ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. УПРАВЛЕНИЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА, ОТДЕЛ ОПЕРАЦИЙ.
— Сезам, откройся!
В тот день, в офисе Генерального штаба члены каждой секции были на взводе, но не могли подавить свое волнение. Тем не менее, они суетились, выполняя свой долг, чтобы подготовиться к тому, что будет дальше.
Весь Генеральный штаб был окутан атмосферой возбуждения и нервозности, которая предшествовала крупной операции, но оперативный отдел разразился, услышав новости об успехе операции “Шок и Трепет”.
Неожиданный план, взорвать штаб Республиканской армии на Рейнском фронте... Результат, который заставил всех удивиться тому, как прекрасно его выполнили. Все это было благодаря умелой работе 203-го воздушного магического батальона.
Так что для генерал-майора фон Рудерсдорфа, который с улыбкой прочитал телеграмму об успехе, все начиналось отлично. Пессимисты говорили: "Ну что ж, по крайней мере мы приведем их штаб в замешательство...”, но тут был приятный результат, который он узнал от этого негодяя.
Зеттюр, ты негодяй. Какого же питомца ты вытащил из своего кармана. Даже Рудерсдорф был в таком восторге, что на краткий миг ему захотелось забыть о приличиях, ударить в пивную и заорать: Ура!
Благодаря оперативному обеспечению отдела обслуживания необходимым оборудованием и персоналом для проведения операции “Шок и Трепет”, операция “Отмычка” шла практически полностью по плану.
Вот почему Рудерсдорф недоумевал, что заставляло его брата по оружию так волноваться, когда его вызвали на срочное совещание или что-то в этом роде.
|
|
|
— Только что получил важное сообщение из Министерства иностранных дел. Мы получили официальное уведомление от Содружества через посольство.
— Ультиматум?
— Нет, скорее наоборот. Видимо, они заняли странную позицию: “пришло время для международного сотрудничества по восстановлению мира!”
Он вздохнул. Рудерсдорф мог понять неловкость получения предложения о мирных переговорах прямо в тот момент, когда они готовились к крупному наступлению.
— Они хотят способствовать миру? Затруднительно...
— Именно. Их запрос крайне проблематичен. Предположительно, они хотят, чтобы мы ответили на их предложение мира, но условие, которое они дали — это restitutio in integrum4. И, по-видимому, они требуют ответа в течение недели.
Но условие, о котором упоминал генерал-майор фон Зеттюр, было настолько неожиданным, что даже Рудерсдорф удивился. Восстановить ситуацию в том виде, в каком она была до войны?
— Restitutio in integrum? Я не хочу этого говорить, но это значит, что вся наша тяжелая работа будет напрасной. Они, должно быть, шутят! О мире на этих условиях не может быть и речи. Если бы мы собирались согласиться на это, то почему бы нам не раз, а два ликвидировать угрозы в нашем регионе? Я никогда больше не хочу видеть границы, установленные Лондиниумским договором.
|
|
|
Рудерсдорф был несколько озадачен странным выбором времени для этого уведомления от Содружества, но условия договора стерли его замешательство, и он грубо ответил:
— То есть они говорят нам восстановить нашу национальную безопасность в том виде, в каком она была до начала конфликта?
Он понимал, что их просьба была основана на теории баланса сил. Другими словами, это предложение было только тем, что Содружество хотело для себя.
Конечно, Рудерсдорф понимал причину этого, как дипломатическое движение во имя собственных интересов страны. Но даже предвзятость имеет свои пределы. Его взгляд говорил: нет никакой возможности, что они написали это в шутку?
Но у другого мужчины было такое же озадаченное выражение лица.
И тут Рудерсдорф наконец понял, почему у него такое странное выражение лица. В конце концов, им было предложено глупое дипломатическое предложение, написанное в абсурдно своекорыстном тоне. Неудивительно, что он растерялся.
— Да, но если мы их проигнорируем, то они могут вмешаться. Похоже, что часть флота Содружества уже начала маневры. В настоящее время я расспрашиваю Флот открытого моря5 об их передвижениях...
|
|
|
Но за его озадаченным выражением лица скрывалось непонимание мотива послания Содружества.
Он понятия не имел, о чем думают власти Содружества. Объявление было пропитано эгоизмом, из-за которого казалось, что писатели изо всех сил стараются показать, какую своекорыстную нацию они представляют. Но Империя не знала, какие мысли вошли в черновик.
Для Империи было бы трудно проглотить просьбу вернуть все так, как было до войны. Единственным возможным ответом было "нет"; Короче говоря, если предложение было сделано с расчетом на отказ, это означало, что Содружеству нужен предлог для нападения на Империю.
Но тогда почему бы просто не поставить ультиматум?
Или, вернее, неужели эти скупердяи действительно сунутся в континентальную войну, где им ничего не светит? Никто не был уверен в этом пункте. К тому же информация, что часть их флота была в движении. Цели Содружества было невозможно понять.
