Глава VI. АЛЕКСАНДР ВЕЛИКИЙ И ГРЕЧЕСКАЯ ГЕГЕМОНИЯ

ФИЛИПП МАКЕДОНСКИЙ

Во второй половине IV в. до н. э. греческие полисы были на грани социальной катастрофы, несмотря на расцвет их культуры. Они никак не могли избавиться от постоянных войн, которые вели между собой, от социальных конфликтов, от бедности, поразившей безработные низшие группы; они были глубоко унижены необходимостью широко пользоваться персидскими дариками, которая ставила их в положение просителей и долгое время после разгрома Ахеменидов позволяла последним диктовать им свою политику.

В то время как они слабели, как они терзали друг друга, Филипп II, царь Македонии с 356 г. до н. э., сумел использовать значительные ресурсы своей страны, чтобы укрепить свою власть, сделать своё царство централизованной монархией и значительно расширить владычество на Балканах. В 342‑340 до н. э. он посмел сделать вассальным государством Фракию, подчинённую, по крайней мере формально, персидскому царю. За двадцать три года царствования он заложил основы грозной державы, без которой его сын Александр при всей его гениальности никогда бы не смог совершить своих подвигов. Жителям греческих полисов он часто казался страшилищем, угрозой для свободы, которой они были так привержены, но и последней надеждой для тех, кто отчаялся, для тех, кто, возможно, был самым прозорливым, для тех, кто, как Исократ, проповедовал необходимость союза или видел, что только Царь способен объединить живые силы. Тем не менее враждебное отношение к македонянину в Греции долгое время преобладало и в какой‑то мере будет сохраняться всегда. При Херонее в сентябре 338 г. до н. э. он одержал победу над афинянами. Пришлось подчиниться. Конгресс, собравшийся в Коринфе в конце 338 г. до н. э., основал постоянный союз городов‑государств и назначил Филиппа II гегемоном в мирное время и стратегом в случае конфликта. Через несколько месяцев, в июне 337 г. до н. э., македонский царь объявил войну Персии, «чтобы отомстить за святотатства, которые варвары совершили в отношении греческих святилищ сто шестьдесят лет тому назад». Чтобы воодушевить народы, им всегда надо предложить простую и грандиозную идею, пусть даже она содержит лишь долю истины. И, конечно, в той эпопее, которая тогда началась, проявилось желание освободить греческие города Ионии, добиться панэллинского единства. Но сказалось и безмерное честолюбие македонянина, предвосхитившее честолюбие его сына. Были и глубинные экономические причины – стремление открыть для греческого рынка новые каналы сбыта, несомненно, в Малую Азию и прежде всего в Египет, который с давних пор завораживал греков, и желание нейтрализовать финикийский флот, господствовавший в Средиземном море. Ход военных действий станет тому подтверждением. Зато уничтожать Персидскую империю никто пока не собирался. Она предлагала совсем новый, вдохновляющий образец общества, что признавали даже те, кто не хотел к ней присоединяться. Ею восхищались. Её считали непобедимой. «Мир Царя» нередко высоко оценивали.

Существовало ли единодушие у греков? До него было далеко! Армия вторжения будет состоять прежде всего из уроженцев Македонии и Балкан. Эллины в узком смысле слова примут в войне лишь незначительное участие. Они по‑прежнему будут поставлять персам наёмников, и последние сохранят верность первым, предпочтут Александру Дария даже после битвы при Иссе. Враждебность со стороны Афин, Фив, Спарты не смягчится. Она, как мы говорили, была давней. Ещё в 335 г. до н. э., когда распространился слух о гибели Александра, в то время действовавшего на Дунае, Афины и Фивы поспешили вступить в переговоры с Дарием Кодоманом, новым Великим царём Ирана. Наказаны за это были в сентябре 335 г. до н. э. только Фивы, но страшно: там было убито шесть тысяч человек, тридцать тысяч продано в рабство. Это не помешает полисам продолжать борьбу. В сентябре 331 г. до н. э. Антипатру, регенту Македонии, придётся подавлять их восстание; после Исса, в ноябре 330 г., они вновь отправят посольство в Иран для переговоров с Ахеменидами о союзе. Даже после решающих успехов македонянина Демосфен, один из его самых упорных противников, вынужденный присоединиться к нему, сделает это с мрачной иронией.

ВЕЛИКАЯ ВОЙНА

Таким образом, война, которая вскоре разразилась и которую можно считать долгой «военной прогулкой» на восемнадцать тысяч километров за двенадцать лет, но во время которой сражения, и то спорадические, происходили только с мая 334 г. до н. э. по октябрь 326 г. до н. э., меняла цель и облик по мере того, как продолжалась. Её первая стадия представляла собой освобождение греческих полисов и оккупацию западных и южных областей Анатолии. Она продлилась семь месяцев. Вторая, занявшая более полутора лет, с ноября 333 г. до н. э. по июнь 331 г. до н. э., включала в себя оккупацию Сирии, то есть уничтожение или захват финикийских флотов и баз, и завоевание Египта. Только в ходе третьего периода, с июня 331 г. до н. э. по июнь 330 г. до н. э., то есть в течение двенадцати месяцев, открылись новые, прежде неведомые перспективы, Александр вознамерился стать властителем мира, и в результате развернулась решительная борьба между ним и Ахеменидами. Четвертый и последний период, во время которого македонянин, объявив себя наследником Дария Кодомана, пытался добиться признания своих прав на престол и принять наследство тех, кого только что сверг, был самым долгим, самым трудным, самым неэффективным: он продлился с момента смерти Дария (лето 330 г. до н. э.) до ухода армии захватчиков (октябрь 326 г. до н. э.) и был отмечен упорными и бесплодными боями в Согдиане (три года!) и походом на индийцев (шестнадцать месяцев).

Не восхищаться македонской эпопеей, не считать её чем‑то вроде чуда и отказываться видеть в её авторе величайшего завоевателя мира вовсе не значит отрицать или преуменьшать гений Александра или его харизматическое могущество. Мы уже говорили, что без подготовительных действий Филиппа завоевание Иранской империи было бы невозможно. Оно было бы также невозможно, если бы почву для него не подготовили персы, объединив в конфедерацию с единой властью самые разные народы, которых мало интересовало, кто ими правит, – из‑за того, что Ахеменидов сменили македоняне, по‑настоящему ничто не изменилось, как и тогда, когда персы сменили мидийцев. Оно было бы невозможно, если бы повсюду не изобиловали греческие колонии, если бы сатрапы оборонялись, а не переходили так часто на сторону завоевателей, если бы в борьбе приняли участие народы, как это сделали согдийцы, единственный народ, который по‑настоящему сражался ради сохранения своих свобод, единственный, который не капитулировал. Победители могли гордиться только тремя сражениями против ахеменидских сил, столь блистательно выигранными, организующей и созидательной волей, упорством Александра, которого так часто ранили, который как минимум дважды тяжело болел, храбростью, одушевлявшей его и бойцов, побуждавшей их продвигаться всё дальше вопреки всему и вся по незнакомым, труднопроходимых территориям, где, как говорит Плутарх, «войско [...] больше всего страдало от недостатка в съестных припасах и от скверного климата» («Александр», 58). В конце концов, три больших сражения – это немного: почти столько же понадобилось Киру, чтобы победить Астиага; арабам, чтобы сокрушить Сасанидов, потребуется два сражения. Нет, чуда не было – или, если нужно, чтобы оно было, искать его следует в лагере персов: в плохом сопротивлении империи, в нерешительности, слабости, безразличии царя царей.

