Пьеса в трех актах, шести картинах 6 страница
Один из строителей . Сыграй, малый, и нам что-нибудь — для упоенья.
Алеша . Счас. (Заводит Кузьму сзади) .
Мюд . Клади пятачок в Кузьму. (Показывает, куда класть — в рот) . Это на культработу с единоличными дворами. Вы ведь любите дворы?
Один из строителей кладет пятак Кузьме в рот. Кузьма жевнул челюстью. Алеша берет Кузьму за руку и ставит шарманку на игру. Кузьма заскрежетал неразборчиво. Алеша стал играть на шарманке ветхий мотив. Кузьма запел более внятно.
Мюд (поет вместе с Кузьмой) .
Все-мир-но-му про-ле-та-ри-ю,
Власть держащему, —
Слава!
Под-ку-лач-ни-ку, перегибщику, аллилуйщику,
Дву-руш-нику, беспринципщику,
Правому и левому
И вся-кой темной силе —
Веч-ный по-зор!..
Другой строитель (выслушав) . Продай нам железного оппортуниста!
Мюд . Кузю-то?! Что ты, он нам самим дорог. А на что?
Другой строитель . А для утехи. Бог же в свою бытность завел себе черта. Так и мы — будем себе держать оппортуниста!
Один из строителей (Алексею) . На, парень, тебе рубль за выдумку. Поешь, а то голова ослабнет.
Алеша . Не надо, Ты лучше свой расценок понизь на постройке, а я везде почую твой рубль.
Мюд . Мы себе денег не берем — мы любим советскую валюту.
Кузьма . …Ххады — херои… Живите потихоньку…
Алеша регулирует Кузьму, и тот замолкает.
Алеша . Все время в нем какие-то контровые лозунги бушуют. Не то он заболел, не то сломался!
Мюд (строителям) . Ну, вы идите, идите. Нечего вам стоять, когда пятилетка идет!
|
|
|
Один из строителей . Ну и барышня! Кто только ее мамаша была!
Другой строитель (вразумительно) . Социальное вещество.
Строители уходят.
Мюд . Пойдем, Алеша. Я хочу чего-нибудь сытного.
Алеша (налаживает Кузьму) . Сейчас пойдем… Что ты, жабочка, страдаешь все? Ты привыкни!
Мюд . Ладно. Я ведь люблю, Алеша, привыкать.
Появляется Стерветсен и его дочь Серена, девушка-европеянка, с монгольским лицом, на бедре у нее изящный револьвер. Оба они с чемоданами, в дорожных плащах. Прибывшие раскланиваются, здороваются с Алешей и Мюд, а также с Кузьмой; Кузьма медленно подает руку в ответ Серене и Стерветсену. Иностранцы говорят по-русски, степень искажения языка должен определить сам актер.
Стерветсен . Здравствуйте, товарищи активщики…
Серена . Мы хотим быть с вами… Мы любим всю горькую долю!
Мюд . Ты врешь, у нас нету теперь доли. У нас теперь лето, у нас птички поют, у нас строится такое! (К Алексею — другим, мирным тоном) . Алеша, она — что?
Алеша . Зажиточная, должно быть.
Кузьма . Хады…
Алеша укрощает Кузьму.
Мюд (к иностранцам) . Вы что такое?
Стерветсен . Мы… теперь неимущий дух, который стал раскулачен.
Серена . Мы читали, и нам производили… Папа, информасьон?
|
|
|
Стерветсен . Четкое собеседованье, Серен.
Серена . Собеседованье, когда говорили: вы буржуазию, и еще раз полклясса и еще крупный клясс четко послали на фик!
Мюд . Она хорошая, Алеша. Мы их на фик, а они с фика, и сама же ясно говорит…
Стерветсен . Я был молод и приезжал давно в Россию существовать. Я жил здесь в девятнадцатом веке на фабрике жамочных пышечек. Теперь я вижу — там город, а тогда здесь находился редкий частичный народ и я плакал пешком среди него… да, Серен!
Серена . Что, папа? Кто эти люди — батраки авангарда?
Мюд . Ты дурочка-буржуйка: мы поколенье — вот кто!
Стерветсен . Они — доброе мероприятие, Серен!
Алеша . А вам что здесь надо среди нашего класса?
Стерветсен . Нам нужна ваша небесная радость земного труда…
Алеша . Какая радость?
Стерветсен . У вас психия ударничества, на всех гражданских лицах находится энтузиазм…
Мюд . А вам-то что за дело?.. Раз мы рады!
Стерветсен . У вас организована государственная тишина и сверху ее стоит… башня надлежащей души…
Мюд . Это надстройка! Не знаешь как называется — мы вас обогнали!!
