Так и поехал он в Баку с отвисшей челюстью.

Как правило, правительственный поезд останавливался только в областных центрах, где Леонид Ильич выходил на платформу. Там его встречал какой-нибудь секретарь обкома с соратниками. Это был строгий ритуал. Обнимались, целовались, пожимали руки. Потом генеральный секретарь интересовался: как здоровье, как с удоем молока. Ответы бодрые и жизнерадостные: «Всё хорошо Леонид Ильич!».

Затем променаж по перрону. Впереди шёл Брежнев с секретарём обкома и ещё кто-нибудь из очень приближённых лиц. А остальные строго в соответствии с положением следовали за ним. После разговора о сельском хозяйстве, следовали шутки, смешные истории. Тут особенно ко двору оказывались умельцы анекдотики. И так, взад – вперёд, взад – вперёд по перрону, пока не надоест Леониду Ильичу. Тогда сядет он в вагон, помашет ручкой – и поехали.

Вот и теперь, поздно ночью девятнадцатого сентября 1978 года, поезд Брежнева, следовавший в Баку, остановился на железнодорожной станции Минеральные Воды. Тем, кто там бывал, должно быть знакомо пьянящее чувство ночного воздуха Северного Кавказа и звенящая тишина захолустной станции.

На перроне его уже ждали: Андропов – отдыхавший в соседнем Кисловодске и секретарь обкома партии Горбачёв.

– Ну, как дела Михаил Сергеевич в вашей овечьей империи? – спросил генеральный.

Горбачёв, как положено молодому, подающему надежды секретарю обкома, начал с воодушевлением рассказывать о большой работе по преобразованию грубошёрстного овцеводства в тонкорунное, путём скрещивания маток и получения, таким образом, кавказской, ставропольской и сальской пород, и о снижении норм обязательных поставок продуктов животноводства государству.

Следует заметить, что зануда, в отличие от нормального человека, на вопрос:

– Как дела?

Начинает обстоятельно рассказывать об этих самых делах.

Но вот красноречивая и воодушевлённая речь об овцеводстве завершилась и наступила томительная пауза. Анекдотчики как сквозь землю провалились, а Брежнев молчал.

Стояла тёмная южная ночь. Сентябрьское небо как в планетарии было усыпано яркими звёздами. А по перрону двигались четыре чёрные фигуры: Брежнев, Андропов, Черненко и Горбачёв – один действующий и три будущих генеральных секретаря ЦК КПСС. Сцена прямо для детективного романа. Вот где произошёл тайный сговор о передачи власти в Советском Союзе. Трое в официальных костюмах, при галстуках, и только Черненко не к месту обрядился в тренировочный.

Брежнев явно не расположенный к разговору спросил только у Андропова:

– Ну, как речь?

– Хорошо, хорошо! – Ответил тот. Уже потом, по дороге из Минеральных Вод, Горбачёв спросил у Андропова какое выступление имел ввиду генеральный секретарь. Но Андропов только усмехнулся:

– В последнее время у Леонида Ильича возникли проблемы с речью, так, что не политика, а зубы беспокоят нашего патрона.

Вот в Баку с «речью» на сей раз (в смысле доклада) действительно произошёл конфуз. Брежнев, с трибуны, аккуратно и по мере возможности внятно читал свою речь. Актив в зале умилённо внимал, и вдруг почувствовал, генеральный секретарь читает что-то не то. Остановился, повертел страницы, проверил – так и есть: отсутствует одна страница… А зал уже с интересом смотрел – что будет дальше?

Но Брежнев не растерялся, он просто рассердился. Повернулся к президиуму, позвал начальника охраны генерала Рябенко и велел немедленно сыскать мерзавца Александра-Агентова. А тот уже сам сообразил и бегом с недостающей страницей к шефу.

– Так мир узнал, что Советский Союз отвергает сепаратное соглашение в Кэмп-Девиди.

Выступая в Нью-Йорке на сессии генеральной ассамблеи ООН, Громыко тоже раздраконил кэмп-девидские соглашения. Ближний Восток он назвал пороховой бочкой мира – по аналогии с Балканами накануне Первой мировой войны. И вернувшись в Москву, первое, что он сделал, собрал своих мидовских мудрецов:

– Давайте помозгуем, что делать с этим кемп-девидским соглашением. Нельзя же говорить только НЕТ, – сказал он.

Но каких либо новых идей ни кто не высказывал и Андрей Андреевич сформулировал это так:

– Нам нужно делать всё, чтобы накал неприятия сепаратной сделки между Египтом и Израилем не угасал в арабском мире. В конце концов, и в самом Египте немало людей, недовольных политикой Садата. Два министра иностранных дел подряд ушли в отставку в знак протеста – явление само по себе характерное. Конечно на стороне Садата и сила и армия и силы безопасности. Ему удалось ликвидировать оппозицию, которая могла бы выступить против него. Но всё может случиться в Египте, хотя на чудеса не стоит рассчитывать.

Громыко был прозорлив.

 

***

Американская оппозиция, провернув сговор Израиля с Египтом, выложила все свои козыри на стол. Теперь в карманах у них стало пусто. Разве, что иорданский козырь завалялся. Но в Союзе козыри были посильнее. Это были «отморозки» Асад и Арафат. Про них можно было даже сказать: козырной туз и король. Только сыграть ими надо было во время.

Первый в Москву действительно прилетел Асад. Он резко обрушился на соглашение в Кэмп Девиди назвав его пораженческим и сепаратным. В общем плане буза арабов пошла в нормальном русле и проблем в Москве пока не возникало. Но как сильно за прошедший год сдали советские руководители! Брежнев был не в состоянии оторваться от заранее подготовленной памятки. Косыгин, если и врубался, то не впопад. Громыко, верный своему жизненному кредо – «не высовываться», – больше помалкивал.

А на другом конце земного шара, опять всё в том же Кэмп-Девиди, тезисы намеченные главами трёх стран решались в рабочем порядке. Однако египтяне демонстративно отказывались даже здороваться с израильтянами. В ответ, на что Даян отдал приказ по делегации прекратить встречу с египтянами. В этот момент, совсем некстати – как насмешка – прозвучало присуждение Бегину и Садату Нобелевской премии мира.

- Ничего, кроме ироничной улыбки, у дипломатов оно не вызвало.

Поэтому в декабре 1978 года отдел Ближнего Востока МИДа дважды предложил Громыко взять инициативу в свои руки.

– У них есть Кэмп-Девид, а у нас Завидово. В Кэмп-Девиди поезд по урегулированию зашёл в тупик из-за политической проблемы, и у американцев нет ключей к её решению. Зато они есть у нас, в Москве. Так почему бы нам ни пригласить Бегина и Арафата в Завидово для решения политического вопроса? Это будет, похлещи поездки Садата в Иерусалим. – Рассуждали советские дипломаты.

До конца 50-х годов мало кто знал военно-охотничье хозяйство «Завидово» в полутораста километрах к северу от Москвы. Там в глуши настоящего русского леса, на берегу реки красавицы Волги, стоял неказистый деревянный дом. С несколькими комнатами для заезжих охотников и нелепая каланча для обзора местности.

Всё изменилось, когда маршал Гречко привёз туда Хрущёва поохотиться. Завидовские леса очень понравились Никите Сергеевичу, немного подумав, он велел отобрать их у военных. Была произведена небольшая реконструкция, но с приходом Брежнева Завидово преобразилось кардинальным образом. Когда летом 1971 года туда привезли госсекретаря США Генри Кисенджера, он сказал:

– Мне говорили, что здесь охотничий домик, а это настоящий дворец.

 

***

Пока в Москве собирались что-то предпринять, а в Вашингтоне спасали кэмп-девидские соглашения, обстановка на Ближнем Востоке в корне поменялась. В Ираке началась знаменитая исламская революция. В одночасье режим шаха, считавшийся бастионом американского влияния, дал трещены, а потом рухнул. Исламский фундаментализм грозил перекинуться в другие страны. У Израиля вместо друга появился ещё один заклятый враг, а США следовало как можно скорее искать другие точки опоры в регионе.

На Тегеранском базаре давно говорили, что страна на пороге крупных беспорядков (базар всегда считался барометром страны). Но американские дипломаты черпали свою информацию в высоких респектабельных сферах, где видели то, что хотели видеть: режим шаха незыблем и точка. Только вот базар оказался вернее. Шестнадцатого января 1979 года шах Моххамед реза Пехлеви навсегда покинул страну, а первого февраля в Тегеран торжественно въехал Рухола Мустави аятолла Хомейни.

– Исламская революция началась.

Москва, впервые столкнувшись с исламским фундаментализмом, встала в тупик: что это такое? Однако Громыко не сомневался.

– Фундаментализм – это крайне реакционная религия, – определил он. И как припечатал. – Мракобесие.

Однако в ЦК всё же решили разобраться, что это такое. По сути, все страны Ближнего и даже Дальнего Востока охвачены идеями исламского возрождения. С большим трудом разыскали одного учёного в Баку, который и преподнёс членам ЦК первые уроки по исламу.

Из его лекций эмоциональных и красочных, явствовало, что прообраз «исламского общества» восходит к временам пророка Мохаммеда и имама Али, живших тринадцать с половиной веков назад. Исламское правление готовит правоверных к тому, чтобы жить как братья в единой мусульманской общине. Где богач помогает бедняку и каждый проявляет заботу о соседе. «Не будь угнетателем и не будь угнетённым!». – Вот девиз исламского общества.

– Что же, если поменять Мохаммеда на Маркса, а Али на Энгельса, получится вполне нормальный коммунизм, – пошутил второй секретарь отдела Тарасов.

Вот только пути к обществу исламской справедливости пролегают через внедрение ислама во все поры жизни. К очищению от разлагающегося влияния Запада, к запрету на спиртное, к предписанию носить женщинам чадру.

– И это очень правильно! – горячился учёный из Азербайджана. – представьте себе, вы пришли на вечеринку, а ваша жена стала танцевать с каким-то мужчиной! Вам это конечно не понравится. И Коран запрещает такое поведение.

Отцы-основатели фундаментализма пошли ещё дальше: угроза для истинных мусульман исходит не только от материалистического «Запада», но и от атеистического «Севера», а в борьбе против одной сверх державы, не стоит полагаться на союз и поддержку другой. Америка хуже Англии, Англия хуже Америки, а Россия хуже их обеих. На улицах Тегерана гремели ужасные проклятия в адрес США, Англии и СССР. И всё же главной сатаной считались Штаты.

– Сам фундаментализм, это не только религия, – вещал учёный из Баку, – хотя и обрядовая сторона играет в ней важную роль, а возвращение к древним национальным ценностям, которые обеспечивают миру благополучие и процветание.

Кремлёвские сидельцы уж хотели было приравнять фундаментализм к национально-освободительному движению, но вовремя опомнились. Конечно, это хорошо, когда освобождают других. А если захотят освободить тебя? Ведь это вся Центральная Азия, Кавказ, Татария, Башкирия… Но потом прикинули и решили, что национальная проблема у нас в Союзе решена.

– Хотя тень сомнения осталась.

В Вашингтоне на очень высоком уровне считали, что за спиной у иранских фундаминталистов стоит Советский Союз и, если надо, он не сегодня завтра вмешается в иранские дела. Тем временем Брежнев направил Картеру специальное послание по Ирану, в котором высказывалась «растущая озабоченность» по поводу действий, принимаемых Соединёнными Штатами с целью «оказать влияние на происходящие там события».

– В общем и целом, шизофрения подозрительности вызванная холодной войной.

А события в Иране развивались стремительно и непредсказуемо. Четвёртого ноября 1979 года толпа разбушевавшихся исламских студентов ворвалась на территорию американского посольства в Тегеране и захватила весь персонал в заложники. В Москве с насторожением наблюдали за этими событиями.

– Американцы таких вещей не прощают», – сказал шеф КГБ Юрий Андропов.

