ПЕРЕСТРОЙКА ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЙ ПАРТИЙНОЙ СИСТЕМЫ
Автор: К. Холодковский (Мировая экономика и международные отношения, №7, 2016, C.16-24)
В статье рассматриваются факторы, позволяющие говорить о кризисе и перестройке двухпартийной системы, характерной для западноевропейских стран конца XX и первых лет XXI века. Двухпартийность (или двухкоалиционность) сменяется системой множественности партий, возрастает значение радикалов обоих флангов. Наряду с основной политической осью правые-левые возникают политические оси иного характера, становится более размытой организационная форма партий. Автором выдвигается положение о возрастании нестабильности данной политической системы. В то же время происходящее ограничение функций партий и изменение их форм и методов деятельности, по мнению автора, не свидетельствует об утрате ими их важной политической роли.
В последние годы целый ряд политических выборов (национальных парламентских, региональных, выборов в Европарламент), происходивших в европейских странах, дал неординарные результаты, заставившие политических обозревателей говорить об "электоральном землетрясении". Если не иметь в виду "постсоциалистические" страны Центрально-Восточной Европы, недавно вступившие в Евросоюз, а сосредоточить внимание на ареале стран и раньше принадлежавших миру капитализма, можно понять, что происходит вторая за послевоенное время перестройка западноевропейской партийной системы. По-видимому, начинается уже третий за этот период этап ее существования, отличающийся своими особенностями.
|
|
|
ПОСЛЕВОЕННАЯ ПАРТИЙНАЯ СИСТЕМА
Как известно, в середине XX в. политическая конфигурация в континентальных странах Западной Европы, тогда еще не объединенных в союз, отличалась множественностью и разнообразием партий. В предвыборной конкуренции участвовали десятки партий, из которых несколько реально претендовали на власть или по крайней мере на участие в правительстве. На политической арене основной массив партий располагался по линейной оси "левые-правые", где под правыми подразумевались защитники существующей социально-политической системы или сторонники внесения в нее поправок в реакционном духе, а под левыми - ее более или менее решительные оппоненты. Такое состояние партийной системы отвечало существовавшей тогда социальной структуре общества, в которой значительное место принадлежало рабочему классу и полупролетарским слоям, в марксистской традиции считавшимся угнетенными сословиями.
Противостояние основных партий региона было насыщено идеологическим содержанием. Консервативная, националистическая, либеральная, социалистическая идеологии в значительной мере определяли собой параметры партийных позиций, содержание партийных программ, реальную политику партий, находящихся у власти (хотя здесь нередко жизнь вносила известные поправки).
|
|
|
В каком соотношении эти идеологии находились с капиталистическим обществом, так или иначе утвердившимся в европейских странах? Три первые из перечисленных идеологий исходили из презумпции сохранения основ существующего общества. Но если первая (консервативная) ставила во главу угла поддержание status quo, со всем тем, что осталось от докапиталистических укладов и иногда даже с определенными поправками в ретроградном духе, а вторая - внесение изменений националистического характера, могущих приобретать реакционный оттенок, то третья (либеральная) была направлена на расчистку общества от остатков прежних укладов и наиболее полную реализацию буржуазных принципов жизнеустройства. Что касается социалистической идеологии, то она изначально была направлена на подрыв и преодоление основ капиталистического общества, однако ее реальное воздействие оказалось много сложнее. Там, где (как в России) эта идеология взяла верх, она обнаружила свою кардинальную несостоятельность, но в сочетании и противоборстве (национальном и международном) с другими идеологиями Запада она оказала позитивное воздействие на общественное развитие.
|
|
|
Здесь необходимо учесть исходное противоречие капиталистического уклада. В экономическом плане он обладал огромными потенциями, какими не обладал и не обладает пока ни один другой уклад. Но в плане социально-политическом он изначально оказывался уязвимым. Дело в том, что при полном торжестве капиталистических, рыночных оснований количество бенефициаров, то есть персон, выигрывавших от этого торжества, было весьма ограниченным. При возобладании политических условий торжества капитализма - открытости общества, буржуазной демократии, свободы слова и т.д. - он становился в конечном счете весьма нестабилен.
