Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 37 страница
– Я согласилась бы с этим, если бы считала его безумным, – сказала Лу. – Но я его таким не считаю.
Алекс пожал плечами и отмахнулся. Лу поговорила с Винтер, и та испугалась. Вместо Алекса она стала следить за Карлионом, и оба мужчины заметили это. Алекс, знавший ее, понял, что она испугалась, а лорд решил, будто девушка стала относиться к нему более нежно, и данная мысль придала ему уверенности Если избавиться от Рэнделла, Винтер достанется ему.
В конце первой недели сентября произошел четвертый мощный штурм резиденции, и беженцы в Гулаб‑Махале прислушивались к грохоту с такими же надеждой и страхом, как и во время всех предыдущих штурмов. Но и этот провалился. Раздавались только отдельные выстрелы, редко прерываемые взрывами мин или обменом снарядами, осада опять свелась к привычному вопросу времени и терпения.
Становилось прохладнее. Жара больше не была пыткой, стала просто терпимым неудобством, а иногда после дождливого дня в вечернем воздухе появлялись намеки на прохладу. Так наступала более приятная погода.
После захода солнца на крыше Алекса теперь становилось прохладно. Она находилась достаточно высоко над землей, чтобы улавливать легкий ветерок, подымавшийся на закате, и поэтому вскоре место стало более популярным для встреч товарищей по несчастью, чем сад. Ветерок разгонял москитов, комаров и других крылатых, появлявшихся в сырых тенях апельсиновых деревьев. Все находились на крыше в тот вечер после странно тихого дня, когда произошло затмение солнца.
|
|
|
Оно длилось часа три и погрузило город во мрак с розовым оттенком. На это время перестрелка прекратилась. Мужчины стояли молча на улицах и смотрели, как тень луны наползала на огненный диск, пока совсем не поглотила его. Даже после затмения перестрелка была слабой, и день показался непривычно тихим и тяжелым от напряжения.
Кровать Алекса вынесли на открытое пространство, и три женщины сидели на ней, разговаривая приглушенными голосами, а мужчины тупо бродили взад‑вперед, когда Винтер увидела на лице Карлиона такое же выражение, какое видела Лу в саду.
Алекс сидел на парапете, глядя в сторону резиденции, где изредка над верхушками деревьев и крышами домов появлялись вспышки. Рядом с ним никого не было, и Винтер увидела, как Карлион смотрел на него. Девушка знала, что означает этот взгляд. Только на этот раз Алекс сидел не на краю колодца. Теперь под ним был обрыв высотой футов в тридцать или даже больше, а вместо воды жесткая земля. Карлион медленно двинулся к Алексу. Винтер вскочила, побежала за ним и схватила его за руку. Лорд развернулся. Его намерение было четко написано у него на лице. Девушка стояла, глядя на Карлиона, вцепившись ему в руку, следя испуганными глазами за его взглядом и пытаясь усилием воли вернуть его к реальности.
|
|
|
Алекс услышал легкие бегущие шаги и повернулся. Он не видел лица Карлиона, но увидел лицо Винтер, а также ее пальцы, вцепившиеся в руку лорда. Ему вдруг стало ясно, что девушка разгадала намерения этого человека Он вспомнил слова Лу, взглянул вниз и почувствовал, как что‑то задрожало в животе, а на лбу выступил холодный пот. Алекс встал и неторопливо пошел прочь, а Карлион поежился, словно вышел из секундного транса. Его мускулы расслабились, напряженный взгляд исчез, и Винтер разжала пальцы.
Она сделала какое‑то незначительное замечание по поводу затмения, не следя за своими словами и не дожидаясь ответа, а потом появилась Лу и увела лорда. Винтер вдруг опустилась на парапет, на котором несколько секунд назад сидел Алекс.
Ее колени дрожали, и она стиснула зубы, чтобы они не стучали. В ушах стоял странный гул, а все тело вдруг охватил озноб. Девушка не услышала, как к ней подошел Алекс, но когда его рука легла ей на плечо, она не стала оборачиваться, потому что и так знала, кто это. Он приятно пожал ее плечо, и через секунду или две Винтер подняла руку и положила на его ладонь. Она не оборачивалась, потому что ее глаза были полны слез, и ей не хотелось, чтобы Алекс увидел их. Но тело девушки продолжало дрожать. Алекс слегка пожал ее плечо и ушел.
|
|
|
С тех пор он стал более осторожным и больше не подходил к краю крыши в присутствии Карлиона. В следующую неделю они с Винтер виделись еще меньше, поскольку она ни разу не появилась утром в саду, а три вечера не присоединялась к остальным на крыше. Алекс спросил у Лу о причинах ее отсутствия, но та очень кратко ответила, что девушка неважно себя чувствует, но беспокоиться не о чем, поскольку, по ее словам, тут виноваты жара и перезрелая папайя.
