Похоронный обряд восточных славян

Одним из интересных с культурологической точки зрения феноменом является похоронный обряд восточных славян, прежде всего русских".

Сама кончина представлялась как отделение души от тела и обозначалась либо с помощью воды в чашке, находящейся у изголовья умирающего (ве­рили, что в момент «выхода» души вода «всполыхнется»), либо с помощью зеркала, так как душа покидает тело с последним вздохом.

Специальные ритуалы призваны были обеспечить не только переход, придав ему необратимый характер, но и «послепереходную» гармонию двух

Врезка

Культ предков на Корсике

Особую страничку в каменной летописи Корсики представляют так называемые менгиры . Ученые продолжают спорить об их культурном предназ­начении. Одни считают, что менгиры, выстроен­ные в ряд строго с севера на юг и обращенные лицами всегда на восток, т.е. к солнцу, были, ви­димо, связаны с культом умерших предков . Не­которые менгиры не изображали людей, а ско­рее всего были изображениями фаллического культа. Кстати говоря, слово «менгир» произош­ло от бретонского «мен» — камень, и «хир» — живность. На этих продолговатых каменных столбах были высечены условно лица, иногда — части тела, одежды, оружия. Поэтому наиболее распространена версия о том, что менгиры со­здавались как место пристанища для блуждаю­щих в пространстве душ умерших предков . Дру­гая гипотеза о том, что это были примитивные идолы, — не во всем подтверждается. Так что загадка скульптур древней Корсики все еще будоражит умы ученых.

Вместе с менгирами, особенно если речь заходит о культе мертвых, достопримечательностью Корси­ки являются и дольмены — циклопические камен­ные сооружения. Это гробницы, сложенные из боль­ших каменных глыб, поставленных на ребра верти­кально и покрытые одной или несколькими плитами сверху — наподобие крышки стола. Вероятно, это предок курганов, известных нам по степям России и Украины. Многие дольмены тоже сверху засыпа­ли землей, но, за редким исключением, насыпи осе­ли и не сохранились до наших дней. И менгиры, и дольмены вызывали до Второй ми­ровой войны у местного населения какой-то гене­тический ужас. Их не только боялись трогать, но даже старались не подходить близко к тому мес­ту, где витали души предков. Отношение к предкам со временем приобрело весьма своеобразную форму. Во всяком случае только на Корсике можно увидеть города мерт­вых , где каждому умершему строят почти насто­ящий дом и потом без всяких слез ходят к нему в гости, как к живому. На улицах этого города вы не увидите мрачных или плачущих людей. Здесь

Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточно-сла­вянских обрядов. СПб., 1993.

559

миров: живые должны оставаться среди живых, а мертвые — среди мертвых. Так, покойнику закрывают глаза (обычно медяками), объясняя это опасно­стью его взгляда для живых людей: закрытие глаз одновременно означало прекращение его контакта с миром людей. Покрывание умершего полотном продолжало ритуал его отгораживания от посюстороннего мира. Следующая операция — омовение тела покойника, после которого человек лишался пос­ледних признаков принадлежности живым. Этнографы, исследующие сла­вянский погребальный обряд, считают, что физическая чистота («вымы-тость») является устойчивым признаком смерти. Отсюда, вероятно, специ­фическое отношение к мытью тела, восприятие этой процедуры не столько в гигиеническом, сколько в ритуальном плане. После омовения и обряже­ния умершего переносят на лавку у стены, ногами к выходу либо к образам. Мужчин клали справа от выхода, а женщин — слева.

Согласно поверьям, в могилу колдуна надо вбить осиновый кол, а с помо­щью отрезанной руки мертвеца можно находить клады и воровать, не боясь быть пойманным. Покойника облачали в новую, неношеную одежду, не сопри­касавшуюся с живым телом. Если умершему одежда шилась, то с соблюдени­ем особых приемов: без узлов, «на живую нитку», иголку держали «от себя» и даже левой рукой, иначе «он будет по ночам приходить и уводить с собой людей, у которых так же сшита одежда».

Одежда застегивалась наоборот: справа налево у мужчин и слева направо у женщин. Обычай требовал связывать мертвецу руки и ноги. Гроб никогда тщательно не обтесывался, его обтеска делалась нарочито грубо. Саван шил­ся «на живую нитку». Лапти надевались недоплетенными. Хлеб на поминках должен быть недопеченным. В гроб клали недоконченную умершим работу (недовязанные чулки, недоплетенные лапти) в уверенности, что работа будет закончена на том свете. В Закарпатье около покойника, согласно обычаю, ста­рики играли в карты, дрались и ругались. В Карелии был распространен обы-

своя атмосфера и своя жизнь. По улицам частень­ко проезжают машины, бродят люди, встречают­ся, рассказывают умершим новости. Живые при­ходят к мертвым как к своим еще существующим друзьям.

У каждого умершего в этом городе свой отдель­ный, иногда семейный, дом. Считается, что чело­век просто переселяется в другой дом, в другой город и живет там уже по другим законам, а его живые родственники ходят к нему в гости. Для корсиканцев подобное — не условность. Они рады навестить родителей и друзей. При этом иногда даже разговаривают с ними. Первого октября, когда в Европе и Америке бушу­ет праздник всех святых, на самом деле больше похожий на праздник нечистой силы, на Корсике происходит все с точностью до наоборот: здесь празднуется день мертвых. Но под мрачным на­званием скрывается красивый обычай. В этот день все приносят своим родственникам и друзь­ям огромное количество цветов — самых разных. Каждый лучше знает, какие цветы больше нра­вятся их родным и близким в городе мертвых.

