужчин, ни женщин, кроме отца... Ох, по секрету… (Верка всё еще стояла перед ними)… Ох, как же жарко!.. (она взяла подол и стала махать им на лицо, супруги обалдело глядели на ноги и лобок). Так вот, прошу только между нами, к меня в детстве было такое!…
- Папа у меня был такой шалун, - продолжила Верка, решившаяся на подвиг, впервые рассказать о своей трагедии, и рассказать не из жалости к себе, а с насмешкой, хохотом победителя. - Он однажды заставил меня сделать минет себе…
- Не может быть! Ужас! - воскликнула Людмила.
- Да, Людочка, спасибо вам, - Верка села и вздохнула. - Двадцать лет это меня мучила, я никому не рассказывала… Теперь вот смогла…
- Бедняжка…
- Я и Жени тогда отказала в сексе, потому что не могла переносить присутствие мужчин…
- Что?! Женька к вам приставал?! - аж привстала Людмила и гневно посмотрела на Шимина.
- Ой, я не должна была говорить, - сделала вид Верка, что виновато спохватилась…
Шимин затрясся и замотал головой.
- Вы не подумайте, Людмила, Евгений это делал из благородных побуждений…
- Как это? - непонимающе снова села Люда.
- Он мне хотел помочь, избавить меня от страха, он добрый и хороший психолог… И если честно, этот вечер он придумал. Он уговорил меня, что мы можем провести его втроем. Что если при вас, то он не будет чувствовать себя предателем…
- Как это втроем?! - хлопала глазами Людмила.
Верка подошла к Шимину, села на подлокотник и стала гладить его.
- Людмила, прошу вас… вы мне очень поможете… Что вам стоит? (рука Верки очутилась в трусах Шимина. Люда ходила ходуном, она не знала как реагировать. Какой-то ступор наступал). Тем более от меня сейчас зависит многое в вашей жизни литератора… Я помогу вам, а вы мне…
Эта девка… эта сучка… дрочила сейчас мужу на глазах Людмилы! О боже, что же она ничего не делает, видя это безобразие? Что делать? Что мне сейчас делать?
Она смотрела, как Верка что-то шепчет на ухо Женьки. Тот подымается, стаскивает носки, подштанники, трусы…. Она восемь лет думала, он импотент, а тут стояк настолько мощный!
- Ну, что ты, Жень, ждёшь? - сказала Верка. - Помоги жене снять тунику…
Людмила, почему ты подчиняешься? - билось в мозгу бедной Люды. - Почему встала, и почему дала снять тунику?
Голые муж и жена смотрели на хозяйку. Верка спокойно встала, подошла к окну, обняла свои плечи.
- Знаешь, Людочка, - очень спокойно произнесла Верка. - Твой муж негодяй и бабник, он не пропускает ни одной юбки. И переспал со всеми бабами в редакции и меня чуть не изнасиловал как-то… Я его ненавижу. А твои стихи дрянь, он просит марать ими наши альманахи, чтобы ты не подозревала, что на стороне у него романы… Мне противно! Пошли вон из моего дома!
Она демонстративно отвернулась и стала смотреть в ночное окно...
63.
Декабрь 2015 года. До смерти В. В. Путина 7 месяцев, 27 дней, 15 часов… Игумен Сретенского монастыря архиерей Русской православной церкви, епископ Егорьевский, викарий Патриарха Московского и всея Руси, управляющий Западным викариатством города Москвы, Тихон трапезничал в своей кельи. Последнее время батюшка неважно себя чувствовал; так он объяснял братьям, почему не посещает трапезную. Тихон медленно ел, без аппетита, подолгу, задумчиво водил ложкой в супе из гнёзд салаганов, которые доставлялись личному повару епископа с берегов Бенгальского залива. Нетронутыми остались бёфанкрут с соусом бешамель и буден о пом… Батюшка сделал глоток бургундского вина, встал из-за стола и подошел к окну стрельчатой формы, из которого были видны первая башня восточной стены и обелиск 18 века... Тихон (в миру Георгий Александрович) ожидал важного визита...
Владимир Владимирович в нерешительности остановился возле двери в келью своего духовника. Бойцы ФСО остались у входа в Настоятельский корпус. Он всегда чувствовал огромный трепет в душе перед встречей, осознавая, как значимы беседы для него с батюшкой…
В дверь постучали. Тихон обернулся.
- Войдите, - сказал он.
- Здравствуйте, батюшка, - сказал вошедший, приблизился к священнику и, встав на колени, облобызал руку.
- Рад, видеть тебя, Владимир, - мягко улыбнулся Тихон, когда Владимир поднялся.
...на столике стояли хрустальные фужеры и в бутылки.
- Вина? - спросил Тихон, когда они сели в высокие кресла друг напротив друга. - Вино отличное, десятилетнее. (Владимир кивнул). Ты давненько у меня не бывал, - разливая кроваво-красный напиток, говорил епископ, - останешься на исповедь и причастие?
- Ох, батюшка, нет времени совсем. Чувствую грехи давят душу, но… всё дела, дела. Я к вам бы еще долго не заглянул, если бы не ваша просьба…
- Да, дело неотлагательное… Перейду сразу к делу, - Тихон поставил фужер на столик, и спрятал крест за подрясник. - По моим агентурным каналам я всё-таки выяснил то, о чем мы с тобой говорили год назад. Мишка мутит воду за твоей спиной…
- Этого не может быть, батюшка, я знаю Дмитрия очень давно. Я всегда считал его своим другом, приемником, правой рукой…
- Обычно правой рукой рукоблудят, - заметил Тихон. - Мишка затеял очень скверную игру, вознамерился служить хозяину…
- Что за хозяин? - напряженно посмотрел Владимир.
- Я пока не знаю. Но узнал то, что его хозяин должен провести древний халдейский алхимический ритуал. Для этого Мишка втайне от тебя организовал по всех стране точки, где нанимают женщин, занимающихся сбором семени калек и уродов.
- Что это за ритуал?
- Они хотят пробудить существо, которое было до вселенной и до Бога…
- Как такое может быть, батюшка, это же противоречит христианскому учению?
- Владимир, ни я в это верю, а они. Как человек православный и глубоко верующий, я не признаю, кроме Господа Бога нашего, ни единого из божков. Но вспомни, что произошло, после жидовского ритуала с кровью царской семьи? Хаос на семьдесят лет, приход Антихриста красного и захват жидами власти. Нам с большим трудом тогда, в восьмидесятых годах удалось отыскать сосуд с кровью Николая второго и его семьи, хранимый у потомков цареубийцы Якова Свердлова. А затем найти отпрысков жидовской морды Якова Юровского, который самолично расстреливал и собирал кровь для ритуала. Только после всего, когда сосуд был у нас и эти жиды покаялись, мы смогли снять заклятие, и освободить Русь от красной мрази…
Тогда это тоже был халдейский ритуал, - продолжал Тихон, налив еще вина. - Владимир, представь, что может произойти сейчас? Я сам не могу… Жидовские морды опять воспрянули и более того возымели права такие, каких у них не было сто лет назад. Клич «Бей жидов, спасай Россию» утратил силу... Я как могу борюсь с моржами через паству, через религиозную пропаганду, через просветительскую работу… но они сейчас сильны. Один Александр Борода, президент Федерации еврейских общин, чего стоит! А семя Каина нужно искоренять, Владимир, иначе…
- Но как, батюшка? Мои руки здесь связаны…
- Не руки твои связаны. Ты растратил много духовных сил своих последнее время. Тебе твоя Людмилка, сучка блудливая, свинью поднесла. Православие держится на таинствах. Вся сила духа в таинствах. Ты не должен был разрушать одно их них, очернив брак. Это лишило тебя огромных ресурсов… И, Владимир, какого лешего, ты сейчас блудишь с басурманкой?
- Алина крещеная… - пытался защитится от упреков духовника Владимир.
- У татар дурная кровь! Не такая дурная, как у жидов проклятых, но… В общем, я не одобряю сей блуд… Ох, уж лучше осквернить рукой себя да покаяться, чем это.
- Я понял вас, батюшка. Но как мне с Дмитрием быть?
- Сложно... - задумчиво произнес Тихон. - Очень сложно тебе будет вывести его на чистую воду. Чую, погибель сулит тебе это дело. Здесь я не советчик. Единственно могу благословить…
- Благословите, батюшка, на подвиг ратный со злом…
Тихон поднялся и достал крест. Владимир встал на колени. Возложив длань на главу, священник произнес:
- Благословляю тебя, Владимир, именем святой Троицы…
64.
...да, именно так. Всё дело в том, что я открыл глаза… Я не могу дать точного объяснения, почему так случилось. Могу только предположить, чтобы сместить точку внимания в иную точку сознание-пространства нужна огромная энергия… духовная сила. Я не знаю иной энергии, кроме любви, и это со мной сыграло роковую роль. Веру я любил, и эта любовь помогла сместить мое наблюдение вселенной в её точку сознания. Сместить же обратно у меня не было энергии — я не любил своё тело, более того, отвергал, ненавидел. Жить в теле инвалида, значит, ненавидеть это тело, ненавидеть саму жизнь. Когда в нём живёшь, ты приучаешь себя лгать себе, научаешься верить в эту ложь, что способен любить себя таким… Но ритуал это акт искренности, обмануть можно себя, но не вселенную...
...открыв глаза, я еще не знал, что случилось. Какое-то время я лежал и мечтательно улыбался. Только что я был у Веры, мы много болтали, смеялись, играли в буриме. Она меня научила, оказалось, такая увлекательная игра... Я совсем не замечал, что нахожусь не в своей квартире. Мне хотелось нежности, секса. Скорее бы пришла мама… Ах, думал я, как же я люблю Веру и маму! Моя жизнь наполненная любовью двух людей! Я наполнен нежностью двоих людей! Нежность Веры в словах, нежность мамы осязаема. Скоро мама придет в мою комнату и будет целовать меня всего. Как вчера, я просто тонул в маминых поцелуях. И в вчера мама осмелилась еще кое на что…
...вспоминая о том, как мама перешагнула на коленях и встала надо мной так, что её вагина была над моим пенисом, который она смачивала слюной, сплёвывая в свою ладошку, я просунул руки в трусы. Я сейчас хотел дрочить, я хотел присоединится к вчерашней нежности, но…
Господи! Что со мной? И где я нахожусь? Виктория, не поверите, насколько дурацкой была первая мысль — меня украли и оскопили. Какие-то уроды выкрали меня у мамы и отрезали достоинство. У меня не было ни члена, ни яичек… Я заорал что есть мочи и… кажется, потерял сознание…
...когда я очнулся, я стал мысленно уговаривать себя успокоится. Я стал оглядываться, потому что ощупывать себя было страшно. Я был… нет, это не палата. Уже хорошо. Был в незнакомой квартире. Приподнявшись на руках, позвал маму. Тишина. Я кричал снова и снова, никто не отзывался.
Пересилив кое-как страх, я огляделся. Интерьер мне совсем не знаком… Мне мешали волосы… смешно порой, как шок отключает логику… я откидывал волосы с лица и даже не задумывался о том, что у меня никогда не было длинных волос, мама всегда меня стригла очень коротко, как солдата под машинку.
...наконец-то я стал замечать нечто странное, что делало моё тело, пока я крутил головой. Я поразился до панического замирания тому, что моё колено под одеялом было согнуто. И прислушавшись к ощущениям, вдруг начал осознавать присутствие ног… Но как? Господи, как? У меня нет внизу позвоночного столба нервов, нервных узлов! Они мертвы с детства! Ни двигать, ни чувствовать ноги я никогда не мог. Более того, я никогда не знал… как их чувствовать! Мой мозг не содержал даже фантомной информации о ногах…
Вы спросите, чувство радости испытал я от осознания живых ног? Восторг? Парадокс, но нет… Первое мое чувство - горе! Удивительно, я не подозревал никогда до сего момента, что обретение ног вызовет у меня чувство жуткого страдания. Я словно терял свою целостность, привычную мою организацию. Для человек ноги — это невероятно огромные возможности. Но эти возможности вдруг — означали для меня сейчас утрату себя таким, как есть. Знаете, это как будто с ногами дали и огромную ответственность. А с ней и безразмерную тревогу — теперь необходимо жить иначе — ходить!
...вы себе и представить не можете, как я долго уговаривал себя отбросить одеяло, чтобы посмотреть, что случилось с ногами, почему они ожили. Я не думал, что я такой трус. Я просил себя, молил найти в себе мужество на… такое бесхитростное действие.
...отбросил в сторону одеяло, а сам не смотрю на себя. Упал головой на подушку и гляжу в потолок… Потом как-то отыскал в себе смелость приподняться на локтях. Смотрю я в какой-то женской розовой ночнушки, на мне белые женские трусики… Ноги округлые, гладкие, красивые… а не мои заросшие волосами худые, корявые палки — обглоданные болезнью мослы, обтянутые кожей.
...я мог шевелить пальцами, коленями, раздвигать и сдвигать… И вдруг! - меня поразила новая догадка. Я быстро спустил трусы и стал дрожа смотреть себе между ног. У меня была вагина! Робко потрогал пальцами, и сам вздрогнул — я почувствовал свои прикосновения к половым губам. Незнакомые, непонятные, приятные, но пугающие ощущения.
...чем дольше трогал, тем становилась приятнее, и я почувствовал, как нечто жидкое выделяется. Меня это напугало, и я натянул трусы. Теперь я на сто процентов был уверен, что руками отыщу женскую грудь на своей груди…
И я понял, я в теле женщины, в теле Веры…
65.
...я лежал и не знал, как мне поступить. Очень быстро я понял, что обратный ритуал мне не провести никак. Да, я пробовал. Закрывал глаза, клал ладонь на грудь, говорил аффермацию «Я не Вера, я Алексей», но ничего… И знаете, Виктория, чем дольше я лежал без действия, тем ужаснее мне становилось… Я не имел право оставаться в теле Веры. Я осознавал безграничную ответственность, которая придавила всё моё существо. Это тело любимого мной человека, и я не имею право распоряжаться им! Я могу повредить. Даже пытаясь ходить, не умея, я запросто что-нибудь сломаю. Или — что меня пугало — зная свою гиперсексуальность, я могу лишить девственности. Вера красивая женщина, знакомая с многими мужчинами. У меня был горький опыт с мужчиной, но… это же другое! Я даже побоялся бы мастурбировать, потому что не знаю, как устроен женский организм, вдруг пальцами порву плеву.
Я многого не знал, как женщина должна общаться. Если я начну ходить, и буду встречаться с людьми. А встречаться нужно, без помощи я погибну. И… вот первая рациональная мысль… мне нужно кого-то найти, чтобы рассказать эту историю, и чтобы человек поверил в нее и стал помогать. У Веры должно быть много знакомых, рассуждал я, но я же никого не знаю. Как быть? Спокойно, спокойно, уговаривал я себя не сходить с ума, Вера была очень важным человеком в писательских кругах, и если она будет отсутствовать несколько дней, непременно кто-то ей позвонит или придет. Если позвонит, я попрошу, чтобы пришел. Конечно, есть вероятность и большая, что этот человек потом сочтет меня психом. Пока я так размышлял, вдруг действительно зазвонил верин мобильник…
- Мобильник? - задумчиво переспросила Вика. - А у вас не возникала мысль, взять и позвонить маме? Или вы не помнили номера?
- Вспомнить я бы смог… Да и была такая мысль, но… Вот сами поразмыслите. Моя точка наблюдения… или, если хотите, душа здесь в теле Веры. А что там осталось? Ничего. Я не мог представить тело без души. Я решил, что мое тело там умерло. А как звонить матери, у которой умер сын, которого она сейчас оплакивает? Я даже диалог этот не могу представить. Звонит какая-то женщина, и говорит, вы знаете, душа вашего сына сейчас во мне…
- Да… согласна. Звонок это ужасно. Но если поехать и встретится…
- Вы предугадали, что будет дальше в моей истории. Я действительно поеду, но позже… Сейчас же раздался звонок.
Тело вскочило с постели. Пробежало до комода. Рукой отыскало телефон и приложило к уху. Какой-то мужской голос спрашивал, в силе ли какая-то договоренность… кажется, он говорил о контракте на книгу самой Грибниковой и просил назначить встречу обговорить какие-то детали… Виктория, я много пользуюсь неопределенными словами «какой-то, какая-то...». Потому что я стоял и понимал… я ничего(!), ничего не знаю о жизни Веры. Чем она занималась, кто её знакомые, как мне себя вести. Это было ужасно! Но в это мгновение я понимал, это мой шанс. Я сказал, чтобы он подошел ко мне домой сейчас. И тут он задал вопрос, который словно пощечина вытолкнул меня из диалога: «А где вы живёте?»
Я нажал кнопку, и разговор прервался. Положил мобильник обратно на комод. Несколько минут просто задумчиво стоял… Кстати сказать, намного позже я задумался о том, каким образом я вскочил и побежал, когда раздался звонок, каким образом я стоял во время разговора, и потом эти несколько минут. Видимо, я в это время не осознавал свои действие, тело действовало на автомате, оно помнило, что и как делать. Тело обладает памятью… Затем… затем я обратил на него внимание. Ноги сразу утратили силу, подкосились. Я закричал от страха и стал стараться за что-нибудь ухватиться, но лишь ронял всё, что попадалось под руки. И упал. Мне было очень больно, я ушиб сильно плечо и разбил колено. Слава богу, не сломал кости и не повредил органы, да и головой не задел ничего. Рухнуть так, как я в тот раз, скажу вам, смертельно было опасно…
66.
...я вызвал скорую помощь, догадавшись набрать номер экстренной службы. Я очень испугался, когда увидел трусики в крови. Падая, я что-то всё же повредил себе внутри.
Кое-как я подполз к кровати, подтянулся и забрался на постель. Со страхом оттянул резинку трусов… Из вагины выступала кровь…
Господи, - пришла более пугающая мысль, - а как я открою медикам дверь? Я их вызвал, но мне не встать с постели, не подойти к двери. Они приедут… Приедут? Подождите-ка… а разве я им сказал адрес? Я же не знаю адреса! И тут я вздрогнул, мне почудилось, что за спиной кто-то прошептал «Свободный переулок, дом двадцать два, квартира семнадцать». Я обернулся, в квартире по прежнему я был один.
Не знаю, почему, но я решил доверится этому призрачному шёпоту. Из какого он был явлен мне мира, ангелов, демонов? Было не важно. Важно было то, что я истекал кровью, и мог умереть. Я снова набрал номер экстренной службы, и сказал, что у меня кровотечение, мне срочно нужна помощь, и чтобы ко мне приехали в Свободный переулок, дом двадцать два, квартира семнадцать.