Эти несоответствия заставили Зеттюра задуматься, и он не мог найти способ хорошо объяснить ситуацию, даже самому себе.
— По крайней мере, пока мы не подтвердили мобилизацию каких-либо сухопутных войск. Так может это просто дипломатическое позерство? Ведь не было никакого ультиматума, верно?
|
|
|
— Нет, ничего подобного мы не получали. И никаких признаков мобилизации. Чего добивается Содружество, делая такое предложение?
— Может быть, корень кроется в их внутреннем положении? Возможно, они хотят обойти парламент и уклониться от требований своей внутренней политики, в этом есть хоть какой-то смысл.
— Значит единодушное мнение. Во всяком случае, ничего хорошего из этого не выйдет. Мы просто должны выполнить свой долг. Так что жребий брошен, а? Нет, я полагаю, мы пересекли рубикон6 в тот момент, когда стали приманкой для Низин.
Но в конце концов, даже если они были в замешательстве, и Зеттюр, и Рудерсдорф знали, что у Империи не так уж много вариантов. В этом случае их задача состояла в том, чтобы просто выбрать лучший вариант для текущей ситуации.
Они понимали, как глупо отвлекаться на посторонний шум и терять из виду свой долг. Это были солдаты и офицеры Генерального штаба Императорской армии. Их работа заключалась в том, чтобы продвигаться вперед, так что им больше ничего не нужно было делать.
— Совершенно верно. Нерешительность приведет к падению Рейха. Мы можем только двигаться дальше.
Чтобы поймать Республиканскую армию в их вращающуюся дверь7, они провели реорганизацию линий, несмотря на значительное сопротивление. Приманкой было то, перед чем враг не мог устоять. Вот почему машут красной тряпкой западного промышленного района перед разъяренным быком Республики, чтобы заманить его на место убийства.
Если они не убьют быка одним ударом, то забодают его до смерти.
— Даже если Содружество вступит в войну, сколько дивизий у них будет на передовой? Вероятно, они смогу развернуть меньше десяти.
По мнению Рудерсдорфа, это не могло оказать большого влияния на Рейнский фронт, даже если они вмешаются, поэтому он не видел причин для беспокойства.
— Мы можем только прикидывать но семь или восемь дивизий, плюс дивизия или две кавалерии максимум. Плюс несколько бригад. О, и у них также есть немного военно-воздушных сил, способных поражать наземные цели.
— Если это все, то, честно говоря, они не представляют особой угрозы. Если они нападут, все, что нам нужно сделать, это вызвать полицейских и арестовать их по подозрению в нарушении иммиграционного законодательства.
Честно говоря, в численном отношении армия Княжества Дакии представляла большую угрозу. Содружество было островным государством. Империи было трудно добраться до них, но верно и обратное.
Если бы такая страна захотела вмешаться, ей пришлось бы перевозить войска морем. Предположим, эти войска действительно проделали такой долгий путь по воде. Масштабы постоянной армии Содружества были просто недостаточно велики, чтобы представлять серьезную угрозу.
Даже щедрая оценка имеющихся у них войск давала им десять дивизий. Пехотные части Содружества могли действовать как угроза только на тактическом уровне. На Рейнском фронте, где сражалось более ста дивизий, десять — это еще ничего, но... все равно их только десять.
Этого было недостаточно, чтобы представлять угрозу на оперативном уровне, не говоря уже о стратегическом.
— Конечно, в случае сухопутной армии это правда, но разрыв в силе между нашими флотами неоспорим. Это будет головная боль, если они наложат на нас блокаду.
— Эй, ты это серьезно, Зеттюр? Если бы они могли просто продолжать блокаду, это было бы сюрпризом. Я не знаю, как долго ты хочешь продолжать эту войну, но я хочу ее закончить. Мне надоело получать жалобы на заменитель кофе.
По правде говоря, Содружество все еще оставалось беспокойной державой. Не было никакого способа напасть на них, не пройдя мимо Королевского флота, которым они так гордились. Конечно, Имперский флот стыдился этого, но хотя он мог сражаться так же хорошо или лучше, чем Республиканский флот, исход битвы против флота Содружества был бы в лучшем случае жеребьевкой, даже если бы он привел все свои военные корабли к флоту Содружества. Если Содружество заберет корабли из своего флота на канале или те силы, которые оно направило в другие места, этого будет достаточно, чтобы Имперский флот уступил.
С другой стороны...
Вот и все.
Не сделав ни одного завершающего движения, они могли смотреть друг на друга так долго, как хотели, но они не придут ни к чему, кроме бесконечного тупика.
— Давай закончим с этим.
— Да, я, конечно, хотел бы закончить войну как можно скорее. Так... ты хочешь осуществить тот план?
— Именно. Вот почему я должен спросить вас о логистике... Зеттюр, вы не можете сделать что-нибудь для возобновления продвижения?