Кому-то несут охапки ромашек или роз, кому-то — одну хризантему.

На Корсике живые и мертвые существуют в уди­вительной гармонии: кварталы города мертвых

подступают к кварталам города живых. Во вре­мя Второй мировой войны, когда ночами бомби­ли корсиканские города, мертвые как бы взяли на себя защиту живых. Летчики принимали ночью кладбища, освещенные лампадами, за города и бомбили их вместо настоящих целей. Находясь в городе мертвых, непременно вспоми­наешь не совсем веселый афоризм: наша зем­ля — планета мертвых, а мы на ней — только вре­менные.

G0

чай «веселить покойника». В других местностях присутствующие (обычно старики) проводили ночь в беседах о покойном, рассказывании сказок.

Вслед покойнику, пока его не вынесут со двора, бросали зерно для того, чтобы закрыть ему обратную дорогу. В Виленской губернии обсыпание по­койника зерном объясняли тем, что в противном случае он унесет с собой больше хлебного плодородия, чем ему полагается, а в Витебской — что по­койник в последний час должен убедиться, что с ним делятся хлебом, иначе он будет возвращаться за своей долей.

Перемещение умершего из этого в тот мир является центральным звеном

в структуре похоронного ритуала. Реаль­ная дорога от дома до кладбища отчасти символизировала мифологический путь в иной мир. После выноса покойника из дома оттуда должно быть удалено все то, что затронуто смертью и не подлежит очищению. Родных умершего три раза кропят водой, они заглядывают в печь, выкрикивая имя покойника в печную трубу, для того чтобы «не встал».

Путь до кладбища сопровождается запретами останавливаться («иначе в де­ревне будет покойник») и оглядываться. Дорога в мир мертвых не должна совпа­дать с путями живых, поэтому гроб выно­сили не в двери, а в окно (варианты: че­рез скотный двор, через забор или разоб­ранную стену). На кладбище шли окольным путем, а возвращались «на-прямки». У околицы деревни родствен­ники покойника подают милостыню провожающим.

По дороге на кладбище первому встречному, который считался путником из иного мира и одновременно служил счастливой приметой, как и нищим, ока­зывалось подаяние — обязательно через фоб. Это могли быть кусок хлеба, нитки или холст («чтобы на том свете было во что одеть голую душу»).

Гроб опускают в могилу на веревках, которые затем оставляют на кладбище, повесив на деревья. Обычай бросать в могилу мелкие монеты, пояса, платки (в том числе «слезные платки») ин­терпретируется этнографами как выкуп места. У белорусов и украинцев свя­щенник «печатал могилу»: делал на могиле крест лопатой и сыпал кресто­образно землю на гроб. Считалось, что только такое «запечатывание» гаран­тирует невозможность выхода покойника из могилы.

Могила не считалась местом окончательного пребывания покойника. Только в обряде путь умершего заканчивался на кладбище. В народных по-

561

верьях покойник проходил лишь часть пути, так как ему предстоял еще путь на тот свет. В заупокойной мифологии на кладбище заканчивается лишь «видимая» часть пути. Могила — вход или место, где возможен контакт меж­ду живыми и мертвыми.

Дальнейший путь покойника от могилы до того света мыслился как пе­реход в новое состояние, позволяющее ему не просто поддерживать связи с близкими ему живыми людьми, но и покровительствовать им. Умерший ро­дитель, приобретший отныне новый статус предка, по верованиям белору­сов, принимает живейшее участие в судьбах потомка: в его делах, жизни, даже в малейших мелочах его хозяйства. Если у того пропал топор или око­лела скотина, значит он под пьяную руку оскорбил родителя.

Народные поверья, связанные с культом предка, основывались на так называемой традиции кругового жиз­ненного цикла, согласно которой  умерший возрождается в новорожден­ном и совершает регулярные, хотя и кратковременные, посещения живых людей. Для того чтобы умерший не вернулся, надо после возвращения с кладбища вымыть все в доме, открыть в избе печной заслон, заглянуть за печку. Заглядывание в печь или за печь делается для того, чтобы «не бояться умершего». Печь воспринималась как своеобразный «канал связи» с иным миром. После умывания (смывание сле­дов контакта с миром мертвых) приступают к поминальной трапезе. В ней участвуют все, даже случайно зашедшие люди, а также нищие, но не моло­дежь. Объясняется это тем, что на поминальной трапезе должны присутство­вать главным образом те, для кого погребальный обряд будет следующим. Выделение нищих как непременных участников поминания объясняется их посреднической ролью между живыми и мертвыми.

Другая особенность поминальной трапезы — участие в ней умершего. Для него прибор ставится под образами, на хозяйское место. Для трапезы при­готавливают особые блюда (это прежде всего кутья и кисель), а ее порядок регулируется специальными правилами поведения. Поминальная пища — пища мертвых. Правила обращения с ней отличаются от обычных: хлеб не режут, а ломают; мясо едят руками; вместо «Кушайте!» на поминках гово­рят: «Питайтесь!». Участники поминок не только угощаются, но и угощают умершего: для него кладут на край стола первую ложку (или первые три) каждого блюда и отливают часть напитка.

Общая направленность поминальной обрядности противоположна погре­бальной. Если в похоронах основные усилия направлены на удаление покой­ника из мира живых, то в поминальных обрядах мертвые приглашаются к живым: открываются ворота на кладбище, двери дома; их встречают, угоща­ют и т.п. Цель последних — упорядочить отношения между своим и чужим мирами и далее — установить над ними контроль. «Приглашенное» присут­ствие покойника на поминках отличается от его «неприглашенных» визи­тов впоследствии. Одна из основных причин его «хождения» — тоска живых (отсюда запрет на тоску).

