Назад в школу (среднюю общеобразовательную) 2 страница



Ари тем временем бросился на Клыка. Я едва успеваю просигналить опасность, как Ари выбрасывает вперед руку, и его стальные когти в клочья раздирают куртку у Клыка на боку.

Тяжело дыша, осматриваюсь и оцениваю ситуацию.

Несколько уцелевших ирейзеров пятятся назад и отступают. Точнее сказать, отлетают, опускаясь все ниже. Внизу на черной поверхности океана белый фонтан брызг. Это ирейзер, посланный Ангелом в свободное падение, достиг‑таки своего места назначения. Разбился, поди, бедолага!

Против нас остался один Ари. Но и он, поразмыслив, разворачивается и присоединяется к своей шайке. Мы все шестеро смотрим, как тяжело, будто со скрипом, работают его огромные крылья, с трудом удерживая в воздухе стопудовое тело. Наконец он догоняет свою команду, и они все вместе летят прочь. Ни дать ни взять стая громадных уродов‑ворон, поросших шерстью жертв генетических экспериментов.

– Мы еще вернемся! – кричит он, обернувшись.

У меня исчезают последние сомнения. Это действительно Ари. Мне хорошо знаком голос моего извечного врага Ари.

– Вот тебе и на! Совершенно невозможно никого как следует насмерть убить. Не то, что в добрые старые времена, – подает голос Клык.

 

7

 

Настороженно зависаем в воздухе. Надо переждать да посмотреть, не пойдут ли ирейзеры снова в атаку. Но, похоже, они свалили, и новых опасностей небо пока не таит. К тому же, прежде чем двигаться дальше, стоит оценить наши потери: нет ли раненых, и сильно ли изувечили нас эти подонки. Клык, например, очень меня беспокоит. Он как‑то странно прижимает к боку руку и тяжело переваливается в воздухе из стороны в сторону. Заметив мой встревоженный взгляд, он коротко отмахивается:

– Не дрейфь. Я в порядке.

– Ребята, Ангел, Надж, Газзи! Немедленно докладывайте, раненые имеются?

– Чуток задета нога – переживу, – откликается Газман.

– У нас никаких повреждений, – рапортует Ангел. – Я, Тотал и Селеста в целости и сохранности.

Если кто не знает, дорогие читатели, Селеста – это плюшевый медвежонок в ангельском одеянии. Ее Ангелу… – как бы это поаккуратнее выразиться? – подарили в Нью‑Йорке в игрушечном магазине. «Подарили», пожалуй, – самое безобидное слово для того вымогательства, которое учинила Ангел, внушив тетке, что та должна расплатиться за ее игрушку.

– Обо мне не волнуйтесь, – говорит Надж, но голос у нее такой понурый, что в ее положительное мироощущение мне не особенно верится.

– А у меня только нос… – Игги зажимает его рукой, пытаясь унять кровотечение. – Ничего, до свадьбы заживет.

– Ладно, раз все в порядке, пора двигаться дальше. Мы уже почти в Вашингтоне. Попробуем снова скрыться в большом городе. Готовы?

Стая дружно кивает, и, описав красивую дугу, мы разворачиваемся и продолжаем прерванный ирейзерами полет.

– Белохалатники, кажись, новый образец изобрели. Только, по‑моему, это полный провал. Драться в полете они совершенно не в состоянии, – размышляю я вслух.

– Ага, они как будто в первый раз в воздух поднялись. Даже летать толком не умеют, – тараторит Надж. – Возьмем нас, к примеру. По сравнению с ястребами мы просто летающие табуретки какие‑то. Но рядом с этими недоделками мы парим, как песня.

Улыбаясь ее красноречивым излияниям, втихаря пересчитываю собственные увечья.

– Правильно, Надж, – звенит в воздухе голосок Ангела. – Летать они, точно, не умеют. У них и мысли были совсем не те, что обычно. Того, чтоб «убьем этих птичьих мутантов», и в помине не было. Все только и думали: «Ой, сейчас крыльями махать забуду».

Она смешно передразнивает низкий грубый голос ирейзеров, а у меня на языке вертится не дающий мне покоя вопрос:

– А больше ты в их мыслях ничего не услышала?