Рудерсдорф, который собрал все свои знания, чтобы составить план операции, был уверен, что слава и победа были в пределах досягаемости Имперской армии. Для него война против Республики была как беговая дорожка, и все, что оставалось, это беспрепятственно пробежать через ленту на финишной прямой.
Вопрос был в том, смогут ли они сохранить свои силы достаточно долго, чтобы сделать это.
— Генерал фон Рудерсдорф, я попросил кое-кого из моих сотрудников расчитать возможность. К востоку от Рейна я могу обещать все, что вам нужно, но если мы идем до Паризии8, нам придется преодолеть значительное расстояние. Я не могу гарантировать вам больше восьми снарядов в день.
— Это ужасно скупо.
— Кроме того, это число включает в себя только снаряды под 155 мм, и мы едва можем поддерживать это количество в течение короткого периода времени при оптимальных условиях. Наши линии снабжения приближаются к своим пределам.
— Никакой тяжелой артиллерии и только по восемь снарядов на орудие? Ты, должно быть, шутишь.
Число, которое назвал Зеттюр, было настолько возмутительным, что Рудерсдорф впился в него взглядом, не обращая внимания на ошеломленно глядящих в их сторону сотрудников.
Нет никакого способа вести войну с таким количеством снарядов.
Эти слова вертелись у него на языке.
— Если мы не можем использовать вражеские железные дороги, то вынуждены полагаться на лошадей и грузовики. Я уже объяснил все обстоятельства. Мы реквизировали все, что могли, у наших региональных групп армий и двух оккупированных территорий, но этого недостаточно.
— Я понимаю, как тяжело работает отдел обслуживания, но получить удар от реальности сурово. При таких обстоятельствах мы можем погибнуть, если это перерастет в артиллерийский бой. Если мы не сможем получить хотя бы сорок четыре снаряда на пушку в день...
— Не хватает лошадей. А еще у нас безнадежно мало сена. Даже если бы мы хотели получить его на земле, сейчас не тот сезон. Не хватает времени и на то, чтобы полевые инженеры прокладывали узкоколейку на ничейной земле. Мы будем загонять наших лошадей в землю, чтобы доставить даже эти восемь снарядов и продовольствие к линии фронта.
Рудерсдорф резко проглотил следующие слова. Именно Зеттюр говорил ему об этом, и этот факт не оставлял ему иного выбора, кроме как молчать, потому что он знал, что если Зеттюр говорил, что это невозможно, то глубины человеческой изобретательности уже были испытаны.
Если эту работу поручили кому-то другому, они, вероятно, не смогли бы выполнить и половины того, что обещал Зеттюр.
— Друг мой, я буду откровенен. Я согласен с вашим планом операции как таковой. Я не собираюсь отказываться от поддержки, которую могу оказать. Я сделал все возможное, и это мое самое лучшее число. Пожалуйста, пойми, что это предел того, на что мы способны.
— Ну хорошо. Тогда как долго мы можем действовать в таких условиях?
Таким образом, приняв крайнюю неприятность их суровой действительности, Рудерсдорф спросил, где проходит линия. Если это небольшое количество поставок может быть обеспечено в течение короткого периода времени, то как долго?
— Две недели. Если мы не слишком устанем, то, может быть, еще две недели, но после этого каждый должен молиться Богу так, как выхода не будет.
Рудерсдорф думал, что ограничение времени было суровым, но ему удалось найти в нем один луч надежды.
Если им удастся вывести из строя главные силы противника...
Если они вырвут у врага способность сопротивляться с корнем, то до конца следующего месяца проведут церемонию захвата дворца Паризии.
— Другими словами, Я хочу, чтобы вы поняли: если мы увязнем в окопной войне, наши линии снабжения будут парализованы. Наша армия специализируется на передвижении по внутренним линиям. - Недовольство Зеттюра ясно указывало на то, что
Имперская армия нуждается в улучшении.
— Предоставление материально-технического обеспечения для операции, выходит за рамки нашего организационного плана — таких как отправка войск на чужую территорию. Кошмар. Если бы вам удалось вытащить из воздуха лошадиный корм и железные дороги, мы могли бы сделать невозможное. Как бы то ни было, нам едва удается заставить пингвинов летать, поэтому, пожалуйста, поймите.
— Ладно. Мы совершим неудержимое наступление. Ты знаешь, хоть и говоришь, как учебник. Но когда дело доходит до продвижения, вы же можете обеспечить минимальные поставки для наступающих войск?
Единственным направлением движения было вперед.
И он верил, что отдел обслуживания, Зеттюр, может дать им минимум — самый минимум, который им нужен для этого.
— Только к Паризии. Я не алхимик. Не думайте, что я могу создать бесконечный запас золота. Кроме того, жесткая правда заключается в том, что маршрут слишком узкий, чтобы доставить снаряды. Если вы не сможете заманить и уничтожить основные силы Республиканской армии, вам придется отказаться от Паризии. Пожалуйста, имейте это в виду как офицер Генерального штаба.