Поминовение усопших происходит не только вдень похорон, но и несколь­ко раз после того. При этом различают две категории поминок: частные и календарные. Частные поминки (на 3-й, 9-й и 40-й день) входят в структуру

562

погребального обряда, расширяют его временные рамки. Календарные по­миновения (Дмитровская суббота, Святки, Троица и др.) связаны не с ин­дивидуальной смертью, а с категорией предков вообще. С их помощью умерший переводится в разряд предков.

Для того чтобы стать предком, умерший должен не приобрести новые качества, а утратить прежние: включаясь в вечный круговорот, умершие теряли имя, возраст, индивидуальность. В этом отношении предки сближа­ются с новорожденными: первые теряют индивидуальность, вторым еще только предстоит ее обрести. Календарный и жизненный циклы совмеща­ются и переходят друг в друга.

В «космологическом» сценарии похоронного обряда славян, описанного К.А. Байбуриным, важное значение имело то обстоятельство, что умерше­го помещали в святом (красном) углу, в центре дома, где жизнь и смерть максимально сближаются и переходят друг в друга (такова же роль святого угла как начальной и конечной точки перемещений во всех обрядах жизнен­ного цикла, как места жертвоприношения, т.е. смерти, необходимой для продолжения жизни). Происходит символическое сближение дома и гроба. С ним связаны поверья, согласно которым только смерть освящает новый дом, а также сведения о древнейших захоронениях в ритуально отмеченных частях дома — святом углу, подполье, подпорожье. Если изготовление гро­ба уподоблялось строительству дома, то переложение покойника в гроб (и далее — в могилу) — новоселью. При «переселении в новый дом» связан­ные руки и ноги развязывают. Тем самым умерший как бы вновь получает возможность ходить и действовать, но уже на том свете.

КОНЕЦ МИФОЛОГИЧЕСКОЙ ЭПОХИ

С появлением письменности, частной собственности, классов и государ­ства восприятие космического порядка драматизируется, а затем и трагизи-руется. Постепенно появляются представления о конце света — момента, после которого нет ни людей, ни богов, ни общества. Мифология все больше уступает место эсхатологии.

ЭСХАТОЛОГИЯ (от греч. eschatos — последний, конечный и ...ло-гия) — религиозное учение о конечных судьбах мира и человека. Раз­личается индивидуальная эсхатология, т.е. учение о загробной жиз­ни единичной человеческой души, и всемирная эсхатология, т.е. уче­ние о цели космоса и истории и их конце.

Наступление эры эсхатологии одновременно означало уход с культурной сцены мифологии и появление религии в собственном смысле слова, и преж­де всего христианства.

Наряду с представлениями о прошлом, времени первотворения, фор­мируется понятие будущего. Больше других регионов процесс эсхатологи-зации мифологии затронул, пожалуй, Европу. Уже в скандинавской мифо­логии, продвинувшейся на этом пути довольно далеко, гибель мира пря­мо соотносится с крушением традиционных норм. Человек выпал из мировой обоймы. Он задумывается о смысле жизни и ее конце. Человек уже индивидуализируется, но еще не становится личностью. Одной ногой он

563

еще в мире мифологии, другой он уже сделал шаг вовне. На дворе проти­воречивая эпоха ломки первобытного и рождения рабовладельческого об­щества. Пробиваются ростки философии и литературы, в центр которой все решительнее прорывается человек, а не бог, против которого он спо­собен даже восстать.

Прежде любое противление установленному божествами (а от их имени правителем) порядку грозило хаосом и дисгармонией. Диссиденты изгоня­лись, их осуждали, калечили, убивали. Отныне противленец становится ге­роем. Наступает эпоха героического эпоса.

Герой эпоса, несмотря на связь с мифологическими первопредками, уже не подчиняется сверхъестественным силам. Он борется с ними, уничтожая чудовищ и выступая против божеств, олицетворяющих зло и преисподнюю. Таковы подвиги Геракла, один из которых — пленение адского пса Цербера, или подвиги героя алтайского эпоса «Маадай-кара», пленившего владыку преисподней Эрлика.

Герои троянской войны сражаются с богами, Гильгамеш отвергает «свя­щенный брак» с богиней Иштар, Прометей похищает для людей огонь не у чудовищ хаоса, как добывались культурные блага в архаическую эпоху, а у олимпийских богов. По словам А.Ф. Лосева, начинается процесс демифо­логизации.

Формируется новая культурная тема — супермен, выполняющий функ­цию божества и по существу его очистительную работу. Ему нужна завид­ная смелость, поскольку он уже понимает, что человек смертен. У него за спиной нет спасительного племени, которое своими ритуалами проложит ему путь к вечному умиранию и рождению. Теперь он — один на один со смертью.

Персонаж героического эпоса осознает свою конечность. Традиционная вера в возрождение в потомках или чудесное достижение бессмертия в стране предков с распадом первобытного рода ушла в далекое прошлое. Человек покинут богами. Трагизм его судьбы очевиден уже в эпосе о Гильгамеше.

Человек брошен в новую плоскость существования, им отныне управля­ют не боги, а судьба, рок. Страшнее всего, что и боги теперь подчиняются судьбе. Но судьба как цепь случайных обстоятельств, прогнозировать кото­рые никто не в силе, есть по существу то же самое, что хаос.

Первобытный человек мог уберечься от хаоса, а постпервобытный уже нет. Хаос снова вторгся в мировую гармонию, теперь уже навсегда.

Тема судьбы — культурная универсалия не только европейской, но и мировой истории.

С особым накалом она будет поставлена в философии экзистенциализма.

