К очерку А. Иванченко «ТРУБКА КОРСАРА» 8 страница
Колонизацию Восточного Фолкленда начал в 1763 году французский мореплаватель Луи Бугенвиль. На месте нынешнего Порт‑Стэнли французы основали небольшой поселок. До этого открытый Дэвисом необитаемый архипелаг считался ничейным, и Франция объявила его своей собственностью, но спустя четыре года по политическим соображениям передала острова Испании. В то время у Магелланова пролива действовала неуловимая эскадра пиратских кораблей под командованием Дональда Дэвиса, правнука Джереми Дэвиса. Как и его прадед, Дональд охотился за богатыми испанскими кораблями. Чтобы покончить с корсарским разбоем, испанцы намеревались создать на Фолклендах военно‑морскую базу. Сюда же они хотели ссылать неугодных лиц из мятежной Аргентины.
На берегу залива Баркли новые хозяева архипелага построили форт, портовые сооружения и заложили город. Из Аргентины были завезены лошади, крупный рогатый скот, свиньи и много патагонских кроликов. Но вскоре испанцам пришлось все покинуть. Добившись в 1816 году независимости, аргентинцы заставили Испанию уйти и с Фолклендских островов. Большую часть построек они уничтожили, а сам архипелаг продали какому‑то дельцу.
Это был период, когда в южном полушарии начинали развиваться китобойный промысел и добыча морского зверя. Сейчас котиков и тюленей на Фолклендах редко увидишь, а тогда, по описаниям очевидцев, их тут было множество. Пройти мимо такого лакомого куска английские промышленники никак не хотели. Воспользовавшись тем, что острова принадлежали частному лицу, могущественная Британская империя установила над ними свою опеку. Для этого не понадобилось никаких баталий. На Восточном Фолкленде вместе с двадцатью беглыми преступниками испанского происхождения и тремя проститутками жил англичанин, некий Генри Дженисон, бывший пират, не поладивший с Дональдом Дэвисом. Ему дали английский флаг, поручили поднять его повыше и бдительно охранять. На том вся процедура с установлением опеки и закончилась. В Порт‑Стэнли прибыли первый английский губернатор и отряд морской пехоты.
|
|
|
Укрепившись на Фолклендском архипелаге, Англия взяла под свой контроль весь атлантический сектор Антарктики: Южные Оркнейские острова, Южные Сандвичевы, Южные Шетландские, Южную Георгию и Землю Грейама. Добывать китов и морского зверя в этих районах можно было только по лицензиям фолклендского губернатора. В южной Атлантике Порт‑Стэнли стал морской столицей Антарктики. Кроме иностранных китобойных флотилий и зверобойных шхун, регулярно начавших посещать залив Баркли, к фолклендскому порту было приписано много английских промысловых судов. Сюда ежедневно заходили танкеры, сухогрузы, торгово‑пассажирские лайнеры. Порт‑Стэнли имел спасательную морскую станцию, склады корабельного снаряжения, нефтехранилища, судоремонтные мастерские, заводы по переработке продуктов китобойного промысла и выделке шкур морского зверя.
|
|
|
Порт, драгоценные котиковые меха, китовый жир, масса притонов для моряков и торговля залежалыми товарами приносили колоссальные прибыли. Изощряясь в роскоши, отцы города, строя себе жилые дома, копировали древние британские дворцы и замки.
Но всему приходит конец. Морской зверь в Антарктике выбит, китобойный промысел Англия и многие другие страны прекратили за нерентабельностью. Звезда Порт‑Стэнли закатилась. Уехали китопромышленники и большинство тех, кто на них работал, покинули город крупные коммерсанты, содержатели притонов и множество разного рода авантюристов, гревших руки на потоке ценностей и моряцкой бесшабашности. Остались те, кому некуда было деваться и кто сумел приспособиться к новым условиям.
