Об искусственном воззрении на право 8 страница



 

Стр. 78

 

содержанию господствовавшей доктрины. Авторитет глоссаторов и комментаторов в деле толкования римского права был отринут, и взамен того рекомендовалось непосредственное изучение памятников. Известный гуманист Ульрих-фон Гут-тен первый в Германии сделал решительное нападение на юристов. «Если бы немецкие князья вникли», писал он, «какие глупости излагают Бартолисты с серьёзною миною на лице, то, вероятно, скоро лишили бы их своего уважения. И между тем юристы отвергают всякую другую науку! Но что это за мудрость, которая вся основана на том, чтобы при помощи хитросплетений вкладывать в законы смысл, противный мысли законодателя»! «Я не придаю большой цены», говорил Цазий, «юриспруденции в том виде, как она вышла из под пера Бартола, Балда и других. Если исключить ошибки, которые там находятся, то останется немногое годное... Если бы юристы не следовали так слепо за глоссой и Бартолом, то смысл права представлялся бы нам яснее и чище, и исчезла бы добрая часть комментариев, переполненных заблуждениями. Настоящий толкователь заботится прежде всего об объяснении источников и заимствует из глоссы и комментария только верное и применимое, так что понимание не затемняется в путанице противоречивых   мнений»... «Так называемое общепринятое мнение юристов (communis оpinio doctorum) имеет цену сомнительную. Часто оно покоится только на том, что учёные привыкли, вместо самостоятельного исследования, следовать слепо друг за другом. Если оно основано на источниках, то оно имеет цену, потому что оно— верно; если же оно противоречит им, то — лишено всякого авторитета»... «Несчастие наше состоит в том, что мы желаем подкрепить авторитетами мнения, которые не можем основать на текстах источников. Ни Аккурсий, ни Бартол не помешают мне отвергнуть мнение, которое я не могу основать на источниках». Во Франции ещё раньше раздавались голоса в том же направлении. Тогда как в 1468—1510 гг. печатались только глоссированные издания различных частей Юстиниановой компиляции, в 1511 г. появилось первое, знаменитое издание Институций без глоссы, а в 1518 г.—первое,

 

 

стр. 79

 

без глоссы, издание всей этой компиляции[45]. Филологическая школа подорвала бесповоротно авторитет глоссаторов и комментаторов и, насколько было в её силах, устранила из юриспруденции плоды средневековой схоластики. — В филологической школе мы встречаем первые проблески объективно-научного изучения предмета, т. е. такого изучения, .где исследователь не задаётся никакою практическою целью, но работает над предметом из одной любознательности. Объективно-научное отношение к римскому праву должно было открыть в нём такие стороны, которые исчезали пред взором глоссаторов и их последователей. Учёные филологической школы остановили своё внимание на исторических вопросах, которые возникали при изучении римских юридических памятников. Глоссаторы лишь кратко касались известного фрагмента Помпония о происхождении права (Dig. 1. 2. fr. 2); комментаторы вовсе обошли его молчанием. Напротив Цазий в своих лекциях пользовался этим фрагментом, чтобы по его поводу сообщить своим слушателям исторические подробности относительно римской магистратуры и событий римской истории. Но наиболее всего в этом отношении совершил француз Куяций (род. 1522, ум. 1590), даровитейший представитель филологической школы. Это был замечательный истолкователь римских юридических памятников, обладавший большим критическим талантом, обширными сведениями по римским древностям и историческим чутьём. «Всю глубину своего остроумия и весь запас своих знаний Куяций обращает на то, чтобы восстановить первоначальный смысл той или другой составной части Юстиниановой компиляции; в своём стремлении постигнуть характер отдельных юристов, из которых составлены пандекты, он достигает того, что силою исторической интуиции, действительно, оживляет вновь образы Павла и Папиниана, Юлиана и друг.». Трудам Куяция последующая юриспруденция была обязана «неисчерпаемым кладом исторического, критического и экзегетического материала и плодотворных мыслей».