Силы, вдохновлявшиеся социалистической идеологией, используя эти политические условия и учитывая неблагоприятные последствия своей победы в части мира, помогли капитализму путем создания системы социальных гарантий и перераспределения благ нейтрализовать его слабость. При этом сама социалистическая идеология приобрела иной характер.
Этому последнему изменению способствовал тот процесс, который реализовался в основном в XX в. в результате противостояния и взаимодействия идеологий - процесс скрещивания и взаимовлияния идеологий. В результате появились консервативно-националистическая, консервативно-либеральная, национал-социалистическая (фашистская) идеологии, появилась и социал-либеральная идеология, взятая на вооружение правой частью социал-демократии и оказавшая значительное влияние на другие партии. Политика, вдохновляемая (или, скорее, оправдываемая) этой идеологией, помогла капитализму расширить число своих бенефициаров и тем самым укрепить существующий строй, минимизировать его слабость. Разумеется, этого нельзя было бы сделать, если бы капитализм к тому времени не укрепил свою экономическую базу настолько, что это расширило его ресурсы и позволило найти возможности для их перераспределения в пользу малоимущих.
|
|
|
Но в результате капитализм изменил свое лицо, вступил в новую фазу. Его первоначальные ущербность и уязвимость, порожденная ими антикапиталистическая идеология и взявшие ее на вооружение силы обеспечили развитие и укрепление капитализма.
Однако развитие капитализма на этом не могло остановиться - иначе ему грозили застой и упадок. Между тем в его социально-политическом укладе произошли сдвиги, которые несколько видоизменили механизм, обеспечивший ему развитие в прошлом. Достаточно обратить внимание на то, что произошло с партиями.
ПАРТИЙНАЯ СИСТЕМА КОНЦА XX ВЕКА
Во второй половине XX в. в партийной системе континентальных стран Западной Европы произошла перестройка, завершившаяся с крушением коммунистической системы. Постепенно ослабело и ушло на задний план идеологическое противостояние, значительно уменьшилось различие партийных программ и особенно практической политики партий, приходящих к власти. В реальном выражении это выглядело как сдвиг к "центру". Сблизившаяся с англосаксонской (существовавшей и раньше в Великобритании, США, бывших английских доминионах) двухпартийная система (или "двухкоалиционная")означала теперь противостояние не правых и левых, а право- и левоцентристских сил и политик.
Тем самым партийная борьба стала соотноситься не столько с идеологической проекцией потребностей и запросов, отражающих во многом не совпадающие, а иногда прямо противоположные интересы разных секторов общества, сколько с содержательными потребностями общества в целом. Этому, конечно, способствовало изменение социального состава общества, которое в своем большинстве состояло теперь не из тех, кто в революционной традиции считался принадлежащим к угнетенным классам, а из различных групп среднего класса. Можно считать, что именно этот факт (приятие подавляющим большинством населения существующей капиталистической общественной системы) выражает понятие "центризм". Стиранию резкой специфики каждой из основных партий способствовал и тот факт, что в целях завоевания большинства они были вынуждены так или иначе обращаться не только к своему традиционному электорату, но ко всем избирателям. Не все партии смогли стать "партиями для всех": так, из числа кандидатов в доминирующие партии выбыли либералы. Множественность партий не исчезла совсем, но радикальные правые и левые партии, не пригодные для участия в право- или левоцентристских коалициях, превратились в маргиналов.
В чем же тогда было оправдание наличия двухпартийности, двух вариантов центристской политики? Можно говорить о том, что признание системы не означает устранения различий в интересах, и даже не столько классовых. Но, как уже сказано, сама система подразумевает не только устойчивое существование, но при этом и изменение, развитие. Без этого ей грозит застой, а в дальнейшем - упадок. Развитие - и в том особенность нынешнего положения - должно происходить не только в направлении, расширяющем возможности удовлетворения интересов максимального количества людей (что обычно было задачей левых партий), но и укрепления и расширения экономических возможностей самого общества, а это, как предполагалось, обещало в будущем и увеличение числа бенефициаров.
