Архимандриту Спиридону, миссионеру 11 страница
– Батюшка, время от времени ум как будто заволакивает какая‑то пелена робости и страха перед обстоятельствами, а также неприязни к отдельным людям. Тогда страшно вернуться обратно в безмолитвенное состояние, словно Бог отходит от души, и нет сил преодолеть эти греховные ощущения…
– Когда мы рассмотрим и глубоко осознаем свое чувство страха, робости или неприязни, то увидим, что обретенная нами в молитве благодать, какой бы малой она ни была, тем не менее – это Божественная сила, которая неподвластна унизительным греховным страстям. Рассей на этот счет все сомнения! – Отец Кирилл немного помолчал, прислушиваясь к шагам в коридоре. – Чистый свет благодати не омрачен никакими заблуждениями, он и есть полное просвещение человеческого духа. Чтобы стяжать такое вселение Святого Духа, никогда не увлекайся монастырской суетой, не говоря уже о мирских попечениях, и не ищи в отшельничестве ничего человеческого и земного. Тогда Бог приложит все необходимое, что является мудростью просвещенного сердца. Святой Дух – это исконная наша обитель в просвещенном сердце, исполненная света и совершенной радости… – Говоря эти слова, старец непроизвольно положил припухшую бледную руку на свою грудь. – Только нужно помнить, что, как бы сильны ни были посещения благодати, свободное произволение человека всегда остается с ним, ибо наш Бог есть Бог человеколюбивый… Если ты постигнешь на деле, а не на словах, что единственная истина – это Христос, живущий в нашем сердце, ты постигнешь и то, что такое просвещение сердца, потому что заповедь Его есть жизнь вечная (Ин. 12:50)…
|
|
|
– Отче, дорогой, это очень высоко для меня. Достаточно и непрестанной молитвы – помолчав, ответил я.
– Когда‑то тебе «Лествица» преподобного Иоанна Синайского казалась превосходящей твое разумение… – Старец приподнялся на подушках. Легкая улыбка осветила его худое болезненное лицо. – Нельзя оставаться младенцем по уму, следует расти духовно: Духа не угашайте (1 Фес. 5:19). Что выше дара чудотворения? Бесстрастие души, вошедшей в покой Божий. Здесь ты еще сильно хромаешь, и нужно много, очень много поработать над собой, чтобы очистить душу от пагубных страстей. И в этом, конечно, первая помощница‑ непрестанная молитва, которую ты сподобился получить. Потому что без непрестанной молитвы монах будет блуждать в трех соснах, в трех соснах, да…
Я молча слушал батюшку, затаив дыхание.
– Необходимо идти дальше по духовному пути, Симон, возрастать от силы в силу, как учили отцы! Ведь спасение как начинается? Когда в душе возникает стыд и сильное укорение даже за самый малый дурной проступок и даже помысел. Хочешь возлюбить Христа? Побеждай до конца страсти! Что такое страсти? Та же самая тюрьма. Да что там, хуже любой тюрьмы! Из человеческой тюрьмы выпускают, когда срок окончится. А тюрьма страстей – бессрочная, у нее сроков нет! Может душу навечно упрятать… Вот от этого и надо спасаться всеми силами и помощью Божией, чтобы быть там же, где Господь! Борьба со страстями – это великие скорби, а борьба с помыслами – превеликие страдания… Когда постигаешь, что все люди страдают, то и сам сострадаешь им в молитве и так обретаешь помощь Божию…
|
|
|
– Отче, мне прежде представлялось, что с обретением непрестанной молитвы все скорби закончатся, а они, похоже, только начинаются… Так ли это? Разъясните…
– Мир любит мстить, и более всего он мстит тем, кто отрекся от него. Как ни странно, даже церковные власти могут принимать участие в гонениях на монашество, как показывает история… Ради того, чтобы пребывать свободно во Христе, монах отрекается от мира, дабы стоять в духовной свободе, как говорит апостол Павел (Гал. 5:1), но может вновь попасть в зависимость от политической или идеологической системы, всуе иждивая лета своей жизни…
В дверь, не постучавшись, заглянул хмурый келейник, но батюшка продолжал говорить:
|
|
|
– Истина – это свобода во Святом Духе, и ради нее монах отрекается даже от самого себя, становясь блаженным или юродивым.