 

Стр. 80

 

В XVII столетии историческая разработка памятников римского права нашла для себя видного представителя в Якове Готофреде (род. 1587, ум. 1652), сыне Д. Готофреда (стр. 77). § 28. Последовательное развитие объективно-научного отношения и исторических изысканий должно было бы раскрыть пропасть, существовавшую между чистым римским правом и тем правом, которое, под именем римского, применялось «образованными» юристами в немецких судах. После некоторых колебаний в сторону римского права, практика должна была бы прийти к убеждению в невозможности его полной рецепции, и тогда вновь открылся бы путь самостоятельного судебного и законодательного творчества. В других сферах жизни мысли, каковы религия, искусство, философия, Возрождение закончилось возвращением личности, освобождённой из под гнёта авторитетов, к собственному самостоятельному творчеству. В юриспруденции такой результат, действительно, был достигнут в девятнадцатом веке, после того как историческая школа показала нам настоящее римское право; но если даже деятели девятнадцатого столетия не могли отдать себе ясного отчёта в неизбежности подобного исхода и, работая против рецепции, думали, что работают на её пользу, то ещё менее оснований ожидать от юристов шестнадцатого века вполне сознательного отношения к своему делу. Окружающая обстановка и порядок вещей, существовавший в их время, оказали своё решительное влияние на их деятельность и придали ей соответствующее направление. Эта сторона в истории филологической школы имела важное влияние на рецепцию римского права. Ум Куяция удовлетворялся объективным исследованием и, отдавая всего себя такому изучению, Куяций довольствовался экзегезой, так же, как и Цазий, не усматривая особой нужды в стройном систематическом изложении. Действительно, новая работа только что начиналась, и ей далеко было ещё до того, чтобы подводить в системе свои итоги. Однако и Цазий, и Куяций тратили время на примирительное истолкование римских юристов в тех случаях, где между этими последними существовали противоречия.—Ум большинства юристов не мог оторваться от судебной практики. В непосредствен-

 

 

Стр. 81

 

ном знакомстве с римскими юристами Цазий почерпнул силы для борьбы с злоупотреблениями практической юриспруденции. «Как целесообразно, как необходимо было бы», писал он в 1518 году, «урезать бесконечные комментарии к источникам, — комментарии, которые вносят с собою более тьмы, нежели света. Обременённые трудами контроверз, они щеголяют мнимою учёностью вместо того, чтобы споспешествовать истинной науке. В этом своём виде они дают пищу адвокатскому крючкотворству, и писатель, прибавляя свои новые измышления к старым, открывает только опору адвокатам для лжетолкования закона. Эти крючкотворы напитывают своим ядом суды, подымают на смех судей, тревожат покой честных людей, смущают государственную жизнь; они одинаково ненавистны и Богу, и людям». Филологическая школа повлияла на очищение нравственной атмосферы судов. Однако все таки туда не проникло характерное свойство римского права— его индивидуализм, и не водворилось там замечательнейшее учреждение его — суд по совести и справедливости. Эти принадлежности права не усваиваются путём заимствования или подражания; они вырастают только при широком развитии самостоятельного судебного творчества. Римские юристы мыслили своё право как живой порядок жизни, как известное сочетание множества казусов; самые нормы их имели характер казуальных решений. Напротив новые юристы узнали римское право из книг; для них не было другого исхода, как охватить его с логической стороны. Они искали в этих книгах систему норм и были готовы обратить в норму любое казуальное решение.—В филологической школе систематизирующая тенденция сделала новые успехи. Все видные представители этой школы преподавали римское право с университетских кафедр; иные, как Цазий, около тридцати лет учивший в Фрейбурге, были обязаны своею славою по преимуществу своей профессорской деятельности. Условия академического преподавания особенно располагают к систематике; преподавание на итальянский лад (mos italicus) было отвергнуто вместе с итальянскими комментаторами, и кто не удовлетворялся экзегезой, тому предстояло вырабатывать новую систему изложения.

