Если ты представляешь себя больным, то так оно и будет. Ты сам создаешь свою реальность. 10 страница
Болезнь
Насколько я помню, впервые заболевание проявило себя, когда мне исполнилось двенадцать лет. Это проявление было внешним, но совсем незначительным. Выпирала немного правая лопатка, я этого не чувствовал и не придавал этому значения. Но родители забили тревогу. На тот момент получить какую-то информацию было довольно проблематично, это сейчас кругом Интернет, и что-то узнать совсем не проблема. Пришлось брать консультацию профессора-ортопеда. Рассказав о методике исправления данного недуга, он посеял в душе моих родителей просто панический ужас, потому, что нужно крепить на позвоночник железный штырь, да ещё ходить с ним очень продолжительное время, от года до трёх лет; и он назвал сумму операции. Сумма была огромна на тот момент, мы едва сводили концы с концами, зарплаты задерживали, денег не было, да и взять их было просто неоткуда. Профессор заявил, что есть и альтернативный вариант: операция всё-таки может состояться и бесплатно, только вот проводить её будет уже обычный хирург больницы, не имеющий такого практического опыта, как у него. Конечно, пришлось согласиться. Мой возраст был самым подходящим, пока ещё не поздно, нужно было что-то делать, так нам твердили. Но не все были сторонниками этой операции, и не только моя бабушка в деревне была против, но и некоторые врачи считали, что ребёнок слабый, и может не выдержать последствий, что организм не справится. Отчасти они были правы, я действительно был слабым ребёнком. Попытки найти деньги успехом не увенчались, хотя мы вроде испробовали все возможности, но ни у нас, ни у родственников такой суммы, к сожалению, не было, и негде было её достать. Пришлось согласиться на бесплатную операцию. Я был против, я испугался тогда, как никогда в жизни. Особенно я испугался тогда, в коридоре приёмной профессора, увидев на фотографии на стене ужасающего вида рентгеновские снимки позвоночника и этот аппарат, железный стержень, прикреплённый к позвоночнику. Выглядело всё очень жутко. Бабушка пыталась меня уверить дома, всё будет хорошо, что это мне необходимо в жизни, что через это нужно пройти. Я помню своих родителей, они хотели мне как лучше, не хотели мне причинить вреда, совсем нет. Но всё равно было очень страшно, и уговоры были долгими. Нас сразу предупредили, что операция будет сложная, и реабилитация долгая, поэтому нужно быть готовым. Примерно за неделю до того, как лечь в больницу, мне порекомендовали курс гимнастики, чтобы хоть немного укрепить тело, конечно, этого было недостаточно, но всё-таки хоть мало-мальски. Я лег в больницу, операцию назначили только через неделю, а пока началась череда всякого рода обследований, от анализа крови до снимка головного мозга. Вечерами, гуляя по коридорам больницы, я часто подходил к тому стенду, на котором были эти зловещие фотографии. Я читал снова и снова, мысленно убеждая себя, что всё будет хорошо, всё будет нормально, обязательно будет. Но всё равно на душе было очень страшно, очень, это ожидание неизведанного, нет ничего хуже. В один из дней, проведённых мной в больнице, я познакомимся с девушкой. Как оказалось, она тоже легла на такую же операцию, как у меня, только платную. Было так здорово узнать, что ты не один, стало не так уже страшно и, общаясь с ней, я немного позабыл о предстоящей операции, но этот день неумолимо приближался, и вот мне сообщили, что утром за мной приедут на каталке, и что с вечера нужно ничего не кушать. Это была, наверное, самая быстрая ночь в моей жизни, утро наступило так мгновенно, и страх снова поселился во мне. Когда в палату заехала каталка, и, раздевшись, я лег на неё, меня прикрыли простынёй и повезли в новую жизнь. На операционной столе надо мной склонилось несколько человек в масках, они поставили мне укол, и я начал проваливаться в сон. Когда я очнулся, за окном было темно, значит, была глубокая ночь, и прошло очень много времени, было похоже, что операция шла долго. Я лежал на спине, на кровати. Меня сильно тошнило, и во рту было сухо. Я повернул