Старец потянулся за большой подарочной кружкой, стоявшей на тумбочке. Я привстал, чтобы помочь ему. Но в комнату быстро вошел келейник и налил батюшке горячий чай из термоса, опередив меня. Пока отец Кирилл неторопливо пил чай, помощник ходил по келье, переставляя пузырьки и баночки, при этом недовольно поглядывая в мою сторону. Когда он вышел, батюшка продолжил:
– Многие думают, что Христос приходил на землю и распялся для того, чтобы мы умели правильно свечки зажигать в храме. Избегай этого поверхностного понимания и стремись, отец Симон, пока жив, постичь Евангелие как можно глубже! Христос сказал ученикам в молитве Своей к Отцу Небесному: Освяти их истиною Твоею; слово Твое есть истина (Ин. 17:17). Вот к этой‑то истине и следует всемерно устремляться!
Вне церкви невозможно стать христианином. Никакое христианство не может быть бесцерковным. Но когда сообщества христиан связывают монаха, идущего к Истине, политическими или идеологическими обязанностями, – это последнее и очень тяжелое искушение после клеветы. Поэтому ради стяжания Истины – Христа, подвижник избирает совершенное удаление от всякого общения и ограничивает себя так, как не могут ограничить его никакие церковные уставы и постановления. Так он приходит к безграничной свободе во Святом Духе и пребывает в ней, словно птица небесная…
|
|
|
Что еще сказать тебе? Нельзя удаляться от исповеди, литургии и причащения. Невозможно выйти из духовной связи со всеми святыми и преподобными. Не отделяясь духовно от Церкви, монах отделяется от навязываемых Церкви мирских установлений, не борясь с ней и с ее внутренними немощами, но молясь о всех членах Православной Церкви! И если он возвращается обратно в мир, то лишь тогда, когда имеет на это прямое веление Божие…
Когда мир сей обнажает свою скрытую суть, то обнаруживается, что он более суров и безжалостен, чем это представляется душе. И только монах, отрекшийся от мира всецело и не находя в нем ничего ценного, не страшится его суровости. Он страшится оскорбить грехом Бога, Который становится для него – все во всем (1 Кор. 15:28), а не тот мир, который он попрал своей безграничной свободой, отряхнув его прах со своих ног…
– Батюшка, выходит, идут тяжелые времена, о которых предупреждали нас святые отцы?
– Да, отче Симоне, и нужно тем более быть настороже, чтобы не оказаться обманутым этим миром, который есть лжец и нет в нем истины от начала. Сначала штрихкоды введут, потом личный номер, потом печать… Близ уже, при дверех! Берегитесь, берегитесь, да… А вот это старенькое серебряное Евангелие для тебя…
Старец утомленно закрыл глаза, отдыхая. Я тихонько поцеловал его отекшую руку и, взяв книгу, на цыпочках вышел из кельи.
Исстрадавшийся дух мой вопиет к Тебе, Господи, неусыпно и неустанно, дабы, мудро водимый Тобою, обрел он вечное поселение в обетованной земле свободы Твоей – Царстве Святого Духа. Нет для меня ничего притягательного в жизни сей, покрытой тьмой мирского неведения и порождающей тьму. Ищет слезно душа моя света Твоего и видит его восходящим из пределов земли Твоей – земли несказанной духовной свободы, лишенной всех земных пут. Нет жизни у рожденных женами сынов земли сей.
Истинная жизнь зарождается лишь в Духе Твоем Святом. Ожидаю, истомленный тьмой, рождения Твоего, подобного небесному свету, в душе моей, Господи, чтобы стать живым в стране действительно живых, в стране чистых и светлых духом сынов Твоих, Живый Боже. Поистине, во свете Твоем жажду узреть вечный свет непреходящей истины Твоей!
