Эпизод четвёртый «Урок физкультуры» 9 страница
- Ты вытянул из меня все соки, - продолжил Аксёнов, не дождавшись ответа, и коротко рассмеялся, потом его голос снова стал серьезным: - Мне нужно уходить…
- Как? Уже? - вскочил Ковач и весь затрясся от волнения.
- Да, - спокойно ответил Аксёнов. - Мне пора. Я знаю, где мой сын. На острове архипелага Фиджи, на острове Уэа… Мы должны воссоединится...
- А как же я? - удрученно прошептал Ковач.
- А что ты?
- Не издевайся, Михаил! Ты знаешь, о чем я… - Ковач сел, он плакал.
- Я знаю. После того, как я покину тебя, тебя страсть настолько увлечет и затянет, что ты погрузишься в хаос насилия. Ты профессор тверского университета, ты начнешь пользоваться своим положением, брать студентов в сексуальное рабство…
- Замолчи! Ты… ты не должен покидать меня… Или… или возьми меня с собой… Когда я останусь один, я… Мать твою, я боюсь самого себя…. Я… я не хочу убивать себя! - сказал Ковач и ощутил, как от одной только мысли о суициде мороз по коже.
- Я должен уехать, - на лице Аксёнова не было никаких эмоций. - Даже ради того, чтобы освободить мир от болезни, как у тебя…
- Я не понимаю тебя…
- Григорий встречал ни одного мужчину, и каждый теперь страдает от подобной страсти. Это отчуждена любовь ко мне, своему отцу, которую он отверг, вышла из него, опустошив его дух. И теперь эта любовь стремится вернутся к нему, входит в мужчин и тянется, тянется к нему, обращая этих мужчин в свои проводники. Этим она зовет меня, не находя меня. И эти очарованные мужчины будут вновь и вновь сеет насилие, чтобы утолить жажду любви. Пока мы с Григорием не воссоединимся, чары не спадут…
|
|
|
- Я не понимаю тебя, - повторил Ковач. - Ты не должен уходить! Я не сумею убить себя…
Мужчины замолчали и молчали полчаса. Аксёнов сходил, сделал себе кофе, вернулся и присел на подоконник.
- ...жаль, что нельзя этого сделать, - вслух подумал Ковач, отвечая на какие-то свои мысли.
- Ты об оскоплении? - спросил Аксёнов, сдувая пар с чашки.
- Откуда ты знаешь? - удивленно посмотрел Ковач.
- Ты же об этом думал? Ты еще думал о том, что время скопцов давно прошло, сейчас нет этой старинной религии… (Ковач не мог поверить, что Аксёнов читает мысли…). Ну да, ты и не можешь знать. Никто, кроме посвященных не знает, о тайном ордене скопцов… (Ковач онемел…). В этот орден входят многие маги. Оскопление древний ритуал, чтобы открыть магические способности…
- Не понимаю… - выдавил наконец-то Ковач.
- Человек в сексе тратит девяносто девять процентов божественной энергии. Конечно, это далеко не единственный путь, чтобы стать магом… и, по правде сказать, он мне кажется в высшей степени варварством. Бррр — Аксёнов передернул плечами. - Но кто прошел… эту процедуру, обретали волшебную силу.
|
|
|
- Ты знаешь тех, из этого ордена?… - Ковач мелко дрожал.
- Да. Кстати, в вашей Твери ложа ордена довольна многочисленна, сто пятьдесят два человека. И ты мог бы составить им компанию… Ты мог бы быть полезен им…
- Чем?
- У тебя хорошие связи. Ты знаешь писателей, известных деятелей искусств, спорта, политиков, депутатов госдумы. Тверская ложа занимается проблемами гомеостаза систем. Общество это система. Задачей ложи счастья людей в России. Чтобы изменить систему, нужно устранить элемент, который блокирует потребности системы. Нужно убить… Гх, я кажется, слишком много сказал…
- Ты… ты уговариваешь меня, чтобы… чтобы я отрезал… - Ковач поперхнулся.
- ...яйца и хуй, - спокойно договорил за него Аксёнов. Он поставил чашку на подоконник и подошел к Ковачу, потрепал на голове и улыбнулся. - Ты хороший человек, и будешь им. И ты способен получать удовольствие даже без хуя, я тебя за эти дни научил. Я поэтому трахал тебя в жопу семь дней…
- Ты хочешь сказать, ты знал об этом решении?