Так вновь возникли опасения и боязнь американской агрессии. Поэтому посол Добрынин, встретившись с помощником президента по национальной безопасности Бжезинским, заявил:

– Если США пойдут на какие либо вмешательства в соседнем Иране, то Советский Союз, безусловно, не останется безразличным к этому акту и примет соответствующие меры.

– Какие не уточнялись. (Однако это высказывание следует запомнить, хотя бы до следующей строки).

Восьмого декабря 1979 года в Кремле, в кабинете генерального секретаря состоялось узкое совещание на котором присутствовали Андропов, Устинов и Громыко. Обсуждалась Афганская проблема, а заодно, вскользь коснулись и иранского вопроса. Громыко решил тогда сделать ещё одно серьёзное предупреждение Вашингтону и раздал подготовленный в МИДе проект. Но против такой инициативы, выступил Устинов:

– Не мелочись, Андрей! Пусть американцы стукнут по Ирану. Нам же лучше: ввод наших войск в Афганистан будет выглядеть как естественный шаг – спасём страну от американской агрессии. Ведь туда, где стоят советские войска, американцы сунуться не посмеют!

Андропов тогда поддержал Устинова, добавив, что американская акция по освобождению заложников отвлечёт внимание иранцев от Афганистана и облегчит нам нашу военную операцию.

Однако в середине декабря в Вашингтоне стали догадываться, что клеится в кремлёвской мастерской и нажали на тормоза. Картер не стал вводить войска в Иран, а операцию по освобождению заложников предпринял только в конце апреля 1980 года, но она потерпела полное фиаско. После долгих мытарств заложники были освобождены путём дипломатических переговоров, а печальная память о них надолго заблокировала американо-иранские отношения.

За горькими событиями в Иране как то незаметно проскочил другой переворот. Правда, произошёл он не на шумных иранских улицах, а в соседней стране, в тиши кабинетов багдадского руководства. Стареющий президент Ахмат Хассан Бакр обезглавивший коммунистическую партию Ирака, потерял бразды правления.

Приемник власти Саддам Хуссейн, видя в СССР надёжную опору, стал напрашиваться на приём в Москву для отчёта о проделанной работе по сплочению национального движения. Вначале его не хотели принимать, но так как употреблял он лексикон понятный членам Политбюро, то был принят и вопреки мрачным оценкам Международного отдела, произвёл в Москве благоприятное впечатление: держался ровно, доброжелательно, с достоинством и много рассказывал о грандиозных планах сплотить арабский мир в борьбе против кэмп-девидской сделки. Планы эти пришлись по душе московским старичкам и потому Садам без труда получил солидный контракт на поставку советского оружия.

Теперь на рабочем уровне мнение Москвы сводилось к тому, что кардинальных изменений в политике Ирака не произойдёт и ущерба советским интересам они не нанесут. Но тут как на грех Иран занялся экспортом исламской революции.

– Вода в Персидском заливе замутилась.

В пику Ирана, Ирак стал призывать не к религиозным, а к национальным чувствам арабов, мотивируя тем, что последние всегда страдали под игом персов. Данный призыв очень сильно напоминал политический лозунг Москвы. Похоже, что Саддаму его дали в нагрузку к оружию, во время недавнего московского турне. Ну, а далее лозунги постепенно стали перерастать в залпы орудий. У кого громче бабахнут пушки, тот и прав. И забухали тяжёлые молоты войны от Курдистана до Басры.

Совсем неожиданно Ирак начал тянуть к западной ориентации. Под эту сурдинку[16] стала происходить корректировка лозунга арабского единства, который до сих пор был главным объединяющим стержнем в борьбе против американского империализма. Но в Москве рассудили правильно. Если Саддам станет претендовать на роль защитников Персидского залива, то рано или поздно – а скорее рано, столкнётся с США. Американцы сами претендуют на эту роль и никогда не отдадут её Ираку.

– Терпение «молодые люди».

МИД и КГБ в ирано-иракском конфликте старались сбалансировать «серединную» позицию: победа любой из сторон может привести к нежелательным изменениям в регионе, нежелательным так же и для кремлёвских старичков.

Если станет побеждать Ирак, может произойти военный переворот в Иране, где осталось немало приверженцев шаха. Да и сами Иранские клерикалы [17] обратятся за помощью к США. А это чревато возвращением американцев в Иран и превращения этой страны в форпост Соединённых Штатов на Ближнем Востоке.

Но СССР невыгодна и победа Ирана. Поражение Ирака – это не только потеря союзника, с которым у Советского Союза подписан договор о дружбе. У советских границ появится мощное государство претендующее на роль покровителя мусульман. Его активная северная политика может вызвать взрыв национальных и религиозных противоречий в южных республиках СССР.

С другой стороны данные военные действия не позволят Ирану вмешиваться в дела соседних стран. А у Совдепии такая страна уже была на примете.

– Это был Афганистан.

 

***

Начиная с 1978 года в ближневосточную канву – чем дальше, тем больше – стала вплетаться авантюрная нить афганских событий. Виновником всему была природа. Старожилы говорили, что такой переменчивой весны, как в том году, они не помнят. То жарко припекало солнце, а то вдруг с гор налетал пронизывающий «афганец», затягивая небо свинцовыми тучами. И тогда Кабул надолго накрывала пелена дождя. Ну, как политике было не собезьянничать.

Семнадцатого апреля во время митинга в Кабуле был убит один из руководителей коммунистической Народно – Демократической Партии Афганистана (НДПА). Кто стоял за его гибелью, до сих пор не ясно. Но обстановка в стране сразу накалилась. Похороны состоялись при стечении толп возмущённого народа, выкрикивающего антиправительственные лозунги.

Правительство Мохаммед Дауда пребывало в растерянности. Но, как сообщила военная разведка, посол США Д. Элиот настоятельно советовал принять решительные меры против левых сил и арестовать лидеров НДПА. Дауд, так и поступил. В ночь с двадцать пятого на двадцать шестое апреля были арестованы: Тараки, Амин, Кармаль и четыре других руководителя партии. Однако при этом была допущена роковая оплошность: в течении четырёх часов Амин находился под арестом у себя дома План восстания, хранился в его спальне, в ящике платяного шкафа. Для пущей важности он лишь перепрятал его в матрас на кровати, где спал младший сын. А другого сына послал передать верным людям в армии, условный сигнал к действию. Таким людям не надо было повторять дважды, они хорошо знали, что их ждёт в случае промедления.

По всей стране праздновали победу над злокозненными заговорщиками. Министр обороны приказал устроить праздничные застолья для военнослужащих. В общем расслабились. И тогда к командиру танковой бригады в Кабуле пришёл майор Ватанджар, который, прикинувшись горячим сторонником правительства, попросил выдать его батальону шесть дополнительных комплектов боеприпасов на каждый танк. Так на случай неожиданных беспорядков. Командир благодушно согласился. Но пока приказ шёл вниз по армейским инстанциям, к шестёрке добавилось два нуля – шестьсот комплектов на каждый танк.

На рассвете двадцать седьмого апреля неподалёку от зоопарка собрались заговорщики и разработали план наступления. К восьми часам они возвратились к себе в части и приступили к осуществлению намеченного плана, то есть начать скоординированное действие танков, авиации, пехоты.

– Торпеда была запущена.

Вначале на улицы Кабула вышли танки, они окружили дворец Дауда и открыли огонь. Но взять русским Т-54 – кам хорошо укреплённую крепость было нелегко. Только в полдень, когда по дворцу нанесла удар авиация, начался штурм. Во время его проведения Мохаммед Дауд его семья и все приближённые были расстреляны.

В центр Кабула на танке въехал Амин. Он взобрался на броню и протянул вперёд правую руку, на которой болтались наручники. Толпа взревела от возмущения, а он объявил о свержении «проимпериалистического» режима Дауда. Власть перешла к военному совету, который только через три дня превратился в революционный совет, а Афганистан был провозглашён Демократической республикой, президентом которой стал шестидесяти двух летний поэт Нур Мухаммед Тараки. Вскоре он объявил, что в Афганистане будет построен социализм.

Но в Москве наступила растерянность. Для советского руководства переворот в Афганистане оказался несколько преждевременным. Мало того, первое сообщение о нём поступило не из посольства СССР в Кабуле, а по линии английского агентства Рейтер. Тем не менее, режим Тараки стал наращивать дружественную политику в отношении «Северного соседа». Ну, а о чём можно ещё мечтать в этом неспокойном регионе, где всегда что-то происходит?

Так и доложили Брежневу. Он в детали не вникал, да и не мог уже их понять, а только спрашивал:

– А, что думает Юра?

– А с Михаилом Андреевичем посоветовались?

Ему отвечали, что с Андроповым, Сусловым и Громыко всё согласовано. Генеральный секретарь удовлетворённо кивал приговаривая:

– Ну и ладушки.

Откровенно говоря, в этом плане всё и решилось. И не только на берегах Москвы реки, но и на берегах Потомака[18]. Американцы и мысли не допускали о свержении иранского шаха Пехлеви, а в Москве решительно отвергали возможность переворота в Кабуле. В общем, как заметил один ироничный француз: «Господь Бог создал американцев по образу и подобию русских».

Между тем горькая правда состояла в том, что руководство НДПА рвалось в бой – молодые и горячие начитавшись марксизма-ленинизма непременно хотели совершить социалистическую революцию. Но, здравомыслящие кремлёвские старцы, умудренные опытом и, главное знанием той самой подспудности марксистско-ленинских законов, знавших, куда уведут эти благие намерения молодое государство, строго одёргивали горячие афганские головы:

– Нельзя вам туда ребята. Условия не созрели!

И намекали на «детскую болезнь левизны», что в переводе с партийного языка означает злостный ревизионизм[19] и грозит отлучением от мирового коммунистического движения.

Но деваться-то некуда – ребёнок появился нежданно-негаданно, пусть и недоносок, но все-таки свой. А его уверенное стремление перескочить пропасть в два прыжка, отделяющих средневековье от социализма, вызывало даже родительское умиление:

– Ах, какой резвый! Пусть покажет Западу, что коммунистическая идея не исчерпала своего потенциала.

Вся казусность обстановки состояла в том, что в Афганистане, как и в России, исподволь готовили революцию, а она грянула совсем неожиданно.

 

***

Через два месяца после апрельского переворота в Кабуле появился новый американский посол Адольф Дабс, давний специалист по Советскому Союзу, хорошо говоривший по-русски. Помимо кремлёвской политики «удерживающих действий», новый посол стал рекомендовать руководству страны «позитивный подход», что в перспективе привело к снижению уровня советского влияния в Афганистане.

Ему удалось установить неплохие контакты с афганским руководством. С одним только Амином он встречался наедине целых четырнадцать раз и пришёл к выводу, что это «коммунист-националист», который будет стремиться к большой самостоятельности, но не пойдёт так далеко как Тито или Чаушеско.

– Так и получилось.

Рано утром четырнадцатого февраля 1979 года, аккуратный и пунктуальный посол США Адольф Дабс ехал по улицам шумного и галдящего Кабула. В центре города, его машину остановили четверо афганцев в форме дорожной полиции. Резко открыв дверцу, они наставили на него акэмы и заставили выйти. После чего запихнули посла в стоящий рядом автомобиль и умчались.

Очень скоро террористы объявились в отеле «Кабул». Начав переговоры, бандиты потребовали освобождения одного из лидеров таджикских сепаратистов Бухрутддина Бахеза. В противном случае угрожали убить заложника. Но Амин занял жёсткую позицию, он не слушал, ни террористов, ни американцев, предлагавших продолжить переговоры. Через три часа начался штурм. В результате посол был тяжело ранен и вскоре умер, а похитителей тут же расстреляли.

– Что крылось за этой загадочной историей?

В Москве были твёрдо убеждены, что посол США поддерживал связь с оппозицией в Афганистане, которая готовила государственный переворот. После убийства посла, американцы сократили поставки и своё присутствие в этой крамольной стране. Все попытки Амина восстановить прежние добрые отношения с янки натыкались, мягко говоря, на холодную формальность. Скорее всего, Амин надеялся, что убийство посла вызовет американскую интервенцию Афганистана? Может оно и так, только теперь уже не спросишь.

