Яблоко от яблони недалеко падает... 5 страница

Высокой страсти не имея

Для звуков жизни не щадить,

Не мог он ямба от хорея,

Как мы ни бились, отличить.

Бранил Гомера, Феокрита;

Зато читал Адама Смита

И был глубокий эконом,

То есть умел судить о том,

Как государство богатеет,

И чем живет, и почему

Не нужно золота ему,

Когда простой продукт имеет.

Отец понять его не мог

И земли отдавал в залог.

Онегинская строфа состоит из 14 стихов. Первое четверостишие дает обычно тему строфы, второе — развитие, третье — кульминацию и последнее двусти­шие — концовку. По своей цельности онегинская стро­фа представляет собой как бы "стихотворение в сти­хотворении".

В отличие от стихотворной строфы тесное смыс­ловое и синтаксическое единство законченных пред­ложений в прозаической речи логично называть про­заической строфой. В дальнейшем для краткости можно пользоваться и термином строфа, понимая под этим прозаическую строфу.

Важно иметь в виду, что строфа — это не сумма предложений, а синтаксическая единица, единица языка. Между составляющими строфу предложени­ями существуют грамматические отношения (ср. от­ношения между словами в предложении). Любой до­статочно протяженный текст естественно членится на строфы. С другой стороны, если нам нужно на­писать какой-либо текст, мы не можем обойтись без прозаических строф, составляющих строительный ма­териал речи.

Немецкий писатель Л. Франк в автобиографическом романе "Слева, где сердце" рассказывает о том, как малограмотная крестьянка, мать главного героя про­изведения, написала роман: "Они читали целый день. Во всем романе не было ни одной запятой. Но каж­дая страница распадалась на абзацы там, где они са­ми собой возникали в ходе повествования".

Членение текста на прозаические строфы — один из законов построения речи. И он проявляется в лю­бом тексте.

Важная характеристика строфы — отношение ав­тора (говорящего) к тому, что им высказывается. Возьмем, например, начало "Медного всадника" А. С. Пушкина.

На берегу пустынных волн

Стоял он, дум великих полн,

И вдаль глядел. Пред ним широко

Река неслася; бедный челн

По ней стремился одиноко.

По мшистым, топким берегам

Чернели избы здесь и там,

Приют убогого чухонца;

И лес, неведомый лучам

В тумане спрятанного солнца,

Кругом шумел.

   И думал он ...

Этот отрывок, конечно, не просто механическое соединение предложений, перечисление случайных кар­тин, деталей. Он един прежде всего по выраженному в нем авторскому отношению. Разные в принципе мыс­ли-предложения (стоящий в раздумий он, несущаяся река, мшистые, топкие берега, одинокий челн) тесно объединяются не только благодаря цепным связям меж­ду предложениями, но и благодаря единому тону. По­зиция автора на протяжении отрывка неизменна. Он описывает человека, глубоко погрузившегося в думы, и окружающую его обстановку. Описание исполнено величия, силы, таинственности. Пустынная, дикая, мрачная природа — и на этом фоне некто размыш­ляющий. Контраст фона и личности резко выделяет, подчеркивает человека. Местоимение он у Пушкина дано курсивом, т.е. логически выделено, но содер­жательно не раскрыто.

Вот этот единый тон по отношению к изображае­мому, единая авторская позиция и объединяют тес­но предложения.

Предложения строфы имеют, как правило, единую авторскую позицию, и любое изменение ее сказыва­ется на структуре строфы. В качестве средств выра­жения авторской позиции используются (для оформления переходов, начала, конца мысли и т.д.) лич­ные местоимения (я, мы), личные глагольные формы, модальные слова, частицы и др.

Что такое прозаическая строфа и как ее можно назвать иначе?

Композиция строфы

Итак, прозаическая строфа — это единица, стро­ящаяся по законам языка. Составляющие строфу пред­ложения объединяются грамматическими отношени­ями (цепная, параллельная связь) и единой автор­ской позицией. Это внутренний, грамматический план строения строфы.