СУДЬБА (в мифологии, иррационалистических философских систе­мах, обыденном сознании) — неразумная и непостижимая предопре­деленность событий и поступков. В античности выступала как сле­пая, безличная справедливость (древнегреческая Мойра), как удача и случайность (древнегреческая Тюхе), как всеохватывающая непре­ложная предопределенность (фатум). Вера в судьбу часто связыва­лась с астрологией. Христианство противопоставило идее судьбы веру в божественное провидение. В конце XIX в. понятие судьбы получи­ло распространение в философии жизни. В обыденной речи часто оз­начает: участь, доля, жизненный путь, стечение обстоятельств.

564

В мифологии древних скандинавов и греков появляются богини судьбы. Больше того, они перемешаются по иерархии с периферии в центр. Судь­ба — племянница хаоса, если можно так выразиться, пытается разрушить не только божественные, но и людские нормы поведения. В мифе об Эдипе повествуется о нарушении всех родовых норм. Судьба — иррациональное, а стало быть женское начало, которое мужчины-жрецы загнали в самую преисподнюю. Теперь это начало действительно стало началом всего.

Так будет продолжаться до наступления эпохи христианства, которое попытается восстановить мировой порядок, но уже на совершенно иных принципах. Богтеперь один, а не бесчисленная толпа всевозможных божеств и полубожеств. Он посылает своего Сына в образе человечьем. Тем самым человек поднимается до уровня Бога, ибо он создан по образу и подобию Божьему.

Христианство возникло 2000 лет назад и его исповедуют ныне около 2 млрд человек во всем мире

Начало христианства — это начало формирования религиозной этики, пришедшей на смену мифологии.

Представления о земной истории приводили общество к проблеме смыс­ла бытия. Противостояние хаоса и космоса получило этическую окраску и превратилось в противоборство добра и зла — основной культурной темы христианской этики. Формируется практика благих мыслей, слов и дел. Ее предпосылка — возможность для человека делать свободный выбор между двумя силами, которая ранее за ним отрицалась. Критериями оценки по­ступков человека становятся этические категории благочестивости и благо­честия, воздаяния, праведности, святости. Через них идеи добра и зла, а

565

соответственно праведного и греховного поведения, перестали существовать в абстрактной форме. Христианство покончило с главным пороком поздней фазы развития мифологии — делением на бедных и богатых, избранных и неизбранных, «чистых» и «нечистых», посвященных и непосвященных. Отныне перед этическим законом все были равны. Христос не делит людей на аристократов и плебеев, способных воспринять высшую истину и неспо­собных к ней.

Только после этого стала возможной, появившаяся спустя полторы ты­сячи лет, светская идея равенства всех перед законом, заложившая фунда­мент демократического порядка Ново­го времени.

Тот переворот в области мировоз­зрения, который совершило человече­ство после перехода от космологии к истории, оказался серьезным потрясе­нием. «Выпрямление» времени, осоз­нание его необратимости сопровожда­лись глобальной перестройкой миро­воззрения. На первый план выдвигаются не духи и боги, а постоянный объект их манипуляций — сам человек с его нуждами, заботами и повсед­невными делами. Такой поворот событий можно именовать настоящей ре­волюцией и в умах, и в делах людей. Это все равно, что Спартаку поднять восстание и свергнуть власть ненавистных господ. В мифологическую эпо­ху смысл жизни человек видел в ритуале (точнее в правильном исполнении его сценария). Обыденное существование лишь заполняло промежутки меж­ду ритуалами. Ритуал, как форма символического поведения, вытеснил на вторые роли даже чисто прагматические виды деятельности: без молитвы не садились обедать и не начинали пахать, в засуху умилостивляли богов, пе­ред началом трудной морской экспедиции приносили жертвы богу моря Посейдону. Идеальное шло впереди материального.

В историческую эпоху существования человечества, пришедшей на сме­ну мифологической (такое деление весьма условно и используется, разуме­ется, только с целью большей наглядности), все перевернулось вверх дном. Материальное стало во главе, идеальное отошло на задний план (в поздней­шее время его и вовсе не стало видно). Дело потеснило, а потом и вытесни­ло Слово. Зарождение науки свидетельствовало о том, что человек позволил себе засомневаться в причинах и следствиях природных и космических яв­лений, чего раньше он себе и помыслить не смел. Ученый-почемучка при­шел на смену шаману и жрецу. Теперь он выполнял те функции — объяс­нял устройство космоса и социального мира, заглядывал в будущее и пред­сказывал события, лечил больных, — которые прежде весьма успешно выполнял жрец и священнослужитель. Ученый — тоже служитель, но не Духа, а Дела, слуга не храма, а рынка, корабля, амбара, конюшни, плуга, больницы, лаборатории.

В архаическую эпоху Дело подчинялось Слову и наполнялось смыслом. Человек не задумывался, зачем он живет на свете. Но наука исторической эпохи, в лице своих лучших представителей, уже размышляет о том стоит ли изобретать атомную бомбу и в каких целях — добрых или злых — она будет использована. В донаучную эпоху такой проблемы не могло возникнуть: все,

G

что изобретает человек, могло быть использовано лишь во благо. В Новое время Дело отгородилось не только от Слова, но и от Смысла. Современным ученым, в рядовой своей массе, не важно, что изобретать и на что будет на­правлено изобретение, главное, чтобы хорошо платили. Они делают Дело, и пусть другие думают о его предназначении.

И лишь гении, которые всегда идут против общего потока, старались прояснить для себя смысл своего творчества. Ньютон был глубоко верую­щим человеком, видевшим в математических формулах символическое вы­ражение Божественного промысла. Эйнштейн писал в мемуарах, что всегда стремился разглядеть за случайным перебором математических значений закономерное построение Божественного здания.

