Назад в школу (среднюю общеобразовательную) 3 страница
Двадцать минут спустя, двумя пинтами легче, я, покачиваясь, добрела до комнаты ожидания. Они немного перебрали – так много крови мне бы сдавать не следовало. Но Клык сейчас в операционной и ему необходима вся кровь, какую только можно достать, а я переживу.
Комната ожидания полна родственниками пациентов. Но моей стаи нет.
Обошла ее по периметру, заглядывая под столы и стулья, вдруг они там спрятались – никого.
Бегаю из зала в зал; голова кружится, то ли от потери крови, то ли от волнения. Я и так ослабела, а мысль, что я могу потерять стаю, совсем сбивает меня с ног.
– Ты своих ребят ищешь? Они здесь. – Маленького роста темноволосая нянечка протягивает мне пакетик яблочного сока и булочку. – Ешь, голова меньше будет кружиться. А твои… братья и сестры в седьмой комнате, вон там, дальше по коридору.
– Спасибо. – Как я могу ей верить? В каждом лице, в каждом новом человеке таится возможный подвох. «А вдруг»…
В комнату номер семь ведет тяжелая солидная дверь. Открываю ее без стука. На меня смотрят четыре пары знакомых глаз. От облегчения – каким бы временным оно ни было – колени подгибаются, и я оседаю на пол.
– Ты, наверно, и есть Макс, – приветствует меня чей‑то голос. Не мой всегдашний, внутренний, а внешний и совершенно посторонний.
Хорошо, что я уже сижу… Боже, за что, опять какая‑то новая петрушка! Передо мной стоит чувак, коротко стриженный, в отличном темно‑сером костюме, в ухо воткнут крошечный, почти невидимый наушник переговорного устройства. Ирейзер. Их с каждой новой моделью отличить все труднее. Но вроде у этого парня глаза не светятся тем хищным жадным светом, по которому мы узнаем наших врагов. Но кто бы он ни был, а мне отвечать за мою стаю.
|
|
|
– Пожалуйста, присаживайся к нам поближе, – радушно приглашает еще один голос.
13
Их трое. Двое мужчин и одна женщина. Все трое с уверенным официальным видом, как члены правительства, которых показывают по телевизору, сидят за столом.
Игги, Надж, Ангел и Газзи – за тем же столом, и перед каждым стоит поднос с едой и пластиковыми чашечками из больничного кафетерия. Приглядевшись, понимаю, что ни один из них до еды не дотронулся. Хотя все они, поди, голодные, как волки. Вот молодцы ребята. От гордости за их силу воли на глаза у меня набегают слезы.
– Вы кто? – спрашиваю я официальную троицу. К моему собственному удивлению, голос у меня ясный и твердый. Мысленно начисляю себе за это пару очков.
– Мы из Федерального бюро расследований, – говорит один из мужчин и наклоняется, протягивая мне свою визитку. На ней федеральный орел и все как полагается. – И мы на вашей стороне. Нам только что сообщили о ваших неприятностях, вот мы и приехали посмотреть, не можем ли вам чем‑нибудь помочь.
|
|
|
Как же это ему удается такой искренний голос изображать.
– Спасибо вам огромное. – По стенке добираюсь до стола и, едва не теряя сознания, плюхаюсь в ближайшее кресло, – но мне кажется, что у большинства людей в больнице те или другие «неприятности». Сомнительно, что ФБР хочет помочь здесь каждому пациенту. Что вам от нас надо?
На мгновение они переглядываются, и в глазах одного из них я замечаю задавленную усмешку.
Тот первый, который дал мне свою визитку, Дин Михелсон, грустно улыбается:
– Макс, нам хорошо известно, как много трудностей выпало на вашу долю. И мы искренне сожалеем, что … Ник ранен. Но мы вам, действительно, можем помочь.
От усталости я плохо соображаю, а мне надо хорошенько подумать. Стая смотрит на меня во все глаза. К тому же запах стоящего перед ними на столе завтрака щекочет мне нос.
– Ангел, дай Тоталу немножко еды со своей тарелки. Пережди немного и смотри, в порядке ли он. Если с ним ничего не случится, всем можно поесть.