в голову в сторону и увидел, что рядом лежат ещё люди, как я понял, это была реанимация. Я попытался пошевелиться, но это было весьма проблематично. Я начал ощупывать рукой грудь, ища какие-нибудь изменения в себе, но не обнаружил ничего такого, что могло насторожить. Но, всё равно, был какой-то дискомфорт, что-то липкое кругом подо мной. Я провёл рукой по простыне и, взглянув на руку, увидел кровь, много крови. Она была повсюду на постели, всё просто пропиталось ей. Как я мог не почувствовать этого сразу! Сердце забилось сильно, мне стало страшно. Я никогда не видел столько крови на себе. Меня постоянно тошнило, и приступы рвоты были периодическими. Больше этой ночью я не сомкнул глаз. Утром два санитара привезли каталку, как я понял, они собирались перевозить меня обратно в палату. Осторожно приподняв меня, они перенесли меня на каталку. Тут я увидел, что постель просто пропиталась кровью, кровь была даже на полу. Эта картина навсегда засела в моей памяти. Как ни странно, я не чувствовал пока боли, я ещё не знал, что это действует сильное наркотическое обезболивающее. Как только меня привезли в палату, пришла бабушка, она принесла бульон, который я пил через трубочку. Я рассказал ей о той картине, что видел в реанимации, кругом кровь и ужас. Она сказала, что всё понимает, что во время операции я потерял много крови. А также сообщила, что соседи приходили и сдавали кровь для меня, одна женщина даже упала в обморок от этого. К вечеру пришла мама и сказала, что останется до утра. Так как я не мог сам себя обслуживать, у меня была утка и судно для туалета. Самыми трудными были первые дни после операции, когда начались невыносимые боли, которые никак не прекращались, пока не сделаешь укол. Но он делался только вечером, на ночь. Я ждал ночи как никогда, чтобы, наконец-то, хоть немного поспать, хоть ненадолго избавиться от этой всепоглощающей боли. Но и укол действовал недолго, обычно к утру его действие заканчивалось, и боль вновь возвращалась ко мне. Врачи говорили, что нужно отвыкать, и что боли со временем уйдут. Каких трудов стоило всё это! Сколько выпало на мою долю тогда, а на долю моих родителей, которые после ночи, проведённой со мной, спешили на работу, хотя, конечно, они и сменяли друг друга. Как-то раз ко мне в палату на каталке привезли ту самую девушку, которую прооперировали, как и меня. Она улыбалась, и было видно, что ей намного легче, чем мне, она пришла пожелать мне удачи и сказала, что переводится в другую больницу и будет там проходить реабилитацию. Я тоже пожелал ей удачи. Так прошёл месяц, за него я испытал столько боли и ужаса! Однажды на очередной утренней перевязке зашёл хирург и сказал, что мне уже пора вставать помаленьку. Мы начали пробовать. Было ужасно больно и непривычно, я чувствовал в себе что-то чужое и лишнее. Сначала я просто сидел, а потом помаленьку начал вставать на ноги, как будто учишься ходить заново, вот на что это было похоже. Понемногу моё настроение и самочувствие улучшалось, я начал сам ходить уже до туалета, а потом уже и вовсе ноги стали слушаться меня. Подвижность вернулась. Единственное, что напоминало об операции тогда — это штырь, немного выпирающий через кожу на спине. Настал долгожданный день выписки, я так хотел домой, папа сказал, что привёзет мне чёрного котика, я был так рад. И сестрёнка постоянно плакала, переживая за меня, и хотела, чтобы я, наконец, вернулся домой. Врач сказал, что у него есть серьёзный разговор к нам. Он рассказал, об ограничениях, которые мне предстоят, а это означало, во-первых, никакой школы, так как, не дай Бог, кто меня толкнёт, никаких прогулок одному, не поднимать тяжёлого. Всё это нужно было тщательно соблюдать какое-то время, пока всё не заживёт основательно. Тогда его слова я пропустил мимо ушей, было только одно желание — поскорей вернуться домой из этой ужасной больницы, в которой я провёл столько времени, и это было всё, что волновало меня на то время. И вот, наконец, мы покинули больницу, я вернулся домой, ещё не понимая того, что моя прежняя жизнь кончилась.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Жизнь после больницы