— Конечно. И все же...неужели вы ничего не можете сделать с тяжелой артиллерией?
Рудерсдорф поймал себя на том, что просит об одолжении, хотя и понимал, что этим пользуется их дружба. Хотя бы чуть-чуть, пожалуйста.
— Не говори глупостей! Вы же сами сказали, что вражеские железные дороги будут в основном разрушены! Как мы должны перевозить тяжелые артиллерийские снаряды и пушки без поездов? Я повторяюсь, но лошади и так уже загружены под завязку. Если мы будем работать с ними еще усерднее, скорость истощения будет невыносимой. У армии нет никакой логистической свободы; фактически, восемь снарядов, которые я могу вам достать, я могу получить только потому, что мы реквизируем фермерских лошадей и запасы фуража у гражданских лиц. И кроме того - Зеттюр с досадой посмотрел на Рудерсдорфа, продолжая вполголоса: - практически вся наша тяжелая артиллерия замаскирована в Низинах! Так что давайте обойдемся без невозможных запросов!
Лично запросив сосредоточенное размещение этих орудий, Рудерсдорф не мог просить своего друга придумать что-нибудь еще.
— Знаю, знаю. Ах, я думаю, мы ничего не можем сделать. Придется поработать над повышением мобильности артиллерии.
— Ты имеешь в виду идею механизированной артиллерии? Да, с окопной войной нам пришлось сосредоточиться на существующих орудиях. Это хорошая возможность. Давай поговорим с “Оружейной Клюку”.
Рудерсдорф и Зеттюр согласились, что вопросы мобильности не только тяжелой артиллерии, но и артиллерии в целом стали вызывать беспокойство при рассмотрении вопроса о наступлении.
В окопной войне орудия с ограниченной подвижностью могли выдержать контратакующий огонь, скрываясь внутри своих позиций и бункеров. Но в полевом бою было крайне сложно быстро менять свои позиции. Нынешняя реальность заключалась в том, что их огневая мощь часто опаздывала в критических боях.
Если орудия не могли продвинуться вперед после того, как армия прорвалась через траншеи, пехота должна была сражаться без поддержки артиллерии. Даже если они обеспечивали магическую или воздушную поддержку, они не могли ожидать такого же уровня огневой мощи, как от больших пушек.
И все же Зеттюр повторил:
— Но не забывай. Это все только в том случае, если вращающаяся дверь вращается, как и положено.
Поэтому Рудерсдорф уверенно кивнул.
— Предоставь это мне. Сезам, откройся!
Это были волшебные слова.
Рудерсдорф втайне был очень доволен своей очень подходящей ключевой фразой для операции “Отмычка”. Они буквально взрывали траншеи, где напрасно складывали трупы, поскольку ни одна из сторон не могла прорваться. Они вскроют упрямую оборону Республики.
— Я вижу, у тебя все еще убийственно плохой вкус в броских фразах.
— Гораздо лучше, чем быть таким педантичным, не так ли? Главное, это легко понять. - Рудерсдорф действительно беспокоился, что внешние операции не очень заботились об этом. И все же он стукнул себя кулаком в грудь и сказал:
— Можешь на меня рассчитывать.
— Ну, “возрождение” тоже неплохо. Это древняя мудрость.
Туннели использовались для разрушения стен замка в те века, когда еще не было пушек. Теперь настало время применить это знание еще раз. Давайте научим этих высокомерных Республиканцев не насмехаться над древними идеями. Одна только мысль об этом радовала Рудерсдорфа.
— Самое главное — это принцип вращающейся двери. Итак, на чью сторону встанет история?
— На обе. Это будет исторически огромное оцепление. А теперь, господа, давайте покончим с этой войной.
***
Низины превратились в пустошь, когда Имперская армия отступила. В то время как левое крыло Восточной армии Республики продвигалось вперед, для продвижения своих линий фронта, части правого крыла все еще противостояли левому крылу Имперской армии, и все они устали от тупика.
Насколько они могли судить, все радио и официальные сводки освещали преследование противника на низменном фронте. Между тем их повседневная жизнь была наполнена однообразием тихих линий.
В самой передней траншее их беспокоили мелкие потасовки на нейтральной полосе и снайперы. В резервном окопе на обратном пути солдаты дулись из-за неизменного меню, вступая в бесполезные споры с логистом. И даже их штаб на фронте завидовал судьбе Сухопутных войск; его офицеры, охваченные раздражением и неловким нетерпением, сидели на совещаниях, не зная, что сказать. Никто не получал от этого удовольствия.
Что еще хуже, шептались о том, что Содружество вмешается, выступит посредником или, возможно, даже присоединится к войне в качестве союзника, и они слышали, что битва за уничтожение Империи близка. Было не очень приятно находиться так далеко от места действия в такое время.
В такой атмосфере не было редкостью видеть некоего офицера среднего ранга с особенно ворчливым выражением лица, твердо стоящего с сигаретой, зажатой в зубах так крепко, что казалось, он разорвет ее на куски.