Обстановка в Афганистане стала напоминать обвал в горах. Солдаты толпами дезертировали из армии. Мятежи катились волнами, то здесь, то там. Страна заполыхала в огне гражданской войны. Бои уже шли в двадцати из двадцати семи провинций.

Разумеется, всё можно списать на происки империализма и приход банд с территории Ирана и Пакистана, как красочно описывала советская пресса. Но следует отдать должное, в руководстве ЦК, иллюзий не существовало. Там видели, что правительство Тараки-Амина поддержки в стране не имеет.

  Генерал КГБ Владимир Александрович Крючков, дважды посетивший в то время Афганистан, писал: «Своими поспешными действиями, негибкостью, грубостью, центральная власть умудрилась открыть сразу несколько фронтов борьбы: с духовенством, торговцами, предпринимателями и землевладельцами. Обострились и международные отношения».

– Всё происходило по сценарию «единственно верного учения».

Халк и парчам – две партии Афганистана, соединившиеся, но так и не слившиеся в Народно Демократическую Партию Афганистана, прониклись здоровым недоверием друг к другу.

– Продажные слуги аристократии! – клеймил парчамистов Тараки.

– Полуграмотные лавочники шовинисты! – отвечал им Бабрак Кармаль.

А Хафизула Амин расхождение между фракциями изобразил так: 

  – Если между лидерами халка и советскими товарищами возникнут разногласия, то халкисты без колебания скажут, что правы советские друзья. А парчамисты скажут наоборот, правда, их – парчамистов.

Впрочем, у тех и у других были свои покровители в Москве. Так, Крючков в КГБ симпатизировал парчаму, а Устинов – халку.

  Что касается Амина, тот был настоящим коммунистом. Он даже кое в чём стремился подражать Сталину, конечно не вдаваясь в характер его политики. Немудрено, что скоро в правительстве остались одни халкисты. Их противники были либо в тюрьме, либо в изгнании, а то и просто расстреляны. Бабраку Кармалю приходилось даже скрываться на квартире у советских друзей. В конце концов, послу Пузанову удалось уладить дело так, что Кармаль оказался в почётной ссылке – послом Афганистана в Чехословакии.

Теперь Амин подбирался к самому Тараки. Революционный поэт не чувствовал пока беды, но у советского посольства сомнений не возникало рано или поздно очередь дойдёт и до Тараки. В июне 1979 года Крючков пришёл к выводу, что личность Амина представляет собой реальную угрозу для судьбы афганской революции. Иносказательно это означало – устранить Амина.

Однако советское руководство не согласилось с высокопоставленным чиновником из КГБ. Андропов и Понамарёв заняли твёрдую позицию. Следует вести дело к прекращению междоусобной борьбы в партии. Крючков потом сетовал, что, к сожалению, не все в Москве разделяли его взгляды. Вот именно, что не разделяли, Андропов всё отлично понимал, но имея свои виды на происходящие события, стремился потуже стягивать узлы.

 

***

О последних годах жизни главы Советского государства Леонида Ильича слушать, читать и вспоминать трудно всякому российскому гражданину любящему свою родину. Тут можно только вспоминать слова Верещагина из первого советского боевика:

– За державу обидно…

Эти обиды невольно наносимые дряхлом генсеком своему народу, со временем множились, вызывая раздражение.

Но ближе к делу, на горизонте Вена. Советское посольство расположилось в самом её центре, неподалёку от Шварценбергплац. Широкая лестница вела на второй этаж, где был мраморный зал с камином. Там в 1961 году происходила встреча Хрущёва с Кеннеди, а теперь семнадцатого июня 1979 года, Брежнев принимал Картера. Рядом с генеральным секретарём партии, как верные стражи, сидели Громыко, Устинов, Черненко и Огарков. И не напрасно: главная тема венской встречи – ограничение стратегических вооружений, подписание договора ОСВ-2. Дело серьёзное, а Леонид Ильич был уже совсем плох.

На торжественном спектакле в венской опере, несколько раз засыпал, да с таким непристойным храпом, что приходилось его будить. На переговорах часто врубался невпопад: правда тут всё было под контролем, по каждому вопросу для него была подготовлена особая памятка, напечатанная крупным шрифтом, которую он читал – хрипло, запинаясь и пропуская отдельные слова, а то и целые предложения. Но специально проинструктированные переводчики всё равно переводили, что написано в памятке, а не то, что говорил генеральный секретарь. Если же настырный Картер задавал вопросы, то на них отвечал Громыко или на них срочно готовилась новая памятка, которую он и зачитывал на следующем заседании.

При этом бывали и казусы. В последний момент в одной из памяток с согласия Брежнева вычеркнули целый абзац. Но на переговорах беспечный генеральный секретарь об этом забыл и, когда дошёл до вычеркнутого места громко спросил:

– А это надо читать?

– Не надо, не надо Леонид Ильич! – заверил его покрасневший переводчик.

И всё же на первом заседании Леонид Ильич наповал сразил американского президента, когда заявил:

– Бог не простит нам, если на этой встрече, мы потерпим неудачу.

Картер был несказанно поражён, что генеральный секретарь партии обращается к Всевышнему, что тут же пометил это в своём жёлтом блокноте: не забыть и потом рассказать. Брежнев заметил это и нахмурился.

Картера Леонид Ильич не любил. Он казался ему мелочным и расчетливым педантом, который хочет его широкую русскую натуру запутать в мелочах и обвести вокруг пальца. Как рассказывал Алексанров-Агентов, Брежнев неоднократно жаловался, что Картер ему пишет длинные, занудные письма, полные каких-то странных деталей. Ему объясняли, что президент США пишет такие письма всем ведущим лидерам мира, это его стиль: хочет сам приложить руку к решению кризисных проблем.

– Ну да, – ещё больше сердился Брежнев, – в этих письмах он говорит мне всякие любезности, а потом едет в какой-либо университет на своём «Диком Западе» и там начинает меня ругать почём зря. Допускает такие грубости, что не могу больше терпеть! Он что – думает, я не знаю, какую гадость про меня он там говорит? Со мной можно так поступать? Да что он себе вообще воображает!

В советском посольстве, когда обсуждалась глобальная проблема, Картер сказал:

– Мне очень жаль, что региональная разрядка распространилась и на другие области, где между США И Советским Союзом существуют разные подходы. В некоторых из этих мировых районах, мы имеем жизненно важные интересы. И Советский Союз должен признать эти интересы. Один из таких регионов – регион Персидского залива и Аравийский полуостров. Сдержанность необходима и вашей стране, чтобы не нарушать интересы нашей национальной безопасности. У вас есть много проблем в Ираке и Афганистане, но США не вмешивается во внутренние дела этих стран. Мы ожидаем, что Советский Союз будет вести себя аналогичным образом.

Как видно Картера не оставляли в покое «жизненные интересы его страны» типа того, как: «Ну почему наша нефть залегает под их песком?».

Брежнев же не то, что не был готов к такой постановке вопроса, он просто терялся от столь наглой бесцеремонности. И ни какого заготовленного ответа написанного на бумаге у него не было. Беспомощно посмотрел он на Громыко: министр с непроницаемым видом глядел прямо перед собой. Ещё бы! То, что говорил американский президент, очень напоминало предложение о разделе сфер влияния. Не видя поддержки, Брежнев не к месту пробормотал:

– Сам услышал об афганских событиях только по радио; Советский Союз надеется, что США присоединится к нему для прекращения атак на нынешний режим в Кабуле.

На этом собственно разговор «в огороде бузина, а в Киеве дядька» и кончился. Все разошлись, а Брежнев собираясь с силами, что бы встать, как бы про себя сказал раздумчиво:

– А этот Картер мужик вроде бы ничего. Только больно скучный. И с разоружением у него ничего не получится – не дадут ему это сделать. В этом месте Леонид Ильич как в воду глядел.

На церемонии подписания договора ОСВ-2 оба лидера удивили своё окружение. Громыко, стоявший сзади Устинова тихо спросил:

– Как думаешь Дмитрий Фёдорович, расцелуются они или нет?

– Не уверен, – заметил Устинов.

– К великому неудовольствию своих близких окружений, Картер и Брежнев расцеловались.

  Больше разговор о положении в Азии, не поднимался, и мудрецы ЦК решили: на предложение Картера в Вене никак не реагировать, но внимательно следить за развитием обстановки в неуправляемых странах: Иране, Афганистане и Пакистане. Центральная Азия всё больше становилась опорой США.

 

***

Лето 1979 года Кабул жил ожиданиями перемен. Перемены прямо таки витали в воздухе, то в шепоте слухов, то в грохоте автоматных очередей. Ну, очереди это понятно: молодым и нетерпеливым стрелять хотелось. Вдруг весь этот бедлам[20] выплеснулся наружу. В НДПА стало циркулировать письмо о заговоре против командира апрельской революции Амина. В письме даже стояли подписи четырёх генералов, но товарищ Тараки не собирался принимать должных мер, он за каким-то надом улетел в далёкую Гавану.

На родину Нур Мухаммед вернулся лишь в середине сентября. Первое, что он сделал, это навестил Амина с которым просидел до позднего вечера. О чём они говорили неизвестно. Только ночью опальные министры заявились к Тараки и умоляли его принять меры против Хафизулы Амина, который собирается его убить. Президент грустно слушал, а после сказал:

– Сынки, я всю жизнь оберегал Амина, и всю жизнь меня за это били по рукам. Вот посмотрите, мои руки даже опухли от ударов.

Министры решили, что Тараки одобрил их план. По их замыслу, завтра Амин явится на обед к Тараки и там будет убит. Но здесь не обошлось без предательства. Амин на обед не пошёл, а «банду четырёх» арестовал. Однако на другой день он поехал во дворец и когда поднимался по лестнице был подвергнут обстрелу. Ловкий премьер моментально скатился в низ, вскочил в автомобиль и умчался.

На следующий день было собрано заседание Политбюро. Но Амин уже успел привести войска в боевую готовность. Так здание, где проходил пленум, было окружено, Тараки силой оружия был смещён с президентской должности и сразу взят под стражу. Восьмого октября четверо здоровенных гвардейцев, в тюремной камере, удушили Тараки подушкой.

До сих пор остаётся открытый вопрос: кто организовал покушение на Амина? Сам он утверждал, что это дело рук «банды четырёх» и советского посла, но большинство участников тех событий считают, что заговор против Амина устроил… сам Амин. Зная кремлёвские порядки, он сразу стал домогаться встречи с Брежневым, надеясь, что личное знакомство всё поправит. Но все его официальные обращения зависали в воздухе.

В октябре 1979 года Амин прямо спросил советских генералов:

– Если я напишу Брежневу письмо – отвезёте?

Письмо, опечатанное пятью сургучными печатями, было доставлено к трапу самолёта за пять минут до вылета. В Москве Генерал Горелов передал его маршалу Огаркову. Тот повертел, повертел, секретное послание в руках, да и отправил в КГБ:

– Пусть там решают, что с ним делать.

 В этом письме Амин просил Брежнева о личной встрече.

Генералов привезших государственную почту принял министр обороны Устинов. Они доложили обстановку, подчеркнув, что Амин с уважением относится к Советскому Союзу и следует не забывать о его больших реальных возможностях в руководстве беспокойного южного соседа и стараться использовать их в наших интересах.

После этого трудно сказать, кто был главным инициатором вооружённого «вползания» Советского Союза в Афганистан Устинов, или Андропов. Зато всезнающий помощник генерального секретаря Александр-Агентов считает, что Андропов. С Устиновым не раз обсуждали афганские дела и видимо договорились.

Как раз в эти дни американские военные корабли появились в Персидском заливе. По разным каналам поступила информация, что американцы готовятся к военному вторжению в Иран. И в этот момент – так уж получилось – США игнорируя ОСВ-2 приняли решение о размещении крылатых ракет средней дальности в Европе. Ага, сообразили в Москве, следующий шаг – их размещение в Афганистане, тогда вся территория Советского Союза – и европейская и азиатская её части – будут накрыты злополучными ракетами.

