Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. 24 страница
Алексу показалось странным, что организаторы встречи заговорщиков решили собраться именно здесь. Впрочем, атмосфера у этого странного места была под стать их зловещим замыслам. И хотя развалины находились меньше чем в полумиле от Канвая и от дороги, найти их случайный человек не мог. Через минуту Алекс понял, что поляна, на которой он оказался, не естественного происхождения – это были остатки каменного двора под открытым небом. Ощетинившиеся шипами кусты и жесткая трава пробили себе дорогу в песчаных плитах двора, но джунгли не смогли пока поглотить его целиком и только окружили плотной стеной, через которую даже лучи солнца не пробивались.
Двор был заполнен тенями людей. В воздухе стоял приглушенный гул разговоров. Алекс стоял рядом с копейщиком из 19‑го пехотного Бенгальского полка, который тяжело и шумно дышал. В дальнем конце двора, где можно было увидеть полуобвалившиеся ступени разрушенного крыльца, ведущего в холл дворца, стояли два факельщика. Их факелы, сделанные по‑крестьянски из высушенной травы, сука и смолы, отчаянно чадили. Факельщики стояли неподвижно, словно кого‑то ожидая. Оранжевый свет факелов отбрасывал какие‑то жуткие блики на их глаза навыкате, на их словно каменные лица, а также на волнующуюся и шепчущуюся толпу и кидали гротескные тени на стену обступивших двор джунглей.
Вдруг за спиной Алекса ощутилось какое‑то движение и толпа стала расступаться. Алекс обернулся и увидел шестерых мужчин в темных плащах, вышедших из туннеля. Кажется, именно их и ждали собравшиеся. Шестеро молчаливых мужчин, словно ножом разрезали толпу, и она расступилась перед ними. Все шестеро прошли к крыльцу, где стояли факельщики, и остановились там. Их ждала уже какая‑то маленькая группа людей. Они обменялись между собой вполголоса несколькими фразами. Толпа между тем прекратила шорох и разговоры. Все стали отчаянно прислушиваться к тому, что говорилось на крыльце. Впрочем, вряд ли бы он понял что‑нибудь, даже если бы стоял совсем близко, так как именно в ту минуту пиротехники на ярмарке в деревне выпустили в воздух целую очередь ракет, огласивших своим лопающимся треском все окрестности.
|
|
|
– Слишком все легко… – бормотал себе под нос Алекс. Он думал, что пришедшие последними люди в темных плащах поднимутся сейчас на последнюю ступеньку крыльца и оттуда начнут «накачивать» толпу. – Слишком все просто… Должно быть что‑то еще…
Ни с того ни с сего вдруг в его голове завертелась строчка из детского стишка: «Заходите ко мне в гости, – мухе предложил паук»…
«Я вошел сюда легко. Удастся ли так же легко отсюда выйти?..»
|
|
|
Наконец люди в темных одеяниях, стоявших рядом с факельщиками, повернулись, и стали подниматься по ступеням крыльца, как ожидал Алекс. Они прошли мимо факельщиков и… просто исчезли! Будто земля разверзлась под их ногами и поглотила их!
С того места, где стоял Алекс, иллюзия исчезновения была настолько полной, что он услышал, как стоявшие рядом с ним ахнули и отшатнулись. Краем глаза глянув в сторону пехотинца‑сипая, Алекс увидел, как тот схватился рукой за тайный амулет, который носил под рубашкой.
Затем толпа зашевелилась, и все медленно стали подаваться вперед. Вскоре Алекс понял, что факельщики стоят по обеим сторонам шахты, уводившей вглубь земли, и каждого проходящего мимо них они останавливают на несколько секунд и внимательно рассматривают.
Вдруг кто‑то коснулся его руки. Алекс резко обернулся и увидел перед собой Джату, продавца игрушек.
– Меня не пустят.
– А ты попробуй кольцо! – горячо прошептал Джату Алексу на ухо и тут же растворился во тьме.
Алекс медленно, шаг за шагом, продвигался вперед. Между лопатками противно покалывало, во рту пересохло. На какую‑то долю секунды ему явилась страшная мысль: «А вдруг кольцо ничего не будет значить в глазах факельщиков?.. Что произойдет? Меня, наверное, отодвинут в сторону или…»
|
|
|
Свет факела ударил ему прямо в лицо, и нервы его мгновенно натянулись, словно струны, готовые лопнуть, но рука, которую он протянул вперед, не дрожала.