В 336 г. до н. э. Парменион, полководец Филиппа, высадился в Малой Азии с десятитысячным авангардом и двинулся вдоль эгейского побережья. Его повелитель должен был вскоре присоединиться к нему с подкреплениями, но в августе того же года был убит. Один из его сыновей, Александр, рождённый Олимпиадой, «сумел стать его наследником, устроив кровавую баню, и 10 октября добился, чтобы, как было принято, войска признали его царём. Ему было двадцать лет, и он был красив как бог. Он, конечно, перенял планы отца, но сначала должен был провести кампанию в Европе – кампанию, о которой говорили мало, потому что тогда он ещё не создал своей мощной пропагандистской машины, но которая, возможно, была самой блестящей из тех, какие он провёл.

ПОХОД В МАЛУЮ АЗИЮ

Весной 334 г. до н. э. Александр переправился через Дарданеллы приблизительно с сорокатысячным войском и с разношёрстной массой сотрапезников, авантюристов, учёных, техников, которые сыграют огромную роль, и блудниц. Персы ждали его на берегах небольшой речки Граник. Он без труда их опрокинул и позволил отступить к Милету. Это, конечно, не была великая битва, судя по незначительности потерь обеих армий. Это не была великая победа, но молодой военачальник превосходно сумел её использовать, и она на время смягчила враждебное отношение к нему со стороны пацифистов. Кроме того, она открыла ему путь в Малую Азию. Он пошёл вдоль побережья, освобождая ионийские города, захватил плохо защищённый Милет, встретил сопротивление только в Галикарнасе, Фаселисе, Термессосе, а сатрап Сард внезапно сдал ему свои крепости и сокровища. Он провёл зиму, укрепляя тыл. Что делал Дарий Кодоман?

Весной 333 г. до н. э. Александр покинул побережье Средиземного моря и направился в Гордион. Он пошёл туда, согласно легенде, чтобы разрубить гордиев узел, так как оракул предсказал, что тот, кто развяжет этот узел, будет владыкой Азии; на самом деле – чтобы отрезать путь царю и соединиться с Парменионом. Он боялся только одного – персидского флота под командованием первоклассного адмирала Мемнона, но боги были на его стороне: Мемнон умер от болезни, не оставив достойного преемника. Не беспокоясь о тылах, Александр решил вернуться на южное побережье, прошёл вдоль большого солёного озера, миновал Киликийские Ворота, настолько узкие, что там могли пройти в ряд не более четырёх человек, и никто не подумал преградить ему путь. Через пять дней он вступил в Тарс, который сатрап оставил без боя.

Дарий решился вмешаться в ход событий. Он пришёл с оружием и обозом, с семьёй, с казной. Столкновение произошло на равнине Исса, северней Александреттского залива, в ноябре 333 г. до н. э. Персы имели численное преимущество. Они должны были победить. Кстати, войска полководца Набарзана держались стойко, но Царь царей вдруг растерялся и бежал. За ним бросились в погоню. Захватили его лагерь, мать, жену, сестру, двух дочерей, сына, который был ещё совсем ребёнком: они станут ценными заложниками для Александра, который – для чего? из гуманности? – обошёлся с ними очень заботливо. На сей раз это было настоящее сражение, красивое сражение. Художник Филоксен из Эретрии изобразил сцену из него, которая воспроизведена на знаменитой помпейской мозаике из Неаполитанского музея. Но успех был неполным: Дарий и его армия бежали, отступили на Анатолийское плоскогорье, где беспрепятственно мобилизуют людей, наберут скот, реорганизуют силы.

Александр оказался на перепутье, это был ключевой момент его жизни. Вести из Западной Анатолии были дурными: персы вернули себе Милет, Хиос, Андрос... Вести из Греции – катастрофическими: Фивы, Афины, Спарта послали эмиссаров к Великому царю, чтобы заключить союз против македонянина. Следовало ли ему броситься в погоню за Дарием? Или вернуться в Ионию, чтобы отбить утраченные земли, наказать предателей? Он решил продолжать наступление: если он добьётся большого успеха в Сирии в борьбе с финикийцами, персы падут духом, а греки вернут ему доверие. Была зима – сезон, мало подходивший для континентального похода, сезон, когда финикийские флоты не могли выйти в море, чем можно было воспользоваться, чтобы захватить их порты.

ЗАВОЕВАНИЕ ФИНИКИИ И ЕГИПТА

В это время Александр и принял посольство Дария, который предлагал мир, союз, дружбу, выкуп за освобождение своей семьи. Александр высокомерно отверг эти предложения, зная, что после этого Ахеменид будет вынужден продолжить войну, но понимая, насколько тому не хочется этого делать. Однако он двинулся прямо на юг. В январе 332 г. до н. э. Библ и Сидон сразу же ему покорились – может быть, из ненависти к Тиру, их сопернику, который он в феврале осадил. Великий финикийский порт защищался стойко, до августа, и был за это жестоко наказан. Пятая часть населения погибла; две тысячи мужчин были распяты на крестах, пять тысяч женщин и детей проданы в рабство. Но результат стоил трудов: морская мощь финикийцев была уничтожена, греки стали хозяевами Средиземного моря. К тому же все внутренние города изъявили Александру покорность, в том числе Иерусалим, в который, вопреки еврейской легенде, он никогда не направлялся. Тем временем прибыло второе посольство от Дария. Оно использовало более почтительные выражения и сделало более скромные предложения: Дарий предлагал выдать за Александра дочь, которая принесёт ему в приданое всю западную Малую Азию. Арриан (II, 25,2) рассказывает, что Парменион якобы сказал Александру: «Будь я на твоём месте, я бы согласился», на что получил ответ: «И я бы на твоём». Александр пошёл дальше. Газа, которой случайно командовал энергичный перс, в октябре 332 г. до н. э. оказала сопротивление. Он её уничтожил, перебив всех военных и продав в рабство горожан.

