Глава II. Человек и его потребности 32 страница
Реальным в области права следует признавать наше сознание связанности по адресу другого, за которым наш долг закрепляется, как его добро, его актив. Правовыми обязанностями Петражицкий желает называть такие психические переживания, когда "то, к чему мы себя считаем обязанными, представляется нам причитающимся другому, как нечто ему должное" *(397). Психологическое понимание права с точки зрения индивидуального сознания должно привести к выводу, что право не зависит от общества. Право не устраняется тем, что человек оказался на отрезанном от всего прочего человеческого мира острове, или что он попал на Марс, где, по предположению автора, правового порядка не существует *(398).
Если право есть то, что человек сознает, как право, то область его способна к безграничному расширению. Так именно и смотрит на дело Петражицкий. Область права, признаваемая таковой со стороны официальной нормировки, представляет "совершенно микроскопическую величину" по сравнению с тем необъятным множеством житейских случаев и вопросов поведения, которые предусматриваются правом в смысле, какой придается этому выражению теорией Петражицкого. Правом следует считать: правила разных игр, напр., в карты, шашки, кегли и т.п.; правила вежливости, этикета; любовное право, возникающее с момента объяснения в любви; домашнее право, определяющее интимные отношения в семье; детское право, проявляемое в забавах, шалостях; преступное право, складывающееся в воровских шайках. Право будет налицо, если я признаю за собакой, которая хорошо вела себя на охоте, право на добрый ужин; если я признаю себя обязанным перед деревом или камнем, за которыми закрепляю право; если я считаю себя обязанным перед покойником, который имеет право на почитание; если я заключаю договор с диаволом, в силу которого считаю себя за оказанные мне услуги обязанным предоставить ему свою душу *(399), - но тут уже правоведение, по справедливому замечанию самого Петражицкого *(400), граничит с психопатологией.
|
|
|
Чье сознание создает право? До сих пор можно было думать, что все дело в сознании того, кто признает себя обязанным по адресу другого, за которым он, в своем сознании, закрепляет право *(401). Отсюда могло казаться, что право составляет только рефлекс. Но это оказывается ошибка: "действительное отношение между императивностью и аттрибутивностью правовых явлений состоит в том, что императивность их не имеет самостоятельного характера, а является только рефлексом аттрибутивной природы подлежащих импульсий" *(402). Тогда, значит, следовало бы искать разгадки не в сознании того, кто чувствует себя обязанным, а того, кто чувствует за собой право. Немного далее указывается, что по разным конкретным психическим обстоятельствам в сознании индивида, переживающего психические процессы правового типа, обыкновенно односторонне выступает на первый план или императивная сторона или аттрибутивная сторона, a другая блекнет и стушевывается *(403).
|
|
|
Вопрос о том, чье сознание имеется ввиду, сильно затруднился такой постановкой. Но, по крайней мере, сомнение касалось двух лиц: того, кто чувствует себя обязанным, и того, кто чувствует за собой право. Оказывается, что возможна еще "нейтральная" точка зрения. To, что одному представляется обязанностью, а другому - правом, то с нейтральной точки зрения оказывается правоотношением *(404). Но, если "всякое психическое явление происходит в психике одного индивида и только там" *(405), и право есть психическое явление, каким образом могут быть признаны, с точки зрения третьего лица, правоотношениями "договор с диаволом" или "отношение между богами и животными"?
Что же такое те нормы права, о которых говорят профессиональные юристы? Реально существуют только переживания этических моторных возбуждений в связи с представлениями известного поведения, а нормы - это только проекция, фантазма. Это только кажется, что где-то имеются и царствуют строгие веления и запреты. "Таким образом, выражения: императивы, императивные нормы в нашем смысле вовсе не означают, что кто-то кому-то что-то велит, что какая-то воля обращается к другой воле" *(406). Это просто проекции. Другими словами, Петражицкий отрицает начисто всю объективность в праве. Строя право на субъективизме, Петражицкий не ставит вопроса, каким образом создается у человека императивно-аттрибутивное сознание? Откуда оно? Почему оно не сходно у разных людей? Не объясняется ли психическое переживание внешними причинами? Не создается ли сознание обязанности или права внушениями извне?
|
|
|
Может быть не нормы являются проекцией, а правовое сознание является интроекцией? *(407).
В результате исследования Петражицкого оказывается, что "под правом в смысле особого класса реальных феноменов следует разуметь те этические переживания, эмоции которые имеют аттрибутивный характер" *(408). В каком же отношении это своеобразное понятие о праве находится к положительному праву?