– Ты имеешь в виду воскресение Ари из мертвых? – Газу, видно, тоже не терпится понять, откуда среди наших врагов снова взялся убитый мной Ари.

– Ага, – я расслабилась в потоке теплого воздуха и легко соглашаюсь с его простодушной постановкой вопроса.

– Не знаю. Странно только то, что ни один из них не показался мне знакомым. Как будто я их всех в первый раз видела. И его тоже, – задумчиво отвечает Ангел.

Вообще иметь в своих рядах шестилетнюю прорицательницу весьма полезно. Хотелось бы только, чтобы она была чуток поточнее. Или чтобы извлекала нужную информацию в нужное нам время. Может, тогда могла бы заранее предупреждать, когда ирейзеры соберутся нас в очередной раз проведать.

Но, если по правде, у меня от ее проделок порой мурашки по коже. Она у нас людей гипнотизирует. И не только ирейзеров – кого захочет, собственной воли лишает. Тут и до черной магии недалеко.

За всей этой болтовней я не сразу замечаю, что Клык что‑то сильно поотстал. Он никогда особой разговорчивостью не отличался, так что я поначалу внимания не обратила. А как обратила, сразу поняла: дело неладно. Крылья у него работают плохо. Бледный как смерть, он и высоту теряет, и все время заваливается набок.

Резко снижаюсь к нему, сбросив скорость.

– Что тут происходит, скажи на милость? – моя нарочитая беззаботность никогда на него не действовала. Но попробовать все равно стоило. Кто не играет, тот не выигрывает.

– Ничего, – с усилием цедит он сквозь зубы.

– Клык, – начинаю было я, но тут вижу, что его сжимающая бок рука вся в крови. – Ты в руку ранен?

– Не в руку…

И тут глаза у него закрываются, и он начинает стремительно снижаться.

Точнее сказать, камнем падает вниз.

 

8

 

– Игги! Сюда‑а‑а‑а! – В паническом ужасе забываю всех и все на свете. В мозгу бьется единственная мысль: «Только не это! Только не Клык!»

Потом вместе с Игги мы подхватываем Клыка и волочим его по небу. Всем телом чувствую, как он безжизненно обмяк, вижу его закрытые глаза и внезапно понимаю, что задыхаюсь от горя. Буквально не могу дышать.

– Скорей на посадку, надо понять, что с ним.

Игги согласен. С трудом долетаем до узкой скалистой полоски вдоль черного океана и тяжело и неловко приземляемся. У нас одна забота – не уронить Клыка. Уже на земле наши младшие подхватывают его, помогая дотащить до плоского песчаного пятачка.

Перво‑наперво останови кровотечение, – руководит мной Голос.

– Что с ним случилось? – Надж встает на колени рядом с распростертым на песке телом Клыка. Я изо всех сил стараюсь сохранить спокойствие. Или хотя бы скрыть от стаи охватившую меня панику.

Первое, что я вижу: его куртка и рубашка насквозь пропитаны кровью. Быстро расстегиваю пуговицы. От рубашки остались одни лохмотья. И под ней в такие же лохмотья превратилось тело Клыка. Ари‑таки удалось совершить еще одну непотребную гнусность.

Надж охает, застыв у меня за плечом.

– Надж, ты, Газзи и Ангел, снимайте рубашки и рвите их на широкие ленты. Нам нужны бинты.

Но Надж в шоке глядит на Клыка и не шевелится. Приходится прикрикнуть, и она наконец стряхивает оцепенение:

– Ребята, держите, у меня с собой запасная чистая рубашка. И нож, если кому надо.

Трое младших занялись делом, а Игги тем временем, едва касаясь Клыка тонкими чувствительными пальцами, обследует его рану:

– Все плохо. Похоже, все очень плохо. Рана глубоченная, и к тому же не одна. Сколько он потерял крови?

– Много, даже джинсы насквозь мокрые.

– Царапина… пустяки… – слабо бормочет Клык, приоткрыв мутные глаза.

– Ш‑ш‑ш… Молчи! Что же ты сразу не сказал?

Я же сказал тебе, срочно останови кровотечение. Что ты валандаешься! – снова командует Голос.

– Как?

– Как что? – недоуменно поворачивается ко мне Иг, – это ты мне?