Как бы теперь открыть медикам… Господи, я хочу жить! Я не хочу умирать! Необходимо прямо сейчас, не дожидаясь приезда кареты скорой помощи, добраться до двери. Когда я был еще в своем теле, я всегда мог рассчитывать на свои руки. Они были очень сильными, как и всякого безногого. Я как Тарзан мог у себя дома перебираться на руках. А руки Веры… выдержат ли ее вес? Не порву ли я мышцы или связки? Не вывихну ли суставы?
Правда, жизнь дороже. И если что-то порву, то меня поместят в больницу… Надо рисковать!
Кое-как я добрался до двери, падал, подтягивался… даже злился, что в ладонях совсем нет хвата, кисти рук невозможно были слабыми. Потом возился с замками… Потом обратный путь…
...Вошла молодая медсестра и санитар. Она спросила:
- Что с вами случилось?
- У меня кровь течет, - говорю, а сам почему-то смущаюсь ни медсестру, а мужчину. Я до того, как они вошли, снял трусы и прижал к вагине полотенце. Теперь же отвернувшись, отнял полотенце и немного раздвинул ноги.
- Вам сколько лет? - спросила медсестра, и я заметил в голосе удивление.
- Ну… где-то… больше сорока… - я понимал, насколько глупо ответил, но… Я посмотрел на медиков, они многозначно переглянулись.
- Женщина, вы что… никогда не пользовались прокладками?
67.
...теперь я знал адрес. А значит, у меня появилась надежда. Я могу позвонить кому-нибудь из знакомых Веры. Встретится. Рассказать о том, что произошло… Я отдавал отчет тому, что человек тот мог и не поверить…
- Алексей, а почему вы не рассказали медикам?
- Чтобы меня упекли в психушку? Нет уж, я не люблю врачей… и боюсь… В телефонной книжки Веры были только мужские имена. Я, прежде чем позвонить, призадумался. Всё, что со мной сейчас происходило, и угнетало, и одновременно пробуждало необычайную сексуальность. И… знаете, парадоксально, сейчас я боялся и мужчин, и женщин. Женщин, потому что я сам испытывал влечение к женщинам, и моя гиперсексуальность могла как-то вырваться…
- Вы способны были изменить двум любимым, маме и Вере?
- Изменить нет… Я не умею себя контролировать, я дикарь, который был без внимания тридцать лет. Любому мужчине не устоять, если женщина берет главную роль и соблазняет… Впрочем, я не знаю… Я сейчас не думаю, что я бы изменил Вере, я просто боялся тогда…
- А сейчас, Алексей? Если честно, я же догадалась, зачем вам страпон…
- Мне очень стыдно, Виктория, но я… я просто отчаялся. Я один. Мужчины меня не интересуют, я… я хотел познакомится с девушкой, такой как вы… и…
- И играть мужчину…
- Да, хоть немного имитировать мужчину… Я вам сейчас отвратителен, но скажу, я хотел предложить вам быть со мной, чтобы я был вашем мужчиной…
- Вы мне не отвратительны, Алексей. Нет! И… и может быть я и согласилась с вами на секс… Я… скажу честно, решилась бы с вами потерять девственность, даже так… Вы мне симпатичны. Но… но зная теперь вашу историю любви… для меня это было как святотатство. Ваша к Вере любовь выше земной…
- Да, я теперь тоже это осознаю… Но я не могу найти Веру. Её тело здесь, я каждый день вижу его в зеркале… Я уже пять лет ищу, но не нахожу… Я… я отчаялся… И вы… Виктория, простите ли меня… Теперь вы знаете о моих отвратительных намерениях….
- Вам не за что просить прощение, Алексей…
...а мужчин я боялся потому… Я не представлю, как вести себя как женщина. Вдруг мужчина моё поведение примет как-то не так, как посыл на близость. Возьмет силой, думая, что мои потуги отбиться как часть эротической игры. И да… я опасался изнасилования. Вера говорила, что она не доверяла мужчинам. Её насиловали в детстве. И меня изнасиловал мужчина, когда я еще был в своём теле… Представляете, что у меня творилось сейчас в душе? Жуткое раздвоение!
...Кирилл меня слушал внимательно, делая вид, что верит в мою невероятную историю. Это был молодой совсем человек, чуть за двадцать. Начинающий писатель-фантаст. Я только после того, как он пришел, пожалел, что не оделся и теперь смущаю его. Я был по прежнему в ночнушки и в трусах. У Веры я нашел прокладки, прочитал как ими пользоваться. Кирилл слушал, кивал и… как я заметил, частенько поглядывал на мою грудь: ткань ночнушки была немного прозрачная. Хорошо, что ноги я укутал пледом.
- Кирилл, вы меня простите за такой вид, - наконец-то сообразил я извиниться перед ним. - Я забыл, что я теперь в теле женщины, совсем не подумал, что это вас смутит…
- Всё нормально, - только и ответил он.
- Подайте мне что-нибудь накинуть… У Веры, наверное, что-нибудь есть вон там, - я кивнул в сторону комода.
- Да не надо… - простецки сказал парень. - Вы красивая. Я… я еще ни разу не видел раздетую женщину.
Виктория, после такой реплики, я засомневался в этом Кирилле.
- Что вы скажите о том, что я вам рассказал?
Кирилл сидел напротив в кресле, подавшись корпусом вперед и сжав ноги. Я по лицу старался угадать его мысли, но выражение на нем было для меня не читаемое: не хорошо говорить, но оно было какое-то придурковатое.
- Вера Павловна, вы обещали мне помочь с публикацией романа. У меня ни одно издательство его не берёт. Вы мне поможете? - с какой-то тоскливостью жаловался он.
- Я не Вера Павловна… увы. Я… я в этом не разбираюсь…
- Но вы ведь она, - возразил Кирилл. - И можете прийти в редакцию сказать, чтобы меня напечатали. Нет?
- Я не могу ходить… то есть пока не могу… Я пока не знаю как. Вера умела ходить, она ходила. Я тридцать лет нет… Но… - я почувствовал тревогу, если вот сейчас я его разочарую, он встанет и уйдёт. - Но я обещаю, когда… пойму, как это, ходить, я пойду и скажу… Мы с вами сходим. Мне… Кирилл, мне очень нужна помощь. Я… Господи, я ничего не умею. Даже сам одеваться не умею…
- Вас нужно одевать и… раздевать? - с ноткой интриги в голосе переспросил он.
- Да… ну, только вначале. Я вас хотел попросить пожить здесь, у Веры… со мной. Я не знаю, как насчет денег у Веры…
- Мне не нужны деньги, мне нужна моя книга, - перебил меня Кирилл.
- Я обещаю… я помогу, - сидел обещал я, а сам понятия не имел, как я буду воплощать своё обещание в жизнь. - А вы мне поможете?
- Алексей, ты… вы ведь парень? (я кивнул). Может быть, тогда на ты?
- Давай, - я опять кивнул
- Лёш, а можешь сейчас показать сиськи?
- Кирилл… мне сразу нужно было сказать, прости. Я Веру больше жизни люблю… я понимаю, ты, когда будешь помогать, будешь дотрагиваться до ее тела… Скажи сразу, ты… ты не причинишь ей зла, не… (я еле решился сказать)… не будешь насильно…
- А не… я нет такой, - снова очень простецки сказал он. - Я не люблю насилие, я против него. Идейный пацифист! У меня и девушки никогда не было… Если по чесноку только в школе дрочил перед пацанами за слабо. А так никогда… Вот клянусь!
- Пообещай, что не причинишь Вере зла…
- Клянусь… Матерью клянусь. Веришь?
- Да, верю… Для меня мама это святое…
- Лёха, а это… полапать тебя можно? Это не насилие, и… я все равно же буду трогать тебя, ну когда помогать…
Да уж, Виктория, мне определенно везет на озабоченных людей. Видимо, гиперсексуальность моя создавало поле притяжения таких же, как я сам.
- Я… я не знаю, - выдохнул в нерешительности я. Если я откажу ему, он уйдет. Он по сути своей хороший паренек, я ему стал верить, что он не станет насиловать. А если придет другой, что будет… и не представить.
- Да ладно тебе, Лёх. Я просто потрогаю, - он поднялся. Он был в дурацких просторных штанах, и меня очень смутило, что у него сильный стояк.
Он подошел.
- Я сниму это? - спросил он, показывая на ночнушку. Я не отвечая, поднял руки, и он снял её.
Не знаю почему… вернее знаю, у меня болела спина, и я давно хотел прилечь… я опустился на кровать. Он мне подложил под голову подушку.
- А это? - спросил он.
- Трусы не надо, - ответил я. - Там кровь.
- Кровь?
- У Веры месячные, - пояснил я.
- Понимаю, - мне немного смешно стало от этого «понимаю»
Я закрыл глаза. Он трогал грудь Веры… Прикосновение были такими не смелыми, по юношески робкими. Он был настолько не опытен, что не догадался, что можно поцеловать… Он быстро перестал «лапать», я даже удивился. Я открыл глаза и приподнял голову. Он стоял надо мной и дрочил…
Вот так, Виктория, я обрёл странного спутника в лице юного онаниста. Он тогда, когда залил мне колени, аккуратно вытер салфеткой их и сказал, что увлекся. Я ответил, всё нормально, что если это ему нужно… Да уж…
- Алексей, а что вы испытывали, когда Кирилл трогал вас? - спросила Виктория.
- Это было мучительно… Я дико возбудился… не я, вернее, оно… тело, или Вера… Как правильно сказать? Но я жаждал этих прикосновений, я безумно хотел секса… У меня сводило ягодицы, а вагина пульсировала…
- Вы долго были вместе с Кириллом?
- Около года… пока не освоился с телом.
- И ни разу у вас не было секса?
- Ни разу. Кирилл оказался честным малым. Он просто глазел на голую Веру и дрочил… Иногда даже не трогал, а если трогал очень робко. Представляете, что мне пришлось вытерпеть? Этот могучий поток эротизма от онаниста. Запах его спермы, любование, дотрагивание. Я держался изо всех сил. Гнал мысли, которые навязчивой толпой атаковали и мозг и чрево… Только однажды, когда он нечаянно коснулся клитора, я кончил. Я так сильно завопил тогда, сгибаясь, что до смерти напугал Кирилла…
68.
- Скоро я с тобой стану бодибилдером, - с сильной одышкой проговорил Кирилл. По его лицу катились крупные капли пота.
- Кирюх, можно тебя спросить?
Мы лежали на диване уставшие после очередной попытки (попытки-пытки, как в шутку назвал Кирилл наши тренировки) освоить ходьбу. Я был в халатике Веры, он в шортах. Он был удивительно худеньким, как одиннадцатилетний мальчик, кожа да кости. И ростом был не высок. Такой белобрысый подросток… Не знаю, отчего мне запомнилась такая деталь, я ведь видел его и голым, но скажу — у него была очень красивая попа. И еще — довольна крупный член. Не спорю, мужчина бы и не остановил внимание на этих деталях, может быть, это моя новая женская часть меня говорит… Не знаю
- Валяй, спрашивай, - ответил он мне, не отрывая головы от подушки.
- А ты... ну, тот первый раз не стеснялся совсем передо мной дрочить? Я просто не уверен, что ты мне до конца поверил. А перед незнакомой женщиной… я бы так не смог…
- Хочешь по чесноку? - он приподнялся и лег на бок лицом ко мне, и приподнялся на локте. То же сделал и я, приподнялся на локте лицом к нему. - Я иногда так и делаю… перед дамочками.
- Как так? - не понял я.
- Ну… в автобусах там, в парке… ну, или в подъезде…
- А тебя это… - тщательно подбирал я слова, чтобы не обидеть.
- Пиздили? - договорил он за меня. - Всяко бывало, - засмеялся молодой писатель. - По правде, постоянно пиздят, если догонят… Ну, как говорят, тяжела и неказиста жизнь идейного онаниста…
- Почему идейного онаниста?
- Да, Лёха, кто из девчонок такому как я даст? Я ж уродец…
- Нет, ты красивый мальчик…
- Лёх, ни фига се, ты щаз как женщина сказал! - он удивленно смотрел.
- Да? - я тоже удивился этому. Мы замолчали почему-то. Потом я сказал: - Мне очень, Кирюх, нужно научится ходить…
- Слушай… Идея! - вскочил с постели он и стал расхаживать. - Как я об этом не подумал? Я… я завтра принесу… Схожу домой и принесу… Да, это может сработать… А почему и нет? Попробовать нужно…
Я следил как он ходит от дивана до окна и о чем-то сам с собой рассуждает.
- Ты о чем?
- Лёх, у меня дома книжица одна есть, - наконец остановился он. - Ну, короче… я увлекался одной психологической штукой, процессинг… слыхал? (Я кивнул). Даже по инету учился у Олега Матвеева, это короче, один московский бывший саентолог…
- Я раньше слышал о нем…
- Ого! Ты тоже в теме? - обрадовался Кирилл. - Короче, я у него как-то курс проходил по Чистому языку, ну и потом книжку купил по Сим… ну, символическое моделирование Дэвида Гроува. Книжку Матвеев и перевел, больше в России нет такой. Короче, я книжку принесу и мы это дело отпроцессируем…
Я смотрел, он с таким азартом говорил, с таким рвением хотел мне помочь, что… Виктория, я не испытывал такой радости, как в те минуты, до этого очень давно. Мне хотелось сделать приятное моему новому другу, моему спасителю, ангелу-хранителю, но я не знал как. И у меня потекли слёзы.
- Ты чего, Лёха? - испуганно посмотрел на меня Кирилл. - Плачешь? Ты, в натуре, того… - Он влез на коленях на диван и приблизился. - Да всё будет лампово… отвечаю…
Было приятно, когда он вдруг обнял меня. Я положил голову на плечо его. И как-то совсем по-женски заплакал… Знаете, Вика, следующее, что он спросил, скорее всего, чтобы разрядить обстановку, так сказать, ради хохмы… А может, и нет… Он гладя меня по спине спросил:
- Лёха, а ты мне можешь подрочить?
- Да ну тебя! - оттолкнул я его, и мы засмеялись.
69.
- Я сегодня останусь у тебя? - спросил Кирилл. - А то до Сахарово уже маршрутки не ходят. На такси дороговато, блин…
Мы заболтались сегодня, он мне рассказывал свои эксбиционисткие приключения, одно из которых меня просто привело в неописуемый шок и восторг. История о том, как он подрачил на глазах у своей бабули, к которой ездил каждое лето в Сандовский район. Кирилл упомянул о деньгах, и мне, Виктория, стало не по себе. Всё это время, что мы были вместе, он покупал продукты, готовил… Я просто не имел сейчас морального права запретить остаться. У Веры был широкий диван, мы уместимся запросто…
- Да, Кирюх, без проблем, - ответил я, а у самого тревога. - Я хотел предложить сам… Слушай, поищи там футболку какую-нибудь…
- Зачем?
- Я… ну, я не могу в лифчике. Фигово в них вообще. Одену футболку…
- Ложись голой, - как ни в чём ни бывало сказал мой друг и включил ночник, чтобы потом выключить верхний свет. - Я ж тебя много раз видел…
Я тяжко вздохнул и снял халат. На мне были только трусы. Я залез под одеяло и подвинулся к стене. Кирилл выключил подпотолочную люстру и в свете ночника стал раздеваться. Снял шорты и….
- Кирилл, - не на шутку перепугался я. - Зачем ты снял трусы? Ты… ты обещал… ты… ты поклялся…
Виктория, меня сковал такой жуткий страх. Он шел к дивану. У него была эрекция. Он мне не отвечал… Залез под одеяло и стал целовать неумело и обнимать. Он дрожал так сильно, что от своей дрожи постанывал… Тут я во второй раз услышал тот шепот, который мне назвал адрес, женский голос какого-то демона или ангела сказал «подрочи ему».
Я взял его член в кулак и стал делать ему то, что много лет делал себе… Струя спермы ударила мне в живот, и вскоре он расслабился… Утром он просил прощения, чуть не плакал. Я сказал, что иногда так будем делать, только… только пусть он берёт полотенце на ночь… Я не сказал ему одного, чудесным образом, когда он кончил, я пережил нечто… нет, не оргазм, но очень похожие чувство глубоко внутри себя…
И всё же хмырь был этот Кирилл. Он согласился, что это будет редко… иногда я ему помогу рукой. Но на деле, он оставаться стал каждую ночь…
70.
...я смотрел на книжицу в красивом голубом переплете, которую сегодня принес Кирилл, по правде, с определенным скепсисом. С техникой метафорического ландшафта я был знаком, но не представлял, как она поможет мне научится ходить. Пока я разглядывал и листал её, Кирилл переодевался, снимал зимнюю одежду, чтобы напялить шорты и футболку.
- Кирюх, а ты сам же книгу написал… о чем она?
- Почему ты спросил? - остановился он, не доведя шорты до пояса. - А! Понимаю! (он рассмеялся). Ты сомневаешься во мне как в психологе. И хочешь увести разговором о моей книге от процессинга, ага?
- Нет… просто ты никогда не рассказывал, - я смутился, потому что поймал себя на том, что разглядываю его голую попу; он обычно снимал трусы перед тем, как натянуть шорты.
- Ну… - наконец-то одевшись и… перестав будить во мне женское, проговорил он с серьёзным лицом. - Об это романе довольно сложно рассказывать, ибо он написан нелинейно ( это «ибо» так забавно сосчиталось с подростком Кирюхой; хорошо, что он не заметил, как я улыбнулся). Я… я, наверное, расскажу сюжет линейно. У него такая структура, он из двух частей. Первая часть, как ни странно, логическое продолжение второй, то есть вторая часть это начало… Пока не понятно? - он так наивно посмотрел на меня…
- Пока ничего не понятно, - засмеялся я. - Расскажи, чё там в книге и всё.
- Блин, попробую… Но… но только не хейтить, лады?
- Чего? - не понял я.
- Ну это, не критиковать…
- А…
Он умудрялся одновременно быть и взрослым (это «ибо»), и ребёнком («лампово», «хайп», вот это «хейтить»).
...ну, вот… жил-был один парень, вот так начну… Он был скромный, и никогда у него не было девушек. Короче, он был девственником, как я… Но он увлекался спортом, часто ездил в спортивные лагеря, проходил школу выживания. Однажды в одном лагере он увидел девушку и сразу полюбил. Однако из-за стеснительности всё не решался подойти к ней. Как-то он в отчаянии поделился в товарищем, который тоже был в этом лагере, своими переживаниями.
И вот в лагере устроили праздник Нептуна, было много игр, других развлекалок. А вечером сидели у костра и пели бардовские песни и рок-баллады. По кругу шла кружка с вином. Неожиданно к нему подсела та девушка, и взяла его за руку… Они гуляли по лагерю, ночи летом совсем светлые. Потом в палатке у них был первый секс…
Вскоре они поженились. Оказалась, что она ждет двойню. И их счастью не было границ. Но пришла беда, врачи выяснили, что в утробе один из малышей погиб. Но они уверяли молодоженов, что смогут спасти второго и довести срок до родов. Несколько месяцев, здоровый малыш жил в утробе с мертвым. И… заразился. При родах она умерла.