Трагедия утери идеального наиболее глубоко прочувствована в христи­анстве. Именно оно 2000 лет назад, когда человеческое общество, не успев освободиться от мифологических пережитков, по пояс погрузилось в эпоху разума, эгоизма и корыстолюбия, напомнило нам о приоритете духовного начала над материальным. Но не просто намекнуло, а настойчиво подтолк­нуло человечество в этом направлении, указав технологию достижения ду­ховного, дав поводыря и Учителя, сформировав целое поколение первопро­ходцев — святых мучеников. Оставалось только овладеть всем этим и не сбиваться с пути. Но человеческая культура, наверное, развивалась бы со­всем иначе, если бы ее создатели шли верным путем. Парадокс мировой культуры в том и заключается, что лучшие ее творения создавали те, кто либо очень сильно верил, либо очень сильно не верил в Бога, либо делал то и дру­гое, постоянно раскаиваясь в содеянном.

СОВРЕМЕННОЕ НЕОЯЗЫЧЕСТВО ¹²

Живучесть язычества удивительна и сопоставима только с живучестью общины. Оба этих института возникли за тысячи лет до появления христи­анства и продолжали существовать еще 2000 лет, когда христианство востор­жествовало во всем мире. Приблизительно с IV в. н.э. — признания Римом христианства в качестве государственной религии — начинается эпоха мно­говекового подпольного существования язычества в недрах христианства. Христианство принесло с собой все блага цивилизации — урбанизацию, капитализм и индустрию, письменность, всеобщую грамотность, демокра­тию, — но также гражданские войны, глобальные конфликты, инквизицию, межрелигиозные распри (между православными и католиками, между пра­вославными и униатами, баптистами, евангелистами).

В XX в. многие почувствовали, что практика христианской жизни силь­но расходится с теорией. Все это свидетельствует о глубоком кризисе хри­стианства. Сегодняшний расцвет неоязыческого движения, охватившего многие регионы бывшего СССР, очень явный симптом.

Современная интеллигенция, неудовлетворенная по каким-либо причи­нам доктриной и практикой христианства и стремящаяся сознательно ис­поведовать языческие ценности и принципы жизни, называет себя неоязыч­никами. Происходит ренессанс утраченных ценностей. После двух тысяч лет

Материал подготовлен при авторском участии З.И. Петковой.

567

господства христианства в некоторых странах, в том числе в России, появи­лась прослойка интеллектуалов, взявшихся реабилитировать язычество и дискредитировать христианство. Распространение неоязычества может сви­детельствовать о кризисных процессах в обществе и господствующей в нем системе ценностей, в частности, об утрате доверия к христианскому пред­ставлению о трансцендентной природе морально-личностного начала в че­ловеке. Сторонники неоязычества ратуют за более определенную, надежную и близкую перспективу своего сакрального совершенства, поскольку видят ее реализацию не в отдаленном царствии небесном, а «здесь и сейчас», в своем земном существовании, в результате своих собственных достижений в овладении оккультными силами¹³.

Возрождение язычества происходит, как правило, не «снизу», из глубин народа, а исходит из интеллигентских кругов. Во главе вновь созданных язы­ческих общин встают председатели союзов художников, писателей, главные режиссеры театров. Новые адепты язычества узнают языческие обряды не от отцов и дедов, а вычитывают их в книгах. Исключение — ситуация в рес­публике Марий Эл¹⁴.

Неоязычество — совокупность религиозных, парарелигиозных, обще­ственно-политических и историко-культурных объединений и движений, обращающихся в своей деятельности к дохристианским верованиям и куль­там, обрядовым и магическим практикам, занимающихся их возрождени­ем и реконструкцией. Неоязычники называют себя родолюбами, роднове-рами, традиционалистами.

Неоязычество представляет собой попытку возрождения принципов, символов, ритуалов и практики языческих верований в современных усло-

Врезка

цель кровавых жертв — дать богу немного жиз­ненной энергии. Кровь в больших количествах не проливается, потому что жизнь так же свя­щенна, как боги. А боги язычников — это силы природы: Перун-громовержец покровительству­ет воинам и поддерживает мужественность, Be-

Л . Подобедова

Обряды современных язычников

лес — символ мудрости, Лада — богиня любви и богиня весны, Макошь — богиня судьбы и до­машнего очага. Кроме богов существуют духи. Почитается каждый камешек и каждое деревце. Верующий язычник никогда не позволит себе сломать ветку без нужды или оставить после себя кучу мусора на поляне.

Славянское язычество возродилось еще в нача­ле 1980-х, а сегодня несколько московских об­щин собираются на праздники, чтобы просла­вить древних богов, попировать, повеселиться и просто подышать свежим лесным воздухом. Выглядит это очень колоритно. Несколько десят­ков человек в русских народных костюмах, с ри­туальными песнопениями водят хороводы у ко­стра, устраивают ратные состязания, приносят жертвы. Жертвой называют посвящение богу, а не отказ человека от чего-либо, и тем более не страдание и смерть ради богов. Более тради-ционны для современных язычников раститель­ные дары идолам. На алтарь (специальный ка­мень со священными знаками) кладутся немно­го зерна, фрукты или овощи, иногда проливается кровь животного, которое до этого хорошо кор­мят и всячески за ним ухаживают. Кровь счита­ется вместилищем жизненной силы, поэтому

¹³ См.: Балагушкин Е.Г. Нетрадиционные религии в современной России: морфологический анализ.
4.1. М„ 1999.