В таком двойственном характере потенциального развития капиталистического общества и заключалась основная причина двухпартийности (или двухкоалиционности) политических систем Запада. К этому можно добавить и другие различия между основными партиями, связанные с различием их традиций: левоцентристы значительно больше озабочены правами человека, правоцентристы - прочностью самого общества, его основных институтов и установлений.
Существование двухпартийности было важно еще и в другом смысле: оно обеспечивало ротацию власти, не только предотвращая коррупционное загнивание правящих сил, но и не давая политическому курсу государства слишком отклоняться в одном из возможных направлений. "Перебор" в расширении социальных гарантий и перераспределении благ, который опережал рост производительности труда и вообще экономические возможности данного общества, тормозил рост производства, исправлялся в результате перехода власти к правоцентристским силам, обеспечивавшим простор для действия рыночных сил. Наоборот, увеличение разрыва между доходами "верхов" и "низов" вследствие свободного действия рыночных сил, перейдя какие-то границы, начинало угрожать политической стабильности общества и становилось причиной усиления и прихода к власти левоцентристов, по мере сил выправлявших положение.
Однако в целом различие двух основных политических сил было не так уж велико. Справедливо, что каждая из них в конкурентной борьбе акцентировала одну из сторон возможного развития, но это совсем не значит, что она не принимала во внимание другую. Ведь обе имели своим непременным компонентом центризм, то есть заботу о гармоничном, без серьезных уклонений и перекосов, развитии общества. Не случайно уже в это время имели место случаи создания "больших коалиций", включавших в себя как право-, так и левоцентристские партии.
Однако несомненно также, что полное господство центризма, то есть перманентное сохранение у власти "больших коалиций", не отвечало интересам системы. Практика коалиций, логика компромиссов, связанных с союзническими отношениями, не позволяет обеим входящим в них сторонам осуществлять сколько-нибудь решительные действия в сторону обновления и развития, будь то акцентирование реформистской социальной политики или же предоставление большей свободы рыночным силам. И те, и другие действия воспринимаются как победа одной из сил коалиции. Вместо гармоничного, уравновешенного, но решительного движения вперед получается продвижение мелкими шажками, тяготеющее к сохранению status quo. К этому, как показывает практика хотя бы многолетнего пребывания у власти центристской итальянской Христианско-демократической партии, добавляются минусы, связанные с отсутствием ротации политических сил: закостенение властных конфигураций, кадровый застой, превращение властвующих сил в замкнутую касту, создающее благоприятные условия для коррупции.
Таким образом, оптимальным вариантом функционирования западноевропейской партийной системы в течение нескольких десятилетий оставалось чередование у власти право- и левоцентристских партий - консерваторов и социалистов (социал-демократов) или коалиций, где эти партии играли главную роль.
ПЕРЕСТРОЙКА НАЧАЛАСЬ
Казалось бы, окончательно сложившаяся к концу XX в. двухпартийная или двухкоалиционная партийная система обладала известной прочностью. Однако в начале нового, XXI в. и особенно после экономического кризиса 2008 г. появляются признаки кризиса этой системы, постепенного складывания новой партийной конфигурации. Что же вызвало эту новую перестройку?
Во-первых, начинающийся кризис левоцентризма, выразившийся в упадке социалистических и социал-демократических партий. Проявления его различны. В скандинавских странах - это утрата социал-демократами доминирующей роли, которую они играли в политике своих стран в течение нескольких десятилетий. В Германии -неспособность СДПГ на последних парламентских выборах (2009, 2013 гг.) выйти за пределы поддержки лишь одной четверти избирателей. Во Франции, где социалисты вроде бы находятся у власти, их рейтинг низок, как никогда. В Италии входящая в Социнтерн Демократическая партия все более определенно переходит с левоцентристских на центристские позиции (ее лидер М. Ренци заявляет о желании превратить ее в "партию нации"). Наконец, в Великобритании отход от левоцентризма выразился, наоборот, в избрании на пост лидера лейбористской партии весьма левого деятеля - М. Корбина.
