КНИГА О ЖЕРТВОПРИНОШЕНИИ КОНЯ 20 страница
83—89. Когда удалился на небо тот брахман, знаток дхармы, вместе с невесткой и сыном, а четвертой была супруга, вышел я из своей норы. И тут от запаха той муки, капель воды, прикосновения небесных цветов и частичек (того, что поднес гостю) в дар этот праведник, (силой) подвижничества того брахмана стала золотой моя голова. Благодаря столь малому дару того (брахмана), средоточия истины, половина моего тела, о брахманы, сделалась зо-лотой. Смотрите, сколь велико (содеянное) подвижничеством того мудреца! О дваждырожденные! Снова и снова, радостный, обхожу я леса подвижников и места жертвоприношений, чтоб и другой бок у меня стал таким же. Прослышав об этом жертвоприношении мудрого царя куру, явился я с величайшей надеждой, но не сделался золотым. Поэтому мною в насмешку и были сказаны, о лучшие из дваждырожденных, такие слова: «Не стоит жертвоприношение это и горстки муки». Благодаря частичкам малой толики этой еды сделался я золотым, так что кажется мне, что не стоит их это великое жертвоприношение.
Вайшампаяна сказал:
90—93. Сказав так всем тем лучшим из дваждырожденных, (что присутствовали) на жертвоприношении, мангуста, о царь, скрылся из вида, а брахманы те разошлись по домам. Этим мною рассказано тебе все, о покоритель вражеских городов, о том, какое чудо случилось во время великого жертвенного обряда — жертвоприношения коня. Не стоит тебе, о царь, испытывать удивление (при виде богатства) какого-либо жертвоприношения; тысячи коти святых мудрецов только благодаря подвижничеству отправились на небеса. Невреждение всем живым существам, удовлетворенность, доброе поведение, праведность, подвижничество, смирение, приверженность истине и раздача даров — вот что считается равноценным.
|
|
|
Такова в «Книге о жертвоприношении коня» великой «Махабхараты» девяносто третья глава.
Глава 94
Джанамеджая сказал:
1—6. Цари вершат жертвоприношение, великие святые мудрецы — подвижничество, брахманы же стремятся к умиротворенности, ибо в ней — покой и смирение, о владыка! Поэтому здесь (на земле) нет ничего, что сравнилось бы с плодами жертвоприношения, — вот что я думаю, и нет в том сомнения. Совершая жертвоприношения, многие цари, о лучший из дважды-рожденных, обрели великую славу и после смерти отправились отсюда на небеса. Могучий мощнопламенный Царь богов — Тысячеокий, благодаря жертвоприношениям с обильными дарами брахманам, обрел, великий пылом, безраздельную власть над богами.453 А царь Юдхиштхира, рядом с которым — Бхима и Арджуна, величием и отвагой подобен Царю богов. Так отчего же мангуста посмел подвергнуть хуле ашвамедху, великое жертвоприношение, (совершенное) царем, великим духом?
|
|
|
Вайшампаяна сказал:
7—16. Слушай же, о муж-бык, царь-бхарата, я расскажу тебе, как положено, о первейшем правиле жертвоприношения и о плоде его. Некогда великие святые мудрецы поведали об этом Шакре, вершащему жертвоприношение. Когда начался жертвенный обряд и жрецы приступили к действию, когда принесли жертву огню, исполненную многих достоинств, когда призваны были боги и предстали там высочайшие риши, когда, о царь, прославленные брахманы, громко выкликавшие заклинания, и быстрые, неутомимые быки-адхварью связали скот для умерщвления, великие риши исполнились сострадания, о могучий царь! При виде несчастных животных святые мудрецы, богатые пылом подвижничества, явились к Шакре и сказали ему: «Не благой это способ жертвоприношения! Это твое заблуждение, хотя ты взыс-куешь великой дхармы, ибо не следует из предписаний, о Сокрушитель твердынь, чтобы для принесения жертвы (требовалось бы) столь много скота. Для дхармы губительна эта твоя затея, могучий; это не есть дхарма, хотя (все) делается во имя дхармы: не может считаться дхармой вред, наносимый живому.454 Пусть вершат для тебя жертвоприношение сообразно предписанному, если ты пожелаешь, и да будет великой твоя дхарма благодаря жертвоприношению, соответствующему предписаниям. Приноси жертву семенами, о Тысячеокий, что три года пролежали в укрытии, — вот какая великая дхарма, о Шакра, постигается размышлением».