Тотал, будто откликнувшись на свое имя, запрыгнул на стул рядом с Ангелом и завилял хвостом. Но Ангел колеблется – рисковать Тоталом она не хочет.
|
|
|
– Смотрите, – женщина‑агент встает со своего места, подходит к тарелке Ангела, поддевает вилкой кусочек ее яичницы и отправляет себе в рот.
Двое других агентов, следуя ее примеру, пробуют еду с трех других тарелок. В этот момент раздается стук в дверь, и еще один, самый младший агент, вносит пятый поднос, для меня. Отправив себе в рот кусок с моей тарелки, он ставит поднос на стол и спрашивает:
– Порядок?
Мы с интересом наблюдаем, не упадут ли они в конвульсиях под стол, не начнут ли задушенно давиться и хвататься за горло.
Нет. Как сидели, так и сидят себе и спокойно улыбаются.
– Порядок. Ребята, можете есть, – командую я наконец своей стае. И они с остервенением ирейзеров набрасываются на завтрак.
Газзи расправился с едой первым. Удивительно, что он не заглотнул все вместе с тарелкой и чашкой:
– А можно мне еще … два таких же подноса?
Дин немножко прибалдел, но кивнул и пошел отдавать указания принести добавку.
– Объясните нам, пожалуйста, как вы собираетесь нам помочь? – вежливо спрашиваю я. Я тоже ужасно голодная. Остановиться и разговаривать, когда передо мной стоит полная тарелка, неимоверно трудно. Но я очень стараюсь собой владеть.
– Мы ответим на все ваши вопросы, но нам тоже требуются ВАШИ ответы. Мы думаем, что разговор один на один будет более продуктивным – вам будет легче сосредоточиться. Если вы кончили завтракать, давайте пройдем вот сюда.
|
|
|
ФБРешник поднимается и открывает дверь у себя за спиной. За ней довольно большой конференц‑зал, в котором без дела болтаются еще несколько агентов. Мы входим, и они сразу замолкают. Я протестую:
– Вы что, собираетесь нас разъединить? Мы на разные комнаты не согласны.
– Нет‑нет. Все будете в одном помещении, только за разными столиками, – уверяет ФБРешная тетка.
Похоже, выбора у меня никакого нет. Я чуть не застонала. Когда мы последний раз спали? Не два ли дня назад мы драпали от белохалатников и ирейзеров через нью‑йоркскую канализацию? А теперь Клык под ножом в операционной, а мы окружены бог знает какими людьми с непонятными темными намерениями. И я ума не приложу, как отсюда выбраться. Если, конечно, не бросить здесь Клыка одного. На что я, понятное дело, никогда не пойду.
Со вздохом отодвигаю тарелку и киваю своим:
– На допрос, так на допрос.
14
– Как тебя зовут, девочка?
– Ариель, – отвечает Ангел.
– Очень приятно, Ариель. Ты когда‑нибудь слышала про человека по имени Джеб Батчелдер? – Агент протягивает ей фотографию. С нее Ангелу широко улыбается Джеб. Ей по‑прежнему больно видеть его хорошо знакомое лицо.
– Нет.
– Гммм… Хорошо. А можешь мне сказать, какие у тебя отношения с Макс?
– Она моя сестра. Ну, понимаете, из‑за миссионеров, наших родителей.
– Понятно. А откуда у тебя твоя собака?
– Я нашла его в парке. И подобрала.
Ангел поерзала на стуле, посмотрела в ту сторону, где Макс беседовала с теткой‑агентшей, и подумала: «Хватит вопросов. Ариель, ты можешь идти».
Сидящий напротив нее агент отупело посмотрел в пространство, бессмысленно перелистал сделанные записи и сказал:
– Ммм… Думаю, на сей раз вопросов достаточно. Ариель, ты можешь идти.
– Спасибо, – Ангел слезла со стула, прищелкнула пальцами Тоталу, и он послушно засеменил за ней в сторонку.
– Как пишется твое имя?
– «Копетан», как «капитан корабля», – объясняет Газман, – а потом Террор, как «Т‑Е‑Р‑О‑Р».
Как ты думаешь, дорогой читатель, исправит ФБРовец Газзины орфографические ошибки или так оставит? Но мне, все равно, надо взять на заметку: выучить Газзи писать без ошибок.
– Значит, тебя зовут Капитан Террор?