Три маленьких камешка на перстне Кишана Прасада излучали красноватое свечение под огнем факела. Само кольцо показалось маленьким и невзрачным. Но люди, державшие в руках факелы, тотчас узнали и признали его. Один из них наклонился вперед и стал внимательно рассматривать перстень. Потом он пробормотал какие‑то слова, которых Алекс не разобрал. Затем Алекса официально поприветствовали и дали пройти. Он прошел мимо факельщиков и оказался возле отверстия в земле. Вниз вела узкая лестница. Ступив ногой на первую ступеньку, Алекс ясно почувствовал, как на лбу выступил холодный пот и увлажнились ладони.
Вход в шахту обычно закрыт огромной каменной плитой, которая сейчас была поднята канатами вертикально. Для того, чтобы сдвинуть этакую махину, понадобится напряжение всех сил двух крепких мужчин, если не больше, машинально подумал Алекс. Стены шахты были гладкие и сухие, а обшарпанные ступени лестницы – такие крутые и узкие, что по ним мог одновременно спускаться только один человек, да и то очень медленно. Алекс не подозревал, что шахта ведет так глубоко под землю. У него появилось ощущение, что это ловушка. Вдруг возле самого лица пролетела летучая мышь, коснувшись своим крылышком его щеки. Это означало, что в подземелье где‑то есть еще один вход…
|
|
|
Спустившись по лестнице до конца, Алекс оказался в большой комнате. Грубые каменные колонны поддерживали сводчатый потолок.
Было трудно оценить размеры помещения, ибо дальние стены, скрывавшиеся за колоннами, терялись во тьме. Свет исходил только из жаровни, установленной на железной треноге в дальнем конце комнаты. Неровный огонь, трепетавший на жаровне, повсюду отбрасывал зловещие блики. Каменный пол и колонны были на ощупь скользкими и влажными, в отличие от стен шахты. При свете жаровни, подняв глаза кверху, Алекс увидел, что меж каменными плитами сводчатого потолка прорастают корни деревьев. Понятно тогда, почему здесь относительно легко дышится и почему здесь обитают летучие мыши. Возможно, когда‑то эта потайная комната служила хранилищем сокровищ царька этого дворца или использовалась для отправления зловещих религиозных обрядов. Последнее предположение подкреплялось наличием каких‑то надписей, вырезанных на стене позади жаровни.
На каменном полу между колоннами уселось тридцать‑сорок человек. Впрочем, Алекс не исключал того, что многих он не видит из‑за слабого освещения. Он пробрался к одной из колонн и сел рядом, по‑индусски, прислонившись к ней спиной. Вокруг него сидели тяжело и шумно дышавшие люди. Омерзительно воняло немытым человеческим телом. Глаза постепенно привыкали к полумраку, и Алекс стал рассматривать собравшихся. Здесь были, в основном, священники, представлявшие, казалось, все возможные секты и направления. У всех были дикие глаза, многие были измазаны сажей от костров, кое на ком не было одежды, на других были накинуты плохо выделанные шкуры животных. В глаза бросались отливавшие матовой тусклостью волосы, безобразные прически. Здесь присутствовали байрагисы, бикшусы, париараджака, агорины, в привычках которых было воровать и есть трупы. Были здесь и те, кто поклонялся дьяволу, – монахи нищенствующего ордена Мистики.
Алекс содрогнулся, его тело стало покрываться мурашками. Он про себя благодарил Бога за то, что догадался прислониться спиной к прохладному камню колонны. Впрочем, его испугало вовсе не присутствие рядом с собой индуистских аскетов. Испугало то, что здесь они были не одни. Это казалось невозможным, немыслимым, невероятным. В этом мрачном подземелье собрались не только сикхи, но и мусульмане, последователи Книги Пророка, которые считали всех индусов собаками и неверными. Здесь были те, кто поклонялся Шиве‑Разрушителю, Вишну, Брахме, Ганешу с головой слона, многорукой Матери Кали‑кровопийце. Казалось, здесь собрались представители всех религиозных направлений и сект, какие только существовали в мире в данный момент.