После возвращения из больницы я несколько дней просто отсыпался, приходя в себя помаленьку. Лежать на спине было довольно некомфортно и ещё больновато. Так как операция была летом, и учебный год ещё не начался, у меня было время немного адаптироваться. Первым ко мне пришёл в гости мой лучший друг, его дверь была напротив нашей, так что он часто стал меня навещать, и мы проводили время у меня дома. Мне было очень тягостно сидеть в четырёх стенах, мне, привыкшему гулять, лазать по деревьям, крышам, теперь приходилось сидеть в четырёх стенах только из-за того, что была вероятность, что кто-то случайно толкнёт, и вся операция полетит насмарку. Родители, решив как-то разнообразить моё одиночество, отправили меня в деревню к бабушке, где, как они считали, мне будет намного лучше, свежий воздух как-никак, и намного безопасней, нежели чем в городской суете. В деревне, конечно, было здорово, я всегда любил там отдыхать летом, и мы часто рыбачили с отцом, когда приезжали всегда. Но даже несмотря на это раздолье природы, всё равно в душе было очень грустно, я скучал по тому времени, когда мог свободно гулять сам по себе, ничего не опасаясь, не переживая за своё состояние. Практически всё оставшееся лето я провёл во дворе дома бабушки и выходил разве что за ворота на лавочку. Лето кончалось, я вернулся в город, нужно было решать вопрос с учёбой. В меру моих ограничений, я не мог учиться в месте со всеми в классе, и не только потому, что боялись, что школьники могут ненароком мне навредить. Я не мог долго сидеть и не выдержал бы все уроки. Поэтому, было принято решение об обучении меня на дому. Так, с шестого класса учителя стали посещать меня дома. В день было всего два или три урока, но этого было вполне достаточно для меня тогда, и я сильно уставал уже даже от этого. Среди моих одноклассников начали ходить разные легенды о том, почему же я пропал, и что со мной стало. Один раз даже приходили девочки из класса, поинтересовались моим здоровьем. Больше никто из класса ко мне не приходил. Даже мои подруги сразу куда-то пропали, тогда я впервые понял, что всё уже никогда не будет так, как раньше. Помаленьку тянулось время, я практически не выходил на улицу, разве что вместе с родителями. Учёба шла довольно-таки хорошо, мне приходилось делать уроки, так как спрашивали меня одного. Учителя хорошо ко мне относились, с большим пониманием ко всему, что произошло со мной. Бабушка также приходила каждый день, пока родители были на работе, сидела со мной и сестрёнкой, которая уже пошла в первый класс. Друг заходил постоянно, и мы общались, играли. В таком ритме прошёл учебный год, и настало снова лето. Чтобы я не сидел в четырёх стенах, родители снова отправили меня в деревню. Всё было довольно-таки нормально, и, казалось, что ничто не предвещает беды. Однажды я заметил кровь на майке сзади. Я сильно испугался и рассказал об этом бабушке. Она посмотрела на спину и, ничего не сказав мне вразумительного, позвонила родителям. Папа примчался тут же, и меня повезли в город. Мне было страшно, что же такое случилось? На следующее утро мы приехали в больницу, где меня осмотрел хирург. Оказалось, что произошло отторжение аппарата организмом, и штырь начал прорываться через кожу, поэтому и появилась кровь. Было решено немедленно делать операцию по его удалению с позвоночника. Для меня это был ужас, я представил себе, что мне опять предстоит пройти через весь этот кошмар, но, в то же время, был немного рад, что наконец избавлюсь от этой штуковины на моём позвоночнике. Операцию сделали уже на следующее утро. Она была не такая сложная, как первая, но всё равно тяжёлая. Я очнулся уже в палате и увидел маму, она держала меня за руку. Почувствовав, что ещё хочу спать, я провалился в сон. На моё удивление, я быстро пришёл в себя, и восстанавливался лучше, чем после первой операции. Врачи сказали потом, что врач, оперировавший меня, сделал ошибку, и поэтому всё так вышло. Врачи лишь разводили руками и говорили, что теперь уже ничего сделать нельзя, пусть будет как будет. Меня выписали