Он впал в жуткую депрессию, пил каждый день... И вот как-то раздался звонок, он поднял трубку и услышал голос своей покойной жены. Она позвонила ему из другого мира, и рассказала, что она единственная кому позволили позвонить, ибо он особенный. А особенность его в том, что он родился бессмертным. Таких людей мало на земле, но они есть. Он не может убить себя, и попасть в тот другой мир.
- Надо было попробовать, - вставил я реплику, до это слушал молча.
- Ты угадал, он пробовал… Ох, что он только не делал, как только не сводил счеты с жизнью. И вешался, и топился, и стрелялся… но всё время возрождался на следующий день. И вот как-то читая художественную книгу о Чернобыле, простую фантастику, он вычитал, что там в зоне отчуждения из-за радиационного заражения много пространственных аномалий, среди который монолит, блуждающих камень исполнения желаний. Столько только положить ладонь на него и произнести вслух желание.
Он становится сталкером, профессиональным следопытом в иных реальностях. Он долго ищет монолит, воюет с бандами, мутантами, попадает в удивительные пространственно-временные ловушки, дерется с зомби… Но всё же находит монолит, прикладывает ладонь и четко говорит «Я хочу умереть».
- Грустная история…
- Да… - пожал он плечами. - Я… (у него голос немного задрожал, и он отвел глаза)… я её писал о себе. Я… это, тоже ни разу не целовался. Как мой герой до лагеря. А ты… а ты целовался?
- Да, с мамой…
- Ну, с мамой не считается… (Я, Виктория, не рассказывал Кириллу о моих отношениях с мамой)… А ты бы не хотел…
- Очень, - признался я. - Я мечтал когда-нибудь встретится с Верой. Держать ее за руку и целовать.
- Только с Верой? - Он стоял у окна. И в его голосе слышалась печаль. - А с другим человеком? С женщиной или… или мужчиной?
- Мужчиной? - задумался я, рассказывать ли ему или нет. - Знаешь, Кир, скажу честно. До знакомства с Верой мне хотелось попробовать с мужчиной. Сейчас не хочу. Я очень люблю Веру…
- Ну, да… - невпопад сказал Кирилл, отвернулся и молча стал смотреть в окно.
Виктория, я тогда порывался сказать «Кир, подойди, сядь рядом», наклониться к губа и начать целовать, но… это бы закончилось сексом. И я молчал.
- Вы так и не целовались ни разу?
- Целовались… это было намного позже, я еще расскажу. Сейчас меня терзало иное, я стал догадываться, что Кирилл влюбляется в меня. И если мои догадки оказались бы верны, это… была бы катастрофа!
...что происходило перед тем, как ты пошёл? - решил начать Кирилл с вопросов последовательности и источника. Он сидел напротив меня с книгой в руках.
- Зазвонил мобильник, - ответил я.
- И что происходило прямо перед этим?
- Я о чем-то думал, но я не помню о чем…
- А что происходило после того, как зазвонил мобильник?
- Я пошел, - хмыкнул я, думая, что это полная бессмыслица.
- А что происходило между тем, как зазвонил мобильник и ты пошел?
Я вдруг почувствовал, что после этого вопроса меня стало накрывать. Я подзавис, я ощущал, что нечто важное было между, но не мог выразить. Сидел и напряженно соображал. Видимо, мой психолог не зря был на тренингах мастера Матвеева, сейчас он делал всё правильно — ждал, не торопил меня… Но когда эта пауза затянулась, он перешел к развивающим вопросам:
- Что сейчас?
- Я что-то чувствую, но не могу понять что…
- «Я что-то чувствую, но не могу понять что...», - выдал он профессиональное эхо, - Это «не могу понять что» (почему-то он в развитие пустил вторую часть), оно… какое?
- Туманное… расплывчатое… - пытался я ухватить характеристику чувства, и говорил первое, что приходило на ум.
- И что это за… туманное, расплывчатое?
- Это как… - я надолго замолчал, усиленно ища слова, подходящие описание «как что».
- Как что? - словно прочитав мысли, Кирилл помогал рождению метафоры.
- Как… как… Я не знаю, Кир, - выдал я, и мне показалось в моем (в голосе Веры) было отчаяние. - Я не знаю… всё время ускользает…
- Ускользает куда? - ровно спросил Кирилл, он оказывается, мог быть профессионалом.
- В какую-то пропасть…
- «В какую-то пропасть», есть об этом что-нибудь?
- Только одно — там страшно…
- «Там страшно...». Там страшно как?..
...Виктория, я не буду пересказывать всю первую сессию, она длилась долго, и завершилась за полночь. Метафору мы так и не нашли, устали настолько, что валились… Одно скажу, мне стало как-то спокойнее, и… увереннее что ли.
71.
...Мы готовились ко сну… Раздеваясь, я подумал, «мы»… мы уже три месяца живём вместе, и каждый день делим постель. Как супруги…
- Чему улыбаешься? - спросил Кирилл, он собирался уже снять шорты.
- Да так… ерунда, - сказал я.
- Ну, скажи… чё ты…
- Да, вот подумал… мы как супруги, - я засмеялся, а Кирилл просто улыбнулся.
- Да, забавно, - произнес он как-то грустно.
- Что с тобой? Что-то не так? - он не спешил снимать шорты, я даже забеспокоился.
- Всё нормально, - сказал он. - Я просто устаю последнее время. Скоро весенняя сессия, а у меня хвосты, учить много…
Я подумал, он уже несколько дней не просит, чтобы я поиграл с ним. Кирилл выматывается со мной, готовит, работает как психолог, подымает — он физически стал крепким мужиком за три месяца, я стал замечать появившуюся мускулатуры… а теперь еще весенняя сессия. Мне хотелось как-то поддержать его, но я не мог придумать как.
- Ты устаешь… со мной? - тревожно спросил я, глядя как он стоит у ночного окна и смотрит в него. А у самого билась странная мысль, почему он не снимает шорты, что не так. Я даже начал желать снова увидеть его пенис.
- Дело не в этом, - ответил бесцветно он, не оборачиваясь.
- А в чём?
- Я начинаю разочаровываться… Знаешь… в жизни я давно разочарован… Жизнь дрянь. Люди все дрянь. Кроме некоторых… тебя, например, Вера… (я заметил, что он меня назвал Верой)… Но… но в последнее время я стал разочаровываться в себе. У меня в жизни ничего не получается, я дрянной писатель, я ничего не умею, я живу на деньги родителей… Но это ерунда..
- А что не ерунда?
- Я не умею помогать людям. Вот что самое страшное. Вот что самое паскудное оказалось. Человек живет только из-за того, что кто-то ему помогает жить. Один он умрет. Мне самому много кто помогает, а я?… Я, Вера, никому никогда не помогал. А это не честно, это не справедливо. Получается те, кто мне помогает, круче меня. А я полное ничтожество, да?
- Ты мне очень помогаешь…
- Ерунда, ты должна была давно ходить. Мы оба знаем, ты можешь. Я обещал себе, что… но блин, не сдержал обещание…
- Ты… ты плачешь?
Его плечи дрожали. Я видел его со спины, но понимал, что он плачет…. Я снова услышал внутри себя голос «обними его, поцелуй».
- Сядь рядом со мной, - попросил я.
- Не хочу, - жестко отозвался он. - Ничего не хочу. Мне сейчас стыдно…
...Я встал…
...и пошел к нему. Я подошел. Я дотронулся до него. Он охнул и вздрогнул всем телом. Он обернулся. Он что-то хотел сказать, но был в таком шоке, что только глядел широко открытыми глазами. Я наклонился и провел языком по его губам, в мой рот влетела горячая струя его дыхания. Я тогда отпустил все мысли, я совсем не думал, я стал телом, я был просто частью листа под названием вселенная. Мы целовались, я руками ласкал его, особенно ягодицы, вожделенную его попу…
…я не помню пути назад к дивану, помню, уже он лежит на спине. Я его целую… голого, возбужденного, улыбающегося, счастливого…
...его сперма залила весь мой халат…
Потом долго смеялись… смеялись просто потому, что было хорошо. Потом просто разделись и приготовился спать, легли в постель. Всё как обычно, я в трусах, а он голый.
- Мне сейчас так хорошо, - сказал он не отрывая головы от подушки. Он лежал на спине, пока что не укрытый.
- Мне тоже, - произнес я. Я разглядывал его, приподнявшись на локте.
- Слушай… а… а как ты пошел? - он повернул голову, и наши взгляды встретились.
- Я пошел ради тебя…
72.
...на следующий день я проснулся и увидел Кирилла уже одетого, он сидел на табурете. Я приподнялся… наверное, не правильно по отношению к нему, но я не вел себя как женщина. Я не бросался по утрам расчесываться и наводить марафет. Кирилл чего-то ждал, я это чувствовал. Молча смотрел, как я надеваю халат…
- Сейчас очень классное время, - произнёс мой личный терапевт. - Подсознание как на ладони.
- У-у… - со сна тупил я. - По кофейку?
- Не-а…
...Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…Я пошел ради тебя…
- Что сейчас с тобой?
- Я не знаю… Я не могу уловить это чувство… Оно…
- Оно как что?
- Оно как… как… Блядь, не ухватываю, Кир! Чувствую это… но ухватить…
- Оно где?
- О! Знаю! Знаю, где оно! Оно не в во мне… оно там, - я указал ладонью на место, где-то у окна.
- Оно там какое? - он тоже указал ладонью на то место.
- Оно там… какое-то прохладное…
- Что-то еще есть об этом «оно там какое-то прохладное...»?
- Оно… как-то… тянет… Вернее, втягивает в себя…
- Оно втягивает в себя… и что происходит?
- А здесь как бы нет ничего, - я коснулся своей груди.
- Оно там какое-то прохладное, втягивает в себя, а здесь как бы нет ничего, - он коснулся моей груди. - Что происходит потом?
- Я как бы уже там… а здесь, вроде бы уже меня нет…
- Оно там какое-то прохладное, втягивает в себя, а здесь как бы нет ничего, и ты как бы уже там, а здесь вроде бы тебя уже нет… Что есть об этом?
- Я… я растворяюсь… я перестаю быть...
- Оно там какое-то прохладное, втягивает в себя, а здесь как бы нет ничего, и ты как бы уже там, а здесь вроде бы тебя уже нет… И ты растворяешься, перестаешь быть…
- Да-да! У меня исчезают мысли, чувства, ощущение тела… О! Да-да, исчезает ощущение тела…
- И у тебя исчезают мысли, чувства, ощущение тела… И что происходит?
- Это… это… Вот… ха, вот-вот… я не осознаю себя и своего тела…. Я становлюсь… э, становлюсь тем… (я снова указал на место у окна). Я не могу объяснить…
- Ты не осознаешь себя и своего тела, и ты становишься тем (он указал на место у она)… Что тебе для этого нужно?
- Нужно… нужно… вот, сейчас, схвачу… Вот… нужно потерять себя!
- Нужно потерять себя… что есть об этом?
- Это как… как… как будто больше нет меня, есть всё, что вокруг… Есть то, до чего нужно дойти… А я… словно нет никого я… нет осознавания я…
- Как будто больше нет тебя, есть всё, что вокруг, и тебя словно нет, нет осознавания я… как ты об этом узнаёшь?
- Через… через забывание… да, через забывание о себе. Я вдруг перестаю помнить о себе, себя, о своих чувствах… я помню только о том, что вокруг…
- Ты перестаёшь помнить о себе, себя… что для этого тебе нужно?
Я задумался и стал смотреть на то место у окна. Я не понимал, что для этого мне нужно. И вдруг представил, что я трогаю батарею у окна, что она горячая, и я чувствую не себя, а батарею.
- Не чувствовать себя… а чувствовать то, до чего я хочу дотронуться…
...я встал…. Я пошел… я ощущал на пальцах, как я дотронусь до батареи… я подошел к ней, я дотронулся…
73.
...и вы после этого стали ходить?
- Хм… это трудно было назвать началом появления пешехода, но это было начало… Осилить путешествии в такое огромное расстояние как выйти из квартиры и спустится на первый этаж, я не смог бы. Максимум пять шагов, что мне давалось последующие месяцы…
- Месяцы?
- Да, Виктория. Месяца три… или чуть меньше. Я был как ребенок, коленки и локти в зеленке. На руках и ногах синяки. Очень тяжело было сохранять… это состояние… Какое-то определенное состояние, которое было необходимо мне для ходьбы. В мою голову порой лезли черные мысли, что я никогда не смогу ходить, никогда не отправлюсь к маме и… Я еще не говорил, у меня была смутная идея отыскать душу Веры. Возможно мое тело без моей души погибло… Возможно, рассуждал я, но есть и вероятность того, что душа Веры каким-то чудесным образом переместила точку наблюдения в него… Или не в него, а в любую точку листа. Даже не в человека… Но всё это были догадки. И мне, чтобы проверить их, необходимы были ноги. Для того, чтобы отправится на поиски… Правда, как я уже сказал, я готов был уже сдаться. Мне было жалко Кирилла. Он тратит на меня столько времени, сил, денег родителей вместо того, чтобы найти настоящую женщину. С таким рвением он легко бы покорил любую. Порой, Виктория, и мне стыдно за эти мысли, я думал, может быть стать для него женщиной, пусть он наслаждается телом моим женщины…
Но Кирилл после того успеха ни разу не терял больше надежду. Я благодарен ему за это. Он очень много искал, после терапевтической работы, уверял меня Кирилл, должна быть этимологическая. Он хотел найти четкое определение тому состоянию, что помогает мне ходить.
- Смотри-ка, - сказал он мне. Горел только ночник. Было поздно, что-то за полночь. Он сидел со своим ноутбуком и три битых часа искал в философских книгах определения молитвенных состояний. Я был в одной из ночных рубашек Веры, на мой взгляд очень красивой. Я снял… да, я снял трусы. Я решил, что сегодня отдамся Кириллу…
- Вы настолько отчаялись?
- Да, Виктория… Это было бы ужасно по отношению к Вере, предательством, кощунством. Но… но я любил уже и Кирилла. Я осознавать стал… или внушать себе, что люблю его как женщина, и хочу как женщина… Сейчас я думаю, скорее, всё же это было внушение, я чувство благодарности не мог удовлетворить, и эта неудовлетворенность стала восприниматься любовью.
«Ты скоро любимый? Смотри, я сегодня без трусиков»… фу, пошло, нелепо! Я полулежал, смотрел на спину Кирилла, вокруг которого светился голубой нимб от мерцания монитора, и гадал, как мне привлечь внимание его, как мне намекнуть на секс. А в голову лезла вульгарщина. Я трогал свои соски, они были твердыми, трогал вагину, из нее выступила жидкость — да, тело смерилось, оно алчно ждало совокупления.
- Смотри-ка… Такие состояния давно известны… Слушай, что об этом писал Плотин, античный философ-идеалист, основатель неоплатонизма. ...тогда душа ничего не видит и не различает ни перед собою, ни в себе самой. Она словно бы становится чем-то другим, прекращает быть собою и принадлежать себе. Она принадлежит Богу и едина с Ним, как в концентрических окружностях одна в другой. ...Поскольку в этом единении с Божеством не может быть разделения, и воспринимающий должен быть тем же, что и воспринимаемое [чистое созерцание], постольку у человека остаётся представление о Боге лишь в том случае, если он способен сохранить в себе воспоминание о достижении этого единства и пребывании в нем... Ибо при этом ведь ничто не шелохнётся в нём, ни гнев, ни желание, ни рассудок ни даже интеллектуальное восприятие [в том числе и диалектическое рассмотрение!] – ничто не может привести его в движение, да будет нам позволено так выразиться. Находясь в экстазе, пребывая в отрешенном одиночестве наедине с Богом, человек вкушает подлинную безмятежность.
Улавливаешь? - он пересел ко мне держа на коленях ноутбук. - И еще вот. В суфизме под экстазом воспринималось такое состояние, когда наблюдатель как бы растворяется в наблюдаемом, переживает полное единения с объектом наблюдения. Это состояние, в которое ты входишь, чтобы пойти, экстаз. И… по идеи, это состояние довольно изучено и философами, и теологами, и психологами. Нужно только найти способ того, как… именно как входить в экстаз. Мы с тобой, Вер, до сих пор и не задумывались, о том, как. Вот в чем наш косяк!
Кирилл говорил… в экстазе… он смотрел на меня, но не видел, в чем я одет, есть ли на мне трусы… и я сомневаюсь, видел ли мое лицо. Настолько он был захвачен своей исследовательской находкой. И его волна экзальтированности передавалась и мне; я думал, а ведь действительно, мы искали «как» в моем опыте, в терапевтических сеансах мы всё время хотели отыскать «мой» способ вхождения в это состояние, но в моем прошлом опыте ничего подобного нет, никаких таких знаний. И Кирилл действительно разблокировал новый виток в нашей работе. Оставалось чисто технически пробовать, пробовать, пробовать всё что есть, что создано человечеством на протяжении своей истории, все способы входа в экстаз.
- Фу-ух! Вот так, да! Вот… Нашли, да? - он поднялся и отнес ноутбук на стол. Обернулся и посмотрел на меня веселыми, мальчишескими глазами. Он шептал: - Нашли, да? Чё, эврика, чё ли, а?
- Ты гений! - прошептал я в ответ. - Я люблю тебя…
- И я люблю тебя, братан! - кинул он как ни в чем не бывало. - Завтра поищем техники. Всё в подряд будем пробовать. А теперь спать..
Он снял шорты. У него быстро встал — молодой горячий парень.
- А ты чего в ночнушки сегодня спать будешь? - спросил он, когда я уже устраивался у стенки.
- Да… а что?
- Сними… мне нравится перед сном на твою грудь смотреть.
Я с неохотой подчинился.
- О! Ты сегодня без трусов…
...он лежал на спине. Я сбоку, немного приподнявшись на руках и склонившись. Я ласкал языком его рот. Мы так каждый день делали. Обычно потом я играл рукой с его пенисом, пока не кончит. Вытирал полотенцем ему живот и мы готовились ко сну. В этот раз мне захотелось вложить в нашу игру больше благодарности. Я целовал ни только рот, но затем и плечи, и грудь. А когда уже дрочил ему рукой, ласкал языком и соски…
- Алексей, вы не сосали ему член?
- Нет, я не решился… Желание было, оно рвалось. Но… но если задуматься, это тело Веры, и проникновение в рот без ее разрешения, без ее желания, человека, которого она не любит и не знает, это….