¹⁴ Благовещенский С. Новые «поганые»? // ВЕК. 2001. №47.

568

виях. Разновидность так называемых ревитализационных движений, ставя­щая задачей создать новую религию путем обращения к древнейшим плас­там местной культуры, в частности славянского язычества. В целом для нео­язычества с его оккультизмом, приоритетом земных благ и ценностей и от­казом от христианской традиции характерно приуменьшение значения этического содержания. По мнению Е.Г. Балагушкина¹⁵, в неоязычестве не­редко наблюдается возврат к жесткой архаической нормативности, строгой ритуалистике и обрядности, к авторитарной власти магов-наставников.

В понимании неоязычества в отечественной науке не сложилось едино­го мнения. Российский политолог В.В. Прибыловский называет неоязыче­скими некоторые политические орга­низации России, однако не определя­ет само понятие. Религиоведы видят в неоязычестве новые религиозные дви­жения, основанные на возрождении древних верований и обрядов, богов-покровителей (Перуна, Рода, Мокоши, Велеса и др.). По убеждению культуро­лога А. Гайдукова, благодаря своей разноплановости неоязычество несво­димо только к религии, общественному или политическому движению, по­этому его надо рассматривать как своеобразную субкультуру, представляю­щую автономное образование внутри господствующей культуры.

Под неоязычеством В.А. Шнирельман понимает общенациональную ре­лигию, искусственно создаваемую городской интеллигенцией из фрагмен­тов древних локальных верований и обрядов с целью «возрождения нацио-

В резной деревянной чаше-братине плещется медовуха или пиво. Участники обряда по кругу пе­редают чашу и возносят славу богам. Чуть-чуть меда волхв плеснет и в большой костер посреди круга. Таким образом приносится жертва священ­ному огню. Смысл праздника — веселиться, что­бы толика общего задора радовала богов. Народ водит хороводы, играет в ручеек, устраивает по­тешные кулачные бои. Зимой берут снежные кре­пости и будят ряженого медведя, прогоняя таким образом зиму — холодную Морену. А летом пле­тут венки и пускают по реке. В процессе обрядов язычники должны очистить­ся водой. Наши предки вкладывали в умывание сакральный смысл. В каждом доме возле умы­вальника висел расшитый рушник. Как правило, в вышивке присутствовало множество сакраль­ных символов. Умывшись, человек прикладывал лицо к священным символам богов Руси, чтобы они его поддержали и наставили на путь истин­ный. Смывая грязь и пыль, язычник очищается от наносного, чтобы стать самим собой и восста­новить поврежденную городским ритмом жизни

энергетику. Существует и передаваемый из поко­ления в поколение практический опыт творить «наговоренную воду». Таким образом, человек получает защиту посредством усиления некото­рых свойств его характера. Очистительные обряды огнем проводятся во вре­мя древнерусских праздников, привязанных к сол­нечному календарю. Это Колядки, Масленица, Ку­пала (летнее солнцестояние), Троян (осеннее солн­цестояние). Перед обрядом обычно проводят очищение организма: несколько дней едят только каши. В это вкладывается особый смысл: каждое семя для земледельцев-славян — символ волеизъ­явления жизни. А коллективное очищение включа­ет в себя прыжки через костер. Самые стойкие ходят по углям. Причем пятки себе не обжигают. Это связано с тем, что хождение по «огненному ковру» — магическая практика. Прежде чем сту­пить на раскаленные угли, человек входит в особое состояние сознания и не только не получает ожо­гов, но и пополняет свою внутреннюю силу. Источник : Подобедова Л . Обряды современных язычников //Аргументы и факты. 2001. № 15 (128)

См.: Балагушкин Е.Г. Нетрадиционные религии в современной России: морфологический анализ. 4.1. М., 1999.

569

нальной духовности». По мнению Э. Геллнера, речь идет не о возрождении, а о конструировании идеологической основы для новой социально-полити­ческой общности, более соответствующей условиям модернизации. Диакон А. Кураев трактует неоязычество как совокупность вообще всех нехристи­анских (прежде всего неправославных) культов и учений, возникших в по­следнее время. Для В.Б. Яшина предпочтительнее использовать это поня­тие в более узком смысле: неоязычество — идейно-политическое движение, направленное на реанимацию доавраамических локально-этнических веро­ваний и культов и связанных с ними традиционных социальных институ­тов. За рубежом наряду с неоязычеством существуют схожие понятия «Nature Religions», «Native Religions» («естественные» и «родные» религии), «этничес­кие религии», «Deep Ecology» («глубинная экология») и др. М. Адлер в своей книге «Низведение» (1986) выделяет три ключевых принципа неоязычества: политеизм, пантеизм и анимизм.

О масштабах распространения неоязычества в современной России ни­какой статистики не существует, тем не менее оно функционирует как со­циально значимый культурный феномен, приковывающий внимание обще­ственности и привлекающий в свои ряды все новые группы молодежи.

По некоторым оценкам, общее число осознанных язычников, придержи­вающихся коренных природных верований, составляет более 100 тыс. чело­век. Национальные движения язычников существуют во многих регионах России: Марий Эл, Чувашии, Удмуртии, Бурятии, Алтайском крае, Якутии, а также практически во всех областях проживания народов Севера и Сиби­ри. Часть населения Индии, Китая, Японии, других стран Юго-Восточной Азии, стран Африки также является язычниками. В последнее время язы­чество было признано в Исландии, Шотландии, Литве, а сейчас вопрос о признании его в качестве полноправного религиозного верования ставится в Эстонии¹⁶.