- Я всё знаю, - загадочно сказал Аксёнов, водя членом по груди Ковача. - И то, что сейчас у входной двери стоят три женщины. Они сестры-близнецы. Но они еще и сестры ордена скопцов и медицинские сестры. Они пришли мне ассистировать…
|
|
|
- Ассистировать? - посмотрел снизу-вверх Ковач.
- Я врач-хирург… Я прекрасный хирург, - Аксёнов гладил плечи Ковача. - Возьми в рот мой хуй. У меня снова много энергии… (Ковач взял и стал сосать. Аксёнов закрыл глаза и поднял к потолку подбородок, он глубоко дышал). У сестер всё с собой. Тебе не будет больно. Ты и не почувствуешь. И не потеряешь не капли крови. Они принесли лучшую современную анестезию, новый пластиковый катетер. Раньше вставляли медную трубочку в мочевой канал, пока рана не затянется. Сейчас делают так аккуратно, что останется чуть заметная дырочка, ни шрамов, ничего, чтобы уродовало это место…
Аксёнов кончил. Ковач проглотил.
- Я хочу сейчас, чтобы ты познакомился с сестрами…
Ковач молчал, всё это настолько шокировало, что он и не был способен сейчас соображать. В комнату вошли три блондинки, очень красивые.
- Я не боюсь их смутить, - сказал голый Аксёнов, войдя следом. - Они тоже оскоплены. Разденьтесь, девочки, пожалуйста…. Это Надежда, это Вера, - представлял женщин Аксёнов. - Это Люба…
Ковач вздрогнул, когда женщины предстали абсолютно голыми. Это словно были совершенные существа, существа из другого мира. У них не было грудей — если только приглядеться, то можно было увидеть слегка заметные белёсые шрамы. И у них… не было вагин.
|
|
|
- Груди удалены, - прокомментировал Аксёнов, - как и удалены половые органы, клитор. Половые губы были сшиты, потом срослись… Я попросил их раздеться, чтобы ты увидел, орден существует. И… Наденька, покажите, что вы умеете…
Ковач почувствовал нечто странное. Он вдруг стал парить над кроватью, подымался и подымался, пока животом не коснулся потолка. Потом он опустился…
Ковач молчал… прошло минут пятнадцать, потом только сказал:
- А если я откажусь?
- Мы уйдём, - спокойно сказал Аксёнов.
Ковач встал и подошел к окну. Он стоял ко всем спиной. Странно, но сейчас у него была эрекция…
- Хорошо, - сказал он. - Я согласен. Но… прошу вас… выйти ненадолго…
- Ты хочешь подрочить? - спросил Аксёнов.
- Да.
Девушки захихикали, а Ковач заплакал от обиды… Минут через пять он облил оконное стекло, белые капли лениво потекли вниз по холодной проекции метели…
Потом женщины и Аксёнов вернулись. На них были белые халаты и хирургические маски…
31.
- Странно… - сорвалось с губ Ковача.
- Странно? - переспросила Люба.
Ковач посмотрел на женщину, но ничего не ответил. Ему казалось, эти три женщины, которые сейчас жили у него в квартире, и так знают, о чем он думает. А он сейчас думал о том, что сегодня седьмое января, православное рождество. Прошло чуть меньше двух недель со дня… трансформации его тела. И телесная рана уже зажила, сестры уже изъяли катетер, и почти не было беспокойств… Даже порой приятно было провести ладонью…
...сначала муки были отнюдь не телесные. Нет. Ковач испытал невероятной тяжести психические страдания. Сексуальная жажда была неизмеримо велика, и чудилось, она способна испепелить изнутри. Первые дни стояло адских усилий отказаться от суицида… Хотелось орать от отчаяния от осознания непоправимого. Он оказался совсем не готов к роли нового существа. Ковач с ужасом иногда задумывался, что психоз начался и он необратим…
...но сегодня, в рождество 2016 года что-то произошло с ним загадочное. Все мучения вдруг прошли. Он сидел с ясной головой, понимая, прошлого нет, как и не существует будущего. Он сейчас… именно сейчас узнал значения слов «покой» и «безмятежность». Он — профессор словесности — и не представлял никогда, что они на самом деле значат. Он их сейчас чувствовал во всей полноте феноменологии… Он смотрел на женщин этих, и пусть с отрезанными сиськами, он чувствовал, как они нравятся ему, но он не испытывал влечения, как не испытывал влечения к другим, ни к женщинам, ни к мужчинам. Он задумывался о смерти, и легко бы принял её хоть через минуту, но это не было желание покончить с собой, напротив, он жадно хотел быть. Он задумывался о бренности, но у него не было и намека апатии. Это было некое тонкое желание действий, оставаясь полностью бездейственным… Ковач задумался — это состояние счастья?
