Идея совершенного государства: вторая утопия

Прежде всего отметим, что данная концепция отнюдь не отри­цает идей, высказанных Платоном в «Государстве». Просто проблема происхождения государства обернулась иной стороной.

Происхождение государства Платон представляет теперь сле­дующим образом. Множество государств возникало и погибало. Род человеческий почти весь исчезал и вновь нарождался. Приобретен­ные навыки и умения забывались и вновь приобретались людьми. Живущие сегодня — это те поколения, которые появились уже после потопа. А разнообразные искусства стали зарождаться совсем не­давно: тысячу или две тысячи лет назад. Поначалу людей было не­много. Всем всего хватало, поэтому они относились друг другу весьма Доброжелательно. Не было ни бедных, ни богатых, так как не было ни золота, ни серебра. А раз не было бедности и богатства, то не было и зависти, ревности, наглости, хитрости. По сравнению с людьми нынешними они «были более цельными и мужественными, а вместе с тем и более рассудительными и вообще более справедливыми» (За­коны. б79Ь-с). У них сложился некий вид государственного устрой­ства. Платон называет его династией, что тождественно власти от­цовской. В законах эти люди не нуждались, они подчинялись обычаям ^и так называемым дедовским законам.

Постепенные изменения начались по мере умножения челове­ческого рода. Мелкие человеческие сообщества начали объединять-^c» в более крупные. Однако поскольку каждое мелкое сообщество

43

Раздел!       ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

уже имело свои «законы» (обычаи), постольку вскоре встал вопрос об общем законодательстве. Возможное решение проблемы было только одно — поручить кому-либо создание законов. Поэтому были избраны некоторые лица, чтобы они «рассмотрели все узаконения, выбрали из них те, которые им больше понравятся, и, ясно их изложив, представили бы на общий совет предводителей и вожаков, играв­ших роль царей народов. Сами они должны были получить наиме­нование законодателей, назначить должностных лиц, а государствен­ный строй изменить, введя вместо династий аристократический образ правления или какой-либо род царской власти» (Законы. 68 Id). Итак, изначально были установлены совершенные или, по крайней мере, правильные формы государственного устройства. А затем началась постепенная их порча.

Первая причина извращения власти — неправильное воспитание детей правителей, к которым должна перейти власть. Дети, как прави­ло, не обладают достоинствами отцов. Вторая причина — излишняя концентрация власти в одних руках. Аргос и Мессена погибли именно поэтому, Лакедемон же процветает, поскольку избежал этого недо­статка. Царская власть там рассредоточена между двумя царями, геру-сиями и эфорами (Законы. 692). Благодаря этому удалось избежать крайностей, которые свойственны Афинам (стремление к излишней свободе) и Персии (стремление к крайнему деспотизму). Персы слиш­ком урезали свободу, а афиняне дошли до бесстыдства. А общая при­чина, причина причин — склонность человеческой природы к извра­щению. Сказанное касается и властвующих, и подвластных. Лекарство от этой болезни — следовать середине: «Если ввести и там и тут некоторую умеренность, в одном из них ограничить власть, а в другом свободу, тогда, как мы видели, в них наступит особое благополу­чие» (Законы. 701е).

Платон обсуждает три, так сказать, предварительных вопроса по поводу создания совершенного государства: географическое положение государства, его социальный и этнокультурный состав и личность основателя или реформатора государства.

Государство следует основывать подальше от моря в гористой местности. Это необходимо для того, чтобы было меньше соблазнов:

«Море наполняет страну стремлением нажиться с помощью круп­ной и мелкой торговли, вселяет в души лицемерие и вредные при­вычки, и граждане становятся недоверчивыми и враждебными как друг по отношению к другу, так и к остальным людям» (Законы. 705).

44

Глава 3

ПЛАТОН

 

К тому же море способствует появлению большого числа иностранцев, которые вредно влияют на образ мыслей и жизни граждан. Наконец, близость к морю приводит к созданию флота, а матросы далеко не лучшие люди. По роду профессии они развращены больше других.