– Так и зовут. – Газзи поерзал на стуле. Посмотрел, как Макс что‑то тихо говорит своему агенту, и спросил: – А вы что, правда из ФБР?
Агент улыбнулся:
– Правда. Тебе сколько лет?
– Мне восемь. А вам?
Допрашивающий его дядька явно озадачился.
– Мда… для восьми‑то лет ты высоковат будешь.
– Ага. Мы все высокие. И тощие. И едим много, когда, конечно, еда есть.
– Понятно… Скажи‑ка ты мне, Капитан, ты когда‑нибудь видел кого‑нибудь, похожего вот на такое существо? – И он достает черно‑белую фотографию с размытым изображением наполовину оволчившегося ирейзера.
– Ни фига себе рожа! Что это? – Голубые глаза Газмана округляются. – Нет, не видел. Никогда.
На этом агент, кажется, лишается дара речи.
– Ты слепой?
– Ага, – отвечает Игги, стараясь всем своим видом продемонстрировать скуку.
– Ты так и родился слепым?
– Нет.
– А ты помнишь, как ты ослеп? Джеф, правильно я твое имя запомнил?
– Ага, Джеф. Ну, в общем, я на солнце смотрел. Прямо на солнце, без защитных очков. Меня предупреждали, что от этого можно ослепнуть, но я не послушал. Кабы я только знал…
– А потом я съела целых три чизбургера. Такие вкусные, пальчики оближешь! И еще пирожки в масле, знаете, такие с яблоками. Тоже объедение! Вы пробовали когда‑нибудь? – Надж смотрит прямо в глаза сидящей напротив нее женщине.
– Нет, не пробовала. Девочка, назови мне, пожалуйста, свое имя по буквам.
– К‑Р‑И‑С‑Т‑А‑Л. Мне мое имя нравится. По‑моему, это красивое имя. А вас как зовут?
– Сара. Сара Макколей.
– Тоже нормальное имя. А вам хотелось бы другое имя иметь? Мне, например, хотелось бы, чтобы имя у меня позаковыристей было. Например, какая‑нибудь Клеопатра. Или Мари‑Софи‑Тереза. Вы знаете, что у королевы Англии шесть имен. Она Елизавета Александра Мари. А фамилия у нее Виндзор. Но она такая знаменитая, что подписывается только «Елизавета Р». И все знают, что это она. Вот бы мне такой знаменитой когда‑нибудь стать. Я бы тогда просто подписывалась: «Кристал».
Сначала поток красноречия Надж оглушил агентшу. Но она быстро оправилась и смогла наконец спросить:
– Ты когда‑нибудь слышала про место, которое называется «Школа»? По нашим сведениям, она находится в Калифорнии.
Надж задумчиво изучает потолок:
– Калифорния, это где землетрясения, кинозвезды и серфинг? Нет. Вот бы туда поехать! Там красиво? – она невинно смотрит на агентшу большими карими глазами.
– Ты можешь звать меня «Агент Михельсон», – говорит он мне, широко улыбаясь. – А ты, как я понимаю, Макс. Полное имя у тебя так и будет Макс? Или Максин?
– Нет, Дин, просто, Макс.
Он моргает и сверяет что‑то со своими бумагами.
– Понятно. Теперь. Макс, давай начистоту. Нам обоим хорошо известно, что родители у вас никакие не миссионеры.
Я делаю страшные глаза:
– Только, пожалуйста, им не говорите. Они ведь думают, что работают во славу Божию. Это их убьет!
Дин смотрит на меня с таким удивлением, будто безобидный хомяк только что злобно показал ему зубы. Чуть помедлив, он заходит с другого бока:
– Макс, мы ищем человека по имени Джеб Батчелдер. Ты знаешь что‑нибудь о его местонахождении? – Агент вытащил карточку Джеба, и у меня сжалось сердце. На секунду меня раздирает противоречие: с одной стороны, было бы здорово выдать ФБР этого лгуна и предателя, но, с другой, вроде бы разумнее держать язык за зубами относительно чего бы то ни было важного.
Я с сожалением вздыхаю:
– Нет, никогда его не видела.
– Ты когда‑нибудь была в Колорадо?
Сосредоточенно нахмуриваюсь. Это один из квадратной формы штатов в середине карты?
Вижу, как Дин, стараясь не сорваться, глубоко втягивает в себя воздух.