Конечно, это был явный перебор, но ведь стоял самый разгар «Холодной войны»… Да ещё по линии КГБ постоянно шла информация, что Амин ведёт дело к переориентации своей политики на США и Китай. Всплыла версия, что он недавний агент ЦРУ. Вообще преподносилась такая картина, что Амин не сегодня завтра уведёт Афганистан в Американский лагерь.

Роковое решение было принято Политбюро двенадцатого декабря 1979 года. Всё происходило в строгой тайне – никаких протоколов не велось. Пока найден лишь листок бумаги, с краткой записью, сделанный аккуратным подчерком Черненко – чтобы, не дай Бог, даже машинистка не узнала, что замышляется. Более двадцати лет этот документ был архисекретным, никому даже в высшем руководстве он не показывался и хранился в особом сейфе.

При первом взгляде даже не поймёшь, что там написано. К тому же неясная ссылка на продолжение «мероприятия» в отношении «А».

Вот этот документ целиком:

                                                          Совершенно секретно.

                                                            Особая папка.

Председательствовал тов. Л.И. Брежнев.

Присутствовали: Суслов М.А., Гришин В.В., Устинов Д.Ф., Черненко К.У., Андропов Ю.В.,  Громыко А.А., Тихонов Н.А., Пономарёв Б.Н.

                        Постановление ЦК КПСС № 176 / 125

 от12 / XII к положению в «А».

1. Одобрить соображения и мероприятия, изложенные т.т. Андроповым Ю.В., Устиновым Д.Ф., Громыко А.А..

Разрешить им в ходе осуществления этих мероприятий вносить коррективы непринципиального характера.

Вопросы, требующие решения ЦК, своевременно вносить в Политбюро. Осуществление всех этих мероприятий возложить на т.т. Андропова Ю.В., Устинова Д.Ф., Громыко А.А.

2. Поручить т.т. Андропову Ю.В., Устинову Д.Ф., Громыко А.А. информировать Политбюро ЦК о ходе выполнения намеченных мероприятий.

                                                         Секретарь ЦК Л. Брежнев.

№ 997 (1л).

Двадцать восьмого ноября в Кабул прибыл заместитель министра внутренних дел СССР генерал Виктор Папутин, на него была возложена миссия подготовки советской десантной операции по устранению Амина.

Относительно того, как был устранён Амин существует несколько версий: по одной из них, как писал индийский журнал Маскаренхас и американец Хариссон, Папутин и его подручные должны были похитить Амина и вывести в Москву, а из Москвы, доставить Бабрака Кармаля.

По словам любовницы и племянника Амина, советские повара во время банкета в канун Рождества (25 декабря), подмешали в рисовый пудинг, усыпляющего средства. Но один из телохранителей афганского лидера обнаружил, что-то неладное и не притронулся к еде.

При появлении отряда советских десантников во главе с Папутиным, он открыл стрельбу и убил зам министра внутренних дел. Советские десантники открыли ответный огонь и расстреляли Амина вместе со всей его семьёй и прислугой.

Так сорвавшаяся авантюра стала сильно попахивать душком, но военная машина была уже запущена и четыре дивизии вошли в суверенную страну. Непросвещённое население азиатского государства, вначале советскую агрессию приняло радушно. Но из Пакистана, с которым у правительства Кабула был договор о взаимопомощи, тоже двинулись войска (душманы), они и настроили афганское население враждебно. Эта вражда, довольно быстро переросла в партизанскую войну.

Масштабные военные действия, как местное население, так и наёмники не вели, но зато было множество локальных стычек. Теперь уже невозможно было понять, кто партизан, а кто оккупант. Мало того, высокопоставленные должностные лица, имея подпольной поставки оружия в горячие точки планеты (Ангола, Палестина, Лаос, Йемен, Кампучия, Судан, Оман, Гайана и т. д.) решили взять под свой контроль некоторые рейсовые конвои

– Получилось.

– Принесло доход.

– Понравилось.

Интенданты, рангом пониже видя такое безнаказно-продажное отношение к делу интернационального долга, тоже занялись чёрным бизнесом, конечно не в таких больших оптовых партиях, но зато в более доступных местах.

Так, что патронов не жалели с обеих сторон. Последствия были тоже известны: похоронки и цинковые гробы, именуемые как «Груз двести» пошли из Афганистана, обгоняя эшелоны с ранеными и искалеченными.

Затея Андропова стала давать сбой. Тем не менее, он продолжал думать, что два, три года подобных действий по его расчетам должны дать такую встряску стране, что мало кто удержится у власти.

– Про себя Андропов не загадывал, а зря.

Справедливости ради следует отметить, что Брежнев ежедневно звонил Дмитрию Устинову и, употребляя общепринятый фольклорный диалект, спрашивал:

– Когда эта блядская война кончится?

Злясь и краснея, генеральный секретарь кричал в трубку:

  – Дима, ты же мне обещал, что это ненадолго. Там же наши дети!

Под «нашими» подразумевались, разумеется, государственные, ибо ни дети, ни внуки членов Политбюро туда не посылались.

На фоне этого горя особенно контрастно выглядела светская жизнь Кремля. Но и она однажды дала такой сбой, после которого рухнуло всё благополучие Брежневых.

 

***

Началом послужило проведение советским цирком своего праздника. На состоявшееся торжество в конце декабря 1981 года. Галина Брежнева, Наталья Щёлокова и артистка Лариса Пашкова нарядились в свои самые лучшие бриллианты. Однако перещеголяла всех семидесяти летняя укротительница Ирина Бугримова. Бриллианты из её фамильной коллекции были просто фантастически красивы. Многие из них находились на специальном учёте.

Частные коллекции живут долго у своих хозяев, пока не будут выставлены на обозрение. Много шуму в своё время, наделало похищение коллекции драгоценностей знаменитого скрипача Давида Ойстраха. Злоумышленники проникли в его квартиру и беспрепятственно вскрыли домашний сейф, где маэстро хранил свои сокровища.

Дерзким и наглым было ограбление вдовы советского писателя Алексея Толстого, которая унаследовала немалое количество бриллиантов, картин и ценных бумаг. Однажды писательская вдова, дабы блеснуть перед избранной публикой, собираясь на приём в румынское посольство в Москве, рискнула приколоть на платье уникальную по художественному исполнению французскую брошь с огромным, невиданной красоты бриллиантом.

Это её и подвело. Через пару-тройку дней в квартиру, где проживала Толстая с домработницей, позвонили.

– Кто там? – Спросила домработница.

– Из Литературного музея, – ответил приятный мужской голос.

Не заподозрив ничего неладного, пожилая женщина повернула ключ в замке. К её хозяйке часто наведывались люди то из музеев, то из архивов. Но, едва дверь отворилась, в прихожую ворвались трое грабителей в масках. Они связали оторопевших от неожиданности женщин и затолкали их в ванную комнату.

Налётчики действовали явно по наводке.

– Где французская брошь, старые клячи? – угрожающе спросили они.

Пожилые женщины молчали потрясённые наглостью и осведомлённостью грабителей. Тогда «гости» сами, выказав немалую осведомленность, быстро нашли тайник и выгребли все ценности, в том числе и знаменитую брошь, на которую положил глаз кто-то из присутствующих на дипломатическом приёме в румынском посольстве.

Так что выпячивать свои драгоценности даже в узком кругу, даже великосветской публике было довольно рискованно уже в те добрые времена. Вовсе неглупая Бугримова неукоснительно следовала этому мудрому правилу многие годы. Неизвестно из каких побуждений она нарушила эту золотую установку на скромное поведение в приличном обществе, возможно бес фанфаронства попутал или годы подвели. Но, как и в случае с вдовой писателя Толстого, её ослепительное появление на роковом празднике тоже имело грустные последствия.

Проживала Бугримова на Котельнической набережной, в «высотке». Так вот, буквально за день до встречи Нового года, к подъезду её дома подкатила машина из неё вышли трое хорошо одетых мужчин. Они выгрузили, пушистую ёлку и вошли в подъезд. Данный дом относился к числу элитных, поэтому в нём постоянно находился охранник.

– Вы к кому? – заученно спросила дежурная.

– К Бугримовой, – ответили «гости».

Дежурная сказала, что актрисы дома нет, она пока не вернулась.

– Вот и хорошо, тогда мы устроим ей сюрприз. Оставим ёлку у дверей квартиры, пусть гадает от кого…

Прошло около часа, пока дежурная хватилась:

– Гости то ещё не вышли.

Поднявшись на этаж, женщина, следящая за порядком увидела только пушистую ёлку, дверь чёрного хода была открыта а «гостей» след простыл. Оперативная группа приехала моментально. Дождались хозяйку. Осмотрев квартиру, она убедилась, что всё на месте, даже не напачкано, словно никого не было. Бугримова хотела уже объявить тревогу ложной, как вдруг заметила, тайник пуст. Вся её уникальная коллекция бриллиантов исчезла!

Оперативники установили свои посты в аэропортах, и на вокзалах. Так что уже в первых числах января 1982 года они в аэропорту Шереметьево задержали гражданина. В его одежде сыщики нашли три крупных бриллианта из злополучной коллекции.

– Бугримова их признала.

Кстати, сыщики, ведущие предыдущие дела тоже довольно быстро нашли коллекцию «камушков» украденную у Давида Ойстраха, похитители не успели реализовать ни одного ювелирного изделия. Труднее шёл поиск драгоценностей у вдовы Алексея Толстого. Организатор похищения был арестован, когда драгоценности поступили на чёрный рынок, поэтому знаменитая брошь не была найдена.

В случае же с Бугримовой, ни в одной публикации не указывалось, каким образом смогли вычислить человека среди сотен тысяч пассажиров. Подобный прокол вызывает подозрение, и наводит на естественный вопрос: «Грабители, если они такие ловкие, должны были всё это предвидеть, и уж если собрались покидать город, то естественно на собственном транспорте, в крайнем случае, на попутке». Да и покупатель, если таковой найдётся, не станет афишировать столь знаменитые бриллианты.

Тем не менее, следственная группа стала быстро раскручивать дело. Одна из ниточек следствия привела к Борису Буряце. Обыск на его квартире укрепил подозрение следователей. Однако для многих оставалось загадкой, что было обнаружено в уютной квартире на улице Чехова, где проживал подозреваемый ухажёр Буряце. Да и вообще о нём мелькали одни догадки и намёки, вроде того, что он часто бывал на дипломатических приёмах в румынском посольстве. Дружил с семьёй румынского посла, жена которого тоже была цыганкой.

– Ну и что из того? – спросит простосердечный читатель.

– Да то, – ответит бывший советский следователь, – что вдова Алексея Толстого тоже надела свою знаменитую брошь, отправляясь на приём в румынское посольство. (Убойный аргумент).

Допрос артиста интерпретировался аналогично – заметьте, в разных средствах массовой информации – едва ли не под копирку. Вызов в следственное управление КГБ он воспринял спокойно. Мол, Галина Леонидовна всегда выручала его в трудных ситуациях, выручит и сейчас. Однако на этот раз Леонид Ильич болел, на «хозяйстве» был Суслов. К нему дочь генсека обращаться не стала, видимо решила – пусть Борис съездит в Лефортово, узнает, в чём дело, а вмешаться можно в любой момент.

Её дружок надел норковую шубу, натянул норковые сапоги, взял с собой любимую собачку и сел в свой «Мерседес». В таком виде амбициозный и самоуверенный выскочка переступил порог следственного управления КГБ. Если так оно и было, то заметим: опасную игру затеял чванливый Боря, это заведение, до 1967 года, обходил стороной даже сам Андропов. Оно и верно, оттуда Бориса уже не выпустили. После допроса ему сказали, что он арестован, и самодовольный пар из артиста моментально был стравлен.

– Могу ли я позвонить родственникам? – Спросил он у следователей.

– Да конечно, – ответили ему.

