Глава II. Человек и его потребности 34 страница



 Такова беспощадная критика государства и права со стороны анархизма. Чем же предполагается заменить то, что называется государственным и правовым строем?

 Прежде всего необходимо иметь ввиду двойственное значение слова "анархия": безначалие и беспорядок. Из того, что анархизм отрицает власть и ее оружие - право, не следует вывод, будто анархисты отстаивают беспорядок, - прием недобросовестной полемики, нередко применяемый в отношении направления, враждебного современному порядку. Мы должны присмотреться именно к тому, каков тот порядок общежития, который предполагается заменить порядок, поддерживаемый государством и правом.

 Кроме того, следует иметь ввиду еще следующие обстоятельства. Анархия, в большей или меньшей степени, свойственна и современному общежитию. 1) Анархия господствует в той области, которая остается неорганизованной на началах принуждения. Такова область экономических отношений, насколько государство не определило их нормами права, а предоставило инициативе каждого на началах конкуренции. 2) Анархия имеет место в обществе, насколько взаимные отношения определяются одной моралью. "Да разве вся жизнь людей проходит в сфере закона? Только одна тысячная доля ее подлежит закону, остальная часть происходит вне его, в сфере нравов и воззрений общества" *(476). 3) Анархия конкурирует с правом, насколько в действительной жизни нормы права остаются без применения или прямо нарушаются.

 В предположениях того, что должно заменить современный порядок, обнаруживается большое разногласие между анархистами. Одни кладут в основу личное благо (Штирнер), другие - общее благо (Годуин), одни - эгоизм (Прудон), другие - любовь к ближним (Толстой). Индивидуалистический анархизм сталкивается с коммунистическим анархизмом и не мирится даже с коллективистическим анархизмом.

 Отрицание государства и права, как организованного принуждения, дает возможность только двум выходам. Можно анархический порядок построить или: а) на неорганизованном принуждении или b) на устранении всякого принуждения. Первое основание принимают те анархисты, которые предполагают, что порядок способен держаться добровольными соглашениями, второе основание следует видеть в учении тех, кто возлагает все свои надежды на мораль, лишенную санкции.

 Договорные соглашения, соединяющие людей в союзы и обеспечиваюшие взаимный обмен услугами, выдвигаются рядом анархистов. "Не изолированность, не одиночество, - говорит представитель индивидуалистического анархизма, Макс Штирнер, - а общество - вот естественное состояние". Что же сближает людей? "Я предпочитаю рассчитывать на своекорыстие людей, а не на их служение любви, их милосердие, жалость и т.п." *(477). Таким образом "союзы эгоистов" держатся личной заинтересованностью каждого. "Я хочу договора, - говорит Прудон, - а не законов". "Для того, чтобы я был свободен, чтобы надо мной был лишь один закон - мой собственный, и чтобы управлял мною я сам, необходимо перестроить все общественное здание на началах взаимного договора" *(478). "Моя свобода, или, что то же самое, мое достоинство, как человека, - утверждает Бакунин, - заключается в том, чтобы не подчиняться ни одному человеку и определять свои действия согласно своим собственным убеждениям" *(479). Чтобы все чувствовали себя свободными, необходимо обосновать их соединение не на власти, а на договоре *(480). "Идеал такого общества, - говорит Кропоткин, - где каждым управляет исключительно его собственная воля, достижим только путем добровольных союзов" *(481). Потребность каждого в сотрудничестве, помощи, сочувствии в достаточной степени обеспечат соблюдение договоров, положенных в основу таких союзов *(482).

 А что, если личный интерес не обеспечивает в достаточной степени соблюдение договоров? Принуждение не исключено в добровольном общении. "Норма, по которой договор должен быть исполнен, не будет покоиться исключительно на справедливости, но также и на общей воле людей, вошедших в общежитие, - воле, которая заставит выполнить заключенный договор хотя бы силой" *(483). "Положим, вспыхнет ссора, или сильный угнетает слабого. В первом случае сам народ подвергнет спор третейскому суду, во втором же - каждый гражданин сочтет своим долгом лично вмешаться, не дожидаясь полиции; полицейские будут так же мало нужны, как судьи и тюремные смотрители" *(484). Однако, Тэкер находит возможным действие добровольных судов присяжных, которым должно быть предоставлено не только суждение о поступке, но и о том праве, на основании которого поступок должен быть обсужден. С точки зрения Тэкера, анархизм не исключает возможности преследовать и карать преступников. "Где существует преступление, там должна существовать сила для его подавления. Кто же это отрицает? Во всяком случае не анархисты" *(485). Тюрьма, смертная казнь и даже пытки допустимы в борьбе с преступностью. "Это не значит, что общество, карающее смертной казнью, совершает убийство. Убийство есть акт нападения. А смертная казнь - только акт самозащиты" *(486).