быстрее, чем в прошлый раз. Я отправился домой, как только сняли швы на спине. В результате всех этих событий и ошибок, мне присудили группу инвалидности. Приходилось каждый год проходить комиссию врачей. Учиться я продолжил также на дому, ритм жизни особо не изменился, единственное, что я мог теперь выходить на улицу, не так сильно опасаясь, что меня толкнут или заденут. Врачи рекомендовали кучу всяческих упражнений, которые нужно было делать ежедневно, чтобы хоть как-то поддерживать позвоночник. Конечно, я исполнял всё это, но очень неохотно, говоря себе, что это уже не поможет, ничего не решит совсем. Ездил на занятия в реабилитационный центр, где мне делали массаж, и инструктор занимался с нами упражнениями. Так проходило время, и понемногу я стал замечать, что левая лопатка выпирает всё больше и больше, да и правая начала немного. Изменения начались сначала понемногу, но потом быстрее, и в течение примерно года или, может, полутора лет, на спине образовался горб. Это был конец. Я расстроился очень сильно и быстро ушёл в себя. Теперь, выходя на улицу, я часто начал слышать насмешки над собой, дети постоянно дразнили меня, обзывались, и поэтому выходить на улицу мне с каждый разом хотелось всё меньше и меньше. Хотя у меня и были друзья, с которыми я общался периодически, я всё равно большую часть времени проводил с самим собой, во всяческого рода размышлениях, мне было очень одиноко в душе, грустно. Обида оттого, что я не такой, как все начала поглощать меня всё больше и больше. Все дни были одинаковыми. Так прошёл ещё один год. Как-то летом нам предложили путёвку в санаторий за городом, на двадцать один день. Где находились дети со всякого рода заболеваниями. Я ужасно не хотел ехать туда, я помнил, как ко мне относятся подростки, это одни лишь издёвки и унижения. Мама уверяла, что всё будет хорошо, мне будет полезно пролечиться там, пройти процедуры, лечебные ванны, массаж, к тому же они будут приезжать ко мне постоянно. Кое-как меня удалось уговорить на это, и я согласился туда отправиться. Нас поселили в комнаты по три человека. Со мной вместе были ребята, они страдали астмой. Как оказалось, они уже не в первый раз тут и хорошо знают друг друга. Вообще, там было красивое место, практически на берегу Енисея. Мы жили в двухэтажных деревянных домах с одним балконом. Утром были всяческого рода процедуры, от ванн до солёных пещер, а потом обед, и было много свободного времени. Я думал, что, наконец, тут мне будет спокойно, и никто не будет меня обзывать, унижать, издеваться надо мной. Но, оказалось, нашлись такие и здесь. Группа подростков постоянно только и делала, что пыталась как-то унизить меня. Это продолжалось до такой степени, что у меня просто не выдержали нервы. Мне хотелось убежать оттуда, я ушёл далеко от санатория и сидел на скамеечке, я плакал, я был совсем один, никто не проявлял ко мне интереса. Я просидел так достаточно долго, потом ещё некоторое время побродил по берегу Енисея и снова вернулся на скамеечку. Тут меня нашли воспитатели, они сказали, что нужно вернуться обратно, что уже поздно. Я рассказал им всё, они ответили, что попытаются всё уладить. Они поселили меня на некоторое время отдельно, в комнату, где я был совершенно один, и мог хоть на какое-то время перевести дух и немного успокоиться. Всё время я гулял один, в основном по берегу, там рядом водились маленькие ящерицы, и некоторые ребята их постоянно ловили. Я тоже поймал себе одну, она жила у меня в тумбочке в комнате. К сожалению, издевательства некоторых ребят не прекратились, а даже усилились. Однажды приехал папа, я всё ему рассказал, я не мог больше терпеть этого, я никогда раньше не рассказывал о такого рода вещах, не привык жаловаться, даже в школе, когда, бывало, получал от старшеклассников, но всё это было не так обидно и унизительно, как это. Я указал отцу на них, он пошёл за ними следом. Когда он вернулся, сказал, что больше тут меня никто не тронет. Сказал, что такие, как они, часто пристают к тем, кто не может им ответить. Пристают к слабым и беззащитным, запугивают их. Он оказался прав, больше