В чем причина кризиса левоцентризма? Конечно, с развенчанием идеи социализма уже раньше можно было говорить о том, что лицо социалистических партий потускнело, их реальная программа вошла в некоторое противоречие с историческим наименованием, со старыми традициями. Но к этому теперь добавились новые группы факторов. Переход к постиндустриализму не только не расширил, но и несколько сузил количество бенефициаров экономического развития, вызвал кризис социального государства, являвшегося "коньком" социал-демократов. Господство неолиберальных тенденций в политике могущественной в экономических вопросах администрации Европейского союза крайне ограничило возможности левоцентристского курса. Начавшееся расслоение среднего класса в определенной степени сузило социальную базу левоцентристской политики и за счет обогатившихся "верхов" этого класса, и за счет его обедневших "низов". (В Германии, например, по подсчетам специалистов Немецкого института экономических исследований (DIW), за 13 лет XXI в. численность среднего класса сократилась на 5 млн. человек). Миссия социал-демократов в рамках двухпартийной системы тем самым была сильно затруднена, и налаженный было механизм уравновешивания экономических и социальных интересов нарушился.
Но это еще далеко не все. Историческое развитие породило разнообразные интересы и потребности, выходящие за пределы той палитры, которая составляла существо программы традиционных партий. Управленческий стандарт, определяемый формулой двухпартийности, оказался слишком узким. Новые потребности вызвали к жизни силы, не укладывавшиеся в прежнюю политическую схему. Так, повсеместное развитие регионалистского движения, одного из проявлений порожденного глобализацией кризиса национальных государств, привело к возникновению и усилению регионалистских партий. С обострением экологических проблем возникли движения и партии "зеленых" (экологистов). Трудности и проблемы европейской интеграции породили многочисленных евроскептиков. Особенно острыми оказались проблемы массовой инокультурной иммиграции. На всех этих направлениях появились актуальные политические движения и группы "одного требования", не выдвигающие сколько-нибудь развернутой программы. Однако постепенно возникшие новые партии начали разрабатывать полноценную программу, пытаясь вписать свои главные требования в широкий политический контекст.
Практически во всех западноевропейских странах делаются попытки предложить решение новых политических проблем на путях левого или правого радикализма. Долгое время почти пустовавшие ниши на флангах политического спектра теперь заполнены ультралевыми и ультраправыми партиями, влияние которых растет. Однако новые политические темы не связаны жестко с разделением на левых и правых. Достаточно напомнить, что правоцентристскому канцлеру А.Меркель, стороннику мягкой политики в отношении новой волны иммиграции, оппонируют лидеры не только Христианско-социального союза, фактически одной с ней партии, но и социал-демократов. Среди регионалистских партий есть и правые, и левые. В европейском парламенте в одну и ту же фракцию вошли как правая Партия независимости Соединенного королевства (Великобритании), так и итальянское "Движение пяти звезд", считающееся скорее левым. А министерские посты в ультралевом правительстве Греции получили представители правой партии, которых с остальными министрами роднит скептическое отношение к процессу европейской интеграции.
Наконец - и это, возможно, самое главное -следует принять во внимание произошедшее ослабление функций партий как канала взаимодействия общества и государства. Оно стало результатом роста специализации политических кадров, увеличения дистанции между ними и остальным населением при одновременном развитии и активизации гражданского общества. Это привело к растущему недовольству представительной демократией, выдвижению требований замены или дополнения ее различными вариантами или элементами прямой демократии, что также подрывает монополию традиционной двухпартийности. Возникшие и усиливающиеся новые политические акторы претендуют на обновление организационных принципов, традиционных для партий, выступая как "партии-движения", "партии-антипартии", беря на вооружение методы прямой демократии, сетевых связей.
В то время как традиционные партии утрачивали многие признаки структуры гражданского общества, постепенно срастаясь с государственным аппаратом, гражданское общество политизировалось. Численность, значение и политический вес членов партий уменьшались, ослабевала повседневная внутренняя активность партийной массы, формализовались и теряли прежнее значение регулярные заседания и другие внутрипартийные мероприятия. Партийные лидеры все чаще обращались не столько к своим однопартийцам, сколько непосредственно к избирателям. Избиратели, состав которых не оставался неизменным от выборов до выборов, были гораздо меньше связаны партийными традициями, чем партийные кадры, гораздо легче принимали различного рода компромиссы и политические маневры лидеров. Поэтому членская масса нередко выступала в роли консерваторов, отстаивавших старые принципы и требования, не отвечавшие потребностям сегодняшнего дня.