В том случае, если организуется колония, то надо учитывать этнокультурный состав населения. Платон пишет: «Единство племени, языка, законов, общность жертвоприношений и других подобных обычаев способствуют дружбе, однако в этом случае нелегко прини­маются чужие законы и иное, чем на родине, государственное уст­ройство... С другой стороны, когда разноплеменные поселенцы сте­каются воедино, они, быть может, более расположены повиноваться новым законам, но трудно создать среди них единодушие — так, чтобы по пословице, относящейся к лошадям, вся упряжка шла на едином дыхании, это требует долгого времени» (Законы. 708d). Платон не дает тут конкретных советов. Действовать нужно по ситуации.

Кто же может выступить создателем идеального государства? Наиболее успешным реформатором является тиран. Вместе с тем тирания, как мы знаем, — самый развращенный вид государствен­ного устройства.

Дело в том, что тиран — это правитель, обладающий абсолют­ной властью, он принимает единоличные решения, быстро и легко проводит их в жизнь. Как правило, тиран действует исходя из своих корыстных, эгоистических интересов, он не мудр. Но тирана можно изменить. В этом Платон твердо убежден. С этой целью он трижды ездил к сиракузским тиранам. «Дайте мне государство с тираниче­ским строем! — восклицает Афинянин. — Пусть тиран будет мо­лод, способен к учению, мужествен и от природы великодушен...» (Законы. 710). Платону так и не довелось встретить великодушного тирана, однако и теоретический, и практический вывод из его рас­суждений однозначен: для успешного проведения реформ необхо­дима авторитарная власть.

Совершенное государство насчитывает пять тысяч сорок человек. Платон, поклонник Пифагора, утверждает, что это самое подходя­щее число. Оно делится на все числа от двух до десяти. Но главное все же другое: государство должно быть легко обозримо, граждане Должны знать друг друга: «Для государства нет более великого блага, ^м близкое знакомство граждан друг с другом» (Законы. 738е). Полис — Это общение знающих друг друга людей, поэтому число граждан Увеличивать нельзя. Для регулирования деторождения устанавливаются

45

Раздел!       ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

специальные законы, а если все-таки число жителей превышает уста­новленный предел, лишних следует отселять в колонии.

Собственность в этом государстве допускается. Более того, все граждане получают по жребию земельный надел, который, впрочем, продолжает считаться собственностью государства, а купля-продажа земли запрещается. Также запрещается хождение золота и серебра. Однако существование монеты неизбежно, поскольку Платон пони­мает, что иначе даже ограниченный товарообмен невозможен. Мо­нета действительна только внутри страны, иностранная монета запре­щается. Запрещается также ростовщичество.

Чрезмерного богатства и чрезмерной бедности быть не долж­но. Самые богатые богаче самых бедных не более чем в четыре раза. Вместе с тем количество имущества в руках граждан определяет политико-правовой статус гражданина.

В зависимости от размера имущества граждане делятся на че­тыре класса. Каждый класс играет свою роль в формировании орга­нов власти. Все, кто носит оружие или прежде принимал участие в войнах, путем сложных многоступенчатых выборов избирают пра­вительство, состоящее из тридцати семи правителей в возрасте от пятидесяти до семидесяти лет. Их полномочия продолжаются в те­чение двадцати лет. Они называются стражами законов. Избираемы также и военачальники, причем система выборов не менее сложна, чем у гражданских должностных лиц. Например, стражи законов выдвигают кандидатов на должность стратегов, носящие оружие принимают участие в голосовании. Трое получивших большинство голосов становятся стратегами. Все остальные командиры также избираются каждый своим способом.

Очень важную роль играет совет, в который каждое из четырех сословий избирает девяносто человек. Первые три класса обязательно участвуют в голосовании, представители четвертого класса участвуют по желанию. Первоначально каждый класс избирает сто восемьдесят человек. Затем путем жребия определяются те девяносто граждан, которые будут входить в совет в течение года. Члены совета делятся на двенадцать частей и исполняют свои обязанности соответственно один месяц. Обязанности их довольно расплывчаты. Они обеспечи­вают внешние сношения и спокойствие внутри государства.

Платон полагает, что предложенная им структура власти и процедура выборов позволяют создать некий серединный строй между монархи­ческим и демократическим и таким образом избежать крайностей.