Подобно городам американского золотоносного Севера Порт‑Стэнли пережил бурный взлет и сокрушительное падение. Сейчас он держится в основном за счет фермеров, которые разводят на островах овец и молочный скот. Единственное предприятие города – маленькая фабрика по сортировке шерсти. Есть метеостанция, дающая прогноз погоды на Антарктику и пятидесятые южные широты. Есть также небольшая электростанция и радиоцентр. Две церкви, школа, госпиталь, почта, пять или шесть магазинчиков. Порт работает от случая к случаю. Два раза в месяц приходит судно из Лондона, иногда шхуны с соседних островов. Наше появление в заливе Баркли вызвало сенсацию: иностранные корабли в Порт‑Стэнли давно не появлялись.
|
|
|
Сейчас шумного прошлого города как будто и не было вовсе. Пройдет редкий прохожий, лениво протрусит стая собак. Нарушить тишину не смеют даже они, бездомные дворняги. Кажется, этой патриархальной тишине не каких‑то тридцать лет – века.
И вот теперь, когда Фолкленды едва оправдывают свое существование и, казалось бы, уже ни для кого не представляют никакого интереса, они неожиданно стали причиной международного конфликта. За полгода до нашего посещения залива Баркли в Порт‑Стэнли произошло нечто невероятное.
Как‑то в полдень на городском стадионе прямо на гаревой дорожке приземлился спортивный самолет с аргентинскими опознавательными знаками. Не выключив мотора, из пилотской кабины вывалился здоровенный детина в полувоенной форме цвета хаки. С минуту неизвестный оглядывался по сторонам, как бы желая убедиться, туда ли он попал. На поясе у него висели гранаты, большой нож и два крупнокалиберных пистолета, под мышкой – целлофановый пакет, в руках – готовый к бою автомат.
|
|
|
На стадионе тренировались бейсболисты. Изумленные спортсмены после первого замешательства побежали было к самолету, но вооруженный детина, дав предупредительную очередь из автомата, приказал им не двигаться. Затем он не спеша направился к флагштоку. Сдернул с него флаг фолклендского спортивного общества и спокойно, с торжественной медлительностью поднял государственный флаг Аргентины, который вынул из целлофанового пакета. Потом заминировал флагшток…
Пока жители Порт‑Стэнли опомнились, самолет уже снова был в воздухе, кружил над городом, разбрасывая листовки:
«Эй вы, келперы[1]!
К вам обращаюсь я, Мигель Фитцжеральд. Убирайтесь отсюда к чертовой бабушке. Эти острова принадлежат Аргентине».
На следующий день о дерзкой выходке аргентинского летчика сообщили многие газеты мира. Англия заявила протест и потребовала наказать виновника. Но правительство Аргентины протест не приняло. Оно ответило тем, что объявило Мигеля Фитцжеральд а национальным героем. И заодно подало на Англию жалобу в Организацию Объединенных Наций.
Полет Мигеля Фитцжеральда в Порт‑Стэнли был подготовлен начатой в Аргентине кампанией за возвращение Фолклендских островов (аргентинцы называют их Малуинскими). В Буэнос‑Айресе вдруг решили, что тот делец, которому правительство Аргентины полтора века назад продало Фолкленды, был аргентинским подданным. Конечно, он давно умер. Сейчас никому неизвестно даже его имя, а не только подданство. Может быть, он вообще не был аргентинцем. Аргентинское государство, как таковое, в ту пору только создавалось. Острова мог купить чилиец, уругваец или испанец. А если аргентинец? Значит, престиж Аргентины все‑таки ущемлен. Посягнув на частную собственность гражданина суверенной страны, Англия тем самым совершила недружественный акт не только по отношению к этому человеку, но и к его отечеству. Фолкленды должны быть возвращены Аргентине.
Когда Англия в 1833 году аннексировала острова, она вряд ли собиралась чем‑либо это оправдывать. Британская империя была одной из сильнейших держав мира. Ее действия никто не оспаривал. Но так было когда‑то. Теперь англичанам не остается ничего другого, как копаться в архивной пыли и доказывать, что если в истории Фолклендских островов и была допущена какая‑то несправедливость, так только со стороны Франции. Она захватила и затем передала Испании архипелаг, на который имела право лишь Англия. Разве Фолкленды открыл не англичанин?
