Шкала жизненного стресса Холмса – Рея 22 страница
Джонни понимал: даже если этот тип просто его морально терроризирует, не имея реальных планов убить (что не факт, учитывая антисоциальную патологию личности этого деструктивного типа и то, как он не поленился непонятным образом выяснить где-то его номер телефона), то если так пойдёт и дальше, он скоро умрёт элементарно от страха! Таким образом, чтобы успокоиться, нужно было что-то делать, чтобы защитить себя. Но что?! Джонни пребывал в тотальной испуганной растерянности.
Неожиданно его осенила идея. Он вспомнил, как Екатерина признавалась ему:
«У меня еще проблема есть. Я не могу находится в квартире с закрытой дверью! И, чтобы хотя бы чуть-чуть было приоткрыто окно. Я сплю с открытой дверью, ты представляешь?! Ничего не могу поделать. Это три года назад началось, когда всё случилось. Закрываю её только тогда, выпиваю алкоголь – тогда я не боюсь инсульта и прочего, а так мне страшно даже плиту включать: а вдруг я сознание потеряю или еще что и потом сгорю заживо?!»
Напомнив про это, Джонни принялся ехидно расспрашивать Екатерину Куеву, не боится ли она, что её любимый маньяк ночью к ней наведается, когда она будет спать и просто тихо придушит подушкой, например, и тогда она уже точно не проснётся. Вот сюрприз-то будет! Хотя у неё, конечно же, тогда уже ничего не будет. Никогда!
Джонни, впрочем, понимал, что Артём наверняка так не сделает, поскольку, убив свою жертву преждевременно, абсолютно точно лишит себя шанса получить её квартиру, но рассчитывал на то, что перепуганная мрачной перспективой, о которой, несомненно, не задумалась прежде, Екатерина не сообразит про отсутствие высокой опасности убийства *до* написания ею завещания на квартиру. Чтобы дополнительно нагнать страху на собеседницу, Джонни цинично поинтересовался, намеренно преподнося вопрос как риторический: «И ты, несомненно, рассказала про постоянно открытую дверь своему «другу»?! Ай, какая молодец! Что ж, теперь жди гостей!..» А когда Екатерина попыталась возразить: «Но он не знает номер квартиры», Джонни заявил с мрачной усмешкой: «Ага, зная город, улицу, номер дома, а также твои имя и фамилию, это очень сложно выяснить! Молодец! Ты фактически пригласила криминального психопата к себе домой, и дверь оставила открытой на ночь! Поздравляю! Так держать!..»
|
|
|
Теперь ей действительно стало страшно, но она неожиданно в связи с этим стала высказывать претензии: «Даже забыла, что хотела написать. У меня лицо горит огнем. Поздравляю. Ты мне поднял давление! Только выход так и не подсказал!».
Джонни чувствовал, как сам сильно разволновался, а потому решил устроить себе перерыв, чтобы попытаться прийти в себя. Он написал: «Через несколько минут вернусь – расскажу выход, если будешь готова воспринять».
|
|
|
Однако, как Джонни и опасался, результат оказался негативным, да к тому же ещё связанным с дополнительными отрицательными эмоциональными переживаниями для него. Екатерина оказалась не только «не готова воспринять», но и сформулировала свой отказ в неприятной для него форме.
Джонни постарался подробно объяснить, как помогает предотвратить реализацию коварных планов психопатов распространение сведений о них. После чего поинтересовался у Екатерины подробной информацией про Артёма, в первую очередь его реальными именем и фамилией, однако она наотрез отказалась их сообщать. Екатерина ответила в духе, «он мой друг, с которым я общаюсь почти четыре года, я не могу выдать его», а «тебя я даже толком не знаю»…, «ты даже фотографию свою не можешь мне прислать»…, «у тебя самого маньяк на аватарке» и «почему я вообще должна доверять тебе больше, чем ему?»..