46

Глма 3

ПЛАТОН

 

Платон не был бы самим собой, если бы ограничился лишь описанием высших органов власти. В совершенном государстве все должно находиться под надзором. «Пусть по мере сил ничто не ос­тается без надзора», — пишет Платон (Законы. 760Ь). В результате появляется огромный бюрократический аппарат. Неокоры наблюдают за порядком в храмах, астиномы — на улицах, агораномы — на рынках, агрономы — за порядком распределения земель, фрурархи надзирают за безопасностью и т. д. Все сферы жизни и даже игры находятся под наблюдением особого должностного лица. При этом ни одно должностное лицо не действует произвольно. Должностные лица следуют раз и навсегда установленному закону. Закон властвует над ними, а не они над законом.

Учение о законах и суде

В отличие от диалога «Государство» в диалоге «Законы» речь идет именно о юридических законах. Означает ли это, что в конце жизни взгляды Платона изменились? Ответ однозначный — нет. Если «Государство» — сочинение в значительной части философское, именно в нем окончательно оформляется учение об идеях, то «Зако­ны» — сочинение практическое. В нем исследуются пути создания лучшего из возможных в чувственном мире государства. Никакого противоречия между этими диалогами нет. Оба государства основа­ны на разуме. Только в первом случае разум в лице царственного мужа-философа правит непосредственно, а во втором — воплоща­ясь в законе. Закон Платон определяет следующим образом: «Над всем этим (над всеми проявлениями полисной жизни. — И. К.) стоит разум, решающий, что из них лучше, что хуже; он-то, став общим уста­новлением государства, получает название закона» (Законы. 644d).

Итак, закон есть разумное, имеющее общий характер установ­ление государства. Законы сочетают два способа воздействия на по­ведение людей: убеждение и принуждение. Закон, основанный толь­ко на принуждении, Платон называет тираническим. Истинный закон должен содержать вступление — «увещательное рассуждение». «Подобное увещательное рассуждение, — пишет Платон, — зако-"одатель приводит ради того, чтобы те, кому он дает законы, благо-^лонно приняли его предписания (а это и есть сам закон) и вслед­ствие этой своей благосклонности стали бы более восприимчивы».

47

Раздел I      ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

Но увещательное рассуждение «может быть названо только вступле­нием, но не смыслом закона» (Законы. 723). Смыслом закона являет­ся предписание, имеющее принудительный характер. Хотя приро­де власти и подчинения «соответствует не насильственная власть закона, но добровольное ему подчинение», но все же принуждение является сущностной характеристикой закона (Законы. 690с). Это объясняется изначально порочной природой человека.

Платон рассказывает очередной миф, суть которого заключает­ся в том, что люди — всего лишь куклы-марионетки в руках богов. Нити, прикрепленные к ним, тянут их в разные стороны: то к поро­ку, то к добродетели. Человек столь ничтожен, что сам понять этого не может. Он не понимает, что есть некая золотая нить разума, кото­рой и надо следовать, «а это и есть златое и священное правило ра­зума, называемое общим законом государства» (Законы. 645). Таким образом, законы должны заставить человека вести правильную, доб­родетельную жизнь.

Вместе с тем Платон не забывает, что это государство лишь подражает наилучшему, тому, в котором правят не законы, а цар­ственные мужи. Указания царственного мужа могут носить персо­нифицированный характер: они являются приказами, обращенны­ми к конкретным людям, и учитывают особенности конкретной ситуации. В этом одно из основных преимуществ царственного прав­ления. Закон же носит слишком общий характер, он адресован ко всем сразу и не дает точных указаний каждому в отдельности (По­литик. 295). Это сложная и трудно решаемая проблема. «В самом деле, в частной и в семейной жизни каждого человека есть много мело­чей, совершающихся не на виду у всех; здесь под влиянием личного страдания, удовольствия и вожделения легко возникают явления, противоречащие советам законодателя, почему нравы граждан оказыва­ются разнообразными и непохожими друг на друга, а это беда для государства» (Законы. 788Ь).

Платон, воспитанный в афинских правовых традициях, как и все его сограждане, отлично понимает, что «разнообразные мелочи» не подлежат законодательному регулированию. «Однако было бы небла­говидно и вместе с тем непристойно давать тут законы и устанавливать наказания, настолько явления эти незначительны, хоть и часты. С дру­гой стороны, если люди привыкнут поступать противозаконно в часто повторяющихся мелочах, то это приведет к гибели и порче самих зако­нов, пусть и установленных в письменной форме» (Законы. 788).