 

 

Стр. 82

 

О Цицероне, было известно. что он написал утерянное для нас сочинение: о приведении гражданского права в систему (de iure civili in artem redigendo),—к это обстоятельство давало тоже повод говорить о систематическом построении права (methodus, ars docendi).—При этом, разумеется, речь шла о системе с догматическим характером; о возможности систематизировать исторические факты в то время ещё никто не думал. Над новым делом работал уже француз Коннан (род. 1508, ум. 1551); другой француз, преемник Алциата в Бурже, Дуарен (род. 1509, ум. 1559) разделил курс римского права на три части: сначала студент проходит Институции Юстиниана, потом следовал краткий курс Пандект, с соблюдением их деления на титулы, и наконец подробное изложение Пандект в видах возможно систематического размещения материала, рассеянного по отдельным титулам (mos gallicus). Вместе с товарищем своим Баро (род. 1495, ум. 1550) Дуарен упорно отстаивал новый способ преподавания. Извне университетских стен на них направлялся тот обычный протест, который так легко встречает новаторство со стороны рутины: «неужели же», спрашивали их, «они претендуют на лучшее понимание дела, нежели все другие учёные, которые преподают в других местах в аудиториях, переполненных слушателями? неужели они претендуют на превосходство пред Алциатом, который так блистательно интерпретировал глоссу и Бартола? неужели наконец они понимают дело лучше, чем парижский сенат, который предписал докторам преподавать именно по этой последней методе»? За Дуареном последовал его соотечественник, кальвинист Донелл (род. 1527, ум. 1591), рядом с современником своим Куяцием вторая знаменитость филологической школы. Донелл представлял выдающийся систематический талант. Его «Комментарии» (Comentarii iuris civilis) отличаются как продуманным общим планом, весьма близким к плану юстиниановых Институций, так и систематическою группировкою подробностей. Оставив Париж после Варфоломеевской ночи, Донелл провёл девять лет в Германии (Гейдельберг, Альтдорф); и многие другие из французских

 

Стр. 83

 

юристов нашли себе гостеприимный приют в этой стране. Систематическое направление их особенно подходило к немецким требованиям. — Университетское дело в Германии одержало новые успехи в XVI столетии. Были основаны новые университеты: Виттенберг (1502), Франкфурт (1506), Марбург (1527), Кенигсберг (1544), Иена (1558), Гельмстадт (1566). Совокупное влияние реформации и гуманизма освобождало университеты из под духовного влияния, и на юридических факультетах римское право сделалось главным предметом изучения. Преподавание на итальянский лад (mos italicus) поглощало без нужды время и мешало занятиям другими предметами, так что против него выступали даже с законодательными постановлениями, предписывая способ и размеры преподавания; так, напр., в 1545 г. статут университета в Грейсфальде предписал начинать чтение римского права с regulae iuris. Ольдендорп (род. 1480, ум. 1567), могучая и деятельная натура, отдавший большую часть своей жизни страстной борьбе за дело реформации, в бытность свою профессором права в Марбурге добился реформы преподавания (1543); итальянский способ изложения был отменён, и Ольдендорп излагал пандекты по своему, придав новое развитие старому способу распределения материала по исходным фрагментам (loci). Французское и отчасти нидерландское влияние (Гоппер, Везенбек) довершили новое дело. Французский способ изложения (mos gallicus) приобретал себе всё большее число последователей. Наиболее предприимчивые преподаватели из числа молодых доцентов открывали, вне общих лекций, особые послеобеденные чтения (collega privata), на которых десятки слушателей обучались за гонорар римскому праву по новому, облегчённому способу. Примеру доцентов следовали профессора. Постепенно эти приватные чтения отстранили на задний план прежние публичные лекции (lecturae publicae) с их итальянской манерой; с конца XVI века повсюду господствовал новый способ, главная цель которого состояла в том, чтобы возможно коротко исчерпать содержание преподаваемого. Тогда началось разделение в форме лекций и книг. Появились систематические обсуждения предмета (dispu-

