Отдел второй. Законы социально-экономические 4 страница
Рассмотренными постановлениями исчерпывается содержание Моисеевых законов о недвижимой собственности*(343), составляющей главный источник экономического благосостояния в жизни народа. Характеристические черты этих законов представляются в следующем виде.
Земля принадлежит в собственном смысле Иегове, но она отдана Им во владение Израилю и в этом смысле составляет общее владение всех членов народа. Как общее владение всего народа, она распределяется между коленами, поколениями и семействами, смотря по количеству входящих в них членов, так, чтобы при дальнейшем делении на каждое хозяйство пришлось по равному наделу, и после этого в своих частях становится неотчуждаемою собственностью как указанных общественных единиц - колен, поколений и семейств, так и отдельных личностей. Неотчуждаемость владения этих общих единиц гарантируется законами о наследстве, не допускающими перехода его в другое колено, поколение или даже семейство, а неотчуждаемость владения личности гарантируется ограничением прав ее в распоряжении своею собственностью. Ограничение выражается в законах о продаже недвижимого владения. Но это ограничение прав личности в распоряжении своею собственностью, по мысли законов Моисея, не есть бесцельное, слепо логическое следствие общинного (на основании принадлежности земли Иегове и никому еще в частности) характера землевладения, жертвующего выгодами личности отвлеченной выгоде общего, как это было по преимуществу в государствах древнего мира; здесь оно, напротив, служит к выгоде личности, поставляя ее в нормальное отношение к общему, так как этим ограничением достигалось то, что каждый частный член постоянно имел самостоятельный источник экономического благосостояния и в силу этого постоянно сохранял свою личную самостоятельность, не поступая в экономическую зависимость от общества. Правильное отношение личности к обществу устанавливает правильное же отношение одной личности к другой. Такое отношение между личностями по Моисееву законодательству обусловливалось возможным экономическим равенством между собою, каковое поддерживалось узаконениями, устранявшими возможность чрезмерного возвышения или обогащения одной личности за счет другой или радикально восстановлявшими нарушенное равенство.
|
|
|
Таковы законы Моисея относительно земельной и недвижимой собственности. Относительно другого рода собственности, именно движимой, Моисеево законодательство не представляет никаких особенностей. Ее, как полное произведение самого человека, закон не стесняет никакими особенными определениями и распоряжение ею предоставляет в полную волю собственников, действующих в этом случае по указанию обыкновенного опыта, обычая и расчетов личной выгоды. Интересные особенности представляются только в законах о долгах. Но прежде обратимся к рассмотрению законов о наследстве, как тесно связанных с законами о земельном владении.
|
|
|
Законы о наследстве
V
Законы о праве наследства, как известной форме перехода собственности из одних рук в другие, тесно связаны с законами о собственности вообще, составляют, в сущности, часть их. Так как главный предмет наследования состоял в земельном уделе, как главной основе экономического благосостояния, то и законы о наследстве составляют юридический вывод из законов о земельном владении.
Недвижимое имущество считалось неотъемлемою собственностью всего колена, а в своих частях - собственностью племен или семейств в колене. Отсюда право наследства естественно ограничивалось этими общественными единицами, за пределы которых оно не могло переходить. Так как земельные наделы при разделе земли по жребию были розданы "по числу имен" лиц мужского пола*(344) и получили их имена, чтобы под этими именами переходить из рода в род, то естественными наследниками этих наделов, по смерти владетеля, являются его сыновья как носители его имени и хранители его рода.
|
|
|
Закон ясно утверждает такое право сыновей на наследство отца: "если кто умрет, не имея сына, то передавайте удел его дочери его"*(345). Закон не говорит положительно о праве сына на наследство, но самая форма закона, обусловливающая право наследства дочери отсутствием сына, предполагает право сына на наследство прочным, не требующим особого определения. Такое право сына, кроме его логического вывода из законов о земельном владении, привязанном к имени мужского лица в роде, имеет глубокое историческое основание, делающее это право бесспорным. Так, Авраам отдает своему сыну все свое имущество*(346). Раздел имения между сыновьями, по-видимому, был равный, кроме первого сына, который издавна пользовался особыми привилегиями в праве на наследство. Это так называемое право первородства - favor primogeniturae. Это древнее право настолько соответствовало новым узаконениям о собственности, имевшим главною задачею сохранять в большей или меньшей целости родовое земельное владение с постоянным личным представителем рода во главе, что Моисей вполне признал это право, придав ему большую юридическую прочность более точным определением его.