48

Глава 3

ПЛАТОН

 

 

Рассуждая на эту животрепещущую тему, Платон делает ряд выводов. Начинать нужно с воспитания граждан в уважении к сущест­вующим законам. Создавая законы, законодатель должен учитывать местные условия жизни — географические и климатические. Сле­дует помнить, что правила поведения заключаются не только в зако­нах, но в обычаях и привычках людей, в «дедовских» законах. Афи­нянин говорит по этому поводу Клиник»: «Мы, Клиний, должны с этим считаться; поэтому тебе нужно всячески укрепить новое госу­дарство, не упуская по возможности ни великого, ни малого из того, что называется законами, обычаями или привычками. Ибо все это связует государство; ни одно из этих начал не может быть прочным без другого» (Законы. 793d). С этими положениями трудно не согла­ситься, однако Платону они кажутся недостаточными. В любом случае закон оставляет слишком много места для проявления своеволия. Платон неустанно борется с общим характером закона, он хочет все более и более его детализировать. Неразумному человеку опасно доверять принятие самостоятельных решений. Чем меньше он ду­мает, тем лучше. Поэтому на каждый случай должно быть правило, следует добиться максимальной урегулированности жизни. Вот, на­пример, какие законы предлагает издать Платон: «...кормилиц мы под страхом наказания принудим законом постоянно выносить мла­денца в поля... кормилицам надо остерегаться, как бы молодые дети не искривили свои члены...» и т. д. (Законы. 789е). Он предлагает эти законы «с улыбкой», шутя. Но в каждой шутке, как мы знаем, есть доля истины. Иначе говоря, чем больше законов, тем лучше. Любой поступок человека должен быть регламентирован, должен быть установлен распорядок всей жизни. Причем «назвать ли это законом или обычаем — безразлично» (Законы. 808).

Зачем нужна такая казуистика? Закон по мере возможности ком­пенсирует отсутствие царственного мужа, подражая тем точным и конкретным указаниям, которые он давал бы, находясь у власти. Цель закона та же, что и у царственного мужа, — полное подавление ин­дивидуальности и достижение максимально возможного единства среди граждан государства. «Словом, пусть человеческая душа при­обретает навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно от Других людей и даже не понимать, как это возможно» (Законы. 942). Ведь надо не только создать совершенное государство, но и предотвра­тить его порчу, которую несет любое, даже малое изменение, «новше­ство», как любил говорить Платон. Закон, подавляя любое проявление

49

Раздел!       ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

«своеволия» человеческой индивидуальности, является заслоном для изменений. Платоновское законодательство поэтому незаметно, но верно теряет правовой характер и превращается в систему наставлений, запретов и репрессий.

Отношение к закону определяет и роль, отводимую суду в уто­пиях Платона. В диалоге «Государство» Платон высказывается о суде и людях, обращающихся в суд, резко отрицательно. Хорошо воспи­танный гражданин не нуждается ни в судьях, ни во врачах, ибо у него здоровая душа и здоровое тело. «Какое же ты можешь привести еще большее доказательство плохого и постыдного воспитания граж­дан, если нужду во врачах и искусных судьях испытывают не только худшие люди и ремесленники, но даже и те, кто притязает на то, что они воспитаны на благородный лад? Разве, по-твоему, не позорна и не служит явным признаком невоспитанности необходимость пользо­ваться, за отсутствием собственных понятий о справедливости, по­становлениями посторонних людей, словно они какие-то владыки и могут решать все?» (Государство. 405Ь).

В диалогах «Политик» и «Законы» Платон несколько смягча­ется и отводит суду существенную роль. Но роль эта в основном репрессивна. Суд стоит на страже неукоснительного соблюдения за­конов и сурово карает нарушителей. «Никто из граждан никогда не должен сметь поступать вопреки законам, посмевшего же так по­ступить надо карать смертью и другими крайними мерами» (Поли­тик. 297е). Эта функция отводится судам. Они должны искоренять невежество, распущенность, трусость и несправедливость. Души неисправимые караются смертью, ибо для них «только смерть мо­жет быть исцелением. Поэтому-то мы вправе часто это повторять — судьи и их руководители, приводящие такой приговор в исполнение, достойны похвалы со стороны всего государства» (Законы. 958). Платон не мог сказать ничего другого. Когда закон понимается как форма репрессии, суд превращается в ее орган.