Нужно иметь в виду, что язычество является традиционной религией населения некоторых российских регионов, например, Марий-Эл, Удмур­тии и Чувашии и др., и в последнее десятилетие на волне национального возрождения здесь предпринимаются интенсивные попытки возрождения языческих религий предков. Смешивать традиционных язычников и новых русских неоязычников было бы неправильно, так как идеологически они враждебны друг другу: русское неоязычество имеет своим источником идею русского национального возрождения, а традиционное язычество, напро­тив, — идею собственного национального возрождения, понимаемого не в последнюю очередь как борьба против русификации, обрусения и потери на­циональной самобытности того или иного в прошлом языческого народа.

История русского неоязычества достаточно коротка, оно представляет собой молодое идейно-религиозное и политическое течение. Применитель­но к нему приставка «нео» показывает, что речь идет не о культурном насле­довании идей древнейших языческих верований, возникших многие тыся­чи лет назад, а о некотором культурном новострое, в котором эклектически сочетаются реконструированные и по-своему понятые древние верования с совершенно новым политическим мировоззрением, нацеленностью на переустройство общества, создание «новой духовной основы» нации.

¹⁶ Новые известия. 2004.11.17.

570

Формирование русского неоязычества приходится на 1970—1980-е гг., а на 1990-е выпадает его расцвет. Сегодня движение продолжает набирать силу, русские неоязыческие общины растут, как грибы. Под русским нео­язычеством В.А. Шнирельман предлагает понимать движения, ставящие целью сконструировать «истинно русскую (славянскую) религию», которая бы полностью удовлетворяла современным потребностям русского общества и государства. Появление русского неоязычества в целом отстает от его ев­ропейского собрата, который образовался в 1971 г. путем объединения не­скольких разрозненных неоязыческих группировок.

Российское неоязычество имеет довольно глубокие корни в дохристианской Руси

Возникнув, как представляется, независимо от европейского неоязыче­ства, русское неоязычество в будущем может вполне кооперироваться и с ним. Так, с 1999 г. налажено сотрудничество русских неоязычников с евро­пейскими через балтийско-славянский региональный информационный центр ЕПРО. Русское неоязычество пока малочисленно, точное число его общин неизвестно. Одни исследователи насчитывают в нем чуть более 10 организаций, другие полагают, что их несколько десятков.

Структура русского языческого движения чрезвычайно разнолика: она может включать фольклорные ансамбли, группы по интересам, спортивно-прикладные клубы и т.д. Эта структура пока плохо дифференцирована и мало развита, в отличие от неоязычества европейского. Тем не менее мож­но выделить три типа общин, которые отличаются друг от друга в первую очередь своей идейной доминантой: 1) первая группа наиболее безобидна и малочисленна — это люди, переехавшие из города в село для ведения изве­стного образа жизни. Полагают, что таких общин несколько десятков; 2) вто­рая — интеллигенция, продолжающая жить в городах своей обычной жиз­нью, но периодически собирающаяся для совершения ритуалов. Общины эти крупнее, иногда достигают до сотни человек и имеются они в несколь-

571

ких десятках городов России — как правило, не более одной общины в го­роде; 3) третья группа самая крупная и небезопасная. Религиозные мотивы здесь полностью уступают место идеологии. Главное устремление русских неоязычников — дистанцироваться от реалий современной культуры, несу­щих с собой угрозу глобализации, тоталитаризма и унификации, националь­ного обезличивания.

Первым появилось в 1980-е гг. общество волхвов (Ленинград). Затем воз­ник союз венедов, впоследствии переименованный в общественный инсти­тут охраны культуры, а затем — в конфессиональный союз потомков хлебо­робов; численность его сохраняется на уровне 40 человек, однако в 1995 г. она достигала 200 человек. Сюда же надо отнести русское освободительное движение (РОД), впоследствии переименованное в Российское общенарод­ное движение, а затем в Новое общественное русское движение (НОРД). Далее следуют центр ратоборств и воинской культуры «Святогор» в г. Ко­ломна, а также расположенные в Москве: ведический центр «Коловрат», «Церковь Нави», культурный центр «Вятичи», славянская языческая общи­на, союз славянских общин, национальный клуб древнерусских ратоборств, федерация славяно-горицкой борьбы и др. Из числа провинциальных нео­языческих группировок можно назвать екатеринбургский институт русской ведической культуры, ижевскую общину «Тур» и омскую группу «Джива храм Инглии». В 1990 г. в Удмуртии возникает община удмуртских язычни­ков Удмурт Вэсщь. В Марий Эл в 1991 г. создается языческое религиозное объединение «Ошмарий-Чимарий» («Белый мариец — чистый мариец»). В Н.Новгороде в 1992 г. официально регистрируется языческая религиозная организация во главе с «верховным волхвом» А. Рыбиным. В Башкирии появляются почитатели Тенгри-хана. В 1997 г. создается общероссийская организация «Союз Славянских Общин». В той или иной мере идеи нео­язычников разделяются некоторыми объединениями русской патриотиче­ской направленности.