 

 

стр. 84

 

tationes) и рядом с ними малые трактаты на различные темы (диссертации), имевшие значение журнальных статей нашего времени. Для проявления индивидуализма авторов новая форма открывала достаточный простор.—Между тем в последние три десятилетия XVI века образовалась как бы особая мода на изучение римского права, и юридические факультеты были переполнены слушателями. При новом способе преподавания большинство имело возможность пройти полный курс и выйти из университетов со степенью доктора; широкая раздача этой степени, естественно, повлияла неблагоприятно на её значение и умалила строгость экзаменаторов. Докторский диплом выдавался университетами за плату, довольно высокую; и с этого времени повела своё начало известная поговорка: accipimus pecuniam et mittimus asinum in patriam.                              

Для исследователя, находившегося под живым обаянием классической древности, римское право открывало такой неисчерпаемый источник умственного труда и наслаждения, что невольно он продолжал видеть в нём идеал всякого права. По Донеллу, право есть каждое принудительное постановление, которое предписывает справедливое и запрещает несправедливое. Постановления, которые принуждают к несправедливому или запрещают справедливое, не составляют права; но римское право отвечает требованиям предложенного определения,—оно предписывает только справедливое, и потому оно есть право само по себе, и, в силу этого качества его, мы обязаны подчиниться ему. Но ему подчиняются также по доброй воле, в силу его красоты и величия. а также потому, что оно развилось не из одних римских постановлений, но из принципов общенародного права (ius gentium). Ему подчиняются благодаря мудрости его творцов и имея в виду ту услугу, которую приносит оно при толковании постановлений родного права.—Такие-то взгляды внушались воодушевленными профессорами их слушателям и чрез этих последних проникали в судебную практику.

Впрочем существовал ещё другой, более непосредственный путь для влияния юридических факультетов на судебную практику. Уже в XIII столетии заинтересованные лица, духов-

 

Стр. 85

 

ные и третейские суды обращались за советами в итальянские университеты; с появлением университетов в Германии этот обычай был распространён на них. Преподанные советы (consilia) служили предметом сборников и литературной разработки. В ХVI столетии и слушатели, и сами профессора (Цазий) сетовали на то, что их заваливают просьбами о советах и чрез то отрывают от преподавания.—С другой стороны, как мы знаем (стр. 73), в практике суда шеффенов существовал обычай искать совета у высшего суда. Стремясь к возможно большей независимости, местные князья начали (конец ХVІстол.) предписывать шеффенам, чтобы они не обращались за советами к таким высшим судам, которые находятся в пределах чужой территории; взамен того указывалось обращение к местным факультетам. По просьбе суда факультет составлял судебное решение от его имени, а мало помалу сложилось воззрение на факультеты, как на особую судебную инстанцию, в которую дело переходило при наличности известных условий (по усмотрению суда, по требованию тяжущихся и т. д.). В ХVII в. большинство гражданских дел проходило чрез факультеты. Эту свою роль юридические факультеты Германии сохранили до нашего времени. служа постоянно влиятельными проводниками римского права.

 

IV. Usus modernus.

(1/2 XVII—XVIII).