Ковач встал и подошел к окну. За окном была тихая зима.
- Здравствуйте, - услышал он за спиной.
Обернулся. Перед ним стоял высокий худой мужчина.
- Здравствуйте, - спокойно сказал Ковач. Он не испугался, и не удивился — он начал понимать, он утратил способность бояться и удивляться.
- Меня зовут Савелий, - сказал незнакомец и почему-то стал раздеваться до гола.
Когда мужчина разделся, Ковач увидел, что у него гладко выбрит лобок. Пениса и яичек нет, только слегка заметное розовое пятнышко.
- Я разделся, чтобы вы увидели, я такой как вы, Михаил Николаевич…
- Вы от Аксёнова? - догадался Ковач.
- Да, мы с ним говорили. Я пришел предложить быть нашем соратником…
- Вы должно быть великий мастер тверской ложи? - спросил Ковач, когда присел на кресло, и стал смотреть, как Савелий одевается.
- Что? - засмеялся Савелий и сел в такое же кресло напротив. - Узнаю Аксёнова. Он любит красивые названия. Ложа, орден, мастер… Мы не масоны, Михаил Николаевич, и не имеем к ним никого отношения. У нас нет храмов, ритуалов, званий, атрибутики. Мы часто называем друг друга брат и сестра, но не потому что так у нас положено, а для удобства. Кому это обращение не нравится, его не использует. Единственный ритуал, хотя и не обязательный, вы видели, при первом знакомстве мы обнажаемся друг перед другом. Но он не религиозный, это просто знак доверия. Мы не относимся ни к одной секте, ни к одной религии. И конечно же, ни коем образом ни относимся к агнцам божьим в христианстве восемнадцатого века, хлыстам, старовером и прочим. Наша религия более древняя, и существует со времен Адама. О нас просто никто не знает. И всё благодаря тому, что внешне мы её никак не демонстрируем. Вся религия наша здесь, - Савелий положил ладонь себе на грудь. Ковач заметил, что женщины повторили этот знак.
- Мы всегда были тайными слугами бога, - продолжал Савелий. - Магические способности мы обретали благодаря оскоплению. Кроме нас самих о нас никто не знает…
- А как же Аксёнов? У него, прошу прощение, всё на месте…
- А вы не знаете, кто на самом деле такой Аксёнов?
- А кто он действительно такой?
- Аксёнов это существо, - сказал Савелий. - Это существо в разных культурах называют по разному. В традиции ислама его зовут имам Али. В православии святой Михаил. В индуизме...
- Постойте, вы серьезно хотите сказать, что Аксёнов святой Михаил? - Ковач поспешил с решением, что его уже ничего не удивит. То, что говорил Савелий, было более чем удивительно.
- Да. И то, что в вас его семя, сделает вас провидцем. Мы ждали такого мага как вы…
- Семя? - переспросил Ковач, но осекся, припомнив слова Аксёнова «ты выпил все мои соки».
- Да, семя, которое вы пили семь дней из плоти его, стало частью вашей плоти. Со временем вы ощутите волшебную трансформацию…
- Вы сказали, я стану провидцем. Зачем я вам?
- Наша цель служить богу, а бог желает благо всем живущим. Мы его орудие, здесь на земле мы создаем условия для благополучия людей. А именно мы, в России, стремимся создать условия для благополучия россиян. Две тысячи шестнадцатый год очень важен для нас. Мы для благо России будем изменять систему, как это делали не раз тайно…
- Я не понимаю, что это значит…
- Михаил Николаевич, вы человек логического склада ума, и позвольте я объясню всё на примере теории систем. Это теория занимается тем, что все психологические и социальные процессы в обществе — будь то страна или семья — принимает как математическую модель саморегуляции. Простой пример, вот семья — мама, папа и два сына. Один умница, другой тунеядец. Все хвалят умницу, и гнобят тунеядца. Скажите, кто в системе их самый важный?