Воспользовавшись секундной паузой, оглядываюсь вокруг. Ангел около двери играет на полу с Тоталом, и оба едят мою булочку. Игги и Надж развалились на своих стульях, а допрашивавшие их агенты, прикрывшись бумагами, шепотом переговариваются друг с другом. Надж с интересом обозревает помещение. Надеюсь, ею руководит не праздное любопытство, и она намечает возможные пути побега. Газ поднимается с места, радостно прощается со своим агентом и направляется к Ангелу.
– Макс, мы хотим вам помочь, – тихо говорит мне Дин. – Но и вы тоже должны пойти нам навстречу. Баш на баш, по справедливости.
Впериваюсь в него. «Баш на баш?» – ничего смешнее не слыхала уже много дней.
– Вы надо мной смеетесь? Пожалуйста, найдите причину поубедительней. Ничто в жизни, Дин, никогда не бывает «по справедливости».
Голос мой крепчает, и я наклоняюсь поближе к бесстрастному лицу агента.
– Что за идиотское утверждение вы мне подсовываете? «По справедливости»! Ты мне – я тебе. Значит, я должна помочь вам, и тогда вы поможете мне. Так по вашей логике получается?
Давайте размышлять дальше. Давайте поищем альтернативную логику. «Я должна помочь себе, поэтому я не выдеру с мясом ваш позвоночник и не стану вас им хлестать до полусмерти». Вот на это я еще, может быть, клюну. Может быть. Пока не знаю. Надо подумать.
На скулах у Дина играют желваки, а на щеках выступили красные пятна. У меня возникает ощущение, что он зол на себя больше, чем на меня.
– Макс, – начал было он напряженно. Но тут его перебили.
– Спасибо, Дин, – раздается над нами женский голос. – Дальше я сама продолжу.
15
Дин выпрямился и, проведя рукой по лицу, стер с него раздражение. Вновь прибывшая женщина дружелюбно ему улыбается и терпеливо ждет, когда он освободит ей место напротив меня.
Она блондинка. Возраст на глаз определить трудно. Выглядит, как настоящая профи, с тем «глянцевым» видом, какой я видела только у ведущих официальные программы на главных телевизионных каналах. Ее даже можно назвать красивой.
Дин собрал бумаги, кивнул мне и пошел переговариваться с другими агентами. Наверное, сравнивать полученные от нас сведения.
– Они все, как бы это сказать точнее, чересчур много о себе думают, – говорит мне женщина, прикрыв рот рукой, чтоб ее никто из них не слышал.
Должна признаться тебе, дорогой читатель, что она меня изрядно‑таки удивила. Я даже усмехнулась.
Она приветственно протягивает мне руку:
– Здравствуй. Меня зовут Анна Валкер. Не буду скрывать, я одна из них. Когда все летит в тартарары, меня призывают распутывать их неразберихи.
– А что, все уже полетело в тартарары?
Она коротко смеется.
– Примерно так. Когда нам звонят из больницы и сообщают, что поступил тяжело раненный образец жизненной формы с рекомбинантной ДНК, что он один из шести таких же образцов, что врачи готовы подтвердить наличие в больнице еще одного такого образца и, возможно, еще четырех, представляющих собой ту же рекомбинантную форму жизни, – это как раз та ситуация, которую я называю «Тартарары», с большой букбы «Т».
– Вот тебе и на! По‑вашему, мы, оказывается, важные птицы!
В ответ вижу ее полуулыбку:
– Что ж в этом удивительного? Вам что, раньше никто не объяснил, какое вы значительное событие?
Джеб. Джеб когда‑то наделил меня чувством собственной значимости. Он заставил меня почувствовать себя сильной и умной, способной, особенной. Какие там еще есть превосходные степени? Но с недавних пор, со времени нашего последнего визита в Школу, я чувствую к нему только слепую ненависть и всепоглощающую горечь от его предательства.
Все мои рецепторы напряглись, как по команде «Марш». Наглухо закрываюсь. Еще минута, и я готова была пуститься в длинные разглагольствования, как неосмысленная рекомбинантная форма жизни. Скажем прямо, я и есть эта самая «форма жизни». Но к «неосмысленным» я себя относить пока не хочу. Так что лучше на сей раз заткнуться и помалкивать в тряпочку.
