Формирование тактики как искусства боя 13 страница
Клаузевиц писал, что полководец не должен рассчитывать только на силу, на превосходство в численности, а уметь застать неприятеля врасплох. Он отвечал, что «внезапность лежит более или менее в основе всех предприятий, ибо без нее численное превосходство на решительном пункте, собственно, является немыслимым… . Поразить противника внезапностью, столь же важно, как и создать численное превосходство над ним…. Смятение и упадок духа противника - умножают успех»[110].
Способы достижения внезапности в войнах совершенствовались по мере развития средств вооруженной борьбы. Оснащение войск нарезным огнестрельным оружием вызвало коренные изменения в стратегии и тактике. Впервые из русских военных теоретиков это подметил А.М.Астафьев в труде «О военном искусстве» (1861). Он писал о необходимости пересмотра в новых условиях многих взглядов на стратегические и тактические концепции: «Ныне изобретение штуцера и другие открытия должны повлечь большую реформу в военном искусстве. Введение их потребует изменения не только организации армии, расположения, движения и действий войск на войне, но даже и того, что заключает в себе тактика, военная администрация, стратегия и все военные науки»[111].
Однако радикальные изменения в содержании принципов военного искусства под влиянием появления более совершенного оружия происходили медленно. В боевых уставах русской армии, вышедших во второй половине XIX в. в частности в «Уставах о полевой службе» (1858; 1879), «Уставе о строевой пехотной службе» (1895), «Наставлении для действий пехоты в бою» и других руководствах новые способы ведения боя, в том числе достижения скрытности, внезапности и маскировки находили слабое отражение. По-старому осуществлялось и обучение подразделений. Русско-японская война сурово покарала войска за отсталость в этих вопросах.
|
|
|
Внезапное нападение японского флота на русскую эскадру в феврале 1904 г. поставило японскую армию в преимущественное положение по отношению к русской армии. Эта война особенно ярко показала, какое большое значение имеет фактор внезапности в эпоху скорострельных пушек и автоматического оружия. В ходе боев в полную силу заявила о себе «огневая тактика», все более вытеснявшая тактику рукопашной схватки. Это повлияло на содержание всех без исключения принципов боя, в том числе на принцип внезапности. Те командиры, которые, как и прежде, пытались решать задачи только «силовым методом», т.е. созданием превосходства в силах, игнорируя скрытность действий, неизбежно терпели неудачу. Так, например, при атаке киньчжоусских позиций 13 мая 1904 г. японцы, имея трехкратное превосходство над русскими войсками в живой силе и артиллерии, смогли подойти к переднему краю обороны только на удаление 600 м, потеряв от огня артиллерии и орудий 4,5 тыс. человек убитыми и ранеными.
|
|
|
Характерно, что тактическая внезапность в русско-японскую войну достигалась не только путем совершенствования способов боевых действий, но и довольно широко за счет применения новых, ранее неизвестных противнику боевых средств. Так, полной неожиданностью для японцев было применение русскими войсками такого эффективного оружия пехоты как миномет, который мог поражать цели, находящиеся за обратными скатами высот, в оврагах и окопах. Впервые миномет был применен при обороне Порт-Артура (1904).
Большое значение для достижения скрытности действий имел первый опыт применения русскими артиллеристами стрельбы орудиями с закрытых огневых позиций. Полевая трех дюймовая пушка образца 1902 г., снабженная угломером, успешно поражала цели, будучи невидимой для японцев. Определенный эффект в достижении внезапности достигался также за счет применения ручных гранат, электризованных проволочных заграждений, торпед на флоте, а также принципиально новых средств управления - радио, - телеграфной и телефонной связи.
|
|
|
В связи с появлением в начале XX в. авиации, развитием дирижаблестроения зародился новый, перспективный вид разведки - воздушная разведка. Это также повлияло на принцип внезапности - стало более затруднительным достижение скрытности при перегруппировках войск. Уже первый опыт применения самолетов в целях ведения разведки в итало-турецкой (Триполитанской) войне (1911-1912) дал обнадеживающие результаты. В русской армии средства воздушного наблюдения за противником в виде привязных змейковых аэростатов впервые были применены в русско-японскую войну, а во время Балканской войны (1913-1913) в болгарской армии участвовал первый русский добровольческий авиаотряд[112].