 Совершенно иначе ставится анархический идеал с точки зрения тех, кто в принципе отрицает принуждение, которым теперь пользуется государство. Анархический порядок должен быть построен всецело на морали, не допускающей никакого принуждения. Люди, находясь в общении, будут поступать согласно указанию альтруистических чувств, и потому никакого столкновения интересов не может быть.

 "Существует, - говорит граф Толстой, - общий, признаваемый всеми разумными людьми закон, подтверждаемый и преданием, и всеми религиями всех народов, и истинной наукой, и совестью каждого человека. Закон этот состоит в том, что все люди одинаково для исполнения своего призвания и достижения наибольшего блага должны помогать друг другу, любить друг друга, во всяком случае не посягать на свободу и жизнь друг друга" *(487): Право, поддерживаемое силой, нарушает заповедь непротивления злу. Суда не должно быть. Для воздействия на зло есть только один путь - воздаяние добром за зло. Царствие Божие наступит тогда, когда мы будем руководствоваться не правом, а заповедями Христа *(488).

 Критика анархизма, направившего свои нападения на государство и право, должна исходить не из представления о возможности в далеком будущем осуществления анархического порядка, а из предположения, возможно ли немедленное упразднение государства и права. Так именно ставят вопрос анархисты, которые не просто мечтают о том, что может быть через тысячу лет, а настаивают, что современный государственный и правовой порядок, основанный на организованном принуждении, должен быть немедленно заменен общественным порядком, свободным от организованного принуждения или даже от всякого принуждения.

 Нужно уничтожить все законы и на их место поставить один закон - закон любви. Но где он? Отсутствие его в сознании человека доказывается лучше всего историческим фактом существования государства и права. Если бы все люди или хотя бы только все "разумные" люди находились под его действием, разве потребовалась бы принудительная организация защиты против других общественных групп, угрожающих извне, и против некоторых единиц, угрожающих внутри общества?

 Откуда возьмется сейчас любовь к ближним, способная заменить право, если люди исторически воспитаны в чувстве вражды, в стремлении к господству, в зависти. Возможно, конечно, действие некоторых выдающихся индивидов силой убеждения, соединенного с обаятельностью их личности. Но, едва ли кто верит, чтобы самая сильная проповедь преобразила всех людей, а пока останутся неподдавшиеся, - результат не достигнут. Можно также действовать внешним разрушением всего порядка, с которым связаны чувства и убеждения людей. Но будет ли это и разрушением всей прежней психологии, без чего немыслимо новое построение? Можно, конечно, без труда сокрушить дома, но так же ли легко сломить предрассудки?

 Нужно, устранив право, поставить отношения между людьми исключительно под действие норм нравственности. Однако мораль есть продукт общественности. Хорошие и дурные люди, по словам Макая, создаются общественным строем *(489). Но, если нормы нравственности и нравственные чувства зависят от общественной среды, то не значит ли это, что для поднятия нравственного уровня необходимо преобразовать эти общественные условия. А как же их преобразовать без содействия государства и права? Если бы государство, путем правовых норм, устранило все то, что возбуждает, по мнению анархистов, дурные инстинкты в людях, то не примирило ли бы оно с собой нынешних врагов своих.? Для достижения этого результата необходимо, чтобы государственная власть оказалась в руках тех, кто был бы заинтересован направлять ее силы в сторону народного большинства. Эта цель осуществима только путем политической борьбы, которая предполагает государство и право.

 Представим себе, что, порвав политические и юридические узы, современные люди переходят к образованию добровольных союзов, основанных на соглашении (механическая теория!). Устраняется ли при этом допущение, что в таких союзах окажутся элементы, настроенные антисоциально? Пусть ослабнут факторы преступности, все же история наложила свою печать на духовный склад современного человека. Если такие элементы возможны, то чем же поддерживается союз против их вредоносных действий? Союз исключает неисправимого эгоиста. Но если ни один другой союз не пожелает его принять; если он сам не захочет удалиться? Насилие неизбежно в защиту союза. И мы видели, что анархисты (кроме Толстого) не отрицают возможности реагирования со стороны общества. При сколько-нибудь значительном союзе, а при современных условиях производства союз не может быть незначительным, придется выделить для защиты особые элементы. Не приведет ли это к организации принудительной силы? А организация эта не поведет ли к восстановлению государства и права? Не начнется ли история сначала?