Офицер, подполковник Вианто, излучал ауру ярости, которую он не мог скрыть из каждой части своего тела. По какой-то непонятной причине не было выхода этой энергии, и он кипел от гнева.
Он яростно протестовал против назначения нескольких магов, едва сбежавших из Арина в колонию для “реорганизации”, но ему мешала бюрократическая волокита, которая приводила его в ярость при одной мысли об этом, и начальство, уклонявшееся от принятия косвенной ответственности за трагедию в Арине.
Клянусь, эти засранцы ни черта не знают!
Вианто был так взбешен, что даже не заметил горечь сигареты, которую он раздавил во рту. Охваченный неистовым волнением, он ударил кулаком в стену. Его кулак был заряжен формулой, произнесенной бессознательно, оставляя отчетливые трещины в стене,но он все еще кипел.
Вот как сильно он возмущался своим нынешним положением.
Операция в Арине по нанесению ущерба тылу Империи поставила под угрозу материально-техническое обеспечение Имперской армии. Это было правдой. Так что он мог понять, почему начальство говорило об отступлении Имперской армии в результате этого.
Но...
Они должны были преследовать врага, как только тот отступит. Если бы они пошли за войсками Империи, то наверняка смогли бы добиться чего-то, возможно, даже чего-то столь же фантастического, как капитуляция Империи.
Но вместо этого враг ушел, и Республиканские войска двинулись, чтобы взять землю, оставленную позади, как нищие, принимающие жалость, которую начальство затем провозгласило победой. Вдобавок ко всему, когда Вианто осознал важность перевода своих магов, у него возникло желание выбивать из них десятки высших чинов.
Эти сукины дети! он кричал в своей голове. Они заставляли молчать всех, кто участвовал в восстании в Арине, или делали все, что было в их силах, чтобы увести их подальше от линии фронта. И все для того, чтобы скрыть тот факт, что их предсказания были слишком оптимистичными. Как убого!
Служба в тылу или пост в какой-нибудь колонии — это, наверное, мое ближайшее будущее, подумал он с усталым вздохом.
Он написал целую гору петиций в знак протеста.
И это я получаю за выполнение своей миссии? Абсурд! Я так больше не могу.
К сожалению, единственными людьми, которым он мог пожаловаться, были генералы из штаба фронта, к которому он принадлежал. Другими словами, они просто дадут ему волю, пока он не выдохнется.
Да пошло все.
Это было так глупо, что он не выдержал.
— Черт!
Он швырнул сигарету на землю, затем ногой в сапоге раздавил окурок с яростью человека, мстящего за свою мать, прежде чем попросить разрешения на полет из Центра управления воздушным пространством.
Он не мог просто стоять и тлеть.
Если я каким-то образом не останусь на линии фронта до тех пор, пока мы не победим Империю и не собьем этих засранцев с неба, я не смогу нормально попрощаться с моими мертвыми ребятами и людьми, которых мы не смогли защитить.
Он едва мог выдержать кипящее давление внутри себя, когда две стороны смотрели друг на друга сверху вниз.
Хуже всего, что из-за различных трудностей, которые добавляют трения любому продвижению, у них не было четкой картины положения наступающих частей, что было тревожно. Он знал по опыту, что линии связи наступающей армии сталкиваются с бесконечным парадом препятствий.
Как только вы удалились от железных дорог, связь стала более трудной. Тогда телефонные линии, которые полевым инженерам наконец удалось развернуть, будут разорваны всеми возможными способами, намеренно или нет — от взрыва вражеских снарядов до переезда дружественной кавалерии или грузовиков.
Враг будет излучать помехи на полную мощность, поэтому союзники также увеличат свою мощность, но это только создаст всевозможную путаницу. Например, станет сложнее улавливать сигналы других подразделений.
Поэтому Вианто решил сам посмотреть, что происходит.
К счастью, его оправдание, что он был спецназовцем, собирающимся разобраться с передвижениями противника, сработало — им нужна была информация, и разрешение на полет было на удивление легко получить.
Поскольку он все равно ехал, а у них не было регулярного контакта с линией фронта, его попросили выполнять неофициальные обязанности офицера-разведчика и посыльного. Вдобавок ко всему, конечно, из искренней доброй воли, но все же, он оседлал чемодан, наполненный всевозможным алкоголем и табаком, наскребаемым всеми, от штабных офицеров до унтер-офицеров с надписью “Пожалуйста, передайте это офицерам, страдающим на фронте.”
В таком случае, подумал Вианто, нагруженный горой вещей, я ничем не отличаюсь от посыльного голубя или сигаретного пса, но он знал значение вещей, которые ему доверяли.
За этими просьбами стояли эмоции и понимание того, что эти предметы нужны на самых передовых линиях.
Это было в миллион раз более осмысленно, чем тратить его на бюрократов и их дурацкие правила.