Однако, будучи одной из крупных структурных еди­ниц, на которые членится речь, строфа имеет и внеш­ний план строения — определенную композицию. Входя­щие в нее предложения играют неодинаковую роль. Наибольшей самостоятельностью, относительно боль­шой свободой своего строения характеризуется пер­вое предложение — зачин. Для зачина используются специальные синтаксические средства, оформляющие момент начала речи. Другие предложения строфы менее самостоятельны в структурном и смысловом отношении и часто зависят синтаксически от зачина. Зачин яв­ляется организующим синтаксическим центром строфы.

Синтаксическая специфика зачина связана с его назначением в качестве первого предложения строфы. В любом виде речи существует необходимость выразить начало мысли, оформить его синтаксическими сред­ствами. Можно, например, отметить существование устойчивых формул начала мысли в диалогической речи.

Вспомним стихотворение Н.А. Некрасова "Желез­ная дорога":

Слушай, мой милый: труды роковые

Кончены — немец уж рельсы кладет.

Мертвые в землю зарыты; больные

Скрыты в землянках; рабочий народ

Тесной гурьбой у конторы собрался ...

Слушай, мой милый — это и обращение к собесед­нику, привлечение его внимания, и оформление на­чала рассказа, сообщения.

Первое предложение не отталкивается от предыду­щего, уже известного, данного, а начинает сообщение, содержит "новое". Если рассматривать предложения с точки зрения движения мысли, данного и нового, то зачины — это такие предложения, которые содержат лишь "новое". Это предложения, начинающие пове­ствование, вводящие то, о чем будет идти речь.

В некоторых жанрах народного творчества, напри­мер в сказках, существуют устойчивые зачины — фор­мулы типа жили-были: Жил-был мальчик; Жили-были старик со старухой.

Другой вид и состав имеют устойчивые зачины араб­ских сказок "Тысяча и одна ночь":

— Дошло до меня, о счастливый царь, — сказала Шах­разада, — что был один рыбак, глубокий старец, и бы­ли у него жена и трое детей, и жил он в бедности. И был у него обычай забрасывать свою сеть каждый день четыре раза, ни больше, ни меньше; и вот однажды он вышел в полуденную жару <...> ("Сказка о рыбаке").

— Дошло до меня, о счастливый царь, — сказала Шах­разада, — что был в Басре царь из царей, который лю­бил бедняков и нищих, и был благосклонен к поддан­ным, и одаривал из своих денег тех, кто верил в Му­хаммеда, да благословит его Аллах и да приветствует! ("Рассказ о двух везирях и Анис аль-Джали").

А вот другой вариант зачинов из тех же арабских сказок:

Рассказывают также, что был в давние времена и минувшие века и годы мудрец из мудрецов греческих, и было этому мудрецу имя Данияль ("Рассказ о Хасибе и царице змей").

Рассказывают, что однажды царевич Тадж-аль-Мулук поехал со своей свитой на охоту и ловлю ("Повесть о любящем и любимом").

Вводя новую мысль, зачин определяет во многом ее развитие, как бы дает тон последующему изложению. Обладая законченностью не только грамматиче­ской, но и смысловой, тематической, зачин неред­ко заключает в себе краткое содержание всей строфы.

В художественной речи зачин не только обознача­ет тему строфы, но и служит своего рода камерто­ном, определяющим стилистическое единство стро­фы. Не случайно поэтому первому предложению про­изведения писатели уделяют так много внимания.

"Строка сделана и сразу становится основной, оп­ределяющей все четверостишие", — писал В. Мая­ковский о работе над стихотворением "Сергею Есе­нину".