– Послушайте, мы с вами зашли в тупик. Это очевидно и вам, и мне. Один из моей ст… один из моих братьев серьезно ранен. И без медицинской помощи нам не обойтись. Скажите мне, что нужно сделать, чтобы эта помощь была оказана на все сто процентов, а потом мы смотаемся, как будто нас и не было.
Бросаю короткий взгляд на стаю. Они сидят рядком, жуют бублики и наблюдают за мной. Газзи жизнерадостно помахал баранкой: я, мол, и для тебя одну приберег.
Анна смотрит на меня с пониманием, но я от этого только упрямее сжимаю губы. Она наклоняется ко мне через стол так, чтобы ее никто не услышал.
– Макс, я не собираюсь вешать тебе лапшу на уши. Вы тут намолотили языком всякого бреда про родителей‑миссионеров. Но и ты, и я знаем, что это все трепотня. К тому же и ты, и я отлично знаем, что ФБР не помогает людям только потому, что они такие хорошие да особенные. Вот тебе мои карты: мы про вас слышали. До нас многие годы доходят слухи о существовании засекреченной генетической лаборатории по производству рекомбинантных форм жизни. Но эти слухи никто никогда ничем не мог подтвердить. Многие считают их просто современным мифом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять важность любых сведений, эти слухи подтверждающих. У нас работают люди, собирающие любую информацию, слухи, косвенные факты, любые намеки на ваше существование. Твое и твоей семьи.
А я про себя думаю: «Подожди, ты еще про ирейзеров узнаешь».
Анна перевела дыхание и откинулась на стуле, продолжая наблюдать за мной.
– Понятно теперь, почему мы придаем тебе особую важность? Нам надо все про вас знать. Но самое важное: если все эти слухи – правда, то безопасность всей страны под угрозой. Стоит только тебе и твоей так называемой семье попасть в дурные руки… Ты сама не понимаешь, какой вы обладаете силой.
Она остановилась, давая мне время переварить услышанное и горько улыбаясь.
– Вот я и предлагаю тебе соглашение. Вы позволяете нам исследовать себя безболезненными и нетравматичными методами, а мы оказываем Нику всю необходимую медицинскую помощь и предоставляем вам безопасное место жизни. Где вы можете отдыхать, где вас будут кормить, где Ник сможет полностью поправиться. А там сами решите, что вы будете делать дальше.
Я чувствую себя голодной мышью, перед которой поставили огромную голову сыра. Но эта голова стоит в огромной мышеловке, специально построенной по размерам, снятым с Максимум Райд и ее команды.
На моем лице не дрогнул ни один мускул, и я начинаю безразличным тоном:
– И вы гарантируете мне…
– Макс, я бы рада предоставить тебе любые гарантии. Но у меня их нет. Или, по крайней мере, нет таких гарантий, в которые ты могла бы поверить. Теперь подумай, что мы можем тебе предложить? Письменный договор? Мое честное слово? Откровенные заверения главы ФБР?
Она права. Все это звучит совершенно нелепо. И мы обе смеемся.
– Макс, ты прости меня, но у тебя нет выбора. По крайней мере, в данный момент.
Уставившись в стол, размышляю. Самое ужасное, что она права. Притом, что Клык лежит в операционной, мы у нее на блюдечке с голубой каемочкой. Сидим и рыпнуться не можем. Единственно доступный мне сейчас вариант – это принять ее предложение убежища для нас и медицинской помощи для Клыка. И таким образом купить время на то, чтобы придумать, как смыться и что делать дальше. Поднимаю глаза:
– Хорошо, я принимаю ваше предложение. А что это за безопасное убежище, которое вы мне сулите?
Анна смотрит на меня в упор. Если она и удивлена моему решению, виду она не подает.
– Мой собственный дом. Устроит?
16
Почти два часа спустя Клыка вывезли из операционной. До самого конца операции, с нервами, скрученными в тугой узел, я дожидалась снаружи под дверью.
Врач, с которым я уже разговаривала раньше, вышел следом за каталкой, не сняв своей зеленой амуниции. Первое мое движение – схватить его за рубашку, прижать к стене и потребовать от него ответов. Но я стараюсь обуздать свою агрессию. Пора научиться мирным методам общения с людьми.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 41; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!