Довольно сложную эволюцию претерпел принцип внезапности во время первой мировой войны. Боевая практика показала, что внезапность нельзя компенсировать ничем. Создание подавляющего численного превосходства над противником не приносило успеха, если оно не сочеталось с внезапными действиями. Немалые потери понесли армии, чтобы убедиться в этом. Особенно явным было пренебрежение скрытностью при подготовке наступательных операций. К примеру, генерал Эрр так описывал подготовку операции англо-французских войск на реке Эне (1917): «…тайна атаки никем не сохранялась. Пресса говорила о нем открыто, и она обсуждалась в общественных местах. Из приказа, попавшего в руки германцев… они узнали точно день и час атаки»[113].
|
|
|
Как и следовало ожидать, несмотря на тщательную и длительную подготовку, огромные материальные затраты, операция успеха не имела. Не помогло и массирование крупных сил и средств. Войска понесли большие потери. И подобное игнорирование принципа внезапности было характерно не для одной операции. Помимо нарушения скрытности при создании ударной группировки войск типичным демаскирующим признаком при осуществлении прорыва являлось проведение длительной, нередко многодневной артиллерийской подготовки атаки. Это давало возможность обороняющемуся безошибочно вскрывать место прорыва, избранное направление главного удара и принимать соответствующие меры противодействия.
Говоря об упущениях в вопросе использования внезапности со стороны англичан и французов в первую мировую войну, Лиделл Гарт, метко заметил: «Это лучшее оружие всех великих полководцев истории было в загоне и покрылось ржавчиной с весны 1915 г.»[114].
Конечно, было бы неправильно утверждать, что подобное явление было повсеместным. История войн знает немало таких примеров, где принцип внезапности в тактическом и оперативном масштабах использовался весьма умело. Так, в Восточно-Прусской операции 30 июля 1914 г. 1-я гвардейская кавалерийская дивизия, обеспечивая развертывание 1-й русской армии, с ходу неожиданно для противника атаковала части охранения немцев у деревни Санайцы, захватила выгодные позиции. В этом бою конно-артиллерийский дивизион, входивший в состав отряда генерала В.И.Гурко, упредил противника в открытии огня. Немецкие орудия успели сделать только один выстрел, как на них обрушился уничтожающий огонь русской артиллерии.
Высокое мастерство в достижении скрытных и внезапных действий было проявлено многими командирами в ходе Галицийской битвы (5 августа - 8 сентября 1914 г.). К примеру, в ходе боя за д.Лащево 13 августа батареи 10-й артиллерийской бригады внезапным огнем с открытых огневых позиций нанесли большие потери 10-й пехотной дивизии противника, которая совершала марш без разведки и охранения. Остатки дивизии с 20-ю орудиями и тыловыми подразделениями сдались в плен[115].
Поучительный опыт в достижении внезапности был приобретен командованием русского Юго-западного фронта под руководством генерала А.А.Брусилова при проведении операции летом 1916 г. Прежде всего оригинальным был сам замысел операции. Наступление осуществлялось на широком фронте. Для того чтобы ввести противника в заблуждение относительно направлений ударов, прорыв осуществлялся не на одном, а одновременно на нескольких участках. «Если б я... ударил в одном месте, - объяснял позднее А.А.Брусилов, - то получился бы такой же неуспех, как у Иванова в 1915 г. и у Эверта и Куропаткина в 1916 г., но я действовал по-своему, широким фронтом. Это моя метода, при которой никто не знает, где настоящее наступление, а где демонстрация»[116].
Много поучительного в этой операции применялось в обеспечении скрытности подготовки наступления. Оборудование исходного района для наступления осуществлялось в основном в ночное время, к утру окопные работы маскировались, на просматриваемых со стороны противника участках обороны устанавливались искусственные маски. Ударные группировки и резервы располагались в тылу и за несколько дней выводились по ходам сообщения на исходные позиции. До начала наступления была хорошо разведана система обороны противника. Особенно ценные сведения давало аэрофотографирование, позволявшее определить координаты целей. Тем самым обеспечивались скрытность разведки и точность ведения артиллерийского огня.
Немало нового, неожиданного для противника было применено при проведении артиллерийской подготовки атаки. В отличие от операции англо-французов она была непродолжительной. Многократные ложные переносы огня артиллерии в глубину обороны вводили противника в заблуждение в отношении времени начала атаки. Поддержка атаки планировалась огневым валом, причем перенос огня в глубину осуществлялся «настолько постепенно и незаметно, чтобы наша пехота и противник не почувствовали это сразу»[117]. Для целеуказания и корректирования огня использовались аэростаты и самолеты.
Благодаря умелому достижению внезапности операция Юго-Западного фронта была одной из успешных первой мировой войны. Русские войска сравнительно быстро прорвали хорошо укрепленную оборону противника и продвинулись на глубину до 80-120 км. Оценивая роль внезапности в этой операции, А.А.Брусилов отмечал, что, рассчитывая на неожиданные действия, мы не думали, что они сами по себе принесут нам успех. Однако мы вправе были надеяться, что внезапность даст нам лучшие шансы на успех.