Алекс принял такое объяснение и мог продолжать верить ему еще долго, если бы не неожиданная гроза, разразившаяся среди ясного вечернего неба четыре дня спустя.
Он спал на открытой крыше. Первым знаком приближающейся грозы стало то, что Алекс проснулся от ощущения, будто на него выплеснули ванну холодной воды. Это был не теплый дождик после жаркого дня, а холодный осенний дождь, сопровождаемый ветром, обрушившийся на Алекса и заставивший промокнуть до костей. Он промок еще до того, как проснулся. Крыша была залита водой.
|
|
|
Во время муссона часто шли дожди, струи попадали прямо на крышу, и Алекс спал под навесом. Сегодня же ветер задувал потоки воды под верандообразный павильон, где были развешены шторы, и здесь было так же холодно и сыро, как на открытой крыше.
«Вот где я поймаю пневмонию», – раздраженно подумал Алекс, ползая в непроглядной темноте, пытаясь высвободить промокшие шторы. Вдруг он почувствовал, что на крыше есть кто‑то еще. Сквозь порывы ветра, потоки дождя и хлопанье штор до него донесся голос Винтер, звавший его по имени.
– Алекс… Алекс… где ты?
– Здесь, – крикнул он. – Что ты тут делаешь? Иди обратно. Где ты?
Алекс стал искать ее в темноте и поймал мокрую руку. Тут же короткий, мощный порыв ветра сдул грозу так же внезапно, как и нагнал. Только дождь продолжал падать на крышу с легкими всплесками, словно капли попадали в озеро.
– Винтер, ты с ума сошла? – возбужденно произнес Алекс. – Ты промокнешь. Возвращайся к себе в комнату.
Он услышал ее немного дрожащий смех.
– Я уже промокла. И не пойду вниз без тебя. Ты не можешь оставаться здесь всю ночь. Опять заболеешь. Нам уже хватит неприятностей.
– Ты говоришь, – сказал Алекс, – точно так же, как нянька, когда мне было лет шесть. Хорошо, я пойду. Осторожнее на ступеньках. Если упадем в такой темноте, то сломаем себе шеи. – Принадлежавшая когда‑то Сабрине комната после холода и сырости на крыше показалась душной. Здесь горела масляная лампа. Пламя дрожало на сквозняке, и раскрашенные алебастровые деревья, птицы, цветы, казалось, двигались на свету, словно живые, а изгиб розового потолка был полон мягких теней, поэтому было трудно определить его высоту.
Алекс взял у Винтер полотенце, вытерся, снял промокшее белье и закутался в длинный голубой муслин. Он сел на резную раскрашенную кровать и оглядел комнату, милую, веселую, по‑детски грациозную из‑за фигурок и чистых цветов, хоть и потертых, но все еще ярких. А потом Алекс взглянул на свою жену.
Ее волосы были распущены на ночь, и сейчас она отжала из них воду и собрала в тяжелый блестящий узел. Руки Винтер были подняты, и промокшее короткое хлопковое сари облепило ее тело, четко выделив каждый изгиб. Теперь это тело не казалось Алексу хрупким, как тростник.
Она закончила приводить в порядок волосы и сказала:
– Здесь есть еще одна циновка. Ты не будешь возражать против того, чтобы лечь на полу?
Алекс не ответил. Винтер повернулась к нему и увидела, что он все понял. Вокруг его рта появилась белая тень, глаза расширились и стали ярче обычного. Она стояла неподвижно, отважно глядя на него уверенным и немного тревожным взглядом.
Спустя одну бесконечную минуту Алекс произнес так, словно ему было трудно говорить:
– Это мне?
– Да.
Он протянул руку, и Винтер медленно, словно во сне, приблизилась к нему. Алекс обнял ее и сказал совсем незнакомым ей голосом:
– Почему ты не говорила мне? О, любовь моя… моя маленькая любовь.