Спустя почти четыреста лет на свет опять появилось забытое имя Джереми Дэвиса, или Джона Фредерика Дэвиса. Некогда преданное проклятию, оно сейчас зазвучало как самый веский аргумент в притязаниях Англии на Фолклендские острова. Да, Дэвис был пиратом, и как разбойника его объявили вне закона, но он все же являлся англичанином. Кто же, кроме Англии, может претендовать на открытые им земли?
Хотя бы Франция. Как известно, женой Дэвиса была французская графиня Тереза де Бурже. Именно она натолкнула Дэвиса на мысль идти к Магелланову проливу. Не будь на борту корабля Терезы де Бурже, не были бы открыты в тот год и Фолклендские острова. Следовательно, Франция претендовала на архипелаг вполне обоснованно. А раз так, то не вызывает сомнений и законность ее сделки с Испанией. Что же касается Аргентины, то в юго‑восточной части Америки, куда относят и Фолклендские острова, она законная наследница Испании как бывшая колония, свергшая тиранию.
Но это абсурд. Кораблем командовала не Тереза де Бурже, а Дэвис. Только Дэвис и никто другой. На борту бригантины «Блэк дез» французская графиня находилась в качестве пленницы. Ее брак с Дэвисом был оформлен после открытия Фолклендского архипелага. А если бы и до открытия, то, выйдя замуж за англичанина, она сама стала подданной Англии.
Но Дэвис был лишен английского подданства. Разве человек, приговоренный к смертной казни, по законам Англии или законодательству любой другой страны, продолжает сохранять права гражданства? Графиню же никто не судил и не мог судить. Среди пиратов на бригантине она была единственным человеком, чьи гражданские права оставались в силе, так как на разбойный корабль графиня попала по принуждению. Отсюда аргентинцы делают вывод: с юридической точки зрения только Франция может сказать, что Фолкленды открыл ее подданный. И второе: хотя брак графини с Дэвисом, возможно, освятила церковь, признать его законным нельзя, ибо Дэвис стоял вне закона.
Спор за право владеть Фолклендами оказался настолько серьезным, что для его разрешения в Буэнос‑Айрес пришлось вылететь принцу Филиппу – мужу нынешней королевы Англии. Но когда принц прибыл в Аргентину и остановился в посольстве Великобритании, здание посольства подверглось обстрелу.
Выстрелы одновременно раздавались в Буэнос‑Айресе и в Порт‑Стэнли. Восемнадцать вооруженных молодчиков из аргентинской фашистской организации «Такуара» повторили трюк Мигеля Фитцжеральда. Силой захватив у себя на родине пассажирский самолет, они прилетели в Порт‑Стэнли, чтобы «освободить острова из‑под власти Англии и вернуть их Аргентине». Но жители Порт‑Стэнли и местная полиция на этот раз оказались начеку. Незваных гостей быстро заставили поднять руки.
Уступать Фолкленды Англия никому не намерена. За эти холодные, забытые богом острова она готова драться.
Доктор Слэсар
Мы познакомились с ним, когда наш корабль входил в залив Баркли. Следом за долговязым лоцманом на палубу поднялся еще более высокий и худой мужчина в штатском. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Он очень походил на жюль‑верновского Паганеля. Длинная сутулая фигура, тощая жилистая шея с выпирающим острым кадыком и большая круглая голова. Лоб сократовский, выпуклый, но лицо узкое, продолговатое, с двумя глубокими извилистыми морщинами, идущими от крыльев носа к уголкам широкого тонкогубого рта. На костистом с горбинкой носу неуклюжие очки; сквозь стекла светятся очень подвижные серые глаза. Взгляд удивленно‑рассеянный. Внешнему облику Паганеля не соответствовала только одежда. На нем было зауженное в талии темное пальто, накрахмаленная белая рубашка и завязанный крупным узлом шелковый серый галстук с малиновой стрелкой. Тщательно отутюженные серые брюки, тупоносые ботинки. В левой руке он держал замшевые перчатки под цвет обуви. Для полного впечатления не хватало цилиндра и трости. Он был без головного убора. Взлохмаченные ветром, редкие седые волосы падали на лоб, вихрились на макушке, серебристыми перышками торчали за ушами, и от этого весь его респектабельный вид, как сказал бы художник, «не смотрелся». Милый, простецкий, чуточку растерянный Паганель.
