Теория волеустановленного права



Волеустановленное право подразделяется на божественное и человеческое. Божественное право своим непосредственным ис­точником имеет волю Бога, но при этом не совпадает с естествен­ным правом. Бог, полагает Гроций, конечно, не устанавливает чего-либо противного естественному праву, но может сделать из него изъятия. Дело в том, что право, понимаемое как система норм, что-либо предписывает, запрещает или дозволяет, и именно последнее, т. е. дозволение, может быть волей Бога ограничено (с. 88). Таким

158


Глава•


ГУГО ГРОЦИЙ


 


 


образом, божественное право совпадает с христианской нравствен­ностью, а она «предписывает нам более высокую чистоту, нежели может требовать естественное право само по себе» (с. 57). Напри­мер, по естественному праву человек должен предпринимать меры для сохранения своей жизни, христианский же закон предписывает «пойти на смерть друг за друга» (с. 91). Иначе говоря, божественное право представляет собой систему религиозно-нравственных норм и, собственно, к позитивному (человеческому волеустановленному) праву непосредственного отношения не имеет.

Право волеустановленное человеческое — это право внутри­государственное и международное, или право народов. Его источ­ник — соглашение между людьми, народами и государствами. Именно согласие придает ему общеобязательность. Поэтому если матерью естественного права является природа человека, то матерью «внутри­государственного права является само обязательство, принятое по взаим­ному соглашению; а так как последнее получает свою силу от есте­ственного права, то природа может слыть как бы прародительницей внутригосударственного права». А что касается международного пра­ва, то оно возникает «в силу взаимного соглашения как между всеми государствами, так и между большинством их» (с. 48).

Получается, что человеческое право имеет конвенциональный характер и связано с пользой и интересами тех, кто его устанавли­вает: «...польза же послужила поводом для возникновения внутри­государственного права, ибо как самое сообщество, о котором была речь, так и подчинение возникли и установлены ради какой-нибудь пользы. Оттого-то и те, кто предписывает законы другим, обычно тем самым преследуют какую-нибудь пользу или, по крайней мере, должны ее преследовать». Сказанное касается и международного права, нормы которого устанавливаются «в интересах не каждого сообщества людей в отдельности, а в интересах обширной совокуп­ности всех таких сообществ» (с. 48).

Вместе с тем Гроций не противопоставляет естественное право, олицетворяющее справедливость, человеческому, связанному с по­лезностью. Напротив, они не только предполагают друг друга, но и выступают в качестве единой нормативной системы, несущей и по­лезность, и справедливость. Поэтому-то Гроций и возражает Карнеаду, Реческому философу-скептику III в. до н. э., утверждавшему, что Юди всегда и везде стремятся только к собственным выгодам и что "оэтому справедливости либо вовсе нет, либо она есть величайшая

159


Раздел III ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГОВРЕМЕНн

глупость. «Напрасно, однако же, Карнеад называет справедливость глупостью. Ибо ведь... гражданин, следующий внутреннему праву в государстве, отнюдь не повинен в глупости, если даже из благого­вения перед правом он вынужден поступаться некоторыми своими преимуществами; так же точно не повинен в безумии и целый на­род, который не настолько соблюдает свои выгоды, чтобы ради них пренебречь общими правами всех народов; в обоих случаях смысл один и тот же. Ведь подобно тому как гражданин, нарушающий внут­ригосударственное право ради своей ближайшей выгоды, тем самым подрывает основу собственного своего благополучия и благополу­чия своего потомства, так точно и народ, нарушающий право есте­ственное и право народов, навсегда подрывает основу своего соб­ственного спокойствия в будущем. Если даже соблюдение права не сулит никакой прямой выгоды, тем не менее стремление к тому, к чему мы чувствуем влечение нашей природы, свидетельствует скорее о мудрости, а не о глупости» (с. 48^9).

Поскольку следование праву дает людям и народам ощущение спокойствия, безопасности и уверенности в будущем, постольку люди и стремятся жить в соответствии с общими правилами независимо от их непосредственного источника — разумной природы человека или же соглашения между людьми. «Нет такого общественного со­юза, который мог бы сохраняться в безопасности без права...»,— полагает Греции (с. 50).

При такой постановке вопроса, казалось бы, снимается про­блема соотношения права и силы, права и принуждения. Действи­тельно, Гроций считает, что невозможно принуждать людей к со­блюдению справедливости. Вместе с тем позитивное право в форме законов и иных установлений предполагает возможность принуж­дения и даже немыслимо без него: «...право не получает своего внеш­него осуществления, если оно лишено силы для проведения в жизнь» (с. 49). Носителем такой силы становится государство.