Стерветсен . Надстройка! Это дух движения в сердцевине граждан, теплота над ледовитым ландшафтом вашей бедности! Надстройка!!! Мы ее хотим купить в вашем царстве или обменять на нашу грустную, точную науку. У нас в Европе много нижнего вещества, но на башне угас огонь. Ветер шумит прямо в наше скучное сердце — и над ним нет надстройки воодушевления… У нас сердце не ударник, оно… как у вас зовется… оно — тихий летун…
|
|
|
Серена . Папа, ты скажи им, что я…
Кузьма . Рвачка! Сила элемента…
Серена (на Кузьму) . Он знает все, как патрон…
Мюд . Кузя-то? Он ведь нам подшефный элемент!
Стерветсен . Где у вас разрешается закупить надстройку? (Показывая на город) . Там?.. Мы много дадим валюты! Мы отпустим вам, может быть, алмазный заем, корабли канадского зерна, наши датские сливки, две авиаматки, монгольскую красоту созревших женщин — мы согласны открыть вам наши вечные сейфы… А вы — подарите нам одну надстройку! На что она вам? У вас же есть база, живите пока на фундаменте…
Кузьма (грозно рычит) . Хитрость классового врага… Пап-па римский…
Алеша (укрощая Кузьму) . Ага. Ты хочешь закрыть у нас поддувало и сифон?! Чтоб мы сразу остыли!
Мюд (шепотом Алеше) . Фашисты! Не продавай надстройки!
Алеша . Не буду.
Серена . Папа, нам давали понятие вопроса — у них лежат установки. Купи тогда Европе установку. Надстройку им ведь жалобно дарить!
|
|
|
Стерветсен . Продайте установку! Я вам дам доллары!
Мюд . А у нас есть одна только директивка, и то маленькая.
Серена . Купи, папа, директивку. Надстройку экстремизма ты купишь после вдалеке.
Алеша . Мы директивы за фашистские деньги не продаем.
Мюд (трогает револьвер на бедре Серены) . Отдай мне. У нас культурная революция, а ты с пистолетом ходишь. Как не стыдно?
Серена (недоуменно) . А вам он сильно нужен?
Мюд . Ну, конечно, У вас ведь нет культурной революции, вы ведь темные, злые, и нам полагаются от вас наганы…
Серена . Возьмите. (Отдает револьвер) .
Мюд . Спасибо, девочка. (Целует сразу Серену в щеку) . Кто нам сдается, мы тому все прощаем.
Серена . Папа, Совет Юнион очень мил! (Алеше) . Сыграйте фокс!
Алеша . Советский механизм не смеет.
Стерветсен и Серена кланяются и уходят.
Мюд . Алеша, а как же они купят идею, когда она внутри всего тела?! Нам ведь больно будет вынимать!
Алеша . Ничего, Мюд. Я им продам… Кузьму. Ведь он — идея. А буржуазия от него помрет.
Мюд . Алеша, мне будет жалко Кузьму…
Кузьма . …Отсталость… Бойтесь капитализма…
Алеша . Не скучай, Мюд. Мы закажем себе другого, а то Кузьма уже отстал чего-то от масс. (Заводит Кузьму) .
Кузьма начинает шагать со скрежетом внутри, бормоча невнятное железными устами. Все трое уходят. За сценой, уже невидимые, они поют песню в несколько слов. Алеша и Мюд петь перестают, а Кузьма, удаляясь, все еще тянет в одиночку чугунным голосом: «Э-ээ-э…».
Картина вторая
Учреждение — среднее между баней, пивной и бараком. Теснота служащих, чад, шум. Две уборные, две двери в них. Двери уборных открываются и затворяются: разнополые служащие пользуются уборными.
Щоев — за громадным столом. На столе рупор-труба, которой он пользуется для разговора со всем городом и кооперативами: город невелик и рупор слышен всюду в окрестностях.
Щоев (всему бушующему в делопроизводстве учреждению) . Дайте мне задуматься. Прекратите там доносящиеся до меня запахи желудка.
Двери уборных закрываются. Наступает всеобщая тишина. Щоев задумывается. Желудок его начинает ворчать; ворчание усиливается.
(Тихо) . Болит мое тело от продовольственных нужд. (Гладит свой живот) . Как задумаюсь, так и живот бурчит. Значит, все стихии тоскуют во мне… (В массу служащих) . Евсей!
Евсей (невидимо где) . Сейчас, Игнат Никанорович. Сейчас капустку с огурчиком подытожу и к вам явлюсь.
Щоев . Итожь их быстрей, не сходя с мета. А я потом сам поутюжу твои числа. Ответь мне подробно, что мы сегодня непайщикам даем.
Евсей (невидимо) . Клей!
Щоев . Достаточно. А завтра?
Евсей . Книгу для чтения после букваря, Игнат Никанорович.
Щоев . А вчера?