И Борис набрал номер не брата Михаила, а Галины Леонидовны. Та от возмущения и рассеянности потеряла дар речи. Она не знала, что страховка существовала только для членов ЦК, ну в некоторых случаях для членов их семей, а безродный артист-цыган никого не интересовал[21]. Допрашивать дочь генсека без разрешения её отца Контора Глубокого Бурения не посмела.

Юрий Владимирович, желая убить разом двух зайцев, поручил расследование «бриллиантового дела» первому заместителю председателя КГБ – Семёну Цвигуну (свояку Брежнева). Попав в безвыходное положение, Семён Кузьмич явился к больному Брежневу, рассказал историю с самоцветами и спросил:

– Что делать?

Леонид Ильич лежал на диване в своём кабинете. Он внимательно всё выслушал и ответил:

    – Если это правда, судить по всем законам.

Сказав это, несчастный отец отвернулся лицом к стенке и тихо заплакал.

Не добившись вразумительного ответа, Цвигун направился к Суслову. Состоявшийся между ними разговор, окончился плачевно для обоих. Цвигун в тот же день покончил жизнь самоубийством, а Суслов умер от инсульта.

Вот тут, в этом месте и начинаются загадки. Некролог, посвящённый генералу Цвигуну, опубликованный в «Правде» двадцать первого января 1982 года не был подписан Брежневым. Так же отсутствовала подпись Кириленко (Суслов, был уже в реанимации). Данный факт настораживал и разогревал непонимание в обществе. Хотя с другой стороны, вполне объяснимо, генсеки никогда не ставили подписи под некрологами, если было известно, что человек добровольно ушёл из жизни. Самоубийц и церковь не отпевает, и на кладбище не хоронят.

С другой стороны, а было ли это самоубийство? По заключению следственной комиссии, Семён Кузьмич Цвигун приехав к себе на дачу, в 16-15, вышел из машины, несколько минут погулял по очищенным дорожкам дачи, поговорил со своим водителем, и попросил у него табельное оружие, дескать, как тот его содержит, стрелял ли из него? (Может быть и глупый вопрос, но поверим). А после отошёл чуть в сторону и пальнул себе в висок.

…Итак, генерал армии, первый заместитель председателя КГБ СССР, просит пистолет у водителя, что бы застрелиться. Что, своего не было? Неужели в то тихое, благословенное время водители генеральских машин разъезжали по дачам с заряженным оружием? А не кажется ли вам, читатель, что самоубийство весьма интимное дело. Обычно самоубийцы уединяются, мало того решаются на этот шаг не одну минуту, часы проходят перед тем как нажать курок. А тут, не побрезговав, из чужого, да ещё казённого пистолета «не повернув головы-качан» – бабах! И дело с концом.

А не проще ли всё это было? Скажем так, получил водитель ЦУ, от неведомого, но влиятельного лица, коротко и ясно. Убрать Кузмича, да побыстрей. Как? Сам думай. Ну, что мог придумать шофёр? Он и думать не стал. Вышел из машины и пальнул своему шефу в висок.

Мало того, в этот же день произошла вторая случайная смерть. От острого нарушения мозгового кровообращения у себя в кабинете порушился Михаил Андреевич Суслов. Ну, как подгадал, сердешный, день в день с Семёном Кузмичём. Крепкий видать разговор был. А может тоже, кому ЦУ дали? Да тот с понятием к «делу» подошёл.

– Вот кому?

– Сие есть тайна великая, её унёс с собой в могилу Андропов.

(Разговор остался в тайне).

Ну, а дальше следует такое, что слабонервных читателей прошу подготовиться. Журналисты Клёпикова и Соловьёв, покинувшие Советский Союз в семидесятых годах выпустили книгу о пятом вожде СССР. Книга, в самом деле, сенсационная. Слухи об участии дочери Брежнева в деле о краденых драгоценностях и о самоубийстве первого заместителя председателя КГБ Семёна Кузьмича Цвигуна авторы относят к жанру умышленной дезинформации, запущенной самим Андроповым. Они полагают, что драгоценности дрессировщицы Ирины Бугримовой были похищены людьми Андропова и им же с политической целью подкинуты друзьям Галины Брежневой. Поэтому тень падает и на неё. Но тут дело неожиданно застопорилось, и объяснить это можно лишь вмешательством сил пока ещё более влиятельных, чем Андропов. Эти силы мог привести в действие Семён Цвигун, которого Брежнев приставил к Андропову в качестве соглядатая.

Цвигун легко догадался о главном направлении удара задуманного его непосредственным шефом и принял контрмеры не столько из благодарности к покровителю, сколько из инстинкта самосохранения, так как знал, что в случае падения Брежнева не продержится и дня.

Однако Андропову отступать было некуда, он пошёл ва-банк и должен был либо всё выиграть, либо всё проиграть. В середине января 1982 года он был ближе к поражению, чем к победе, и, если бы не последовавшие одна за другой смерти Цвигуна и Суслова, его постигла бы незадачливая судьба Шелепина, которому партократы перекрыли путь к власти в самый последний момент.

Такова вкратце неожиданная интерпретация названных выше авторов, которым, один из самых осведомлённых наших кремлеведов полковник-историк Дмитрий Волкогонов дал в своём исследовании весьма лесную оценку.

На то, что отцом «цирковой» операции был Андропов, указывает и сам ход операции. Цвигун приостановил расследование бриллиантовой авантюры почти на месяц. Однако после его смерти и смерти Суслова следствие пошло полным ходом. Оно продолжалось и во времена правления Андропова.

Любопытна точка зрения Клёпиковой и Соловьёва относительно версии о том, что Цвигун покончил жизнь самоубийством из-за запрещения продолжать дело о бриллиантах. Авторы считают: эта версия была запущена КГБ и подхвачена западными корреспондентами в Москве.

Контраргументы: Во-первых, из-за этого не стреляются. Во-вторых, по всей психологической конституции советский чиновник такого ранга и такого возраста – шестьдесят четыре года – менее всего склонен к самоубийству, во всяком случае, с послевоенных лет, подобных случаев в СССР не было. (Исключение – Серов, но тут, прослеживалось явное предательство). В-третьих, даже индивидуально Цвигун не принадлежал к потенциальным самоубийцам: вполне уравновешенный полицейский бюрократ, начавший карьеру ещё в войсках «Смерш», а такие не пасуют.

Но все-таки, почему Брежнев не подписал некролог о кончине Цвигуна? Вопрос конечно интересный. Как сказал Филатов: «А ведь он мужик не глупый, не смотри, что он дурак…»

Дело всё в том, что медэкспертиза дала заключение: «Патологическое разложение тканей головного мозга качественно изменившихся и утративших дифференцировку клеток…» Короче говоря, рак головного мозга. Вот она разгадка. На этой почве и произошло самоубийство.

Может быть и так, но тогда где и когда он мог узнать об этой страшной болезни, где амбулаторная карта? К какому врачу он обращался?

Об этом молчок.

После смерти Суслова идеологом КПСС стал Ю.В. Андропов. Но это мало о чём говорило. Пост генерального секретаря, конечно, показался на его горизонте, но маячил в такой туманной дымке, что оставался, не досягаем. В то же время, Брежнев, как большой мастер многоходовых комбинаций назначил на пост председателя КГБ СССР Виталия Васильевича Федорчука, Леонид Ильич рассчитывал, что это будет большая поддержка первому секретарю Украины Щербицкому, ведь именно его Брежнев желал рекомендовать на ближайшем пленуме ЦК, своим приемником. Но старый генеральный секретарь не знал Андропова, который своё ведомство организовал так, что все руководители КГБ республик подчинялись не первому секретарю, а председателю КГБ. Фактически Федорчук был и оставался в подчинении Юрия Владимировича. Новоявленный идеолог, не дал времени на акклиматизацию Федорчуку и стал торопить его с раскруткой «бриллиантового дела».

Галину Леонидовну несколько раз вызывали на допрос и уже не как свидетеля, а Юрия Чурбанова вообще доставили на Лубянку под принуждением. Тогда Брежнев, вызвал к себе министра внутренних дел Щёлокова и велел ему задержать Андропова сроком на трое суток, в интересах безопасности государства. А там видно будет.

Десятого сентября 1982 года, на задержание шефа КГБ, было направлено три группы спецподразделения «Пантера». Но две группы были обезврежены бойцами команды «Альфа». Только отряд Раковского пробился к элитному дому на Кутузовском проспекте, но и они были остановлены в подъезде. Силы были неравные. В начавшейся перестрелке КГБ, взял верх. В дальнейшем, все участники этой стычки были отправлены в Афганистан, где и погибли. Зам. председателя КГБ Федорчук, жестко и оперативно подавил мятеж. Все зачинщики были взяты под домашний арест с формулировкой: «До выяснения обстоятельств».

Нельзя с сытой уверенностью утверждать достоверность этих сведений, но если, кто располагает другими фактами, их тоже можно поставить под сомнение. Пока известно одно десятого сентября, что-то произошло серьёзное. Именно с этой даты, печать стала преподносить Брежнева как добренького старичка.

 

***

Прошёл почти год и вот однажды Андропов позвонил Леониду Ильичу. Справившись о его здоровье, предложил не являться на заседание Политбюро, дескать, я за вас справлюсь. На этом заседании, он поставил вопрос о переводе Брежнева на пенсию с 19 декабря, так как генсеку должно будет исполниться 76 лет, а здоровье его того… не ахти. При этом, вскользь было упомянуто, что Леонид Ильич, для граждан Советского Союза является символом стабильности, следовательно праздничный парад Седьмого ноября возможно придётся принимать ему. Следом Андропов позвонил Чурбанову и снял домашний арест. Однако своего дела Юрий Владимирович не бросил, он дал ему новое направление.

Аресту стали подвергаться коллеги Юрия Леонидовича Брежнева (из министерства внешней торговли). У всех, при обыске находили крупные суммы денег и драгоценности, происхождение которых хозяева не могли лаконично объяснить. Самого Юрия Брежнева, вывели из состава кандидатов в ЦК КПСС, которым он являлся вместе с сородичем Юрием Чурбановым.

Тем не менее, кремлёвская жизнь не стала преподносить сенсаций и под сурдинку, скромно спустилась на тормозах. Пятого ноября 1982 года в ЦК по инициативе Юрия Владимировича состоялось незапланированное заседание Политбюро. Присутствовали не все, пять, или шесть человек, среди них глава четвёртого управления Министерства Здравоохранения («кремлёвки») Евгений Иванович Чазов. Не было Константина Устиновича Черненко – ему в этот день не здоровилось и он отдыхал у себя на даче.

Обсуждался один вопрос: может ли глава государства присутствовать на трибуне Мавзолея, на торжествах, Седьмого ноября. Академик Чазов доложил, что здоровье Леонида Ильича сейчас стабильно. С другой стороны, синоптики предсказывают в праздничный день ухудшение погоды. Возможен мороз до десяти градусов с сильным ветром, а на всех пожилых людей такие колебания природных явлений действует непредсказуемо:

– Словом, некоторые мои коллеги, – сказал Евгений Иванович, – склоняются к домашнему режиму – в тепле, уходе, без сильных эмоциональных нагрузок.

И тогда Юрий Владимирович Андропов произнёс пламенную речь. Возможно, мы не будем достоверны, но цель её была чётко означена.

– Товарищи, – Юрий Владимирович поднялся и обвёл всех присутствующих пристальным, внимательным взглядом. – Жизнь главы государства, его здоровье бесценны. Но есть ещё интересы государства, престиж Советского Союза, заботы о стабильности в нашем обществе и во всём мире. Отсутствие вождя народа на трибуне Седьмого ноября, в шестьдесят пятую годовщину нашей великой революции, может быть превратно воспринято нашими людьми, более того – вызовет панику. К сожалению, следует отметить, что не раз уже появлялись слухи о его кончине.

– Которые ты и твои опричники распространяют, – успел подумать Андрей Андреевич Громыко. Впрочем, подумалось ему без всяких чувств и эмоций.

Все молчали, потупив взоры, а в голосе Андропова звучали пафос и страсть:

– Леонид Ильич в этот торжественный день просто обязан принимать военный парад и приветствовать ликующий народ.