- Алексей, я удивляюсь, какой же силой духа нужно обладать, чтобы в такие моменты мочь взвешивать свои действия! Силой святого!
74.
...сегодня я остался один надолго. У Кирилл в институте до обеда были пары. А после экзамен. Так что он должен был прийти к пяти или даже к шести вечера. Я не рассказывал, но Кирилл с самого начала решил проблему с гигиеной. У дивана стоял немецкий биотуалет. Вещь дорогая, но он не покупал. Родители купили на дачу в Сандовском районе, собирались отвезти, но… Теперь он стоял у меня. Он прикатил в комнату и холодильник. Я мог не вставая дотянутся до продуктов и питья. Кирилл окружил меня заботой как какую-то принцессу… у которой волосатые ноги.
...он очень любит меня… нет, конечно, Веру, рассуждал я в одиночестве. Да и горько осознавать, я начинал влюбляться. Я сидел и вспоминал, как ночью целовал его и был близок к тому, чтобы сделать минет. Я очень хотел этого… и не хотел одновременно. Я корил себя за эту любовь, за предательство Вере. И молил бога, чтобы что-то произошло неординарное, чтобы остановило меня.
Вчерашнее открытие Кирилла и вдохновляло, и вгоняло в уныние. Поиск техники экстаза может продлится столько же, сколько поиск метафоры. Следующие шесть месяцев могли бы стать… медовыми для нас с Кириллом. Я грустно улыбнулся этой шутке. Оглянулся… как будто кто-то мог бы быть в квартире… Распахнул халат и снял трусы. Лег на спину, согнул колени и раздвинул. Вместо мужчины положил подушку на себя. Закрыл глаза, представил, что Кирилл на мне… Мне это нравилось…
Потом опрокинул с себя подушку, наклонился и взял в рот ушко её. Посасывал… Удивительно, я кончил… Мне трогая вагину…
Потом сидел вот так без трусов и думал, всё это какой-то идиотизм… Виктория, вот честно, не помню, как мне попалась в руки пачка сигарет. Вера курила. Я закурил…
...курил и размышлял, что на кухне кран плохо закрыл. Вода капает как на мозг. Встал и пошел на кухню. Когда уже затягивал «барашек» крана, вспомнил что не могу ходить. Но… удивительно! - я не упал, я жестко стоял на своих двоих. Я не мог объяснить, что произошло. Объяснение нашел потом Кирилл. Видимо, никотин, попав в тело, изменяет его физический состав, для меня оно становится как бы чуждым. Сознание стремится вытеснится во вне, поймать в центр своего внимания окружающий мир, происходит некая экстраверсия. Кирилл сам тоже никогда не курил, но полагал, что курильщики для этого и курят. Чтобы «снять» внимание с самого себя, со своих переживаний, «удалить» рефлексию, быть во вне.
Вот так я случайно нашел способ избегать рефлексию. Поэтому, Виктория, я так много курю. Чем больше никотин изменяет химический состав тела Веры, тем ярче моё трансцендентное состояние, тем уверенней я хожу. Никотин оказался бензином этого процесса.
Я многое сделал в этот день. Приготовил себе обед. Принял сам ванную. Решил одеться. Кстати сказать, сигареты и здесь очень помогли. Никотин включал память тела. Я легко надел лифчик, сам даже поражен был. Выбрал затем в гардеробе Веры самый красивый сарафан… Но когда надел и поглядел в зеркало — ужаснулся. Из-под подола торчали небритые, мохнатые ноги. Как Кирилл мирился с этим, ума не приложу. Посему я поискал и надел брюки и блузку. Если не считать некоторые детали, в зеркале я обнаружил очень красивую женщину.
75.
...бог услышал мои молитвы. Он оградил меня от греха, но сделал это с такой иронией, что мои муки борения страсти сменились жуткими мучениями ревности. Я до этого и представить не мог, что стану ревновать Кирилла, но… как говорится, всё познаётся нами впервые…
Этим же днём к вечеру Кирилл пришел не один. Он привёл познакомить новую (первую за всё свою жизнь) подругу… Она мне сразу не понравилась. Была в ней… какая-то похоть. Невысокая татарочка Алина с крупной попой, круглыми тугими бёдрами, и большой грудью. И очень большим страстным ртом. Ей было семнадцать. И я думаю, она давно была не девочкой…
Я думал устроить Кириллу сюрприз, удивить его. Даже представлял, какие квадратные глаза у него будут, когда я сам одетый открою ему входную дверь. Однако удивляться пришлось мне самому. Я открыл дверь на пороге стоял Кирилл и Алина.
- Привет, это Алина, - сказал Кирилл, не обратив внимания, что я стою.
- Ку-ку, - сказала девушка.
Они прошли. Кирилл помог ей снять дублёнку. На ней была джинсовая мини-юбка, чёрные колготки, розовая кофточка и… очень много макияжа.
- Алин, ты хотела отлить, - Кирилл был сама заботливость. - Вот туалет. Кстати, можешь не закрываться на крючок (он это сказал на ушко ей, затем чмокнул щечку).
- Но-но, для таких игр рановато, Кирюша-тян! Я девочка серьёзных нравов.
- А мне так хочется посмотреть, как ты писаешь, - обидчивым тоном сказал Кирилл. - Или чтобы ты посмотрела, как я писаю…
Девушка засмеялась и зашла в туалет.
- Кто это? - тихо спросил я, когда мы с Кириллом оставались одни. Я пребывал в шоковом состоянии и от неожиданного появления девицы, и от их словесной забавы.
- Классная няша, ага? Позавчера познакомились… а сегодня я про тебя рассказал. Она о тебе всё знает…
- Зачем? - чуть не крикнул я от досады.
- Она на психолога учится… правда, первый курс. Я это… ну, подумал, она поможет… И, кажись, я ей нравлюсь. Мы даже… почти целовались… Тсс… - Кирилл подошел к двери туалета и прислушался, потом зашептал: - журчит… писяет…
Дверь приотворилась и мы увидели в щели между дверью и косяком ее нос и губы.
- Мужчины, подслушивать не хорошо! Я стесняюсь!
- Да, милая, мы пока на кухню… Продолжай.
«Милая», мысленно передразнил Кирилла я и сам пошел первым на кухню.
- Значит, вы… почти целовались уже? - с неожиданной ревностью выдал я, встав у плиты. Кирилл вошел на кухню и прикрыл за собой дверь.
- О! Да, братан, я хотел её потрогать за грудь, но она пока не даёт, - он говорил восторженно, а мне отчего-то было больно.
- А ты ничего не замечаешь? - я внимательно вглядывался в лицо любимого Кирилла. Он мотнул головой. - Ну… сегодня ты не сам открывал дверь и…
- О! Ахренеть! Ты ходишь! Как? - воскликнул он.
- Тебе это не интересно будет. У тебя же Алиночка на уме. Как она там в туалете… - я достал сигарету и закурил.
- Ты куришь? - он и не замечал моей ревности.
- А вот и я, мальчишки! - вошла эта… Ох, Виктория, столько лет прошло, а сейчас вам рассказываю и те все чувства настолько ярки, что аж руки крутит от напряжения, хочется вцепится в соперницу. Смешно! Очень смешно…
- Мальчишки? - переспросил я. - Алина, вы знаете, что я — мальчик?
- Ага! Мне Кирюша всё рассказал… И про переселения души, и про то, что ты не ходишь (вот же штучка, я к ней на вы, она ко мне на ты). И кое-что еще… - она лукаво ухмыльнулась.
- Кое-что еще… это что? - напрягся я.
- Лёш, прости, я…
- Кирюша-тян, не говори… - она подошла к Кириллу и положила голову на плечо. - Это наш маленький секрет….
Я отвернулся, потому что Кирилл начал лапать ее за попу.
- Может сабантуй? - спросила вдруг Алина, отбрасывая ладонь Кирилла.
- Да, Лёш, мы тут скупили Магнит. Винишко, закусончик… Обмоем твои ножки.
- Ой, как няшно! - пропела Алина. - Как малышу. Какая милота! Давайте, в комнате поляну накроем. Щаз сумки притараню из коридора туда.
- Ага, сладенькая моя! Мы подойдем…
- Слушай, что она имела в виду под этим «кое-что еще»? - спросил я, когда она вышла.
- Ну… - нехотя протянул Кирилл. - Я рассказывал, что спим мы на одно диване…
- А еще что?..
- Ну… что целовались…
- Что? - выпал в осадок я. - Ты такое говорил ей? Я… я здесь буду… я не пойду в комнату…
- Да, ладно тебе… Она ж своя, она психолог!
...они сели вместе на диване… ну, прям голубки. Я устроился в кресле напротив. Между нами был столик с разными яствами. Из спиртного, правда, только вино. Мы выпили. Начали болтать о чепухе. Кирилл всё домогался к ней, то погладит ляжку, то ухватит за грудь. Она взвизгивала, шлепала его, отталкивала и смеялась.
- Кстати, как у психолога у меня есть к тебе вопрос? - Алина отвлеклась от своего ухажера, который сейчас пытался протиснуть ладонь ей под юбку, и взглянула на меня. - Я читала у Фрейда, что мужчины руководствуются всю жизнь одной бессознательной установкой. Все решения они принимают из страха потерять член. Это так? Вот ты был мужиком, а теперь у тебя нет члена. У тебя сейчас нет страха?
Я «подвис», мне ее вывод совсем был непонятен. Да, очень возможно, что когда я был мужчина, отдаленно боялся, что отрежут член. Это самая любимая часть тела, от которое невообразимо много удовольствия, но… Почему сейчас я не должен испытывать страха? Напротив, сейчас мне намного страшнее жить…
- Я и сейчас много боюсь… - коротко ответил я.
- Это, наверное, из-за Кирилла? - сейчас она спрашивала без дебильных молодежных словечек, видимо, представляя себя профессионалом, и… не обращая, что Кирилл гладит ее чуть раздвинутые ноги.
- Я не понял вас… почему из-за Кирилла? - переспросил я.
- Ну, как же! В психоанализе это называется замещением. У Кирилла есть член, вы сейчас живёте вместе, и тебе кажется, что это член твой…
«Какой же бред она несёт!» - подумал я, но не сказал вслух. Вместо этого взял бокал со столика и поднес к губам.
- ...видишь, как логично всё по Фрейду, - продолжила психолог. - Я думаю, даже то, что ты играешь с его членом, это бессознательное замещение.
Я подавился, и пролил вино на брюки. Я зло посмотрел на Кирилла, правда, он не понял мой яростный взгляд. Неужели, он… так запросто мог это рассказать первой встречной ? Я сгорал от стыда! Мне захотелось, чтобы он провалился! А я… я еще сижу и как дурак ревную!
- Да, всё так… - нашел в себе мужество спокойно сказать и подняться.
- Ты куда? - отвлекся от ног девицы Кирилл.
- Пойду схожу на кухню. Мне нужно покурить…
Я пошел, слушая за спиной трескотню молодежи «Ой, а мне нужно отлить… Мне тоже, моя сладенькая… Я первая… Давай вместе… А как это вместе… Ты сидя… А я раковину… ха-ха, хи-хи»…
...я заглянул в пачку, осталось три сигареты.
- Ты обиделся? - я услышал голос Алина за спиной.
- А где Кирилл?
- Он побежал в ларёк купить мне сигареты. Я не курю «приму». А ты всё-таки не ответил, ты обиделся... - она прошла и села на табурет.
- Нет, не обиделся… - я тоже сил, продолжая курить. Я не смотрел на нее.
- Не обижайся… Мне просто всё это нравится, ваши игры. Так необычно всё и захватывающе ...Меня даже заводит… А ты ходишь, да? Кира говорил, что нет…
- Мне вот это помогает, - я кивнул на сигарету. Но она, как мне кажется, не поняла.
- А почему ты хочешь быть мужчиной?
- Потому что я мужчина, - пожал я плечами на глупый вопрос.
- Понимаю… (да нехрена она не понимала). А ты хочешь быть мужчиной и заниматься… этим с мужчинами? (Боже, она сама тактичность!)
- Вовсе нет… мне нравятся женщины…
- А как же Кир?
- Он просто мой… очень хороший друг. И если… что-то и было (я старался подбирать слова), то… мне просто хотелось, чтобы… Кириллу было хорошо… как-то так…
- А ты ему сосал? - я аж вздрогнул от такой «тактичности».
- Да… - соврал я. Пусть порадуется, сучка.
- У-у, - восторженно выпрямилась она. Явно её это возбуждало.
- Но только один раз, - подливал я масло в огонь. - Мне кажется, Кирилл и не заметил. Он был уже на десятом небе.
- Расскажи, как это…
- А что как… - вальяжно откинулся я на кафельную стену. - Всё как обычно… Ты, наверное, многим сама сосала…
- Не-а! У меня еще ни разу с мужиками не было (Вот врёт, нагло и не краснея!). С девчонкой одной было. Но это не то, да?
- Наверное…
- Ну, мы полизались тогда голые в постели. Клитор потеребали друг дружки и всё. Ой и потекло… Кир сказал, что ты пизду свою бережёшь, даже пальцами ни-ни. Правда?
- Много чего Кир наговорил, - меня обидела эта фраза и особенно слово «пизда».
- Тебе этот разговор неприятен? - ну наконец-то психолог в не победил.
- Немного…
- Я просто знаю, как ты бедняжка мучаешься без разрядки, - сострадальчески сказала она. Кирилл хотя б полизал…
- Алина, может быть, скажу грубо, но этот разговор действительно мне неприятен…
- Всё, захлопываю свой членосос! - ей показалось эта шутка должна меня развлечь. Я улыбнулся.
Я пошел в комнату, взял мобильник и позвонил Кириллу. «Кирюх, слушай, купи и мне сигареты». «Ох, - ответил мне он, - я уже у подъезда… Ну… ну, ладно вернусь куплю».
- Я пойду тогда искупаюсь, - заявила Алина. - У тебя есть банный халат?
- Был… кажется…
...через минуту уже было слышно, как она там плещется, поет песенки.
- Да уж, без комплексов дамочка! - заметила Виктория.
- Одним словом психолог, - коротко засмеялась Грибникова. - Она так и встретила Кирилла в моём (Веры) банном халате. Картинно сидела ножка на ножке и потягивала вино. Кирилл купил мне Winston, а Алине Vogue. Он был в неописуемом восторге, и я думаю, хотел сразу залезь руками под халат. Я знаю, на Алине были трусики под ним… зато не было лифчика. Мы продолжили посиделки. Планы Кирилла Алина — и я этого не ожидал — обломала, пересела ко мне…
- Балин! - вдруг воскликнула спустя час Алина. - Уже одиннадцать…
- И что? - непонимающе посмотрел Кирилл.
- Как что? Через полчаса общага закроется. Бежать надо…
- А мож, ты здесь переночуешь?
Мы с Алиной переглянулись. Вот признаюсь честно, Виктория, мне почему-то кажется, они это подстроили. Хотя утверждать не могу по одной причине… о которой скажу позже, она — эта причина меня самого шокировала.
- А что? - продолжал ловелас. - Диван большой, хоть пять человек поместится. И Вера не против… Да, Вер?
Я не мог сказать, что против. Я многому обязан Кириллу.
- Вера, а у тебя есть длинная футболка? - спросила Алина. Почему вдруг меня стали звать Верой, я не знаю.
- Зачем?
- Ну, не буду же я голая с мужчинами спать!
Я отыскал две футболки. Она ушла в ванную. Этот хитрюга поскидывал с себя одежду, даже трусы и залез под одеяло. Когда Алина вернулась в футболке ниже колен, то произнесла:
- О! Уже готов наш шейх… (Кирилл что-то довольно промурлыкал). Ах, нет! Ни шейх, а гаремный евнух!
- Но-но! - недовольно проворчал Кирилл, а Алина захихикала.
Я решил последовать примеру Алины, пошел переодеваться в ванную. Я долго возился, потому что еще курил.
Когда я вернулся, то увидел… собственно то, что думал увижу. Они целовались. Кирилл также лежал на спине, а Алина сбоку приподнявшая на локте. Я не тревожа, забрался на диван с другой стороны и сразу отвернулся к стене. Мне не нужно было зрелище чужого секса…
Несколько минут так и лежали. Кирилл посередине, Алина с краю, я у стены задом к ним.
- Сними футболку, - услышал я шёпот Кирилла.
- Нет… не надо, - прошептала в ответ Алина.
- Почему? - в голосе Кирилла я уловил удивление и разочарование.
- Я не хочу… терять девственность… с тобой…
Меня это больше Кирилла, наверное, поразило. Я даже повернулся.
- Разве ты целка? - уже в голос спросил Кирилл.
- А что такого? Это не законно?
Горел ночник, и я видел лицо Кирилла, на нем выражение было такое, которое отвечало «да, не законно!», по крайней мере, «не честно!».
- А что мне с этим делать? - он раскрылся, и мы с Алиной увидели, как его большой член стрелой указывал на подбородок…
76.
...Виктория вышла от Грибниковой с крайне противоречивым набором чувств. Ей было тревожно. Она пообещала завтра прийти вновь. Было поздно, и Вика вспомнила, что обещала приехать к маме. Алексей поразил её… конечно, было отвратительным то, что хотел он предложить, стать для него проституткой, но… Это был акт отчаяния… в котором он сам и раскаивался. Если это забыть, то, понимала Вика, она беседовала со святым. И как со всяким святым, с Алексеем нельзя было полностью утолить жажду в нём. Хотелось слушать и слушать, проникать в его историю, быть причастным… или вернее сказать, совершить таинство причастия.
Очень надрывно было видеть его глаза, когда Вика сказала, что ей пора уйти. Это были глаза ребёнка, которые нельзя обмануть. Он боялся, что она больше не придёт. Столько страдания было в этом взгляде, что девушка в душе клялась матерью вернутся. Вика обещала прийти завтра в пять.
Она сейчас вышла от святого какой-то другой. О! Как ей было сейчас стыдно, что носит страпон под брюками, который и сейчас на ней. Она приедет домой, снимет эту игрушку и поедет к маме на другой конец Твери. А пока она стояла на лестничной клети у двери поэтессы и была не способна отойти. Это чувство подобно тому, когда выходишь из храма, стоишь на паперти, смотришь в даль, на дороги, улицы, многоэтажки и не находишь силы в себе шагнуть в тот суетный мир.
Она даже не обратила внимание, что на площадки она не одна. Возле… на расстоянии вытянутой руки… на корточках сидела молодая, пьяная женщина. Волосы растрепаны, макияж растекшийся… была полушубке в короткой юбке, в чулках, но без трусов. Она дергала Вику за рукав и о чем-то просила.
- Мужчина, дайте женщине двести рублей, - наконец-то докатилось до сознания Виктории.