В первую мировую войну в еще более широких масштабах, чем в русско-японскую, внезапность достигалась за счет ввода в действие новых, весьма эффективных боевых средств - удушающих газов (операция на Ипре 1915), танков (операция на Сомме 1916, Амьенская операция 1918), авиации, а также огнеметов, бомбометов, противотанковых и противовоздушных средств. Тактический эффект от неожиданного ввода в действие новых видов оружия всегда оказывался весьма значительным. Вместе с тем боевая практика показала, что надо уметь не только достичь внезапности, но и использовать ее результаты.
На основе опыта первой мировой войны многие военные теоретики сделали вывод о резко возрастающей роли фактора внезапности в операциях. Например, немецкий генерал Э.Людендорф писал, что в будущей войне «Внезапность будет иметь особое значение, дабы противник не успел принять своих мер противодействия»[118]. Это положение было принято на «вооружение» гитлеровским руководством при подготовке войны против СССР и других стран. Внезапный молниеносный удар являлся стержнем плана «Барбаросса».
Высоко оценивал значение принципа внезапности Шарль де Голь. Он отмечал: «Царивший с незапамятных времен в военном искусстве захват врасплох, сданный одно время в архив, поскольку силе не хватало стремительности, вновь обретает свою базу, а следовательно, и свое значение»[119]. Наряду с этим высказывались мнения о том, что в связи с совершенствованием средств технической разведки, появлением радиолокации, развитием авиации достичь внезапности в бою и операции становится почти невозможно.
Довольно широко внезапность использовалась в действиях Красной Армии в гражданскую войну. Проявляя инициативу, командиры нередко ошеломляли противника дерзостью тактического маневра, внезапным выходом на фланги и в тыл его войскам, совершением смелых рейдов. Умело использовались ночные действия. Под покровом ночной темноты осуществлялись перегруппировки, марши, разведка. Частым явлением было внезапное нападение на населенные пункты, где располагались вражеские подразделения. Так, в результате дерзкой ночной атаки частям Красной Армии удалось почти без потерь овладеть Армавиром 20 сентября 1918 г. В ночное время, 3 января 1920 г., осуществлялся штурм Царицына.
Блестящим примером достижения внезапности явилась Перекопско-Чонгарская операция (7-17 ноября 1920 г.), проведенная войсками Южного фронта под командованием М.В.Фрунзе. При сильном морозе и ветре войска вброд форсировали Сиваш и нанесли неожиданный удар по врагу. Обобщая опыт гражданской войны в отношении фактора внезапности, М.В.Фрунзе писал: «Для нас должно быть ясно, что сторона, держащая инициативу, сторона имеющая в своем распоряжении момент внезапности, часто срывает волю противника и тем самым создает благоприятные для себя условия»[120].
Анализируя опыт первой мировой и гражданской войн, советская военная теория сделала вывод о том, что значение внезапности в операции и бою с появлением более совершенных средств вооруженной борьбы и повышением технической оснащенности войск будет все более увеличиваться. Во всех Полевых (Боевых) уставах Красной Армии, изданных в межвоенный период, говорилось о важности достижения скрытности, внезапности и осуществления маскировки.
В частности, в Полевом уставе 1929 г. было записано: «Внезапность действует на противника ошеломляюще. Поэтому все действия войск должны совершаться с величайшей скрытностью и быстротой. Быстрота действий в сочетании с организованностью является основным залогом успеха в бою. Внезапность достигается также неожиданным для противника применением новых средств борьбы и новых приемов боя»[121].
Принцип внезапности был положен в основу разработки теории глубокого боя, что нашло отражение в Инструкции по глубокому бою от 9 марта 1935 г. В ней указывалось, что новые средства и тактика глубокого боя существенно повышают значение внезапности боевых действий. В числе мероприятий, обеспечивающих внезапность, важное значение имеют скрытное сосредоточение войск, в первую очередь танковых масс, механических частей и авиа- и механизированных десантов, скрытная подготовка к ведению массированного артиллерийскою огня, введение противника в заблуждение, применение дымов и технической маскировки, использование ночного времени.
В последующих Полевых уставах положения по скрытности, внезапности и маскировке были существенно развиты и дополнены. Так, в проекте Полевого устава 1939 г. указывалось, что каждый командир должен, не ожидая особых указаний, самостоятельно и непрерывно принимать все меры по маскировке и обману противника. В Уставе указывалось, что противника можно ввести в заблуждение путем скрытия действительного объекта от разведки и наблюдения, деформации (изменения внешнего вида) объекта, показа ложных объектов (имитацией), дезинформацией (осуществлением ложных передвижений, распространением ложных слухов и т.п.). «Принятое решение командиром по маскировке по общему плану, разработанному штабом, говорилось в Уставе, - осуществляется самими войсками, саперами и маскировочными частями под руководством инженерного начальника»[122].