Больше всего на свете Вианто лично знал, как утешительно будет офицерам, сражающимся на фронте, получать известия и предметы роскоши из тыла. Таким образом, хотя он знал, что полет с тяжелым грузом означает совершенно новый уровень истощения в его будущем, он не отказался ни от одной просьбы.
— Это Вианто. Позывной Виски Пес. Запрашиваю разрешение на взлет с КП.
Когда ему дали разрешение на полет, они попросили его назвать позывной, так что, как и те, кто был до него, он в шутку называл себя курьерской собакой, которая планировала доставить сигареты и виски на передовую.
— Виски Пес, это КП. Все диспетчеры воздушного пространства Рейна были уведомлены. Несколько сигнальных станций ответили, и все заявляют, что они надеются, что вы приедете как можно скорее. Мы также получили восторженные приветствия от каждого подразделения в Низинах...
— Ха-ха-ха! Тогда мне лучше не беспокоить их опозданием. Ладно, я пошел!
Хотя его обмен репликами с КП включал смех, каждое слово говорило ему, как тяжело тем солдатам. Вианто по опыту знал, как легко может испортиться логистика наступающей армии. Тем больше причин, по которым он просто должен был сделать доставку. Криво усмехнувшись, он сказал себе, что не может опоздать.
— Это КП, прием! Счастливого пути!
— Виски Пес, прием! Я знаю, что ты сказал мне прийти вовремя!
— Принято. Я сделал ставку на вас, Полковник! Если проиграю, вы должны мне выпивку!
— Ладно, можешь на меня рассчитывать.
С этой торжественной уверенностью Вианто удалился. Хотя он поднимался немного более осторожно, чем обычно, с таким количеством бутылок алкоголя, процесс был тот же самый, который он повторил несколько раз. Сосредоточившись на точке, которой он хотел манипулировать с помощью вычислительной сферы, он развернул формулу, которая будет вмешиваться настолько, насколько это необходимо. После этого он поддался ощущению парения и позволил движению нести его вверх.
Вот почему, когда ему удалось благополучно подняться в воздух, в этом не было для него ничего особенного. Обычный взлет.
До следующего момента.
Без предупреждения его поразила вспышка и громоподобный рев взрыва. Кружась, как лист, брошенный в бурную реку, он потерял всякое чувство направления и даже не мог сказать, стоит он на ногах или нет.
Между огромными ударными волнами и взрывом, резонирующим в его животе, это было все, что мог сделать дезориентированный мозг Вианто, чтобы удержать его в воздухе.
Но шок длился всего мгновение.
Несколько секунд спустя, когда его чувства успокоились достаточно, чтобы функционировать, он был рад обнаружить, что с его телом все в порядке.
Он вздохнул с облегчением.
Именно тогда его мозг, наконец, задался вопросом, Что же это был за взрыв.
Он вздрогнул. Как только его когнитивные способности восстановились достаточно, чтобы он мог оглядеться, вид густого черного дыма в направлении линии фронта и над ним заморозил его мозг.
Он был в процессе взлета, но все еще находился в воздухе.
И все же, он должен был посмотреть вверх, чтобы увидеть дым? Несколько шлейфов? Висит над линией фронта?
Шум, шок и дым.
Первая возможность, которая пришла ему в голову, заключалась в том, что склад боеприпасов получил удар и взорвался. Наверное, огромное количество пороха взорвалось или что-то подобное...
— Больше одного?..
Но когда он озвучил этот факт, то был вынужден признать, что его догадка решительно ошибочна.
Было несколько источников черного дыма.
И насколько он мог судить, они были на равных расстояниях.
Он понял. Это были искусственные взрывы.
Искусственные взрывы?
На Рейнском фронте искусственные взрывы могли означать только боевые действия. Значит, несколько складов боеприпасов?
Но потом он понял, что его понимание было ошибочным. Даже если бы все склады боеприпасов на фронте взорвались сразу, они ни за что не выпустили бы такие аккуратно расставленные шлейфы дыма.
Когда он осознал это, до него дошло не логикой, а интуицией, опытом, что ситуация гораздо хуже, чем он себе представлял.
Это была Имперская атака. Тогда это значит... Он быстро попытался разглядеть, как выглядит сцена под дымом. То, что он увидел с помощью инициированной им формулы наблюдения, заставило его ахнуть.
По эту сторону ничейной земли должны были быть траншеи. Оборонительные позиции три траншеи глубиной с артиллерийскими установками и несколькими дотами для обеспечения защищенных огневых позиций. Они должны были быть прямо там.
Но то, что он увидел, было большой одинокой пустошью, покрытой щебнем и облаком грязи.
Все их оборонительные позиции были стерты с лица земли.
Они все буквально исчезли.
— КП — Виски Пес, что происходит? Что это был за взрыв?
— Исчез...
Вианто заговорил, почти не осознавая этого.
— А? Полковник? Прости, пожалуйста, повторите.