Учение о государстве

Гроций — сторонник договорной теории происхождения госу­дарства, предполагающей существование догосударственного естест­венного состояния. Оно, согласно Гроцию, отличалось простотой жизни, общностью имуществ и чувством взаимной приязни. Постепенно

160


ГУГО ГРОЦИЙ

жизнь усложнялась: развивались искусства, промыслы — земледелие и скотоводство; начали осознаваться различия между людьми, а «из различия способностей проистекли соревнования и даже убийство» 203). Наконец, утверждается частная собственность, причем «не одним только актом личной воли, ибо тогда ведь одни не могли бы знать, что угодно другим считать своим имуществом, чтобы воздер­жаться от посягательства на него и чтобы многие не претендовали на одну и ту же вещь; но неким соглашением, или выраженным явно, как путем раздела, или молчаливо предполагаемым, как путем завла-

дения» (с. 203).

Однако соглашение о разделе собственности отнюдь не гаран­тировало порядок и безопасность; напротив, еще острее ощущалась потребность в организующей и упорядочивающей силе. В связи с этим люди пришли к идее о необходимости образования государ­ства и «не по божественному велению, но добровольно, убедившись на опыте в бессилии отдельных рассеянных семейств против наси­лия, откуда ведет свое происхождение гражданская власть» (с. 166), цель которой заключается не в служении чьим-либо корыстным ин­тересам, а в достижении общего блага и обеспечения действия пра­ва в общении между людьми. Государство есть «совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и общей пользы», полагает Гроций (с. 74). Оно призвано осуществлять ряд функций, к которым относятся: законотворчество, осуществление непосредственного управления и правосудие. Отсюда проистекают и признаки государства: «обладание собственными законами, су­дами и должностными лицами». Сфера деятельности государства ограничена публичными, т. е. общими, делами, а в частные оно вме­шивается «лишь в той мере, в которой это необходимо для поддер­жания общественного спокойствия» (с. 126-127).

Государственная власть обладает верховенством, т. е. сувере­нитетом: это «такая власть, действия которой не подчинены иной власти и не могут быть отменены чужой властью по ее усмотрению». В отличие от Ж. Бодена, полагавшего, что носителем суверенитета является личность правителя (или правителей), Гроций утверждает, что существуют два носителя суверенитета — в общем и особенном смысле слова. «Подобно тому, — объясняет Гроций свою мысль, — как общий носитель зрения есть тело, собственный же есть глаз, так °бщим носителем верховной власти является государство, назван­ие выше совершенным союзом»; носителем же верховной власти

161


Раздел III ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО времени

в собственном смысле слова является «или одно лицо, или же несколь­ко, сообразно законам и нравам того или иного народа» (с. 127-128)

Следовательно, носителем суверенитета в общем смысле слова становится государство как таковое, а сам суверенитет превращается в свойство государства независимо от смены правителей и даже форм правления.

Кроме того, выделение двух носителей суверенитета — в общем и особенном смысле слова — позволяет Грецию, с одной стороны утверждать, что верховная власть едина и неделима, с другой — рас­суждать о разделении властей. Суверенитет государства как совер­шенного союза един и неделим. А на уровне носителя суверенитета в собственном смысле слова разделение власти возможно, хотя мыс­лится оно Гроцием в духе античной смешанной формы правления. Он, явно симпатизируя монархии, все же продолжает следовать своей методологии и описывает все исторически существовавшие и сущест­вующие формы правления, признавая право на существование лю­бой из них. Ведь «в делах государственных нет ничего, что было бы совершенно свободно от каких-нибудь недостатков, а поэтому и право следует выводить не из того, что может показаться тому или иному наилучшим, но из воли, служащей источником самого права» (с. 141).

Государство независимо от конкретных исторических примеров и форм правления — это способ и форма бытия народа. В данном качестве государство представлено четырьмя элементами: народом, верховной властью, территорией и общим правом.

Народ, полагает Гроций, представляет собой некое целое, имеющее «единое бытие» или «единый дух» (с. 312). Существование народа и государства взаимообусловлено: пока существует народ — сущест­вует и созданное им государство, сам же народ существует до тех пор, пока сохраняются связывающие его узы — власть и право, рас­пространяющие свое действие на определенную территорию. При этом Гроций различает юридическую и политическую характери­стики государства. «Необходимо иметь в виду, — пишет Гроций, — что одна и та же искусственная вещь (а государство, так как оно создано людьми, является искусственной вещью. — И. К.) может иметь несколько форм: так, легион через одну форму управляется, посредством другой — сражается. Так же точно одну форму госу­дарства составляет союз права и власти, другую — взаимное соот­ношение тех частей, которые правят, и тех, которыми управляют. Последняя интересует политика, первая— юриста» (с. 314).

162


ГУГО ГРОЦИЙ

Гроций, как мы знаем, относит себя к юристам и поэтому анализирует государство в юридических терминах. Власть, принад­лежащая суверену в собственном смысле слова, рассматривается Гроцием как особая, но все же вещь, поэтому частноправовые ана­логии кажутся ему вполне уместными. Так, суверен может обладать властью на праве полной собственности, на праве узуфрукта и на праве временного пользования. Например, римские диктаторы по­лучали власть во временное пользование, римские цари владели властью на праве узуфрукта, некоторые же правители обладали ею на праве полной собственности (с. 135).