Изменилась и роль самих лидеров. В условиях, когда партии как таковые во многом (хотя и не окончательно) утратили идеологическое лицо, а роль политически "подкованных" кадров - рядовых членов партий - уменьшилась и соответственно уменьшилась роль внутрипартийной жизни (съездов, конференций, партийных программ в определении их практической линии), внешний для рядовых граждан образ партии во все большей мере формируется через посредство структур массовой коммуникации. Партию представляют ее лидеры, и все чаще ее облик определяется представительскими талантами ее главного лидера. Именно он олицетворяет собой в данный временной период ту или иную партию. И избиратель имеет перед собой "партию Кэмерона" или "партию Ренци". Конечно, и в прошлом выдающиеся лидеры - Черчилль, де Голль, Тэтчер - играли похожую роль. Но сейчас это становится общим правилом, и отсутствие яркого лидера превращается в настоящее проклятие партии, которое в глазах избирателей, прильнувших к экрану телевизора, не может быть компенсировано никакими разумными программными предложениями.
Такая персонализация политики создает соблазн конструирования практики личной власти. Разумеется, до превращения глав государств или правительств западных стран в единоличных правителей еще очень далеко. Этому препятствует весь строй общественного уклада, сложившегося там: развитый демократический инстинкт граждан, непременное существование и важная роль оппозиции, сила гражданского общества. Тем не менее лидерская тенденция как один из важных и потенциально опасных антидемократических трендов нынешнего времени просматривается сейчас отчетливо.
Значительную роль в политике партийных лидеров играет борьба за голоса неустойчивой и колеблющейся части избирателей, в процентном отношении выросшей с тех пор, когда голосование стало в меньшей степени определяться установками того класса или социального слоя, к которому принадлежит избиратель. При голосовании теперь большую роль играет индивидуальный выбор, но при слабой политической "подкованности" многих избирателей здесь чаще решающий фактор- конъюнктурный, если не вовсе случайный. Отсюда- ставка некоторых лидеров и их партий на акцентирование популистских мотивов, особенно в предвыборной борьбе. Популистский оттенок многих партийных позиций- также характерная особенность современной партийной жизни. Но этим особенно грешат не лидеры основных партий, связанные своей "респектабельностью", традициями, а представители новых, "малых" партий, пытающиеся быстрее нарастить электоральные достижения в борьбе за свое место на политической сцене.
Еще одной чертой современной политической сцены является увеличение доли избирателей, воздерживающихся от участия в выборах. Здесь проявляется не только возрастание трудностей политического самоопределения ввиду роста числа соревнующихся акторов, но и падение доверия рядовых граждан к политическому истеблишменту и его любимым "играм". Этот фактор также работает против традиционных партий. Не случайно во время выборов в Европарламент, характеризующихся обычно более низкой явкой избирателей к урнам, новые и, как правило, более радикальные партии показывают наиболее высокие результаты.
ТРУДНОСТИ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА
Многие черты современных западноевропейских партий - малая численность, ориентация партийной верхушки не столько на членов партии, сколько на избирателей, даже возросшая роль лидеров - напоминают исторически сложившиеся особенности американских партий. У американцев заимствована и такая форма выдвижения партийного лидера, как праймериз. Несомненно, заимствование этой формы само по себе призвано подчеркнуть демократический характер партий. Но при этом существенно, что участниками праймериз становятся не только члены партии, но и симпатизирующие ей избиратели, что подтверждает отмеченную выше тенденцию уменьшения роли членства. В целом западные партии все больше становятся не столько акторами повседневной политической жизни, сколько инструментами организации выборов. Именно предвыборные кампании, как это все время было в США, становятся временем резкого оживления партий, мобилизации ее членов и в еще большей степени - ее аппарата.