За лоцманом в рулевую рубку он не пошел, остановился на палубе, где собрался почти весь экипаж корабля. Улыбнувшись, неожиданно сказал по‑русски:
– Здравствуйте, товарищи!
Вряд ли мы были бы больше поражены, если бы услышали русскую речь на тихоокеанском атолле. Здесь, на сумрачных Фолклендах, это казалось еще более невероятным.
Видя наше изумление, живой Паганель смутился:
– Я исполнять обязанность карантинный врач. Доктор Слэсар – это есть я. – Слова он выговаривал старательно, но с согласованием у него не все ладилось. – Я понятно говорить?
– Да, да, конечно, вы говорите прекрасно. Нам просто не верится, что мы слышим русскую речь.
В его глазах вспыхнула радость.
– О, русский язык я говорить шибко немножко!
В этот момент на палубу, запыхавшись, выбежал наш судовой врач, Залман Аронович.
– Что вы держите человека? Это же карантинщик, я должен решить с ним массу вопросов. Гуд дэй, коллега! Плиз. – И жестом указал ему путь к судовому лазарету.
Потом, уже в бухте, проводив доктора Слэсара на берег, Залман Аронович сообщил мне:
– Вы знаете, этот Слэсар пригласил меня завтра на ужин. Я сказал ему, что со мной будет мой ассистент. Вы знаете, о ком я говорил? Я говорил о вас.
– Я ваш ассистент?!
– А что?
– Какой же я ассистент? Между прочим, он уже видел меня в матросской робе.
– Ну и что? Вы думаете, он помнит, кого видел? Это была одна секунда. Он запомнил меня, потому что я его коллега. Вы знаете, кто он? Он главный врач больницы. Портовый карантин для него, как для моей бабушки Парижская академия.
– Но, Залман Аронович, это же смешно – ассистент! Лучше бы вы представили меня корреспондентом «Медицинской газеты». По крайней мере я был им.
– Кому это надо? Вы ничего не понимаете. На советском корабле работает врач и он имеет ассистента. Солидно! Скажите мне спасибо, я вам делаю материал, вы напишете целую «Белую акацию»!
В чужой дом в чужой стране входишь всегда с волнением и тайной робостью. Там, за этим порогом, интимный мир человека, которого до конца, кажется, никогда не узнаешь. Обитель непостижимого. И невольно улыбнешься, заметив вдруг что‑то давно знакомое.
Цветы. Хризантемы, гвоздики, астры… Такие же, как везде. Только тут они растут на веранде в больших деревянных ящиках.
Веник, совок для мусора, затоптанный ворсистый половик. В углу на грубоватом табурете ведро с водой и высокая медная кружка. Как в украинских сенях.
На веранде доктор Слэсар сказал:
– Я есть… Как это, если без женщина?
– Холостяк.
– Йес, холостяк. Прошу не обращай внимание, если не шибко комфорт.
Скромничал он зря. Чистоте и комфорту в его квартире могла бы позавидовать любая женщина. Все выскоблено, вымыто, нигде ни соринки. И ничего лишнего.
В доме три комнаты: гостиная, спальня, столовая. Отдельная дверь из прихожей ведет на кухню, в которую из столовой прорублено небольшое квадратное окно, чтобы не носить еду через прихожую.
Обстановка гостиной тяжеловесна, но выдержана в определенном стиле и для просторной комнаты с высокими потолками вполне подходит. Светлые палевые обои и такого же цвета гардины приятно гармонируют с неяркими малиновыми коврами и вишневой полированной мебелью. Справа от двери углом стоит сервант с богатой коллекцией китайских фигурок из слоновой кости. Слева столик с напитками и еще один сервант с китайской резьбой. У противоположной стены – камин и два книжных шкафа. Сразу видно, что хозяин увлекается Антарктикой. Солидные академические издания трудов Скотта, Шеклтона, Борхгревинка, Джемса Росса, Беллинсгаузена. Много книг современных исследователей Антарктики, в том числе и советских. На особом месте труды знаменитого английского ученого Слэсара Моара, принимавшего участие в антарктических экспедициях Шеклтона. Позже наш хозяин сказал нам, что Слэсар Моар его родной дядя.