- У меня нет двести рублей! - отдернув руку, сказала Вика. Ей было неприятно глядеть на пьянчужку. Но то, что её назвали мужчиной, странным образом притягивало. Должно быть, её околдовывало то, что для кого-то (пусть с пьяну) она — мужчина.
- Лжёте, молодой человек! У такого элегантного мужчины всегда найдутся двести рублей!
- А разве у такой хорошо одетой женщины самой нет денег? - решила поиграть Вика.
- Увы! Я просто женщина… Откуда у женщины деньги? Я полностью завишу от вас, мужиков… По секрету скажу, я… я просто блядь… Так что дайте, сударь, двести рублей, и я вам сделаю, что вы пожелаете…
- Мне ничего не нужно от тебя…
- Лжёте, молодой человек! Ни один из мужчин не отказывается от расположения женщины…
- Ты красиво говоришь, - улыбнулась Вика. - Как леди…
- Нет, я блядь! Правда умная блядь… Это вами ценится. Умная блядь воспринимается вами, мужчинами, как опытная.
- Ну… а если бы у меня… были сейчас эти двести рублей, - чувствовала Вика, что втягивается в игру, навязанную этой дамой без трусов, и возбуждается. Сейчас она верила, что действительно она мужчина, - ...то чтобы ты мне сделала?
Женщина неожиданно встала на колени… голыми коленями на бетон. Она положила ладонь на левое бедро Вики. Мускулы ноги вздрогнули и напряглись. Вика резко вздохнула и задержала дыхание. Но не отступила, не оттолкнула и не сбросила руку женщины с ноги. В брюках по странному пошевелился страпон, он как раз лежал влево…
- Всё что угодно… Но… будет ли разумным лечь на пол? Конечно же, нет… - она гладила Вики бедро. - Нам не нужно менять сейчас позу. Я очень сейчас удобно стою, не так ли, мой мужчина… Так что… доставай… (она сделала пауза, в которой умудрилась совершить нечто завораживающее Викторию, запустить руку себе между ног)… портмоне, а из него двести рублей…
- И… и что будет? - дрожала Вика.
- Я пососу…
- Я… я не хочу…
- Как же? Вы лжете, маленький шалун! Вон как у вас стоит! - она сквозь брюки трогала страпон.
...Виктория была парализована. Женщина расстёгивала ей брюки. Запустила руки в ширинку. Начала ласкать искусственные яички…. И…
...и...О! Господи! Как такое может быть?! Как такое вообще возможно?! Вика чувствовала яички, как их нежно трогают, как от кожи идут нервные импульсы к анусу, заставляя его напрячься! Женщина перешла на искусственный фаллос, достала его… И у Вики в темени запульсировало от прикосновений… От каждого пощипывания мышцы ног слабели, и по спине прокатывали волны мурашек…
Как такое может быть?! - билось в мозгу Вики, когда она ощущала все нюансы теплого, влажного рта, даже то, как случайная слюна скатилась по (силиконовым!) яичкам. Как забилась молоточком предстательная железа, посылая указания анусу сжиматься и разжиматься…
…потом Вика вовсе испугалась, начались судороги приводящих мышц бёдер. Она отшатнулась, член выскользнул изо рта, за ним потянулись нити слюны и…
...и...О! Господи! Этого не должно быть! Это просто не возможно! Член закачался в воздухе перед лицом пьяной женщины. Из набухшей головки вырывались струи. Мутные белёсые струи бросали свою рваную бахрому на губы, щеки, подбородок… Как такое может быть?! Из страпона выливалась сперма...
...Вика не помнила, сколько она швырнула денег проститутки. Она быстро-быстро спрятала член и застегнула ширинку… Она побежала по лестнице. Голова кружилась, её тошнило… Сердце зашкаливало. Она рыдала на ходу, она смеялась. Ей одновременно было грустно и хорошо, она была счастлива, она была напугана, она было ошеломлена!
...сознание вернулось только у бачков с мусором. Было темно, но снег отражал свет от окон многоэтажек. К бочкам шла какая-то женщина с ведром, наверное, выбросить мусор.
Пусть идет! Черт с ней! Вика спустила брюки до колен. Стала расстегивать ремни страпона...
- Что, шалава, отъебли? Подтираешься? - зло шикнула баба в ведром.
...наконец-то удалось справится с замками. Вика бросила страпон в мусорный бак. Натянула брюки.
- Пшла отсюда! - замахнулась ведром та тётка. - От таких как ты вся зараза! Накидала небось тряпок со спидами, сучка!
...откуда у Вики взялась такая сила? Она разбегается и в прыжке бьёт ногой. Баба летит в бак. Вика бежит… бежит до автобусной остановки.
77.
...Вика заскочила домой. Закрыла дверь на два замка, что никогда не делала. Как будто за ней кто-то мог гнаться… Она прошла в комнату. Задернула шторы. Разделась до гола. Включила телевизор. Включила аудио проигрыватель. Прошла на кухню. В окне как в зеркале отразилась голая девушка. Она быстро задернула и здесь занавеску. Налила в чайник воды и пятилитровой бутылки, включила… Теперь в ванную. Заткнула слив. Налила на дно под краном шампунь. Пустила воду...
...надо позвонить маме, что она сегодня не приедет. Нет, лучше написать смс. Потому что говорить она не сможет. Она слишком возбуждена. Её потряхивает, бьет дрожь… Да, и в смски написать, что говорить не могу. Чтобы мама не перезвонила…
...она отправила смс. Высветилось «доставлено». Хорошо… Вода напором рушилась в пену… Нет, нужно расслабиться. Она закрыла дверь на щеколду, достала из шкафчика интимную гель-смазку… Зачерпнула немного воды и омыла вагину. На кафель закапали капли. Выдавила гель на пальцы правой руки. Расставила ноги. Нагнулась, схватившись левой рукой за бортик ванны…
...она массировала вокруг клитора, постепенно сужая круг, как по спирали…
...она закричала…
Что со мной? - думала Виктория, уже когда расслабленно лежала в пенной ванне. - Мне сейчас очень хорошо, но мне очень страшно! Не хотелось размышлять о страпоне, это было нечто запредельное, мистическое и ужасное. Сейчас она просто выйдет из ванны. Вытрется на сухо, наденет ночнушку и ляжет спать с включенным на музыкальном канале телевизором.
Три часа ночи.
- Мам, я тебя разбудила?
- Ничего страшного. Что случилось? - раздался голос мамы Виктории в динамике мобильника.
- Я не знаю… Мне очень больно. Чуть выше клитора. Там… там всё распухло. Вокруг всё красное. И не дотронуться. Мне… мне страшно, мам.
- Так. Успокойся. Выпей обезболивающие. Я завтра утром приеду, а до этого позвоню Рашиду Алимжанову…
- Кто это?
- Это самый лучший гинеколог в Твери. Мы к нему поедем. Он мой знакомый, примет без очереди.
- Но… но он чурка…
- Не обзывай людей. Да, он таджик, но он лучший. Прими обезболивающие. Всё, до завтра.
78.
...Грибникова вошла в палату. На ней был белых халат. Вика заулыбалась и даже приподнялась. Но боль — это было видно по её лицу — заставила опустить голову опять на подушку.
- Я очень испугался, когда вы сказали, что вы больнице, - сказала поэтесса, когда прошла и села на стул. - И когда сказали, что вас поместили в отдельную палату, даже запаниковал…
- Простите, Алексей, так вышло. Я знала, что вы испугаетесь… Мне кажется, вы единственный, кто мог испугаться за меня… Мне очень стыдно за это.
- Не говорите так, - Вера положила ладонь на предплечье Виктории. - Что с вами?
- Я не знаю. Врач тоже не знает. Поэтому положил в эту вип-палату, чтобы наблюдать. Со мной что-то чудно´е происходит последнее время. Даже вчера, когда я от вас вышла…
- Расскажите…
- Нет, мне стыдно… Может быть потом… Мне… Алексей, мне сейчас страшно очень, - Виктория нашла ладонь Грибниковой и сжала. - Вдруг… (Виктория быстро задышала, чтобы сбить волну истерики)… вдруг со мной что-то серьёзное… Знаете, я вас ждала, лежала и думала… Когда я не болела, когда всё со мной было хорошо, я так просто думала о смерти. Думала о суициде как о пустяке. Мне казалось, умереть это так просто. А сейчас…
Вика заплакала. Вера пересела и обняла ее.
- Вы не умрете… Я знаю…
- Я вам верю, Лёша (Вика позволила себе назвать его Лёшей). Я знаю, вы волшебник…
- Волшебник? - удивленно улыбнулась Грибников, когда Вика выпустила ее из своих объятий.
- Да, волшебник, - по-детски сквозь слёзы улыбнулась Вика. - Сделайте так, чтобы всё было хорошо.
- Сделаю, - в ответ улыбнулась Вера.
- Расскажите, что было дальше, - попросила Вика, когда успокоилась.
- Я боюсь увлечься. Мне сказали, что на посещение двадцать минут. И сказали, вас не волновать…
- Да, у вас истории очень волнительные….
- Да, очень. У нас еще будет много времени. Я сам очень хочу вам всё рассказать. Но я тревожусь за вас…
- Что со мной, доктор?… Я уже здесь пять дней… а вы… в вы ничего не говорите, - Викторию угнетала молчаливость Рашида Мансуровича. Это был средних лет, высокий, худощавый с удивительно прямой осанкой мужчина. Кожа у него была темная, словно пергамент. Даже халат казался сияет белым светом. Лицо очень красивое, точно высеченное из камня. Брови сросшиеся, что давало впечатление, он всегда сердит. За всё время он сказал одну единственную фразу «Нужна госпитализация».
Сейчас Виктория лежала голая, раскрытая, широко раздвинув колени. Алимжанов в силиконовых перчатках аккуратно трогал лобок, половые губы и вагину. Половые губы последнее время очень заметно разошлись. Посередине была огромная шишка сиреневого цвета, на верхушке которой торчал клитор… Прикосновения врача были острожные, но всё равно отзывались почти нестерпимой болью. Потом Рашид Мансурович стал трогать соски…
- Я заметила, у меня за эти дни на груди выросли волосы… Это что-то, значит, гормональное, да?
Этот вопрос доктор тоже проигнорировал. Он снял перчатку с правой руки и погладил лицо Вики.
- Да, и на щеках появилась щетина, - тревожно пытаясь выловить взгляд врача, комментировала Вика.
Вместо ответа, Рашид Мансурович снял вторую перчатку, укрыл девушку, выбросил в спецпакет перчатки и взял стул. Поставил подле койки и сел… прямой, узкоплечий, какой-то возвышенный.
- Виктория, я хочу вам кое-что подарить, - вдруг сказал он. Рашид красиво говорил на русском чистым и нежным голосом. - Но вначале расскажу древнюю легенду, который хранит мой род…
...у пророка Мухаммада, да прибудет мир с ним, был камень, который он всегда носил на шеи. Да не простой камень. И по форме был похож на полумесяц. В легенде говорится, что символ ислама именно поэтому полумесяц. И этот камень умел еще говорить человеческим языком. Однако понимать его речь мог только сам пророк, хвала ему вовеки веков. Когда подошел конец прибыванию посланника Аллаха мире, он на смертном одре позвал любимую жену Аишу и передал ей камень и сказал следующие. Береги его до той поры, пока сердце не подскажет тебе отдать его тому человеку, который явит собой необычность какую-нибудь. Тот человек должен отличаться от других чем-то необыкновенным. Пусть и тот человек сохранит его до той поры, покуда не встретит иного человека, обладающего необычным даром. И когда кто-то из одарённых будет понимать речь человеческую камня сего, знайте, о люди, в этого человека в мир вновь пришла душа моя…
По преданию, - продолжал Рашид, - если тот, у кого окажется камень пророка, станет слышать и понимать речь его, то он станет новым воплощением посланника Аллаха на земле, да прибудет он с нами!
К моему прадеду пришел этот камень, - сказал Рашид, когда из-за пазухи достал самодельный мешочек из черного бархата, вышитый золотом. - Он умел лечить людей молитвой. Исцелял даже безнадежных больных. Он передал его моему деду, тот был муллой. Дед передал мне с такими словами. Коль не встретится тебе человек, которого ты примешь за необыкновенного, передай камень внуку своему. А коль встретится такой, вручи ему…
С этими словами Рашид достал из мешочка камень, встал и наклонился над Викой. Он надел ей на шею.
- Зачем?!… Камень самого пророка Мухаммада?!… Я?!… Мне?! - затряслась от волнения Вика.
- Да хранит вас Аллах! - только и сказал Рашид и направился к выходу.
- Но как же так?! - спросила Вика, когда он был уже у двери.
Рашид ничего не ответил. Улыбнулся и вышел…
79.
...Алексей проснулся. Его насторожило, что на нем нет трусов, хотя он по-прежнему был в футболке. Рядом не было ни Алины, ни Кирилла. Алексей приподнялся и сел. Сигареты вчера он оставил на кухни. Это было опрометчиво. Ноги не подчинялись. Впредь нужно всегда пачку иметь под рукой.
Когда ушли Алина и Кирилл, он не помнил. Это еще одно неприятно свойство быть в чужом теле: засыпая, он полностью отключался от мира и не видел сны никогда, и сквозь сон не мог отслеживать, что происходит вокруг. Нужно было, чтобы тело проснулась, для полного присутствия… Алексей бросил взгляд на сторону дивана, где спали молодежь, и вздрогнул. Значит, у Кирилла и Алины всё же был ночью секс, и он лишил её девственности… Почему тогда я без трусов? - забилась лихорадочная мысль у Алексея, - этот… и меня лишил?…
Алексей пошарил по дивану, сбросил одеяло. Второго пятна не было. Да и он не чувствовал каких-то изменений в теле… наверное, должно болеть…
- Кирюх! - крикнул Алексей, надеясь, что друг на кухни. Тишина. - Алина!… (тихо). Ребята, вы где?!
Дотянувшись до халата, он заметил, что на подоконнике пачка сигарет и зажигалка Алины.
В квартире Алексей был один. Что-то произошло. Но что? Он пошел на кухню, поставил на газ чайник. Набрал номер Кирилла, тот не отвечал. Потом прислал смс, что скоро придет и что нужно поговорить…
- Короче, попадос, братан, полнейший! - нервно дергая плечами, говорил Кирилл. Когда он пришел, то застал Алексея на кухне, тот делал яичницу. - Вы обе вчера, блин, так быстро вырубились. А у меня ваще сон пропал, как будто и не пил. Лежу такой, член аж больно торчит. Трахаться хочу, невмоготу. Дай думаю, полапаю Алину и потрусь об нее. На майку или на трусы ей спущу… А она, блин, спит как убитая…
...ну, это, короче лапаю. Она не просыпается. Даже майку задрал, сиськи полизал. Она только посапывает… И чё, снимаю трусы ей, пизду лежу. А она во сне только ноги раздвинула. Пушкой не разбудить…
Короче, я ей засунул. От боли-то она проснулась. Давай отталкивать, колотить меня, кусаться. А у меня как у зомби одна мысль «сейчас кончу». Ну, короче, пока не кончил, не вынул из нее…
Самое прикольное, у нас потом еще три раза было. Она и сверху меня трахала. А утром говорит, что я ее изнасиловал… Братан, короче, мне по-борзому нужно сваливать из Твери…
- Зачем? - удивился Алексей, он выключил газ под сковородкой.
- Алина мне, прикинь, мне утром говорит, типа в милицию заявлять на изнасилования не будет, а позвонит одному родственнику. Он типа криминальный авторитет. Меня найдут и сделают секс-рабом…
- И куда ты убежишь? - Алексей присел на табурет.
- Ну… пока к бабке в Сандово. А потом… ну, когда утихнет, в Питер…
Алексей молчал, но не знал, что сказать.
- Слушай… я тебе тут кое-что принес, - прервал Кирилл затянувшуюся паузу. - Только возьми! Обещай, что возьмёшь…
- Что? - непонимающе глядел на любимого Алексей.
- Я… это… я знаю, без меня тебе туго будет. Я… это… ну, в общем, рад, что ты уже ходишь… Тут вот… Это карточка. Мне ее дядька на днюху подарил, на поступление на вторую вышку. Я собирался, помнишь, я говорил, в литературный… На ней двести тысяч рублей. Возьми, а то я всё равно на хрень потрачу. Я хотел на проституток тратить…
Кирилл на стол положил банковскую карту и клочок бумаги.
- На бумажки пин-код, - пояснил Кирилл.
Алексей молчал.
- Ну… я, наверное, пойду, - выдохнул Кирилл и поднялся. - Да… симку я выброшу. Если что, с новой позвоню… да?
Он подошел к кухонной двери. Он всё ждал, что Алексей что-то скажет. Почему же Алексей молчит? Пусть хоть что-то скажет на прощание…
Алексей поднялся, он хотел пожелать что-нибудь хорошее… Кирилл вдруг подбежал, обнял. Он целовал шею, ключицы. Ласкал спину, залез под халат, стал мять голую попу Алексея.
- Я тебя люблю, Вера! Очень-очень люблю! - шептал Кирилл, запустив пальцы между ягодиц друга. - Я хочу, чтобы у нас было… прямо сейчас…
- Не надо, Кирилл. Уходи…
Кирилл отступил… Когда он уходил, то старался не оборачиваться. Входная дверь хлопнула. Алексей опустился на табурет. Он потом пил кофе и глядел на лежащую на столе карту…
80.
- Бородка вам идет…
- Не шутите так, а то я обижусь (Виктория засмеялась).
- Ох… а я и не заметил, у вас интересный камень на шеи…
- Мне его подарил доктор…
Грибникова сидела на постели подле Вики и держала её за руку. Под спину и голову девушки были наложены подушки…
-...знаете, Алексей, - продолжала Вика, - мне иногда кажется, что он разговаривает со мной. Но когда я слышу его голос, то пугаюсь, и он замолкает…
- А вы не пугайтесь, - мягко улыбнулась Вера.
- Пока не могу… Всё-таки как хорошо, что Рашид разрешил оставаться вам со мной подольше. Я так скучаю по вам, когда вы уходите…
- Я бы совсем не уходил… Если бы было можно поставить здесь еще койку….
- Ой, давайте я с Рашидом об этом поговорю, - перебила Вика поэтессу, немного поморщившись от боли.
- Я не знаю… удобно ли?
- Рашид очень хороший и милый человек… он как вы… Ну-ну, не смущайтесь, Алексей.
- Я не смутился… мне просто приятно.
- Расскажите, что же было дальше, после того, как Кирилл ушел… Кстати, вы с ними больше никогда и не виделись?.. И не созванивались?