Власть на праве полной собственности приобретается либо путем справедливой войны, либо по воле самого народа, который, по мнению Греция, в целом ряде случаев может безоговорочно подчи­нить себя правителю. В этом случае правитель волен распоряжаться властью по своему усмотрению вплоть до ее отчуждения. Вместе с тем патримониальная теория государства плохо вписывается в общую канву рассуждений Греция. Его симпатии явно на стороне владения властью на праве узуфрукта. Такая власть всегда вручается по воле народа и никогда не может быть безграничной.

Во-первых, правитель не обладает правом отчуждения власти и государственной собственности, «доходы от которой предназначены на покрытие расходов государства и поддержания королевского достоин­ства». Во-вторых, если государь лишен возможности исполнять свои обязанности, то «регентство принадлежит тем, кому оно поручено основным государственным законом, или, при отсутствии последнего, согласием народа». В-третьих, власть правителя ограничивается обе­щаниями, которые он дает подданным или Богу (с. 138-139). В-чет­вертых, Гроций различает действия правителя как носителя верховной власти и как частного лица; в последнем случае на него распространя­ется действие всех внутригосударственных законов как на любого дру­гого члена государства (с. 376, 378). В-пятых, народ может ограничить власть правителя законами и все действия, совершенные вопреки им, «могут быть объявлены недействительными как полностью, так и от­лети, ибо народ в полной мере сохраняет свои права» (с. 376). Нако-He", в-шестых, в случае смерти избранного монарха или прекращения Династии власть возвращается к народу (с. 314). Более того, бывают моменты, когда народу следует выразить свое мнение (с. 288).

Казалось бы, Гроций вплотную подошел к признанию идеи водного суверенитета. Ведь правитель-узуфруктарий является

163


Раздел III ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

лишь пользователем, а не собственником власти. Гроций, однако идею народного суверенитета не приемлет и посвящает немало страниц ее опровержению. Дело в том, что признание народного суверенитета предполагало, по его мнению, и признание права народа на сопро­тивление власти, что для Гроция было совершенно неприемлемо. «Следует отвергнуть мнение тех, — пишет он, — которые полагают что суверенитет всюду и без изъятия принадлежит народу, так что государей, которые злоупотребляют властью, следует низлагать и карать; это мнение, проникнув в глубину души, послужило и может послужить в дальнейшем причиной многих бедствий, что не может укрыться от каждого наделенного разумом» (с. 128).

Гроций тщательно анализирует и опровергает все аргументы, которые, по его мнению, могут быть использованы для доказатель­ства принадлежности суверенитета народу. Он утверждает, что лю­бой народ, как и любой человек, волен подчиниться кому угодно и на любых условиях. В связи с этим «тот или иной правопорядок сле­дует оценивать не с точки зрения преимуществ его формы, в чем суждения людей весьма расходятся, а с точки зрения осуществления воли людей» (с. 128). А воля эта может быть весьма разнообразной. Причем сам по себе факт избрания правителя народом не опровер­гает принцип верховенства его власти. Гроций иллюстрирует это утверждение словами императора Валентиниана, обращенными к избравшим его солдатам: «Избрать меня вашим императором, сол­даты, было в вашей власти, но после того, как вы меня избрали, то, чего вы требуете, зависит не от вашего, а от моего произвола. Вам в качестве подданных надлежит повиноваться, мне же следует сооб­ражать, как действовать». Гроций разбирает и тот довод, что «всякое правительство учреждается ради тех, кем управляют, а не ради тех, кто управляет». Он соглашается с тем, что, по общему правилу, це­лью государства является польза подданных, но «ведь и опека уста­новлена ради подопечных, и тем не менее опека есть право и власть над последними» (с. 132-133).

Вместе с тем суверен должен подчиняться естественному пра­ву и Божьим заповедям (с. 139), а подданным не следует подчинять­ся приказам, им противным. Более того, «все по природе имеют пра­во противиться причинению им насилия» (с. 159). Но все же лучше переносить обиды, причиняемые верховной властью, нежели про­тивится ей. А что касается естественного права на сопротивление насилию, то в условиях государственно-организованного общества

164


ГУГО ГРОЦИЙ

оно теряет свою силу: «Так как государство установлено ради общест­венного спокойствия, то ему принадлежит некое верховное право над нами и нашим достоянием, поскольку это необходимо для осу­ществления государственных целей. Поэтому государство и может наложить запрет на это всеобщее право сопротивления ради сохра­нения общественного мира и государственного порядка. А что госу­дарству угодно именно это, в том не может быть сомнения, так как иначе оно не сможет осуществлять свою цель. Ибо если сохранить такое всеобщее право на сопротивление, то это будет уже не госу­дарство, но беспорядочная толпа, как у циклопов» (с. 159).