Александр оказался у врат Египта. Отворил он их без труда, поскольку сатрап изобразил лишь видимость сопротивления, чтобы спасти честь, и, конечно, по трусости не спас её. В начале декабря 332 г. до н. э. Александр велел провозгласить себя фараоном. Потом, в феврале 331 г. до н. э., поскольку египетский монарх считался сыном Бога, македонянин направился в храм Аммона в оазисе Сива, приблизительно в 290 км от Мерса‑Матрух, где был официально признан таковым – в греческом мире его назовут «сыном Зевса», потому что великое египетское божество Аммон там издавна приравнивали к властителю Олимпа. Это всё? Нет. На северном побережье Египта, в месте, которое он выбрал сам с удивительной прозорливостью, по собственноручно разработанному плану 20 января 331 г. до н. э. он заложил город, получивший его имя, – Александрию. С тех пор он полюбит основывать города, проявляя себя созидателем прежде всего в этом, но ни у одного из них не будет подобной судьбы.

Зима кончилась. Уже восемнадцать месяцев как персы не давали сражений. Но что же делал Дарий Кодоман с тех пор, как узнал, что никакой ценой не получит мира?

НАСЛЕДНИК АХЕМЕНИДОВ

Вернувшись в Сирию, 10 июня 331 г. до н. э. Александр отправился в «верхнюю Азию». На сей раз при его армии был тяжёлый обоз, и она двигалась черепашьим шагом. Тем не менее она шла пятьдесят один день со средней скоростью 12 км в день, прошла через Бейрут, Дамаск, Хомс, Хаму, Халеб и наконец достигла Тигра. Противник, чтобы остановить её, выставил всего две тысячи греческих наёмников и три тысячи персидских всадников, которые спешно отступили. По дороге жена Великого царя, находившаяся в плену у греков, умерла, и Александр не пожалел времени, чтобы организовать ей достойные похороны.

Александр узнал, что Дарий ждёт его на большой равнине под Арбелами (Эрбиль в современном Ираке), недалеко от бывшей Ниневии. Пришлось переходить степи и пустыни. Было жарко. Македоняне страдали, но шли вперёд и вскоре встретили персов, которые 1 октября 331 г. до н. э. были снова побеждены. Арбелы (или Гавгамелы) обошлись дорого: впервые греки понесли тяжёлые потери, и Дарий снова ускользнул, но Александр вошёл победителем 6 ноября в Вавилон, а несколько позже (в конце декабря) в Сузы. Пора было завершать поход. Александр поднялся на Иранское нагорье, не встречая сильного сопротивления и безжалостно разрушая деревни, попадавшиеся по дороге. Когда он приблизился к Персеполю, наместник дал ему знать, что передаст крепости и имперскую казну. Эти богатства должны были добавиться к тем, которые он уже приобрёл и под тяжестью которых сгибался. Тем не менее Персеполь был разграблен, и во время оргии, по собственному желанию или по наущению куртизанки Таис, Александр сжёг город. Он якобы сказал: «Мой долг перед греками – совершить эту месть». Дарий Кодоман продолжал бегство, Александр – его преследование. Наконец настигнув его 1 июля 330 г. до н. э. в районе Дамгана, македонянин нашёл его мёртвым – убитым. Он велел похоронить Дария рядом с предшественниками.

Ещё в Вавилоне Александр повёл себя как властитель Ирана. Он назначил сатрапом этой провинции перса, он подтвердил власть нескольких сатрапов в соседних провинциях. Он окружил себя персидской знатью. После смерти Дария он счёл себя его законным наследником. Но в конце того же месяца он узнал, что сатрап Бактрии Бесс объявил себя царём вместо покойного и получил поддержку всего востока страны. Александр отказался его признавать. Один только он – великий царь Ирана, один только он – наследник Ахеменидов! Войска роптали: они уже были сыты по горло этим бесконечным маршем, ведущим их неведомо куда, но такому вождю не возразишь. Они тронулись в путь. В октябре они достигли Фрады (Фараха) в Дрангиане, несколько позже Арахосии (Кандагара) и Каписы (Кабула). Уже настал декабрь. Стужа была сильной. Соблазнительно было спуститься в Индию, как делали и всегда будут делать те, кто занимал эту ключевую позицию. Индийцы подождут – на зиму был дан отдых.

В самом начале весны 329 г. до н. э. Александр двинулся на север, перешёл Гиндукуш, выдержав неслыханные трудности, какие создавали высота, снег, мороз, вышел в долину Окса, переправился через эту реку во время паводка. Бесс был захвачен в плен, подвергнут бичеванию и отправлен в Персию на казнь. Александр остался единственным владыкой. Как в Египте он провозгласил себя фараоном, заставив признать себя сыном Бога, в Иране он провозгласил себя Великим царём, потребовав, чтобы ему воздавали соответствующие почести, а именно чтобы перед ним падали на колени (греч. проскинеза); греки, не принимая этого, возмутились. С тех пор он одевался по‑ирански, ввёл в своём окружении иранский этикет, набирал иранских солдат. Вскоре он влюбился в юную пленную персидскую княжну Роксану, «Сияющую», и зимой 327‑326 гг. до н. э. женился на ней в Бактрах – счастливая страсть, внушившая ему великую мысль связать воедино греков и иранцев с помощью браков. В октябре 325 г. до н. э. он организовал свадьбу в Сузах, в ходе которой сотня его высших сановников и тысяч десять воинов женились на туземках. Он сам в тот же день, не отказываясь от Роксаны, женился на дочери Дария Статире и на дочери Артаксеркса III Парисатиде. Он любил праздники. Он их часто устраивал. Не будет праздника прекрасней этого. Он продлился пять дней.

В ВОСТОЧНОМ ИРАНЕ И В ИНДИИ

Тем временем надо было подчинять Согдиану. Александр был повелителем городов, но не сельской местности. Знать и маги возбуждали волнения в стране. Главарь шайки Спитамен поднимал мятежи и уходил от всякого преследования; он погиб непобеждённым и бесславно, убитый кочевником. Повстанцы были повсюду. Они атаковали лучшие позиции завоевателя. Мараканда (Самарканд) была осаждена ими, и чтобы она не пала, Александр был вынужден прийти сам, чтобы покарать повстанцев; он их преследовал до самой пустыни, за Бухару, оставляя долгий кровавый след, каким украшал свой путь, когда бывал в ярости. Македоняне были непривычны к повстанческой войне и поняли, что не доведут дело до конца: если страна не хочет, чтобы её покорили, её не покорят. Они довольствовались полуподчинением: когда через двадцать пять месяцев ожесточённых боев Александр покинет Согдиану, под его контролем будет самое большее половина страны.