|
|
|
17—34. Но не внял Шатакрату этим словам, сказанным риши, прозревшими истину, поддался он власти гордыни и заблуждения. Между Шакрой и теми великими мудрецами возник спор величайший о том, что следует приносить в жертву — живое или же неживое. Те риши, прозревшие истину, были повержены в споре, и тогда, чтобы прийти к согласию с Шакрой, спросили они царя Васу: «О великий участью царь! Какой существует обычай насчет жертвоприношений: что надлежит приносить в жертву — жертвенный скот или же непроросшие семена?» Выслушав их слова, царь, не раздумывая над тем, кто сильней, а кто слабей (в этом споре), ответил: «Совершать жертвоприношение следует тем, что есть под рукой». Сказав так, этот царь низринулся в ад: неверно ответил, о царь, могучий властитель чеди. Невежда, взыскующий дхармы, приносит в жертву богатство хотя и обильное, но не-праведно обретенное, и потому не пожинает плода дхармы. Ловит дхарму как птицу тот человек грешный, что дарует брахманам такой дар, хотя и внушающий миру доверие. Грешным деянием обретя богатство, брахман, одолеваемый безудержно страстью и наваждением, ступает в конце концов на неправедную стезю. Дары, поднесенные таким грешником, утратившим разум, не принося ему блага, пропадают втуне, даже если они огромны. Дар такого злодушного, вредоносного и злоумного нечестивца не приносит ему славы ни здесь, ни в мире ином. Направив свой ум на накопительство, оказавшись во власти ослепления алчностью, он, грешный помыслами, приводит в трепет (все) сущее своей вредоносностью. Тот, кто обретает богатства, движимый алчностью, даже если он совершает жертвоприношения и приносит дары, все равно не достигает успеха теми деяниями из-за дурного пути (обогащения). Но люди благочестивые, богатые пылом подвижничества, поднося в дар сколько есть зерна, кореньев, плодов, овощей или сосуд воды, отправляются на небеса. Такова великая дхарма, а самоотречение, щедрость, милосердие к сущему, целомудрие, верность истине, сострадание, стойкость, смирение — таков корень извечной дхармы. Известны издревле цари-брахманы — Виш-вамитра453 и другие. Вишвамитра, Асита, великий царь Джанака, Какша-сена, Арштишена и царь Синдхудвипа456 — эти и многие другие цари, богатые пылом подвижничества, достигли высочайшего совершенства верностью истине и дарением праведно обретенного. Брахманы, кшатрии, вайшьи и шудры, предающиеся подвижничеству, очистившись огнем дхармы дарения, достигают небес, о бхарата!
|
|
|
Такова в «Книге о жертвоприношении коня» великой «Махабхараты» девяносто четвертая глава.
Глава 95
Джанамеджая сказал:
1—3. Если все существует благодаря отречению от того, что получено в соответствии с дхармой, то поведай мне, о достойный, об этом все полностью, ибо ты искушен в рассказывании. Велик тот плод, что явлен был живущему по обету собирателю зерен за то, что даровал он (гостю немного) муки, велик и (смысл) поведанного мне тобою, о брахман, — истина то несомненная. Каков же высший итог всех жертвоприношений — ты должен рассказать мне об этом подробно, о бык-дваждырожденный!
Вайшампаяна сказал:
4—10. Приводят тут такую древнюю быль,457 о губитель врагов, о том, что случилось когда-то на великом жертвоприношении Агастьи.458 Мощнопла-менный Агастья, приверженный благу всего сущего, принял некогда посвящение на двенадцать лет, о великий царь! Были там на жертвоприношении великого духом (риши) огнеподобные жрецы с камнями для размалывания зерен, те, что питались кореньями или же обходились вовсе без пищи и пили лунные лучи. Были там яти,459 те, что живут подаянием, довольствуясь остатками жертвенной пищи и подвергая себя очищению, пришли и (иные) просители. Все они (являли собой) воплощенную дхарму, победившие гнев, подчинившие чувства, все были стойки в смирении, свободны от гордыни и заблуждений. Ведущие постоянно жизнь праведников, неподвластные зову чувств, собрались там великие мудрецы, дабы вкусить (плодов) жертвоприношения. Сколь было сил собрал достойный (праведник) еды на этом жерт-воприношении и не было там ничего неподходящего. Множество отшельников вершило великие жертвенные обряды.