- Нет… я и не знаю, что с ним…
...после того, как он ушел, я весь день плакал. Я думал, что потерял любимого. Неужели я был влюблён в мужчину? Теперь я думаю, это тело Веры своими гормонами внушало мне иллюзию любви. Да, я был привязан к Кириллу. Я в нем нуждался. И я нуждался в том, чтобы кому-то дарить ласку… Но я не мог его любить как женщину, как брата, возможно. Меня никто не видел, и я позволил себе рыдать. Странно, но мне сейчас не стыдно, Виктория, рассказывать об этом. Кому-то другому было бы стыдно…
...потом, когда я успокоился и почувствовал, что отпустил Кирилла, задумался… а ведь у меня всё есть для того, чтобы поехать к маме. Деньги — их так много на карте, - и паспорт, я нашел его в комоде. Меня останавливало только одно: я понял, что притягиваю сексуально озабоченных людей. Моя аура настолько насыщена моей неудовлетворенностью, что те кто рядом бросаются изнасиловать, забыв про то, кто они и разумны ли. Я гипнотизирую, заставляю при прощальном поцелуи засунуть пальцы себе в попу... Это проблема… тем более добираться от Твери до Мурманска около полутора суток.
...я долго размышлял: мне бы как-нибудь поступить так, чтобы ко мне никто не смел бы домогаться. Может быть, как-то одеться...
- В наше время только в монашкам не домогаются, - захихикала Вика.
- Вы угадали, как я поступил…
- Неужели?!
- Оказалось, что в Твери есть магазин церковного облачения. Я купил женскую рясу, мантию, клобук, подрясник, параман… в общем, всё, чтобы выглядеть строгой монахиней… Да, еще и молитвенник, книжицу, чтобы держать всегда в руках. Это уж точно никогда не подпустить, даже самого безбашенного маньяка.
- Алексей, я… раньше и не задумывалась, но… О! Это, наверное, такой восторг! Облачиться в монашку и пройтись по городу. Прохожие в напряги, многие не смотрят в глаза, а кое-кто призадумался о вечном, - смеялась Виктория.
- Примерно такие чувства я и вызывал, - улыбнулась Грибникова, - когда отправился на вокзал покупать билет. Но всё равно я очень боялся. Всего. У меня невеликий был опыт пешехода, и такой же в общении в незнакомцами. Мне всё казалось, что в автобусе меня трогают, ласкают ягодицы… Я уверял себя, что это просто бред, самовнушение и я просто себя этим хочу остановить.
- Ох, сколько же у вас, наверное, эротических чувств было в таком наряде…
- Не то слово, Виктория… не то слово! Признаться, мне и самому очень хотелось спровоцировать, хулиганить…
- А вот здесь поподробнее, пожалуйста!
- Ах, право и не знаю. Мне же запретили вас волновать…
- Ну…
- Ну, хорошо, Виктория, расскажу свои маленькие приключения… Нет, скажу так, маленькие приключения монашки в Твери…
81.
Притчи о матушке Евлампии
Притча первая
...волшебное приключение началось сразу у подъезда дома Грибниковой. Было тепло, приближалось лето. На лавочке сидела молодежь лет четырнадцати, два мальчика и девочка.
- Лен, лен, расскажи, как у него там всё на даче, по хайпу? - заглядывая в декольте частил один из них.
Лена в мини-юбке, положив ногу на ногу, с сигаретой, гордо оттолкнула назойливого парнишку.
- Да шиздит она, - выдал со злостью другой мальчик. Он сидел лицом к Лене, поставив ноги по разным сторонам скамейки. Он жадно разглядывал девочку и мял гульфик… иногда. - Откуда у нас в Твери дача Агутина, и зафиг ему Ленка…
- Не! Это понатуре всё, - суетился вокруг первый мальчик. Он то обежит сзади, то спереди. - Ленка даже говорила, что Агутину дала…
- Э! Э! - запротестовала Ленка. - Я такое не говорила. Я говорила, что у нас кое-что было с Леонидом.
- Расскажи… расскажи, Лен…
- Да баян это, - не унимался второй.
- Балин, Славян, чё ты такой албанский? Ленка, классно рассказывает. У меня аж вставал.
- У тебя на всё встаёт, - фыркнул Славян. - Поди и сейчас стояк…
- Ага! Показать?.. Лен, показать?
- Как хочешь? - выпустила дым изо рта девочка.
Мальчик оглянулся, нет ли кого. Расстегнул ширинку и оттянул трусы. Небольшой член закачался. Девочка придирчиво поглядела.
- Маловат еще такое женщинам показывать, - хихикнула Ленка.
- У Славяна больше… Покажи, Славян…
- Да, ну тебя, Павлик, в жопу! - огрызнулся Славян.
- Покажи, - спокойно сказала Лена.
Тот с показной неохотой поднялся. И скоро у лица девочки кивали уже два стоячих члена.
- Щиц! - внезапно шикнула Ленка, и сама вся напряглась.
Мальчики обернулись… и то, что они увидели, заставило из заправляться. Ленка не знала, куда деть сигарету. Она очень перепугалась… из подъезда вышла… монашка!
Она направилась к молодежи. И пока шла, Ленка успела вспомнить свою набожную бабку и всё, что она ей с самого рождения говорила. И про знаки, в том числе… Когда монашка приблизилась, Ленка полуобморочно выдала:
- Матушка, я больше не буду…
Славян и Павлик переглянулись.
- Молодые люди, не подскажите, где автобус на ж-д вокзал? - спросила монахиня.
-Э…. у…
- Да, вон за тем домом остановка, - махнул рукой Павлик. - На тридцать пятую сядите...
- Спасибо, - улыбнулась женщина вся в черном.
Она пошла в ту сторону. Подростки молча за ней следили. Потом остановилась в метрах двадцати от них, обернулась. Они снова вздрогнули и вытянусь как три струны. Монашка закурила… и продолжила путь.
- Откуда она тут? - первым пришел в себя Павлик.
- Фиг знает, - ответил Славян.
- Это знак! - задумчиво произнесла Ленка.
- Какой-такой знак?
- Я наврала про Агутина, это раз. Больше вы мне пошлости не говорите и… не показывайте, два. И я пошла домой…
- Лен, ты чё? - аболдело глядел вслед уходящей подруги Славян.
Притча вторая
...Василий Петрович Купавцев… которого все в коллективе на заводе любя называли Петюня, ждал на остановке автобус. Он был в рабочем комбинезоне. Вообще он не любил ездить домой в спецуре; она пахла машинным маслом, и все думали, что она грязная, бранились на него, что ездит в общественном транспорте и пачкает всех. Но сегодня не удалось переодеться. Он был с ночной. Сейчас было тринадцать часов, он ждал автобус поехать домой, завалится в постель.
...и вот те на! Что-то не ладное сегодня с ним. У него был стояк. Да такой мощный как двадцать лет назад. С этим делом у него последние годы было ни шатко ни валко, с женой они трахались две недели назад, и он радовался, что пока она и не пристает с этой «глупостью». И тут! Прямо на остановки! И не на молоденькую разодетую штучку, ни на паренька в коротких шортиках (по телеку говорили в его возрасте бывает…), а на… монашку!
Та подошла на остановку и встала неподалёку. Петюне пришлось аж присесть, настолько жёстко у него встал… Он хотел монашку… Господи Боже! Как такое может быть? Его член что, с ума сошел? О таком и подумать грешно, но… О! Немного бы потереться хотя бы об нее… даже не снимая ничего… вот, об ягодицы, о черный атлас, играющий на солнце. Да, встать позади и… гульфиком провести по выпуклостям…
...О! Ему бы хоть бы какой знак, что она такая же как и все женщины… доступная, мирская… Она в этих чёрных одеяниях сейчас как небожитель. Знак… для того, чтобы хотя бы подойти, заговорить… Нет, о сексе не может быть и речи. Даже нет мысли полапать… только поговорить, только подойти.
Петюня порывался подойти… ему было даже певать на то, что внизу комбинезон неприлично топорщится… даже приподнимался. Но… что-то не давало ему это сделать.
Монашка закурила…
Петюня встал и подошел. Он дотронулся до локтя. Монашка вздрогнула и обернулась.
- Не бойтесь, - откашлявшись, сказал Петюня. - Мне просто спросить хочется… Вот если мужчине понравилась женщина, и он подойдёт просто поговорить, это плохо?
- Что тут плохого? - пожимая плечами переспросила монашка.
- Вы мне понравились, - прямолинейно выдал Петюня. - Вы не прогоните меня?… Мне бы с вами просто поговорить…
- О чем?
- Меня Василий зовут, а вас?
Монашка немного задумалась, потом ответила:
- Евлампия… матушка Евлампия…
- Матушка Евлампия, вы ждёте автобус?
- Ну да…
- А куда вы едете?
- На железнодорожный вокзал… А почему вы спрашиваете?
- Ого! И я еду на железнодорожный вокзал, - тут же соврал Петюня, его дом был совсем в другой стороне. - Может, поедем вместе?
Евлампия пожала плечами.
- Очень хорошо… - сказал Петюня. - Что-то автобуса долго нет… А нет! Вон он идет! Наш автобус…
- Я вам помогу… - сказал Петюня, когда она заходила, пропустив остальных пассажиров вперед. Ряса была длинной и она ногой наступила на ступеньке. Петюня стоял позади, он взял ее за талию. - Я подержу, вы наклонитесь, освободите подол…
- Спасибо, - произнесла бесцветно Евлампия и наклонилась…
...О! Она стояла сейчас раком. Ткань рясы натянулась, обозначив формы ягодиц… Возможно, она без трусов… да-да, Петюня, ты же когда-то читал, что монашки не носят трусов… И она завозилась с подолом — точно еще один знак… хоть на краткий миг коснуться пенисом её…
- Пшьто возица тама? - крикнул водитель азиат.
В салоне было не протолкнуться. Что в общем не беспокоило Петюню, он напротив давал волю рукам. Конечно, он поначалу ждал, что монашка сразу пресечет, но… Петюня держал её за талию, и думал, вот бы немного ниже. Пару раз… (случайно ли?) рука и соскользнула ниже. Но Евлампия как будто и не заметила, она телом пробивала себе дорогу в салоне.
Какая-то пожилая женщина уступила монахине место. Евлампия села. Петюня встал рядом… О! Какое везение! Его член возле ее плеча. Автобус раскачивается. Автобус на его стороне. Монашка смотрит строго перед собой, держит молитвенник. Господи! Какая же я заблудшая душа! Прости меня боже, что творю я и не ведаю, но я сейчас дрочу о плечо матушки Евлампии….
Автобус въезжал на улицу Коминтерна. Вот уже скоро вокзалы. Сначала автовокзал, потом ж.-д… Выдаст ли его большое пятно на комбинезоне? Зачем же он кончил? Вдруг Евлампия обратит внимание и поймёт?
Автобус остановился. Монахиня встала и пошла к выходу. Петюня за ней. Вышли…
- Ей мужик, подожди! - кто-то окликнул за спиной. И хлопнули по спине.
Василий Петрович обернулся. Три парня. Весьма не хилые хлопцы…
- Отойдём поговорить, - сказал один из троицы. Петрович растерялся, ведь Евлампия не остановилась, она уже ушла…
- А что не так, ребята? - тревожно спросил Василий.
- Да вот, ликбез проводим… о том, что дрочить на людей не хорошо…
Притча третья
- Угораздило же нас купить купе в придачу с монашкой, - ворчала молодая женщина, поглядывая на мужчину.
Блондинка с тугим конским хвостом одной рукой держалась за поручень в тамбуре, в другой была тлеющая сигарета. Мужчина стоял напротив. Он оперся спиной о стену и расставил широко ноги, так что и не тревожился о том, что поезд сильно качает. Он задумчиво курил и чему-то улыбался. Муж с женой были в одинаковых спортивных костюмах. В синих в красными вставками на груди.
- Чему ты лыбишься, Костя? Это просто жесть ехать двое суток с монашкой! Ничего не скажи и не пукни. Всё будешь думать, это эта святая женщина подумает о нас. Оно тебе надо? И еще я категорически не хочу краснеть за своего сына…
- А чё Виталька-то? - не понял Костя, выдувая дым вверх.
- Ни чё, а что… Как что? Мальчику двенадцать… тринадцатый идёт. И… вот я тебя просила поговорить с ним, отругать, тебе же в лом… А он письку теребит. Еще удумал, за мной исподтишка поглядывает и теребит…
- В его возрасте все этим занимаются, - спокойно сказал Костя и стал мять сквозь штаны член.
- Сходи к проводнику… Дай денег что ли… Пусть найдут монашке другое купе.
- Зачем? - Костя затушил об стену окурок, кинул на пол и приблизился к жене.
Он ладонь положил на лобок и стал пальцами сквозь трико надавливать на половые губы. Приблизил рот в уху.
- Галь, а мы давно не играли в наши игры…
- Ты что, аболдел?! - оттолкнула Галя мужа.
- А что? Мы уже лет пять не дурачились… Помнишь условие? На глазах у незнакомца, но так чтобы безопасно…
- Мы уже не играем шесть лет, - нервно стала копаться в пачке сигарет Галя. - Потому что у нас уже взрослый сын, который всё понимает. И кстати… ты не заместил, что он с нами?
Она снова закурила, косясь на гульфик мужа, там был мощный стояк.
- Мы подождем пока Виталька уснёт…
- Но она монашка, Костя! Ты придурак или как?
- Разве тебя это не заводит?
Женщина отвернулась к окну. Поезд шел мимо какого-то завода.
- Это у них как там?.., Грех называется…
- Да ладно? - он обнял жену сзади и прижался пахом к попе. - Так и называется? (его ладонь вскользнула в ее трусики) А ты уже мокренькая, - прошептал он, целуя мочку уха.
- Отвали! - зло толкнула она его локтем.
- Как устроились, матушка Евлампия? - улыбаясь поинтересовался Костя, когда они с женой вернулись в купе.
Монахиня сидела на правой нижней полке у окна и пила чай. Виталька лежал над ней на верхней полке и копался в планшете.
- Всё хорошо, - не глядя на вошедших, произнесла монахиня. - Спасибо.
- А вы не будете переодеваться? Или вам нельзя? - Костя сел к окну. Галя пока стояла, она заглянула к Виталику и спрашивала, не хочет ли он в туалет.
- Нам нельзя, - ответила матушка и посмотрела на мужчину.
- Понимаю. Форма одежды. Как в армии… А мы вот с Галинкой сходили переоделись, - он похлопал жену по попе.
- Рада за вас…
- А можно нескромный вопрос? - Костя гладил ягодицы жены, иногда тер между ног, и ждал реакцию монашки.
- Можно..
- Я надеюсь не смущу… Просто всегда было интересно. А что монашки носят под рясой…
- Подрясник…
- А под ним?
- Как все мирские…
- Ну… лифчик и трусики?
- Костя, ну, что ты в самом деле? - обернулась Галя. - Сходи лучше отведи Виталю в туалет.
- Виталька, спрыгивай! - скомандовал папа, вставая, и женщины увидели, как сильно выпирает у папы член.
Мужчины вышли. Галя присела возле Евлампии там близко, что прижалась к ней попой.
- Мы вас не смущаем, матушка? - спросила тихо Галя и положила ладонь на ногу монахине.
- Нет…
- Вы скажите, если будет, что не так… Просто мой муж простой и немного грубый человек… Может сказать что-то обидное и не заметить… Или сделать что-то вульгарное…
- Вульгарное? - взглянула в глаза Евлампия Гали.
- Ну да… знаете же этих работяг? Могут почесать в непристойном месте… - Галя не осознавая гладила бедро матушки.
- Это меня давно не смущает…
- Но вы всё равно мне скажите, если что… Я не хочу, чтобы вы о нашей семье не хорошо думали…
- Я никогда ни о ком плохо не думаю…
- Ну чё, получилось поссать? - спросил отец у Виталия, когда тот вышел из туалета. Тот в ответ угукнул. - А то дорога как дунайские волны… Слушай, Виталь, надо поговорить… Давай в тамбур выйдем, чтоб нас не слышали… (мальчик пожал плечами, они вышли). Я не хотел заводить разговор, - начал Костя после того, как закурил, - маме обещал… Ты это… не бойся, я не для того, что ругать… Ты пацан уже взрослый, я считаю, твоё дело… В общем, мама говорит, ты за ней подглядываешь… за голой…
- Не! - напрягся мальчик.
- Да ты не боись, говорю, - улыбнулся папа, помяв член у себя. - Я не думаю, что это плохо… Я за своими родаками в таком возрасте тоже подглядывал… У нас ваще дверей не было, только шторы, так что частенько подсматривал…
- И что ты видел? - заинтриговано смотрел Виталий, он тоже стал мять член.
- Разное… - загадочно произнес отец. - Но я не спаливался как ты… Слушай, Виталь, уговор. Давай сделаем вид, что я тебя отругал, маме скажу, что провел беседу… А ты не пались, лады?
- Лады! - радостно закивал Виталий, чувствуя как гора с плеч.
- И это… - папа жестом указал на руку сына, которой он играл с гульфиком. - ...при маме не делай. При мне можешь, при маме не надо… Договорились?
- Ага!
- Еще у меня просьба к тебе, сынок, сегодня. Придем к купе… ты это не тяни, сделай вид, что крепко уснул…
- Зачем? - удивился мальчик.
- Ну… мы с мамой хотим пошалить… понимаешь? (у мальчика расширились глаза и неосознанно он стал посасывать чуть вытащенный язык). Я вижу, понял… ты только не выдавай меня. Мама узнает, и мне и тебе голову отвернет...
- Ну, давай, солдат, труба зовет! Уже десять. Спят усталые игрушки, - сказал Костя, поглядев на часы. Они сидели в купе и разговаривали, причем Костя всё норовил у Евлампии спросить… «что-нибудь вульгарное».
- Ну, пап, еще рано, - притворно упирался Виталий, а сам только этого и ждал.
- Нет-нет, детям пора спать. Давай я тебя на верх закину… Так (Виталий был уже наверху) снимает носки, майку, трико… Чтобы тело дышало… (Костя бросил взгляд вниз на Евлампию, слушает ли). Давай и трусики снимем, да? Как дома. Чтобы хозяйство не прело…
Он снял с сына трусы. Член Виталия стал наливаться. Костя облизал свои сухие губы и накрыл сына простынею. Потом обернулся лицом к женщинам…
- Матушка, вы не против, если на ночь оставим ночник? Мальчик боится темноты? - спросил Костя, почесав в паху.
- Нет, - ответила Евлампия, и её, как казалось им, вовсе не смущало мужланское поведение. - С вашего позволения я тоже лягу. Устал… устала (поправилась монахиня).
- Может быть, вы хотите раздеться? Мы с Галей выйдем…
- Нет. Я привык... ла спать так.
Евлампия легла одетая лицом к стене.
- Вы позволите мне вас укрыть?
- Да. Спасибо…
Костя укрыл монашку и сел у нее в ногах, стал гладить ей попу.