Кроме того, Александру пришлось вести войну за Яксартом (Сырдарьей) против саков (Sakas или Saces), сохранивших верность Дарию, которые могли устроить вторжение в любой момент. Он их потеснил и вынудил пойти на сделку: договорились, что они будут по‑прежнему поставлять золотой песок с Алтая и продукцию дальних оазисов и получать взамен серебряную и бронзовую греческую посуду – реальность такой коммерции подтверждают археологические находки. Царь Хорезма, находившегося восточней, Фарасман, не хотел ни подчиняться, ни воевать. Он нанёс завоевателю визит. Хотел ли он завлечь того в степи на верную гибель? Или только заговаривал ему зубы? Эта встреча породила легенду о любовной связи Александра с Фалестрой, царицей амазонок.

В июне 327 г. до н. э. Александр выступил в поход на Индию в сопровождении знатных согдийцев, присоединившихся к нему, и в июле его авангард миновал Хайберский проход. Он оставался на Инде и в Пенджабе до октября 325 г. до н. э., одержал блестящие успехи, совершил множество жестокостей, с удовольствием узнал Диониса в боге Кришне и Геракла, своего предка, – в Шиве. Он взял с собой индийских мудрецов, философов, один из которых, джайн Калан, по неизвестным причинам принёс себя в жертву путём самосожжения. В Западный Иран он вернулся в конце февраля 324 г. до н. э. На обратном пути он повсюду наказывал плохих наместников, недобросовестных чиновников, взяточников, мятежников. Годом позже, 10 июня 323 г. до н. э., он умер.

Он уничтожил империю Ахеменидов – увы! Заменил ли он её Македонской империей? Будем же серьёзны! Он не подчинил Согдиану. Он не завоевал Восточную Анатолию, Армению, Азербайджан. Он не установил свою власть в большей части Ирана. Добился ли он слияния иранцев и греков? Многие из тех, кто женился в Сузах, развелись с жёнами, и это более чем символично. Он добился успеха, если его главной целью была слава, потому что стал величайшим завоевателем мира, прекраснейшим героем эпопеи, каких когда‑либо превозносили. Он потерпел неудачу, если его цели вышли за пределы идеального мира и он столкнулся с реальностью.

НАСЛЕДИЕ

Незадолго до смерти Александр Великий якобы сказал: «Вижу, у меня будут прекрасные похороны». Эти слова – конечно, апокриф, как и многие другие исторические фразы, но они вполне соответствуют кровавым распрям, братоубийственной борьбе, анархии, которые начались после его кончины. Едва он закрыл глаза, как соратники забыли о нём, оставили его труп в шатре и стали думать только о себе. Позже они устроили ему похороны и предприняли фантастический труд по возвышению его образа, в результате чего он стал тем героем, каким его знает история, полубогом, но это отдельный разговор. До этого они погубили его семью и его дело, окончательно обратив его грандиозную эпопею в поражение. Александр провозгласил себя преемником Дария, но основать династию ему не удалось. Он собрал в своих руках значительную часть земель, принадлежавших Ахеменидам, и воссоздал великую империю, но она не пережила‑его. Его ближайшие помощники перегрызлись меж собой. Они сражались друг с другом долго и много. Гигантская империя персов и мидийцев, дольше всех не знавшая войны на своей территории, просуществовала более двух с половиной веков. Империя Александра рухнула в один день. У греков явно не было имперского чувства. Они слишком любили свободу, не рискну сказать – анархию. Мало того, что они не сумели сохранить политического единства территорий, населённых столь разными народами, которые раньше подчинялись Ахеменидам, и потеряли многие из них, но, объединив те, которые более или менее надолго удержали, в три государства, они продолжали сражаться меж собой: вместо того чтобы хотя бы сделать из этих государств трёх союзников, они сделали из них трёх противников. Даже внутри каждого из этих государств можно видеть раздоры и неспособность выступать единым фронтом. В Иране, где Александр хотел добиться греко‑иранского слияния, где постоянно росло давление из‑за рубежа по мере усиления Индии и возвращения кочевников из Центральной Азии – последнее было предварительным условием, а потом следствием образования в Монголии в конце III в. до н. э. первой степной империи, империи хунну, – оба эллинистических царства, образовавшихся там, государство Селевкидов и Греко‑Бактрийское царство, чаще были врагами, чем союзниками, что ускорило их падение. И, конечно, Александр умер слишком молодым. Он ничего не предусмотрел насчёт своего наследства, и кто посмел бы упрекнуть в такой забывчивости человека в возрасте тридцати двух лет! Но как объяснить все преступления, как оправдать алчность его вельмож? Не потому ли, что империя была создана на крови, она должна была и распасться с кровью? Подозревали, что Антипатр, который хоть и пользовался полным доверием Александра, но недавно был освобождён от должности регента Македонии, и два его сына, Иол, царский виночерпий, и Кассандр, которого в 323 г. до н. э. царь ударил во время ссоры, отравили его. Олимпиада, мать Александра, распускала против них, особенно против последнего, всевозможные слухи. В результате она погибла, после того как погубила в 316 г. до н. э. единокровного брата завоевателя – Арридея, эпилептика и слабоумного. Был Кассандр цареубийцей или нет, но преступником оказался. Он убил не только Олимпиаду (в 316 г. до н. э.), но также Александрова сына, родившегося после смерти отца, и мать этого сына, прекрасную Роксану, которая в свою очередь – из ревности, по словам Плутарха, – уже умертвила Статиру, дочь Дария, вышедшую замуж в Сузах, а ещё одного сына, которого Александр имел от Барсины, Геракла, принесли в жертву в возрасте четырнадцати лет, в 312 г. до н. э., «в атмосфере всеобщего равнодушия» (Faure, 1985, р. 183).

После смерти Александра царём под именем Филиппа III был объявлен его единокровный брат, а поскольку его недееспособность была известна, его отдали под надзор Кратера, сохраняя все права за ребёнком, который должен был родиться у Роксаны. Востоком управлял Пердикка, хранитель царской печати. Запад отошёл к Антипатру, советнику Александра в юности, одному из лучших полководцев Филиппа, исполнявшему обязанности регента Македонии с самого начала экспедиции в Азию, хоть на нём и лежали подозрения в цареубийстве. Образовался некий триумвират, и он, может быть, сохранился бы, если бы в начале 320 г. до н. э. Пердикка не был убит в Египте. После этого было решено разделить империю между диадохами, «преемниками». За Антипатром был подтверждён его пост, но через год, в 319 г. до н. э., он умер, оставив своё наследство сыну Кассандру, который вскоре упрочил свою власть над Грецией. Лисимах, помощник Александра, получил Фракию и сохранил её до смерти в 281 г. до н. э. Селевку досталась Вавилония; Антигону Одноглазому, сатрапу Великой Фригии, – Малая Азия; Птолемею Сотеру, сыну Лага, однажды спасшему жизнь Александра, – Египет и соседние регионы, в том числе Сирия, которую попытается у него отобрать Деметрий Полиоркет, сын Антигона, однако потерпит поражение в 312 г. до н. э. при Газе.