Сильным давлением. Положи сверху какую‑нибудь тряпицу и крепко двумя руками прижми рану. Не бойся, навались всем своим весом. И поднимите ему ноги .

– Игги, подними Клыку ноги, – транслирую инструкцию Голоса. – Ребята, бинты готовы?

Газман передает мне свернутый в трубочку бинт, и я складываю его в импровизированную подушечку. Остановить ею фонтан крови, хлещущий из раны Клыка, – все равно что затыкать шлюз пальцем. Но ничего другого у меня под рукой нет. Приходится обходиться подручными средствами. Как и велел Голос, кладу подушечку на рану, сверху – обе руки и, нажав, стараюсь держать стабильное давление.

Песок под боком Клыка продолжает темнеть от крови.

Занимается рассвет, и тучи чаек уже вовсю кружат и галдят над водой.

– Кто‑то идет, – предупреждает Ангел.

Опять ирейзеры? Нет, не похоже. Просто нормальный ранний бегун. Заметив нас, человек замедляется и переходит на шаг. Вроде бы ничто в нем меня не настораживает – по виду обыкновенный чувак. Но внешность обманчива – мы давно в этом убедились на собственном опыте.

– Что у вас случилось, ребята? Что вы тут в такую рань делаете?

Увидев Клыка, он хмурится и тут же понимает, что за темное пятно расплывается по песку. По лицу у него пробегает волна страха.

Я и рта не успеваю раскрыть, а он уже вытащил мобильник и набирает 911.

 

9

 

Гляжу вниз на Клыка, на склонившееся над ним напряженное лицо Игги, на мою испуганную стайку и понимаю, что на этот раз нам самим не справиться. Надо смотреть правде в глаза: без посторонней помощи мы Клыка потеряем. Прятаться и бежать стало моей второй натурой, и меня так и подмывает схватить Клыка в охапку, свистнуть стае и валить отсюда к чертовой бабушке, подальше от незнакомцев, госпиталей и докторов. Но послушайся я этого вечного инстинкта, и Клык умрет.

– Макс, слышишь? – Голос у Газмана испуганный.

И правда, пронзительные завывания сирены «скорой помощи» все ближе и ближе. Как это я ухитрилась их не услышать?

– Надж, – командую я торопливой скороговоркой, – ты остаешься за старшую. Я еду с Клыком в госпиталь, а вы найдите здесь укромное местечко и спрячьтесь хорошенько. Как смогу, я за вами вернусь. Быстро, пока «скорая» не приехала.

– Нет, – твердо отвечает Газман, уставившись на Клыка.

– Что? Ну‑ка повтори!

– Нет, – на его физиономии проступает выражение упрямого осла. – Мы и вас одних не отпустим, и сами тут одни не останемся.

– Что ты сказал? Я не ослышалась? – добавляю в голос металл и призываю на помощь свои самые «авторитетные» и строгие интонации. Кровь уже пропитала тряпки и сочится сквозь мои пальцы. – Я кому сказала, марш отсюда немедленно.

– Нет, – стоит на своем Газ, – плевать мне на то, что случится, – мы здесь без тебя не останемся. Один раз уже остались. Ничего хорошего из этого не получилось.

– Я с Газманом согласна, – Надж скрещивает на груди руки.

Ангел поддакивает ей и кивает. Даже Тотал, сидящий на песке у ее ног, согласно подрявкивает в такт ее кивкам.

От удивления у меня отвисает челюсть. Они никогда в жизни не сопротивлялись моим приказам.

Но, как ни хочется мне на них хорошенько наорать, уже поздно. Двое санитаров с носилками бегут к нам, увязая в песке. По нашим лицам бегают красные полосы света – «скорая» стоит в стороне, но мигалка продолжает крутиться.

– Сетьчярп! Седз онсапо. Етидоху, – этот наш тайный язык – мой последний шанс. В страродавние времена, еще за решеткой в лаборатории, чтобы нас никто не понял, мы использовали его в случаях крайней опасности.

– Нет, – говорит Газман, и его нижняя губа начинает дрожать. – Отч аз ин.

– Что здесь произошло? – Врач «скорой» уже наклонился над Клыком со стетоскопом.

– Несчастный случай, – отвечаю я ему, продолжая испепелять взглядом Газа, Надж и Ангела.