11—25. Однако пока продолжалось столь великое жертвоприношение Агастьи, не пролил дождя Тысячеокий, о лучший из бхаратов! И тогда, о царь, во время отправления обряда Агастьи, великого духом, среди отшельников, смиривших души, пошли разговоры: «Безгневный Агастья-жертвова-тель раздает еду, но Парджанья не проливает дождя, так откуда же взяться пище? Это великое жертвоприношение отшельника, о брахманы, длится двенадцать лет, и все двенадцать лет бог не проливает дождя. Поразмыслив над этим, надлежит вам выказать свою благосклонность мудрому великому риши Агастье, превзошедшему (всех) силой подвижничества». Едва прозвучали эти слова, пламенный Агастья, владеющий Словом, склонив голову перед отшельниками, произнес: «Если Васава двенадцать лет не проливает дождя, принесу я умственную жертву,460 — таков извечный закон. Если Васава двенадцать лет не проливает дождя, с усердием обращусь я к иным жертво-приношениям, требующим суровых обетов. Это мое жертвоприношение семенами готовилось много лет, и я довершу его собранным зерном — тут не будет препон. Никак не может быть совершенным напрасно это мое жертвоприношение, прольет бог дождь или же не прольет. Если Индра не исполнит моей просьбы по доброй воле, я сам стану Индрой и верну к жизни сущее. Кто какую еду имел от рождения, та самая у него и будет; стану я создавать ее еще больше, снова и снова (все) обильно. Да появится здесь ныне золото и иное богатство труднодоступное; и то, что есть в трех мирах, пусть само прибудет сюда! Дивные сонмы апсар вместе с гандхарвами и киннарами,461 Вишвавасу462 и другие пусть всегда почитают вас. Какое ни есть богатство у северных куру, пусть оно все само прибудет сюда, на мое жертвоприношение, как и небо, и пребывающие на небесах, и даже сам Дхарма».
26—32. Когда мудрый (Агастья) сказал так, все это свершилось. Узрев мощь подвижничества того отшельника, все подвижники в изумлении произнесли такие слова, исполненные великого смысла: «Довольны мы твоей речью, но не желаем урона подвижничеству. Мы удовлетворены жертвоприношениями и желаем (действовать по обычаю). Мы стремимся (участвовать) в жертвоприношениях, посвящении, жертвах огню и иных. Да не будут то жертвоприношения, что совершаются самостоятельно, мы не ищем иного. Приверженные своему делу, мы питаемся тем, что накоплено праведно, и жаждем праведного (постижения) Вед путем брахмачарьи. По обычаю, покидая дома на время от полнолуния до новолуния, (следуя) вратами предписанного, теми, что прозреваются путем дхармы, станем мы предаваться подвижничеству. Умом ты, как должно, отрицаешь нанесение вреда сущему. И да будешь ты постоянно, могучий, высказываться на жертвоприношениях только о неврежденьи живому. Тогда мы будем довольны, о лучший из лучших дваждырожденных, и по завершении жертвенного обряда, отпущенные тобой, удалимся отсюда».
Вайшампаяна сказал:
33—36. Когда они так сказали, Царь богов, Сокрушитель твердынь463 мощ-нопламенный, пролил дождь, узрев силу подвижничества (Агастьи). Хотя жертвоприношение не было завершено, Индра богов, безмерно отважный, возжелал пролить дождь, о Джанамеджая! Владыка Тридцати (богов), о царь-мудрец, выказал милость Агастье — сам явился к нему, следуя за Брихас-пати.464 Затем, по завершении жертвенного обряда, Агастья, чрезвычайно довольный, отпустил тех великих отшельников, почтив их, как подобает.
Такова в «Книге о жертвоприношении коня» великой «Махабхараты» девяносто пятая глава.
Глава 96
Джанамеджая сказал:
1. Кто же в обличье мангусты с золотой головой говорил человеческим голосом, — ответь мне на этот вопрос.