Короче говоря, если сопротивление и возможно, то лишь в ис­ключительных случаях, когда речь идет о жизни и смерти (с. 166). По общему же правилу, «гражданская война хуже незаконного прав­ления» (с. 174).

Учение о войне

Понятие войны у Гроция весьма широкое. «...Война есть со­стояние борьбы силою как таковое», — пишет он (с. 68). Войны не запрещены правом ни божественным, ни естественным, ни между­народным. Ведь каждое «живое существо немедленно же после сво­его рождения дорожит собой, заботится о собственном самосохра­нении и о собственном благосостоянии, а также о том, что способствует сохранению его благосостояния; с другой стороны, оно стремится избегнуть гибели или всего того, что, по-видимому, мо­жет причинить гибель» (с. 83). Поэтому защита себя и своего права с помощью силы в целом ряде случаев вполне оправданна; безого­ворочно воспрещается лишь то насилие, которое нарушает чужое право. Сказанное касается как государств, так и частных лиц. Госу­дарствами ведутся публичные войны; частными лицами, соответ­ственно, — частные. Последний вид войн оправдывается тем, что «по природе каждый является защитником своего права, для чего нам и даны руки» (с. 181). Однако право на ведение частной войны принципиально ограничивается после создания государства, а именно — Хлебной власти. Тогда вступает в силу принцип, гласящий, что ник-"го не может быть судьей в своем собственном деле. «И несмотря

а т0' —- пишет Гроций, — что государственные суды установлены не природой, но человеческой волей, тем не менее они несравненно

165


Раздел HI ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

совершеннее созданий природы и пригоднее для спокойствия лю­дей; поэтому и обращение к ним ни для кого не представляет такой важности, как для отдельных людей, нередко слишком проникнутых заботой о самих себе и полагающих возможным осуществить свое право собственноручно, между тем как повиновение столь похваль­ному учреждению внушает сама справедливость и самый естествен­ный разум» (с. 119). В тех же случаях, когда невозможно обратиться за судебной защитой, человек волен использовать свое естествен­ное право на самозащиту.

Публичные войны ведутся по решению верховной власти госу­дарства в области таких отношений, «где отсутствует или прекра­щается действие судебной власти» (с. 196). Они могут вестись как против других государств, так и против частных лиц. Справедливой причиной войны может быть только правонарушение. Те наруше­ния, которые являются основаниями для судебных исков, одновре­менно являются справедливыми причинами для объявления войны. Сами же основания исков Греции черпает из римского частного пра­ва. Справедливые причины войны сводятся к самозащите, возвра­щению имущества и наказанию (с. 178). Сказанное не означает, что в любом случае правонарушения следует начинать войну. Напротив, полагает Греции, «следует предупредить возможность ошибки, дабы кто-нибудь не подумал, что если налицо имеется достаточное право, то следует немедленно же предпринимать войну, или, что это, по крайней мере, всегда дозволено. Ибо на самом деле, совсем напро­тив, в большинстве случаев гораздо благочестивее и правильнее не воспользоваться своим правом» (с. 547). Вообще мир всегда лучше войны. А если уж война началась, то нужно помнить, что в любом случае конечная цель войны — мир, поэтому и вестись она должна по возможности гуманными способами при соблюдении границ «пра­ва и добросовестности» (с. 67).

Итак, именно с Греция ведет свое начало светская рациона­листическая философия права. Ученый стоит у истоков так назы­ваемого юридического мировоззрения, в рамках которого обще­ство и государство мыслятся как правовые явления.

166


ГЛАВА 4. ТОМАС ГОББС

Томас Гоббс (1588-1679), выпускник Оксфорда, получивший ученую степень бакалавра искусств, всю свою жизнь посвятил науке

философии.

К основным произведениям Гоббса относятся трилогия под общим названием «Основы философии» (ч. I «О теле» (1655), ч. II «О человеке» (1658), ч. III «О гражданине» (1641)) и «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и граж­данского» (1651).

Общефилософские взгляды

Предмет философии, по Гоббсу, материален — это тела. «Телом является все то, что не зависит от нашего мышления и совпадает с какой-нибудь частью пространства, т. е. имеет с ней равную протя­женность».3 Свойства тел познаются разумом. Поэтому все, не под­дающееся рациональному познанию, из предмета философии исклю­чается, т. е. исключается «всякое знание, имеющее своим источником божественное вдохновение, или откровение, потому что оно не при­обретено нами при помощи разума» (1, 80). Итак, религия и наука не должны смешиваться. Это принципиальное для Гоббса положение.