С 306 г. до н. э. все они сочли себя суверенами, начали носить царские титулы и более чем когда‑либо следили друг за другом, завидовали друг другу, опасались амбиций друг друга. Самые предприимчивые казались самыми опасными. Это были Антигон и Деметрий Полиоркет. Против них сложилась коалиция, в которую вошли Птолемей, Селевк, Кассандр и Лисимах. Они собрали свои силы во Фригии. Антигон и Деметрий двинулись на них и были разбиты в 301 г. до н. э. в «битве царей» при Ипсе, небольшом городке. Антигон в отчаянии покончил с собой. Видимости единой империи не стало. Возникло три больших политических образования, разделивших владения Александра между собой. Европа отошла к Кассандру, сыну Антипатра, который, каким бы преступником ни был, в качестве царя Македонии воспользовался этим, чтобы объявить себя единственным законным наследником Александра. Египет достался Птолемею, основавшему династию Лагидов, которую ждало самое блестящее будущее. Азия была признана владением Селевка I Никатора, Победителя, который один только и относится к нашему сюжету.

Можно ли ещё говорить для того периода об Иране? Непохоже. Что стало в течение этих десятилетий с иранцами? Неизвестно. Приходится думать, что они просто присутствовали, пассивно, при беспокойных телодвижениях тех, от кого зависела их судьба.

Три государства, принявшие на себя ответственность за наследие Александра, имели сомнительную легитимность. Власть, доставшаяся из рук Фортуны, зиждилась на престиже монарха, которого всё чаще обожествляли, как и его супругу, на огромных богатствах, которые были накоплены в ходе завоевания и продолжали расти благодаря торговле, но концентрировались в руках вельмож, тогда как общественное неравенство становилось вопиющим, наконец, на армии, которая почти постоянно пребывала в действии, непрестанно совершенствовалась, в которой бронетранспортерами служили азиатские слоны, в которой метательные орудия достигли невиданной прежде эффективности, получив возможность метать снаряды массой 80 кг на 150 м. Однако у этих трёх государств был объединяющий фактор, единственный, – греческий язык: он сменил арамейский, на нём говорили повсюду, от Инда до Яксарта (Сырдарьи), от Александрии до Марселя, и он в отсутствие политической империи создал‑таки культурную империю, империю эллинизма. Парадоксальным образом последняя будет развиваться как раз тогда, когда политическое могущество этих государств станет снижаться.

С приходом македонского завоевателя старый мир окончательно погиб и родился другой. Исчезли все великие цивилизации древности – месопотамская, египетская, иранская, индская, но на их руинах возникли другие, синтетические, которые цементировал эллинизм. Преобладание мелких полисов, локального патриотизма уступило место преобладанию больших государств. Повсюду возродился имперский идеал, проводившийся в жизнь Киром и Дарием и перенятый Александром, – в Индии, в Италии и даже в далёком Китае.

Нравы, несомненно, пришли в упадок, но никогда ещё не было такого обилия идей, таких встреч народов, традиций, столь многочисленных обменов мнениями и предметами, никогда ещё люди не видели перед собой столь широкого горизонта. Нигде это не было заметно лучше, чем в Александрии, гигантском городе, который сверкал самым ярким блеском благодаря своим библиотеке, музею, маяку и где скоро напишут Септуагинту. Но и другие города, как Пергам, имели далеко не бледный вид. Философия и наука совершали переворот в умах. Это была эпоха Платона, Аристотеля, Евклида и его математики, а также эпоха пергамента, заменившего прежний папирус...

СЕЛЕВКИДЫ

Вся история империи Селевкидов, потомков Селевка Никатора, которые унаследовали александровскую Азию, – не более чем долгая агония, непрерывное отступление, распад, даже если отдельные монархи оказывались энергичными и пытались действовать. Она продлилась немногим более века, потому что с тех пор, как Селевкиды стали править только небольшим сирийским царством, ничего имперского в их истории уже не осталось. Было ли в ней что‑нибудь полезное? Несомненно, ведь нет такого даже бесплодного дерева, которое бы не давало, за отсутствием плодов, благодетельную тень – но надо быть крайне снисходительным, чтобы признать это! Она породила иллюзию: отсчёт лет по селевкидской эре, называемой ещё греческой, которую начали с осени 312 г. до н. э., используется до наших дней в мелких сирийских общинах.

Уже тогда возникло явное противостояние западных областей Ирана, оказавшихся в руках иранизированных греков, и восточных, где жили эллинизированные иранцы. Оно породило другое – противостояние города и села, которое непрестанно усугублялось в течение всего III в. до н. э. по мере массового расселения греков в персидских городах. Если города эллинизировались, то с сельской местностью этого не происходило, потому что иммигранты относились к ней с пренебрежением и она представляла собой, как часто будет и позже, заповедник иранизма. Она продолжала говорить по‑персидски, жить по‑персидски, исповедовать маздеизм, даже если он позволял вновь обрести силу древним богам – Митре или Ардвисуре Анахите. Хотя иранцы того времени мало что по себе оставили, наличие на отрогах Загроса, в Нурабаде, развалин храма огня III–II в. до н. э., ещё довольно похожего на развалины более древних храмов, показывает, что страна хранила традиции.

Если Селевкиды и содействовали развитию эллинизма, хотя гораздо меньше, чем другие, то в Иране при них было огромное пустое пространство: что можно найти на его землях заслуживающего упоминания? Новые дороги, соединявшие Средиземноморье и Азию, которых прокладывалось всё больше; торговлю, по‑прежнему активную; национальное богатство, как будто значительное; замечательное местное управление, доставшееся по наследству от Ахеменидов; рост численности греческих колоний, часто устраиваемых на отшибе от местных поселений, но оказывавших влияние на их элиту; основание нескольких городов без особых красот. Греко‑иранское искусство было бедным – впрочем, известно оно плохо, и отдельные статуи олимпийских божеств, местного производства или импортные, найденные на местах раскопок, не позволяют составить о нём представление. Обширный разрушенный храм в Кангаваре, между Хамаданом и Керманшахом (ок. 200 до н. э.), немного напоминает храмы Персеполя. Там, как и в других местах, элементы, заимствованные из Греции, как будто приделаны к иранским конструкциям, не образуя с ними единого целого. Казалось, иранский гений навсегда выдохся. Если бы на Востоке не было Греко‑Бактрийского царства, а вскоре и эллинизированной Индии, едва ли в актив греческого наследия можно было записать многое.

