ДОБРЫЙ МОЛОДЕЦ – ЛИПОВЫЙ ЦВЕТ 10 страница



 

День настал, дивится дева: занавес разорван грубо,

Видит в зеркале — в укусах обескровленные губы,

И, печально улыбаясь, говорит сама с собою:

«Збурэтор черноволосый ночью приходил за мною».

 

 

III

 

Пусть о девах каждый судит, совесть как кому подскажет,

Но царевна так похожа на влюбленную в себя же:

Так Нарцисс, увидев как-то над ручьем себя склоненным,

Тут же стал, в себя влюбившись, и любимым и влюбленным.

Если б кто-нибудь увидеть мог, как юная девица,

Позабывши все на свете, странно в зеркало глядится,

Как вытягивает губы и сама к себе взывает,

Будто всех себе дороже и иных людей не знает,

Го ему в одно мгновенье, без сомненья, стало б ясно,

Что царевна догадалась: боже, как она прекрасна.

Идол! Умопомраченье! — большеглазый и кудрявый,

Ты для сердца юной девы идеалом стал, лукавый!

Про себя что шепчет дева, когда видит с удивленьем

С головы до самых пяток собственное отраженье?

«Збурэтор ко мне явился — это был чудесный сон,

Сжала я его в объятьях так, что чуть не умер он...

Потому, когда ищу я отраженье в зеркалах,

Руки тщетно простираю, одинокая, впотьмах,

Если в волосы златые кутаюсь, как в легкий шелк.

Целовать его хочу я, жажду, чтобы он пришел.

Боже, как пылают щеки и от страха не вздохнуть:

Неужели не придет он, чтоб упасть ему на грудь?

Если он пристрастен к взгляду и румянцу моему,

Значит, счастье неземное подарить могу ему.

Дорога сама себе я, ибо я любима им...

Тише! Будь благоразумна, не болтай про то другим,

Даже и ему, который мог прийти ко мне шутя,

Он ведь женщины нежнее и лукавей, чем дитя».

 

 

IV

 

Збурэтор к ее постели стал являться что ни ночь.

Поцелуй волшебный сразу гонит сон от девы прочь,

Но лишь к двери принц подходит, собираясь удалиться,

Вся в слезах с мольбой смиренной обращается девица:

— О побудь, побудь со мною, чернокудрый, сладкогласный,

Збурэтор, на тень похожий, бесприютный и несчастный!

Потому и одинок ты, что тебя неверье губит:

Ты не чаешь встретить душу, что навек тебя полюбит.

Ты, как тень, неуловимый, взгляд твой полон скорбной власти.

О, глаза прекрасной тени, смилуйтесь, меня не сглазьте!

 

Он садится с нею рядом, стан прелестный обнимая,

Дева пылкими устами шепчет, чувства изливая.

— О шепчи, шепчи, — он просит, — чтобы сердцу стало легче,

Преисполненные смысла, но бессмысленные речи.

Яркой молнией сверкает жизни сон передо мной,

Если до руки округлой я коснусь своей рукой.

Коль, ко мне прижавшись, слышишь ты мое сердцебиенье,

Коль твои нагие плечи я целую в нетерпенье,

Если я твое дыханье жадно пью своим дыханьем,

Если чувствую, как сердце полнится одним желаньем,

Если лбом своим горячим ты к щеке моей прильнешь

И косою золотою мою шею обовьешь,

Если тянешься губами, робко веки опуская,

Я тогда безмерно счастлив — выше счастья я не знаю!

Ты!.. но как тебя назвать мне? — нету слова наготове,

Выразить, как дорога ты, не могу в едином слове! —

Много надо бы сказать им, только речь на ум нейдет —

Поцелуями друг другу закрывают крепко рот

И в объятьях друг у друга до того они счастливы,

Что и вовсе не до слов им, лишь глаза красноречивы.

От стыда краснея, дева закрывается рукой

И нахлынувшие слезы хочет вытереть косой.

 

 

V

 

Стали щеки восковыми — были кровью с молоком,

Извелась и похудела — перережешь волоском.

Золотистою косою вытирает слез поток,

В сердце бедном безнадежность, а душа полна тревог.

От окошка не отходит, целый день сидит молчком,

Стоит только взор поднять ей, как подкатит к горлу ком.

Смотрит — жаворонок звонкий в небесах парит опять.

Как бы с ним хотелось деве принцу весточку послать.

Скрылась птица... омрачился снова напряженный взгляд.

Искривленные страданьем, губы тонкие дрожат.

Ты смотри, глаза не выплачь — небесам они сродни,

Светлых слез не трать напрасно — тайну глаз хранят они.

Звезд серебряные капли твердь небесная роняет.

Синева же поднебесья эти слезы собирает.