Все исчезло.
Он закричал дрожащим голосом:
— Его разнесло на куски! Весь фронт был взорван! Линии исчезли!
— Исчезли? Полковник, вы должны извинить меня, но это не так...
КП до сих пор не разобрался в ситуации. Раздосадованный непринужденным поведением радиста, Вианто сосредоточился с помощью своей формулы наблюдения на движущейся группе, и в следующий момент он практически напряг свои голосовые связки, выкрикивая предупреждение всем подразделениям.
— Мг, обнаружен враг! Составная группа из бронетанковых частей и механизированной пехоты! Масштаб... Они повсюду...
— Что?!
На мгновение КП лишился дара речи.
— П-предупредите линию фронта! - добавил радист, как будто наконец вспомнил.
В этот момент обычные инструкции о необходимости предупредить линии, заставили Вианто как-то странно себя чувствовать.
Почему я чувствую себя странно? - спросил он себя. Ох. Кривая усмешка расползлась по его измученному лицу.
Мне больше не нужно посылать предупреждение. Никого не осталось, чтобы предупредить.
— Виски Пес — КП. Я сомневаюсь в необходимости этого.
— Сэр? - Тон голоса передавал: “о чем ты говоришь?”
Ах, он все еще не понимает, подумал Вианто, когда сказал:
— Нет, прямо сейчас я на самой передовой линии. Линии фронта были стерты с лица земли.
— ...Полковник?
— Я видел собственными глазами. Фронтовые окопы, наши фронтовые линии, все были взорваны до небес. Все. Теперь там огромный кратер!
Это самая передовая линия. В этот самый момент в небывалых масштабах вскрываются оборонительные рубежи нашей армии. И Вианто испытал тоже самое в Арине. От холода, пробежавшего по его спине, не было спасения.
— Я сейчас спущусь! Звоните в штаб! Быстрее! Нельзя терять время!
Если Имперская военная машина запущена и работает, остановить ее очень сложно. Он узнал это в Арине.
Эти парни ничего не упускают. Они — пограничные психопаты-перфекционисты. Их преданность своей военной машине превзошла даже национальные интересы.
— Срочно — штабу Рейнской группы армий! Если вы не пришлете сюда все мобильные и стратегические резервные подразделения, мы не сможем заткнуть эту прореху в обороне! Быстрее!
Он передал бедствие в панике по радио. Когда он ворвался в командный отсек, на лице ожидавшего его офицера было написано отчаяние.
— Генерал-лейтенант Михалис, 10-я дивизия. Полковник, немедленно отправляйтесь в штаб армий! Вы должны предупредить остальных!
— Прошу прощения, сэр, но почему?! Зачем утруждать себя отправкой гонца? - Но командир дивизии перебил его:
— Полковник, мы потеряли все средства связи, проводные или нет! Мы не можем связаться!
Нет связи...? Это значит...
— ...Что?!
Значит, никто не получил моего предупреждения!
Пока он ошеломленно обдумывал эту новость, ему ничего не оставалось, как впасть в отчаяние... Если даже резервная траншея уничтожена, есть ли у командования фронта хоть одна дивизия, с которой можно работать? Что бы у них ни было, им придется использовать это, чтобы защитить фронт, что защищала целая армия.
Им нужно было подкрепление как можно скорее.
— Полковник, враг направляется сюда, верно?
Какого черта? - подумал Вианто, уныло кивая и продолжая свой доклад.
Штаб-квартира не знает, что происходит. Значит, они не прислали подкрепление. Они, наверное, даже не понимали, что враг вот-вот прорвется.
— Объяснение очень простое. Чтобы вывести нас из строя, эти Имперские ублюдки не только глушат, но перерезают наши провода в тылу. Это граничит с паранойей, но чертовски эффективно.
— Мм. Понял. Я немедленно вылетаю в штаб!
Они были отвратительно знакомы с тем, насколько основательна Империя, и все же они были здесь. Но не было времени валяться в отчаянии. Кто-то должен был поднять тревогу. И самым быстрым в этой ситуации был бы магический офицер-гонец.
— Это каракули, но я написал тебе записку. Я рассчитываю на вас. Пожалуйста, предупредите штаб! С такой скоростью фронт будет... Даже Гораций9 не смог бы защитить мост самостоятельно. Подкрепление. Нам нужно подкрепление немедленно!
В тот момент, когда Вианто все понял, он отбросил рюкзак, полный бутылок и записок. Почувствовав себя гораздо легче, он взял у командира конверт, завернул его в тряпку и убрал в нагрудный карман. Затем он пожал командиру руку и дал клятву.
— Я передам это сообщение.
Больше ему нечего было сказать.
Когда он выбежал из командования и развернул формулу полета, его грудь разрывалась от сильных эмоций. Он не мог оставить своих товарищей вот так, по сути, убегая, но чувство долга подсказывало ему: предупреди остальных об этом кризисе!