Джонни попытался снова взять собеседницу на испуг: «Нам нужно подождать пока он тебя убьёт, чтобы прояснилось кто на самом деле тебе друг, а кто не очень?!» Однако на сей раз ему не удалось добиться нужного результата, а вместо дельного ответа Екатерина начала нести полную чушь. Она вдруг сказала: «Убьёт – ну и ладно. Всё равно то, что у нас сейчас – это не жизнь!» Затем она добавила, вольно цитируя маньяка на аватарке у Джонни: «Мы и так по большей части уже мертвы в своих страхах, сомнениях и смятениях»… Такие формулировки, к тому же напомнившие ему писанину ненавистных психолухов, разозлили Джонни. Он гневно подумал: «Какие ещё «мы»?! Здесь никаких *нас* никогда не было, нет и не будет! Говори только за себя, дура грёбаная!» Ведь как бы ни было плохо Джонни, как бы ни накрывало его каждый день мучительное и неотступное ощущение нереальности, он всё равно очень хотел цепляться за хотя бы такую жизнь, так как понимал, что другой у него никогда больше не будет. Особенно взбесило Джонни упоминание Екатериной того факта, что Артём угрожал только ему, а не ей. Он цинично сказал: «Просто ещё не пришло твоё время умирать. Надо сначала завещать ему квартиру! И этот психопат, ознакомившись с моими статьями, прекрасно понял, что я просвещу тебя относительно его планов связанных с тобой, расскажу тебе правду о том, чего от него ожидать!» Джонни хотелось вообще грубо сказать:
|
|
|
«Слышь ты, овца тупая! Если ты надеешься в данной ситуации выйти сухой из воды, то по – любому не обольщайся! Когда со мной что-то случится, тебя менты очень быстро примут и допросят с пристрастием о местонахождении твоего «друга»! Им очень *понравится* твой ответ про то, что ты не знаешь, хотя на самом деле это будет так. Ты будешь *очень сильно* нервничать, подскочит артериальное давление до таких значений, каких ты в страшных снах не видела. И тогда, вполне вероятно, инсульт, которого ты так боишься, настигнет тебя прямо в обезьяннике, где ты будешь сидеть с шлюхами – гастарбайтершами. Как тебе такая перспектива, а?»
|
|
|
Тут же, впрочем, Джонни сообразил: если высказать сейчас Екатерине подобное, она его сразу в чёрный список добавит, и тогда уже точно от неё хрен какую информацию получишь. А так вдруг она ещё опомнится? Хотя особой надежды на это почему-то не было.
Джонни в который раз уже за свою жизнь подумал, как это плохо, когда у тебя нет настоящих друзей. Не только никто не поможет толком, но и даже просто похныкать некому. В отчаянии Джонни позвонил Андрею Денисову и стал рассказывать ему. Но тот лишь мрачно усмехнулся, не восприняв историю всерьёз: «Будь там реально серьёзные люди, которым ты перешёл дорогу, тебя бы просто тихо убили, без лишних разговоров. А это просто шелупонь какая-то смс-ки пишет. Он понимает, что ты боишься, и ему нравится над тобой издеваться».
Джонни сразу понял, что просить Андрея в такой ситуации о чём-то бесполезно. Или он скажет: «Давай, я разберусь с твоей этой шпаной, а ты в свою очередь поможешь товарищу материально на бухлишко».
«Да на хрен такие друзья вообще нужны!» – гневно подумал Джонни про себя после разговора с Андреем. – «Только ищут поводы как тебя использовать к своей выгоде!».
Не зная, кому ещё пожаловаться, Джонни рассказал о своей проблеме Николаю, у которого, как ни странно, сразу нашёл гораздо больше понимания. Оценив предусмотрительность Артёма, не звонившего, а писавшего смс (чтобы не записали голос) с сим – карты, зарегистрированной на Ахмедова Абдуллу Шайтановича 1959 года рождения, проживавшего в… (Джонни забыл название далёкого горного селения), как удалось выяснить Николаю, используя свои связи «во внутренних органах». Тем не менее, Николай пообещал Джонни помочь, изложив свой план, в соответствии с которым он собирался выдавать себя за его брата. Джонни с присущим ему оптимизмом вначале встретил затею без особого энтузиазма, однако на всякий случай сказал, что был бы очень благодарен, если её удастся реализовать.