Андропов повернувшись к Чазову, продолжал: 

– Как вы Евгений Иванович утверждаете здоровье Леонида Ильича стабильно. Остаётся уберечь его от мороза на трибуне Мавзолея. Так неужели мы этого не можем сделать? Тёплая одежда, его любимый горячий чай, наконец, если надо соответствующее лекарство, стимулирующее тонус организма. Всего на два – три часа. А после праздника, мы сделаем всё, что бы товарищ Брежнев как больше времени уделил своему здоровью и отдыху. И мы уже работаем в этом направлении.

  – Да уж видно, работа началась, – так же без эмоций подумал Громыко.

А Андропов продолжал лицемерить:

– Собрание наше не протокольное, но всё же давайте проголосуем. Кто за моё предложение прошу поднять руки.

– И Юрий Владимирович первым поднял руку. Вторым её поднял Чазов.

 

***

Синоптики не ошиблись в своих прогнозах: Седьмое ноября 1982 года, с раннего утра, сильно похолодало – до восьми градусов ниже нуля. Задул резкий скверный ветер, небо над Москвой нависло тяжёлой чёрно-серой массой: иногда начинал идти снег и порывы ледяного ветра несли его по пустынной Красной площади. Было без десяти минут десять. Военная техника, шеренги курсантов, ряды сухопутных войск замерли на Манежной площади и прилегающих улицах. А над трибунами гостей стоял тихий гул ожидания.

Брежнев, поддерживаемый телохранителями, трудно и тяжело поднимался на трибуну Мавзолея, останавливаясь на каждом переходе, ему нечем было дышать, не хватало воздуха. Одет он был тепло – зимнее пальто, под пиджаком тёплый свитер, кожаные на меху ботинки, ондатровая шапка. Но всё равно, холод давал себя знать. От ударов в лицо порывистого ветра перехватывало дыхание, щёки деревенели. Он слышал, как за его спиной, тоже с трудом карабкались его коллеги.

Но вот Куранты ударили и он оказался на трибуне. Телохранители отступили назад, дав ему произвести несколько самостоятельных шагов. Он не оступился! Дошёл! Всё… На своём месте. Дальнейшее дело было привычным: команды, гимн, краткие речи, грохот и бензиновый чад военной техники. Но,.. годы… годы… Скорее по многолетней привычке, по инерции, он пытался отдать честь, но рука еле-еле поднялась до уровня плеча и замерла. А на площади началось торжество: гул, грохот чад. Генеральный секретарь уже мало, что соображал. Лицо одеревенело и всё происходящее виделось ему в красном тумане, то приближаясь, то удаляясь. По щекам текли слёзы, застывая в глубоких морщинах. Однако уйти было нельзя, неудобно, престиж государства… народ не поймёт. Надо стоять, стоять…

Теперь по Красной площади шли колонны ликующих демонстрантов, неся знамёна, транспаранты, портреты.

– Народ меня любит, – с горечью за свою немощь думал он, – и я люблю свой народ. Зашевелились безжизненные непослушные губы – генсек говорил пламенную речь. Но стоявшие рядом соратники слышали только невнятный редкий шёпот похожий на бред.

Так прошёл час, второй. Он уже не понимал, где он, что с ним происходит. О чём он думал тогда, Седьмого ноября 1982 года стоя на трибуне Мавзолея? Кто может сказать? Вполне возможно его мысли были о самом житейском: как соорудить лифт, чтобы подниматься на трибуну Мавзолея, а ещё не плохо бы построить и тёплый буфет. Возможно, что генеральный секретарь правящей партии подводил итоги своему восемнадцатилетнему правлению и удивлялся: как это ему удалось столько времени удержаться на самом верху? Не свергли, не убили, не отправили в позорную отставку. Знал ли Леонид Ильич ответ на этот вопрос? Тоже вряд ли. А всё это возможно было просто, совсем просто… Он никогда лично не управлял страной – и нисколько не страдал от этого. Символ власти – звание, ордена, право первой подписи (подскажут товарищи: подпиши – подпишет; шепнут не подписывай – не подпишет да ещё чёрные брови насупит, кулаком по столу стукнет, покажет характер). Ритуал приёмов, праздников, встречи с первыми лицами других государств. Протокольные церемонии – всё это ему было дороже самой власти.

И такой лидер государства вполне устраивал «единомышленников», стоявших за его спиной и варивших свою политическую похлёбку. Другое дело, что каждый варил её на свой политический вкус:

– Да ну и ладно, варите, хрен с вами! Только меня не трогайте! Зато вон, до каких лет дожил!

Действительно… Политический долгожитель. В той самой Америке, будь она неладная, сменилось аж четыре президента. Это товарищ Брежнев знал точно. А если в Российскую историю заглянуть? А что её трогать, пусть референты и советники доклады о ней пишут, другое дело фильмы посмотреть, про войну, или про колхоз.

Что правда, то правда, книг Леонид Ильич как и его предшественник не читал. Что же, давайте за него в российскую историю заглянем. Интересные знаете ли обстоятельства там обнаруживаются. Дожил кто-нибудь до возраста Дорогого Леонида Ильича из верховных правителей России? Представьте себе ни кто.

Последний русский император Николай II расстрелян большевиками в пятидесяти летнем возрасте. Иван Грозный, Пётр I и «основатель первого в мире государства рабочих и крестьян» Владимир Ильич Ленин покинули сей мир, когда каждому из них было по пятьдесят три года. Николая I приняла земля в возрасте пятидесяти девяти лет. Александра II великого царя-реформатора нигилисты грохнули бомбой за полтора месяца до его шестидесятилетия. Екатерина II умерла, когда ей было шестьдесят семь. Из советских руководителей, только отец всех народов дотянул до семидесяти трёх лет – тут наверно традиция кавказского долголетия. Правда, остался Керенский Александр Фёдорович, тот действительно долгожитель в 89 лет отправился в лучший мир. Но правил не долго, да и умер в Америке.

Даже соратников по борьбе, с которыми в 1964 году Брежнев спихнул Хрущёва, он пережил – один он сейчас в Политбюро из той «славной» плеяды.

– Один, совсем один, – шептал одеревеневшими губами Леонид Ильич, чувствуя, что холод проникает во всё его больное тело.

– Никого… и опять его водянистые гаснущие глаза наполнились слёзами. Но он имел ввиду не тех бывших подвижников (которых сам и разогнал), а совсем другое – то, что сейчас происходило вокруг него. Наверное, инстинкт самосохранения в человеке и в живом – умирает последним.

Вдруг совсем рядом раздался голос:

– Леонид Ильич, всё. Пора…

  Он очнулся, вышел из состояния полусна, через полуобморок. Понял: народ, демонстрация прошли, пустеет трибуна Мавзалея.

– Леонид Ильич, – спрашивал рядом тот же голос, – как вы? Праздничный приём… – Никаких приёмов, – еле двигая языком, сказал он, – в Завидово… Охота… Хочу в Завидово.

 

***

Через два часа он вышел из машины у своего охотничьего домика в знаменитом заповеднике, который занимал огромную территорию Московской и Тверской областей. Неухоженные леса без всяких асфальтовых дорог; транспорт – только лошади, летом к местам охоты на телеге, зимой – на санях; разливы московского моря, камышовые заросли, болота, малые речушки, зверья и дичи – несметно. Это охотничье хозяйство для венценосных особ находящихся на бюджете министерства обороны при Брежневе достигло своего расцвета. Охотничьи домики, естественно со всеми удобствами, с непременными банями и саунами (кому что нравится) своё подсобное хозяйство: лошади, коровы, овцы, рыбопитомник и питомник норок, разведение уток и куропаток, псовый двор. «Коллектив» – более пятидесяти человек, основа которого егеря. Ну и конечно бытовая обслуга: повара, официантки, банщики, медики, рабочие подсобных хозяйств. И охрана, спец батальон в котором более двухсот человек.

Но мы забыли о нашем герое, а следует отметить одну важную деталь. Если и была у Леонида Ильича всепоглощающая страсть, которая восстанавливала его силы, улучшала его самочувствие, повышала жизненный тонус – то это охота. Он был не только страстным охотником, но без всякой «туфты», подставок, он был великолепным стрелком, конечно, до тех пор, пока его не стали покидать физические силы. На даче в Заречье был целый арсенал охотничьих ружей – и те, которые он приобрёл сам, и те – их было большинство, которые ему дарили главы государств или государственные лица, рангом пониже, рассчитывая таким образом разрешить свои проблемы.

Леонид Ильич наивно предполагал, что для его ближайших соратников нет большей радости, чем оказаться с ним на охоте в Завидове; он часто приглашал кого-нибудь из кремлёвских старцев поехать с ним, чтобы «на зорьке, часа эдак в три двинуть на уток». Старцы вздыхали, кряхтели, принимали лекарства и… ехали.

Однажды получил приглашение пожаловать на охоту Михаил Андреевич Суслов и, человек сугубо кабинетный, теоретик, ни разу не державший в руках ружья, не посмел отказаться, приехал. Вышел из машины в своих знаменитых калошах и, вдохнув свежий воздух – резкий, предутренний, сказал:

– Сыро.

И, отказавшись зайти в охотничий домик гостеприимного хозяина, сел в машину и уехал домой, в махровый уют.

Был и другой аналогичный случай. Вернее случай с аналогичным героем при подобных обстоятельствах. Но скорее всего можно сказать так: был или не был, неизвестно, но слухи ходили. Словом хотите – верьте, хотите – нет. Будто бы однажды пригласил Леонид Ильич Юрия Владимировича на охоту в Завидово:

– Поехали, Юра – или Юрий Владимирович, если ему в ту пору ещё не «тыкал», – поехали, завтра уток постреляем.

Председатель КГБ отвёл взгляд и ответил:

– Спасибо Леонид Ильич, но вынужден отказаться. Не охотник. Не люблю, даже не переношу крови. И вообще, убивать птицу, зверей… Лишать их жизни… Нет!

И будто после этого разговора глава государства так обиделся на шефа КГБ, что не разговаривал с ним полгода.

В настоящее время Леонид Ильич уже давно не стрелял, но на любую охоту в Завидово приезжал при первой возможности. Теперь на вышке, если «брали кабана», или в лодке, когда «били уток», он был болельщиком. Стреляли егеря иногда телохранители. Но его всё равно охватывал охотничий азарт: переживал, чаще билось сердце, молодел, казалось, возвращались силы.

Так было и на этот раз. После обеда попарился в баньке, поспал пару часов, совершил небольшую прогулку, жадно дышал терпким воздухом русского леса в позднюю осеннюю пору. Чувствовал себя хорошо, радостно, организм свой ощущал здоровым:

– Ещё поживу!

В пять часов отправились к месту охоты. В начале восьмого вечера уже были в глубоком лесу, на охотничьей вышке, – он, егерь и телохранитель. Ружья были с оптическими прицелами и приборами ночного видения. Повезло: уже через два часа к подкормке вышло кабанье стадо – впереди молодняк, подсвинки за ними самки и замыкали стадо три матёрых кабана. Одного из них и взял егерь первым точным выстрелом.

Раскатилось эхо по тёмным лесным чащобам, стремительно разбежалось кабанье стадо, только треск стоял вокруг вышки., постепенно затихая.

– Попал! Попал! – в каком-то неистовстве кричал Леонид Ильич.

– Это мы с вами вместе, – подобострастно сказал егерь.

Вернулись. Скромно поужинали. Разговоры – только про удачную охоту. Спать Леонид Ильич лёг поздно, сказал:

– Утром не будите. Отоспаться надо.

Заснул сразу, без всякого снотворного, и спал крепко до девяти утра.

В Москву отправились после обеда. Чувствовал себя хорошо, бодро. Мысли были о работе:

– Много ли накопилось бумаг за праздники? Завтра узнаю.