СЕЛЕВК НИКАТОР

Селевк Никатор был одним из лучших полководцев Александра, сатрапом Вавилонии, довольно иранизированным македонянином, который, как и многие другие, женился на иранской княжне – Апаме. Говорят, она принесла на Запад некоторые восточные вкусы, но по городам, носящим её имя, в том числе по Апамее Сирийской, сохранившейся лучше всех, этого не видно – правда, великолепные развалины последней относятся по преимуществу к римской эпохе. В 307 г. до н. э. Селевк основал на берегах Тигра Селевкию, чтобы сделать своей столицей, а в 305 г. до н. э. провозгласил там себя царём. Потом, в 300 г. до н. э., он в нескольких километрах от побережья Средиземного моря построил вторую столицу, Антиохию. Та и другая находились в областях, весьма отдалённых от центра, скорее греческих и месопотамских, чем иранских, и были очень далеки от восточных провинций империи. Однако последние были необходимы для её процветания, поскольку основные ресурсы она получала за счёт торговли, которую они вели с Индией, Китаем и кочевниками. Селевк это сознавал и, как и его преемники, не раз устраивал походы на восток, чтобы усилить или просто сохранить свою власть, – они почти ничего не дали. Суверен пытался как‑то компенсировать эти неудачи, укрепляя власть сатрапов и прочих местных вождей, поощряя развитие городов, предоставляя им более или менее широкую автономию и, как мы уже говорили, реорганизуя дорожную сеть.

У Селевка хватало проблем, которые надо было решать. Сохранялась опасность со стороны греков, хотя их большое восстание было подавлено в августе и октябре 331 г. до н. э., а в 322 г. до н. э. Антипатр подчинил Афины. Провозглашали независимость отдельные провинции: Понт, где ещё в 362 г. до н. э. Ариобарзан поднял восстание против Артаксеркса, в 281 г. до н. э. снова был превращён в независимое Понтийское царство Митридатом I, сделавшим своей столицей Амасию. Филетер, примкнувший к Селевкидам, чтобы избавиться от власти Лисимаха, покинул их и около 282 г. до н. э. провозгласил себя царём в Пергаме, где основал Пергамское царство, называемое также царством Атталидов. Вскоре пришли галаты. Вся Малая Азия стремилась отложиться от Селевка, и, чтобы сохранить каких‑то друзей среди греков, он в 299 г. до н. э. отдал свою дочь Деметрию Полиоркету, что не помешало последнему, когда Кассандр умер и, следовательно, его собственные позиции в Европе укрепились, попытаться завоевать Азию. В 285 г. до н. э. он был побеждён и взят в плен – впрочем, обошлись с ним милосердно.

На востоке ситуация была не менее тревожной. Через три года после смерти Александра, в 320 г. до н. э., в Индии появился весьма выдающийся суверен Чандрагупта, основатель династии Маурьев, и она воспользовалась распрями между македонянами, чтобы в 317 г. до н. э. отобрать у них большие провинции Пенджаб и Синд. Селевк был вынужден действовать. В 305‑304 г. до н. э. он повёл свою армию к Инду, но, сочтя неблагоразумным вступать в войну с противником, которого обоснованно оценивал как слишком сильного, и в то время, когда хотел сохранить свои силы, чтобы участвовать в конфликтах между греками, он предпочёл пойти на переговоры – из того, кто должен был стать его врагом, он сделал друга. Он оставил Чандрагупте, помимо того, что тот уже завоевал, восточную часть Афганистана, Гедросию (провинцию, омываемую Индийским океаном между Индом и Ормузским проливом) и Арахосию (всю огромную провинцию Кандагара на юге Афганистана). Это было отступление фантастических масштабов, означавшее отказ от одной из жемчужин империи Ахеменидов. Взамен он получил супругу и стадо в триста‑пятьсот слонов – никогда ещё женщина и толстокожие не обходились так дорого. Тем не менее это соглашение оказалось выгодным. На восточном фронте стало спокойно. Слоны, которых поселили в Апамее, составили главную силу селевкидских войск, производили сильное впечатление на европейцев и позволили союзникам одержать в 301 г. до н. э. победу при Ипсе, о которой мы уже упоминали. Расширялся дипломатический, торговый и интеллектуальный обмен. Среди тех, кто курсировал между Индом и Средиземным морем, надо упомянуть как минимум Мегасфена, историка и географа, который несколько раз был послом Селевка у Чандрагупты с 302 по 297 г. до н. э. и оставил описание столицы Маурьев, но не следовало бы забывать и многих других: Клеарха из Сол, учившего в Ай‑Хануме, Аристея из Проконнеса...

ОТСТУПЛЕНИЕ И КРАХ

При преемнике Селевка, Антиохе I (280‑261 до н. э.), ситуация в ближнем и дальнем Иране была из числа самых запутанных, и нет никаких бесспорных доказательств, что суверен даровал Персиде более или менее широкую автономию. Зато мы достаточно хорошо осведомлены о борьбе, которую он вёл с ватагами кельтов, «галлов» или галатов, которые пришли из Европы и рассыпались по Малой Азии. Если ему не удалось их уничтожить, он смог оттеснить их к центру нагорья, но с тех пор практически утратил всякий контроль над ними.

Распад империи начался при Антиохе II (260‑246 до н. э.), когда от Селевкидов отделился весь Восток. Прежде всего это были Бактрия и Согдиана, ставшие независимыми, когда Диодот I в 250 г. до н. э. основал Греко‑Бактрийское царство. В то же время или чуть позже это были Парфиена (в современном Хорасане) и Маргиана, столицей которой был Мерв – город, который после опустошительного набега кочевников Антиох I отстроил с использованием прямоугольной сетки улиц, разработанной Гипподамом из Милета, – где парфянские орды, пришедшие от Аральского моря, создали царство, имевшее прекрасное будущее: царство Аршакидов.

Если Бактрийское царство Селевкиды признали, признавать Парфянское они отказались, понимая, насколько оно может быть опасным. Поэтому Селевк II (246‑226 до н. э.) попытался оттеснить кочевников, и ему, может быть, это удалось бы, если бы не пришлось возвращаться на Запад из‑за восстания в Антиохии. Парфяне беспрепятственно расселились в Гиркании, к юго‑востоку от Каспийского моря, между Маргианой и Мидией. Это была ещё одна тяжёлая потеря для греков.