Джонни вначале даже было сложно поверить Николаю, хотя тот прежде в серьёзных вопросах его особо не обманывал и не подводил. Он просто недоумевал, каким образом человек, которому сложно зайти в метро или подняться на эскалаторе/лифте торгового центра, колбасящийся от паники в автомобильных пробках, не боится выяснять отношения с «настоящим бандитом». Однако потом Джонни сообразил. Ведь по сути – то Николай, писавший с такой же левой симки, как и Артём, ничем особо не рисковал – в крайнем случае всё равно убили бы Джонни, а не его.
Размышления Джонни о том, почему Николай в данной ситуации не боится, прервал сигнал телефона, извещавший его о получении сообщения не от кого иного как Артёма. Джонни вначале даже боялся читать, но когда всё же решился, то не поверил своим глазам. Артём совершенно искренним тоном поздравлял его с наступающим Новым годом, просил прощения за то что «наехал» и настоятельно просил «обязательно передать» его извинения «брату».
Ошалевший от неожиданного счастливого разрешения напугавшей его чуть ли не до смерти ситуации, Джонни поздравил Артёма в ответ и заверил его, что «обязательно передаст», после чего принялся звонить с благодарностью Николаю, которого теперь стал в шутку называть «братом», и тот со временем также стал использовать такое обращение.
После благополучного завершения этой неприятной истории у Джонни практически полностью пропало желание продолжать какие-либо контакты с Екатериной Куевой. Словно прочитав эту его мысль, она несколько раз повторяла ему в своих остававшихся без явного отклика сообщениях, что не общается больше с Артёмом. В ответ Джонни лишь думал про себя цинично: «врёшь!» А впрочем, для него это всё равно уже было не критично, тем более в своё время она уже совершила свой выбор, а он теперь лишь делал организационные выводы. Но в то же время обижать Екатерину прямым заявлением о нежелании с ней дальше контактировать Джонни не хотел, да и в любом случае был слишком робок, чтобы сказать такое прямо даже ей, а потому пытался отмазываться, ссылаясь на занятость своим проектом и написанием статей, в которых он хотел просветить людей, в первую очередь самих больных, о тех реальных проблемах в организме, которые могут скрываться за диагнозом ВСД. В ответ Екатерина написала сочувственно (что Джонни, впрочем, воспринял как издевательство): «Зачем? Какой смысл? Ты будешь стараться, лезть из кожи вон, а надо тобой только так и дальше будут смеяться тролли и всякие прочие в группах…» На это Джонни отреагировал в мрачных, почти враждебных по тону выражениях: «Ладно. Время покажет, на чьей стороне правота и кто будет смеяться последним!» Однако Екатерина не только не разделила такой наигранный оптимизм, но и заявила печально: «Да ничего оно не покажет, кроме того что ты только будешь ещё сильней расстраиваться, психовать, потом впадать в депрессию и отчаяние. И даже если тебе не хватит смелости покончить с собой, ты от таких сильных переживаний и душевных травм в недалёком будущем серьёзно заболеешь каким-нибудь психосоматическим недугом и умрёшь…»
В ответ на это Джонни хотел написать: «Ты правда считаешь, после таких твоих слов в мой адрес у меня будет огромный энтузиазм с тобой общаться?! Когда мне нужен человек, который будет верить в меня, поддерживать в моих начинаниях, даже когда я иду «один против всех», а не «вот это вот всё», как принято говорить в контактике!» Но в то же время он не хотел обижать, расстраивать Екатерину такой резкой формулировкой. Хотя, с другой стороны, как это сказать иначе, более деликатно и вместе с тем не теряя основной смысл, также не мог придумать. Поэтому решил написать как есть, но когда он наконец собрался это сделать, то обнаружил, что Екатерина не только удалила его из друзей, но и занесла в чёрный список. Теперь Джонни ничего не оставалось, кроме как подвести итоги своего виртуального общения с ней, которое длилось более месяца, иногда нося довольно интенсивный характер, по несколько часов в день. Ему также почему-то вспомнился приведённый ею и разозливший его аргумент, апеллирующий к «утопленным затратам»: «Ты уже столько своего драгоценного времени потратил на меня, и теперь возьмёшь вот так и бросишь?!»