 

***

Накануне ноябрьских праздников Брежнев по телефону устроил Чазову допрос о состоянии здоровья Андропова. Пообещал после праздников к этой теме вернуться. Юрий Владимирович узнав о телефонном разговоре Брежнева с Чазовым, сильно всполошился. Он знал, что на конец ноября планировался Пленум ЦК. На нём ожидались важные кадровые перестановки. В Орготделе узкая группа лиц уже занималась подготовкой положения о «Председателе партии». В кулуарах уже стали поговаривать, что этот статус обретёт Брежнев, генсеком же станет кто-то другой. Утром девятого ноября Брежнев выехал из Завидово в Кремль на работу.

Перед выездом от него в приёмную передали: к 12-00 пригласить Андропова. Встреча состоялась, но после Юрия Владимировича в приёмную зашёл Черненко. О чём там говорилось доподлинно не известно, но исходя из общей ситуации можно с высокой степенью вероятности утверждать, что Андропову было сказано о принятом решении – рекомендовать на пост генерального Щербицкого. Андропову, как второму секретарю заняться подготовкой Пленума.

В середине дня Леонид Ильич ушёл обедать, а вернувшись как всегда, прилёг на тахту ненадолго соснуть. Рабочий день, можно было сказать кончился. Поднявшись с дивана генеральный полистал кое-какие бумаги. Попозже вызвал в кабинет телохранителя. Развлёкся с ним небольшим разговором (ни о чём) и собравшись с его помощью уехал в Заречье. Телохранитель Владимир Тимофеевич Медведев прекрасно знал, что генеральный не любил свою квартиру на Кутузовском проспекте – «начинку в пироге»: сверху Андропов, внизу Щёлоков.

Скорая езда до Заречья – дорога уже расчищена, «зелёная волна» включена: десять – пятнадцать минут и приехали. Леониду Ильичу помогли раздеться и он, подойдя к окну, открыл занавеску. В это время Медведев опрометью кинулся вниз. Там у оперативного дежурного ждали его звонка – охрана, телохранители, постоянно находящиеся с Брежневым уже чувствовали, что дни его сочтены, и каждый молил своего Бога:

– Только бы не в мою смену…

А Брежнев в это время смотрел на облетевший сад, слабо освещенный фонарями. Чувствовал ли он тогда, что этот его взгляд – последний? Да нет, вряд ли ему в голову приходили такие мысли. Так постояв две-три минуты, он прошёл в гостиную, где уже сидела Виктория Петровна. Пригласили к ужину Медведева. На ужин был подан творог и чай. Отдельно, чуть в сторонке, на тарелочке лежал хлеб и несколько кусочков варёной колбасы. «Это Володя я попросил, чтобы тебе принесли», – сказал хозяин. (У Брежнева уже много лет была строжайшая диета – велась интенсивная борьба с весом. При росте в 178 сантиметров, он весил 92 килограмма).

Ужин проходил в молчании.

– Тяжело глотать, – вдруг сказал Леонид Ильич.

– Может быть, – сказал Медведев, – творог плохо размят?

Но вдруг беспокойство забралось в его душу, он предложил вызвать врача.

– Нет, не надо, – сказал Брежнев и, выйдя из-за стола, поднялся наверх в спальню.

Утром прибыл сменщик, Владимир Сабачникв. Медведев, как всегда сдал ему смену и стал собираться домой.

– Слушай, – попросил сменщик, – что-то мне… Пойдём вместе, разбудим. А потом пойдёшь.

Медведев открыл дверь спальни. Окна были занавешены.

– Открой шторы, – тихо попросил Владимир Тимофеевич.

От звука раздвигающихся штор, он обычно просыпался. Но на этот раз Леонид Ильич не пошевелился. Он лежал в какой-то неудобной позе. Подушка была сбита к спинке кровати, а подбородок упёрся в грудь.

– Леонид Ильич, просыпайтесь, пора вставать, – сказал Сабачников.

Но ответа не последовало. Медведев потряс старого человека за плечё и вкрадчиво сказал сменщику:

– Володь… Леонид Ильич готов…

– Как готов? – не понял тот.

– Умер, – почему-то прошептал Медведев. И следом закричал, – Беги за телефоном! Сам знаешь, кому звонить! И коменданта скорее зови!

Через несколько минут прибежал комендант Заречья Олег Сторонов. Теперь они были втроём и пытались вернуть к жизни угасшего генерального секретаря партии. Тормошили, хлопали по щекам, Медведев дышал ему через марлю в рот. Потом положили на пол и стали делать искусственное дыхание. За этим занятием их и застал Юрий Владимирович Андропов, возникший в комнате внезапно и так скоро после случившегося.

– Как? – Голос его сорвался. – Что тут?

– Да вот, – сказал Медведев. – По-моему он умер.

Прибыли реаниматоры с самой современной техникой, но чудес не бывает.

– Прекратите, – чётко сказал Евгений Иванович Чазов, – он мёртв.

После этих слов, покойного завернули в простыню и положили на кровать.

Владимир Тимофеевич с горечью и тоской, граничащей с чувством прозрения, смотрел на покойного и думал:

– Вот он, был человек, который одним росчерком пера, одним словом или кивком решал судьбы миллионов людей, от его воли во многом зависели судьбы мира. И что же?.. он стал теперь простым смертным, как все мы. Всё на нашей земле суета сует перед лицом смерти и вечности. И моя жизнь оборвалась этим утром. Ещё вечером рядом с ним я уже чувствовал напряжение: я ещё был при нём, исполнял свои обязанности, а теперь?..

– Тело отвезли в морг Кунцевской больницы. Вправо от ворот  № 2.

Вскрытие установило «…ишемическая болезнь сердца с нарушением ритма, рубцовыми изменениями миокарда после перенесённых инфарктов. Между 8 и 9 часами десятого ноября произошла внезапная остановка сердца».

 

***

Смерть Брежнева не стала общенародной трагедией. Как с равнодушным злорадством отреагировали на смещение Хрущёва, так с вялым любопытством наблюдали по телевизору пышные похороны его приемника. В последние минуты траурной церемонии, гроб с телом генсека, вырвался из рук работяг, раньше времени «принявших на грудь по двести грамм», и ударился о дно могилы, вырытой у стен Кремля между мавзолеем и могилой Сталина. И мало чьё сердце содрогнулось от жалости к покойнику. Больше зубоскалили.

– «Экий Ильич оказался тяжёлый!».

– «Икры много ел».

Прогремел прощальный салют, разошлись приглашённые члены правительства, родные и близкие, все расселись по чёрным машинам, отправились на поминки. Поминали водкой, икрой, крабами, дорогими конфетами. Жуя, произносились тосты, выражали сочувствие. Много было сказано хвалебных слов в адрес ушедшего из жизни – политической, экономической, административной – генерального секретаря.

– Не забыли упомянуть излюбленный коммунистический диагноз: «Сгорел на работе».

…После кончины Брежнева на его доме (№ 26 по Кутузовскому проспекту) установили скромную мемориальную доску с его барельефом. Вполне уместно, ибо в этом доме он проживал с семьёй с октября 1952 года. У доски постоянно лежали свежие букетики цветов, они обновлялись постоянно, не успевая засохнуть. И это были не официальные венки от делегаций, коммунистических или других партий, нет, они непосредственно выражали народную память о покойном генсеке.

И вот, доска исчезла! Вначале многие грешили на власти, ревнующие к памяти Леонида Ильича, но вскоре выяснилось, что доску просто-напросто, украли. Да, украли и сдали, видимо на металлолом. За десять баксов, а их пропили. В стене старого дома остались только чёрные дырки. Но эти несчастные шрамы вовсе не являлись выражением народной памяти по Брежневу. Это был всего на всего образ нашей нынешней страны, разорённой и униженной за два последних десятилетия.

 

 

 

          Мать Брежнева

       Наталья Денисовна

 

 

Отец Брежнева

Илья Яковлевич Брежнев

 

 

 

            Чета Брежневых  

 

 

 

       Дети Брежневых

 

 

    Бригадный комиссар

      Леонид Брежнев

 

 

Брежнев и Тамара Левченко

 

 

 

        Парад победы

 

 

Галина Брежнева

 

 

 

        Евгений Милаев

Первый муж Галины Брежневой

 

 

 

Первый секретарь МГК

Егорычев Пётр Григорьевич

 

 

Шелест Первый секретарь КП Украины 

 

 

       Премьер министр

Косыгин Алексей Николаевич

 

Председатель ВС СССР

 Николай Викторович Подгорный

 

 

 

Маршал Жуков Г. К.

 

 

Председатель Гостелерадио

Месяцев Николай Николаевич

 

 

Брежнев и Нина Коровякова

 

 

       Ричард Никсон

 

 

          Майя Плисецкая

 

 

    Президент Франции

Валери Жискар д’Эстен

 

 

 

Галина Леонидовна

 

 

 

        Михаил Суслов

 

 

 

Королева Англии Елизавета

 

 

   Чурбанов и Брежнева

 

 

 

  Брежнев с внучкой                                

 

 

    Брежнев на охоте

 

 

      Андропов Юрий Владимирович

      Генеральный секретарь ЦК КПСС

      (1982 – 1984).

             Родился 15. 06. 1914 года

             Умер 09. 02.1984 года.

             После смерти Юрия Владимировича Андропова на старом здании КГБ, где он работал пятнадцать лет, возле парадного подъезда появилась памятная доска. Более семи лет эта надпись напоминала прохожим о суровых годах пережитых страной.

На следующий день после провала августовского путча 1991 года со здания КГБ на Лубянской площади памятную доску сняли. Её убрали заодно с памятником Дзержинскому. Это был показной жест избавления от ненавистной полицейщины, от тайной власти которую олицетворяла госбезопасность.

Когда же председателем Совета министров был назначен бывший подчинённый нашего литературного героя Владимир Владимирович Путин, памятная доска вернулась на своё место. В 1999 году отмечалось восьмидесятипятилетие Андропова, Путин возложил венок к упомянутой памятной доске.

Такие поступки на государственном уровне продолжают поддерживать споры среди населения страны о личности Андропова. И точки зрения не только простых людей, но и интеллигенции, представителей научного мира, работников культуры и власть имущих персон, практически несовместимы. Мнения колеблются от безудержного восхищения, до полного неприятия и отвращения.

Кинорежиссер Андрей Кончаловский, сняв о нём фильм, в газетном интервью восторженно говорил:

– Та роль, которую сыграл Андропов в КГБ, совсем иная, чем её трактуют многие современные историки. Теперь я знаю, что вся перестройка началась в КГБ. Мы просто себе это не представляем. При Андропове КГБ сыграл огромную позитивную роль в государстве.

Противоположного мнения придерживается Анатолий Черняев, бывший помощник Горбачёва:

– Ничего выдающегося он не сделал и не предложил, кроме борьбы за дисциплину и большой критики в газетах. Нелепо считать Андропова реформатором. Он лишь хотел исправить систему с помощью организационно-административных мер. Дело безнадёжное. Просто всем хотелось, чтобы Андропов стал человеком, который спасёт Россию.

 

***

Некоторые обстоятельства появления на свет Юрия Владимировича Андропова, как и многие данные о жизни его родителей, в определённой степени так и остались не выясненными, что породило множество слухов и легенд.

Юрий Андропов писал в анкетах, что родился 15 июня 1914 года. На станции Нагутской Ставропольской губернии. Ныне это село Солно-Дмитриевское Андроповского района. Там и сейчас на вокзале стоит бюст Юрия Владимировича. Это сильный аргумент и вопросов в глубинах сознания он не поселяет. Люди – помнят, люди – знают. Зато с датой рождения следовало бы кое-что уточнить. Сомнения вызывает тот факт, что ближайший помощник шефа КГБ Владимир Крючков как-то высказался:

– В реальности Юрий Андропов родился годом позже. Юрий Владимирович приписал себе год, чтобы его приняли в техникум, где платили стипендию.

Отца Юра не помнил. Тот умер от сыпного тифа, когда мальчику не исполнилось и года. По одним источникам его отец Владимир Константинович, был железнодорожным телеграфистом, по другим – мастером, по третьим коммерческим ревизором на станции Беслан, той самой, что много позже стала местом действий одной из самых страшных трагедий второй чеченской войны.