Члены 10-й дивизии были готовы умереть. Как и Гораций, они будут охранять отечество как привратники. Вот почему, чего бы это ни стоило, я должен вызвать подкрепление, пока они выигрывают время. Если он опоздает, служение этих героям будет напрасным. Я должен лететь.
Таким образом, хотя он все еще был сбит с толку, Вианто выкрикивал предупреждения и приказы на перехват, пробираясь сквозь толпу солдат, и как только поднялся, он отчаянно помчался к тыловому штабу со всей возможной скоростью.
Но прежде чем он смог набрать достаточную высоту, ему пришлось совершить беспорядочные маневры уклонения.
Оптические снайперские формулы, сыпавшиеся на него дождем, исходили от достойной команды магов. Но масштаб атаки был ничто по сравнению с реальностью. Имперские маги проникли так далеко на их территорию. Проклятие вылетело из его рта.
Или он должен был удивляться их мастерству? Они так хорошо воюют, что меня тошнит.
— Мм! Черт, вы гнилые картофельные ублюдки! - он сплюнул, разворачивая серию формул оптического обмана не для того, чтобы дать отпор врагу, а чтобы ускользнуть.
В то же время ему нужно было избегать преследования, поэтому, хотя его сознание угрожало угаснуть, он пожелал, чтобы оно оставалось привязанным к этому миру, и хлестнул свои агонизирующие легкие, поднимаясь до 8500 футов.
Сразу после этого враги, которые, казалось, последуют за ним, выпустили несколько взрывных формул, недисциплинированных, возможно, в качестве отвлекающего маневра, а затем развернулись, бросив его.
Теперь между ними была некоторая дистанция, но, конечно, уничтожение всех в штабе было более приоритетной задачей для вражеского командования, чем уничтожение Вианто. От нечеловеческого рационализма их отвратительно ясного чувства цели у него по спине пробежал холодок.
Это означало,что дружественный штаб, который только что послал его, попадет под обстрел.
Облегчение от бегства от преследования столкнулось со стыдом от того, что он пожертвовал своими соратниками, чтобы спастись — его нынешние обстоятельства приводили в бешенство; он ничего не мог поделать.
— Простите... Черт! Почему... Почему это произошло?
Его сжатые кулаки дрожали от гнева, когда он задыхался от ярости на бедной кислородом высоте. Действительно, это была ситуация, которую его вид должен был предотвратить, и это осознание породило возмущение по отношению к вражескому отряду магов, свободно атакующему их командный пункт на линии фронта. Так почему же я оставляю наземные войска в качестве приманки и убегаю?
Это было так жалко и унизительно.
Цунами неописуемых эмоций нахлынуло на него, но он подавил даже это и полностью сосредоточился на том, чтобы лететь изо всех сил в тыл. Потому что это была его миссия, чтобы предотвратить крах фронта, даже если ему придется пожертвовать всем, чтобы завершить ее.
— Штаб, ответьте. Штаб-квартира? Ах, черт, не соединяется. Что делают диспетчеры ПВО, когда они мне нужны?
Вот почему, подгоняемый нетерпением, он яростно продолжал звонить в штаб армии на Рейнской фронте, хотя они не отвечали. Конечно, он знал, в чем дело. Он понял, что там был полный хаос.
Но Вианто не мог не чувствовать некоторого презрения. Как они могли позволить Имперским магам проникнуть так далеко на нашу территорию, даже не предупредив нас? Диспетчеры ПВО дремлют, что ли?
Единственным чувством, которое он мог вызвать, было отвращение. Особенно потому, что как только первоначальный перехват задержится, контакт с противником будет дезорганизован.
— Вызываю Штаб армии на Рейнской фронте. Штаб армии "Рейн", прием! Повторяю, Штаб армии на Рейнской фронте. Штаб армии на Рейнской фронте, пожалуйста, ответьте!
Неужели волны просто не достигают их. Я все еще далеко? Раздраженный этой мыслью, он продолжал звонить через свою вычислительную сферу, но отсутствие ответа расстраивало.
Почему это должно произойти именно сейчас? Все, что он мог сделать, это лететь дальше, сгорая от нетерпения.
— Ах, черт возьми! Неужели радист заснул? Это самое неподходящее время!
Поэтому он продолжал обрушивать свою ярость на штаб, летя почти на пределе боевой скорости. И тогда он увидел его.
— Что за?
Покрытая кратерами земля. Штаб-квартира дымится, объятая пламенем.
Это было скопление объектов, которые известно как Штаб армии на Рейнской фронте.
Солдаты, бегающие взад и вперед по земле, выполняя спасательные работы и туша пожары, были одеты в Республиканскую форму.
Так вот где находился Штаб армии на Рейнской фронте.
Это было то самое место.
Это место, испускающее черный дым, погруженное в горнило неразберихи, это место было...?
— Это штаб-квартира? Господи...
Дата добавления: 2019-11-16; просмотров: 140; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!