Это, как называет его Петражицкий, классовое понятие права "предназначено для познания и объяснения явлений, а не для определения того, что юристы привыкли называть правом" *(409). Как возможен переход к "праву в юридическом смысле"? *(410). Тут открывается мостик, очень ненадежный для исследователя. Это нормальные факты, или факты, вроде поступков других людей, постановлений законодателя, которые способны вызывать соответственные правовые переживания. Может, конечно, возникнуть сомнение, каким образом, если право только в сознании, если повеления и запреты только фантазмы, - способны внешние факты иметь значение для права? Влияние это громадно, потому что оказывается, что здесь "одно лицо или группа лиц может по своему усмотрению вызывать в психике других... такое право на будущее время, какое ему или ей представляется с какой-либо точки зрения желательным" *(411). Через эту форточку вся фантазма способна превратиться в реальность, а оригинальное учение - в "наивно-традиционное".
|
|
|
Но положительное право Петражицкого не есть еще положительное право юристов. Последнее есть только его разновидность, и называется официальным правом. Для понимания его никак нельзя обойтись без государства. Государственная власть - это социально-служебная власть, на которой лежит обязанность заботиться о благе подвластных или об общем благе. Из этого "наивного" взгляда вытекает, что "важнейшим служением общему благу со стороны государственной власти является служение праву" *(412). "Сообразно с этим, с развитием государственной власти и организации происходит внутри государственного союза дифференциация права, разделение его на две категории, на 1) право, подлежащее применению и поддержке со стороны представителей государственной власти, по долгу их общественного служения и 2) право, лишенное такого значения в государстве" *(413). Это первое право оказывается "привилегированным правом" в государстве, "правом высшего сорта".
Таким образом мы перебрались к положительному праву юристов. Но при переходе остались весьма существенные сомнения. Во-первых, не выяснилось, как примирить объективность нормальных фактов с субъективным переживанием права? Во-вторых, где отличительный видовой признак того права, который интересен уже потому, что он "высшего сорта", если не довольствоваться ссылкой на ничего не говорящий "официальный характер"?
Петражицкий вводит еще новый вид права - интуитивное право. Это понятие определяется чисто отрицательным путем. Отличительный признак интуитивного права - в отсутствии в составе его представлений нормативных фактов *(414), другими словами, - это право минус положительное право, которое, как мы видели, тоже величина не очень определенная. К особенностям его автор относит то, что "принципиально интуитивное право остается индивидуальным". Интуитивных прав столько, сколько индивидов" *(415). Но эта принципиальность не мешает тому, что свое интуитивное право могут иметь кружок, обширное общество, даже народ. Автор просит не смешивать его интуитивное право ни с естественным правом, ни с нравственностью. Интуитивное право есть не что иное, как справедливость *(416), что не мешает ему быть "менее доброкачественным", чем позитивное право, и "даже весьма злокачественным" *(417), причем автор ни слова не говорит о критерии оценки.
Подводя итоги критического разбора теории Петражицкого, необходимо сказать следующее.
Учение Петражицкого о праве дает выводы, совершенно не согласные с общепризнанными представлениями о праве. Сам Петражицкий указывает на два представления: широкой публики и профессиональных юристов. Его симпатия на стороне первого, хотя он: 1) не объясняет оснований предпочтения, 2) не подчиняется ему, так как отбрасывает "нравственное право", 3) не исследует и причин, по которым сложилось профессиональное понимание права. Принимая точку зрения широкой публики, Петражицкий решительно с ней расходится, потому что в этой публике не признают серьезно правом то, что в своей теории он выдает за таковое (любовное, преступное право и т.п.).
Теория эмоций, помимо своей научной несостоятельности, совершенно бесполезна для психологического понимания права. Даже теория права, развиваемая Петражицким, ни в какой связи с эмоциями не состоит и могла бы быть построена на традиционной психологии.
В учении Петражицкого нет вовсе определения понятия о праве, а имеется только описание психических переживаний в связи с правом. При этом, правовая психика не сведена к своему генезису, хотя автор и претендует на эволюционную точку зрения.
В индивидуальной же психике автор не дает никакого критерия для определения, где кончается реальный феномен и где начинается болезненная фантазия (договор с дьяволом).
Вся теория Петражицкого построена на том, чтобы перенести право из общественной сферы в сферу индивидуального переживания, и его попытки поддержать социальные моменты в праве вызываются только непоследовательностью автора. Ввиду этого теория Петражицкого не в состоянии выяснить социальную природу права.