никто из них ко мне даже не подходил, и оставшееся время в санатории я провёл, можно сказать, даже хорошо. Подружился с некоторыми ребятами, мне даже начало нравиться там. Проходили конкурсы шахмат, рисования, мы все участвовали в них. Но пришло время покидать это место, месяц пролетел, и нужно было возвращаться домой. К сожалению, я больше не видел никого из ребят, и никогда больше не возвращался туда. По приезду домой, оставшееся лето я провёл в деревне, вспоминая самые интересные впечатления, полученные во время отдыха. В начале осени мой друг заболел, впал в кому, и его увезли в больницу. Как оказалось, он заболел сахарным диабетом и теперь вынужден был принимать постоянно лекарства. Когда он вернулся из больницы, мы стали как будто ещё ближе. Врачи рекомендовали ему тоже обучение на дому, и учителя ходили к нам. Так как он на три года младше меня, программа обучения была, конечно, разная, и занимались мы порознь. Но всё равно было веселей намного. Мы гуляли вместе, с другими мальчишками тоже, играли, но я чувствовал свой недостаток всегда. Чувствовал, что я не такой, как они, хоть и общались мы на равных. Да и физически я был ограничен намного. До этого я был ловким и подвижным, а теперь всё это ушло, и при резких движениях я постоянно испытывал боль. Головные боли также начали посещать часто. В принципе, всё, казалось бы, ничего, мы гуляли, общались, учились. Но в душе по-прежнему было одиноко и грустно. Столько мыслей было в голове, ведь никто не мог понять, что я чувствую в душе. Я всегда старался держаться в хорошем настроении, постоянно смеялся, мне нравилось всё позитивное, и со стороны могло казаться, что у меня всё хорошо, всё отлично, когда это было далеко не так. Издевательства от подростков на улице были уже постоянным явлением. Одно утешает меня сейчас: справедливость всё-таки торжествует и большинство из тех, кто издевался надо мной и смеялся, плохо кончили. Кто спился, кто сидит в тюрьмах, кто стал наркоманом, хотя есть и такие, которые образумились и перестали издеваться надо мной, может, потому что повзрослели. Но это всё будет в будущем, а тогда было очень плохо.
Годы юности
Близилось окончание школы и, сдав последние экзамены, я ждал получение аттестата. Его вручали мне вместе со всеми старшеклассниками, закончившими обучение в школе. Школа закончилась, и нужно было думать, как жить дальше, куда пойти учиться? Как ни странно, у меня не было особых увлечений, стремлений к чему-либо, ничего не было. Это чувство безразличия ко всему не покидало меня ещё долгие годы, мне совершенно ничего не хотелось, тогда когда другие мальчишки увлекались машинами, мотоциклами, умели что-то делать. У меня же стремления как такового не было ни к чему. И поэтому, я не знал, куда пойти учиться. Родители говорили, что моя профессия должна быть сидячая, что мне противопоказан физический труд вообще. Мы начали прикидывать варианты, куда можно пойти учиться. Хотелось выбрать то, что я действительно потяну, учитывая то, что учился я неважнецки и института, конечно, мне не видать, но что-то же надо найти. В конце концов, мама нашла. Эта профессия называлась оператор ЭВМ, и обучение составляло всего год. И вот мама написала письмо директору о том, может ли её сын обучаться у них в лицее. И так я поступил. Было довольно-таки трудно привыкать к ребятам, у меня быстро появился друг, и стало легче. Учёба давалась хорошо, и оценки всегда были отличные. У меня появились хорошие отношения с нашей классной, по совместительству и учителем главного предмета. Всё было, можно сказать, хорошо. Практику я проходил тоже в лицее, заодно и писал свою дипломную работу. К счастью, никто меня не обижал, и я учился спокойно. Удачно завершив обучение и защиту диплома, я закончил лицей, будучи одним из лучших в нашей группе. Я часто потом навещал учительницу и был благодарен ей за хорошее отношение ко мне. Мне навсегда запомнилось то время, я узнал много нового и овладел компьютером, отлично защитил диплом и даже гордился собой. Но по-прежнему был одинок. Большую часть времени своего я учился и не ходил