 Анархисты тщательно избегают говорить о том, в каком отношении станут одни союзы к другим. Разделение земли и иных богатств между союзами легко может послужить вновь источником вражды и фактором преступности. Примем во внимание, что приглашение перейти к анархическому порядку делается сейчас, когда народы воспитались в национальном чувстве. Не потребуется ли организация защиты групповой неприкосновенности, а это в свою очередь не потребует ли политической организации.

 Производство экономических благ, для большей успешности, непременно потребует дальнейшего разделения труда, специальных знаний, планомерного сотрудничества. Это окажется необходимым как для того, чтобы не тратить понапрасну сил и средств, принадлежащих союзу, так и для того, чтобы успешно обменивать продукты своего труда на продукты других союзов. Достижима ли организация производства без норм права и власти, их поддерживающих.?

 Современные большие и сложные общественные соединения не выдержали бы давления индивидуализма без правовых скреп. "Господствующее стремление нашего времени есть стремление к образованию тысяч всевозможных союзов и обществ, для удовлетворения самых разнообразных потребностей современного человека" *(490). Факт подмечен правильно, но неверно истолкован, когда ему придается значение предвестника анархических союзов. Современное государство, по своей величине, не в состоянии удовлетворить потребность человека в ближайшем общении. Человек нуждается в более тесных общественных отношениях. Но все эти соединения возможны только на фоне государственной и правовой организации.

 Область современной анархии показывает ясно, что общественная жизнь не стремится идти по пути ее расширения, а напротив, в направлении ее сокращения, порой даже там, где это невозможно. Слабость нравственной санкции побуждает упорно держаться за правовую санкцию, иногда ценой самообмана. Анархическое состояние экономических отношений более всего возбуждает чувство справедливости против общественного строя и заставляет взывать к вмешательству государства и права.

 Государство и право построены на принуждении, которое многим кажется несимпатичным, пока дело не коснется защиты их интересов. Но они необходимы для защиты интересов всех членов общества. Власть и право, конечно, могут служить интересам меньшинства в ущерб большинства. Но они же способны приспособлять меньшинство к интересам большинства. Право есть сильное орудие, опасное в одних руках, благодетельное в других. Топором можно срубить лес для постройки избы, но топором можно и человека убить. Все дело в том, чтобы право, как и топор, находилось в таких руках, в которых орудие оказалось бы полезным, а не опасным.

 На исторической очереди стоит принцип социалистический, а не анархический, и лишь где-то на горизонте, в неясных очертаниях, вырисовывается анархизм, который явится, может быть, еще более непримиримым врагом социалистического строя, чем сам социализм в отношении к буржуазному строю.

 

Глава VII. Формы права

 

 § 38. Общий обзор форм права

 

 Литература: Adiques, Zur Lehre von den Rechtsguellen, 1872; Sturm, Der Kampf des Geseizes mit der Gewohnheit, 1877; Roschthaler, Gesetz und Gewohnheit, 1893; Clarke, The Science of Law and Lawmaking, 1898; Чижов, Источники и формы права, 1878; Holland, The Elements of Jurisprudence, 10 изд. 1908, стр. 53-74; Markby. Elements of Law, 6 изд. 1905, стр. 38-78; Salmond, Jurisprudence, 2 изд. 1907, стр. 117-126.

 

 Право, с развиваемой мной точки зрения, - это правила общежития, поддерживаемые государственной властью. Чтобы подданные могли ознакомиться, по внешним признакам, с содержанием норм права, необходимо воле властвующих выражаться в определенной заранее форме. Эта форма может быть едина, но она может быть и различна.

 Различные формы, в которых выражается право, носят издавна название источников права. Термин этот представляется, однако, мало пригодным ввиду своей многозначности. Под этим именем понимаются:

 а) силы, творящие право, напр., когда говорят, что источником права следует считать волю Бога, волю народную, правосознание, идею справедливости, государственную власть;

 b) материалы, положенные в основу того или другого законодательства, напр,, когда говорят, что римское право послужило источником для германского гражданского кодекса, труды ученого Потье для французского кодекса Наполеона, Литовский Статут для Уложения Алексея Михайловича;

 c) исторические памятники, которые когда-то имели значение действующего права, напр., когда говорят о работе по источникам, напр., по Corpus juris civilis, по Русской Правде и т.п.,

 d) средства познания действующего права, напр., когда говорят что право можно узнать из закона *(491).