Исходные моменты теории Петражицкого должны бы логически привести его к солипсизму, но как "профессиональный юрист", он психологически отклоняет от себя эти выводы. Солипсизм тянет к себе, как пруд в темную ночь, но он гибель для мысли, как пруд для жизни.
Противоположное представление о праве развивает профессор университета в Галлэ, Рудольф Штаммлер, хотя Петражицкий и склонен видеть в нем только своего последователя и популяризатора *(418). Это утверждение, конечно, неверно, во-первых, потому, что по своей величине Штаммлер не может быть отростком Петражицкого, а во-вторых, потому, что учение его вполне самостоятельно по существу. То, что резко отличает Штаммлера от Петражицкого, - это признание объективности права, как исходного начала. "Юридические правила являются по отношению к нам внешними; они обращаются к нам с велением и нормируют наши отношения еще раньше, чем мы о них что-либо узнали; они дают нам формальные представления, не считаясь с тем, соглашаемся ли мы с ними. Они, как таковые, стремятся обладать значением, не спрашивая нас, согласны ли мы с ними, и признаем ли мы их." *(419). "В обыденной жизни, правда, очень часто ссылаются на свое правовое чувство. Но это могло бы только значить, что кто-либо добыл общепризнанное правильное решение по правовым вопросам совершенно из себя, из своей духовной организации. Такая ссылка представляет в корне только ссылку на мистическое происхождение мнимо обоснованного критического суждения, но отнюдь не систематическое обоснование его, и оставляет его, наоборот, беззащитным по отношению к любому сомнению противников" *(420).
Вопрос о сущности права Штаммлер разлагает на три различных вопроса: 1) что такое право, 2) в чем обоснование обязательности права и 3) когда содержание правовой нормы является материально обоснованным *(421). Неудачу многих решений Штаммлер видит в смешении этих трех сторон единой проблемы.
Представление Штаммлера о том, что такое право, развертывается в его изложении путем противопоставления гипотезе исторического материализма. "Право, с точки зрения материалистического понимания истории, рассматривается, как вспомогательное орудие в совместной борьбе за существование, его назначение - сделать возможным урегулированное господство над экономическими отношениями" *(422). Против этого положения Штаммлер выдвигает утверждение, что хозяйство не может быть причиной права, потому что хозяйство и право - это только две стороны социальной жизни. Здесь нет двух самостоятельных объектов. "Правовой порядок и экономический строй - безусловно одно и то же" *(423).
Что же такое социальная жизнь? "Социальная жизнь есть внешним образом урегулированная совместная жизнь людей" *(424). "Конститутивным моментом для понятия социальной жизни является только внешнее регулирование совместной жизни людей". Совместная борьба за существование есть содержание социальной жизни, внешнее регулирование есть форма, в которой происходит это сотрудничество". В понятии социальной жизни мы различаем регулирующую форму и регулируемую материю" *(425).
"Материей социальной жизни служит, по мнению Штаммлера, совместная деятельность людей, направленная к удовлетворению их потребностей" *(426). Эту совместную деятельность Штаммлер обозначает словом "социальное хозяйство". В рамки второго понятия включается всякая направляемая к удовлетворению потребностей совместная деятельность людей. Попытки сузить его и обозначить термином "социальное хозяйство" лишь то, что имеет отношение к низшим, материальным потребностям, наталкивается при своем осуществлении на затруднения, которые Штаммлер считает непреодолимыми. Таким образом для Штаммлера вся общественная жизнь, со стороны ее содержания, входит в представление о социальном хозяйстве. Вместе с тем Штаммлер совершенно расходится с оспариваемым им материалистическим мировоззрением в понимании хозяйства.
Социальному хозяйству, как материи, соответствует право, как форма. Каким же образом устанавливает Штаммлер понятие о праве? "Понятие о праве не может и не должно быть устанавливаемо a priori. Я исхожу, наоборот, из опыта, в котором легко увидеть то, что совершенно явственно заявляет о себе, как о праве" *(427). По определению Штаммлера, "право есть такое принудительное регулирование совместной жизни людей, которое по самому смыслу своему имеет не допускающее нарушения значение" *(428).