В XX в. Платон нередко критиковался как автор тоталитарной утопии. Такая точка зрения не лишена оснований. Платон предвос­хитил логику тоталитарного мышления. Личность, оставленная без присмотра, начинает своевольничать, в ней просыпаются самые скверные черты — и начинается извращение как самого человека, так и государства. Платон видел только один выход — попытаться создать совершенное государство и предотвратить его порчу. Он хо­тел побороть человеческие пороки, но невольно доказал, что это возможно лишь теоретически, в мире идей.

50

ГЛАВА 4. АРИСТОТЕЛЬ

Аристотель (384-322 гг. до н. э.) учился и преподавал в Академии Платона, был воспитателем Александра Македонского.

В 335 г. до н. э. в Афинах Аристотель основал свою школу не­далеко от храма Аполлона Ликейского. Отсюда и название школы — Ликей. Аристотель читает лекции, много пишет. Круг интересующих его тем практически не ограничен. Вне поля зрения Аристотеля не осталось, пожалуй, ни одного мало-мальски значимого вопроса — от биологии до этики. Диоген Лаэртский, первый историк античной фи­лософии, утверждает, что Аристотелю принадлежит почти 400 про­изведений. Далеко не все они дошли до нас. Но и те, что мы можем прочитать сегодня, свидетельствуют о гениальности их автора.

1

Общефилософские взгляды

Все науки Аристотель делит на теоретические (созерцательные) и практические. К первым относится метафизика, ко вторым — этика и политика. Теоретические науки обладают самоценностью. Их цель — знание как таковое. Само слово «метафизика» принадле­жит не Аристотелю, а Андронику Родосскому — издателю его работ в I в. до н. э. и не несет никакой философской нагрузки. Оно лишь указывает на работы, помещенные в издании после физики. Аристо­тель предпочитал говорить о метафизике как о первой философии, в отличие от двух других философских дисциплин: математики и физи­ки. Первая философия исследует первые начала и причины, которые не даны нам в чувственном восприятии. Она связана с умопостигаемой природой вещей.

Толкуя о «первых началах и причинах», Аристотель неустанно критикует Платона. Он не приемлет противопоставления мира вещей миру идей. Сущность не может находиться вне вещи: «По­кажется, пожалуй, невозможным, чтобы врозь находились сущность и то, чего она есть сущность; поэтому как могут идеи, будучи сущно­стями вещей, существовать отдельно от них?» (Метафизика. 1079Ь. 35). Говорить так «значит говорить пустые слова и выражаться поэти­ческими метафорами» (Метафизика. 1079Ь. 25). Общее, оторванное °т индивидуального, реально не существует: «Нет возможности, чтобы что-либо, что высказывается всеобщим образом, было сущностью.

51

Раздел!

ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

 

Первая сущность — та, которая своя у каждой вещи, которая не при­суща другому, а всеобщее присуще многому, ибо всеобщим называ­ется то, что по своей природе присуще многому. Поэтому, у чего же оно будет сущностью? Или у всех вещей, которые им объемлются, или ни у одной. Но у всех оно быть сущностью не может. А если оно будет ею у одной, тогда и все остальное будет этой вещью; ведь если у чего-нибудь сущность — одна и суть бытия одна, то и сами такие вещи— суть одно» (Метафизика. 1038Ь. 10-15).

Однако между учителем и учеником нет пропасти. Они совре­менники, мыслят в одной парадигме и используют общую термино­логию. Аристотелю и в голову не приходит отказаться от понятия идеи (эйдоса) или заявить, что общие понятия не имеют смысла, а су­ществуют только индивидуальные вещи. Он, отталкиваясь от учения Платона, дополняет, уточняет, исправляет его и преодолевает разрыв между миром идей и миром вещей.