Возле камина – столик для сигарет, полукруглый кожаный диван и два кресла.
Предложив нам присесть, хозяин извинился, что на минутку должен нас покинуть. Он вернулся с деревянным китайским подносом, на котором стояли стаканы и три серебряных рюмки.
– Виски, черри, водка?
У Залмана Ароновича блеснули глаза.
– Вы имеете водку? Настоящую?
Хозяин довольно заулыбался.
– О да, без дефект! Из Лондона я получать водка, сделанная в Ленинград. Для меня это есть шибко крепко, я пить черри энд вермут.
Он явно собирался нас ошеломить. Серебряные рюмки оказались серебром старинной русской чеканки. На каждой рюмке славянской вязью выгравировано: «Выпьем. Закусим. Завтра поправимся». На внешней стороне донышка еще надпись, мельчайшая: «Новгород. В лето 1761».
Старинная русская чеканка по серебру встречается очень редко, и за границей ценится дороже золота. Сначала я решил, что это подделка, но хозяин показал нам убедительный документ. Покопавшись в книжном шкафу, он достал оттуда плотный лист бумаги с гербовой печатью: заключение экспертов, подтверждающих, что да, рюмки сделаны в Новгороде в 1761 году.
В камине жарко пылал торф. Я сидел в мягком кресле, курил и, полузакрыв глаза, наслаждался тишиной. Ни дрожащего стука корабельных машин, ни качки, ни буханья волн. Тишина.
Отблески огня плясали на лицах.
Доктор Слэсар рассказывал, как он попал на острова. Оказывается, всему виной эти серебряные рюмки.
Родился и вырос он в Лондоне. Получив медицинское образование, несколько лет работал в клинике, готовил диссертацию по нейрохирургии. Довести ее до конца не успел: началась война. Четыре года воевал, потом английский армейский госпиталь в Берлине.
В Германии встречался с русскими и заочно полюбил Россию, стал изучать русский язык. Его учителем был немецкий врач, который коллекционировал русские матрешки. Русскими сувенирами увлекся и доктор Слэсар. Постепенно это перешло в страсть. Когда, вернувшись в Англию, он однажды увидел в антикварном магазине старинное русское серебро, сразу же решил его купить, хотя сервиз (небольшое блюдо, кувшин и шесть рюмок) стоил полторы тысячи фунтов стерлингов – цена автомобиля типа нашей «Волги».
Наличными у него оказалось только триста фунтов – все, что скопил за время работы в госпитале. Остальное хозяин магазина согласился получить через год. Чтобы быстрее расплатиться с антикваром, Слэсар завербовался судовым врачом на «Атланту» – экспедиционный корабль Королевского общества по изучению Антарктики. Конечно, он не думал об опасностях. Ему, тогда еще молодому человеку, рейс в Антарктику казался романтической прогулкой, сулившей к тому же немалую выгоду: за одиннадцать месяцев плавания судовому врачу полагалось почти три тысячи фунтов стерлингов.
Южнее Фолклендских островов, уже на обратном пути, старая «Атланта» в жестокий шторм столкнулась с айсбергом. Корабль получил большую пробоину и быстро начал тонуть. Команда сумела спустить шлюпки, но пищу и пресную воду взять не успели. Потерпевшим крушение повезло: на второй день шторм утих. Можно было осмотреться и что‑то предпринять. К счастью, среди них нашлись опытные рыбаки. Из шлюпочного стального троса и клочков красного шерстяного шарфа смастерили несколько неплохих «самодуров».
До Восточного Фолкленда (он был ближайшим островом) добирались две недели. Сырую рыбу ели и высасывали из нее сок вместо воды.
В Порт‑Стэнли экипаж затонувшей «Атланты» положили в госпиталь. От сильного истощения и всего пережитого потерпевшие крушение едва держались на ногах. Многие нуждались в серьезном лечении. Доктор Слэсар тоже. Последние три дня он лежал в шлюпке с воспалением легких. Но врача на Фолклендах не было. Весь медицинский персонал госпиталя представляли две санитарки и молоденькая фельдшерица.
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 147; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!