"Да, первая фраза имеет решающее значение. Она определяет, прежде всего, размер произведения, зву­чание всего произведения в целом. И вот еще что. Если этот изначальный звук не удается взять правильно, то неизбежно или запутаешься и отложишь начатое, или просто отбросишь начатое, как негодное", — чи­таем мы в произведении И.А. Бунина "Как я пишу".

"Я просмотрел все его первые фразы, — пишет В. Каверин о прозе А. П. Чехова. — Поразительно по­хожие по своей структуре, часто состоящие из глав­ных предложений (без придаточных), а иногда из од­ного слова, они вводят читателя в действие сразу, с полной определенностью, без малейших колебаний".

Вот некоторые первые фразы А.П Чехова:

Музыкантов было восемь человек ("Корреспондент").

Земская больница. Утро ("Сельские эскулапы").

Ужасно плакать хочется! Зареви я, так, кажется, лег­че бы стало ("Пропащее дело").

Дело завязалось еще зимой ("Скверная история").

Маленький, еле видимый городишко. Называется городом, но на город столько же похож, сколько плохая деревня на город ("Ярмарка").

Таким образом, зачин играет большую роль в строфе. Обозначая начало мысли, он определяет дальнейший ход ее развития. Не менее значительна роль зачина как организующего центра строфы. Только первое пред­ложение строфы можно считать построенным свободно. Структура же второго предложения и последующих в значительной степени определена и обусловлена от­ношением к первому.

Однако синтаксическая самостоятельность, неза­висимость зачина относительна. Строфа — единое син­таксическое целое, и все ее элементы тесно взаимо­связаны.

Так, в строфе Наступила поздняя осень. Редко све­тит осеннее солнышко. Часто идет мелкий дождь зачин в значительной степени определяет структуру стро­фы. Но и строение самого зачина обусловлено структу­рой всей строфы. В нем невозможно, например, изменить порядок слов, не нарушив целостность структуры.

Синтаксическое строение зачинов разнообразно. Но тем не менее существуют определенные устойчивые повторяющиеся формы, синтаксические способы вы­ражения начала мысли, перехода от одной мысли к другой и т. д. Разумеется, эти зачины далеки от ус­тойчивых фольклорных зачинов типа жили-были, но наблюдения показывают, что многие зачины однотип­ны по своей синтаксической форме и, имея разное лексическое наполнение, встречаются у разных авторов. Сравним в этом отношении несколько зачинов:

Гости съезжались на дачу (А.С. Пушкин).

Все смешалось в доме Облонских (Л.Н. Толстой).

Мы были в Германии (Я. Гумилев).

При полной несхожести лексической по синтакси­ческой своей форме данные зачины однотипны. Все они имеют одинаковый (прямой) порядок слов: под­лежащее, сказуемое, обстоятельство. Сказуемое — про­стое, выраженное обычно глаголом прошедшего вре­мени совершенного или несовершенного вида. Здесь нет специальных "вводящих" средств, подчеркиваю­щих, выражающих начало действия, описания; дей­ствие как бы описывается с середины. В таких зачи­нах подчеркивается само действие, событие, процесс.

Для смыслового членения этих зачинов характер­на равномерная распределенность логического ударения между всеми членами предложения: каждое слово про­износится четко, раздельно. В зачинах этого типа ска­зуемое выражено, как правило, глаголом конкретного физического действия; предложения невелики, они на­зывают субъект действия, его направленность и объ­ект. Зачины эти употребляются обычно в первых, на­чальных строфах произведений. Именно отсутствие спе­циальных вводящих средств, по-видимому, восхитило Л. Толстого в пушкинском зачине "Гости съезжались на дачу": "Вот как надо начинать... Пушкин— наш учитель. Это сразу вводит читателя в интерес самого действия. Другой бы стал описывать гостей, комна­ты, а Пушкин прямо приступает к делу".

Лапидарно называя действие, событие, такие бы­стрые энергичные зачины являются как бы синтак­сически открытыми — требуют развития, распростра­нения. Такие зачины можно назвать динамическими.