Метафизика составляет общее знание и оперирует понятиями. Отдельные вещи действительно постигаются через чувства. Но «если помимо единичных вещей ничего не существует, тогда, можно сказать, нет ничего, что постигалось бы умом, а все подлежит восприятию через чувства, и нет науки ни о чем, если только не называть наукой чувственное восприятие» (Метафизика. 999Ь). Аристотель, преодолевая крайности платонизма, сохраняет его достижения.

Первопричин, дающих жизнь всему сущему, всего четыре. «Причина в одном смысле, — пишет Аристотель, — обозначает вхо­дящий в состав вещи материал, из которого вещь возникает, каковы, например, медь для статуи и серебро для чаши, а также их более общие роды. В другом смысле так называемые форма и образец, иначе говоря, понятие сути бытия, и более общие роды этого поня­тия (например, для октавы — отношение двух к одному и вообще число), а также части, входящие в состав такого понятия. Далее, при­чина, это — источник, откуда берет свое первое начало изменение чли успокоение: так, например, человек, давший совет, является при­чиной, и отец есть причина ребенка, и вообще то, что делает, есть причина того, что делается, и то, что изменяет — причина того, что изменяется. Кроме того, о причине говорится в смысле цели; а цель — это то, ради чего; например, цель гулянья — здоровье» (Метафи­зика. 1013а. 25-35). Иными словами, мы имеем: 1) причину ма­териальную, 2) причину формальную, 3) причину движения, 4) целевую причину. Причем первые две являются основными, они

52

Глава 4

АРИСТОТЕЛЬ

 

 

1

определяют сущность каждой вещи, и благодаря им существуют общие понятия.

Прежде чем перейти к проблеме соотношения формы и материи в очередной раз следует сказать об особенностях перевода. В ориги­нале Аристотель использует тот же термин, что и Платон, а именно «эйдос», термин «форма» появился при переводе текстов Аристотеля на латынь. И это совершенно неоправданно отдаляет Аристотеля от Платона. У одного мы видим учение об идеях, а у другого — о формах. На самом же деле оба говорят об одном и том же. Но в отличие от Платона Аристотель хочет соединить вещь с ее идеей, сохранив при этом возможность формулирования общих понятий. Сделав эту ого­ворку, будем все же следовать сложившейся многовековой тради­ции. К тому же в таком переводе есть немалый смысл: подчеркива­ется та роль, которую отводил Аристотель эйдосу в своей метафизике.

Материя и форма не существуют друг без друга. Материя (гиле) означает буквально строительный материал, т. е. то, из чего вещь сделана. Это нечто бесформенное и поэтому потенциальное. Она существует как возможность стать чем-то. Форма (эйдос) — это то, что делает из материи определенную вещь, т. е. материя с ее помо­щью актуализируется. Иными словами, форма превращает материю в конкретную вещь и является носителем ее сущности. Но вне мате­рии форма также не существует. Единство материи и формы дает нам вещь в ее целостности.

Итак, вещи индивидуализированы, и таковыми они даны нам в ощущениях. Наука же занимается сверхчувственным, т. е. общим для Определенного рода вещей. Но это общее проявляется всегда по-осо­бенному, индивидуально. Предназначение науки как раз и состоит в том, чтобы выявить общее в многообразном. Сами же формы (эйдосы) у Аристотеля, как и у Платона, входят в сферу умопостигаемого;

познавая их, мы познаем и окружающий нас мир. Сказанное непосред­ственно касается и практических наук — этики и политики.

Между этикой и политикой подчас невозможно провести четкую границу. Этика — наука, толкующая о добре и зле, справедливости и несправедливости в делах человеческих. Предметом политической науки является прекрасное и справедливое. Аристотель, как и все античные мыслители, не видит принципиального различия в целях существования отдельного человека и коллектива людей. То, что хорошо для полиса, то хорошо и для отдельного человека.

Политическая наука — самая уважаемая из всех практических наук. «Так как она пользуется остальными науками, имеющими дело

53

Раздел!       ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

с практикой, и так как она предписывает, что следует делать и от чего воздерживаться, то ее цель, вероятно, охватывает цели всех ос­тальных наук и заключает в себе высшее благо человека, и хотя оно и тождественно для отдельного лица и государства, но кажется, бу­дет делом более великим и совершенным постичь и спасти благо государства; хорошо это уже и для отдельного человека, но прекрас­нее и совершеннее для целого народа или государства» (Этика. I. 1). Вышесказанное не означает, что Аристотель подобно Платону не берет в расчет благо отдельного человека. Просто он убежден, что действительно благая жизнь возможно только в полисе.