Сама же философия состоит из нескольких разделов в зависи­мости от особенностей тел, подлежащих познанию. «Философия, — пишет Гоббс, — распадается на две основные части. Всякий, кто приступает к изучению возникновения и свойств тел, сталкивается с двумя совершенно различными родами последних. Один из них охватывает предметы и явления, которые называются естественны-^lu, поскольку они являются продуктами природы; другой — пред­меты и явления, которые возникли благодаря человеческой воле, в силу договора и соглашения людей, и называются государством (civitas). Поэтому философия распадается на философию естествен-")w и философию гражданскую. Но так как, далее, для того чтобы познать свойства государства, необходимо предварительно изучить cклoннocти, аффекты и нравы людей, то философию государства

3 Гоббс Т. Соч. В 2 т. М., 1988. Т. 1. С. 141. — Далее ссылки на это издание Даются в тексте главы; первая цифра в скобках означает номер тома, вторая — границы.

167


Раздел III ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

подразделяют на два отдела, первый из которых, трактующий о склон­ностях и нравах, называют этикой, а второй, исследующий граж­данские обязанности, — политикой, или просто философией госу­дарства» (1, 80).

Все тела, и естественные, и искусственные, имеют одну об­щую причину — движение, которое есть не более «чем оставление одного места и достижение другого» (1, 123). Поэтому онтология Гоббса, его учение о бытии, характеризуется как механистический материализм. В связи с этим становится понятным отношение фи­лософа к Богу, который является, по Гоббсу, первопричиной движе­ния. В философии эта традиция, восходящая еще к античности, на­зывается деизмом.

С точки зрения теории познания (гносеологии) Гоббс — сен­суалист (лат. sensus — ощущение). Всякое знание черпается из ощу­щения или чувственного восприятия (1, 192; 2, 9-11). После оконча­ния непосредственного воздействия предмета на органы чувств ощущение в ослабленном виде как представление сохраняется в па­мяти человека, и эта память, по Гоббсу, называется опытом, кото­рый, по сути, и является источником человеческого знания (2, 12).

Дня сохранения в памяти представлений о предметах и передачи знаний о них другим требуется их фиксация. Она происходит с по­мощью «меток» или «знаков», в качестве которых люди используют «имена», т. е. слова. Имена выбираются произвольно и поэтому не могут выражать сущность вещей, они — лишь знаки человеческих представлений о них. Таким образом, Гоббс продолжил традицию номинализма, сложившуюся в средневековой философии. Имена есть результат соглашения (конвенции) между людьми. Гоббс разрабаты­вает конвеционалистскую концепцию языка: человеческая речь есть «сочетание слов, установленных волей людей, для того чтобы обозначить ряд представлений о предметах, о которых мы думаем» (1,234).

Польза от речи неоспорима. Без нее невозможно было бы по­знание окружающего мира, общение и обучение людей, немыслима была бы и какая-либо общественная организация: ведь благодаря речи «мы можем приказывать и получать приказания» (1, 234). Но речь может приводить и к отрицательным последствиям: из-за не­правильного употребления имен люди часто заблуждаются; злоупотреб­ляя речью, люди лгут, умышленно проповедуют ложные идеи «и тем самым подрывают предпосылки человеческого общения и мирного

168


ТОМАС ГОББС

сосуществования людей» (1, 235). Поэтому очень важно правильно понимать значения слов, «ибо истина и ложь суть атрибуты речи, а не вещей» (2, 25), и правильно рассуждать. А правильное рассуж­дение Гоббс, поклонник математики, отождествляет с двумя умствен­ными операциями: сложением и вычитанием. «Если арифметика учит нас сложению и вычитанию чисел, то геометрия учит нас тем же операциям в отношении линий и фигур (объемных и плоских), углов, пропорций, времен, степени, скорости, силы, мощности и т. п. Логика учит нас тому же самому в отношении последовательности слов, складывая вместе два имени, чтобы образовать суждение, и два суж­дения, чтобы образовать силлогизм, и много силлогизмов, чтобы составить доказательство. Из суммы же, или из заключения силло­гизма, логики вычитают одно предложение, чтобы найти другое. Политики (witers of politics) складывают вместе договоры, чтобы найти обязанности людей, а законоведы складывают законы и фак­ты, чтобы найти правильное и неправильное в действиях частных лиц. Одним словом, в отношении всякого предмета, в котором имеют место сложение и вычитание, может быть также и рассуждение, а там, где первые не имеют места, совершенно нечего делать и рас­суждению» (2,30-31). Разделение и сложение соответствуют ана­литическому и синтетическому методам исследования, т. е. опытно-индуктивному и гипотетически-дедуктивному. Правильно рассуждая, мы можем познать причины и их следствия.