Вайшампаяна сказал:
2—8. Ты не спрашивал меня прежде, потому я и не говорил тебе этого. Слушай же, кто такой этот мангуста с человеческим голосом. Некогда Джа-мадагни465 решил принести поминальную жертву. Жертвенная корова сама явилась к нему, и он подоил ее. Поместил он то молоко в новый крепкий чистый кувшин, но Кродха — (Гнев) во плоти перевернул этот сосуд. Возжелав испытать лучшего из святых мудрецов, подумал злоумный: «Что станет он делать, если случилась такая напасть?» Ведь (Кродха) осквернил молоко. Но отшельник, понимая, что это Кродха, не разгневался на него, и тогда Кродха во плоти, стоя со сложенными ладонями, так сказал ему: «Я побежден, о лучший из рода Бхригу! Лжива молва, (что ходит) в мире, будто страшно гневливы Бхаргавы, если я повержен тобой. Ныне стою я здесь пред тобою, великим духом, смиренным, страшась твоего подвижничества, о праведник! Смилуйся надо мной, о могучий!»
Джамадагни сказал:
9—15. «Воочию я увидел тебя, о Кродха! Ступай же бестрепетно, ибо нет на тебе отныне греха предо мной, не гневаюсь я на тебя. Да будет тебе известно, что те, которым я предназначил то молоко, — это праотцы,466 великие участью. Ступай!» После таких его слов Кродха тут же исчез, охваченный трепетом, и из-за проклятия праотцев превратился в мангусту. Пытался он их умилостивить: «Да будет положен конец проклятию!» И те сказали: «Когда ты подвергнешь хуле Дхарму, тогда и освободишься». Когда они так сказали, (мангуста) стал тайком обходить места жертвоприношений, леса дхармы467 и наконец пришел на жертвоприношение (Юдхиштхиры). Подвергнув хуле сына Дхармы из-за той пригоршни муки, освободился Крод-ха от проклятия, ибо Юдхиштхира и есть Дхарма. Вот что случилось тогда на жертвоприношении великого духом (царя). Затем у нас на глазах мангуста исчез.
Такова в «Книге о жертвоприношении коня» великой «Махабхараты» девяносто шестая глава.
ОКОНЧЕНА «КНИГА О ЖЕРТВОПРИНОШЕНИИ КОНЯ».
ПРИЛОЖЕНИЯ
Я. В. Васильков
«АНУГИТА» И «БХАГАВАДГИТА»: О ПРИРОДЕ РАЗЛИЧИЙ МЕЖДУ ТЕКСТАМИ
Значительная часть «Ашвамедхикапарвы» — главы 16—50 — занята текстом, традиционно носящим имя «Анугита», буквально: «То, что следует за Гитой», или «Последующая Гита». Этим названием данный текст ставится в неразрывную связь с величайшим памятником религиозной поэзии индийцев — «Бхагавадгитой» — «Песнью Господа», или, если переводить более точно: «Пропетой Владыкой / Господом [упанишадой]» («Махабхарата» [далее — Мбх] VI. 23—40). Поэтому специфика «Анугиты» (далее — АГ) может быть определена только в ходе сопоставления ее с Гитой («Бхагавад-гитой», далее — БхГ) как древнейшим и эталонным памятником одноименного жанра.1
Напомним читателю, уже знакомому с основами индийской традиционной культуры, что БхГ представляет собой вдохновенную религиозную проповедь, с которой перед самым началом великой всеиндийской битвы на Поле Куру обращается к главному воителю из числа братьев-Пандавов Арджуне его друг и родич Кришна, царь племени ядавов, принявший на себя обязанности его суты — одновременно и колесничего (возницы), и советчика, знатока воинских преданий и правил чести. Кришна при этом является (о чем сказитель и его аудитория, а также герои эпоса то помнят, то «забывают», по правилам поэтической игры)2 воплощением на земле верховного бога Вишну, отчего его проповедь и называется «Песнью Господа». В истории развития индуизма (как системы религиозных идей) БхГ занимает исключительно важное место.