Значит, это правда… Значит, мусульмане и индуисты и вправду решили соединиться в борьбе против Компании, против белолицых иностранных завоевателей, которые властвовали в этой стране вот уже сотню лет. Алекс понимал, что это сборище возможно только при наличии общих мотивов и общей ненависти.
В дальнем конце комнаты над сидевшими возвышалась высокая фигура какого‑то человека. Он мрачно смотрел на море голов, заполнивших собой пространство между каменными колоннами. Жаровня горела за его спиной, и поэтому Алекс не мог видеть его лица, но по голосу и одежде догадался, кто это мог быть.
Это был мусульманин. Возможно, представитель Оуда. Он был высок ростом и на удивление красноречив. Он говорил спокойным тоном, напевно, словно читал молитву. Это был голос либо священника, либо искусного рассказчика. Он читал проповедь об угнетаемом, покоренном народе. О народе, который подвергался всевозможным притеснениям, был обманут, ограблен, и до сих пор хищнически эксплуатируется пришельцами с Запада, из страны, лежащей за Черной Водой. Он рассказывал о королях и принцах, которые погибли как герои, сражаясь с Компанией, или пострадали и были лишены всех прав. Он называл знаменитые фамилии, знаменитые дома, которые исчезли, словно песчаные барханы в пустынях Биканера. Он рассказывал о прежних законах, традициях, обычаях, религиозной терпимости. Говорил о том, что все это теперь либо отменено, либо урезано. Он рассказывал о простых женщинах, о королевах и принцессах, которых люди с Запада лишили всего и вынудили зарабатывать себе на жизнь на панели.
Его голос все повышался. Говорил он неровно, меняя тембр. Люди, сидевшие перед ним, медленно раскачивались из стороны в сторону и стонали в унисон проповеди. Создавалось такое впечатление, что все они марионетки, которые приводятся в движение одной веревкой, конец которой находится в руках говорившего. Даже Алекс… Алекс, который знал, что здесь правда, а что ложь, преувеличение и грязная фальшивка, почувствовал на себе гипнотическое воздействие этого гневного голоса… Он был против своей воли тронут до глубины души этой дикой, горькой и скорбной сагой о страданиях индийского народа. Он даже забыл на минуту о том, что он англичанин, что служит Компании… Он стал раскачиваться и стонать вместе со всей этой раскачивающейся и стонущей толпой…
Он не помнил, сколько времени длилась речь первого оратора. Может, час, может, два или даже три. Огонь в жаровне трепетал и танцевал, тень говорившего все время была в движении. Она то прыгала на стену, то вновь отшатывалась назад. Это заводило пеструю толпу сидевших перед ним людей еще больше. Эффект оказывало гипнотический, такой же, как и удивительный голос оратора. Алекс только помнил, что речь была закончена страстной мольбой, просьбой к единению:
– Эти из Компании… Их мало! Горстка! Они рассеяны по всей земле! Мы, те, для кого Индия является Родиной, не раз уже восставали против них, но всегда терпели поражение. Мы не могли до сих пор победить из‑за того, что были разделены и враждовали друг с другом. Но ведь всем известно, что десять мужчин с одним сердцем могут сломить сопротивление ста мужчин с сотней сердец! Нам нужно только одно: чтобы мы объединились в едином сердце! Тогда мы избавим Родину от захватчиков навсегда! Давайте отбросим все наши различия и недоразумения и ударим единым махом!
Он вскинул руки над головой в диком жесте, толпа охнула и отхлынула назад, ибо в эту минуту с рук говорившего сорвался зеленый огонь, с каждого оттопыренного пальца. Эффект чуда не произвел впечатления только на Алекса. Ему приходилось наблюдать, как точно такой же трюк выполнял довольно средний иллюзионист в Лондоне. Постепенно осознание реальности вернулось к нему. Он успокоился, стряхнул с себя туман гипноза и почувствовал… холодок страшной опасности. Если этот человек смог так быстро и круто завести это безумное, фанатичное, деклассированное и разношерстное сборище, то он олицетворял собой самую страшную опасность, какая когда‑либо вставала перед Компанией.