Знание само по себе весьма полезно, ибо оно — путь к силе и процветанию. Так, с физикой и геометрией связаны все технические усовершенствования, которыми успешно пользуются цивилизован­ные народы. «Пользу же философии морали (philosophia moralis) и философии государства (philosophia civilis), — пишет Гоббс, — можно оценить не столько по тем выгодам, которые обеспечивает их зна­ние, сколько по тому ущербу, который наносит их незнание. Ибо ко­рень всякого несчастья и всех зол, которые могут быть устранены человеческой изобретательностью, есть война, в особенности война Цэажданская... Гражданская война возможна только потому, что люди не знают причин войны и мира, ибо очень немногие занимались ис-^едованием тех обязанностей, выполнение которых обеспечивает Упрочение и сохранение мира, т. е. исследованием истинных законов Т^ажданского общества» (1, 78). Гоббс берет на себя труд разъяснить •^Юдям истинные законы их существования и показать путь к благу, иначе говоря, знание есть сила, ведущая к благу.

169


Раздел III ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

Философия морали

Так как свойства государства, его смысл и предназначение объясняются исходя из природы человека, то Гоббс философии го­сударства предпосылает философию морали, или философию чело­века, толкующую о его склонностях и нравах. Гоббс принципиально не согласен с тем, что человек — существо общественное. Это — одно из заблуждений античной философии. Человек эгоистичен, подвержен разнообразным страстям и всегда преследует свою соб­ственную выгоду и только на этих условиях вступает в отношения с другими. «Влечение» и «отвращение» — вот что движет человеком. То, к чему человек испытывает влечение, является добром, то, к чему питает отвращение,— злом. Но добро и зло относительны: «...так для наших врагов зло то, что для нас благо» (1, 239). Существует только одно бесспорно общее для всех благо — самосохранение. Жизнь и здоровье, таким образом, — благо, а смерть — зло.

Для доказательства этого положения Гоббс использует гипотезу естественного состояния. Жить вместе людей заставляет отнюдь не их общительная природа, коей не существует, но страх: «...все крупные и прочные людские сообщества берут свое начало не во взаимной доброжелательности, а во взаимном страхе людей» (1, 287).

Причина взаимного страха на первый взгляд парадоксальна— она заключается в природном равенстве людей. «Природа создала людей равными в отношении физических и умственных способно­стей...» (2, 93). Но природное равенство означает лишь то, что люди обладают равными возможностями друг против друга: каждый спосо­бен убить каждого. Равенство умственных способностей приводит к равенству надежд и желаний, а отсюда проистекает взаимное недове­рие, ибо каждый является конкурентом каждого. «Самая распростра­ненная причина, заставляющая людей взаимно желать зла друг другу, является результатом того, что одновременно множество людей стре­мятся к обладанию одной и той же вещью, однако чаще всего они не могут ни пользоваться одновременно этой вещью, ни разделить ее между собой. Следовательно, ее приходится отдавать сильнейшему, а кто бу­дет сильнейшим, решит борьба» (1,289). Эта борьба ведется на основа­нии естественного права, по которому природа дала каждому право на все: право на выбор цели и право на выбор средств для ее достижения.

Царящее в естественном состоянии естественное право тожде­ственно свободе. «Естественное право, — пишет Гоббс, — называемое

170


ТОМАС ГОББС

Глава '

обычно писателями jus naturale, есть свобода всякого человека ис­пользовать собственные силы по своему усмотрению для сохране­ния своей собственной природы, т. е. собственной жизни, и, следо­вательно, свобода делать все то, что, по его суждению, является наиболее подходящим для этого». А сама по себе свобода состоит лишь в отсутствии внешних препятствий для того, чтобы делать то, I* что человек считает полезным для себя (2, 98). Итак, по естествен­ному праву люди равны и свободны, каждый обладает правом на все и каждый сам является судьей своих поступков. «Но такого рода все­общее право на все оказалось совершенно бесполезным для людей. Ибо результат этого права по существу тот же самый, как если бы не было вообще никакого права. Ведь всякий о любой вещи мог ска­зать: это мое, он не мог тем не менее пользоваться ею из-за того, что ближний с равным правом и равной силой претендовал на нее же». Короче говоря, все естественное право сводится к тому, что «один по праву нападает, а другой по праву сопротивляется» (1, 291).

В естественном состоянии господствует принцип «человек человеку волк», и идет война всех против всех. В условиях этой войны не существует понятия справедливого или несправедливого, мерилом поступков является польза. Война всех против всех могла бы идти бесконечно, если бы человек не боялся смерти как величай­шего зла. Страх смерти стимулирует разум человека, заставляет его искать более надежные средства для сохранения жизни, кроме сво­их индивидуальных возможностей. В связи с этим разум человека формулирует естественные законы, некие требования истинного разума. «Естественный закон, lex naturalis, есть предписание, или найденное разумом (reason) общее правило, согласно которому че­ловеку запрещается то, что пагубно для его жизни или лишает его средств к ее сохранению, и пренебрегать тем, что он считает наи­лучшим средством для сохранения жизни» (2, 98). Истинный разум требует от человека соблюдения своих обязанностей перед остальны­ми людьми ради собственного самосохранения (1, 294). Поэтому-то различие между правом (jus) и законом (lex), по мнению Гоббса, за­ключается в том, что «право состоит в свободе делать или не де­лать», закон же «определяет и обязывает», поэтому в отношении одной и той же вещи обязательство (закон) и свобода (право) несов-•^естимы (2, 98-99). Если естественное право — это царство свобо­ды каждого, то естественные законы — это обязательства, наклады­ваемые на каждого разумом каждого. Иными словами, право и закон,