|
|
|
"Если у кого будет две жены, одна любимая, а другая нелюбимая, и как любимая, так и нелюбимая родят ему сыновей, и первенцем будет сын нелюбимой, то при разделе сыновьям своим имения своего он не может сыну жены любимой дать первенство пред первородным сыном нелюбимой; но первенцем должен признать сына нелюбимой, ибо он есть начаток силы его, ему принадлежит право первородства"*(347). Этим точным определением права первородства закон дает юридическую форму древнему обычаю, который в своей прежней, неопределенной форме давал повод к различным семейным ссорам, интригам, неудовольствиям, которым теперь положен конец. Право первородства давало привилегию на двойную часть в наследстве. Первенцу, говорит закон, должно "дать двойную часть из всего, что найдется" у оставившего наследство. Закон утверждает это древнее право потому, говорит Зальшюц, что оно имеет близкую связь "с определениями закона о земельном владении и с особенностями начал, положенных в основу семейной жизни". В соответствии с ними "тот, кто призван был после смерти отца быть главою его дома, получал большую часть в наследстве для того, чтобы мог поддерживать родовое достоинство дома (нечто подобное составляют новейшие майораты). Право на двойную часть в наследстве простиралось, как видно из ст. 17, не только на недвижимое, земельное владение, но на все, что только было, следовательно, и на движимое имущество"*(348). Получали ли часть в наследстве и сыновья наложниц и какую именно, закон не определяет, предоставляя дело давнему обычаю и установившейся практике. А по обычаю и они наследовали часть из имения наравне с другими сыновьями, кроме первородного. Так, Иаков в благословении своем не делает различия между сыновьями своих жен и служанок (наложниц)*(349). Обыкновенно приводимый против этого случай - лишение Измаила наследства в пользу Исаака - доказывает скорее равномерность раздела наследства, так как Сарра из боязни, что Авраам разделит свое имущество и сыновьям наложниц и, таким образом, лишит ее собственного любимца - сына значительной части богатства, настояла на удалении и наложниц и их сыновей. "И показалось это Аврааму весьма неприятным", т.е. как бы противным обычаю*(350). Сыновья блудниц, по-видимому, не наследовали вовсе, как показывает лишение Иеффая, который был плодом незаконной связи, братьями отца его части в наследстве*(351). Но самый протест Иеффая, то, что он считал такое лишение ненавистью и жестокостью, показывает, как справедливо говорит Михаэлис, что этот случай не был обыкновенным*(352). Общая мысль Моисеева законодательства в данном случае та, чтобы каждый член рода мужского пола, носящий родовое имя, пользовался и родовым владением, связанным с этим именем.
Ближайшим наследником после сына являлась дочь. "Если кто умрет, не имея у себя сына, то передавайте удел его дочери его"*(353). Закон признает за дочерью право на наследство, но, по ясному выражению его, это право он обусловливает отсутствием сына, т.е. дочь наследует только тогда, когда нет сына, при сыне же, следовательно, она не наследует. В библейской практике представляется несколько случаев наследования дочерью имущества отца при сыне (рассмотрение их представлено в главе "о семейных отношениях"). Рассматриваемое узаконение относительно права наследства дочери вызвано обстоятельством, показавшим возможность нарушения первоначального разделения земли по именам. У Салпаада, вошедшего в исчисление для получения наследственного удела, не было сыновей, а было пять дочерей. Его дочери "предстали пред Моисея и пред Елеазара священника, и пред князей, и пред все общество, и сказали: отец наш умер в пустыне, и сыновей у него не было. За что исчезать имени отца нашего из племени его, потому что нет у него сына? Дай нам удел среди братьев отца нашего"*(354). Эта просьба дочерей Салпаада - дать им во владение отцовский удел, по-видимому, указывает на древнее обычное право, по которому дочери абсолютно не наследовали, даже когда не было сыновей - иначе просьба их была бы бесцельна и излишня. Так понимают этот факт Михаэлис и Зальшюц*(355). Но такое понимание едва ли основательно, так как в обычном праве были даже случаи наследования дочерей при сыновьях*(356). Более основательным представляется предположение, что просьба их вызвана была не древним правом, абсолютно лишавшим их наследства, а особенными обстоятельствами, при которых им пришлось быть наследницами: они являлись наследницами такого имущества своего отца, которым он еще фактически не владел, так как умер еще "в пустыне". Следовательно, их просьба вызывалась опасением, как бы их не обошли при фактическом действительном распределении земли. Они, в некотором смысле, просили себе самостоятельного надела, а не просто наследства: "дай нам удел среди братьев отца нашего" - говорят они. Закон утверждает их в праве отца, которое он получил еще ante rem и которым фактически имели воспользоваться уже только дочери. По поводу этого обстоятельства закон, для точного определения градации наследования, излагает сущность законодательства о правах на наследство, в числе которых констатируется и рассматриваемое нами право дочерей на наследство отца, не оставившего сыновей.