- Спасибо. Но это лишнее…
- Простите, матушка… (он пересел к жене)… Мы будем раздеваться перед сном? - тихо он спросил жену, но так чтобы монашка слышала.
- Наверное, нет… мы будем смущать матушку Евлампию, - ответила Галя. - Да и Виталя еще не спит…
- А мне кажется, он уже посапывает, - шептал Костя. - Погляди…
Женщина встала, приподнялась на носочках и заглянула к сыну. Тот притворялся спящим. Она тронула плечо, он не реагировал. Мужчина тоже поднялся.
- Милая, я тебе помогу, - страстно шептал он.
- А как же матушка? - в ответ шептала она.
- Вы обе женщины. Не должны друг друга смущать…
Он взяв бегунок молнии кофты спортивного костюма жены и повел вниз… Через секунду распахнул её… Женщина заранее в туалете сняла лифчик… Костя мял груди и поглядывал вниз на Евлампию…
Евлампия, к сожалению, безучастно и незряче уткнулась носом в стену… Зато Виталий с большим любопытством наблюдал за ласками.
- ...у тебя соски торчат, - прошептал Костя как будто стараясь, чтобы его не услышали. - Ты, наверное, мокренькая там…
- ...я ты проверь… - жарко задышала Галя, взяв его за член через штаны.
- … ох… как там сыро… А… как ты думаешь… у матушке Евлампии тоже мокренько?
- Вовсе нет, - вдруг сказала матушка Евлампия. Она обернулась, приподнялась и села, опершийся спиной о оконную стену, подтянув ноги к себе.
Костя и Лена были полностью голые. Евлампия достала сигарету, закурила. Затянувшись она спокойно сказала:
- Продолжайте. Я хочу посмотреть… Кстати, Виталь слезай, отсюда лучше видно...
Притча четвертая
- Ира, да кончай ты грузится! В самом деле… Чё ты, а? Не стоят этого мужики. Твой Тарас просто сам кобель, а на тебя бочку катит…
- Зина, я просила, давай ты меня оставишь в покое…
Две проводницы разговаривали у титана. Поезд мотало сильно (ночью он набрал скорость), и им приходилось хвататься за оконный поручень. Ирина имела неосторожность поделится с Зиной, что Тарас — рабочий депо ее бросил, и теперь Зина с начала рейса не отставала от нее, всё хотела оказать психологическую помощь. В общем, в край достала!
- Да перхоть подзалупная, вот кто он! - не унималась утешительница. - Ишь какой козлонова! Еще поди найди такую как ты… (Ирина тяжело выдохнула) Не вздыхай так тяжко, подруга. Будет и в нашем бронепоезде праздник, а в постели проказник! Давай я тебе лучше кой-чё расскажу… Ой и умора! У нас в вагоне семейка нудиков…
- Кого?
- Ну, нудисты… Баба с мужиком и сынишка двенадцатилетний. Они там у себя в купе втроем голые…
- А ты откуда знаешь?
- А в ихнем купе еще монахиня ехала. Так у них чего-то произошло, ко мне мужик этот подошел и попросил переселить монашку в другое купе. У нас одно бронь было. Так он, прикинь, купил для нее целое купе. Она теперь одна едет. Кстати, очень хорошая женщина, я с ней говорила как воды попила. Кстати, тебе обязательно нужно с ней поговорить… Святая женщина, всю боль с души снимет…
- Не хочу… - отрезала Ира. - А почему ты решила, что они нудисты?
- Так я потом пошла, спросить, ну типа всё в порядке. А баба мне приоткрыла дверь… голая. Я мельком заглянула, и мужик с сыном голые… Они, наверное, монашку и спровадили потому...
- Ты сказала, мужик целое купе купил. Ты случаем, деньги ни на руки взяла? - строго глянула Ира.
- Ты чего? Я честный полупроводник! (Зина любила в шутку себя не проводником называть, а полупроводником). Он через сайт РЖД купил, у них планшет с собой. Там оказалось, бронь сняли за два часа до этого. Всё чик-чирик!.. Слушай, давай сходим к матушке Евлампии. Расскажешь, про боль, про своего Тараса Бульбу.
- Не хочу… Ай!
- Ты чего?
- Чего… обожглась из-за тебя тараторки! - со слезами сказала Ирина, держа руку в другой руке.
- Не из-за меня! Это знак! Боженька сказал, чтобы мы к матушке сходили!
Зина вошла к матушке Евлампии с контейнером, в которым был плов, и термосом, в котором был чай. Всё это она взяла в вагоне-ресторане бесплатно, решив окружить монахиню заботой. В купе она заходила с чувством человека, посвятившим храм, задержав дыхание. Стоит ли в такой момент сердится на Ирку, ведь она так и не уговорила подругу пообщаться со святой. Зина поставила еду на столик, а сам неслышно присела на противоположную голую полку. Матушка лежала без головного убора простоволосая, она забылась, ноги у монашки были согнуты. Ряса и подрясник съехали к животу.
- Матушка… а… а в монастыре нельзя брить ноги? - вдруг сама от себя не ожидая ляпнула Зина.
Евлампия вздрогнула, поднялась и одернула подол. Сев, она надела клобук.
- Ой, чёй-то я не то брякнула! - Зина сама себе побила ладошкой по губам. - Можно с вами поговорить, матушка? (не дожидаясь разрешения, она начала жаловаться). Мне, матушка, плохо живётся… ну, как плохо… не в смысле бытовом… в смысле мужиков. Вернее, мужчин. Половинки… У меня сын самой, Ванюшка… я когда в рейсе он у мамки моей. Сейчас у меня никого… ну, из сильного пола. Вы понимаете? Я всегда скромная была… наверное, потому и мужики… мужчины ко мне не липли… Я хотела сказать, не встречались. Ну… у меня немного было… романов. Первый мой Ваня был, мне четырнадцать было. Потом Женька, я уже большая была, мне семнадцать было. Он еще когда у меня остался, потом мне и предъявил, а чёй это я не целка… Ой, я не то болтаю! (она снова побила себя ладошкой по губам). Ну… Женька выветренный парнишка был, короче, не женился на мне. Потом был взрослый мужчина, когда я училась в железнодорожном технаре. Мне двадцать два, ему пятьдесят семь…. Потом Саня и Витя… я еще гадала, с кем лучше. А они такие-растакие красавцы других девок выбрали. Ну Федьку алкаша, от которого у меня Ванюшка, и вспоминать не хочется… Ренат был красивый, три года встречались… Ну и так… В рейсе иногда кому-нибудь дашь… Ой, язык мой враг мой! (последовало опять самонаказание). А так говорю же, из-за скромности никак у меня с мужчина… Вот год уж одна…
Я чё хочу спросить-то, матушка, - продолжала возбужденная Зина. - Может быть, я это того?
Она честно сидела и ждала ответа, думая, что Евлампия ее поняла.
- Чего того? - через три минуты переспросила монашка.
- Ну… это… - было видно, что у Зины происходят сложные умственные процессы, она вся напряглась. - Ой, скажу как есть… В общем, недавно мне сон приснился… Мы в нём целовались с Иркой, ну, моей сменщицей… по-взрослому так… ну, в губы, потом соски… Ой, наверное, подробности не надо, да? (Евлампия пожала плечами)… Короче, я после того сна сама не своя, ей-богу. Думать стала о… ну, о женщинах… Это же грех большой, да, матушка?
- Не знаю, - только и сказала Евлампия.
Вдруг лицо Зины просияло, она заулыбалась.
- Спасибо, матушка! Большое спасибо, родная моя матушка! Дай бог вам здоровья! Можно я вам руки поцелую?
Зина вышла от матушки очень воодушевленная. Она прикрыла дверь купе, поглядела по сторонам (в коридоре никого, кроме нее не было) и перекрестилась. Потом стала смотреть на ночь за окном. Одинокие огни двигались в этой черной шуньяте. Зина вспомнила тот сон. Она его подробно могла воспроизвести. Теперь он не казался чем-то пугающим. Напротив стал приятным, легким и восхищающим. Теперь она знала, что в этом нет греха, и то, что в ней жило, просило действия. Всё же какая хорошая эта матушка Евлампия!
Зина направилась поговорить с Ирой, нужно чтобы Ирина обязательно пообщалась со святой женщиной. Зина вошла в служебное купе. Ирина стояла спиной по пояс голая, переодевалась. Вот именно так начинался сон Зины: Ира стоит спиной к ней голая, Зина подходит, нежно кладет ладони на плечи и целует лопатки. Ирина оборачивается и целует Зину в губы, запускает руку в юбку, в трусики… Потом Зина лижет соски подруги…
Зина подходит, нежно кладет ладони на плечи и целует лопатки… Ирина вздрогнула, обернулась.
- Ты чего? - испуганно посмотрела Ирина.
- Так… ничего… - отступила Зина, покраснев. - Просто… (она напряглась, чтобы придумать, а что «просто»)… просто ты красивая.
- Я обычная, - сказала Ира, она всегда была немного грубой и резкой. Женщина надела лифчик.
- Слушай, тебе обязательно нужно сходить к матушки, - придя в себя и отпустив эротическую волну, снова бойко заговорила Зина. - Я сейчас была, она мне так помогла… Так помогла, я освободилась от проблемы, которая меня мучила полгода…
- Что за проблема тебя мучила? - Ирина надевала форменную рубашку.
- Я потом расскажу… Не сейчас… Ир, что тебе стоит сходить? Давай я с тобой пойду… Обещаю сидеть как рыбак на льду…
- Эт как? - наконец-то улыбнулась Ирина.
- А ты чё не слыхала? Рыбачёк сидел на льду, грел в ладошках ерунду. Тихо так сидел и грел, теребил и не потел…
- Ох, Зин, и где ты эти прибаутки нахватала?
- Ну, я девушка скромная, много слушаю и тихо лежу… Так что? Пойдешь?
- Ну, ладно… уговорила. Рыбачёк, - засмеялась Ирина.
Три женщины молча сидели в купе. Шло время. Десять минут, пятнадцать… тридцать. На столике позвякивали стакан и контейнер. Ира сидела напротив Евлампии, вся как струна сжимая до боли пальцами полку под собой. Она не сводила глаз с женщины в чёрном. Зина как мышка у углу у двери. Она не понимала, что происходит, но не смела нарушить эту священную тишину.
Затем вдруг Ирина встала. Зина вопросительно посмотрела, но Ира жестом дала понять, что скоро вернется…
И она вернулась. Удивлению Зины не было предела: с собой Ирина принесла небольшой дюралевый таз, три вафельных белоснежных полотенца и бутылку оливкового… очень дорогого масла, который они купили в Риге (настоящее, не подделка, которыми заполонена Россия).
Ирина молча встала на колени. Приподняла рясу. Матушка была в мужских сандалиях и серых носках. Сама монахиня была заворожена, как и Зина.
Ирина разула Евлампию, сняла носки. Подставила стопы в таз… А когда стала поливать стопы маслом, Зина вздрогнула, вспомнив кому так мыли ноги, и… беззвучно заплакала.
Притча пятая
- Да, зая… Я? Я дома… А ты? Ты еще не у мамы? А когда?… Через два часа еще? Я? Не… не один… Какие женщины, зая? Денис пришел… просто сидим как всегда в нарды режемся… Я тоже очень скучаю, зая… Когда… не расслышал… через пять дней… Как долго! Я без тебя зачахну!.. Я тебя тоже… я тоже целую… Маме привет…
- Очень мило, - хмыкнул Денис, когда Стас повесил трубку. Денис сидел на диване широко растравив ноги и с жестяной банкой пива в руках — он ее держал как фаллос на гульфике своих голубых джинсов.
- Ну… жена, - смутился Стас и присел на тумбу возле зеркала.
- Ну, что, Стасик, во что сегодня поиграем? Давай только без банальщины…
- Девочек снимем… У меня номера новеньких…
- Я же говорил без банальщины! - перебил Денис. - Надоели давалки… Девочки, женщины — у меня от такой нудятины уже не встает.
- Если девочки надоели, мож, мальчиков? - робко предложил Стас.
- Ты чё, офигел? Я чё, пидор гнойный? Чтоб я с мужиком… да не за какие коврижки! Даже с мальчиками… пусть голубые задним приводом пользуются!
- А что тогда?
- Жести хочется! Хардкора!
- Я тебя не понимаю, - тревожно посмотрел Стас на партнера по сексуальным оргиям.
- Хочу реального изнасилования…
- Ты чего?! Ахуе… ах.. а, - задохнулся с перепугу Стас.
- Не ахуел, но хочу ахуеть, когда завалю под себя жертву…
- Денис, это статья! Нас посадят!
- Я всё продумал, Стасик, не очкуй. Нам нужно найти девку, которая после не заявит в ментовку. Такую, чтоб ни рыба, ни мяса. Ну типа малолетки…
- Настя… - предположил Стас.
- Что за Настя?
- Да над ними живет. Ей одиннадцатый…
- О! Как раз! Тема! - обрадовался Денис.
- Хотя нет. Летние же каникулы начались. Она уехала.
- Жаль… но с ней подождем до осени…. Ты слушай сюда, какая есть тема. Вокзал. Одинокие приезжие женщины. Они город не знают, мы типа таксисты. Сечёшь?
- И куда мы ее повезем?
- Да прямо сюда…
- А если она не пойдет?
- Да положись на меня! Я любую уболтаю на хату подняться. А здесь отшпилим по-полной…
- А ты чё, с мальчиками смог бы? - насмешливо спросил Денис, когда они подъезжали в железнодорожному вокзалу. Она был за рулем своего джипа Toyota Fortuner.
- Я? Не! Никогда! Мне об этом и думать противно…
- А чё тогда спросил?
- Мало ли. Думал, ты хочешь. Ты же говорил с женщинами не хочешь больше…
- Ты чё думал, я пидрила?… Ого! - вдруг напрягся Денис и привстал, вглядываясь через лобовое стекло. - Смотри, кто ползет?
- Где?
- Да вон… прямо!
- Ну, нет, слушай… Не вариант! И речи не может быть! Ну, нет… - Стас сжался весь.
- Ладно сиди. Я сейчас ее подцеплю…
Денис вышел из машины и направился быстрым шагом прямиком к монашки, которая только что появилась из больший дверей вокзала. Женщина вся в черном держала небольшую сумку, было видно, что он замешкалась. Стас видел, смотрел, как Денис о чем-то разговаривает с монахиней, и думал, что… это неправильно, это грех, что это как-то надо превратить. Еще он думал, что она не поверит Денису, не пойдет с ним, не сядет в машину… Да, Господи, у монахинь должна быть очень сильная интуиция! Она вычислит Дениса!
...нет, они идет к машине. Была ни была, сейчас Стас скажет этой женщине правду, и посоветует бежать от них. Пусть Денис его и держит как начальник в ежовых руковицах, плевать! Он скажет, он спасет ее, и потом… да пусть увольняет к чертовой матери!
- Познакомьтесь… это матушка Евлампия, - сказал Денис после того, как усадил монахиню за заднее сидения, а сам сел за руль.
- Здравствуйте, - бесцветно произнес Стас, разглядывая монашку в стекло заднего вида.
- Матушка Евлампия дала адрес. Вот на букашки он записан, - продолжал Денис. - Она совершенно не знает Мурманск… Я пообещал отвезти ее совершенно бесплатно. Ведь таким людям нужно помогать. Ведь правда, Федя?
Стас непонимающе посмотрел на Дениса, он не сразу догадался, почему тот назвал его Федей.
- Матушка, мы с Федей даже на нужный этаж вас проводим, - обернувшись, уже монашки сказал Денис.
- Спасибо, - кротко сказала Евлампия
...всю дорогу Стас думал, что он тряпка, что он не может сейчас ничего сделать… Кстати, он понимал, куда едет Денис. Указанный адрес совсем в другой стороне. Он везет монашку домой к Стасу, и в его квартире свершится это гнусное преступление.
...машина остановилась у дома Стаса… Денис не понял, почему Стас вынул ключ зажигания и теперь держит в руке. Выяснять сейчас нельзя, так можно спугнуть жертву. Денис взглядом только дал понять, что удивлен, мол, чего творишь.
- Вы подымайтесь… я вас догоню, - сказал Стас. - Мне нужно жене позвонить. Я сам закрою машину… Если не позвоню, ну… ты знаешь, мою жену…
- Знаю… - усмехнулся Денис. - Ладно, потом не забудь закрыть… Матушка, пойдемте я вас провожу. Нам на пятый этаж. Лифт не работает…
Стас остался в джипе. Денис повел монашку к подъезду. Они подымались по лестнице. Он шел позади. Хотелось уже хлопнуть по попки, но… надо завести в квартиру, в ту дальнюю комнату с большой кроватью… Сейчас он спугнет жертву.
- Вот это квартира, - сказал Денис возле двери квартиры Стаса и сунул ключ в замок.
- Тут номер пятьдесят шесть… - удивилась Евлампия, - я вам не такой говорил… говорила…
- Пошла, сука! - прикрикнул Денис и толкнул ее уже в открытую дверь.
В прихожей он схватил ошарашенную женщину за грудки и поволок в спальню. Швырнул на ту большую кровать.
- Что, шалава, тебя попы в жопу ебут? Или ты только сосёшь им на исповеди? - стоял он и разминал гульфик.
Евлампия на кровати сидела не шевелясь, только смотрела огромными от ужаса глазами на насильника.
- Сейчас Федюня подойдёт и мы тебя в жопу отъебём… очень-очень больно, - продолжал он, расстегивая поясную пуговицу на джинсах. - Только он чё-то долго. У меня хуй кипит, как я тебя хочу… А вот и он…
Послышались шаги второго насильника. Стас вошел в комнату и, передавай ключи от машины, сказал:
- Вот… всё в порядке…
- Ёб твою мать, блядь, Стасик, - вдруг заорал Денис. - Хули ты машину не закрыл?
- Как не закрыл? - наивно посмотрел Стас.
- Да вот так. Индикатор не видишь? Глаза на жопе? Горит, что открыта…
Он выбежал.
- Так, - сказал Стас, обращаясь к монахине, когда они остались одни, - времени мало. Вас хотят изнасиловать. Если сделаете сейчас, как скажу, спасетесь. Раздевайтесь! Я тоже разденусь! Оденете моё, а я ваше. Спрячьтесь в туалете. Он пройдет, бегите…
- Сука! Вроде всё на месте… Надо же быть таким разъебаем! - ворчал Денис, оглядывая салом своего джипа.
Он вышел из машины, закрыл, проверил. Стал подниматься на пятый этаж.
- Блин, он еще и в сортир залез, засеря, - зло шикнул Денис, проходя мимо запертого туалета.
Монахиня лежала на кровати лицом вниз.
- Что, шлюха, ждешь? Привыкла, чтоб попы ебли?