Хотя в данное определение Штаммлер не внес момента внешнего регулирования, но право, как форма совместной деятельности, мыслится Штаммлером только в виде внешнего правила, т.е. "правила, которое по своему значению совершенно независимо от побуждений, заставляющих отдельное лицо ему следовать". С этой стороны "внешнее регулирование совместной жизни людей может быть противопоставлено предписаниям морали" *(429). Ограничив по моменту внешности право от нравственности, Штаммлер должен был далее разграничить между собой внешние правила. Здесь он различает, как мы уже видели, правовые и конвенциональные правила по моменту принудительности. "Право стремится стать принудительным велением, обращаемым к отдельной личности и не считающимся с ее согласием и признанием, конвенциональное же правило по самому смыслу своему имеет значение лишь в силу добровольного согласия на него подчиненного ему лица" *(430). Таким образом, понятию права "присущ момент притязания на роль принудительного веления" *(431). Однако, не все внешние правила регулирования совместной деятельности людей могут быть признаны правом. Принудительные веления могут быть или правовыми или произвольными. Мы видели уже, что Штаммлер различие между этими двумя видами велений, которые по своему содержанию могут быть совершенно однородны, усматривает в том, что норма права ненарушима для установившего ее до замены ее другой нормой.
Выяснив сущность права, Штаммлер переходит к обоснованиям принудительности права. Он очень ясен и силен в критике других попыток подойти к решению этого вопроса и очень туманен и слаб в установлении своей точки зрения. Конечно, Штаммлер прав, когда замечает, что, прежде чем говорить об оправдании нормы со стороны ее содержания, необходимо оправдать принуждение, которым она стремится осуществить свое содержание. "Этот вопрос ясно показывает, что сомнение в самом праве (?) на правовое принуждение составляет основную проблему" *(432). Разрешением такой проблемы Штаммлер считает следующий ответ: "Право есть необходимое условие для закономерного построения социальной жизни человека" *(433). "Социальная жизнь является закономерной, если ее особое регулирование согласно с общей основной идеей всякого общественного существования" *(434).
По третьему вопросу, когда содержание нормы права является материально обоснованным, если уже обоснована принудительность права, Штаммлер выдвигает идею права. "Существует лишь одна единственная идея, которая с безусловной принципиальностью действительна для всякого права, - это идея человеческого общения" *(435). Правовой строй есть средство на службе человеческих целей. Его смысл кроется в том, чтобы создать известный вид сотрудничества и взаимного отношения людей друг к другу. "Отсюда вытекает, что правомерность какого-либо положительного правового установления должна определяться тем соображением, что по своему содержанию оно есть правое средство для правой цели социальной совместной жизни людей" *(436). "Закономерность социальной жизни может заключаться только в идеальном масштабе для общества, регулирование которого должно производиться в смысле имеющего всеобщее значение внимания ко всякому из подчиненных праву, так что каждый член союза трактуется и определяется так, как он должен хотеть, в качестве мыслимого свободным существа. Общение людей способных к свободному выражению своей воли (Gemeinschaft frei wollender Menschen) - такова безусловная конечная цель социальной жизни" *(437).
Мы привели все три решения на те вопросы, из которых, по мнению Штаммлера, состоит проблема о сущности права. В этом разделении одного вопроса на три необходимо согласиться со Штаммлером. Но выдерживает ли сам Штаммлер установленное расчленение? С точки зрения предложенного им различия так наз. естественное право ни в каком случае не может быть отнесено к праву. И сам Штаммлер признает, что "оно не может служить нормой для судьи и для административных властей" *(438). А между тем возражение против причисления естественного права к праву он считает "простым спором о словах." Однако, слово действует на представление. Возражая Бергбому, который утверждает, что может быть только один способ научного трактования права, Штаммлер настаивает на возможности второго, очевидно, предполагая тройственность объекта научного изучения. "Разве произведения Томаса Мора или фантазия Беллами не содержат в себе вполне законченной правовой системы? Или, может быть, право какого-либо давно уже вымершего народа не может именоваться правом на том основании, что оно нигде уже не имеет значения." *(439). Но отжившее право есть исторический факт, чего нельзя сказать о фантазии Беллами. Про развалившийся дом мы можем сказать, что такой-то дом был, но архитектурный план еще не дает права говорить, что дом будет.
Признав, что хозяйство и право представляют полное логическое единство материи и формы, Штаммлер полагает, что доказал невозможность отношения между хозяйством и правом, как причины и следствия. Но при этом нельзя не обратить внимания на то, что его представление о хозяйстве совершенно не соответствует тому, что под этим именем понимается в политической экономии и что положено в основе материалистического мировоззрения. Для него хозяйство - это вся общественность, а для оспариваемого им взгляда - только одна сторона общественной жизни. Право так же не совпадает с формой социальной жизни, потому что эта форма = правовые правила - конвенциональные правила. Сверх того, Штаммлер совершенно вычеркнул мораль из материи и формы социальной жизни.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 121; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!