Если слезы все исчезнут, оголится небосвод —

Кто тогда единым взглядом мир подлунный обоймет?

Невозможно сопоставить с ночью звездной, ночью лунной

Ночь могильную и склепа свод холодный и чугунный.

Пусть порою служат слезы украшеньем красоты,

Но иссякнет их источник, и какою станешь ты?

Слезы горькие смывают нежный розовый румянец,

Изъязвляют, разъедают белоснежной кожи глянец.

Очи, схожие мерцаньем с темно-синими ночами,

Так легко и просто выжечь бесполезными слезами...

Изумруд в уголья бросить — сыщется ль такой глупец, —

Чтоб извечный блеск утратил он, потрескавшись вконец?

И красу сожжешь, и очи... Пропадет ночей отрада,

Не узнав, что мир утратил. Так не плачь, не плачь, не надо!

 

 

VI

 

Царь с клокастой бородою, будто с гребнем незнакома.

Ни зерна в башке спесивой, только плевел да солома.

Что, приятно одиноким бытьтебе, старик бездарный,

Тяжело вздыхать о дочке да сосать мундштук янтарный?

Сладко мерить половицы в доме шагом надоедным?

Был богатым ты несметно, стал теперь несметно бедным.

Выгнал сам ее из дома, чтобы по миру пошла.

Чтобы в хижине убогой сына-принца родила.

Не ищи ее напрасно, рассылая в мир гонцов,

Не найдет никто на свете, где она сыскала кров.

 

 

VII

Вечер серенький, осенний. Возле берега пруда

Камыши едва колышет тоже серая вода.

А в лесу немолчный шорох, будто тихо лес вздыхает,

Это лист увядший с веток неизбежно облетает.

 

Лягут листья, как сугробы, милый лес мой станет редким,

Только ветерок пугливый будет пробегать по веткам.

Да глядеть на лес печальный полнолицая луна,

Да журчать не перестанет в речке мелкая волна.

 

По извилистой тропинке кто спускается долиной?

Збурэтор идет, бросая на округу взгляд орлиный.

Семь уж лет, как не являлся молодец черноволосый,

Позабыл уже, наверно, о невесте златокосой.

 

Видит мальчика — босые ноги быстро семенят:

На лугу собрать не может разбежавшихся гусят.

— Здравствуй, мальчик! — Будьте здравы, незнакомый

                                                                                           господин!

— Как зовут тебя, парнишка? — Так же как отца Кэлин.

Чей я сын? — спросил я как-то и ответила мне мать:

«Збурэтор — родной отец твой, а его Кэлином звать».

Принц услышал, сразу к сердцу кровь прихлынула волной:

Пастушонок при гусятах — это сын его родной.

Быстро в хижину он входит, на скамье совсем не ярок

В черепке от старой плошки теплится свечной огарок,

На поду потухшей печи на золе пекут лепешку,

Шлепанцы — один за дверью, а другой возле окошка.

Старая, со ржавым скрипом, тут же мельница ручная.

Кот мурлыкает в подпечке, словно гостя зазывая.

Пред иконой закопченной со святым под клобуком

Светит тусклая лампадка чуть заметным огоньком.

А на полке под иконой базилик сухой и мята,

От которых воздух в доме преисполнен аромата.

На печурке и по стенам, чисто выбеленным мелом,

Нарисованные углем пастушонком этим смелым

Поросята — хвост крючочком, палки вместо ног торчат.—

Что куда б полезней было для самих же поросят.

Не стекло, пузырь бычачий вставлен в узкое окошко,

Чтобы свет неяркий, желтый проходил хотя б немножко,

В полутьме избушки бедной, обратясь к окну лицом,

На кровати деревянной спит царевна крепким сном.

Принц садится рядом с нею, лоб ей гладить начинает.

Он, вздыхая, ее нежит, с болью он ее ласкает,

Шепчет сладостное имя, и, как будто покрывало,

Занавес ресниц царевна поднимает вверх устало.

Поглядела удивленно... неужели это снится...

Улыбнуться б, но не верит, громко вскрикнуть, но боится.

Он к груди прижал царевну, приподняв ее с постели.

Сердце бьется громко-громко, миги длятся еле-еле,

А она все смотрит, смотрит, слово вымолвить не в силах, —

Страх в глазах пред этим чудом, и веселых, и унылых.

Но потом на пальчик тонкий навивает локон черный

И лицо стыдливо прячет на груди его просторной.

Узел развязав, снимает он с волос ее платок

И целует на затылке золотистый завиток.

Взяв ее за подбородок, в синем взоре ловит грусть,

И уста с устами слившись, радость пьют из сладких уст.

 

 

VIII

 

Если медный лес минуешь, издали пленяет вид

Белоствольных рощ и слышишь — лес серебряный звенит.

Белые, как кипень, травы там растут у родника,

Синие цветы колышет дуновенье ветерка.