К жаровне вышел другой человек и тоже стал говорить. Это был индуист. Тема была та же, но в его резкой, истерично‑страстной речи явно не хватало той гипнотической силы, которой была исполнена проповедь предыдущего выступавшего. Алекс позволил себе немного расслабиться и стал оглядываться по сторонам, стараясь запомнить и удержать в памяти как можно больше лиц присутствующих. Освещение было слабое, и Алексу оказалось нелегко справиться со своей задачей. Впрочем, ему показалось, что несколько лиц он хорошо запомнил.
Речь все продолжалась и продолжалась. Алексу стало неуютно. Он беспокойно заерзал на своем месте. В первые годы своей службы в Индии, когда они с Ниязом брали отпуска и уходили на охоту, Алекс научился сидеть по‑индусски. Его забавляло это занятие: учить и копировать обычаи и привычки, а также речь местных жителей. Это было хорошим развлечением, даже какой‑то игрой. Нияз был прирожденным артистом‑мимиком, и он талантливо помогал Алексу. Впрочем, Алекс знал, что совершенства ему никогда не достигнуть. Сейчас он старался изо всех сил вписаться в тот образ, который для себя создал, и молил Бога, чтобы ни у кого из окружавших его не закралось в голову подозрение. Когда у Алекса в прежние годы бывали какие‑нибудь важные переговоры, он умел терпеливо часами сидеть в позе индуса, не испытывая неудобства. Но весь последний год он провел в Европе. Мышцы отвыкли от этой причудливой позы, и теперь он расплачивался за это. Вся нижняя часть тела у Алекса отчаянно ныла. Он уже стал подумывать о том, чтобы встать и уйти отсюда. Он ведь не знал, когда этот ужасный спектакль наконец закончится. А уйти можно было относительно легко. Да и услышал он уже достаточно для того, чтобы полностью оправдался риск его появления здесь. Лестница шахты была от него не дальше, чем в полдюжине шагов. Никто ни в чем не заподозрит его, если он сумеет придумать убедительный предлог, чтобы покинуть это сборище.
Но он продолжал неподвижно сидеть на месте, привалясь спиной к колонне.
Заговорил уже третий человек. На этот раз к жаровне вышел священник‑индуист, садху. Он говорил конкретнее тех, кто выступал до него. Основной мыслью его речи было: несите слово истины! Его необходимо принести в каждый город, в каждую деревню! Каждый человек должен пребывать в полной готовности. Необходимо раздобыть оружие и надежно укрыть его до поры. Где взять оружие? Украсть, если нельзя иначе! Каждый должен заточить свой меч, топор, нож, оковать железом свою латьи. Грядущий год должен стать Годом Пророчества, в который придет конец Ста Годам Притеснений!.. Захватчиков необходимо истребить. Всех до единого. Мужчин. Женщин. Детей. Чтобы до Запада не добрался ни один из них и не рассказал своим соотечественникам о том, что произошло в Индии.
– Несите слово истины! Несите слово ненависти! Несите слово! – вновь и вновь эхом по комнате разносился хрипловато‑истерический крик говорившего. – А теперь мы приготовим знак для всего нашего народа! Как в прежние, дедовские времена!
С колен поднялся бритый монах и бросил что‑то на жаровню. Пламя на секунду вспыхнуло с невиданной силой, на мгновение залив все помещение ярким светом и выхватив из тьмы все лица собравшихся. Вспышка была коротка. Когда она угасла и на жаровне остался прежний слабый и трепещущий огонек, комната вновь погрузилась во тьму. Второй монах затянул молитву, которую вскоре подхватили все собравшиеся.
Свет вспыхнул снова, но уже в тумане. Вокруг жаровни торжественно двигались два монаха. Люди тянули шеи вверх, стараясь увидеть самое главное. Алексу очень хотелось подняться на ноги и посмотреть на все свободно, ибо в сидячем положении головы и спины других все заслоняли ему. Но он оставался на месте, не желая привлекать к себе ненужное внимание. Он видел то, что происходит вблизи жаровни, лишь урывками. Монах что‑то плеснул или высыпал на блюдо, установленное в жаровне. Похоже это была ата[35]. Человек, сидевший недалеко от жаровни, стал размеренно бить в небольшой барабан. Поначалу несильно, как бы аккомпанируя напевной молитве, которая неслась над головами людей. Но постепенно удары становились все громче, все неистовее. Голос монаха, читавшего молитву, также все повышался. Наконец, все это превратилось в какую‑то дикую, безумную какофонию звуков. Собравшиеся все до единого во весь голос выкрикивали заклинание, в котором Алекс признал гимн во славу Кали:
– Кали! Кали! О, страшная зубастая Богиня! Пожри! Отруби! Уничтожь зло! Ударь своим топором! Схвати! Свяжи! Выпей кровь! Защити! Защити! Слава Кали!