Он вдруг рассмеялся – смех больше походил на сдерживаемое рыдание – и заглянул Винтер в лицо.
– Подумать только, ведь я держался подальше от тебя в течение нескольких недель… месяцев. Потому что я боялся этого.
Его руки сорвали мокрое сари, пальцы проникли в тяжелые волны влажных волос, губы приникли к губам Винтер, вычеркнув все мысли.
Глава 50
Их безоблачное счастье длилось лишь три дня. Три дня и три ночи полного, чистого восторга и упоения, еще более сладкого из‑за того, что они были вырваны из безобразной мешанины крови, страха и ярости, заливших всю Индию.
Они обладали целым королевством, а комната Сабрины была благоухающим садом, удаленным на сотни миль от грубой реальности воюющего внешнего мира. Им так о многом нужно было поговорить, спросить, так много вспомнить и забыть.
Когда все уходили, они поднимались на крышу и лежали, обнимая друг друга, считая звезды, мерцавшие, подмигивающие им и сверкавшие на натянутом бархате неба. Винтер теперь прислушивалась не к выстрелам со стороны резиденции, не к ночным шумам города, а только к тихому дыханию Алекса и ровному биению его сердца под ее щекой.
Она была очень счастлива тем счастьем, к которому многие прикасаются, но, как правило, не удерживают. Живя в Уэйре, Винтер стремилась в Гулаб‑Махал, много ночей на протяжении многих лет девушка мечтала попасть на звезду. Теперь ей больше не нужно было ничего желать, теперь все ее желания сбылись – она была рядом со всеми звездами на небе. Теперь Винтер знала, что бы ни случилось, какие бы страдания и ужасы разлук ни ждали их в будущем, она прикоснулась к одной из звезд, подержала в руках луну, и если ей суждено умереть завтра, она умрет без сожалений.
Они мало кого видели в течение трех дней после грозы. Только Амиру, Хамиду и Лу. До этого Алекс видел только закутанную фигуру Амиры во время церемонии венчания.
– Поскольку вы теперь муж моей кузины, я забуду, что я родом из Индии, мусульманка, и стану принадлежать народу моей матери, – сказала она, улыбнувшись ему.
Алекс перевел взгляд с одного лица на другое, заметил одинаковые черты Баллестерос, рассмеялся и сказал:
– Здесь не только Индия, Бегам‑сахиба. Запад тоже.
Амира покачала головой, и ее серьги звякнули.
– Нет, не так. Может, когда‑нибудь придет время, и один человек сможет считаться и европейцем и азиатом. Но пока оно еще не наступило. Не думаю, что дети моих детей увидят его. Их дети, возможно. Я уже умру и ничего не увижу. Но те, кто вроде меня имеют восточную и западную кровь, должны принять одну сторону, если не хотят неприятностей. Стоять в футе от каждого нельзя, и я выбрала восток. Только когда в твоих жилах течет одна кровь, как у моей кузины, те могут быть счастливы. Для них нет войны. И сын тоже, когда он родится, может любить эту землю, народ, как его мать. Но это будет только любовь, а не кровная связь.
В тот же день Лу пришла за Винтер, обнаружила Алекса и с облегчением вздохнула.
– Значит, ты сказала ему, да? А я все думала, сколько вы будете ходить вокруг да около. Это…
Она оборвала себя и покраснела, вероятно, впервые в жизни.
– Нет, – коротко отзывался Алекс. – Это я.
Лу еще раз облегченно вздохнула и сказала:
– Я предполагала, что это может быть. Ты ведь не вернулась в ту ночь и… Но я боялась, это Кон, и поэтому она не говорила тебе.
– Как давно ты знаешь? – спросила Винтер.
Та рассмеялась.
– Наверное, почти столько же, сколько и ты. Это не трудно при нашей жизни.
– Я не знал, – сказал Алекс.
– О, ты, – воскликнула Лу и оставила их.
Они не видели почти никого и не знали, что их отсутствие повергло Карлиона в страшную ярость. Пока он мог их видеть – того или другого – и видеть, что они ведут себя друг с другом как чужие, его не покидала надежда, что Винтер вышла замуж только из‑за трудности ситуации.