Итак, за неимением сына надел передается дочери, она является представительницею угаснувшего в мужской линии рода и носительницею его имени. Но предоставление дочери права на отцовский надел могло повлечь за собою нарушение правильного распределения земельных владений вообще по коленам, так как дочь, выйдя замуж в другое колено (что было возможно), и свой надел присоединила бы к колену своего мужа, отняв его у колена своего отца. Такой факт был бы противоречием с общими законами Моисея о землевладении, по которым земельные участки в их распределении по коленам были неотъемлемою собственностью колен. Ввиду возможности такого факта, опасение которого высказали главы семейств того племени, в котором были дочери Салпаада, был установлен закон, по которому "всякая дочь, наследующая удел в коленах сынов израилевых, должна быть женою кого-нибудь из племени колена отца своего, чтобы сыны израилевы наследовали каждый удел отцов своих, и чтобы не переходил удел из колена в другое колено; ибо каждое из колен сынов израилевых должно быть привязано к своему уделу"*(357). Этим законом устранена возможность нарушения прав колена на подведомственные ему отдельные участки.
Порядок наследования по боковым - восходящим и нисходящим линиям, коротко определяется в следующем узаконении: "Если же нет у умершего дочери, передавайте удел его братьям его. Если же нет у него братьев, отдайте удел его братьям отца его. Если же нет братьев отца его, отдайте удел его близкому его родственнику из поколения его, чтоб он наследовал его; и да будет сие для сынов израилевых поставлено в закон"*(358). Этим кратким определением Моисей заключает законы о порядке наследования, предоставляя подробную, детальную разработку их обычаю и истории. В более подробную регламентацию входит законодатель в области законов о долгах, составляющих также часть законов о собственности вообще.
Законы о долгах
VI
Законы о долгах, представляющих собой одну из форм распоряжения имуществом, в Моисеевом законодательстве тесно связаны с общим законодательством о собственности и проникнуты тем же возвышенно-теократическим духом, каким отличается и все Моисеево законодательство о собственности. Этот теократический дух здесь выражается в учреждении если и не тождественном по названию, то тождественном по сущности с учреждением субботнего года. Это учреждение так называемого "года прощения". "В седьмый год делай прощение"*(359) - гласит закон. Закон не определяет, какой это седьмой год: совпадал ли он с седьмым субботним годом или составлял особую седмичную систему. Но ввиду того, что характер этого года вполне соответствует характеру субботнего года и что закон не определяет момента, с которого должно начинать счет седьмых годов прощения, что было бы необходимо, если бы он представлял собою новую, независимую от субботней, систему, - можно с достаточным основанием отождествить год прощения с субботним годом. Так смотрит на дело большинство исследователей*(360). В таком случае год прощения теряет свое самостоятельное значение и является лишь одною стороною субботнего года, но от этого он не теряет своего великого значения; напротив, субботний год придает ему еще больше силы, вводя его в грандиозную, обнимающую весь круг социально-гражданской жизни народа, субботнюю систему. Но прежде чем указывать значение субботнего года в области законов о долгах, рассмотрим предварительно характеристические особенности долговых отношений между членами Моисеева государства.
Члены Моисеева государства, основанного исключительно на земледелии и отчасти на скотоводстве, были чужды духа спекуляции, поддерживаемого и развиваемого в народе торговлею и другими подобными промыслами. Поэтому им неизвестен был и тот кредит - источник долговых обязательств людей между собою, - который составляет необходимую принадлежность нашего спекулятивно-промышленного времени, когда громадное количество людей живет не непосредственным извлечением произведений из земли, а искусственным возвышением ценности этих произведений, для чего требуются грандиозные комбинации и предприятия, требующие больших затрат, которые и возможны только при широком развитии кредита. В Моисеевом государстве долговые обязательства вызывались только необходимостью, когда благодаря развивавшемуся неравенству одни - обедневшие - вынуждались для поправления своих материальных обстоятельств обращаться к другим - разбогатевшим - с просьбою о займе. "Если будет у тебя нищий кто-либо из братьев твоих на земле твоей, то не ожесточи сердца твоего и не сожми руки твоей пред нищим братом твоим, но открой ему руку свою и дай ему взаймы, смотря по его нужде, в чем он нуждается"*(361). Долговые обязательства в таком случае, как служащие не средством для спекуляции, а средством облегчения неизбежного социального зла - неравенства по состоянию, средством для выхода из нужды, должны были получить законодательную регламентацию сообразно с их назначением. Сами по себе долговые обязательства, служащие выражением экономического неравенства, имеют тенденцию еще больше закреплять это неравенство, так как поставляют должника, надеющегося посредством займа поправить свои тяжелые обстоятельства, в зависимое положение от кредитора, получающего в силу долгового обязательства известное право на действие и имущество должника, в известном смысле на его