Несмотря на то, что вопросам достижения внезапности в довоенное время уделялось определенное внимание, на практике войска Красной Армии реализовать требования этого принципа учились слабо. Уже первые бои начавшейся Великой Отечественной войны показали, что командиры неумело осуществляют маскировку, не заботятся о том, чтобы применить обманные приемы. Это давало возможность противнику быстро раскрывать замыслы нашего командования и принимать соответствующие меры противодействия. По мере накопления опыта эти недостатки устранялись. Для введения противника в заблуждение стало практиковаться осуществление разнообразных мероприятий.
Например, во время битвы под Москвой приказов командующего Западного фронта от 1 ноября 1941 г. войскам предписывалось создать ложный передний край на удалении от истинного в 1-1,5 км, оборудовать систему ложных огневых точек, ложные артиллерийские позиции и т.д.
Особенно тщательно планировались мероприятия по достижению внезапности при осуществлении прорыва. «В подготовке всех наступательных операций советских войск», - отмечал Г.К.Жуков, - большое внимание уделялось организации внезапности, которая достигалась тщательной оперативной тактической маскировкой, системой разработок в глубокой тайне оперативной документации и строго ограниченной информации всех инстанций от Ставки до войск включительно. При этом особое внимание уделялось скрытому сосредоточению сил и средств на направлениях главных ударов и демонстрации ложных перегруппировок на участках, где не предполагалось наступление»[123].
Внезапность действий, достигаемая советскими войсками, являлась результатом творческой деятельности командиров и штабов, их высокой боевой активности. Она обеспечивалась хорошим знанием сильных и слабых сторон противника, умением использовать высокие морально-боевые качества личного состава, боевые возможности оружия. Наиболее успешно внезапность достигалась теми генералами и офицерами, которые изыскивали такие способы ведения боя, которые ставили противника в тупик, были неожиданными, ошеломляющими для него. Вот один из таких примеров, описанный генералом армии С.М.Штеменко «Во время Киевской операции, осенью 1943 года, офицеры штаба 3-й гвардейской танковой армии генерала П.С.Рыбалко предложили, казалось бы, противоестественную вещь; атаковать оборону противника танками не днем, а ночью, да еще с зажженными фарами и с включенными сиренами. Все в этом предложении, казалось бы, противоречило уставам. Но на самом деле оно соответствовало духу уставного требования об инициативе и отсутствии шаблона. Офицеры опирались на точное знание обстановки на участке армии и действовали правильно. Атака оказалась успешной»[124].
Боевая практика показала, что условия для достижения внезапности создавались практически во всех видах боя. В наступлении это обеспечивалось скрытным созданием ударных группировок под видом усиления обороны; осуществлением перегруппировок войск только в ночное время; тщательным прикрытием районов сосредоточения войск от наземной и воздушной разведки противника; применением нестереотипных способов построения артиллерийской и авиационной подготовки атаки и перехода в наступление; тщательным осуществлением маскировочных мероприятий, введением противника в заблуждение относительно времени и места нанесения удара; быстрые перенесением боевых усилий в ходе боя с одного направления на другое; стремительностью развития прорыва; форсированием водных преград преимущественно с ходу.
Скрытность и внезапность действий в обороне обеспечивались, прежде всего нешаблонным ее построением; умелым использованием маскирующих свойств местности при выборе переднего края обороны, начертании позиций, полос, оборудовании огневых позиций артиллерии; искусным созданием системы огня и заграждений, устройством засад; применением обманных приемов с целью завлечения противника в огневые мешки; нанесением контратак с неожиданных дня противника направлений.
Как и в первую мировую войну, воюющие стороны стремились достичь внезапности за счет применения новых неизвестных противнику видов оружия. Например, ошеломляющим для немцев было появление на вооружении советских войск реактивных систем артиллерии («Катюш») в июле 1941 г. Вот как описывает первый бой с применением этого оружия А.И.Еременко: «… во второй половине дня непривычный рев реактивных мин потряс воздух. Как кривохвостые кометы, метнулись мины вверх. Частые и мощные разрывы поразили слух и зрение сильным грохотом и ослепительным блеском. Эффект одновременного разрыва 320 мин в течение 10 секунд превзошел все ожидания. Попятились назад и наши солдаты, находившиеся на переднем крае вблизи разрывов»[125].
Новые виды боевой техники применялись советскими войсками в ходе всей войны. Так, до июля 1943 г. противник не знал о наличии у нас противотанковых бомб и их внезапное, массированное применение в Курской битве по танкам было неожиданным для него, что в немалой степени способствовало успешной борьбе с его танковыми группировками.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 208; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!