Нет, Джонни, конечно, было очень жаль, что по целой совокупности причин (которые также ему хорошо бы понять и сделать выводы) он не сумел сыграть в жизни Екатерины более положительную роль. Однако даже положа руку на сердце, он не мог назвать время, проведённое в её виртуальной компании, однозначно выброшенным, потраченным зря. Ему казалось, даже не пытаясь задним числом рационализировать, в рассказанном ею были ценные материалы не только для его теории «загадочной болезни», но и в целом для лучшего понимания связи физического и ментального. И Джонни решил ещё раз, напоследок, проанализировать… Он хотел найти объяснение происходившему с Екатериной, понять, как дошла она до жизни такой.
Некоторые темы в её рассказе о своей жизни были созвучны его личному опыту. Например, как-то в начале их виртуального общения между ними состоялся примерно такой диалог:
Ек: …Я как была всю жизнь одна, никому не нужна, так и осталась. Была подруга... Кинула меня.. Недавно перестала кредит за нее платить. Я на себя кредит оформила. Потом к тётке родной ходила поручителем. Прикинь, она тоже не платила и приставы мою карту арестовали и 50% с меня снимали. Я лох по жизни!! Без лоха и жизнь плоха!..
Меня всю жизнь никто не уважал, кажется. Я не могу отказать человеку, понимаешь? В душе себя ненавижу, но вслух всегда отвечаю: «Конечно! Да!» Еще мнительная. Злая… Я чмо злое. Неудачное…
Дж: Зачем ты так о себе говоришь? Я имею в виду, зачем акцентируешь внимание на негативных моментах?
Кстати, в этом я тебя понимаю… Знаешь, у меня лично такая фигня, что поскольку я разбираюсь в каких-то вещах, то я понимаю, допустим, что человеку нельзя доверять, но всё равно веду себя так, словно я ему доверяю, потому что как же я не могу не доверять ему, если формально он не дал мне оснований <в нём сомневаться>?
Ек: Вот и страдаем от своей простоты.
Дж: Это очень печально, когда вроде как близкие люди тебя таким образом, по сути, используют… Но я бы не сказал, что я простой человек… Скорее, слишком добрый.
Ек: Это до слез обидно.
Дж: Как бы встаю на сторону другого. Думаю, как ему плохо, даже забывая о себе. Хотя в остальное время много <на эту тему> рефлексирую.
Ек: Нет. Я не добрая. Я просто стесняюсь, именно стесняюсь сказать НЕТ.
Дж: А что случится, если ты скажешь нет? Как ты это видишь?
Ек: Ладно. Я спать. Ты пиши мне. Если, есть желание конечно. Можно я тоже буду писать. Иногда?.. Нет. Человек обидится, подумает, что я плохая, а я всегда стараюсь быть хорошей. Даже там, где у нормального человека терпение лопнет. Вот тётка... После всего я с ней общаюсь. Покупаю подарки на праздники, денег иногда даю. Она одна воспитывает ребенка. Я, типа... Блаженный лох!
Екатерина откровенно заявляла о себе: «…Я глупая. Меня ничему жизнь не учит. Правда. Столько раз меня кидали...»
Она также говорила о своих опасениях, что окружающие потеряют к ней интерес: «Всегда боюсь, что не дай бог со мной будет скучно... Вот, извини, лезу из кожи... Как дура!..» В какие-то моменты на неё словно снисходило прозрение, и она говорила о себе применительно к людям, которые с ней общаются: «…они привыкли, что я клоун, блин… я для них клоун и не более». Или: «я долбаная актриса… На работе меня все называют Катенька. Они считают, что я добряшка, простая и безобидная. На самом деле, я просто актриса. А может быть, и все люди так. Все актеры. Просто у кого-то это получается хорошо, а у кого то не очень».