- Важный? Даже не знаю. Отец…
- Нет. Самый важный, на ком держится вся система, это тунеядец..
- В смысле?
- На языке потребностей системы, он тот, кто обслуживает все потребности каждого члена семьи. У отца потребность сливать агрессию, на мать он не может, на умничку тоже нет, за пределами системы риск, к примеру, потерять работу. Об этого тунеядца он удовлетворяет её. Мать вечно ворчит, что обязана обслуживать этого лодыря, и как от этого устала. Её же подруги жалеют её и говорят, какая он хорошая. Стань тунеядец хорошим работником, она бы потеряла того, благодаря кому она чувствует себя хорошим человеком, сострадательным, и у кого есть такие отзывчивые друзья. Брат-умничка хоть вечно насмехается, чморит брата-тунеядца, заставляет работать, но и ему выгодно положение братца. Умничка удовлетворят об него свои честолюбивые потребности, выпендривается перед ним, приводит себя в сравнении с ним родителям, но, самое важное, удовлетворяет потребность в свободе — ни будь тунеядцем, мама и папа сделали бы его тунеядцем…
- Понимаю, - согласился Ковач. - У каждого есть обязанность удовлетворять потребности всех.
- Да. И систему не изменить, изменяя элементы. Если изменяется тунеядец, изменится умничка, один станет другим. Но система меняется, когда прерывают её саморегуляцию.
- Каким образом?
- Потрясением! Шок прерывает действие гомеостаза. Например, в этой системе семьи, должен умереть один из членов, только тогда приостановится саморегуляция и система перестроится… Это вкратце о теории систем. Что же мы хотим? Россия сейчас находится в упадке, в стагнации. И в этом никто не виноват, система давно саморегулировалась и замерла. Шестнадцать лет назад, когда с поста президента России уходил Борис Ельцин, он уходил непривычно, не дожидаясь переизбрания, то есть естественного, ожидаемого для системы хода. Система пережила потрясение. Люди пережили жуткую тревогу, показатель утраты источников потребностей. Пришел Владимир Путин. То что в первые годы произошел подъем, вовсе не его заслуга, система находилась в состоянии движения, она не была самоурегулирована. Сейчас же через шестнадцать лет гомеостаз наступил…
- Ну, будут выборы, придет другой…
- Нет, выборы ничего не дадут. Путин элемент системы — важный элемент — об которого система удовлетворяет потребности. Уйдет он, придет другой — ничего не изменится. Чтобы изменить систему, нужно вывести ее из состояния гомеостаза, а это можно только путем потрясения…
- Революция?
- Революция действенный метод, - согласился Савелий. - Но для России он сейчас не рабочий. Мы пробовали его несколько раз. Дело на Болотной наших рук… Были еще несколько попыток. Все провальные. Потому что гомеостаз достиг наивысшего уровня, каждый человек настолько сильно удовлетворяет потребности всех, что перестань это делать, и погрузится в жуткую тревогу. В России не стало свободных людей, увы… Даже небольшая критика в адрес правительства и церкви вызывает ураган агрессии — люди боятся утратить ценности системы, путая их с самой системой…
- И что вы предлагаете? Убить Путина? - рассмеялся Ковач, но видя, как серьезен собеседник… - Вы действительно, хотите убить Путина?
- Это необходимо сделать, чтобы вызвать потрясение системы…
- Вы считаете, он виноват в стагнации?
- Вы не поняли, Михаил Николаевич, в стагнации системы никто не может быть виноват. Все поступки нейтральны. Как не было заслугой Путина начальный экономический рост, как и не его вина нынешний упадок…
- Но убийство это грех?
- Слово грех, - спокойно ответил Савелий, - не применимо к делу, которым мы заняты. Мы выполняем миссию посланников бога, и все наши дела направленны на благо человечества…
- Я понял вашу цель. А какова моя миссия в этом всём?
- Скоро вы откроете дар провидца. Нам необходимо, чтобы вы увидели в будущем событие убийства Путина и подробно описали его. По описаниям мы и спланируем операцию…
- Да. Всё просто… - выдохнул Ковач.