Ряд мужчин, сидевших перед жаровней, вдруг вздрогнул. Один из монахов что‑то швырнул на жаровню. Но на этот раз вспышка огня сопровождалась еще густым, чадящим дымом, он клубами взвился вверх, наполнил собой помещение и стал воздействовать на присутствующих. Алекс почувствовал удушающий запах какого‑то курения: тяжелый, одуряющий, наркотический аромат, который, однако, наполнял душу безумным весельем. Другой монах на минуту ушел в тень и потом снова показался оттуда, таща за собой какое‑то маленькое существо, которое слабо упиралось и издавало какие‑то тоненькие, нечленораздельные звуки.
«Жертвоприношение, разумеется, – подумал Алекс. – Белый козленок во славу Кали. Они полоснут по горлу несчастного животного особым ритуальным ножом…»
Он увидел блик огня на длинном лезвии ножа. С того места, где сидел Алекс, видно было плохо, но он почувствовал, как вдруг отшатнулись и охнули первые ряды. Этот тяжелый вздох перекрыл на секунду даже оглушительный бой барабана. Дрожь волной пронеслась назад и докатилась до Алекса. Даже те, кто сидел на последних рядах, ощутили на себе весь ужас, который испытали первые ряды. Алексу стало страшно. Это был безотчетный, суеверный страх, парализовавший его на минуту. Он не понимал, что происходит. Только чувствовал, что от ужаса у него на мгновение пересохло во рту, встали волосы дыбом и выступил пот на лбу.
В ту минуту самым лучшим было встать и уйти, но Алекс просто физически не мог шевельнуться. Все мускулы свело судорогой от страха, прежде ни разу не изведанного им. Он был беспомощен, поражен примитивным, каким‑то средневековым ужасом… И это был страх не перед смертью, это был страх от встречи лицом к лицу со Злом… Он слышал, как шумно и прерывисто дышат вокруг него люди. Ему казалось, что это волки. Они и внешне напоминали волков: бешено вращали обезумевшими глазами, высунули языки… Они окружали Алекса, совсем как стая ночных шакалов окружает раненую антилопу…
Дым наконец перестал срываться с жаровни, и пламя вновь очистилось. И как только это произошло, человек, сидевший прямо перед жаровней, вскочил на ноги и издал хриплый крик. Это был тот высокий мусульманин, который говорил на сходке первым. На какую‑то долю секунды его лицо осветилось огнем жаровни. Это было грубое, с ястребиным носом лицо, с глубоко посаженными глазами и побелевшими от ужаса зрачками. Он выкрикнул что‑то. Алекс не понял смысла. Барабан продолжал греметь, молитва превратилась в какую‑то исступленную песнь. Кто‑то из толпы оттолкнул мусульманина назад. В следующую секунду над жаровней чья‑то рука взмахнула ножом, блеснувшим в неровном свете длинным лезвием. Затем рука резко опустилась. Раздался захлебывающийся крик агонии, резкий и высокий, он почти сразу же потонул в стоне, который издала толпа.
Этот крик не был похож на крик животного. Алекс вскочил на ноги и, увидев того, кто издал этот душераздирающий крик, бессильно отклонился назад, прижавшись спиной к скользкому камню колонны.
На каменной плите было распластано отнюдь не тело козленка. В лужице крови, стекавшей ручейками с плиты, лежал ребенок. Белый ребенок. Алексу бросились в глаза пшеничные волосы и маленький ротик, раскрытый последним криком ужаса и боли. Горло было перерезано, и в нем зияла огромная дыра. Это был мальчик. На вид ему можно было дать не больше трех‑четырех лет. Его маленькое тельце неестественно белело на камне, залитом яркой алой кровью.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 43; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!