Евсей . Мухобойный порошок системы Зверева, по полпачки на лицо.
Щоев . Разумно ли, Евсей, бить порошком мух?
Евсей . А отчего же нет, Игнат Никанорович? Ведь установки на заготовку мух пока не имеется. Утиль тоже насекомых продолжает отвергать.
Щоев . Я не о том горюю — не перебивай ты мне размышления… Я тебя спрашиваю: что птицы-голуби или прочие летучие, что они будут есть, когда ты мух угробишь? Ведь летучее — это тоже пищевой продукт.
Евсей . А летучих в нынешнем году не ожидается, Игнат Никанорович. Их южнорайонные кооперативы вперед нас перехватили и заготовили. Мы весной, Игнат Никанорович, пустое небо ожидаем. Теперь муха звереть без птицы начнет.
Щоев . Ага, ну нехай так. Пусть жрут летучих. Проверь мне через область телеграфом — не крадут ли в районе установок? Десять суток циркуляров нет — ведь это ж жутко, я линии не вижу под собой!
Играет шарманка на дворе учреждения — старый вальс. Учреждение прислушивается. Щоев тоже.
Евсей (все еще невидимый) . Не подать ли музыканту монету, Игнат Никанорович? Все-таки культработник человек!
Щоев . Я тебе подам! Давалец какой! У нас финплан не выполняется, а он средства разбазаривает! Ты пойди у него на дирижабль пожертвование отбери — вот это так!
Евсей показывается, вставая из массы служащих, и уходит вон. Шарманка играет беспрерывно. Переговорная труба на столе Щоева начинает гудеть. Шарманка затихает.
(В трубку) . Алла!.. Ты кто? Говори громче, это я — другого нету!
Эти слова, сказанные в трубу, повторяются затем, втрое усиленные, где-то за стенами учреждения, и это от них раздается в окрестных пространствах, пустота которых чувствуется в долготе и скуке многократно отраженных звуков. Разговор по трубе должен происходить этим порядком; особых ремарок, на каждый раз не будет.
Далекий голос (извне учреждения) . Грыбки, Игнат Никанорович, червиветь начинают. Дозвольте скушать работникам прилавка — иль выдать массе!
Труба на столе через секунду-две повторяет эти же слова совершенно другим голосом — более глухим, с другим выражением и даже с иным смыслом.
Щоев (в трубу) . Какие грыбы?
Далекий голос (за сценой) . Грыбки годовалые, соленые, моченые и сушеные…
Щоев (не в трубу) . Евсей!
Служащие. Евсей, Игнат Никанорович, кампанию вышел проводить.
Щоев . Трудитесь молча: я сам вспомнил.
Шарманка играет новый мотив. Входит Евсей с чужой соломенной шляпой в руках, наполненной медными деньгами. Он высыпает деньги на стол Щоева. Шарманка утихает.
Евсей . Двадцать рублей дал. Говорит, после еще принесет. Я, говорит, дирижаблю рад: зря, что раньше не слышал про него, а то бы, говорит, сам выдумал советский воздушный корабль.
Щоев . Он что, энтузиаст всякого строительства, что ли?
Евсей . Да, должно быть, Игнат Никанорович.
Щоев . Член чего-нибудь или нет?
Евсей . Говорит, ничего не член.
Щоев . Как же так? Чудно…
Пауза. Шарманка играет вдалеке, еле слышно.
Сроду не видел энтузиаста! Десять тысяч пайщиков объединяю, а все как животные — только есть хотят день и ночь. Пойди приведи его — для моего наблюдения.
Труба рычит что-то на столе.
(Смотрит в трубу, затем — Евсею) . Это ты грыбки мучаешь второй год?
Евсей . Это не грибы, Игнат Никанорович, это соя в виде грибов, а я ее замариновать приказал… Чего спешить, Игнат Никанорович, ведь люди все могут поесть, а что толку! Пускай лучше материализму побольше будет, а людей и так хватит.
Щоев (задумчиво) . Ты прав на все сто с лишним процентов. (В трубу) . Не трожь грыбов, чертова саранча: пускай лежат в виде фонда!
Шарманка играет еще дальше.
(Евсею) . Кличь сюда музыку: настроенья хочу.
Евсей уходит.
(Служащим) . Дайте мне бумажек подписаться: скучно чего-то сейчас на свете!
Первый служащий (вставая из рядов столов) . Тут, Игнат Никанорович, подтверждения и напоминания лежат…
Щоев . Давай что попало.
Первый служащий подносит к столу Щоева папку с бумагами.
(Вынимает из штанов печать с факсимиле, дает печать первому служащему) . Колоти!
Первый служащий дует в печать и штемпелюет бумаги.
(Сидит без дел) . Надо бы нам спустить директивку какую-нибудь на лавочную периферию.
Первый служащий . Спущу, Игнат Никанорович!