Неохотно снимаю с Клыка руки. Они у меня ярко‑красные, как и все его тело. А лицо у него – белое и неподвижное.

– Какой такой «несчастный случай»? С бешеным медведем что ли повстречались?

– Примерно так, – коротко вру я сквозь зубы.

Санитар светит в глаза Клыку лучом маленького, но сильного фонарика. И до меня доходит, что Клык без сознания. Ужас и чувство опасности сплелись во мне воедино. Мы все вот‑вот попадем в госпиталь. Одного этого уже будет достаточно, чтобы у всех нас крыша поехала. И сверх того, я наконец отчетливо осознаю, что все это может оказаться напрасным.

Потому что Клык все равно умрет.

 

10

 

«Скорая» внутри показалась мне настоящей тюрягой на колесах.

Знакомый запах антисептика вызвал перед глазами картины бредовых кошмаров Школы и лаборатории. От этих воспоминаний живот мне скрутило в тугой болезненный узел.

Сижу рядом с Клыком и держу его холодную руку, в вену которой ему уже вставлена игла капельницы. Сказать моим все равно ничего невозможно – какие там разговоры перед санитарами и врачом. Да и что мне им сказать – меня накрыли страх, горе и безумие, лишив способности сколько‑нибудь здраво оценить ситуацию.

Скажи, ты все знаешь, Клык выживет? – спрашиваю я Голос.

На ответ я не слишком надеюсь. Когда мне надо, он ничего напрямую не скажет. Я и сейчас от него никакого ответа не получаю.

– Внимание, сердце! – один из медиков обеспокоенно достает кардиограф. Электрокардиограмма показывает бешеный ритм сердца.

– Делаем экстренную дефибрилляцию. – Они немедленно пристраивают к его груди лопаточки электродов.

– Не надо! – медики изумленно оборачиваются на мой громкий голос. – Не надо, у него сердце всегда так колотится. Очень быстро. Это для него нормально.

Послушали бы они меня или нет, мне так и не удалось узнать – в этот самый момент мы въехали в ворота больницы. И вокруг нас завертелась суетливая карусель.

Подъехали больничные санитары с каталкой. Команда «скорой» передает медсестрам бумаги со снятыми показаниями. Клыка тут же увозят куда‑то по длинному коридору, и мы теряем его из виду. Пробую пройти за ним, но меня останавливает дежурная медсестра:

– Пусть его доктора сначала осмотрят. – И она переворачивает страницу в своем журнале записей. – А ты пока можешь дать мне некоторые сведения. Как его зовут? Кем он тебе приходится? Бойфренд?

– Его зовут… Ник. – Я вру и нервничаю. – Он мой брат.

Медсестра смотрит на мои белокурые волосы, на мою бледную кожу и недоверчиво сравнивает меня с темноглазым, темноволосым и смуглым Клыком. Ежу понятно, что она при этом думает.

– Он всей нас брат – поддерживает меня Надж, нарушив от волнения все правила грамматики.

Медсестра критически обозревает нашу шестерку. Никакого родства, глядя на нас, заподозрить нельзя. Надж негритянка. Игги блондин. Разве что Газзи и Ангел, единственные среди нас родные брат с сестрой, и вправду немного похожи друг на друга.

– Нас всех усыновили, – растолковываю я ей. – Наши приемные родители – миссионеры.

Молодец! Я мысленно повесила себе медаль «За вдохновенное вранье». Отличная залипуха. Родители миссионеры. Значит, уехали за… за… с миссией! А меня оставили в доме за старшую.

К нам торопливо подходит врач в зеленой больничной форме. Обращаясь ко мне, он внимательно оглядывает нас всех.

– Мисс, пройдемте, пожалуйста, со мной, прямо сейчас.

– Думаете, они уже обнаружили его крылья? – Игги практически не шевелит губами.

Дважды похлопала его по спине. Что означает: пока я не вернусь, остаешься старшим. Он кивает, а я следую за доктором, чувствуя себя входящей в камеру смертников.

 

11

 

На ходу врач оглядывает меня хорошо знакомым мне ощупывающим взглядом, оценивающим мои биологические параметры. Сердце мое опускается.