Антиох III, которого называют «Мегас», Великий (223‑187 до н. э.), сумел выправить ситуацию, хотя ему постоянно приходилось иметь дело с многочисленными внутренними трудностями – восстаниями сатрапов Мидии и Персиды, Молона в Сузах (221 до н. э.), Ахея в Малой Азии (216‑215 до н. э.). Он основывал или обогащал города, такие, как Лаодикея, ныне Нехавенд, которая опознана по одному из его указов, датированному 193 г. до н. э. Сначала побеждённый египетским Лагидом – Птолемеем IV при Рафии в 217 г. до н. э., он взял реванш около 200 г. до н. э., разгромив его при истоках Иордана. Он отобрал у Птолемея Сирию и Палестину, властителем которых останется даже после тяжёлых неудач. Восемь лет он сражался на востоке. Он занял Армению, которую сделал союзницей, женившись на сестре её суверена. Войдя в Бактрию, где царь Евтидем, недавно (в 225 г. до н. э.) возведённый на трон, изобразил видимость сопротивления, он заключил союз с Евтидемом, выдав дочь за его сына Деметрия. Он даже перешёл Гиндукуш и восстановил тесные дипломатические отношения с Маурьями. В 205 г. до н. э. он принял титул Великого царя. Как будто всё ему удавалось, пока не появился новый игрок – Рим.

Гнев римлян навлёк Филипп V Македонский (221‑179 до н. э.), неблагоразумно вступив в союз с Ганнибалом. Европейские греки, неспособные справиться с италийцами, призвали на помощь Антиоха. Тот переправился в Европу, был побеждён в 191 г. до н. э. при Фермопилах и отплыл обратно. Римские легионы последовали за ним в Анатолию и разгромили его в 189 г. до н. э. при Магнесии. По Апамейскому миру 188 г. до н. э. он был вынужден покинуть земли по ту сторону Тавра, то есть отказаться от всяких притязаний на Малую Азию, и выплатить победителю тяжёлую дань. Что касается Македонии, то через сорок лет, в 148 г. до н. э., она была включена в состав Римской империи. Армения воспользовалась этими неудачами Антиоха, чтобы сбросить его иго, и селевкидский сатрап, назначенный несколькими годами раньше, Артаксий или Арташес I (ок. 189‑159 до н. э.), объявил себя независимым, основал столицу – Арташат и династию Арташесидов. Новое государство достигло высшего могущества при Тигране Великом (96‑54 до н. э.) и выглядело великой державой в масштабе всего Ближнего Востока, где контролировало земли до самой Сирии, пока Помпей не сделал его вассалом Рима.

Империя рухнула при Антиохе IV Епифане (175‑164 до н. э.), считавшем себя другом Рима – разве он не отослал в Рим в 175 г. до н. э. Деметрия I Сотера (162‑150 до н. э.) в качестве заложника? Питая эту иллюзию, Антиох счёл, что может свободно удовлетворять свои египетские амбиции, и прибыл в долину Нила. В 168 г. до н. э. он готовился вступить в Александрию, когда римский «друг» отдал ему приказ сворачивать лагерь. Это знаменитый анекдот. «Позволь мне подумать», – сказал Антиох посланцу Сената, Попилию Лене. Тот очертил круг вокруг собеседника и сказал: «Думай здесь!». Селевкид подчинился. Если верить Библии, ярость побудила его на обратном пути разграбить Иерусалим. «Взял и серебро, и золото, и драгоценные сосуды [...]. и, взяв всё это, отправился в землю свою [...]. Посему был великий плач в Израиле» (1 Мак. 1:23‑25). Вскоре плач будет ещё больше.

Антиох осознал свою слабость и опасности, грозившие ему: парфяне на востоке, Рим на западе. Он не видел иного выхода, кроме как разжечь греческий национализм, укрепить единство страны. Он запретил все иноземные культы и потребовал, чтобы повсюду, в каждом храме царства, отправляли культ бога, воплощённого в его особе: «А если кто не сделает по слову царя, да будет предан смерти» (1 Мак. 1:50). Разве он не носил прозвище Епифан, «явленный бог»? Злая игра слов превратила его титул в «Епиман», «рехнувшийся». Рехнулся ли он? Скорей, он добивался невозможного, обманывался, но это не мешало ненавидевшим его иудеям изображать его буйным помешанным, опьянённым кровью и святотатствами (2 Мак. 5:6‑21). На самом деле для политеистов его обожествление трагедией не было. Оно было трагедией, конечно, для маздеистов, хотя об этом мы ничего не знаем, кроме обвинений, произнесённых в сасанидскую эпоху, и позднейших обвинений историка Мирхонда (1470), согласно которым «Александр» убивал магов и сжигал книги Зороастра. Обожествление было трагедией и для иудеев, хотя многие из них эллинизировались, были филэллинами. Когда как «мерзость запустения» в декабре 167 г. до н. э. в иерусалимском Храме воздвигли статую Зевса, когда под страхом смерти запретили обрезание, когда обязали есть свинину, короче говоря, когда вознамерились истребить всякий след иудаизма, верующие, побуждаемые первосвященником Маттафией и его пятью сыновьями Маккавеями, ушли в горы, подняли восстание в стране, начали войну. Несомненно, это было не первым религиозным преследованием в истории, но первым, которое история зафиксировала. Иудейское сопротивление было настолько сильным, что через два года, в 164 г. до н. э., Антиох был вынужден поменять методы и дать Израилю свободу вероисповедания. Вскоре он умер, мучимый угрызениями совести за свои преступления, как говорит Библия. Однако борьба продолжалась до 142 г. до н. э., когда Деметрий II признал независимость Иудейского царства.

Парфяне, медленно, но неуклонно продвигавшиеся вперёд, в конечном счёте заняли Иранское нагорье, давно оставленное на произвол судьбы. Несмотря на победу Антиоха III над Артабаном I (214‑196 до н. э.), они оккупировали Мазандеран, тогда называвшийся Табаристаном, а через несколько десятков лет Митридат I (ок. 171‑ок. 138) аннексировал Мидию, Персиду, Элам (160 до н. э.). Греческое доминирование в Иране кончилось. После смерти Антиоха (164 до н. э.) парфяне обосновались в Месопотамии и возвели напротив Селевкии новую столицу – Ктесифон. С тех пор Селевкиды владели только маленьким царством в Сирии, которое исчезнет при Антиохе XIII (69‑64 до н. э.) и будет превращено Помпеем в обычную римскую провинцию.