Но теперь они оба исчезли из поля зрения, находились где‑то вместе, и лорд не мог стерпеть этого. Во всем, что случилось с ним после приезда в эту отвратительную, варварскую, дикую страну, виновата Винтер. Винтер и Рэнделл. Неудобства и скука, которые ему пришлось терпеть по дороге из Калькутты в Дели. Ярость, вызванная разочарованием, травма, нанесенная его достоинству. Бессонные ночи и постоянно гложущее, неудовлетворенное желание женщины, которая бросила его. Боль, жар и ужасы мятежа. Недели, проведенные в джунглях и шалашах, страх, сопровождавший его днями и ночами, долгая пытка неизвестностью и бездействием. Бесконечные дни в компании Лапота и Добби, слишком короткие появления Винтер – милой, тревожащей, желанной и, как всегда, недоступной. Да еще постоянно следящий Рэнделл.
Винтер и Рэнделл. С ними все было в порядке. Они не страдали из‑за трудностей, ничего не знали о муках, которые приходилось терпеть ему. Для них, скрывавшихся где‑то, лежавших в объятиях друг друга, скука и страх ничего не значили. Только он страдал по‑настоящему, а все остальные были против него, находились в лагере противника: темнокожие туземцы, хитрые каторжники, держащие его как узника…
А потом, три дня спустя, когда Алекс и Винтер спустились в сад вместе, даже в мягких сумерках Карлион смог все прочитать по лицу девушки.
Все смогли прочитать это. Обитатели Гулаб‑Махала смотрели на Винтер и улыбались, потому что она была молодой и красивой в своей любви. Девушка не прикасалась к Алексу, не стояла рядом с ним. Ей этого не требовалось. Но даже неповоротливый, не богатый воображением ум мог заметить почти видимые узы любви и преданности, связывающие молодую пару. Лорд наблюдал за Винтер, и накопившаяся за три дня ярость – и за все предыдущие дни тоже – закипала в нем, словно раскаленная лава, переливающаяся через край кратера вулкана. Ее запах туманил мозг, и Карлион – единственный автор и архитектор всех своих несчастий – видел девушку сквозь красную пелену тумана.
Винтер стояла менее чем в ярде от него. На ее светлое лицо падал лунный свет. Лорд бросился на нее, схватил за горло, выкрикивая обвинения, оскорбления, тряся несчастную в своих руках, стараясь задушить смертельной, бешеной хваткой.
Алекс подбежал к ним и изо всех сил ударил Карлиона между глаз. Тот отпустил Винтер, отскочил назад и пошел на Алекса, громко крича бессмысленные, безобразные слова.
Все набросились на лорда, схватили его и потащили, еще отбивающегося и кричащего, в комнату, где он жил с Лапота и Добби. Алекс отнес жену наверх в раскрашенную комнатку и не отпускал ее, пока Амира и Хамида ставили ей холодный компресс на поврежденное горло.
Позже пришел Рахим с поручением от мистера Лапота. Алексу пришлось оставить Винтер на попечение женщин и отправиться на залитую лунным светом крышу, где его ждали мистер Лапота и Дасим Али.
– Дальше опасно держать этого человека в Гулаб‑Махала, – сказал Дасим Али. – Вдруг его крики услышал кто‑нибудь по ту сторону стен? Кричал он громко. Пока лорд остается с нами, мы в опасности. Он должен уйти.
Лицо Алекса побледнело, а морщины вокруг рта стали глубже. Полчаса назад он убил бы Карлиона, если бы мог, и даже сейчас не доверял ему. Но выслать его из Гулаб‑Махала означало отправить на верную смерть, это даже более жестоко, чем просто приставить ему к голове револьвер и нажать на спусковой крючок.
Карлиона нельзя было винить за безумное нападение на Винтер. Он был не в себе… Он слишком ненормален, чтобы ему доверять, и, как сказал Дасим Али, опасен для каждого обитателя Гулаб‑Махала. Но хладнокровно послать человека на смерть…
– Мы не можем этого сделать, – произнес наконец Алекс. – Было бы лучше убить его прямо здесь. И быстрее. Они станут пытать остальных. Лорда поймают в течение часа… или даже скорее.