СОМНЕНИЯ
Многознание мира сего отвратно душе моей, ибо суетно оно и страшно тем, что несет гибель всему живущему под небом. Жажду обрести в Тебе единое истинное знание на потребу души – знание Тебя Самого как Ты есть, Единый Боже. И чтобы не было это подлинное знание бесплодным, ищу непрестанно в Тебе любви, сошедшей с Небес и напитавшей души, иссохшие от жажды этого Божественного чувства. Пусть бдение мое объемлет день и ночь, не различая их, чтобы не преткнулось сердце мое, запутавшись в земных соблазнах. Пусть скуден я, грешный, в поисках Твоей любви, но Ты, Господи – любвеобилен; пусть несведущ я, слепец, в познании Тебя, но Ты, Боже, – премудр беспредельно и безгранично и милосердием Твоим неистощимым не дашь мне отпасть от предвечности Твоей.
В Лавре меня остановил ризничный, благоговейный монах, ставший впоследствии известным епископом.
– Отец Симон, для пустыни забери старые облачения и кое‑какие сосуды. В горах пригодятся!
Мы зашли в монастырскую ризницу, и монах с любовью упаковал в большой пакет несколько красивых священнических облачений и отдельно – сосуды для литургии.
– Спаси вас Господь за помощь и поддержку! – от всего сердца поблагодарил я его.
Оставалось еще выполнить поручение, переданное мне на Псху. С письмом в руках от послушницы Надежды я поднимался по широкой мраморной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, в кабинет наместника Новоспасского монастыря владыки Алексия. «Вот придумала мне задачу послушница! До чего же не хочется по кабинетам архиереев ходить…» – такие чувства тревожили меня, хотя я старался не отвлекать внимания от молитвы. Владыка не заставил себя ждать: дверь отворил его келейник, и я предстал пред действительно светлые и удивительно добрые очи наместника. «Умница!» – это было ясно сразу. Таким он выглядел на первый взгляд и таким оказался впоследствии. Искренно любящий Патриарха Алексия, он служил ему беззаветно, будучи воспитан общением с Глинскими старцами и особо – с отцом Виталием. Но о подробностях его общения со старцами я узнал гораздо позже от батюшки, а пока на меня произвел впечатление его благочестивый и проницательный взгляд. Я, смущаясь своего затрапезного вида, взял у него благословение.
Некоторое время архиерей критически изучал меня, потом переданное ему письмо и наконец сказал:
– Так это вы – отец Симон? Мне Надежда написала о вас. Скит строите на Псху?
– Уже построили, владыка, по благословению наместника Свято‑Троицкой Сергиевой Лавры. Теперь пробуем жить и молиться, – отвечал я как можно лаконичней.
– Молиться? Каким же образом вы молитесь? – в его голосе послышалась заинтересованность.
– Неделю молимся по четкам, заменяем ими суточный круг. А литургии служим по воскресеньям и праздникам.
– Так у вас и церковь есть? – Он откинулся на спинку кресла. Ухоженные руки положил на стол перед собой, по‑прежнему держа в них письмо.
– Не одна, Владыка. Стараемся служить в обоих.
Я переступил с ноги на ногу, ожидая, когда же мне можно будет уйти.
– А кто строит церковь на Псху? – Епископ заглянул в раскрытое письмо.
– Люди строят сами. Собрали в складчину деньги, из Москвы абхазская община помогает. А мы служим в селе, исповедуем и следим за стройкой. Народ на клиросе поет, послушницы возглавляют.
– Это вы исповедуете сестер? – Настоятель, казалось, решал для себя какой‑то вопрос.
– По благословению архимандрита Кирилла мне приходится это делать, Владыка. Есть еще один иеромонах, он меня заменяет, когда я ухожу в горы.
– Так, так…
Епископ взял лист бумаги и начал быстро писать. Закончив письмо, он поднял голову и сказал:
– Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Любить Христа – это значит не быть наемником, а быть истинно добродетельным и делать все из одной любви к Богу». Как вы понимаете его высказывание? – Лицо архиерея стало невозмутимо‑бесстрастным, но по его глазам было заметно, что ему интересен мой ответ. Он неторопливо вложил исписанный лист в конверт.
– Владыка, когда меня отец Кирилл забрал из мира в монастырь, он не поставил мне задачу сделать в Лавре карьеру, получить желтый крест или чин архимандрита, а дал послушание – стать подобным морскому булыжнику, обкатанному волнами, и на деле возлюбить Христа стяжанием смирения и непрестанной покаянной молитвы. Вот этому послушанию я и буду следовать столько, сколько Господь даст мне жизни…
Я сглотнул комок, застрявший в горле. Взгляд Владыки неожиданно потеплел. Он встал из‑за стола, достав из ящика другой конверт:
– Так, так, это совсем другое дело! Благословляю вас, отец Симон! Исповедуйте послушниц, помогайте им, пусть попробуют на деле, что такое настоящая пустынь… Передаю вам письмо для них и деньги. С Богом!