Человеку свойственно стремиться к счастливой жизни. Конечно, самая счастливая жизнь — жизнь созерцательная. Она составляет удел мудрецов. Обычные люди выбирают один из двух возможных образов жизни. Невежественные и грубые люди видят благо в на­слаждениях и удовольствиях. Люди же благородные стремятся вести добродетельную жизнь. Умение вести добродетельную жизнь и ра­зум (способность к умозрению) непосредственно не связаны. Этика и политика — это сфера рассудочности, т. е. умения принимать пра­вильные решения в области практической деятельности, что дается с опытом. Собственно, в «Этике» этот опыт Аристотель и обобщает. Жить счастливо — значит жить добродетельно. Поэтому речь идет о мужестве, умеренности, щедрости, великодушии и т. д. Все эти свойства, если несколько упростить мысль философа, объединяются идеей меры — середины между крайностями. Особое место среди этих добродетелей занимает справедливость — право. Ей посвящена отдельная, пятая книга «Этики».

Учение о праве

Справедливость (дикайонсюнэ) имеет несколько значений. В самом общем виде она, как и все добродетели, означает середину между крайностями. Если попытаться конкретизировать понимание справедливости, то получится следующее. Во-первых, справедли­вость проявляется в отношении к другим людям, быть справедли­вым по отношению к самому себе невозможно. Во-вторых, следует отличать справедливость вообще от справедливости политической, т. е. от той, которая существует в полисе и, строго говоря, по всем своим характеристикам является правом.

54

Глава 4

АРИСТОТЕЛЬ

 

 

1

Политическая справедливость «имеет место между людьми, принадлежащими к одному общению, и имеет целью самоудовлет­воренность их, притом между людьми свободными и равными в смысле или пропорциональности, или числа вообще. Люди, не на­ходящиеся в подобных отношениях, не могут и иметь относительно друг друга политической справедливости (прав), но имеют некото­рого рода справедливость, названную так по сходству с предшеству­ющим видом. Те люди имеют права, для которых существует закон, определяющий их отношения; закон же предполагает преступление, суд — распределение правды и неправды» (Этика. V. 10). Таким об­разом, право действует в отношениях между свободными, равными и соизмеримыми людьми, которые подчиняются общему для всех закону и суду.

Политическую справедливость Аристотель называет специальной и подразделяет на уравнивающую и распределяющую, а также естест­венную и условную.

Уравнивающая и распределяющая справедливости обеспечи­вают равенство как пропорциональность в отношениях между людьми. В первом случае — это арифметическая пропорциональность, во втором — геометрическая.

Уравнивающая справедливость действует в обменных отно­шениях. Обмен, по Аристотелю, бывает произвольный и непроиз­вольный. Если использовать терминологию римского права, то речь идет об обязательствах, возникающих из договоров и из деликтов (правонарушений). Равенство является сущностной характеристикой этих отношений. Фактические различия между людьми значения не имеют. Люди выступают как равные субъекты права, в отношениях между которыми реализуется арифметическая справедливость, «ибо здесь не имеют в виду разницы, лишил ли порядочный человек дур­ного чего-либо, или дурной порядочного... закон обращает внима­ние лишь на различие ущерба, а с лицами обходится как с равными во всем...» (Этика. V. 7).

В случае нарушения равенство должно быть восстановлено судьей. Он, вынося решение, находит середину между выгодой, по­лученной нарушителем, и ущербом, понесенным потерпевшей сто­роной. «Следовательно, уравнивающая справедливость есть сере­дина ущерба и выгоды; поэтому-то люди, когда спорят о чем-либо, прибегают к судье: идти в суд значит обратиться к справедливости, ибо (удья желает быть как бы олицетворением справедливости» (Этика. V. 7).

55

Раздел!       ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

Главное качество судьи — беспристрастность. Его задача определить и восстановить нарушенную справедливость как арифметическое равенство.