  Мать Юры, оставшись вдовой, перебралась к своему отцу Карлу Файнштейну (по другим источникам Флекейнштейну). Возможно, что дед Юры, имел определённый достаток и даже, мог позволить себе пригласить няню для ребёнка – тётю Анастасию Васильевну Журжалину.

Впрочем, есть версия с правом на существование, что мать Юры Андропова была по рождению русской, но как-то была подкинута к дверям дома купца Карла Файнштейна. Добрый еврей вырастил девочку и удочерил её, дав ребёнку свою фамилию и отчество. Так появилась Евгения Карловна Файнштейн.

В этом месте позволим себе несколько задержаться на еврейском вопросе в генеалогической ветви Андропова. Тема происхождения Андропова и его национальности присутствует в книге Сергея Семанова «Семь тайн генсека с Лубянки» и в пятисотстраничном томе «Андропов», а так же в труде Роя Медведева под интригующим названием «Неизвестный Андропов». Оба автора (первый – разоблачитель Юрия Владимировича, второй – апологет) тоже касаются этой темы.

Семанов пишет излишне подробно, хотя и иносказательно. Сюжет его книги, без затей сводится к одной истине: Андропов – еврей. И отсюда все беды, которые он принёс Советскому Союзу и, прежде всего России. Прочтя его книги, становится ясно, что господин Семанов антисемит, причём антисемит махровый.

Что с этим поделаешь? У каждой пташки свои замашки. Более интересен другой факт: данная ориентация писателя была известна ещё с советских времён, и в этом плане были у писателя большие неприятности. Хотя кара с самого верха Лубянки не последовала. Может быть, не последовала потому, что могло выглядеть как сведение счётов шефа КГБ с «кукольным сочинителем». Однако после экивоков Семанова Андропов оправдывается, но оправдывается как-то копеечно неуклюже, мол, я не еврей.

Интернационалист Рой Медведев в обсуждаемом вопросе лаконичен: «…молодые люди двадцатых – тридцатых годов, как и лидеры страны и партии, мало думали о своих близких и дальних национальных корнях, тем более на Северном Кавказе. На первом месте в Советском государстве стоял социальный статус, у Юрия Андропова он был безупречен».

Прочтя эти строки, некоторые откровенно практичные люди скажут:

– Да что мы вокруг, да около. Давайте-ка напрямую и не надо прибегать к непроверенным сведениям, использовать слухи, ссылаясь на безымянные источники, или упираться рогами в «социальный статус». Достаточно поработать в архивах Петрозаводска, куда, очевидно, после распада Советского Союза и распада КГБ на несколько дочерних структур, попала часть архива Юрия Владимировича, начиная с его появления на свет и до 1950 года.

Что ж логично, только интересно, этот архив в глаза кто-нибудь видел? Да даже если бы он и существовал, более того даже тот факт, что отец Андропова не Владимир Либерман (Шварц, Шапиро, Мордыхай и т. п.) а, как писал сам Андропов, из Донских казаков (что вполне возможно и соответствует истине) – он еврей. Потому как национальность у народа, обретшего родину, Землю обетованную, в Палестине, определяется по матери. «Но ведь она подкидыш?!» – только что сказали мы. Да подкидыш в еврейскую семью купца Файнштейна. И тут следует подчеркнуть одно тяжкое обстоятельство: все эти пресловуто – злополучные события происходили в казачьем крае (Ставропольское казачество). А наше казачество, где бы оно ни обитало, на Дону, на Кавказе, на Украине, в Оренбуржье, в Даурии – всегда, с прискорбием следует заметить, отличалось махровым, или даже тупо-свирепым антисемитизмом. И даже наше время, увы, об этом свидетельствует.

Или молодая, а может быть юная еврейская женщина из бедной местнической семьи, которую судьба вынудила подкинуть своё дитя, дабы спасти, или ребёнок – «плод несчастной любви». Он останется жив, если попадёт в богатый дом, к «своим».

Конечно же, должен быть сопроводительный документ, в крайнем случае: расписка, свидетельство, или реальные свидетели того, что ребёнок не украден, или не приобретён другим разбойным способом. И если документ имел русско-православную метрику, то казачий округ никак не мог позволить передать православного ребёнка на воспитание в еврейскую семью.

Почти по Киплингу, а жизнь преподносит всякие варианты. Поэтому не будем скатываться на позиции отмороженных националистов, такой подход к делу, знаете ли, далеко может увести. Лучше последуем традициям повествования и займёмся жизнеописанием нашего героя.

Итак, Юра Андропов в самом раннем возрасте лишился родителя. Мать же его была ещё молодой женщиной и прожив некоторое время с отцом, или отчимом (кому как нравится) вышла замуж за помощника машиниста Виктора Александровича Фёдорова. Они перебрались в Моздок. (Этот город тоже часто упоминался в газетах из-за событий на Кавказе). Евгения Карловна по профессии была музыкальным работником, поэтому она устроилась в школу преподавателем музыки. Отчим сменил свою трудовую ориентацию и в фабрично-заводской семилетке стал местным подросткам преподавать слесарное дело. Туда же пристроил и пасынка. Всё это описано в большом очерке, подготовленном ярославскими чекистами. («Верой и правдой ФСБ Страницы истории» Ярославль 2001).

Когда Юрию Андропову было четырнадцать лет, умерла и мать. С тех пор в анкетах он писал «сирота». С отчимом жить не захотел. Убежал из дома. Два месяца странствовал по Северному Кавказу, пока чекисты из транспортного отдела ОГПУ не вернули его домой. Хотел или нет четырнадцатилетний подросток, но фабрично-заводскую семилетку, где преподавал его отчим, ему пришлось закончить.

После окончания школы, молодой выпускник устроился на станционный телеграф. Работа показалась нудной и однообразной. Поговорил со знакомыми ребятами из комсомола и с их помощью получил приятную должность ученика и помощника кинематографа в клубе железнодорожников.

Андропов сразу оценил, как полезно идти по комсомольской линии и став приверженцем данной точки зрения, он быстро сориентировался во многих жизненных вопросах. Однажды ему попалась газетная статья, где производился набор в Рыбинский техникум водного транспорта. Юноша заинтересовался перспективой и получил рекомендацию Моздокского райкома комсомола, в апреле 1932 года поехал учиться. После в автобиографии он честно указал, что в Рыбинск попал по незнанию географии – думал последний гораздо ближе к Северному Кавказу.

Помощи сироте ждать было не от кого, поэтому сразу на имя директора техникума написал заявление: «Прошу обеспечить меня общежитием и стипендией, так как средств к дальнейшему существованию я не имею». Ему помогли. Дали и общежитие, и стипендию в размере сто шесть рублей.

Судя по получаемым оценкам, Юрий Владимирович в учебном заведении считался посредственным учеником, ничем не выделяющимся из общего ряда. Середнячком он выглядел и в повседневной жизни, но уже тогда стала появляться одна характерная наклонность. Тяга к общественной и политической работе. В силу своих пристрастий, он стал секретарём комсомольской организации техникума. Очень верится, что секретарём он был неплохим, только мнения историков в этом месте расходятся.

По одним источникам Андропов окончил техникум в 1936 году, по другим, он был освобождённым секретарём комитета комсомола. Так что образовательного бума тридцатых годов, когда молодежь всей страны села за парты, Юра, подобно «Отцу всех народов» – Сталину, или пастушку из Калиновки Хрущёву, остался без образования. Зато впоследствии, вроде как внося поправку в области мизерности своего образования, член Политбюро Андропов любил преподносить себя с легендарно-марксистской стороны и при каждом удобном случае он именовался волжским матросом, намекая на своё рабочее прошлое.

Об этом «прошлом», с умилением, и в романтическом ключе рассказал на телеэкране (2003 г.) Алексей Пиманов в своём фильме «Андропов. Коридоры власти». Режиссер разыграл целую легенду. На пароходе наш герой встретил своего первого наставника. Это был боцман. Очевидно, уже пожилой, в тельняшке, загорелый, может быть с усами и с трубкой во рту. Эдакий волжский речной волк.

– Жизнь Юра, как мокрая палуба, – учил он молодого Андропова, – и что бы на ней не поскользнуться, передвигайся не спеша. И обязательно выбирай место, куда поставить ногу….

Что же… боцманскому отеческому наставлению Юрий Владимирович следовал всю свою жизнь.

А дальнейшая его карьера сложилась так: из комсомола в партию, из партии в КГБ. Достоинства такого жизненного пути очевидны: точное знание государственных механизмов, тайных пружин управления страной, умение приводить в действие рычаги власти. Но и изъян выглядел солидно: полное отсутствие экономических познаний, некомпетентность в промышленном, сельском хозяйстве, незнание финансовой системы, недостаток практической работы.

 

***

Женился Юрий Владимирович в 1935 году, ещё в Рыбинске. Его избранницей стала выпускница того же техникума Нина Ивановна Енгалычёва – дочь управляющего отделом госбанка. Девушка училась на электротехническом отделении и была капитаном сборной техникума по волейболу. Рассказывали, что познакомились они на дружеской вечеринке. Стройная и темноглазая, она произвела сильное впечатление на молодого Андропова.

Кто бы мог подумать, что Юрий Владимирович был способен на сильные чувства. Нина по распределению деканата получила направление в Ленинград, но он добился её возвращения, вернул в Рыбинск, и они поженились. В те годы молодые испытывали сильные чувства друг к другу, данный факт подтверждает фотография, сделанная первого марта 1936 года. На обратной стороне карточки, Андропов собственноручно написал: «Если вам когда-нибудь будет скучно, если вы хоть на минуту почувствуете себя несчастной, то взгляните на эту фотографию и вспомните, что в мире существует два счастливых существа. Счастье заразительно оно вместе с воздухом проникает к вам в душу, и оно мгновенно может сделать то, что не в состоянии сделать годы».

В этом же 1936 году у счастливых супругов родилась дочка Женя, а в 1940 году, уже в Ярославле сын Володя.

Но всё по порядку. В июне 1937 года в Ярославль приехал член Политбюро и нарком путей сообщения Лазарь Моисеевич Каганович. По поручению Сталина нарком участвовал в работе областной партийной конференции. С трибуны в зал он понёс пламенную речь, в которой призвал немедленно выявлять и разоблачать врагов народа. В конце своего выступления он подал наглядный пример, как это следует делать. Прямо на конференции Каганович объявил врагом народа второго секретаря Ярославского обкома партии Ивана Андреевича Нефёдова, который был тут же арестован.

«Хорошее» начало было положено. Приемник Нефёдова продержался лишь до осени и пошёл проторенной дорожкой, но ещё летом с должности слетел первый секретарь обкома Антон Романович Вайнов. Ему на смену из Москвы прислали Николая Зимина. Зимин продержался несколько месяцев, но успел внести свой «вклад» в политическое дело репрессий доверенной ему области. Он нажал на чекистов, требуя от них немедленного раскрытия заговоров. Чекисты откликнулись. Моментально был раскрыт комплот[22] правых эсеров, а так же монархистов и уголовных элементов. Руководили которыми: Ершов, Заржитский, Желтов и прочие товарищи вредители. За один месяц в Ярославской области провели четыре процесса. Двадцать шесть человек приговорили к расстрелу.

Массовые репрессии не обошли и комсомол. Ещё в марте 1937 года первый секретарь обкома ВЛКСМ Борис Павлов призвал комсомольцев выкорчевать из своих рядов банду вредителей, шпионов, диверсантов и убийц. Он, конечно же, не предполагал, что скоро сам станет соучастником этой «братии». А с ним за компанию пройдёт группа троцкистов во главе с Татьяной Васильевой.

Совсем недавно, на областной конференции, она сидела в президиуме, и зал рукоплескал её пылким речам, тоже обличающих врагов Советской Власти. И вдруг, такой поворот дела – стенка…

 

***

Теперь в качестве «лирического отступления расставим маленькие точки над «i».

– Зачем?

---

Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 212; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!