Савелий поднялся.
- Вы с нами? - спросил он.
- Да. Если это богоугодное дело я с вами…
Савелий ушел. Женщины тоже ушли. Ковач постоял у окна минут десять. Потом неожиданно вспомнил о рукописи Виктории, где она записывала сны о 2016 годе, тогда еще не наступившем… Отыскал её в кипе бумаг…
...да, всё верно. Вот место, где Виктория описала убийство Путина в августе 2016 года. Ковач понял его дар провидца и есть эта рукопись…
32.
- Ты давеча мне поведал, что Иса говорил ученикам своим, если ударят вас по одной щеке, поставь другую…
- Да, а что? - переспросил Саламан, рослый с узловатой фигурой христианин. Он тяжело дышал, пот капал с носа.
Мужчины, обнаженные по пояс, среди которых был и мой любимый друг Махаммад, сидели кругом на коврах. В центре круга происходили схватки по курешу. Устраивал их один из богатейших купцов города Нусайбин в провинции Мардин. Мой юный друг уже встретил двадцатую весну. К этому времени он из погонщиков сделался сам торговцем. Саламан был его другом и работал на него, вёл деловые переговоры и переписку, так как Махаммад не владел грамотой. На состязание по поясной борьбе съехались много атлетов. Победителю доставался богатый приз отара овец и расшитый золотом халат. Устроитель сам же не нёс никаких убытков, за право участия в турнире борец обязан был внести золотой динар. Мой друг до этого участвовал во многих турнирах, и всегда побеждал. Деньги откладывал, а когда скопил, то сам занялся коммерцией.
- Просто последние дни я упорно думаю на словами вашего пророка, - ответил Махаммад Саламану, который никак не мог восстановить дыхание, он только что потерпел поражение от огромного кыпчака, которого все звали Бей-барс. - И я не понимаю…
- Чего ты не понимаешь? - Саламану явно не хотелось сейчас разводить дискуссию.
- Если я поставлю свое тело под удар, - стал рассуждать мой друг, - не оскорблю ли я самого своего создателя. Ведь как я думаю и чувствую, бог создал меня, он вдохнул в меня душу. Я сейчас имею душу и тело, но… принадлежать ли тело и душа мне? Нет, мой друг Саламан, я полагаю и тело и душа принадлежит создателю, как и всё в мире. И мой долг перед создателем, перед богом быть ответственным, беречь то, что он одолжил мне — тело и душу. Я не имею право покушаться ни на тело своё, ни на душу. Душу должен держать в чистоте помыслов, а телу не должен умышленно вредить. И выходит, подставляя тело своё под удар врага, я наношу вред дару бога, я позволяю увечить то, что было богом создано… Не так ли, друг Саламан?
Саламан задумался, чтобы ответить. Он сам был молод, чуть старше Махаммад. А я радовался тому, что мой друг так рассудил — в его словах была любовь ни только к богу, к которому он стремился, но и к самому себе. И значит, он будет беречь себя — для меня это важно. Я камень, я переживу его на много столетий. И будет день, когда моего друга не станет, а я останусь один. И зная, что он оберегая себя, как можно дольше отсрочит этот день, я могу наслаждаться его дружбой еще много-много лет…
- Эй, хашимит, твой черёд! - вдруг донёсся ор самого Нусайбина. - Покажи, на что ты способен!
Махаммад встал, снял меня с шеи и передал Саламану. Тот крепко сжал меня в кулаке. Так что саму схватку я не видел. Махаммад победил в турнире, что для меня и не было удивительным, мой друг был очень сильным борцом. Здесь же сразу нашелся и покупатель на отару. Друзья выручили неплохие деньги.
- Ты носишь с собой всю нашу казну? - спросил Махаммад, когда мы отправились пешим ходом через город к стоянке нашего каравана. Уже начало темнеть, сквозь ворот и густую бородку я видел, как зажигаются на небе звёзды. - Саламан, друг мой, не стоит этого делать. Это весь наш годовой доход, все наши деньги…
- Я не мог доверится караванщику. А больше никого я не знаю. Кому я мог бы оставить казну? И тем более мы с тобой стоим двадцати воинов…
Дата добавления: 2021-04-15; просмотров: 35; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!