Самые страшные мои опасения становятся реальностью. Я уже вижу, как за мной снова захлопывается решетчатая дверь клетки. Проклятые ирейзеры. Как я их ненавижу! Вечно появятся, все испортят, всех изувечат… Ненавижу!

Врагов, Макс, надо уважать. Не следует их недооценивать – это большая ошибка. Стоит их недооценить – они тут же тебя и уничтожат. Уважай их способности. Уважай их возможности. Даже, если они не уважают твои.

Это снова мой Голос. Я тяжело вздыхаю. Хватит трундеть. Как скажешь!

Пройдя двойные двери, мы оказались в маленькой, выложенной кафелем и очень страшной комнате. Посередине каталка. На ней Клык.

В рот ему вставлена трубка. Разные другие трубки прикреплены к рукам. Зажимаю рот рукой. Я не боюсь крови, но в мозгу невольно мелькают яркие болезненные воспоминания об экспериментах, которые над нами проделывали в Школе. Пусть опять прорежется мой внутренний Голос. Пусть говорит, что хочет, только бы его нотации отвлекли меня от возвращения в прошлое.

Еще один врач и медсестра стоят рядом с Клыком. Они срезали с него рубашку и куртку. Весь бок у него разодран в клочья, и ужасные глубокие рваные раны по‑прежнему кровоточат.

Доктор привел меня сюда, но теперь он, похоже, не знает, что сказать.

– Он… он выживет? – каждое слово застревает у меня в горле. Я не могу представить себе, как жить без Клыка.

– Гарантировать мы пока ничего не можем. – Оба врача выглядят очень обеспокоенными, а женщина спрашивает меня:

– Ты его хорошо знаешь?

– Он мой брат.

– Ты, как он? – продолжает допытываться она.

– Да. – Челюсти у меня крепко сжаты, и я не отвожу глаз от Клыка. Чувствую, как напрягается у меня каждый мускул и как нарастает возбуждение от неожиданного прилива адреналина. Перво‑наперво толкай тележку на ногу тетке, потом…

– Это хорошо. Значит, ты сможешь нам помочь. – В голосе доктора, который меня сюда привел, звучит облегчение. – Потому что мы многих вещей не понимаем. У него, например, странный ритм сердца.

Смотрю на кардиограмму. Зубцы на ней очень частые и беспорядочные.

– Этот график недостаточно регулярный, но, по‑моему, зубцам следует быть еще чаше. Нормальный ритм сердца у нас вот такой. И я несколько раз щелкаю пальцами в ритм ударам моего сердца.

– Можно, я… – доктор подходит ко мне со стетоскопом. Опасливо киваю.

Он слушает мое сердце и на лице его все отчетливее проступает полное недоумение.

Потом он передвигает стетоскоп к моему животу и внимательно исследует несколько разных точек.

– Ты можешь мне объяснить, почему я слышу вот здесь движение воздуха?

– У нас в этом месте находятся воздушные мешки.

Я терпеливо рассказываю им все, что сама про нас знаю. Но горло свело, а ладони уже давно сами собой сжались в кулаки.

– У нас есть легкие, но вдобавок к ним еще небольшие воздушные мешки. У нас желудки не такие, как у людей. И кости. И состав крови. В общем, более или менее, у нас все не как у людей.

– И у вас есть… крылья? – спрашивает второй доктор, понизив голос.

Я только молча киваю.

– Значит, получается, что вы – гибрид человека и птицы.

– Значит, получается. Хотите, назовите гибридом, хотите, мутантом, хотите выродком. Как вам будет угодно. Я лично предпочитаю «авиан американ».[1]

Смотрю на медсестру. Она явно напугана, и по всему видно, что она бы с удовольствием в этот момент оказалась бы где угодно, только не здесь. Я ее очень даже понимаю.

Но женщина‑врач уже переходит к делу:

– В качестве противодействия шоку мы вводим ему сейчас через капельницу солевой раствор. Но ему необходимо переливание крови.

– Ему нельзя влить чело… обычную кровь. – Все те обрывочные сведения по анатомии, биологии, генетике, которые я узнала в Школе из рапортов и докладов, все это вдруг всплывает у меня в голове. – Наши красные кровяные тельца такие, как у птиц.

Врач кивает:

– Раздевайся. Готовься к переливанию крови. Ты дашь ему свою кровь.

 

12


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 52; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!