никуда. Нужно было идти дальше по жизни, и я планировал поступить в техникум, хотел дальше изучать компьютер, продолжать обучение. Но, к сожалению, я опоздал, и на ту специальность, на которую я хотел учиться, было уже занята, группа была набрана полностью, я сидел и пытался высмотреть в списке предложенных вариантов наиболее мне близкий. Иди в сварщики или заниматься ремонтом машин не хотелось, не привлекала меня так же и лабораторная работа, химия мне никогда не давалась, как и большинство других предметов. Не знаю почему, я выбрал тогда профессию бухгалтера, и что руководило мной в это время, но дело было уже сделано, и мне предстояло обучение в течение двух лет. Первого сентября я явился в техникум, так как я уже немного привык и немного освоился среди людей в своём новом положении, мне всё равно было неприятно видеть удивлённые взгляды студентов, которые, казалось, в своей жизни ничего не видели, не знали, что можно жить как-то по-другому. Вообще, в любом обществе или коллективе, если ты не такой, как все, быстро становишься изгоем. Необязательно отличаться внешне или иметь какой-нибудь физический недостаток, достаточно просто того, чтобы отличаться поведением, не делать того, что делает большинство, все их дела кажутся обычными, и, если они видят, что кто-то не делает этого же, это вызывает усиленное внимание. Вот и я его вызывал. Войдя в свою будущую группу, я выбрал парту, сел, достал тетрадь и стал рисовать что-то бессмысленное на обратной стороне тетради, ожидая, когда же, наконец, все соберутся, и уже начнётся ознакомление с будущей программой обучения, с предметами. Тогда впервые я увидел её, она присела напротив меня и сказала, что хочет познакомиться со мной, спрашивая, не против ли я. Я, не поднимая глаз, что-то чертил на обложке тетради, я сказал, что не против, и поднял глаза. Тогда впервые за мою жизнь я увидел прекрасную девушку, её красивые, дивные глаза, она сказала, что её зовут Наташа, я назвал своё имя и опустил глаза, я сильно смущался, ещё никогда девушка не подходила ко мне так и не просила разрешения познакомиться. Я очень смутился, я не мог смотреть на неё, на такую красоту, я такой урод, я считал, что недостоин всего этого. Она сказала, что обязательно ещё придёт, что у неё тут учится подруга, а она сама обучается по такой же профессии, только в другой группе и уже целый год. Она ушла, и тут я, наконец, увидел, что аудитория была полная, я удивился ещё больше, когда увидел, что все они девушки, полная группа девушек, и всего один парень вместе со мной. Получалось, двое парней и тридцать девушек. Вошёл преподаватель, сказав, что он наш классный руководитель, и будет с нами в течение двух лет и рассказал о том, чем нам предстоит заниматься, как будет происходить обучение, и начались первые лекции. Но я по-прежнему думал о Наташе, о её прекрасных глазах, о её улыбке, которую я видел всего мельком, но она стояла перед глазами постоянно, до конца дня. Даже когда я лег спать, я думал о ней, мне пришла в голову мысль, что я никогда раньше не думал о девушках, не знаю, почему, наверное, потому что я в глубине души знал, что такая жизнь, как у всех, мне не светит, и что наверняка у меня никогда не будет своей семьи, детей. На следующий день я ждал, когда она, наконец, придёт снова, я старался учиться хорошо, постоянно учил всё, получал хорошие оценки. Я знал, что в нашей группе есть её подруга, и она наверняка расскажет ей о моих успехах. И вот однажды она пришла, мы перемолвились всего несколькими словами, и она оставила мне свой телефон. Я был очень стеснительный, робкий, я боялся сказать ей слово, не то чтобы звонить. Но, в то же время, я восхищался ею, для меня день был просто счастливым, если я хоть раз просто увижу её мимолётом. Так проходили дни, один раз я всё же набрался смелости позвонить, но разговора особо не получилось, я молчал, мне нечего было сказать и, в то же время, хотелось сказать многое. Но я стеснялся, стеснялся себя и очень боялся её реакции, боялся, что она может мне ответить страшным отказом. Да и на что я мог надеяться, она такая красивая, возле