Зачин оформляет начало мысли, микротему строфы. Затем следует средняя часть — развитие мысли, темы.

Средняя часть может быть более или менее протя­женной (одно, два или больше предложений), что за­висит от характера мысли, вида речи, индивидуаль­ного стиля и других факторов. Но особыми синтак­сическими средствами эта часть не оформляется. Предложения присоединяются к зачину посредством цепной или параллельной связи.

А вот нижняя граница строфы, ее завершение — концовка— выделяется, как правило, особо, специ­ально. Читатель должен почувствовать, что развитие мысли строфы завершается.

Древние римляне, например, обычно заключали свои речи, свои выступления коротким и энергичным словом Dixi! (Я сказал!). Это означало: все необходи­мое сказано, больше говорить не о чем. В дальней­шем это слово перешло из латыни во многие языки. Его можно встретить у Пушкина, Тургенева, Черны­шевского и других писателей. Часто этим словом за­канчивали письма, например: "Итак, Dixi!"

Концовки постоянного лексического состава нередко используются в устном народном творчестве, например в арабских сказках из "Тысячи и одной ночи":

И в это время пришел к ним султан, и они рассказа­ли ему обо всем, что случилось из-за брата магрибинца, и показали его труп, и тогда султан велел его сжечь так же, как его брата, и его сожгли и развеяли прах но воз­духу. И Ала ад-Дин со своей женой госпожой Будур проводили время в веселье и радости, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучтельница собраний — смерть ("Рассказ про Ала ад-Дина и вол­шебный светильник").

И оставался Хасан царем в Багдаде долгое время, и получил он от дочери царя троих детей мужеского по­ла, которые унаследовали власть после него И жили они прекраснейшей и приятнейшей жизнью, пока не при­шла к ним смерть — Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний. Да будет же слава тому, кому принадлежит вечность и в чьей руке отмена и утверж­дение! ("Рассказ о купце Али-Египтянине").

В других жанрах — и это гораздо чаще — концовка оформляется преимущественно с помощью синтакси­ческих средств. Так, широко распространено исполь­зование союза и в последнем предложении строфы.

Они прошли ряд великолепных комнат, наполненных учтивыми официантами. Несколько генералов и тайных советников играли в вист, молодые люди сидели, развалясь на штофных диванах, ели мороженое и курили труб­ки. В гостиной за длинным столом, около которого тес­нилось человек двадцать игроков, сидел хозяин и ме­тал банк. Он был человек лет шестидесяти, самой почтенной наружности, голова была покрыта серебря­ной сединою; полное и свежее лицо изображало добро­душие; глаза блистали, оживленные всегдашнею улыб­кою Нарумов представил ему Германна. Чекалинский дружески пожал ему руку, просил не церемониться и про­должал метать (А. С. Пушкин).

Последнее предложение строфы состоит из трех од­нородных сказуемых с союзом и перед последним из них. В составе предложения союз и перед последним из однородных членов замыкает их ряд, означает ис­черпанность перечисления. В концовке прозаической строфы функция союза и в аналогичных синтаксиче­ских условиях усложняется: он сигнализирует о завер­шенности не только перечисления, но и всей стро­фы, значение замкнутости, исчерпанности как бы на­слаивается на основные смысловые оттенки союза, становясь среди них преобладающим.

Для синтаксического оформления концовки стро­фы союз и используется и в другом своем качестве — в присоединительном значении в начале последнего предложения:

Не ясно ли, что мы иногда неправильно употребляем слово "язык" и что в действительности нет у нас мно­жества особых языков, а есть в различных формах и сти­лях один и единственный русский язык. Он служит и художественной литературе, и газетам, и технике, и нау­ке, и суду. И во всех видах и разновидностях языка одно требование непреложно: он должен быть правильным, грамотным, живым (Д. Заславский).