В Латвии неоязычество зародилось в 1920-е гг. и возродилось в начале 1990-х как попытка создать национальную латышскую религию, что было отмечено и переизданиями книг Брастыньша. У армян прослеживаются те же временные точки зарождения (1930-е) и возрождения (конец 1980-х). Неоязычество вдохновляется здесь идеями Нжде. Также на рубеже 1980— 1990-х гг. возрождается неоязычество в таких регионах, население которых до сих пор еще не прерывало традиций язычества, — Среднее Поволжье, Дагестан, Северная Осетия (Алания) и др. Так, в Республике Марий Эл воз­рождением языческой культуры активно занимается крупное этнонацио-налистическое движение «Марий ушем» («Марийский союз»). Менее ост­ро стоит эта проблема в Удмуртии и Мордовской Республике. Со времени грузино-абхазской войны 1992—1993 гг. неоязычество широко распростра­няется в Абхазии. В Белоруссии неоязычество появилось в начале 1990-х гг., но здесь националистические движения гораздо слабее. В Литве попытка возродить неоязычество возникла раньше, в 1967 г., но уже через 4 года оно было запрещено властями. Возникшая здесь краеведческая организация, взявшая название древнего языческого прусского капища «Ромова», зани­малась возрождением литовского фольклора и языческих ритуалов, в част­ности, отмечался праздник летнего солнцестояния «Швенто Роси». За ис­ключением Абхазии и Марий Эл неоязычество не имеет большого полити-

572

ческого влияния. Как показывают выборы последних лет, радикальные националистические партии неизменно терпят поражение.

На Украине два течения неоязычников — ридновиры и рунверы. Первые занимаются воссозданием пантеона славянских богов, вторые хотят утвер­дить язычество в качестве равной мировым религиям — христианству, ис­ламу и буддизму — системы верований. У обеих групп есть свои священные книги. У ридновиров это: «Велесова книга», «Вера предков наших», «Вол-ховник: запечатленное языческое вероучение» и «Правослов — молитвы к родным богам». У рунверов — «Магавира», «Катехизис», «Священная кни­га обрядов» и «Святое учение (вера в Даждьбога)». Обе неоязыческие груп­пы имеют свой календарь и цикл празд­ ников. Они также создали множество обрядов и заповедей, похожих на хри­стианские. На богослужении у рунверов читается «Магавира», затем члены общины выступают на разные (как правило, исторические и политические) темы, перемежающиеся молитвами Даждьбогу. У ридновиров обряды под­черкнуто архаичные, и, как правило, они проходят на открытом воздухе часто у сохранившихся идолов. Они разработали целую систему обрядов — венчания, освящения ребенка («крещение»), раскрещение, похороны. Годо­вой круг праздников у двух общин различен: у рунверов главный праздник — день рождения пророка Силенко («Рождество»)¹⁷. У ридновиров большин­ство праздников имеют сходные с христианскими названия: Великдень Даждьбожий (Пасха), Благовещение, Медово-маковый Спас, Яблочный Спас, Хлебный Спас, Покров Матери-Земли, Рождество Божича-Коляды, Водокрес.

Основоположник ридновиров и украинского неоязычества в целом В. Шаян родился во Львове в 1908 г. В 1927 г. он с отличием окончил гимна­зию и поступил в университет, где изучал философию, европейскую фило­логию и санскрит. В 1943 г. Шаян создает нелегальный «Орден рыцарей бога Солнца» — религиозно-политическую организацию, направленную на рас­пространение неоязыческих идей и «борьбу за освобождение Украины» В 1993 г. неоязычники вышли из подполья, была зарегистрирована первая община ридновиров (язычников) «Православие», вышел в свет первый ук­раинский неоязыческий журнал «Сварог». В настоящее время существуют около 50 неоязыческих общин «РУНвера» и несколько ридновирских. Нео­язычники пытаются активно влиять на политическую жизнь страны. Они пишут обращения к верховным органам власти и «украинскому народу», стремятся внедриться в школы, требуя для себя льгот в качестве зарегист­рированной религиозной организации. Оба движения принимают участие в деятельности практически всех праворадикальных организаций Украины. Их общий лозунг: «Бог — это идея. Украинская национальная идея — Даждьбог». Так, например, адептом «РУНверы» является лидер радикаль­ной организации «Державна самостшшсть УкраТни» Виктор Коваль, автор книги «Нациократия». Совместные акции с неоязычниками проводит так­же Украинская консервативная республиканская партия Степана Хмары. В настоящее время на Украине существуют около 60 общин неоязычников

Безпалько Б. Национализм под покровом древних богов // Независимая газета. 2003.15.10.

573

обоих направлений. Несмотря на общее происхождение, между ними посто­янно идет непримиримая борьба и высказываются взаимные обвинения в искажении «истинной веры предков»¹*¹.

Неоязычество — широкое международное движение. Так, движение New age (Новая эра), позиционирующее себя как оккультное неоязычество, пред­рекает гибель христианству. Христианство — это, по их мнению, в лучшем случае лишь переходная ступень к новому более совершенному откровению. Христианство должно быть преодолено, на смену ему приходит третий за­вет, эра духа, время нового религиозного сознания, эпоха всеобщей духов­ной гармонии и невиданных ранее сверхъестественных дарований, которая станет долгожданным «Золотым веком» человечества. Духовное совершен­ство будет достигаться «без усилий и каких-либо покаяний и постов, не го­воря уже о жизни, полной самоотвержения со стороны искателя... Теперь не надо штудировать книги, не надо учить проповеди, не надо давать милос­тыню, не надо покорять горы, не надо проявлять инициативу. Ибо настало время наслаждения»¹⁹. Отказываясь принять Евангелие как богооткровен-ную истину, неоязычники измышляют его оккультную версию (существу­ет, например, так называемое Водолейное Евангелие Иисуса Христа), со­гласно которой, Церковь до неузнаваемости исказила первоначальное уче­ние «великого эзотерика Иисуса».

В 1970-е гг. неоязычество проникает в Америку. В США ежегодно прово­дится большое количество праздников на улице, массовые фестивали. Пер­вый большой «Всеязыческий фестиваль» состоялся в 1977 г. Самый гран-

Врезка

---

Дата добавления: 2019-09-02; просмотров: 313; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!