Я взял конверты и вышел из кабинета с легким сердцем: «Слава Тебе, Господи, что закончилась эта процедура проверки! Теперь я свободен…»
В душе осталось чувство уважения к этому незаурядному архиерею.
Отец провожал меня в дорогу у калитки: терпеливый мой и родной человек смотрел мне вслед, пока я не скрылся за поворотом со своим рюкзаком и сумкой. На вокзале, из‑за тяжелого груза, я сильно утомился, разыскивая свой поезд. На перроне неожиданно мы столкнулись с отцом Харалампием. Он чрезвычайно обрадовался:
– Надо же, как Бог устроил, что мы вместе едем! Вы в каком вагоне?
Узнав номер моего вагона и купе, он пообещал после отправления перейти ко мне, если проводники поменяют ему место. Не знаю каким образом, но все это быстро устроилось, и до самого Сочи мы ехали одни. Инок, глядя в окно на уходящую в осеннюю дымку Москву, поведал мне о своих приключениях:
– Первым делом, батюшка, хотел я попасть к отцу Кириллу на исповедь, а он разболелся. Я тогда отправился к прозорливому отцу Никифору. Выстоял очередь, поисповедовался, а когда уже собрался уходить, смотрю, старец подошел к столику в его исповедальне. А на нем луковицы лежат, штук пять‑шесть. Отец Никифор быстро так их рукой‑то и поворошил, но ничего не сказал. Только на меня глянул… К чему бы это?
Я промолчал.
– Должно быть, к скорбям, лук же – это скорби, – сделал сам заключение мой товарищ.
– Где же ты был остальное время? – спросил я, заметив, что отец Харалампий задумался и замолчал.
– Услышал я, что старец Херувим, ну, вы его, батюшка, знаете, в северном монастыре принимает, туда и махнул. Причащался и исповедовался у этого смиренного батюшки. – Инок испытующе взглянул на меня, ожидая замечаний.
– Да, хороший духовник, я его тоже люблю.
– Так вот, отец Симон, – продолжал мой попутчик. – Услышал я там тяжелые вести…
– Какие же? Расскажи… – попросил я, зная, что отец Херувим всегда в курсе всех церковных и политических новостей.
– Он говорит, что всем нам готовят личный номер, ИНН называется. И везде его будут ставить. А без этого номера ни купить, ни продать ничего нельзя!
– Может, это и есть штрихкод? – переспросил я.
– Вот‑вот, штрихкоды на все товары поставят, затем заставят взять личный номер, а потом уже к чипам перейдут!
Здесь я проявил полную неосведомленность, спросив у отца Харалампия:
– А что это такое – «чип»?
– Как что такое, батюшка? – разволновался он. – Это электронное устройство, которое власти намерены поставить всем на правую руку и на лоб!
– Ясно! Как написано в Апокалипсисе… Значит, время близко: И… никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, – вспомнил я пророческие тексты Священного Писания (Откр. 13:17).
– Так, отче, так и есть. Отец Херувим говорит, что даже в Церкви многие примут ИНН, а потом печати и чипы. Поэтому нужно очень, очень остерегаться, чтобы не запечатал нас антихрист…
Тревога инока передалась и мне:
– Вот о чем предупреждал отец Кирилл, говоря о грядущем времени, которое уже при дверех… Конечно, ИНН и печать, тем более чип, ни в коем случае брать нельзя. С этим я совершенно согласен! – Мне пришлось поделиться с иноком тем, что услышал от старца.
– Точно, отец Симон, точно! Лучше сидеть на Кавказе и оттуда ни ногой… Братия у отца Пимена волнуются, и все верующие в сомнениях…
– А у нас на Псху народу прибавилось. На Решевей послушник Георгий попросился жить, бывший помощник капитана. Помнишь? – сообщил я новость своему другу. – Я принял его, что делать? Тебя же долго не было, Харалампий…
– Ничего, батюшка, я его знаю. Мы с ним не ссорились никогда. Он все же для меня получше Евгения, прости Господи! Мы из Сухуми сразу полетим на Псху?