171


Раздел If I ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

jus и lex, выступают как правомочие и обязанность. Сказанное выте­кает из смысла естественных законов, сформулированных Гоббсом.

Поскольку первым из благ является самосохранение, то наиболее общее предписание истинного разума гласит: «всякий человек должен добиваться мира, если у него есть надежда достигнуть его; если же он не может достигнуть его, то он может использовать любые сред­ства, дающие преимущество на войне». В первой части этого пред­писания содержится «первый и основной естественный закон, гла­сящий, что следует искать мира и следовать ему»; вторая его часть относится к естественному праву «защищать себя всеми возможны­ми средствами» (2, 99). Первый естественный закон определяет цель — мир. Второй естественный закон определяет средства его достижения. «В случае согласия на то других человек должен согла­ситься отказаться от права на все вещи в той мере, в какой это необ­ходимо в интересах мира и самозащиты, и довольствоваться такой степенью свободы по отношению к другим людям, которую он допу­стил бы у других людей по отношению к себе» (2, 99). В книге «О граж­данине» этот закон сформулирован несколько иначе: «право всех на все не должно сохраняться, некоторые же отдельные права следует либо перенести на других, либо отказаться от них» (1, 295).

«Отказ от права» и «перенесение права» — важнейшие катего­рии философии права Гоббса. «Отказ от права» означает отказ от права совершать какие-либо действия или «лишиться свободы пре­пятствовать другому пользоваться выгодой от права на то же самое» (2, 100). Отказ от права совершается либо в форме простого отрече­ния, когда получающий право не указывается, либо в форме перене­сения права, когда право достается конкретному лицу. Самое глав­ное заключается в том, что отказ от права в любой форме не может быть односторонним. «Когда человек переносит свое право или от­рекается от него, то он это делает или ввиду какого-нибудь права, которое взамен переносится на него самого, или ради какого-нибудь другого блага, которое он надеется приобрести. В самом деле, такое отречение, или отчуждение, является добровольным актом, а целью добровольного акта всякого человека является какое-нибудь благо для себя» (2, 106-107). Отказ от права предполагает добровольность и взаимность и может произойти только по договору. Договором (contractus) называется «действие двух или более лиц, взаимно пе­реносящих друг на друга свои права» (1, 297). Договоры могут за­ключаться только по обоюдному волеизъявлению, основываются на

172


Глава 4


ТОМАС ГОББС


 


 


взаимном доверии и имеют в виду то или иное благо (2, 101). Поэтому договоры не могут требовать от одной из сторон невозможного: при­чинять вред себе, брать на себя вину, свидетельствовать против себя самого и близких и т. д. Получается, что основные принципы обяза­тельственного права Гоббс относит к естественным законам. Он так и назвал соответствующую главу в «Гражданине» — «О законе при­роды применительно к договорам».

Третий естественный закон — справедливость, которая со­стоит в выполнении заключенных соглашений: сама справедливость проистекает из договора. «Ибо там, где не имело место предвари­тельное заключение договора, не было перенесено никакое право и каждый человек имеет право на все и, следовательно, никакое дей­ствие не может быть несправедливым» (2, 110). Нарушение же до­говора является несправедливостью, т. е. нарушением права — injuria (1, 305). Исполняя договоры— поступая правомерно,— человек одновременно поступает и разумно, ибо это соответствует интересам его безопасности. Ведь человек, нарушающий договоры, не может рассчитывать на помощь других и на принятие в сообщество.

Итак, в основе человеческого сообщества лежат договоры, ко­торые порождают право, т. е. справедливость. Благодаря им появля­ются понятия правомерного, справедливого, правильного поведения и несправедливости — правонарушения. Иными словами, право у Гоббса, так же как и язык, носит конвенциальный характер.

Четвертый естественный закон — благодарность. Суть его заключается в том, что поскольку любое действие человека совер­шается ради его собственной выгоды, постольку любое благодеяние должно воздаваться благодарностью со стороны одариваемого. В про­тивном случае одаривающий может счесть себя обиженным, что чревато возобновлением войны (2, 116-117).

Пятый естественный закон — взаимная уступчивость или любезность. Этот закон требует считаться с интересами других лю-Дей, приноравливаться к другим людям (2, 117).