Щоев . Спусти, пожалуйста.
Входит Евсей. За ним — Алеша с шарманкой. Мюд пытается ввести за руку Кузьму, но туловище того не проходит в ужину входа.
Мюд . Алеша, Кузе здесь тесно. Ему тут узкое место.
Алеша . Пускай он наружи остается.
Кузьма (в дверь) …Не трожь капитализма — старика… Ххады… (Остается вне учреждения) .
Щоев . Вы кто?
Алеша . Мы пешие большевики.
Щоев . Куда ж вы идете теперь?
Алеша (глубоко искренне) . Мы идем по колхозам и постройкам в социализм!
Щоев . Куда?
Мюд (детски задушевно) . В социализм!
Щоев (задумчиво) . Далекий прекрасный район.
Мюд . Да вот, далекий. А мы все равно дойдем.
Щоев . Евсей, дай этой девочке конфетку.
Алеша (обнимая Мюд) . Не надо — она к сладкому не привыкла.
Мюд . Сам соси конфетку, эгоист-сладкоежка!
Щоев (выходит из-за стола к людям) . Дорогие товарищи, трудящиеся, потребители, члены, пешеходы и большевики, я вас всех замечательно люблю!
Евсей (к Мюд) . Вам, барышня, с какой начинкой конфеток принести: с вареньем или с вишневым соком?
Мюд . Пусть меня пролетариат угощает, а не ты. У тебя неклассовое лицо.
Щоев . Люблю, Евсей, я это поколенье! А ты?
Евсей . Да приходится любить, Игнат Никанорович!
Алеша (не понимая обстановки) . А у вас здесь строится социализм?
Щоев . Ну еще бы!
Евсей . Полностью!
Алеша . А можно мы тоже будем строить?.. Все время играть на музыке — это сердце болит.
Мюд (касаясь Алеши) . А мне скучно стало жить на свете пешком.
Щоев . А зачем вам строить? Вы весна нашего класса, а весна должна цвести. Играйте на музыке! Как скажешь, Евсей?
Евсей . Да я полагаю, Игнат Никанорович, что мы управимся без малолетних! Пускай уж, когда все будет готово, приходят жировать!
Мюд . А нам охота!
Щоев . А вы можете массы организовать?
Алеша и Мюд несколько времени молчат.
Алеша . Я могу только дирижабль выдумать…
Пауза.
Щоев . Ну вот. А говоришь — тебе охота. Вы лучше оставайтесь в нашей многолавочной системе, как музыкальные силы. Будете утешать руководство… Евсей, у нас там полагаются по штату утешители?
Евсей . Я, Игнат Никанорович, полагаю, что возражений не встречается. Пусть утешают…
Щоев (глубоко размышляя) . Отлично. Тогда привлечем, Евсей, этих бредущих, пускай они остановятся. (Алеше) . Сыграй мне что-то нежное!
Алеша берет шарманку, играет грустную народную песенку. Щоев, Евсей, все учреждение в глубокой паузе. Учреждение бездействует. Все задумываются. Алеша переводит регистр, играет другую пьеску.
Мюд (постепенно, незаметно входит в мотив и начинает негромко петь) .
В страну далекую
Собрались пешеходы,
Ушли от родины
В безвестную свободу,
Чужие всем —
Товарищи лишь ветру…
В груди их сердце
Бьется без ответа…
Алеша играет еще некоторое время, после того как Мюд уже умолкла. Щоев, по мере музыки и песни, склоняется на стол и тихо плачет от тоски. Евсей, глядя на Щоева, также исказил лицо в страдании, но слезы у него течь не могут. Учреждение безмолвно плачет.
Пауза.
Щоев . Жалостно как-то, черт ее дери!.. Евсей, давай организуем массы!
Евсей . На них тогда овощей не хватит, Игнат Никанорович.
Щоев . Эх, Евсей, давай верить во что-то!.. (Утирает слезы Алеше) . Ты бы вот выдумал, как лучше слезы сушить на плакальщиках, а не дирижабль!
Алеша . Я могу.
Щоев . Зачислить тогда, Евсей, его штатным утешителем масс — согласуй с трехугольником — давай заготовлять массы в аппарат.
Евсей . Нужно ль, Игнат Никанорович? Нам и так одну выдвиженку Евдокию отгрузили уже!
Алеша тихо играет на шарманке танцевальный мотив. Мюд слегка движется в танце.
Щоев . А что она делает сейчас?
Евсей . Да ничего, Игнат Никанорович, она женщина! Щоев. Что ж такое, что женщина, — в ней тоже есть что-нибудь неизвестное!
Евсей . В ней молоко есть, Игнат Никанорович!
Щоев . Ага. Пускай тогда по молоку и маслу она играет ведущую роль в аппарате.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 58; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!