неё было так много парней всегда, она участвовала во всех мероприятиях техникума, была очень всесторонней, доброй. А я? Разве у нас могло быть что-то, на что надеяться; зачем ей нужен парень с физическими недостатками, когда вокруг полно красивых, высоких, сильных парней. От этих мыслей я всё больше опускал руки, я ничего из себя не представлял и был просто никем. Я пытался сделать ей приятное, пытался написать стихи, о том, как она мне нравится, как мне дорога, но ничего не выходило. Да даже если бы что-то и вышло, всё равно, это бы ничего не решило в конечном итоге. Несмотря на то, что в моей группе были все девушки, они меня совсем не интересовали, хотя мы общались по вопросам учёбы, но какого-то влечения особо не было. Всё свободное время я учился, мои друзья гуляли с девушками уже, и как-то отдалялись от меня. Хотя они были и не против, чтобы я гулял с ними, всё равно мне было не по себе, смотреть, как они целуются, обнимают своих девушек, мне было очень неловко видеть всё это, зная, что у меня, наверное, никогда такого не будет. Долгое время я даже и не думал об этом, и взрослая жизнь, которая казалась бы банальной любому обычному человеку, мне была недоступна. Желание стремиться к чему-либо пропадало. Всё своё детство и юность я проболел, когда другие мои сверстники встречались, влюблялись, первые поцелуи, отношения. Мне казалось, что это всё не для меня, и я буду вечно один, ни одна девушка не полюбит меня, так не бывает. Родители никогда не разговаривали со мной об этом, так как они старались меня не жалеть сильно, чтобы я чувствовал себя, как все. Может быть, внешне это и проявлялась так, но в душе стояла такая боль одиночества, оттого, что меня никто не может понять до конца, почувствовать то же, что чувствую я, тогда, возможно, и отношение окружающих ко мне было бы другое. Я продолжал учиться, но мысли о Наташе всё чаще посещали меня, и я понял, что люблю её. Она стала ещё красивее за тот последний год, что училась, я стал реже её видеть и грустить ещё больше. Затем она закончила обучение и ушла. Я долго переживал, что не смог сказать его всего того, что хотел, что больше я никогда её не увижу. Но случилось чудо для меня, и я вновь её увидел, она приходила изредка навещать свою подругу в нашей группе, я так рад был её видеть, какая она была прекрасная. Я набирался смелости к ней подойти, сказать ей всё, что я люблю её, что она мне очень нужна, но так и не сделал этого, робость и чувство того, что я урод, чудовище, не позволяло мне сделать это, и я не мог никак пересилить себя. Учился я хорошо, и близились госэкзамены, я ушёл на практику в район и писал свою дипломную работу. Я видел её ещё мельком несколько раз, когда учился, но потом, сдав ГОСы и защитив работу, я покинул это учебное заведение и больше никогда туда не приходил. Как ни странно для меня, учившегося довольно-таки плохо, учёба на бухгалтера давалась нетрудно, и всё получалось. Я думал, что закончив учёбу, я, наконец, устроюсь на работу и, возможно, начну новую жизнь. То, что мне придётся, возможно, всю жизнь быть одному, я уже представлял, и поэтому мысли о том, чтобы как-то найти Наташу, всё реже меня посещали. Как мы можем быть вместе, если даже на улице на меня показывают пальцем? Мне было уже двадцать лет, когда я закончил техникум, и это был довольно-таки уже приличный возраст, чтобы начать самостоятельно зарабатывать самому. Несмотря на то, что, в принципе, одинок я не был, у меня была любимая семья, пара друзей, я был один, я был один на протяжении того времени как вернулся из больницы после операции. Родители часто горевали, что согласились тогда на неё, что если бы ничего не делали, то могло быть всё намного лучше. И мне было очень жаль, у человека одна жизнь и хотелось, конечно, прожить её достойно. Обычные человеческие радости были мне неподвластны и недоступны, а как всё же этого хотелось! Просто погулять с девушкой по парку, смеяться вместе, разговаривать — я очень хотел этого и мечтал об этом.
Дата добавления: 2021-03-18; просмотров: 40; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!