Кажется, и у деревьев скрыты души под корой —

Слышен их волшебный голос, ропот, вздохи за листвой.

Средь серебряного леса в полутьме журчит струя —

На камнях дробясь, мерцают волны быстрого ручья.

Он с крутой горы сбегает, вниз стремится с высоты,

А вокруг него теснятся равнодушные цветы.

Где среди камней замшелых разольется озерцо,

Там луна, над ним склонившись, разглядит свое лицо.

Хоровод из пчел усердных, мотыльков игривых стая

Суетится над цветами, мед пахучий собирая.

Воздух полон ароматов и прохладою лесной,

И гудит народ крылатый, праздник празднующий свой.

 

Возле озера лесного с полусонными волнами

Длинный-длинный стол накрытый ярко освещен свечами,

Ведь сюда со всего света все цари и все царицы

На веселой пышной свадьбе собрались повеселиться.

Тут и витязи, и змеи со стальною чешуей,

Звездочеты и Пепеля, пересмешник записной.

Вот король, суровый свекор, сел на кресло вроде трона,

С бородой густой, холеной, на главе его корона,

Держит скипетр, восседая на подушке, нем и глух.

Веткой машет паж, спасая от жары его и мух.

Вот из леса появился и Кэлин с царевной вместе,

Пожимая чуть заметно руку нежную невесте.

На глазах ее слезинки, но как яблочко румяна,

Под широким шлейфом белым шелестит травой поляна,

А распущенные косы, достигая до земли,

Плечи юные, нагие, как фатою облекли.

И спокойна, и достойна, гордо дева выступает,

В волосах цветочек синий, а во лбу звезда сияет.

Свекор пригласил садиться, стол окинув строгим взглядом, —

Во главу как свата — солнце и луну как сватью — рядом.

Все расселись и по чину, и по возрасту, не споря.

Заиграли тихо скрипки, зазвучали кобзы, вторя.

 

Что за шум, однако, слышен, будто бы пчелиный гуд?

С удивленьем смотрят гости: что? откуда? — не поймут.

Наконец-то разглядели паутину, что висит,

Словно мост, между кустами, на мосту народ шумит:

Муравьи бегут проворно, волочат с мукой мешки,

Чтоб испечь для свадьбы хлебы, калачи и пирожки.

Пчелы тащат бочки меду, золотистую пыльцу —

Жениху кует кузнечик и невесте по кольцу.

Вот и свадьба появилась, во главе ее сверчок,

Блохи на стальных подковках пляшут, не жалея ног.

Майский жук в кафтане пышном, сам солидный и пузатый,

Сонно в нос бубнит чего то, словно впрямь он поп завзятый.

Впряжены кобылки цугом, и в ореховой скорлупке

Мотылек-жених проехал, врозь усы, поджавши губки.

А за ним как повалили разных видов мотыльки —

Легкомысленные парни, шутники и остряки,

Комаришки-музыканты и другой честной народ,

А фиалочка-невеста жениха за дверью ждет.

 

Вдруг на царский стол накрытый скок сверчок.

                                                                   Он, дружка спорый.

Приподнялся на две лапки, поклонился, звякнул шпорой,

Застегнул кафтан, расшитый золочеными шнурами,

И сказал: «Уж извините — наша свадьба рядом с вами!»

 

1876

 

Я ИДУ ЗА МИЛОЙ СЛЕДОМ...

/Перевод М. Петровых/

Я иду за милой следом

В темной чаще, в глухомани.

Чуть приближусь к ненаглядной —

Прерывается дыханье.

 

Еле выговорил слово,

Что огнем души согрето, —

Смотрит мимо дорогая,

Не давая мне ответа.

 

Подхожу к ней ближе, ближе,

Уговариваю нежно —

Озирается пугливо,

Отстраняется поспешно.

 

Изогнулась, вырываясь,

Чуть я обнял стан прелестный;

Жарких рук не размыкаю,

К сердцу привлекаю тесно.

 

То ль не рада, то ли рада

Мне на грудь она склониться.

Без конца целую губы

И смеженные ресницы.

 

Крепче к сердцу прижимаю,

Даже дух перехватило.

Отчего грустит, спросил я,

Неужели разлюбила?

 

И она мне отвечает,

Озарив сияньем глаз:

— Ты мне дорог бесконечно,

Только дерзок ты подчас.

 

1876–1877

 

В РОЩУ ВДРУГ ОНА СВЕРНУЛА

/Перевод И. Миримского/

В рощу вдруг она свернула,

Я тихонько вслед за нею...

Вот она стоит потупясь,

Я глаза поднять не смею

 

И, вздохнув, скачал я что-то,

А потом вздохнул я снова.

Но она глядит в сторонку

И в ответ хотя бы слово.