Сближение в некоторых чертах западноевропейских партий с типом партий американских, существующих в значительно более простом и прочном общественном контексте, не проходит для них даром. Западноевропейская двухпартийность (тем более, что она иногда имеет форму двухкоалиционности) оказалась гораздо менее устойчивой, чем американская. Происходящая перестройка партийной системы осложняет политическую жизнь, нарушает привычную логику колебаний в ограниченном диапазоне - от левоцентризма к правоцентризму, затрудняет создание коалиций, поскольку зачастую для создания большинства требуется участие партий с выпадающими из этого логического контекста требованиями, и, следовательно, осложняет процесс формирования и функционирования правительств.
Каким образом политические элиты западноевропейских стран выходят сейчас из этих затруднений? По-разному в разных странах.
В Великобритании для минимизации трудностей используется сходная с американской мажоритарная избирательная система в один тур, при которой побеждает даже кандидат, набравший относительное большинство голосов. Тем самым дается преимущество доминирующим партиям и резко ограничивается представительство остальных. Партия независимости Соединенного Королевства, набравшая на парламентских выборах 2015 г. 12.7% голосов, получила в Палате общин один мандат. Другое дело выборы в Европарламент, происходившие в 2014 г. по пропорциональной системе и давшие ей 24 места из 73. Несмотря на уже неоднократно звучавшие в Великобритании выступления за реформу избирательной системы, доминирующие партии саботируют это требование.
В Германии с ее смешанной избирательной системой такой вариант сопротивления происходящей перестройке невозможен. Здесь выходом из положения явилась коалиция обеих доминирующих партий -ХДС/ХСС и СДПГ, каждая из которых не имела большинства, и создание в 2013 г. кабинета той центристской формулы, о которой говорилось выше, со всеми ее охарактеризованными минусами.
Блокировка двух соперничающих партий произошла и во Франции на региональных выборах 2015 г. Лишь таким путем удалось помешать крупной победе ультраправой партии Национальный фронт.
В Португалии в том же году по видимости удалось сохранить после выборов двухпартийную систему, но только благодаря привлечению к коалиции с Социалистической партией (которая заняла на выборах лишь второе место) левых сил.
Такая коалиция с левыми радикалами, кстати сказать, уже применялась ранее в Италии, но каждый раз оказывалась крайне непрочной. В настоящее время в этой стране дело идет к возрождению несовершенной (или иначе - "блокированной") двухпартийной системы, которая существовала там до 90-х годов. Если тогда роль второй партии, не допускавшейся до власти, играли коммунисты, то сейчас такое место среди политических сил занимает "Движение пяти звезд" - "партия-антипартия", пока что характеризующаяся недоговороспособностью, евроскептицизмом и апологетикой "прямой демократии".
Наконец, в Греции СИРИЗА - единственная в Европе среди радикальных партий сумела прорваться к власти и сохранить ее благодаря частичному отходу от первоначальной позиции непримиримого отрицания требований европейской администрации - отходу, стоившему новой партии потери наиболее радикальных своих кадров. Будущее покажет, сможет ли СИРИЗА стать действительно зрелой, способной к компромиссам и политическому лавированию партией или ей суждено вскоре сойти со сцены.
Мы видим, что варианты преодоления политических трудностей и кризисов, связанных с перестройкой партийной структуры в странах Западной Европы, различны. Но общей характеристикой здесь является, по-видимому, ненадежность, временность решений, коррелирующиеся с общим нарастанием неустойчивости существующей социально-политической системы.
НОВАЯ ПАРТИЙНАЯ СИСТЕМА?
Каковы же могут быть характерные особенности новой, третьей послевоенной партийной системы стран Западной Европы? Конечно, пока перестройка еще далеко не закончилась, можно говорить лишь о самых общих чертах системы, да и то в порядке более или менее уверенных предположений.
Прежде всего, очевидно, можно сказать о возвращении к реальной множественности и разнообразию партий. В этом отношении новая система будет, возможно, напоминать первую послевоенную. Однако в отличие от нее партии вряд ли станут располагаться строго по оси "левые правые". Скорее всего, будут существовать не одна, а несколько осей - наряду с традиционной еще и другие: по отношению к федерализации, к европейской интеграции, к иммиграции, особенно инокультурной, которые в немалой степени будут влиять на конфигурацию правительственных и оппозиционных сил. Наконец, можно предвидеть и растущую размытость организационной формы партий. Уже в отношении итальянского "Движения пяти звезд" трудно сказать, имеем ли мы дело с политическим движением или с партией. Партии, скорее всего, будут заимствовать у других видов общественной организации не только формы построения, но и методы деятельности.