 Разнообразие значений, придаваемых выражению "источники права" в той же науке права, вызывает необходимость обойти его и заменить другим выражением - формы права. Под этим именем следует понимать различные виды права, отличающиеся по способу выработки содержания норм. Выбор форм зависит всецело от государственной власти.

 Чтобы уяснить себе многообразие форм права, необходимо обратиться к анализу строения нормы права. В каждой норме права можно отличить содержание и санкцию. Первая часть описывает то поведение, которое требуется от граждан, вторая часть предписывает держаться этого поведения под угрозой воздействия. Это теоретическое различие, установленное Лябандом *(492), чрезвычайно важно для понимания форм права. Законопроект может быть тождественен по содержанию с законом, но у него недостает второго элемента, присоединение которого превращает проект в норму права. Решение спорного вопроса окажется, может быть, одинаковым и в толковании ученого юриста и в толковании высшего суда. Различия между ними по существу с юридической точки зрения нет до тех пор, пока государственной власти не угодно придать обязательность тому или другому.

 Обязательная сила норм права имеет всегда одно основание: веление государственной власти *(493). Содержание же норм права может иметь различное происхождение. Прежде всего государственная власть может сама выработать содержание нормы и объявить его в форме закона. Но весьма возможно, что государственная власть предоставит другим выработать содержание и ограничится тем, что скрепит своей санкцией правила, уже выработанные или предполагаемые в будущем, и тем придает правилам юридический характер. Кому будет предоставлена выработка содержания норм, - это зависит от усмотрения, от политики государственной власти. Помимо ее, никто в обществе не в состоянии присваивать своим правилам значения норм права и, следовательно, никакие формы права не могут существовать без воли государственной власти.

 Если это так, то в зависимости от усмотрения государственной власти формы права могут быть весьма различны, смотря по времени и месту. Историческая действительность вполне подтверждает такое предположение.

 Государственная власть может разрешить своим судебным органам применять те правила общежития, которые выработались самой жизнью в общественной среде силой бытовых отношений. Власть предполагает, что такие правила по данному вопросу должны были образоваться или должны будут образоваться. Нормы обычного права, хотя и создаются в своем содержании помимо государственной власти, но юридическую обязательность приобретают по воле государственной власти. Поэтому допустимость обычного права и пределы ее определяются самим законодателем. Такой взгляд на производный характер норм обычного права был господствующим в ХVIII столетии. Историческая школа начала XIX века выдвинула обычное право, как совершенно самостоятельную форму права, которая получает обязательную силу не от государственной власти, а от народного правосознания. Эта точка зрения еще крепко держится в Германии, хотя в последнее время обнаруживается некоторый возврат к прежнему взгляду *(494). В Англии, стране обычного права по преимуществу, никогда не возникало сомнения, что эта форма права держится силой государства, а не собственной силой *(495). Против мнения, что обязательность обычного права обуславливается государственной властью, выдвигают два возражения. Во-первых, указывают на то, что содержание норм обычного права нередко старее самой государственной власти. Это, довольно часто повторяемое, возражение упускает из виду, что правила общежития возникают иногда и существуют задолго до превращения их в нормы права. Но нормами права они становятся лишь тогда, когда возникло государство и насколько государственная власть изъявила готовность поддерживать их своей силой. Во-вторых, говорят, нормы обычного права не могут обуславливаться государственной властью, если последняя не знает их содержания. Но, если власть не знает, что выработалось или вырабатывается общественной средой по тому или другому вопросу, она все же в состоянии выразить требование, чтобы выработанное применялось в жизни, и поддержать свое требование присущей ей силой. Обязывая руководствоваться обычаями, власть обнаруживает стремление не идти наперекор старине, или сознать себя неспособной поспеть за жизнью, или проявляет малую заинтересованность в том, какими правилами определяются бытовые отношения, не затрагивающие ее непосредственно. Но исполнительные агенты власти применяют или не применяют эти обычаи в зависимости от ее указаний, и те передвигают их в область права или оставляют вне права. Точно также государственная власть может предоставить своим органам управления выработку общих правил поведения граждан, в развитии закона или в пополнение его недостатка. Очевидно, что такие административные распоряжения или обязательные постановления почерпают свою силу не в самих органах управления, а в дозволении, исходящем от органов власти. Чем сложнее общественная жизнь или чем менее твердо начало законности, тем больший простор для этой формы права, которая, как и все другие, держится только авторитетом государственной власти.


Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 87; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!