личность. Эта зависимость увеличивается от тех условий, которые сопровождают долговое обязательство и которые притом назначаются в большинстве случаев со стороны кредитора. Еще более почувствуется тяжесть долгового обязательства, когда заем не произведет ожидавшегося облегчения житейских обстоятельств, а благодаря какому-либо несчастью ляжет лишь новым бременем на голову несчастного бедняка. Тогда долговые обязательства, имеющие целью облегчить тяжесть социального зла, сами становятся этим злом, и отыскание способа устранить его из общественной жизни составляет такую же великую социальную проблему, какою представляется и самый вопрос об устранении социального неравенства вообще. Моисеево законодательство представляет следующий способ решения этой проблемы. Так как долговые обязательства в Моисеевом государстве вызывались гнетущей нуждой, то законодательство всеми мерами старается облегчить эти обязательства. Так, оно запрещает обычное при этих обязательствах взимание процентов или роста и вообще всякие корыстные виды. "Если брат твой обеднеет и придет в упадок у тебя, то поддержи его, пришелец ли он или поселенец, чтобы он жил с тобою. Не бери с него роста и прибыли, и бойся Бога твоего. Серебра твоего не отдавай ему в рост, и хлеба твоего не отдавай ему для получения прибыли"*(362). Много спорили относительно справедливости и целесообразности такого узаконения. Проценты, по воззрению политико-экономической науки, душа долговых обязательств: только ими и вообще выгодами мотивируется отдача известной части своего богатства или денег другому в пользование. Без видов на выгоды немыслимы долговые обязательства. Справедливость взимания процентов определяется тремя условиями: 1) опасностью потерять отдаваемую сумму, требующей вознаграждения за риск; 2) выгодою, которую извлекает должник из занятой суммы, следовательно, участием кредитора в доставлении возможности этой выгоды и 3) вознаграждением за ту выгоду, которую мог бы извлечь сам кредитор из отданной взаймы суммы*(363). Эти условия справедливости взимания процентов с отданного взаймы капитала как бы противоречат Моисееву узаконению, категорически запрещающему всякий "рост" и "прибыль". Но это только по-видимому. На самом деле все эти условия, по-видимому, неизбежные в долговых обязательствах, в области социальных отношений членов Моисеева государства теряют свое значение. Так, опасность потери отданной взаймы суммы устранялась надежным обеспечением земельным участком, которым владел каждый израильтянин, а следовательно, и должник, и, кроме того, заем обеспечивался широко развитою, как увидим ниже, системою залогов. Второе условие справедливости взимания процентов, именно та выгода, которую извлекает занявший из занятой суммы, кажется справедливым только там, где корыстолюбие является преобладающею страстью. "Весьма незначительная доля справедливости, - справедливо говорит Михаэлис, - в том, что я должен захватить частичку из той прибыли, которую получает другой без всякого ущерба для меня, хотя и посредством моих денег. Ведь я не требую же вознаграждения от другого за свечу, которую он зажигает от моей свечи, хотя он при взятом у меня свете зарабатывает деньги. В таком же положении находится тот, кто без всякого со своей стороны труда и опасности отдает другому взаймы лежащие у него без употребления деньги - quasi lumen de suo lumine accendere facit"*(364). Это соображение получает еще больше значения в Моисеевом государстве, где, как было сказано выше, заем делался не для спекуляции, а ввиду гнетущей нужды и бедности. Такое воззрение, конечно, всего естественнее и живее могло быть в теократическом государстве, в царстве гуманности и высшей справедливости*(365).
Некоторое затруднение в оправдании Моисеева законодательства, по-видимому, представляет третье условие справедливости взимания процентов - именно необходимость вознаграждения за ту выгоду, которую извлек бы сам владетель при помощи отданных взаймы денег или вообще своего имущества. Но и это затруднение устраняется особенностями социально-экономического устройства Моисеева государства. Большую выгоду капиталы приносят только там, где есть возможность для них быстрого оборота, именно при значительном развитии торговли и духа спекулятивных предприятий. Таких условий не было в Моисеевом земледельческом государстве. Поэтому капиталы, частью в виде серебра, а большею частью в виде сырых продуктов - хлеба, плодов и пр., должны были лежать у владетеля их без употребления, подвергаясь ржавчине, гниению и истреблению от мышей, червей и других вредных насекомых. При таком порядке вещей естественно, что капиталисту выгоднее отдать свой капитал в заем другому под верное обеспечение, чем оставлять его у себя, так как должник, обязанный возвратить долг в таком же количестве и того же качества, как он и занял, явится хранителем капитала от всякой порчи. Таким образом, в условиях социально-экономического устройства Моисеева государства третье условие справедливости взимания процентов, неизбежное при наших современных европейских порядках, совершенно теряет свою силу, так как капиталист, отдавая свой лежащий без употребления капитал, ничего не теряет, а, напротив, выигрывает, сберегая его тем от значительной порчи.
Дата добавления: 2019-11-16; просмотров: 145; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!