 

§ 29. В эпоху господства филологической школы под влиянием школьного увлечения многие были готовы настаивать на исключительном и полном применении римских постановлений в Германии; впрочем и здесь усматривается нередко определенная подкладка, соответствующая требованиям жизни. Так, напр., не столько увлечением, сколько определенным стремлением землевладельческого класса закрепостить вновь крестьян объясняется попытка подвести юридическое положение этих последних под положение римских рабов. Вскоре все подобные попытки были оставлены. Что из римских постанов-

 

стр. 86

 

лений вполне согласовалось с условиями новой жизни, то часто усваивалось почти со всеми подробностями (напр., sc. Масе-donianum, sc. Velleianum, lex Anastasiana); что, напротив, расходилось с этими условиями, рецепция того оказывалась сомнительною (напр., bonorum possessio, а. роenalis, ореris nоvі nuntiatio). В вопросах первостепенной важности допускалось свободное отношение к римскому праву. Как на пример, укажем на учение о договоре: ещё Цазий в составленном им для гор. Фрейбурга законодательном сборнике (1520 г.) принял каноническое учение об обязательности всех договоров, основывая его на естественном разуме (ratio naturalis); и хотя как Цазий, так и другие представители филологической школы не впадали в недоразумение относительно истинного смысла римского порядка, однако, каноническое учение о договоре пользовалось симпатией уже в ХVI столетии (Алциат, Везенбек). Его сторонники признавали, что иск (actio) для защиты каждого обязательства, установленного соглашением (pactum), введён каноническим правом, согласуется с естественным разумом и основывается на действующем в Германии обычном праве. С середины ХVII стол. новое учение приобрело очевидное господство и породило неправильное предположение о том, что его знало уже древнейшее германское право. В XVIII столетии оно стало взглядом общепринятым и господствующим. Вопреки римскому праву юристы распространяли то «естественное» и будто бы «национально-германское» правило, что каждое соглашение об обязательстве имеет юридическую силу (ein Wort ein Wort, ein mann ein Mann) и если держались ещё римского учения о безымянных реальных контрактах, которое, очевидно, не гармонировало с новым учением, то—лишь как исключения, созданного обычаем.—Время от половины ХVII и до начала XIX в. представляет полное господство в немецких судах смешанной немецко-римской доктрины, где римское не отделялось от немецкого, но смешивалось в одно под именем «современной практики» (usus modernus). С первого взгляда, это был хаос понятий и постановлений, вышедших из римского и канонического права, из права древненемецкого и из новых

 

 

стр. 87

 

местных и императорских законов. Ни одно юридическое понятие не мыслилось в его первоначальном виде; но никто не отдавал себе отчёта в том, почему и как оно было переделано. Тем не менее в основании этого кажущегося хаоса лежала органическая сеть современных ему жизненных отношений.

Литература, начиная с XVII века, шла рука об руку с практикой. Система изложения, выработанная в филологической школе (mos gallicus), служила теперь к тому, чтобы охватить в одно целое всю совокупность разнородных норм, применяемых на практике (usus modernus). Практика имперского суда и судов, действовавших на почве местного законодательства, особенно судов Саксонии, доставила первый материал для такого обобщения. Сочинения, сюда принадлежащие, служили одновременно и догматическим сводом результатов судебной практики, и руководствами в университетах; некоторые из них достигали большого распространения, как, напр., книга Струве (1670 г.), которая до конца ХVIII века употреблялась обыкновенно как учебник для второго курса Пандект.—В ХVІІІ веке наметилось новое направление. Из общей совокупности действующего права были выделены нормы римского происхождения для переработки их в систему «современного» римского права. Основное предположение состояло в том, что римское право рецепировано в Германии в полном его составе (in complexu), однако—за исключением мест не глоссированных; как скоро возникал вопрос о рецепции какого либо глоссированного постановления, факт рецепции предполагался, не требуя доказательств. Отдельные части Соrрus iuris и отдельные постановления рассматривались одно по отношению к другому, как одновременные; одно не могло отменяться другим и противоречия требовали непременного примирения. Формальное основание рецепции полагали в том, что немецкая империя—продолжение римской, а рациональное — в том, что римское право—наисовершенней шее из всех прав. Относительно местного законодательства оно признавалось общим и субсидиарным, т. е. назначенным для пополнения его пробелов; однако, с другой стороны, указывалось толковать


Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 55; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!