 

Я все ближе, все смелее...

Сам не знаю, что со мною.

А она слегка зарделась,

Отстранив меня рукою.

 

И, обняв ее за плечи,

Нежно ей смотрю в глаза я,

Но она отводит взоры,

Из объятий ускользая.

 

Словно рада и не рада.

Как ее поймешь такую...

Я ее целую в губы

И в глаза ее целую.

 

К сердцу страстно прижимаю,

Сердце бьется, замирая.

— Хорошо тебе со мною?

Любишь ты меня, родная?

 

И она сказала тихо:

— Я люблю тебя, не скрою. —

И добавила с улыбкой: —

Только дерзок ты порою.

 

1876–1877

 

POVESTEA CODRULUI

 

Împărat slăvit e codrul,

Neamuri mii îi cresc sub poale,

Toate înflorind din mila

Codrului, Măriei sale.

 

Lună, Soare şi Luceferi

El le poartă-n a lui herb,

Împrejuru-i are dame

Şi curteni din neamul Cerb.

 

Crainici, iepurii cei repezi

Purtători îi sunt de veşti,

Filomele-i ţin orchestrul

Şi izvoare spun poveşti.

 

Peste flori, ce cresc în umbră,

Lângă ape pe potici,

Vezi bejănii de albine,

Armii grele de furnici...

 

Hai şi noi la craiul, dragă,

Şi să fim din nou copii,

Ca norocul şi iubirea

Să ne pară jucării.

 

Mi-a părea cum că natura

Toată mintea ei şi-a pus,

Decât orişice păpuşă

Să te facă mai presus;

 

Amândoi vom merge-n lume

Rătăciţi şi singurei,

Ne-om culca lângă izvorul

Ce răsare sub un tei;

 

Adormi-vom, troieni-va

Teiul floarea-i peste noi,

Şi prin somn auzi-vom bucium

De la stânele de oi.

 

Mai aproape, mai aproape

Noi ne-om strânge piept la piept...

O, auzi cum cheam-acuma

Craiul sfatu-i înţelept!

 

Peste albele izvoare

Luna bate printre ramuri,

Împrejuru-ne s-adună

Ale Curţii mândre neamuri:

 

Caii mării, albi ca spuma,

Bouri nalţi cu steme-n frunte,

Cerbi cu coarne rămuroase

Ciute sprintene de munte —

 

Şi pe teiul nostru-ntreabă:

Cine suntem, stau la sfaturi,

Iară gazda noastră zice,

Dându-şi ramurile-n laturi:

 

— O, priviţi-i cum visează

Visul codrului de fagi!

Amândoi ca-ntr-o poveste

Ei îşi sunt aşa de dragi!

 

СКАЗКА О ЛЕСЕ

/Перевод И. Миримского/

Лес — великий самодержец,

Престарелый, многославный,

Сколько подданных ютится

Под его рукой державной!

 

Герб его — Луна и  Солнце.

День и ночь скользят, как тени,

Фрейлины и царедворцы

Из сословия оленей.

 

Зайцы-вестники разносят

Королевские указы,

Соловьи воют кантаты,

Родники лепечут сказы.

 

Муравьи — солдаты леса —

На тропинках маршируют,

Средь цветов благоуханных

Пчелы весело пируют.

 

В старый лес, в прохладный сумрак

Мы пойдем с тобой, малютка.

Там поймешь ты, что на свете

И любовь и счастье — шутка.

 

Что в тебе сама природа

Все уменье проявила:

Ты своей красой волшебной

Всех подруг своих затмила.

 

По нехоженым дорожкам

Закружим в дремучей чаще,

Отдохнем под сенью липы,

У воды, в траве журчащей.

 

Под напев свирели дальней

Мы с тобой уснем, как дети.

Легкий ветер нас осыплет

Снегом липовых соцветий.

 

Ты к груди моей прижмешься,

Разметав льняные кудри.

Лес — великий самодержец —

Созовет совет свой мудрый.

 

И луна взойдет на небе,

Сквозь листву роняя блики.

Нас обступит в изумленье

Двор великого владыки:

 

Лось — вельможа величавый,

Старый зубр — советник верный,

Благородные олени

И мечтательные серны.

 

«Кто они? Такие гости

В царстве леса очень редки».

Наша липа им ответит,

Приподняв густые ветки:

 

«О, смотрите, как им вечер

Грезы леса навевает!

Как они друг друга любят!

Только в сказке так бывает».

 

1878

 

ЛЕСНАЯ СКАЗКА

/Перевод Ю. Кожевникова/

Лес — преславный император, —

Сколько тварей без различья

Множится и процветает

Милостью его величья.

 

Царедворцами Олени

У него, а гордый герб

Неизменно украшают

Солнце, Звезды, Лунный серп.


Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 85; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!