После этого Екатерина начала рассказывать про свой «вампиризм» как инструмент управления страхом смерти, руководствуясь странной, специфической логикой: «Я же вампир… Ну, как <тебе это> объяснить... Например, умирает ровесница моя... Это дает мне сил жить дальше. Ведь это не я умерла, а она. И я хочу жить еще больше. И сразу мысли в голове... А может, я вообще до ста лет доживу?! Думаю: в аварии была, машина сбила... Повесилась и не повесилась... Может, это знак?! Это так я себя успокаиваю. Ненадолго хватает, правда... Проходит время, и давление, например, повышается... Всё. Я сразу ощущаю смерть, и хожу несколько дней в депресняке... Никого не слышу и не вижу. Однажды в таком состоянии пришла к совершенно другому дому, когда шла домой. А ты говоришь, что ты странный. А может, я просто идиотка сама по себе и болезнь ни при чём?!» Затем говорит про свою религиозную веру, или точнее, отсутствие таковой, что делает
потребность в управлении страхом смерти особенно актуальной: «Ты веришь, что есть бог? Я – нет. Я уверена, что все живое умирает навсегда – что человек, что собака. И нет там ничего: никакой души, ни рая, ни ада. Ничего. Мы просто сгниём – так, как гниет яблоко. И точка. Придумали библию, чтобы… боялись». Наконец, зачем – то добавляет в межличностно – манипулятивном стиле: «И, прости за навязчивость… Просто ты не ответил. Ты любил кого нибудь?.. Я вообще больше ни с кем не общаюсь в вк. Не хочу. Только с тобой».
Часто она писала о себе довольно сумбурно, например, вот так: «Понимаешь, меня очень угнетает ощущение тоски и ненужности. И в то же время во мне живет агрессия... К людям. За, то, что они счастливы (наверное) а у меня впереди один туман.. И семью я не хочу. Ощущение горя.. Вот что я способна чувствовать и больше ничего. И все это родилось вместе со мной. Это было всегда, сколько я живу. Но с возрастом это стало ощущается еще сильнее. Так хочется все это вырвать! Не знаю, поймешь ли… Хочется плакать… Ком в горле.. Но не плачется. Наверное, у меня и болезни пошли из за моей подавленности. Я всегда чувствую, что одна. Будто у меня нет даже родственников. Они для меня просто люди, которых я знаю, и всё. Хотя нет, я не совсем одна. Со мной мушки <летающие перед глазами>, которые меня, похоже, никогда не бросят.»
Джонни, конечно, сложно было удивить истероидным поведением женщины, ВСД-шницы или нет, однако в данном случае оно зачастую бывало настолько неуклюжим, скорее ей во вред, что возникало желание деликатно намекнуть на данное обстоятельство, поинтересовавшись: «почему нельзя просто быть собой?..» На это Екатерина говорила: «Мне кажется, если я стану собой, то я вообще одна останусь. Итак нет никого почти. Я боюсь этого…»
В чём же могли заключаться причины такого настроя и поведения? Психолухи, их адепты, а вслед за ними сама Екатерина могли сказать: «всё из детства». И действительно, если верить словам героини, её ранние годы выдались очень непростыми: «У меня мать пила. И был отчим. Который хотел изнасиловать меня в 11лет. (Он говорил: «Я болею, Катя. И мама <твоя> мне не хочет помочь. А это из меня хворь моя выходит» (указывая на свою семенную жидкость). Екатерина рассказывала также как он регулярно ходил «избавляться от хвори» у ограды ближайшего детсада). Мне некому было даже пожаловаться. Еще я росла забитым ребенком. Боялась всех... Даже ровесников.
Когда бабуля стала что-то там подозревать, то спросила меня, но я не смогла ей рассказать. Я очень стеснялась.. Я даже плакать стеснялась. У меня просто ком в горле стоял... Всегда, кажется. А потом я решила повеситься. Когда они бухали (мама), я в ванную тихо прошла. Я уже <петлю на шею> накинула, прикинь? Дальше не помню…»
Когда Джонни поинтересовался: «А потом что было, ты помнишь?», Екатерина продолжила: «Да, помню, больница… Какая-то тётка потом приходила, долго беседовала. Она одна говорила. Я молчала и слушала. Спросила <у меня>: зачем? Про школьную жизнь спрашивала. Я мычала просто. Типа, соглашалась… Почему-то тогда, в больнице, я хотела больше умереть, чем в первый раз. Я тихо ненавидела всех. И бога, и отца, что умер. Всегда глаза были, как у побитой собаки. Тоскааа...»
Джонни поинтересовался: «В первый раз, это когда только собиралась повеситься?». Екатерина ответила: «Я не помню даже, повесилась ли я, понимаешь? Может, сознание потеряла. Грохнулась, и они услышали… Теперь живу. Зачем? Не понимаю… Настолько пустая жизнь у меня…»
Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 34; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!