– Если он пойдет один, то да, – сказал мистер Лапота. – Но все будет хорошо, если с ним пойдем мы, преподобный Добби и я. Мы обсудили этот вариант и считаем его возможным. Я, как вы знаете, могу передвигаться по местности не хуже коренного жителя этой страны. К тому же я знаю Лакноу. Преподобный Добби тоже. Лорду Карлиону не нужно будет говорить. Мы завяжем ему глаза окровавленным бинтом и скажем, что он ранен в перестрелке. А то цвет его глаз необычен для этой страны. Мы можем повести лорда. Возможно, нас схватят, как тех троих, но, думаю, у нас больше шансов, чем у них. У преподобного Добби темные глаза, и он очень бегло разговаривает на местном языке. Стоит попытаться, сэр. Оставлять лорда здесь значит подвергать опасности всех в этом доме, а этот человек больше не может терпеть. Наше положение удручает его сильнее, чем нас, сэр. Думаю, он храбр, но совсем нетерпелив.
Мистер Лапота взглянул на Дасима Али и добавил:
– Я позвал тебя, чтобы ты обратился к этому джентльмену и попросил его помощи и разрешения. Но он уже здесь и согласен со мной.
– Благородный поступок, – пробормотал Дасим Али, глядя задумчиво на мистера Лапота. – Возможно, в таком случае спасутся все.
Итак, они ушли. Беглецы покрасили себе кожу темной краской, взяли еду, немного денег, необходимую одежду и выскользнули через маленькую боковую дверь в стене. Они захватили с собой также одежду, в которой прибыли в Гулаб‑Махал, свернув ее в потрепанный узел. – Если нас задержат, мы можем сказать, что стащили ее с мертвых в лагерях, – пояснил мистер Лапота. – Но этот пожилой джентльмен говорит, будто армия снова идет на Лакноу. Если мы доберемся до нее, не очень хочется быть пристреленным своими.
Алекс не видел, как они уходили, поскольку не хотел еще раз встречаться с Карлионом. Он вернулся к Винтер, обнял ее и стал страстно целовать, словно при прощании. И она знала, что он тоже уйдет.
Всю ночь снова шел дождь, но утром небо расчистилось, а сквозь прозрачный воздух донесся грохот орудий. Орудий Хэвлока.
На рассвете Алекс отправился послушать на крышу. Он очень осторожно отодвинулся от Винтер, стараясь не разбудить ее, но она проснулась при первом же движении мужа и не стала останавливать его. Когда Алекс ушел, Винтер долго лежала, глядя в стену невидящими глазами, через некоторое время повернулась и беззвучно заплакала.
Весь день гул орудий Хэвлока пробивался сквозь горячий солнечный свет, постоянно приближался, пока не стало казаться, будто бой идет всего в нескольких милях от города. Когда опустились сумерки, четверо британцев, оставшихся в Гулаб‑Махале, собрались на крыше и стали прислушиваться.
– Мы скоро выберемся отсюда, – сказала миссис Хоссак. Ее голос истерически дрожал от надежды и облегчения. – Мы, наконец, будем свободны… наконец. Когда они приедут сюда? Почему они не торопятся?
– Они ведут бой, – отозвался Алекс. – Они придут, как только смогут, но это не простая прогулка. Послушайте! Похоже, они у Алам Бах!
Он наклонился над парапетом, едва переводя дыхание, сверкая глазами и прислушиваясь.
Алекс знал, что люди будут сражаться там из последних сил, чтобы освободить резиденцию, чей несгибаемый гарнизон упрямо боролся и выдержал это ужасное, раскаленное лето, благодаря чему задержал целую армию. Если бы не его сопротивление, противнику была бы открыта дорога для атаки на Дели. Во всей северо‑западной провинции воцарился бы хаос.
– Нас скоро освободят! – зарыдала миссис Хоссак. – Они скоро должны подойти сюда… может быть, завтра!
Но Винтер и Лу молчали. Винтер только следила за Алексом, поглощенным гулом перестрелки. Она видела только его одного, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку его осунувшегося лица, каждую интонацию голоса, чтобы надолго и четко запомнить их и никогда не забыть.
Лу молчала потому, что освобождение было близко, и это вызвало в ней страх не перед возможными испытаниями, а перед таинственными призраками родственников Аманды, которые могли потребовать ребенка. Лу вдруг поняла, что не хотела покидать Гулаб‑Махал так же, как не хотела уезжать из Хайрен Минар. Она была здесь в безопасности, она и Аманда. Лу крепче прижала маленькое, хрупкое рыжеволосое существо, и ребенок протестующе захныкал.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 40; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!