Можно высказать и некоторые гипотезы относительно связанной с новой партийной системой возможной конфигурации правительственных коалиций, поскольку коалиционные правительства, учитывая множественность партий и затруднительность в связи с этим получения одной из них абсолютного большинства на выборах, скорее всего, станут общим правилом.
Одна из возможностей - превращение двухпартийной центристской коалиции в более или менее постоянное явление. Действительно, по сравнению с радикалами обеих мастей разногласия умеренных консерваторов и социал-демократов не так уж велики и допускают компромисс. Сближению центристских партий способствует не только кризис социал-демократов, но и отмечаемое почти везде сокращение центристского электората. Не исключено даже образование единой центристской партии (тенденция, которая сейчас просматривается в той же Италии). Разумеется, это не значит, что центристский курс при этом будет чем-то абсолютно неизменным. Он может испытывать колебания как вправо, так и влево в зависимости от расстановки сил и внутри партии, и вне ее. Выше уже говорилось, какие минусы центристская формула создает для ротации политических кадров, но ведь никто не гарантирует центристской партии или коалиции вечное пребывание у власти. Кроме того, для формирования правительства в случае недобора голосов может потребоваться привлечение дополнительных сил.
Для этого нужно рассмотреть еще один потенциальный вариант - "приручения", "облагораживания " тех или иных радикальных партий, а также возможность устранять, смягчать или отодвигать на задний план при необходимости части их "антисистемных", экстремистских требований. Опыт греческой партии СИРИЗА говорит, что это вполне допустимо.
Наконец, существует и еще одна вероятность: в качестве временной меры на крайний случай, когда другие варианты исчерпаны, а ситуация диктует неотложность реформ, - создание по соглашению основных политических сил непартийного, чисто технократического правительства из экспертов и независимых специалистов по примеру правительства М. Монти в Италии (2013 г.).
Все эти гипотетические варианты, расширяющие диапазон возможных правительственных комбинаций, имеют не слишком надежный или даже временный характер. Еще менее устойчивыми могут быть правительства парламентского меньшинства, опирающиеся на партии поддержки, не входящие в кабинет, либо получающие по отдельным вопросам поддержку тех или иных партий, не входящих в правящую коалицию. Похоже, что по степени своей стабильности новая партийная система будет уступать предыдущей, которая, как выяснилось, тоже была не слишком устойчива.
В большинстве стран партии занимают одно из последних мест в рейтинге среди других институтов. В Италии, где уже в 90-е годы традиционные партии потерпели банкротство, в настоящее время 48% избирателей, по опросу центра Демос, убеждены, что "демократия возможна и без партий".
Значит ли это, что партии в качестве субъекта политики становятся неэффективны, что время партий как формы политической организации подходит к концу? Думается, что нет. Речь идет не об отмирании партий, но об очередном изменении их роли, их взаимоотношений с другими акторами на политическом поле.
Разумеется, сужение функций партий, превращение их в машины для организации предвыборных кампаний уменьшает их значение. Расширение, количественное и качественное, состава партийных систем осложняет их действенность как агента формирования странового политического лидерства, уменьшая стабильность существующей политической системы. Тем не менее поскольку (несмотря на все оговорки) именно выборы решающим образом определяют кадровый состав и преобладающий курс политической элиты, партии остаются совершенно необходимым элементом политической системы западных демократий. Именно партии размечают политическую арену, создают те ориентиры, которые помогают образовывать на ней те или иные конфигурации, выстраивать в определенном порядке силы власти и оппозиции. Без партий политическая картина безлика и неопределенна, без них современная общественная жизнь чревата неясными и поэтому, вероятно, даже опасными расстройствами.
Таким образом, политические партии могут сколько угодно менять характер и масштаб своих функций, но устранить их из политической жизни демократических стран, по-видимому, невозможно.
Дата добавления: 2019-11-16; просмотров: 157; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!