– Нет, не сразу. Нужно навестить чад отца Виталия, монахов стареньких, матушку Ольгу и иеродиакона Григория. Спросим, что старец говорил о последних временах…
– Помню их, как же! Хорошие старички… – отозвался мой попутчик.
Мне не спалось. На стрелках колеса, казалось, выстукивали: ИНН, ИНН, ИНН, навязчиво заглушая сердечную молитву.
– Батюшка, вы не спите?
– Нет, Харалампий.
– У моей родственницы история в Москве приключилась. Хотите расскажу?
– Давай. – Я оперся на локоть, приготовившись слушать.
– Ехала моя тетка прошлой осенью в вагоне метро. Понятно, в теплом пальто с капюшоном и меховой шапке. Уже холода пошли. Задумалась, стоит. Народу полно. Толкаются. Смотрит: напротив женщина стоит в таком же головном уборе, как у нее. Провела тетка рукой по своим волосам – точно, шапки нету! «Ах ты, – думает она, – воровка какая! Надела мою шапку и стоит как ни в чем не бывало! Ну, подожди же…» Дождалась она остановки, быстренько сдернула с воровки свою добычу и выскочила на перрон. А двери закрылись. Она показывает женщине шапку, вертит ее в руках и хохочет: что, мол, видела? Как замечает вдруг, что у нее что‑то из капюшона вывалилось. А это ее собственная шапка застряла в нем и только теперь упала…
В Сочи мелкий дождик затянул небо. На пропускном пункте на границе с Абхазией снова пришлось поволноваться. По словам инока, в России вышел новый указ, запрещающий вывоз старинных церковных вещей и книг. Харалампий был наслышан о том, как попались новоафонские монахи, задержанные со стареньким Евангелием. Я сообщил ему о своем ценном грузе.
– Ну, отец Харалампий, читай Живый в помощи Вышняго (Пс. 90: l). Я тоже буду читать. Отец Виталий всем благословлял так делать!
Таможенники серьезно взялись за рюкзаки моего друга, перетряхивая собранную им для скита поношенную одежду. Утомившись, кивком головы показали мне:
– Проходи!
– Вот чудеса‑то! – радовался инок. – Все в целости привезем. Спаси, Господи, отца Виталия!
В Сухуми нас порадовало тепло. Солнце сверкало на качающихся ветвях высоких пальм. По заборам вилась цветущая глициния.
– Ох, кто это с тобой? Старый знакомый? – Матушка Ольга всплеснула руками, открыв калитку. Из‑за ее спины выглядывал монах Григорий.
– Это теперь инок Харалампий, в честь священномученика, – ответил я матушке, входя в калитку и здороваясь с иеродьяконом. Она, взяв у меня благословение, поцеловала инока в голову.
– Люблю смиренных! А что за пакет?
– Везу облачения на Псху.
– А для наших пустынников на Келасури нет лишних облачений? Поизносились они…
Два облачения я передал матушке для пустынников, одно оставил для молитвенного дома на Псху.
За обедом мы с моим товарищем, добавляя рассказ друг друга, поведали нашим друзьям о невеселых новостях в России и заодно поинтересовались, что говорил об этих временах отец Виталий.
– Пришло времечко… – пригорюнилась матушка. – Все сбывается в точности, что старец предвещал. Вот уж и турки понаехали. А еще и печати начинают вводить… Ох, беда, беда, мои милые! Гонения, гонения будут. В церкву ни в какую не пойдешь, благодать‑то отступит. И посадят всех в поезда товарные, как скотов, и повезут в Сибирь. Но бояться не надо, это все святые мученики поедут. А тот, кто остался, хватайся за колеса, чтоб на те поезда попасть… А кровушки‑то, кровушки по земле будет – по колено… – Не выдержав, монахиня расплакалась.
– Ну, мать, ты, прямо, без этого самого не можешь, – с досадой сказал иеродьякон. – Всегда у тебя глаза на мокром месте, мы же с людями разговариваем, чи шо?
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 37; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!