Шестой естественный закон — легко прощать обиды — пред­писывает: «При наличии гарантии в отношении будущего человек Должен прощать прошлые обиды тем, кто, проявляя раскаяние, же­лает этого. Ибо прощение есть дарование мира» (2, 117).

Седьмой естественный закон предписывает: «При отмщении (т. е. при воздавании злом за зло) люди должны сообразовываться не с размерами совершенного зла, а с размерами того блага, которое

173


Раздел III ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВОЗРОЖДЕНИЯ И НОВОГО ВРЕМЕНИ

должно последовать за отмщением». Разъясняя этот закон, Гоббс пишет, что наказание — это не месть, оно имеет целью перевоспи­тание преступника и предостережение другим (2, 118).

Восьмой естественный закон — против оскорбления: «Ни один человек не должен делом, словом, выражением лица или жестом высказывать презрение или ненависть к другому», ибо ненависть порождает жажду отмщения (2, 118).

Девятый естественный закон — против гордости: «Каждый человек должен признать других равными себе по природе». Этот закон проистекает из того факта, что люди считают себя равными и готовы вступить в мирный договор только на условиях равенства (2,118).

Непосредственно с ним связан десятый естественный за­кон — против надменности: «При вступлении в мирный договор ни один человек не должен требовать предоставления себе какого-ни­будь права, предоставить которое любому другому человеку он не согласился бы» (2, 119). Итак, девятый и десятый естественные за­коны постулируют принцип равенства.

Одиннадцатый естественный закон — беспристрастие: «Если человек уполномочен быть судьей в споре между двумя людьми, то естественный закон предписывает, чтобы он беспристрастно их рас­судил» и воздал то, что ему принадлежит в соответствии с принци­пом распределяющей справедливости (2, 119-120).

Двенадцатый, тринадцатый, четырнадцатый естественные законы касаются вопросов общих и неделимых вещей с тем, чтобы исключить конфликты и по поводу пользования ими (2, 120).

Пятнадцатый естественный закон требует гарантии неприкос­новенности посредникам мира (2, 120).

Шестнадцатый, семнадцатый, восемнадцатый, девятнадца­тый естественные законы касаются проблем судопроизводства: в случае возникновения спора тяжущиеся должны обратиться за его разрешением к третьей, лично не заинтересованной в исходе дела, стороне — арбитру, ибо никто не может быть судьей самого себя, и беспрекословно подчиниться его решению. Арбитр же должен ре­шить два вопроса: вопрос факта, т. е. было или не было совершено то или иное действие (в этом случае необходим свидетель), и вопрос права, т. е. нарушает ли данное действие закон (2, 120-121).

В «Гражданине» Гоббс добавляет еще один естественный за­кон — против пьянства. Поскольку естественный закон есть веление

174


f-Jwsa^ _______________________________________ТОМАС ГОББС

истинного разума, постольку соблюдать его способен «только тот, кто сохраняет способность к здравому суждению» (1, 314).

Естественные законы, сформулированные Гоббсом (причем пред­ложенный им перечень не исчерпывающий, все эти и иные законы охватываются известным положением «не делай другому того, чего ты не желал бы, чтобы было сделано по отношению к тебе»), — частью моральные, частью юридические — по сути являются принципами мирного разумного человеческого общения. Сам Гоббс называет эти законы моральными, а науку о них — истинной моральной фило­софией. Естественные законы неизменны, вечны и известны каждо­му находящемуся в здравом уме человеку. Однако их исполнение в естественном состоянии не гарантировано, люди продолжают испы­тывать взаимное недоверие друг к другу, поэтому фактически спра­ведливость, т. е. право, не может существовать. Слова «справедливое» и «несправедливое» приобретают смысл только тогда, когда появля­ется принудительная власть, гарантирующая справедливость. Поэто­му в естественном состоянии естественные законы являются не более чем предписаниями, которые «суть заключения или теоремы» (2, 123). Превратить же их в законы в собственном смысле слова может только государство, способное обеспечить социальное принуждение.

Философия государства

Всеобщий отказ от права на все может обеспечить мир только в том случае, если оно переносится на одно лицо, берущее на себя ответственность за мир и безопасность людей. Это единое лицо, об­ладающее властью над всеми, является искусственным, т. е. созда­ваемым людьми, телом. Создание и сохранение этого искусственно­го тела, или искусственного человека, основывается на определенных правилах, соблюдение которых обязательно.

Создается государство в результате договора каждого с каж­дым, таким образом конструируется некая общая власть. «Это ре­альное единство, — пишет Гоббс, — воплощенное в одном лице посредством соглашения, заключенного каждым человеком с каж­дым другим таким образом, как если бы каждый сказал другому:

я Уполномочиваю этого человека или это собрание лиц и передаю ему ^ое право управлять собой при том условии, что ты таким же обра­зом передашь ему свое право и санкционируешь все его действия.

175


Раздел III


Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 259; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!