Способы синтаксического оформления концовки многообразны. Кроме союза и используются союзы а, но, да. Средствами завершения строфы могут служить восклицательные или вопросительные предложения, вводные слова, прямая речь и т. д. Общим для всех этих средств является изменение синтаксического об­лика концовки по сравнению с предшествующим тек­стом (изменение порядка слов, структуры предложе­ния, характера синтаксической связи концовки с пред­шествующим предложением, изменение характера повествования и т. д.).

Таким образом, строфа имеет, как правило, сле­дующую композицию: зачин, содержащий начало мыс­ли, формулирующий ее тему, среднюю часть — раз­витие мысли, темы и концовку — своеобразную син­таксическую (композиционную) точку, подводящую итог микротеме строфы и подчеркивающую это не только в смысловом, но и в синтаксическом отно­шении.

Следует также отметить, что описанная компози­ция строфы — характерная, типовая, но необязательная. В зависимости от структуры целого произведения или его фрагментов возможны строфы без зачинов, без концовки и строфы-предложения. Композиционно-те­матическое многообразие строф определяется зада­чами, содержанием текста. Однако все это многооб­разие основывается на типовом, "идеальном" виде строфы, состоящей из трех отмеченных нами частей.

Из каких частей чаще всего состоит строфа?

Фрагмент

Итак, предложения объединяются в прозаические строфы. Следующий после предложения уровень син­таксической структуры текста — уровень прозаической строфы. Именно строфа выступает в качестве основ­ной единицы текста. И это вполне естественно. Каж­дый шаг вперед от слова к тексту ведет к укрупне­нию основной единицы анализа.

Чтобы построить предложение, необходимо со­единить определенные слова — члены предложения. Чтобы построить строфу, соединяют предложения. Чтобы составить более сложное сообщение, мы дол­жны мыслить более крупными "блоками" — строфа­ми, наметить план, движение, развитие темы, пе­реходов, связи.

Прозаические строфы, как и предложения, не су­ществуют в речи изолированно, но так или иначе сопоставляются, противопоставляются, вступают в другие смысловые отношения, нередко очень слож­ные, выражая движение, развитие мысли-темы. Обычно одна тема (или ее аспект) развивается в двух или нескольких прозаических строфах. Эти строфы образуют семантико-синтаксическую единицу — фраг­мент. Во фрагменте, как правило, наибольшую смыс­ловую, информационную и композиционную нагрузку несет строфа, открывающая произведение или на­чинающая новую тему, выражающая узловой момент ее развития.

Рассмотрим начальный фрагмент рассказа А.П. Че­хова "Белолобый":

Голодная волчиха встала, чтобы идти на охоту. Ее вол­чата, все трое, крепко спали, сбившись в кучу, и грели друг друга. Она облизала их и пошла.

Был уже весенний месяц март, но по ночам деревья трещали от холода, как в декабре, и едва высунешь язык, как его начинало сильно щипать. Волчиха бы­ла слабого здоровья, мнительная; она вздрагивала от малейшего шума и все думала о том, как бы дома без нее кто не обидел волчат. Запах человеческих и ло­шадиных следов, пни, сложенные дрова и темная уна­воженная дорога пугали ее; ей казалось, будто за де­ревьями в потемках стоят люди и где-то за лесом во­ют собаки. Она была уже немолода и чутье у нее ос­лабло, так, что, случалось, лисий след она принимала за собачий и иногда даже, обманутая чутьем, сбивалась с дороги, чего с нею никогда не бывало в молодости. По слабости здоровья она уже не охотилась на телят и крупных баранов, как прежде, и уже далеко обхо­дила лошадей с жеребятами, а питалась одною падалью; свежее мясо ей приходилось кушать очень редко, только весной, когда она, набредя на зайчиху, отнимала у нее детей или забиралась к мужикам в хлев, где были ягнята.

---

Дата добавления: 2020-12-22; просмотров: 60; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!