Во-первых, древняя, восходящая к ранним упанишадам идея Санкхья-йоги о необходимости рассматривать каждый свой поступок как жертвенный акт, преломляется здесь в свете традиционных кшатрийских представлений о воинском долге и героико-фаталистической этики,3 в результате чего воинская, царская, государственная, вообще мирская деятельность получает оправдание и высшую религиозную санкцию, а тем самым достигается примирение между требованиями прирожденного социального долга (свадхарма) и этическими принципами аскетизма.4
Во-вторых, адресатом воинского и иного служения как жертвенного акта в Гите выступает единый Бог, и не просто космическое божество, Творец и Хранитель мира, каким являлся, например, Нараяна и в некоторых до-эпических текстах, а Бог, воплотившийся на земле, в человеке по имени Кришна, что впервые в истории индийской культуры открывало верующим возможность эмоционального отношения к Богу, окрашенного прежде всего чувством самоотверженной, преданной любви {бхакти). Кришна-повествователь не-ожиданно являет Арджуне видение своей «Вселенской формы» (вишварупа), предстает перед ним как грандиозное космическое Божество. Начиная с БхГ в индуизме всегда уже присутствует теистическая линия религиозного развития, достигшая кульминации в средние века, когда движение бхакти приобрело массовый и всеиндийский характер.
Однако в ходе самого повествования «Махабхараты» проповедь Гиты и явление Кришны-Вишварупы быстро «предаются забвению». По окончании великой битвы победители-Пандавы не радуются победе, которая досталась им дорогой ценой — едва ли не всемирной катастрофы, гибели цвета воинского сословия, включая почти всех близких... По логике вещей, чтобы снова обрести смысл существования в опустошенном и оскверненном мире, героям необходимо еще раз приобщиться к высшей, божественной мудрости. Потому что даже Арджуна, как он сам признается Кришне, когда они впервые после описанного в БхГ их диалога вновь сходятся для философской беседы, уже не помнит проповеди Гиты: полученное перед битвой знание вытеснено из его души психической травмой (см. в настоящем томе гл. 16, 5—7).
Но удивительное дело: оказывается, что и сам Кришна уже не может воспроизвести прежде сказанное! «Ибо тогда я повествовал о высочайшем Брахмане, будучи погружен в йогу, — поясняет он. — А сейчас только могу поведать тебе одно древнее сказание (itihasam... puratanam), чтобы ты, обретя должное состояние сознания, пошел высшим путем» (гл. 16, 12—13).
Эти приписываемые Кришне слова позволяют сделать ряд важных выводов. Прежде всего отсюда ясно, что в период, когда была создана АГ (а нет никаких сомнений, что она как единый текст в составе Мбх моложе Гиты на несколько столетий), вполне осознавалось существенное различие между этими двумя текстами. И природу этого различия древний автор определил совершенно точно.
«Бхагавадгита» — это действительно текст, связанный с традицией йоги. Она, наверное, потому и воздействует столь сильно на читателя, принадлежащего к любой культуре, потому и обладает такой властью над людьми, что ее религиозное содержание и образность непосредственно основываются на йогическом опыте, отражают интуитивное проникновение в глубинные области «коллективного бессознательного», отчего этот текст «резонирует», находит отклик во многих душах.
«Бхагавадгите» как «йогическому» тексту автор «введения» к АГ с полным основанием противопоставляет «старинное сказание», а лучше сказать — предание, традицию передачи уже опосредованного знания. Такое опосредованное знание, которое в БхГ и ряде текстов «Мокшадхармы» (далее — МД) противостоит непосредственному опыту йоги, имеет свое имя: оно называется санкхьей. Изначально оно было неотрывно от йоги, составляя как бы «теоретическую» фиксацию ее результатов. Привожу здесь стих из МД, прекрасно показывающий, как соотносились йога и санкхья в том древнейшем течении индийской религиозной мысли и практики, из которого выросли и БхГ, и АГ, — в неразделимой первичной санкхья-йоге.
«Что прозревают йогины, тому следуют санкхьяики.
Санкхья и йога — одно! Кто это видит, у того (правильная) буддхи».5
(Мбх XII. 293.30)
Другой стих в той же «Мокшадхарме» гласит: «Йогины основываются на непосредственном восприятии, а санкхьяики — на утверждениях шастр» — pratyaksahetavo yogah samkhyah sastraviniscayah (Мбх XII. 289.7ab).
Итак, неизвестные нам «редакторы» XIV книги Мбх, время деятельности которых можно предположительно отнести к концу гуптского периода,6 хорошо сознавали, что по содержанию между «Бхагавадгитой» и «Последующей Гитой» налицо существенное различие. Это различие они формулировали как различие между текстом, отражающим непосредственный йогический опыт, и «древним преданием», причем фактически это «предание» (что очевидно каждому читателю АГ) составлялось текстами в традиции санкхьи.
Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 211; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!