ГРЕКО‑БАКТРИЙСКОЕ ЦАРСТВО

Царство, которое Диодот (250‑ок. 225 до н. э.) основал в Бактрии к 250 г. до н. э., опираясь как на греческое население, давно иммигрировавшее на Восток, так и на колонии, заведённые Александром, было не долговечным первым плодом македонского завоевания. Хоть и эфемерное, оно смогло просуществовать век, взяв за основу греческую цивилизацию и оказывая политическое и культурное сопротивление натиску с двух сторон, как индийцев, так и иранских кочевников. Его первые шаги были трудными, потому что произошли в тот самый момент, когда зародилась империя Аршакидов, которой предстояло завоевать Иран. Чтобы избежать столкновения, Диодот объединился с ней против Селевкидов. Медленное и трудное продвижение парфян на нагорье позволило греко‑бактрийцам пользоваться относительным спокойствием. К немногим трудностям, какие испытали последние, относятся только государственный переворот, свергший Диодота и возведший на престол Евтидема (225‑190 до н. э.), и нападение Селевкидов, с которыми они быстро договорились, установив братские отношения.

Евтидем и его сын Деметрий (ок. 189‑167 до н. э.) могли продолжить политику экспансии, в небольшом масштабе начавшуюся ещё до них, и придать ей особый размах. К 170 г. до н. э. Бактрийское царство включало в себя большую часть Средней Азии, Арию (провинцию Герат в Хорасане), Арахосию (область Кандагара), Согдиану, Систан, Гандхару и долину Инда; весь Восточный Иран оказался объединён под одной короной. Эта корона была греческой, и тот, кто её носил, принял титул басилевса. Греческая цивилизация, не укоренившаяся в Западном Иране, крепко укоренилась в Восточном и в сочетании с местной культурой создала греко‑иранскую цивилизацию, которая, возможно, предвещала греко‑буддийскую. Мы не сомневаемся, что это ей обязаны столь прочным сохранением памяти об Александре Великом, хорошо заметным не только в мусульманской литературе, но по сей день и в народной среде. Мы не сомневаемся, что тесный контакт двух территорий с великой культурой, долин Окса (Амударьи) и Зеравшана, с одной стороны, и долины Инда с другой, конечно, возникший раньше, но укрепившийся и навсегда оставивший память о себе, был одним из главных факторов, которые обусловили расцвет последующих веков.

Деметрий, обосновавшись в Индии, хотел её завоевать. Он послал два экспедиционных корпуса, один – под командованием своего брата Аполлодота, который захватил Катхиявар, Гуджарат, Малву и Уддияну, другой – под командованием Менандра, занявший Матхуру и осадивший древнюю столицу Маурьев Паталипутру на Ганге. Деметрий принял титул rex Indorum [царя индийцев (лат.)]. Интересно отметить, что в его государствах того времени нельзя найти и следа буддизма.

Смерть Деметрия в 167 г. до н. э. вызвала в Бактрийском царстве тяжёлый кризис. Антиох IV Епифан счёл этот момент удобным, чтобы его захватить. Этот монарх хотел вернуть Селевкидам былое величие, а то и поднять их на высоту, на которой они никогда не стояли. Он уже потерпел неудачу в Египте. Теперь он потерпел неудачу на Востоке. Греко‑бактрийцам удалось выстоять. Селевкидский полководец Евкратид объявил себя царём Бактрии (164‑158 до н. э.), сохранил за собой весь Восточный Иран от Согдианы до Индийского океана, но потерял индийские территории. Царство, которое сотрясали и, возможно, разрушали набеги саков, отобравших, по словам Страбона, у греческих царей Бактрию между 140 и 130 гг. до н. э., погибло под ударами Митридата Великого (129‑86 до н. э.).

Тем временем Менандр, Милинда на языке пали (163‑150 до н. э.), окружённый ореолом славы, провозгласил себя царём восточных греков, то есть индийцев, и избрал столицей Сагалу, современный Сиялкот. К сожалению, он не оставил достойного потомства, и при его сыне Стратоне его творение развалилось. Однако этот Менандр, метис, сын грека и индианки, был удивительным человеком. В отличие от других греков, он проявил сильную тягу к буддизму. Его диалоги с буддийским монахом – «Милинда‑паньха», «Вопросы Менандра» – стали классической книгой буддизма, переводы которой вышли во всём мире. Несомненно, это в его время индийская религия, распространявшаяся очень медленно, проникла через Хайберские проходы в Восточный Иран. Она укрепилась в Бамиане со II в. до н. э., но реальную роль в иранском мире сыграет лишь позже, в первые века нашей эры.

У нас мало археологических артефактов, напоминающих о владычестве греков в Восточном Иране, а город Бактры, который мог бы дать их больше, был полностью разрушен в результате просачивания вод Амударьи. О присутствии греков свидетельствует лишь одно большое городище – Ай‑Ханум, расположенное в месте слияния Окса и маленькой речки Кокчи на севере современного Афганистана. Город, несомненно, был основан в конце IV в. до н. э. и процветал до конца II в. до н. э. и даже до начала I в. до н. э. Как любой греческий полис, он включал в себя акрополь и нижний город с прямоугольной сеткой улиц. Многие его памятники – специфически греческие: палестра, гимнасий, театр аттического типа, дома и галечные мозаики, украшавшие их, гробницы со статуями эллинистического характера, – но каменные здесь только колонны, тогда как стены – кирпичные, по иранской традиции. Здесь найдена керамика, довольно близкая к эллинистическим образцам, и надписи, в том числе дельфийские максимы, записанные философом Клеархом из Сол, который учил в этом городе. Дворец и храмы сильно отличаются от греческих аналогов. Дворец, основанный в древности и перестроенный около 150 г. до н. э., имел большой внутренний двор, который напоминал бы Фивы или Афины, если бы выполнял функции агоры и служил местом собраний, но это настоящий клуатр, рассчитанный на закрытость и уединение. Оба маленьких храма выделяются из всего ансамбля: в них нет ничего греческого и ничего буддийского. Неизвестно, какие боги должны были в них обитать. Очень интересно, что Ай‑Ханум показывает: греческое искусство в Азии развивалось не под влиянием грецизированной и эллинизированной Индии.

Ниса, руины которой находятся в Туркмении в 18 км от Ашхабада, хоть и перестроенная парфянами, которые сделали её своей первой столицей, сохранила небезынтересный образец искусства III–II вв. до н. э. – царский дворец. Но капитально важное значение для истории архитектуры имеет Квадратный дом. В самом деле, в нём мы впервые видим крестовидный план, считающийся хорасанским, с четырьмя айванами , выходящими на центральный двор, – в мусульманской цивилизации такие планы появятся на рубеже тысячного года. Вполне очевидно, что этот план – чисто местная разработка.

Хотя Иран ещё долго считал себя филэллинским, с тех пор он окончательно отверг греческое искусство, и искать последнее следует уже в индийском буддизме. Зато он испытает сильное влияние греческой мысли. Она возродится в X в. н. э. В учениях философов‑платоников и аристотеликов, таких, как Фараби и Авиценна.

Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 191; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!