Иной характер носит распределяющая справедливость. Она

имеет отношение к распределению почестей или имуществ между согражданами. Здесь уже действует геометрическое равенство: каждый получает по достоинству. В отличие от уравнивающей справедливо­сти, распределяющая справедливость не носит абсолютного харак­тера. Ее критерий (достоинство) различен и связан с формой госу­дарства. Так, при демократии — это свобода, при аристократии — добродетель, при олигархии — богатство. Сложность заключается в том, что распределяющая справедливость предполагает распреде­ляющего субъекта. И именно в этой сфере весьма часты нарушения справедливо сти.

Политическое право (справедливость) Аристотель подразде­ляет на естественное и условное. Также он использует термины «общее» и «частное право» (Риторика. X. 1). Право естественное, или общее, — «то, которое везде имеет одинаковое значение и не зависит от признания или непризнания его» (Этика. V. 10). К естест­венному праву Аристотель относит, например, нормы, регулирующие собственность и рабство (Политика. 1256Ь. 25). Условное, или част­ное, право — «то, которое первоначально могло быть без существен­ного различия таким или иным, но раз оно определено, [это безраз­личие прекращается], и есть разница, выкупить ли пленника за одну мину, и принести ли в жертву одну козу, а не двух баранов». Услов­ное право Аристотель сравнивает с мерами объема и веса, которые могут быть разными: большими или меньшими. Вместе с тем суть их и предназначение везде одинаково. «Подобным же образом,— пишет Аристотель, — и то право, которое не от природы таковое, а лишь человеческое право, не повсюду одинаково, точно так же, как и государственные устройства не везде одинаковы, хотя лучшее от природы лишь одно» (Этика. V. 10).

Как же соотносятся право естественное и право условное? Аристо­тель не противопоставляет их. Для него нормы естественного и услов­ного права являются сторонами одного действующего, т. е. позитив­ного, права. И условное, и естественное право объединяются общим понятием справедливости, однако источники этой справедливости разные. В одном случае это природа, то, что свойственно всем людям или большинству, а во втором — это законы и общие соглашения.

56

Глава 4

АРИСТОТЕЛЬ

 

Что же касается требования о том, чтобы каждый закон соответствовал праву, то Аристотель видимо подчеркивает нерушимость принципа равенства, который присущ политической справедливости во всех ее проявлениях.

Право и мораль у Аристотеля находятся в сложной взаимо­связи. Человек, поступающий по праву (естественному и условному), справедлив и в моральном, и в юридическом смысле этого слова. Однако сфера совпадения морального и юридического ограничена. Она распространяется лишь на отношения между равными и пред­полагает воздаяние равным за равное. Отношения между людьми далеко не всегда отвечают этим требованиям. Так, например, в се­мейных отношениях и в отношениях между господином и рабом право не существует. Но для моральной справедливости, полагает Аристотель, есть место в любом общении.

В связи с этим он рассматривает различные виды дружеского общения. Существует дружба сама по себе, как дружба любящих и желающих блага друг другу людей, не требующих ничего взамен. Она прекрасна и совершенна, но встречается редко. Чаще всего люди дружат ради взаимного удовольствия и взаимной пользы. В этих видах дружбы «каждый получает тождественное от другого», т. е. то, чего ожидал (Этика. VIII. 5). Она длится до тех пор, пока сохраняется отношение тождественности. Этот вид дружбы, конечно, более низкий, чем первый.

Но, с другой стороны, «люди соединяются в одно ради пользы, доставляя друг другу необходимое для жизни. Кажется, что и госу­дарственное общение образовалось и существует ради пользы. Пользу же имеют в виду и законодатели, говоря то, что полезно для всех» (Этика. VIII. 11). Здесь и лежит причина различия между от­ношениями моральными и правовыми. Несмотря на то что дружба «как таковая» более прекрасна, людям свойственнее дружба «ради пользы», т. е. правовые отношения.

Какая обязанность важнее — моральная или правовая, — опре­делить раз и навсегда невозможно. Все зависит от конкретной ситуа­ции и многих условий. Например, помочь другу прекрасно, но пе­ред тем, как эту помощь оказать, следует выполнить договорные обязательства.

57

Раздел I ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМЕ

---

Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 382; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!