Денис быстро разделся до гола. Его член буквально разрывало от нагнетенной крови… Задрал подол рясы. Женщина была без трусов. Раздвинул ягодицы и густо сплюнул в промежность…
Стас закричал, когда фаллос начальника вошел в задний проход…
...Денис сидел в другой комнате, на том самом диване, на котором сидел два дня назад. Теперь он был голый. Налитый пенис лежал на левом бедре. Денис ждал.
Из другой комнаты вышел Стас. На нем был цветастый сарафан. Укалывался черный лифчик.
- Какая ты сегодня красивая, дорогая, - промурлыкал Денис.
Стас встал на колени и взял в рот член Дениса
82.
- На этом история матушки Евлампии и закончилась…
- Как закончилась? - не поняла Виктория.
Вера как обычно сидела рядом и держала Вику за руку.
- Одеяния монахини осталось у тех двух мужчин. Я сбежал в том, что дал один из них. Удивительно, но больше меня никто не пытался изнасиловать. Одежда монашки ни отталкивала насильников, а наоборот с невероятной силой притягивала. Я не знаю, как это объяснить… возможно, легкая и безропотная добыча для шакалов… Я отыскал дом и квартиру, где жил я с мамой. Мамы не оказалось дома…
Я не побоялся спросить у соседей, и то, что я узнал, потрясло меня. Оказалось, что мама давно уехала, куда никто не знал. Оставаться в Мурманске мне смысла не было. Я поехал на вокзал и купил обратный билет…
- А вы не пробовали отыскать Веру?
- А как?.. Я даже не представлял, где она, в каком теле и… и существует ли… Что с вами, Виктория? - Вера испугано смотрела на девушку. - Больно? Позвать доктора?
- Нет-нет! - рукой остановила поэтессу Виктория. - Мне что-то камень говорит… Голос… далеко-далеко… это… это важно…
Грибникова затаила дыхание, тихо встала и отошла… Наблюдала, как Виктория хмурясь, вслушивается. Чему-то кивала; её густая чёрная борода касалась груди… Это продолжалось минут пятнадцать.
- Да… это важно, - наконец сказала Виктория, посмотрев в глаза Грибниковой. - Алексей, я впервые слушала камень без страха… Нет, не перебивайте, пожалуйста… Присядьте…
Вера подошла и села.
- Алексей, вы всегда думаете? (Вера посмотрела непонимающе) Ну, ваши мысли всегда в голове? У нас бывают минуты тишины?
- Нет, - задумчиво произнесла Вера. - Они всегда?
- Вы не умеете останавливать свои мысли?
- Нет… я много читал о том, как это делать, но… но у меня ни разу не получилось…
- Это же очень просто, - улыбнулась Вика. - Я вас сейчас научу. Закройте глаза, представьте, что вы в горах. Вокруг очень тихо. Но где-то слышится едва различимый голос. Вам кажется он знакомым. Вам очень важно сейчас уловить о чем этот голос говорит. Вслушивайтесь, вслушивайтесь, внимательно вслушивайтесь…
Грибникова следовала инструкции. Вика смотрела, как та даже перестала дышать. Вдруг…
Вдруг она поднялась… Лицо её сияло радостью…
- Вера… ты… ты здесь?! - сказала удивленно Грибникова.
- Вера, всегда была здесь… в своем теле, Алексей, - улыбаясь сказала Вика, глядя, как у поэтессы текут крупные слёзы. - Везде, где бы вы не искали её, она всегда была с вами…
83.
- Мы с Верой очень переживали эти дни за вас… - сказала Грибникова.
- Сколько я так? - спросила Вика слабым голосом.
- После операции прошло четыре дня… Вы были без сознания… но доктор сказал, что всё хорошо…
- А что со мной?
- Это… это просто чудо… Но вы это должны сами увидеть… Доктор сказал, что всё удивительно быстро заживает… точно вы неземное существо…
- Вы меня пугаете, Алексей. Что же со мной? Скажите…
- Доктор сказал, что уже можно вставать… Здесь есть большое зеркало. Давайте я сейчас позову доктора, он поможет вам подойти к зеркалу?
- А почему вы мне сами не поможете?
- Я полагаю, вам будет неловко передо мной без трусиков…
- Да, вы правы, Алексей, я немного стесняюсь… но… (Вика потупилась)… мне не хочется, чтобы вы уходили…
На Виктории была длинная больничная рубашка. Вера помогла обуть тапки и подняться. Девушку качала, но она почувствовала прилив сил, сделав несколько шагов. Вера подвела её к зеркалу и сама расстегнула три пуговицы на груди. Рубашка упала к стопам…
Виктория пересилила головокружение…
- Кто это? - прошептала она, не веря.
- Вы…
В зеркале стоял обнаженный юноша… с плоской грудью, черной бородкой и… Лобок еще отливал голубизной — остатки послеоперационной гематомы, - но еле заметно… Вика дотронулась до пениса…
- Он… он настоящий? Алексей, как… как это возможно?
- Настоящий, - Вика увидела отражение улыбающегося лица Веры. - И яички, и член… Доктор сказал, что мужские гениталии всегда были в вас. Они были в теле. И операция была пустяковой. Доктор просто, когда пришло время, надрезал кожу, чтобы освободить их. Чтобы гениталии вышли наружу…
Вика погладила указательным пальцем по головке члена…
- Я… я его… я его чувствую! - задохнувшись от восторга, произнесла она.
- Аккуратнее, а то вы можете возбудиться, - нежно засмеялась Вера.
- Возбудиться?! - не веря в это счастье повторила магическое слово Вика. - О! Я уже…
- Доктор сказал, что вагину пришлось зашить, так как мочеполовую функцию сейчас взяли на себя мужские гениталии…
- Так что?! Я… я мужчина?!
- Вы им станете… А сейчас вы прекрасный юноша… - сказала Вера и… не устояла, поцеловала плечо юноши.
- Алексей, я вас… я вас люблю…
Вера наклонилась и подняла рубашку, накинула Вики на плечи. Вика всматривалась, ждала, очень ждала ответа…
- Я тебя тоже люблю… - тихо произнес Алексей.
84.
Грибникова вышла из палаты, когда Виктория уснула… уснул. Хотелось прогуляться. Февраль был теплый уже по-весеннему. На ступеньках больничного крыльца поэтесса закурила… хотя это уже была привычка, не было уже необходимости в этом, чтобы ходить…
- А я знаю, о чем ты думаешь… - сказала Вера, когда Грибникова пошла тропинкой, выложенной кирпичом.
- Прости, Вер, я не должен был об этом думать, - ответил Алексей.
- Но почему? Виктория мне самой нравилась, когда была девушкой… И теперь, став мужчиной, тоже… В душе же она такая же как была…
- Ты не ревнуешь, ведь я сказал, что люблю его?
- Нет, нисколько… Я наоборот, хотела, чтобы ты так сказал. Он заслуживает быть с ним честным…
- Вера, мне стыдно…
- Почему, Лёша?
- Мне хотелось целовать его…
- Он очень красивый. Я не вижу в этом ничего стыдного… и, наверное, лучшего мужчину нам не найти…
- Нам? - удивился Алексей.
- Ты же об этом думал, Лёша… Мы любим друг друга больше самой жизни, но мы, увы, не можем дотронуться друг до друга. Наши души прикасаются, но наши тела никогда не коснуться другого…
- Мне бы хотелось, чтобы ты полюбила его тоже… Он же будет целовать тебя, ласкать твоё тело…
- Я бы хотела испытать это… вместе с тобой, любимый…
- Всё это… настолько необычно! - сказал Алексей, и бросил окурок, проходя мимо урны.
- Да, мы с тобой необыкновенные...
- Я боюсь только напугать Викторию… Вдруг я ошибаюсь, и она любит меня как друга, как старшего брата…
- Мы будем очень деликатными с тобой, Лёшенька. Я женщина, я почувствую, если нужно будет остановится…
- Ох, любимая, как это тревожно. Ты же знаешь, у меня был опыт с мужчиной и… мне даже вспоминать больно.
- Это совсем другое. Ты сейчас это я, ты будешь переживать все мои ощущения. Мы будем вместе…
- Доктор сказал, что уже через неделю можно выписывать… Я… я не представляю, Вер, что дальше, как…
- Лёша, не торопи события. Пусть всё идет, как едет. Я просто хочу, чтобы ты рассказал Виктории о своей… нет, о нашей любви к ней.
- Ты уходил? - вдруг забылась Вика и обратилась к Грибниковой на ты, когда поэтесса снова зашла в палату.
- Да… ты спала. Я чтобы не мешать, вышел, побродил по городу… Мы с Верой долго говорили… о тебе…
- Обо мне? - удивленно посмотрела Вика, она лежала и держала за руку Веру.
- Вера сказала, что ты очень ей нравишься. Ты очень хороший, искренний и красивый человек…
Грибникова была удивлена, Вика вдруг отвернулась и долго молчала…
- Что не так? - робко спросила Вера.
- Алексей, поцелуйте меня…
Вера наклонилась и прикоснулась губами к губам Вики… Это было очень нежно — первый из поцелуй, очень робко — первые прикосновения губ и языков…
Вика застонала…
- Что?! Что такое? - испугался Алексей.
- Мне немного больно сейчас… ну… - краснея сказала Вика.
Вера посмотрела на низ живота Вики, который был под одеялом, затем снова в глаза Вики. Вика кивнула, и Вера поняла без слов.
85.
- Я хочу научится говорить как мужчина, - сказала Вика несколько дней спустя. Она была в голубой пижаме, они сидели у окна и еле фрукты.
- Как мужчина? - переспросил Лёша, сегодня он была в мини-юбке. Вчера он посетила салон красоты и сделал депиляцию.
- Да. Чтобы не говорить «сделала», «поняла», «сказала», а «сделал», «понял», «сказал»… Мне нужно привыкнуть. Я хотела…
- Хотел, - поправил Лёша, улыбнувшись.
- Да… вот об этом и хотел… хотел (сама заулыбалась Вика) попросить, поправляй меня как заметишь. Хорошо? (Алексей кивнул). Кстати, у меня новое имя! - с ноткой торжественности проговорила Вика.
- Какое?
- Мухаммад… Так мне камень сказал, что на самом деле меня так зовут...
- Мухаммад?… Необычно, но очень красиво… Вера сейчас сказала…
- Я знаю, что Вера сейчас сказала, - перебил Мухаммад. - Она сказала, что я похож на перса…
- Как знаешь? - удивился Алексей.
- Я не говорила… не говорил раньше, - поправил себя Мухаммад, - я просто сомневался. А сегодня ночью камень мне сказал, что я не должна сомневаться. Я буду слышать и видеть души… Я слышу Веру, и Вера может со мной говорить. И ты, Лёша, скоро тоже сможешь видеть её…
- Видеть?! Я не понял…
- Всё очень просто. Камушек мне сказал простую вещь, о которой я раньше не знала. Душа не внутри человека, душа там, где человек…
- Значит, ты меня видишь? - спросила Вера, она до этого внимательно слушала.
- Смутно… только очертание…
- Я хотела сказать тебе Вика…
- Мухаммад, - поправил Лёша Веру.
- Да, Мухаммад, я хотела тебя поблагодарить, ты помог нам с Лёшей обрести друг друга. Я очень люблю его…
Мухаммад вдруг поднялся и отвернулся…
- Лёша, обними его, - прошептала Вера.
Алексей встал и обнял Мухаммада.
- Мухаммад, ты мне очень нравишься… - сказала Вера, когда Лёша целовал Вику. - И я хочу, чтобы ты стал первым моим… нашим мужчиной…
86.
...они втроем шли из больницы. Пахло весной, в Твери уже давно не было снега. Быстро идти не хотелось, и влюблённые просто гуляли.
- Тебя что-то тревожит, Лёша? - спросил Мухаммад.
- Да… но я не хотел об этом говорить…
- Ты наш возлюбленный, скажи, что тебя терзает…
- Я всё думаю о том, что… произойдет скоро между нами. Я… я просто боюсь, ведь я мужчина, и ты мужчина… Мне страшна, что я не смогу… быть нежным с тобой…
- Я тебе помогу, - сказала Вера.
- Я знаю… И всё же, у меня чувство, что мне хочется… отдалить этот момент...Не знаю, но…
- Милый, - сказала Вера, - мы и не будем торопиться. Мы придем, наведем порядок, сготовим ужин… Будем долго разговаривать, петь песни, я почитаю стихи… Мы будем всегда вместе. И это… это случится не сегодня, пусть и не завтра… Не бойся…
- Не думай, что ты мужчина, что я мужчина, а Вера женщина, - сказал Мухаммад, мы просто любящие существа. Когда любящие друг друга мужчина и женщина сливаются в единый поток, который называют сексом, они перестают быть на этот миг мужчиной и женщиной, они становятся движением, дыханием, биением сердца…
- Вера, - совсем по-детски сказал Лёша, - тогда… ну, когда это будет, подсказывай мне как… как женщина.
...трое влюблённых по пути зашли в супермаркет, купили еды и вино.
- А давайте заглянем в отдел постельного белья, - предложила Вера. - Купим самое красивое… и обязательно светлое бельё… Сегодня же застелем…
- Сегодня? - тревожно спросил Алексей.
Они ходили по безлюдному отделу, смотрели пёстрые ткани.
- Давай подразним немного Мухаммада, - прошептала Вера, когда тот немного отстал, рассматривая витрину.
- А как? - прошептал Лёша.
- Сними сейчас трусики… здесь никого нет, кроме нас…
- Нет, Вер… я так не могу… он увидит, как я снимаю…
- Снимай, пока он отвернулся…
Лёша оглянулся по сторонам, убедился, что Мухаммад сейчас увлечен товаром. Приподнял слегка мини-юбку, и повел трусики вниз…
...Мухаммад обернулся… он улыбался.
- Не останавливайся, - шептала Вера…
Алексею стала неловко… Перс подошел… Алексей не зная, как быть, повернулся спиной… Перс рукой провел по спине, опустился на попу, приподнял юбку… Два пальца нежно коснулись промежности…
- Видишь, как не страшно это… - прошептала Вера.
Голова Алексея кружилась, сердце грохотало…
Тут послышались шаги: в отдел тканей кто-то шел, видимо, охранник, который сидел на пульте видеонаблюдения…
- Может быть, мы еще погуляем, - робко предложил Алексей перед подъездом дома Грибниковой. Случай в супермаркете убедил его, что… это произойдет сегодня, и возможно сразу…
Мухаммад пошел принять ванную, пока Алексей накрывал на стол и … стелил постель.
- Обещай, что это… будет не сегодня, - весь дрожал Алексей; он очень нервничал.
- Конечно, милый… После Мухаммада мы с тобой пойдем в ванну, полежим в горячей воде, расслабимся…
- Обещаешь? - Алексей словно стал ребёнком, странно, но его гиперсексуальность, которая толкала его на любое, куда-то исчезла.
- Что… что со мной происходит? - непонимающе вдруг зашептал Алексей, когда Мухаммад в одном банном халате зашел в комнату. Вдруг его руки перестали ему подчинялся; они стали расстегивать пуговицы кофточки, одну за другой… и расстегнули их все. Бросили кофточку на пол. Расстегнули пуговицы на юбке, и бросили юбку на пол.
Леша остался стоять в белых трусиках и белом лифчике.
- Я… я не хочу сегодня… - шептал Алексей, когда Махаммад подошел, но против воли стал целовать перса.
- Не бойся, Лёша, всё же хорошо, - улыбнулся Махаммад, после того как его язык побывал во рту Алексея.
Перс сбросил халат.
...бретелька сползла с левого плеча Леши, затем с правого… Он повернулся спиной, и Мухаммад помог с застёжкой лифчика…
- Я… я умоляю… не сегодня… - еще надеясь, шептал Лёша, когда перс встал на колени и повел белые трусики в низ…
...у Махаммада совсем не было опыта, он долго держа рукой свой возбужденный член, касался им половых губ, когда Алексей лёг на спину и развёл ноги…
...вселенная содрогнулась. Пульсары вне нашей галактики стали испускать странные сигналы, не соответствующие своим ритмам. Из глубины, из самой сердцевины вселенной преодолевая барьер в сотни световых скоростей вылетел вихрь… когда Алексей закричал…
...казалось Махаммад втолкнул себя в него с невероятной агрессией, с бессердечностью, на которую способно только самое жестокое существо, не знающие никогда сострадание… Но… но это была любовь. Любовь, которая изголодалась, которая жаждала ни один миллиард лет. Это было ее желание утолить себя...
…это удивительно! Лёша растворился в этих скольжениях члена в вагине, он словно стал самой вагиной, чувствовал только вагину-себя. Он не был сейчас мужчиной, не был женщиной, не был и человеком, он… он был ощущением… только ощущением…
...и перс кончил! Как кончал в эту ночь семь раз, наполняя семенем своим будущую мать своих детей...
87.
2016. Роковой год. Убийство президента Российской Федерации В.В. Путина… Соединенные штаты Америки, без объявления войны оккупировали юг и запад страны; через десять лет Россия будет стёрта с лица земли… Но пока начинался июнь. Он своей теплотой очаровывал, веял ей через открытые форточки и балконные двери.
Алексей проснулся в три часа ночи. Было по летнему светло. Махаммада рядом не было. Лёша спал голый. Он встал, пошел на кухню. Никого. В ванной тоже.
Махаммад был на балконе. Он задумчиво курил. Луна освещало его голое тело. Алексей накинул халат и вышел к нему.
- Что-то не так, любимый мой? - спросила Вера Махаммада, обняв плечи сзади.
- Со мной сегодня камушек говорил, когда ты уснула… Он мне сказал, кто я есть на самом деле…
Алексей молчал, понимая, что сейчас услышит нечто очень важное. Он нежно гладил спину и голые ягодицы любимого.
- … я посланник Его, - продолжил Махаммад, и Вера с Алексеем сразу поняли о чем их мужчина говорит. - С тех пор, как я воплощался на земле, прошло больше шестнадцати веков… Я тогда дал людям слово Его, которое они нарекли святым именем Коран… И вот пришло время мне опять прийти к людям, ибо заблудились они и извратили слово Его… Вместо любви они несут смерть…
...мне нужно ехать на родину, любимая, - Махаммад повернулся к Алексею.
- Куда? - робко спросила Вера.
- В Мекку…
- А я?…
- Я хотел спросить тебя… Знаете, Вера и Алексей, мой путь будет полон лишений, опасности, страдания… В мире, полном идолопоклонства злу, не приветствуют никого, несущего любовь… Мой путь по битому стеклу, путь боли… Готовы ли вы разделить его со мной, стать моей женой?
- Да… - сказала Вера.
- Я готов, - сказал Алексей.
Продолжение следует...
Дата добавления: 2021-04-15; просмотров: 48; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!